Бельгард застыл, прижавшись спиной к кровати.

Она села рядом с ним и прижалась головой к его груди.

«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна. Волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Как лента алая губы твои, и уста твои любезны…»

Она поцеловала его своими дивными губами, заставив онеметь.

— Не говорите ничего, Бельгард, прошу вас. Моя голова тоже переполнена словами и мыслями, но я не желаю ни думать, ни говорить. Когда мы стояли у окна, мне показалось, что он возвращается и может застать нас, как тогда, в Кевре. Чем я обязана ему? И к тому же я не чувствую никакой вины. Разве не должны мы следовать зову своих сердец? Но что делать, если один король требует себе места в том сердце, где уже властвует другой король?

— Разделяй и властвуй, — прошептал Бельгард и обнял свою нежную возлюбленную.

— Вы только так говорите, однако сразу убегаете, когда приближается другой.

— Но чего вы хотите? Вы желаете, чтобы я вызвал своего короля на поединок? Кроме того, вы любите меня так же, как его, и так же, как люблю его я.

Она закрыла глаза и еще теснее прижалась к груди кавалера.

— О да, я люблю вас, Бельгард, люблю всей душой, но я люблю и моего повелителя и короля. Как это возможно? Почему одна моя любовь не отравляет другую? Почему, насытившись одной из них, я сразу начинаю жаждать другую?

Мужчина рассмеялся.

— Каждый из нас может дать вам то, чего нет и не может быть у другого. Я могу сделать вас лишь королевой моего сердца. Но стать королевой Франции вы можете только рядом с другим.

— О, Бельгард, вы так говорите, будто это уже свершилось.

Он поцеловал волосы герцогини, потом нашел губами ее ушко и зашептал:

— Пока мы с вами лежим в этой постели, в Фонтенбло заседает Совет, который решает, кого послать в Рим, а кого в Юссон, чтобы окончательно добиться развода короля.

Габриэль выпрямилась.

— От кого вы это узнали? Бельгард поцеловал ее в губы.

— От Ла-Варена. Он вчера уехал в Фонтенбло, а сегодня уже прибыл назад. Собственно, Совет созвали для того, чтобы определить, что делать в будущем году, но сначала речь зашла о вашем бракосочетании с королем. Хотя большинство высказалось против такого союза, было все же решено послать господина Ланглуа в Юссон, чтобы добиться согласия Маргариты на развод. Как только от нее будет получена доверенность, Силлери немедленно отправится в Рим. Частности, впрочем, не обсуждались. Как вы знаете, во время заседаний Совета у короля случился приступ.

— Какой позор, какой стыд, я лежу с вами в постели, когда король страдает в Фонтенбло.

— Если принять в расчет природу его болезни, то надо сказать, что он вряд ли смог бы меня заменить.

— Бельгард!

— Тс-с, могут услышать.

— Я не позволю вам так говорить о нем. Он ни разу не причинил вам зла и всегда прощал вам ваши ошибки и промахи.

— Даже ту ошибку, что я полюбил вас?

— Нет. Где нет ошибки, там нет и порицания. Генрих — великий король. Франция обязана ему всем, но не испытывает ни малейшей благодарности. Но нельзя требовать от человека того, что недоступно даже богам. Он любит меня, хотя знает, что тот, кто привел меня к нему, навеки обрел приют в моем сердце. Он может уничтожить вас, но не делает этого, так как вы — его друг. А мы платим ему за доверие подлым обманом. Да, мы подлы, но как она сладка, эта подлость.

Бельгард погладил Габриэль по волосам и откинул голову на подушку. Некоторое время они молчали, прислушиваясь к дыханию друг друга. Габриэль прикрыла глаза и постаралась отогнать мысли, которые пробудил в ней только что состоявшийся разговор. Когда это не удалось, она попыталась отвлечься, стараясь дышать в такт с возлюбленным. Она вдруг уверила себя в том, что неминуемо задохнется, если через минуту не попадет в ритм дыхания Бельгарда.

— Роже, я боюсь. Что будет, если с ним что-нибудь случится? Что станется с моими детьми? Никто из окружения короля не защитит меня.

— В этом нет никакой необходимости, король все сделает сам. Вот что я скажу вам, любимая, прекрасная, нежная Габриэль: вы для него — словно теплый луч света в холодном мраке. Не сомневайтесь в его верности. Я знаю короля, как самого себя. Почитайте его письма, загляните в его глаза, когда он входит в ваши покои и смотрит на вас, окруженную детьми. Если бы не этот злокозненный, нежеланный брак с Маргаритой, он давно бы возвел вас на трон.

