18

Когда она снова открыла глаза, рядом, улыбаясь, сидела Линдсей.

– Хорошо поспала?

Она приподнялась. Платье насквозь промокло от пота. Во рту пересохло.

– Не паникуй. Ты, конечно же, успела добраться до самого края света, но пока не свалилась.

– Который час?

– Половина седьмого. Мне понадобилось больше времени, чем я рассчитывала.

Оказывается, она проспала два часа.

– Мне снился кошмар.

– Ясно. Все еще не по себе. Кофе?

Джульетта кивнула и, бросив взгляд на свое платье, спросила:

– Можно мне принять душ?

– Конечно. Все ушли. Так что у тебя есть выбор.

Линдсей встала, ненадолго скрылась в своей комнате и вернулась с полотенцами в руках, еще она принесла неглаженые, но чистые шорты и футболку. Молча положила все это Джульетте на колени и пошла на кухню.

Джульетта приняла холодный душ. От полотенца пахло сигаретами, как и от принесенной одежды, но ее собственное платье насквозь промокло. Преодолев себя, она надела вещи Линдсей. Потом шампунем выстирала платье, расправила на найденных в предбаннике плечиках и вынесла в сад. На солнце высохнет молниеносно. Оказывается, и от жары бывает польза.

Линдсей сидела за столом в кухне, высоко закинув ноги, и обмахивалась руками. Она подвинула Джульетте сахарницу. Чашка кофе с молоком уже стояла на столе.

– Хорошо, что ты поспала. Сегодня ночью мы гуляем допоздна.

– Вот как?

– Ты ведь хочешь увидеть Дамиана, прежде чем улетишь домой?

Джульетта подняла глаза и после небольшой паузы сказала:

– Сегодня я ходила на урок к Нифес.

Линдсей подняла брови:

– И обошлось без фингала?

– Она страшно вульгарна. Конечно, меня она просто терпеть не может. Но такого мне еще слышать не приходилось.

Она рассказала, как прошло занятие и как Нифес в конце истерически кричала на лестнице.

– Похоже, Дамиан – приемыш и, как считает Нифес, крыша у него съехала именно из-за этого. В общем, все ужасно.

У Линдсей вытянулось лицо. Рот приоткрылся. Она тихо выругалась:

– Черт.

– Хм-м, можно и так сказать.

Линдсей смотрела на нее, качая головой. Иногда поведение новой подруги пугало Джульетту. Вот и сейчас канадка вдруг потерла лицо ладонями и, вздохнув, сказала:

– Что ж, мужества тебе не занимать, это ясно. Так почему же ты решила сдаться? Именно сейчас? Сегодня вечером Дамиан скорее всего появится в «Сандерленде». Я поговорила с людьми, которые хорошо его знают.

– «Сандерленд»? Что это?

– Клуб. Один из самых старых в городе. Настоящее ископаемое. Он довольно далеко от центра. Обычно туда ходят по субботам. Но сегодня у Нестора день рождения. У Нестора дель Кампо. Ему за восемьдесят. Дамиан очень трогательно к нему относится. Когда он еще только начинал, делал самые первые шаги в танго, то несколько месяцев сидел в «Сандерленде», наблюдая, как танцует Нестор. Старик проникся к нему симпатией и время от времени рассказывал свои истории. Он просто ходячая энциклопедия танго. Если Дамиан в Буэнос-Айресе, он обязательно туда придет.

Джульетта растерянно смотрела прямо перед собой. Она перестала понимать, как должна поступить. Мысль, что, возможно, она все-таки увидит его, наполнила ее тоской и страхом одновременно. Неделю назад она нашла в своей квартире отца, привязанного к стулу. Девять дней назад они с Дамианом виделись в последний раз. Всего девять дней? А ей кажется, это было в какой-то другой жизни. Берлин. Оперный театр. Поездка в Веймар. Теперь это выглядит невероятным. Внезапно ей захотелось все рассказать Линдсей и таким образом скинуть с себя этот груз. В конце концов, канадка разбирается в тайных кодах. Может, и в людях что-нибудь понимает? Но Джульетта подавила это желание. Зачем? Завтра приезжает отец. Она найдет его, выслушает и вместе с ним улетит домой. Может, он сумеет все объяснить? Конечно, сумеет. У него для всего на свете есть объяснения. Взгляд ее упал на пачку исписанных листов.