Она знала, что он говорит правду. Письма короля. Разве могут существовать на свете более веские доказательства любви? Мое верное сердечко, вы жалуетесь, что не получали от меня вестей целых два дня, но это случилось единственно от того, что я был в отлучке и сильно занемог. Только что я прибыл сюда и сразу шлю вам свой привет. Сколько бы я ни старался, я не могу освободиться от меланхолического состояния духа, но думаю, что завтра я найду средство, которое поможет мне. Но ничто не поможет мне так, как один ваш взгляд, который и есть единственное средство, которое неизменно помогает мне от всех моих скорбей и печалей. Я прибыл бы к вам завтра же, если бы не эта злосчастная необходимость руководить Советом и заниматься делами будущего года. При нашей следующей встрече я расскажу вам все новости. Посылаю вам письма для Фурси, Мармора и хочу еще раз сказать, что господин де Ла-Ривьер окажет вам любую услугу, если таково будет ваше желание. Доброй ночи, мое верное сердечко. Целую вас миллион раз. 13 октября 1598 года…

Бельгард с любопытством взглянул на нее.

— Хотелось бы в это поверить. — Она прижалась к нему и глубоко вздохнула. Потом, едва слышно, словно шепча молитву, проговорила: — Боже, если бы мне удалось подарить ему еще одного сына…

Солнце зашло за горизонт, и из-под тяжелой портьеры виднелась лишь узкая полоска тусклого света. Бельгард задумчиво посмотрел на комочек, прижавшийся к его лону, но не стал вслух проявлять то беспокойство, которое вызвала в нем ее последняя фраза.

Король скорее всего вернется через несколько дней. Но даже если он прибудет и раньше, у него, Бельгарда, все равно будет достаточно времени, чтобы незаметно выскользнуть из спальни герцогини. Ла-Варен рассказал ему, что приключилось с Генрихом. Вечером в воскресенье, после первого заседания Совета в Фонтенбло, у него обострилась застарелая болезнь, пошла мутная моча, а потом началась сильная лихорадка. Какая-то опухоль в промежности уже давно причиняла королю страдания во время верховой езды, а теперь дали себя знать и камни в мочевом пузыре. Болезнь стала устрашающей. Врач короля Ла-Ривьер ждал разрешения Наварры начать лечение, но Генрих боялся вмешательства. Бельгард всегда приписывал этот отказ от лечения обычному страху перед операцией, но слова Габриэль выставили болезнь короля в новом и неожиданном свете. Существует ли возможность, что король.. Нет, этого просто не может быть. Бельгард задержал дыхание, словно это могло помочь отогнать странную мысль. Но вместо нее пришла другая, не менее, чем первая, изумившая кавалера. Он едва отважился даже мысленно произнести то, что пришло ему в голову: что будет, если король после операции потеряет способность к зачатию? От этой мысли сердце Бельгарда бешено застучало. Он почувствовал таившуюся в этом смутную опасность и открывшиеся возможности, которые он, однако, не мог сейчас полностью оценить.

Но кто знает, может быть, король уже давно пребывает в таком состоянии? Наследник престола — главная забота Генриха. Он мог защитить детей Габриэль после своей смерти только их признанием законными наследниками короны. Но оба его сына были зачаты во грехе. Их притязания на трон всегда оставались бы спорными. Но если бы Генрих сейчас женился на Габриэль и если бы она родила ему сына, то никто не осмелился бы выразить сомнение в легитимности такого принца.

Едва только мысль оформилась, как все строение начало расползаться по швам от одной возможности, что Генрих после операции лишится детородной способности. Какой чудный план можно построить на этом. Разве не зависит все от того, сможет ли женщина, которая сейчас мирно спит в его объятиях, благословенно зачать от короля и уже в качестве супруги родить ему законного наследника?

Бельгард чувствовал, что покрывается жаркой испариной. Не поэтому ли оказывает ему Габриэль такую неслыханную милость все эти годы? И быть может… но нет, это просто немыслимо. Неужели сам король?.. Он рывком приподнял женщину и приблизил ее голову к своему лицу. Но он не увидел ничего. Сейчас их разделяла тьма, и он чувствовал только ее жаркое дыхание и вдыхал аромат ее кожи, и прежде чем Бельгард успел вымолвить хотя бы слово, он упал в темноту жадно раскрытых мягких губ, прикосновений опытных рук и проворного, как гусеница, языка, нежно ищущего его уста.

Издалека донесся приближающийся топот копыт и звон упряжи несущихся во весь опор лошадей. Бельгард приподнялся и прислушался. В замке слышалось хлопанье дверей. Было слышно, как по двору бегают люди, в спальне запахло смолой горевших факелов, свет которых проникал в окно. Прежде чем успели заскрежетать открываемые железные ворота, Бельгард, полностью одетый, уже стоял у открытого окна и выглядывал во двор из-за портьеры. Вдоль опушки леса рысью скакали лошади. Лошадей было не меньше восьми или десяти, не считая запряженных в карету, которую сопровождали окружавшие ее всадники. Вернувшись в спальню и подойдя к кровати, он нашел ее уже покинутой. Бельгард бесшумно скользнул к двери, приоткрыл ее, потом снова плотно закрыл, поспешил обратно к окну и через секунду очутился на балюстраде. Прежде чем спрыгнуть на покрытую мхом крышу навеса, он услышал настойчивый стук в дверь спальни. Пробежав по крыше, он спрятался в нише и затаился, ожидая, когда лошади въедут во двор замка. Только после этого отважился Бельгард спрыгнуть с крыши и смешаться с толпой бегущих людей, заполнивших внутренний двор.

Отряд возглавляли герцог де Монбазон и капитан гвардии де Менвиль. Всадники тотчас спешились и окружили карету.

Лакеи, стоявшие на запятках кареты, спрыгнули на землю и бросились открывать дверь экипажа, не забыв приставить к ней маленькую лесенку. Принесли и носилки, но король, бледный и изнуренный лихорадкой, лишь слабо махнул рукой и, опершись на плечо Монбазона, заковылял к дому. Но не успел он дойти до входа, как навстречу ему бросилась Габриэль.

Бельгард держался в стороне и не мог слышать, о чем они говорили. Он обернулся и увидел, что к нему направляется Рони, мрачное лицо которого говорило о многом. Министр подошел к Бельгарду и перешел прямо к делу:

— С воскресенья непрерывная рвота и лихорадка. Где Ла-Ривьер?

— Мне казалось, что его вызвали в Фонтенбло. Насколько я знаю, за ним посылал Ла-Варен.

— Значит, мы разминулись. Хорошенький сюрприз. Мне придется немедленно послать еще одного гонца за Беро в Париж. Все равно они нужны нам оба.

— Неужели все так плохо?

— Своему злейшему врагу не пожелал бы я такой болезни.

Он посмотрел на лестницу крыльца, где король и Габриэль продолжали о чем-то говорить. Рони молчал, но его молчание было красноречивее сотен слов. Он внимательно взглянул на Бельгарда.

— Я не знал, что герцогиня так рано ложится спать.

— В замке холодно, в каминах очень плохая тяга.

От ледяного взгляда Рони Бельгарда бросило в дрожь.

— Вам стоит поискать себе нового камердинера. У вашего так сильно дрожат руки, что он, как видно, не в состоянии как следует застегнуть камзол своего господина.

С этими словами Рони отвернулся, оставив Бельгарда, и, подбежав к всадникам, продолжавшим толпиться возле кареты, приказал двоим из них не мешкая скакать в Фонтенбло, найти Ла-Ривьера и доставить его в Монсо.

Бельгард не спускал с него глаз. Едва слышно выругавшись, он заново застегнул камзол и размеренным шагом последовал за придворными, вошедшими в вестибюль замка.

Через несколько часов прибыл Ла-Ривьер. На рассвете приехал Беро в сопровождении столичных врачей и хирургов. Горячая ванна и компресс из масла сладкого миндаля облегчили страдания короля, но тем не менее после тщательного осмотра, учиненного прибывшим врачебным сообществом, оно пришло к выводу о неизбежности хирургического удаления камней из мочевого пузыря.