– Ты разгадала тайну Дамиана, правда? – спросила она. Линдсей собрала листочки и протянула их Джульетте.

– До утра пыхтела, пытаясь отыскать ключ. Ничего подобного мне видеть не приходилось. Но сомнений нет. Оказывается, того, что называют собственным стилем, у него нет. Он танцует шифровками.

– Конечно, шифровками. Это я тебе и говорила. В Берлине он показывал мне, как это делает. Но я не понимаю, что там у тебя получилось.

Линдсей нашла листок с таблицей.

– У меня есть несколько записей его танго. А именно – восемь. Они покрывают промежуток в несколько лет: с девяносто пятого по девяносто восьмой. То, что мы с тобой видели вчера, встречается только до девяносто шестого года. Я просмотрела три или четыре записи после девяносто шестого года и убедилась, что вчерашний способ расшифровки в них не работает: получается полная бессмыслица. Он поменял код. И я даже догадываюсь почему.

– Неужели?

– Думаю, ему захотелось писать не слова, а целые фразы. А начальными буквами фигур это невозможно. Танец становится слишком длинным.

– И потом, некоторые комбинации, наверное, просто невозможно воплотить в танце, – предположила Джульетта.

– Очень может быть. Во всяком случае, он переходит к использованию позиций. Перескакивает через те или иные из них и таким образом строит алфавит.

– Что за позиции?

– В танго восемь основных неизменных позиций. Скелет, на котором строятся все фигуры и к которому в обязательном порядке возвращаются более сложные движения. Многие танцоры запоминают сложные фигуры, раскладывая их по позициям.

– С трудом представляю, – сказала Джульетта.

– Ну конечно. Ты же не знаешь шагов. Но его система работает. И именно таким образом. Не знаю уж почему, только Дамиан стремится вербализовать танец. Поначалу он пытался писать слова, используя начальные буквы фигур. Потом возможности такого кода показались ему недостаточными, и он создал настоящий алфавит, основанный на номерах основных позиций.

– Откуда ты знаешь?

– Система работает. На самом деле все просто. Прежде всего нужно было придумать, как воплощать значимые части слов. Ведь в языке, в любом, не все элементы важны одинаково.

– Не понимаю.

– Как в лингвистике. Когда в Африку приехали первые миссионеры и захотели выучить язык аборигенов, они действовали так же. У них ведь не было ни разговорников, ни словарей, они понятия не имели о грамматике и не могли прибегать к помощи других языков. Оставалось только провести анализ фонем. Универсальный метод. Работает всегда. Вот, смотри. Что это? – Линдсей взяла листок бумаги и написала слово.

– Hat 131, – сказала Джульетта.

– Точно. То, что люди носят на голове. А теперь? – Она написала еще одно слово.

– Haat.

– Ага. А теперь?

– Haaat.

– Что приходит тебе в голову, когда ты слышишь такое вот «Haaaat»?

– Что человек плохо говорит по-английски или выкрикивает на базаре: «Шляпы! Покупайте шляпы!»

– Точно. Но ты все же по-прежнему считаешь, что речь идет о шляпе, правда?

– Да. Ну и что?

– Несмотря на то что мы удлинили гласный звук до предела, смысл слова остался неизменным. Просто теперь слово звучит так, словно его произносит приезжий из Северной Каролины. Но стоит нам заменить этот гласный другим, как тут же получится новое слово. Читай.

– Hot 132, – прочитала Джульетта и невольно прыснула. Рассуждения Линдсей показались ей вдруг очень забавными.

Та строго на нее посмотрела.

– Посерьезней, пожалуйста. Что же получается? Тройное «ааа» ничего не меняет, а вот замена «а» на «о» полностью изменяет смысл слова. И даже часть речи. Существительное превращается в прилагательное. Значит, первое правило мы с тобой вывели: растяжение гласного звука в английском языке не изменяет фонему. В других языках все может быть иначе. В китайском, например, замена «L» на «R» ничего не меняет. В каждом языке свои правила. Но именно правила такого рода принципиальны для тех, кто стремится понять, как устроен язык. Первым делом нужно отделить значимые изменения от незначимых.

Джульетте стало вдруг стыдно за свой смех. То, что рассказывала Линдсей, было интересно. Только вот какое отношение это имеет к Дамиану и его танго?