В последующие дни врачи рассуждали о случае и спорили о правильности диагноза. После этого настало время подумать о сроке проведения операции. Все врачи были единодушны в том, что данное время года благоприятствует оперативному вмешательству. Так как холод и сухость суть главные стихии мочевого пузыря, то было бы верным выбрать для операции такое время, когда Марс и Сатурн не противостоят Луне. Противоречия возникли лишь по поводу места оперативного доступа. Одни врачи настаивали на том, чтобы провести операцию через половой член, так как это наиболее безопасный путь удаления камней. Опыт показывал, что разрез между задним проходом и мошонкой весьма рискован и к тому же намного болезненнее, чем одиночный разрез на боковой поверхности члена. Кроме того, при таком подходе можно использовать то обстоятельство, что крайнюю плоть, которую при выполнении операции вытягивают далеко вперед за головку члена, можно после успешно проведенного вмешательства натянуть назад, чтобы прикрыть ею рану, создав естественную защиту от воспаления. Ла-Ривьер весь день отстаивал эту методу, но был вынужден в конце концов уступить доводам Беро о том, что, во-первых, камень еще не вышел в мочеиспускательный канал и что, во-вторых, никто не знает, позволят ли размеры камня провести его по каналу. Кроме того, вообще неизвестно, со сколькими камнями им придется столкнуться, и будет весьма прискорбно, если они удалят один камень из мочеиспускательного канала только для того, чтобы позже удостовериться в том, что в пузыре есть другие камни, которые по прошествии недолгого времени приведут к возобновлению прежних страданий.

Собрание врачей пришло наконец к единому мнению — выполнить операцию под руководством Беро. Утром двадцатого октября врачи и хирурги собрались в библиотеке замка. Председательствовали Ла-Ривьер и Беро. Рядом с врачами Мареско, Мартеном и Розе, а также с главным хирургом Реньо, который уже оперировал короля по поводу генитального свища, но предоставил право провести следующую операцию Беро, находились и другие прославленные коллеги по врачебному цеху. Все расселись вдоль стены и приготовились старательно записывать речи выступающих.

Первым слово взял Ла-Ривьер, указавший коллегам на исключительную важность данного хирургического вмешательства. В длинной вступительной речи, умело украшенной многочисленными риторическими вставками, он постарался в самом выгодном свете представить собранию заслуги и труды короля, описать бремя его служения государству и всем населяющим его подданным и внушить врачам, что долг всех и каждого — молиться за короля и призывать милость Божью во имя исцеления властителя. Им же самим выпало нечто гораздо большее, нежели просто возносить молитвы. Так как Бог дал каждому его особенный талант — одному плавать по морям, другому печь хлеб, еще кому-то Бог даровал способность писать и оказывать духовные услуги человечеству, точно так же угодно было Господу дать присутствующим в этом зале знание человеческого тела.

Заканчивая речь, он попросил коллегу Беро объяснить присутствующим, каким именно способом собирается он избавить короля от его болезни, с тем, чтобы каждый, кто примет в этом посильное участие, мог скромно и в меру сил исполнить свой долг, дабы оказать Его Величеству скорую и действенную помощь.

Беро поднялся со своего места, подошел к кафедре и начал говорить:

— Великий Мариан, святой Баролитани и его выдающийся ученик Амбруаз Паре оставили нам чудесное знание, которое с Божьей помощью позволит нам исцелить недуг, поразивший нашего возлюбленного короля. От природы, воли Божьей и таланта присутствующих здесь хирургов всецело зависит, насколько скоро исцелятся раны, которые мы будем должны причинить телу короля. Мне нет нужды объяснять вам, как готовят страждущего к оперативному вмешательству. Точно так же, как надлежит очищать душу молитвой и исповедью для обретения единения с сонмом святых, так надлежит перед операцией готовить внутренности тела, для чего надо опорожнить мочевой пузырь, разбавить кровь, вскрыв вену и выполнив кровопускание, и не давать лекарств, могущих ослабить тело. Срамное место пациента надо вымыть и выбрить и умягчить его ваннами и масляными мазями, что облегчит вмешательство и упростит экстракцию камня. Мы исследовали мочу короля и нашли, что она прозрачна, но содержит примесь крови. Из этого мы вывели заключение, что речь идет об остром зазубренном камне, который к тому же является единственным, и в мочевом пузыре нет других камней. Мы не можем пребывать в полной уверенности по этому поводу, но опыт учит нас, что множественные камни всегда трутся друг о друга и поэтому становятся гладкими. Образующиеся при этом мелкие частицы выделяются в мочу и превращают ее в мутную, похожую на молоко жидкость, чего мы не наблюдаем в данном случае. Если мы будем ждать, когда камень продвинется к мочеиспускательному каналу, то тем самым увеличим опасность того, что на своем пути камень причинит еще большие повреждения внутренности тела. Кроме того, нам неизвестен размер камня. По этой причине мы решили предпринять вмешательство на мочевом пузыре, не пользуясь доступом через половой член. Однако вы с полным правом можете спросить, как будет проходить столь сложная операция. На каком основании мы найдем верное место для нанесения разреза? На это я отвечу, что природа сама указывает нам путь доступа к месту, где гнездится болезнь. Однако позвольте мне вначале остановиться на укладке больного, чтобы я мог полнее осветить вопрос должной подготовки к операции.