– Прости, звучит как китайская грамота.

– На самом деле все просто. Дамиан использует в танце какие-то странные шаги. Это знают все. Но ведь и Эктор танцует фигуры, которые не танцует никто, кроме него. И другие танцоры имеют свой танцевальный стиль. Однако это все-таки лишь разные диалекты одного языка. Разные стили. А вот у Дамиана – собственный язык.

Джульетта с восхищением смотрела на Линдсей. Неординарная женщина. Сложные теории объясняет словно какой-нибудь кулинарный рецепт. Подперев рукой подбородок, она обратилась в слух.

– Если проследить за переходами и повторами в его танце, все становится ясно. Оказывается, они встречаются только у него. Очень необычно. Именно они помогли мне разгадать, как работает его код.

– То есть некоторые движения имеют «фонемное» значение, и ты поняла какие, так? – подытожила Джульетта.

– Именно. Прежде всего какие не имеют. Кстати, понадобилось довольно много времени, чтобы это понять, зато потом все было просто. В свой язык танго Дамиан встроил алфавит. Как на картинах Арчимбольдо 133. Невозможно понять, то ли перед тобой фрукт или овощ, то ли человеческое лицо. Типичный обман зрения. Так вот, танго Дамиана – такой же обман зрения. Рассмотрим пример. Видишь последовательность чисел: двадцать один—два—двадцать пять—два—шестнадцать—двадцать восемь—тринадцать—двадцать шесть—два? Здесь зашифровано слово «paraluisa».

– С чего ты взяла? – удивилась Джульетта. – Я пробовала. Не выходит.

– Нет, все сходится, – сказала Линдсей. – Нужно только помнить, что не все позиции в танце возможны, и невозможные исключить. Тогда все сходится. Возьмем, например, букву «а». Это первая буква алфавита. Но у Дамиана ее обозначает цифра «два». И это логично. «Один» протанцевать невозможно. Позиция «один» статична – пришлось бы стоять на месте. И он кодирует букву «а» двойкой: из первой позиции переходит в третью, пропуская вторую. Так не делают. Из первой позиции не переходят сразу к третьей. А он делает. Почему? Потому что разность между ними составляет двойку. И это дает букву «а». Отсюда легко выстраивается вся цепочка. «b» – вторая буква алфавита. Но у него двойка уже отдана под букву «а», приходится обозначать «b» тройкой, «с» – четверкой и так далее. При этом выпадают еще некоторые комбинации. Позиций всего восемь. И уже для девятой буквы так или иначе придется выдумывать что-то еще. Я долго ломала голову. Самое простое решение здесь, в третьем столбце. И если расшифровывать в соответствии с этими правилами, получается «paraluisa».

– И что это значит? – удивленно спросила Джульетта.

– Para Luisa. Для Луизы. Луизе. Понятия не имею. Похоже на посвящение какой-то женщине или девушке. Может, у него есть сестра?

– У Дамиана нет сестер.

– Значит, женщине, которая что-то значила для него в девяносто седьмом году.

– Ну и к чему это все? – Джульетта разнервничалась. С яростью отбросила листки и встала из-за стола. – Завтра я улетаю. Больше меня это не интересует.

Линдсей смотрела на нее с сочувствием. Потом пододвинула свои бумажки, склонилась над столом и несколько раз обвела еще одну последовательность цифр.

– Осень девяносто восьмого года, – сказала она. – Он танцевал в Культурном центре.

Джульетта помимо воли бросила взгляд на листок и прочитала фразу, написанную под цифрами: «Nosoyalsina».

– Не понимаю!

Линдсей расставила косые черточки, – теперь там стояло: «no/soy/alsina».

– И что? Что это значит?

– Именно то, что тебе сегодня рассказала Нифес: «Я не Альсина».

– Кого это интересует…

Однако вопрос застрял у нее в горле. Линдсей откинулась на спинку стула, вытащила из сумки новую пачку сигарет. Поставив локти на стол и подперев ладонями голову, Джульетта смотрела на листок.

– Но если… то есть… Зачем делать тайну… это же не порок… Приемных детей на свете не так уж мало, и вообще…

Линдсей затянулась и молча следила за струей выпускаемого дыма.

– Много, – отозвалась она. – Больше, чем мы думаем.

19

Женщина ждала ее в полумраке гостиничного холла, сидя в кресле. Когда Джульетта вошла, она бесшумно встала.

– Мисс Баттин?

Джульетта испуганно остановилась.

– Sorry… – пробормотала она.

Женщина на несколько шагов приблизилась к ней.

– Мария Альсина, – представилась она. – Nice to meet you 134.

Джульетта покраснела. Что, черт возьми, происходит? Зачем она пришла? Интересно, давно она тут торчит?

– Простите, если напугала вас. Я не нарочно.

Она стояла и с любопытством рассматривала Джульетту. Та не знала, как себя вести. Пригласить к себе? Отправиться к ней? Протянуть руку? Нет, пусть сперва объяснит цель визита!

Неловкая пауза длилась несколько секунд. Может, мать такая же сумасшедшая, как ее сын? Но ведь, как установила Джульетта, он вовсе не ее сын. В чертах лица этой женщины она не увидела никаких следов сходства с Дамианом. Дама напоминала итальянку. Когда-то она была красивой. Теперь красивой ее не назовешь. Строгий вид – слишком уж высок лоб, над которым аккуратно разложены на прямой пробор прилизанные черные волосы. От карих глаз сеточкой разбегаются морщинки, под ними наметились мешки. Красивый нос и аккуратно накрашенные губы, казалось, принадлежат еще другому времени, но и они не могут скрыть следов преждевременного старения, выдаваемого глазами. Слегка обвисшие щеки и выступающие вперед скулы лишь усиливают впечатление. Да еще массивные золотые украшения, которые ей совершенно не идут. К светлой коже и иссиня-черным волосам гораздо больше подошли бы изящные изделия из серебра, автоматически отметила Джульетта. С чего вдруг эта мысль вообще пришла ей в голову? Самым неуместным оставался, однако, сам факт ее присутствия здесь, в гостинице.

– Вы, конечно, удивлены, что я разыскиваю вас, – начала было дама, перекладывая сумочку из одной руки в другую. – Вам это кажется странным, правда?

– Вам позвонил господин Ортман? – растерянно спросила Джульетта, чтобы вообще хоть что-нибудь сказать.

Дама опустила глаза, потом снова взглянула на нее.

– Постараюсь быть краткой. Вы для меня – первая весточка от сына за последние шесть лет…

Джульетта хотела заговорить, и госпожа Альсина замолчала на полуслове. Потом попыталась продолжить, но слова, похоже, застряли в горле. Беспомощно озираясь по сторонам, она, очевидно, прекрасно осознавала всю неловкость ситуации, становившуюся от этого лишь очевидней. Похоже, Дамиана окружают одни сумасшедшие!

Поняв, что Джульетта не собирается возражать, госпожа Альсина наконец заговорила вновь:

– …И вот я решила воспользоваться ситуацией… Чтобы не рисковать. Ведь следующий случай может представиться еще через несколько лет… И осмелилась разыскать вас прямо сейчас, пока вы не уехали. Вы, конечно, не обязаны со мной говорить. Мне было трудно найти вас… Пусть мой поступок поможет вам понять всю степень моего отчаяния.

– …Нет-нет… я совсем не… то есть я, конечно, удивлена, но…

Так и не закончив фразу, Джульетта подошла к ней и пожала руку.

– Я бы сама вам позвонила. Мне передали записку. Давайте поговорим… Попозже… Вечером или завтра?

«Отсрочка! – подумала она. – Вот что мне нужно».

– Моя машина внизу. Можем прямо сейчас пойти куда-нибудь перекусить, если у вас есть время…

Если у нее есть время? Конечно, время у нее есть. Но почему так торопится госпожа Альсина? Зачем такая спешка? Джульетта посмотрела на часы. Хотя и так знала, что сейчас половина восьмого вечера. С Линдсей они встречаются только в двенадцать. Вечеринка в танго-клубе, как обычно, не начнется раньше полуночи. Ей нужно подумать. Проанализировать ситуацию, которая все заметнее выходит из-под контроля. Хотя в чем, собственно, состоит ситуация?

– Хорошо, – сказала Джульетта. – Мне только нужно немного привести себя в порядок.

– Спасибо. Жду вас внизу, в машине.