Нам потребуется стол, который одним своим краем прочно крепится к стене. Под спину больного на уровне почек мы подложим несколько подушек, в то время как его седалище будет покоиться на мягком тюфяке, набитом овсяной соломой или отрубями, которые впитают кровь и мочу. Колени больного, находящегося скорее в сидячем, нежели в лежачем положении, мы разведем в стороны и закрепим кожаными ремнями для того, чтобы как можно больше освободить операционное поле. Нам потребуются четверо сильных и смелых мужчин. Двое из них будут держать больного за руки, а двое за ступни и колени, чтобы больной своими непроизвольными движениями не осложнил ход операции. До того, как мы уложим больного в это не слишком приятное положение, нам надо приготовить следующие инструменты: зазубренный железный зонд, скальпель, направительную канюлю, железные расширители, зажимы, элеваторы и двустворчатые зеркала, кроме того, шлифованные или зубчатые клювовидные зажимы для остановки кровотечения и для извлечения осколков камня, а также маленькие зажимы и ножницы. Четыре самых важных инструмента я спрячу в рукава. Это необходимо для того, чтобы не тревожить больного их видом. Кроме того, находясь в рукавах, эти инструменты будут теплыми, чем мы предотвратим ненужное повреждение внутренних органов тела. Рукава будут перехвачены у запястий повязками, чтобы инструменты раньше времени не запачкались кровью.

Рассказывая все это, Беро называл каждый инструмент, поднимал его над головой, а потом укладывал на обтянутый черным бархатом столик, чтобы коллеги позже могли внимательно их рассмотреть. Размером каждый инструмент не превышал ладони. Эти редкие вещицы поблескивали на черном бархате, как невиданные украшения, и хирурги нетерпеливо вытягивали шеи, стараясь лучше рассмотреть их. Каждый инструмент был украшен символической эмблемой согласно его функции. Так, рукоятка зонда была выполнена в виде двух змеиных голов, буж напоминал дуэльный кинжал, а рукоятка расширителя была покрыта мелкими, переливающимися на свету пластинками, похожими на панцирь рака или омара.

Беро между тем продолжал говорить:

— Когда все, таким образом, будет готово, можно начинать собственно операцию. Для этого мне придется вернуться к вопросу, который я затронул в самом начале своего выступления. Как нам быть уверенными в том, что операционный нож с первого раза попадет в надлежащее место? Для сего нам надо через мочеиспускательный канал ввести в мочевой пузырь трубчатый зонд. Когда зонд окажется в пузыре, хирург должен добиться того, чтобы закругленный, тупой конец зонда был слегка повернут влево и направлен вниз, чего можно легко достичь осторожными вращательными движениями. Теперь у нас есть четкий ориентир — крутой изгиб трубчатого зонда. После этого ассистент, стоящий справа от меня, получит задание отвести мошонку больного как можно дальше вправо и вверх, чтобы освободить место оперативного доступа. Теперь перейдем к разрезу. Его надо выполнить немного левее промежности, но не слишком близко от ягодицы. Если разрезом мы повредим сфинктер мочевого пузыря, то больной не сможет впоследствии контролировать мочеиспускание. Если мы проведем разрез слишком близко от заднего прохода, то явится опасность повреждения геморроидальных вен, которое может произойти либо тотчас, либо при попытке извлечения камня. Следствием такого повреждения может стать кровотечение, которое мы не сможем остановить и которое неминуемо станет причиной смерти больного. Но даже если этого не произойдет, то все равно, проведя разрез слишком близко от заднего прохода, мы будем впоследствии вынуждены расширить рану, что неизбежно приведет к разрыву ткани мочевого пузыря. Исходя из этих соображений, мы сделаем разрез точно посередине между задним проходом и головкой бедренной кости. Разрез, который мы проведем вдоль волокон тканей, не должен превышать размером большой палец. По ходу операции рану придется расширить с помощью расширителей, и поскольку разорванные ткани заживают быстрее, чем разрезанные, то и разрез должен быть как можно меньшим.