Дама исчезла в дверном проеме. Джульетта подбежала к окну в конце коридора и выглянула на улицу. Прежде чем из дверей вышла госпожа Альсина, к подъезду подкатил серебристый лимузин. Шофер в форме вылез из машины и распахнул заднюю дверцу. Дама скрылась внутри. Водитель вернулся на свое место и включил фары.

Джульетта быстро прошла в комнату и сняла еще влажное платье. Немного подумав, выбрала джинсы и футболку. Потом подвела глаза, нанесла на скулы немного румян. Хотя больше всего ей хотелось натянуть маску.

В машине было холодно: Джульетта почти сразу продрогла.

Госпожа Альсина заметила ее гусиную кожу и что-то сказала водителю. Потом повернулась к ней:

– Тут недалеко. Спасибо, что пришли.

Через пять минут машина остановилась возле небольшого парка. Они вышли, пешком миновали несколько ресторанов, расположенных по его краю. Народу было немного, но дама, очевидно, непременно хотела найти уединенный столик.

– Эта часть города называется Ла-Реколета, – сказала она. – Вы уже бывали здесь?

– Нет, к сожалению. Красивое место.

– Удалось посмотреть город?

Что ответить? Она ничего не видела, но ей ведь и не хотелось.

– Нет, – честно призналась она, тут же вновь прибегнув к своей маленькой лжи: – Я здесь по делу.

Официант принес меню. Сама мысль о еде вызвала у Джульетты тошноту. И пусть последствия этой поездки для ее карьеры окажутся сколь угодно катастрофическими, но одно она знает точно: здесь она не прибавит ни грамма. Наоборот. Пока что ей угрожает другая крайность. Украдкой бросив взгляд на свою спутницу, словно это могло прояснить причины столь странной встречи, Джульетта прочла у нее на лице только усталость и покорность судьбе. При дневном свете, помимо морщин, она заметила пигментные пятна, просвечивавшие сквозь аккуратно наложенный грим.

– Мне только томатный сок, – сказала Джульетта. Дама кивнула, заказала томатный сок для нее, а себе – апельсиновый и вернула официанту меню. Зазвонил мобильный. Госпожа Альсина разговаривала недолго, ограничившись несколькими бесцветными «да» и «нет». Потом убрала телефон в сумку и неожиданно заговорила. Поначалу она смотрела куда-то в стол, лишь постепенно поднимая глаза, пока наконец не поймала взгляд Джульетты.

– Дамиан не родной наш сын. Ему было пятнадцать, когда он узнал, что мы, я и мой муж, не настоящие его родители. Он сирота. Его нашли в сентябре семьдесят шестого года неподалеку от одной из ночлежек на окраине города. Ему было не больше недели.

Подошел официант и поставил на стол напитки. Джульетта взяла в руки стакан с соком, но даже не пригубила. Женщина напротив нее вдруг удивительным образом успокоилась, словно приняла решение исповедаться и после первых же мучительных фраз ощутила заметное облегчение.

– Мы слишком долго скрывали его настоящее происхождение. Это была ошибка, но тогда нам казалось, что так лучше. С какого-то момента приемным родителям трудно признаться, что ребенок, которого они приняли и полюбили, на самом деле им не родной. Сначала мы собирались все рассказать ему, как только он станет достаточно взрослым, чтобы понять, оставаясь в то же время ребенком, чтобы суметь забыть. Но этот момент мы упустили. А может, такого момента просто не бывает. Дамиан все узнал, когда ему было пятнадцать. Можете себе представить, какой он испытал шок?

Джульетта кивнула.

– Пятнадцать лет и так-то не самый простой возраст для мальчика. К тому же муж мой – сложный человек… В этот период между ним и Дамианом начались трения, что в принципе нередко случается между отцом и сыном. Во время одной из таких ссор эта история и вышла наружу. Я и сейчас могу пересказать вам ту сцену во всех подробностях. Она до сих пор снится мне по ночам: вижу Дамиана, он стоит, словно громом пораженный, у нас на кухне. То, что сделал тогда муж, непростительно. Чтобы одержать верх в каком-то глупом споре! Но теперь можно сожалеть сколько угодно, это ничего не изменит.

Она запнулась. До сих пор голос ее был нормальным и спокойным. Теперь стал тише.