Введенным в рану пальцем надо будет нащупать твердый металлический зонд, предварительно введенный в мочевой пузырь. Точно установив его местоположение, мы далее произведем быстрый энергичный разрез, при этом металл лезвия должен зазвенеть, столкнувшись с местом изгиба железного зонда. Таким способом мы сможем одним разрезом провести лезвие сквозь кожу и стенку мочевого пузыря. После этого можно считать, что зонд выполнил свою функцию, и теперь его можно удалить. Далее: по раневому каналу в полость пузыря вводят два элеватора и расширяют рану. Затем ассистенты с силой разводят эти два элеватора, чтобы обеспечить возможность свободного доступа в рану другими инструментами. Если не хватит места для немедленного введения двустворчатых зеркал, то рану придется расширить с помощью меньших расширителей. Затем в рану вводят двустворчатые зеркала и расширяют рану стенки мочевого пузыря настолько, насколько потребуется. Иногда для удаления камня оказывается возможным воспользоваться непосредственно зеркалами.

Если после всех проведенных манипуляций рана оказывается достаточно широкой, то мы вводим в пузырь зажим и осторожно захватываем камень. Камень не следует грубо выдирать, нет, он должен быть удален с помощью легких возвратно-поступательных движений. Сначала его надо расшатать, а потом аккуратно извлечь из пузыря. Если камень окажется настолько велик, что его невозможно будет удалить описанным путем, то камень придется раздробить и в конечном счете извлекать по частям. Для этой цели пользуются зубчатыми зажимами. Когда камень будет раздроблен, то с каждой его частью поступают так же, как с целым камнем. Перед окончанием операции непременно следует удостовериться, что в пузыре нет других камней и затеков крови, которые могут послужить причиной образования новых камней. Для того же мы должны внимательно осмотреть извлеченный камень, чтобы проверить, нет ли на нем отполированных или стертых мест. Если таковые не обнаруживаются, то мы можем с уверенностью считать, что в мочевом пузыре нет больше ни одного камня.

Теперь надо как можно скорее закрыть операционную рану. При необходимости накладывают швы, для чего подходят крепкие шелковые нити, предварительно навощенные, чтобы нитки не рвали ткани и не разлагались под действием мочи и раневого отделяемого. Шов надо накладывать глубоко, чтобы нитки не прорезались и чтобы не пропала даром вся перенесенная пациентом боль. После операции, однако, надо оставить малое отверстие, через которое в мочевой пузырь вводят серебряную трубку, по которой будут оттекать кровь и моча. Эту трубку не следует оставлять в мочевом пузыре надолго, чтобы тело не привыкло выводить мочу по такому искусственному ходу. Отсюда следует, что трубку надо держать в ране до того времени, когда по ней потечет прозрачная моча без примеси крови. После этого трубку удаляют, а рану закрывают окончательно.

На этом заканчивается работа хирурга. Пациенту перевязывают раны и со скрещенными ногами переносят в затемненную теплую комнату, где его примет в свои объятия Морфей, принеся облегчение после перенесенных мук и страданий. Через несколько дней в заживающий мочевой пузырь можно впрыснуть бальзам из подорожника, паслена и розовой воды. Если мочеиспускательный канал окажется закупоренным сгустками крови или иными частицами, то в него следует ввести буж, чтобы дать моче свободный отток. Все это с Божьей помощью должно быть сделано, чтобы уберечь нашего короля от осложнений. Да сохранит его Господь. Аминь.

Беро сошел с кафедры и вернулся на свое место. С противоположного конца зала доносился шорох перьев, торопливо царапающих бумагу. Потом все стихло. Ла-Ривьер поднялся и обратился к собранию:

— Да будет так. Восхвалим Господа. Давайте помолимся.

Наступила благоговейная тишина. Головы склонились и не надо было обладать большой фантазией, чтобы представить, что в них происходило. Через короткое время собрание разошлось, и каждый отправился усердно готовиться к предстоящей операции.

Однако не считая самого Беро, к которому сразу же были приставлены два отборных стражника, в замке после доклада врача не было человека, который не думал бы, что дни короля сочтены.