– Следующие полтора года были ужасны. Для всех нас. Мы испробовали все, чтобы исправить ошибку. Но это было безнадежно. Когда Дамиан внезапно съехал от нас, я испытала почти облегчение. Я не могла больше выносить ни молчания, ни криков. А с того памятного дня их общение сводилось исключительно к этому. Иногда мне кажется, я смогла бы вернуть его. Но между мужем и Дамианом все было кончено. Они ненавидят друг друга. Разумеется, в том, что ситуация вышла из-под контроля, виноват муж. Но и Дамиан хорош: он всегда точно знал, как побольнее его уязвить, причинить боль, и делал именно это. Без всякой жалости. А мой муж – человек вспыльчивый и несдержанный. Хотя вообще-то неплохой. Он любил Дамиана. На свой лад. Я точно знаю. Хоть и причинил мальчику огромную боль. Правда, Дамиан отплатил ему в тройном размере.

Госпожа Альсина вздохнула и смущенно отвела глаза. Джульетта, по-прежнему нервно теребившая стакан, наконец пригубила свой сок, хотя пить ей абсолютно не хотелось, Но сидеть молча, не совершая вообще никаких движений, было бы, как ей казалось, еще более странно.

– Я сделала все возможное, чтобы сохранить с ним связь, – продолжала приемная мать Дамиана. – Поначалу мне удавалось его разыскать. Тогда он как раз влюбился в свою танцовщицу, и некоторые его школьные товарищи имели еще отдаленное представление о том, где он обитает. Когда из-за неявки на экзамены его исключили из школы, муж счел его потерянным для общества… Он запретил мне поддерживать с ним отношения и вычеркнул его из нашей жизни.

Она умолкла, вздохнула и не сразу сумела продолжить свой монолог. Джульетте вдруг пришло в голову, что разговор с ней дается этой женщине очень непросто. Приходится говорить с незнакомкой, случайно всплывшей в Буэнос-Айресе, словно щепка с давно затонувшего корабля, на котором остался ее сын. И сама Джульетта была для нее не более чем молчаливым напоминанием о нем. В голове у нее опять зазвучали полные ненависти тирады Нифес. Как она назвала его? Зомби! А ведь Джульетта провела с ним почти два месяца. Хотя какое это теперь имеет значение? Ее воспоминания, казалось, касаются какой-то потусторонней жизни. Она не в состоянии помочь этой женщине. Что она может сказать ей? Что ее сын стал знаменитым танцором и отъявленным эгоистом, который только и знает, что распространяет на всех вокруг свою собственную внутреннюю опустошенность? И потом, ей совсем не хотелось отказываться от маленькой лжи, придуманной для Ортмана. Хотя обманывать было противно. Следующий вопрос госпожи Альсина подталкивал ее именно к этому.

– Вы с ним встречались, правда? – тихо спросила она.

Соврать? Ей было жаль эту женщину. Тем более что малейшие колебания все равно выдали бы ее с головой. Она собралась с мыслями и сказала:

– Мы познакомились в Берлине, потом, в результате недоразумения, расстались. Мне не хотелось посвящать во все это господина Ортмана, чужого для меня человека, и я постаралась этого избежать как сумела.

Госпожа Альсина коротко улыбнулась.

– Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю поведение женщин… А вот мужчины, наоборот, кажутся теперь гораздо загадочнее, чем когда мне было столько же лет, сколько сейчас вам. Джульетта… если я могу вас так называть?

– Ну… конечно…

– …Когда я впервые увидела вас в гостинице, у меня возникли два четких впечатления. Первое, как вы только что подтвердили, оказалось верным. Для второго нет вроде бы никаких оснований. Из-за какого такого недоразумения Дамиан мог оставить столь прелестную и очаровательную женщину, как вы?

Джульетта поджала губы, пытаясь овладеть собой: разговор выходил из-под контроля. Эта женщина хочет знать все. Комплимент, по-видимому, должен развязать ей язык. При этом сама госпожа Альсина знает о Дамиане больше, чем кто бы то ни было еще… И все же захотела с ней встретиться… Именно с Джульеттой. Будто у них обеих хранятся две половинки карты, позволяющей найти сокровище. Через несколько часов она, если повезет, увидит его. Хотя, может, и нет. Она ведь и сама уже не знает, хочет ли этого. И ей трудно признаться даже себе, но предстоящая встреча ее пугает. Хотя искушение подобраться к нему кружными путями оставалось сильным.

– Никакого недоразумения, – сказала она и в общих чертах обрисовала историю своего знакомства с Дамианом. Почему он приехал в Берлин и как они встретились. О сорванном представлении и похищении своего отца она не обмолвилась ни словом. – Наверное, он оставил меня из-за Нифес, – заключила она, удивляясь, насколько логичным кажется такой вывод, несмотря на то что сама она не верит в него ни на йоту. – Возможно, я еще увижу его, прежде чем уехать. Но вряд ли это изменит ситуацию. Вообще-то я здесь не только из-за него…

Сказав это, она вдруг почувствовала, что так оно и есть. Пусть она поехала за Дамианом, но на самом деле рассчитывала найти здесь и кое-что иное. Ей даже вдруг показалось, что сами по себе поиски Дамиана для нее вторичны. Перед глазами возник отец – в том странном, невыносимом виде, в каком она нашла его тогда, в своей квартире: привязанным к стулу, с залепленным ртом, беспомощным и одновременно угрожающим. Почему он показался ей угрожающим?

Госпожа Альсина перебила течение ее мыслей.

– Можно задать вам вопрос?

– Пожалуйста.

– Он рассказывал вам о нас? Хоть что-нибудь говорил?

– Нет.

Ей показалось, или на лице госпожи Альсина и вправду мелькнуло облегчение?

– Я прекрасно понимаю ваше беспокойство, – сказала Джульетта. – Но ведь Дамиан нашел свой путь. Не знаю, утешит ли это вас. Он выдающийся танцор. А не будь вас, этого, наверное, не произошло бы. Не сомневаюсь, что в каком-то уголке своей души он благодарен вам, хотя, возможно, никогда так и не сумеет вам этого выразить. Некоторое время я была по-настоящему счастлива с ним. А потом очень несчастна. Но в этом ведь нет ничего необычного. Раньше или позже такое происходит со всеми. Я ничем не могу вам помочь. Понимаю ваши чувства, но… сейчас мне пора идти.

– Подождите, я вызову машину и довезу вас до гостиницы. В руке у нее мгновенно оказалась трубка мобильного, она уже нажимала на клавиши. Джульетта дружелюбно, но твердо отказалась. Ей хотелось пройтись, ощутить свое тело, прогуляться по улицам, которые ни о чем не напоминают. К ней вдруг вернулась тоска. Вспомнилось его лицо, склоненное над ней, первые часы знакомства, тот миг, когда она впервые открыла ему дверь. Ей хотелось уйти. От этой женщины, из этого ресторана. Захотелось услышать танго: она почти радовалась тому, что скоро будет сидеть в милонге, наблюдая за танцующими и стараясь забыться. Ей захотелось снова услышать песню, которую пел по-французски тот прокуренный женский голос: «Lourd, soudain semble lourd…» 135 По крайней мере одну загадку это путешествие помогло ей разрешить: она поняла, из чего рождается музыка танго. Из печали, с которой привыкаешь жить. Эта музыка помогает примириться с собой, даже когда жизнь кажется совершенно невыносимой… Она не заметила, как госпожа Альсина достала из сумочки блокнот и написала на листке телефонный номер.

– Это телефон нашей загородной виллы. Завтра мы уезжаем туда, а мобильный там не принимает. Позвоните мне, пожалуйста, прежде чем улететь, и расскажите, удалось ли вам встретиться с Дамианом. Или дайте ему этот номер. Попросите его обязательно мне позвонить. Обязательно. Вы сделаете это для меня?

Джульетта взяла в руки клочок бумаги и кивнула. Некоторое время она разглядывала записку. Бумага была та самая – тонкая, очень белая, на которой было написано давешнее письмо. Джульетта пообещала позвонить, быстро попрощалась и пошла по направлению к гостинице. Какое ей до всего этого дело? Вечером она поедет в клуб «Сандерленд». И это последнее, что она предпримет. Завтра прилетит отец. Она найдет его, поговорит с ним, и они вместе вернутся в Берлин. И ее тошнота, давление в груди, мельтешение в глазах – все это прекратится. Господи, ей же всего девятнадцать! Да, она испытала первую большую любовь. Но ведь сама сущность первой любви в том, что она проходит, никогда не забываясь до конца. Изгнание из рая, необходимое, чтобы стать человеком.