Алеку и Серегилу отвели маленькую комнату с побеленными стенами; она находилась в самом конце ряда покоев, предназначенных для гостей. В стенах оказалось множество почерневших от копоти ниш для ламп, мебель из светлого дерева без всяких украшений отличалась простотой и элегантностью. Алеку после тесноты корабельной палубы особенно приятно было видеть постель — широкое ложе с занавесями из многих слоев прозрачной ткани, которую Серегил назвал газом. Оглядевшись, Алек почувствовал, как в нем просыпаются желания, которые приходилось сдерживать во время морского путешествия, и пожалел о том, что они проведут здесь всего одну ночь.

— Для тебя и твоих женщин приготовлены ванны, — сказала Ихали Клиа. — Я пришлю служанку проводить вас туда. Риагил бросил на Серегила холодный взгляд.

— Мужчины могут воспользоваться голубым залом. Ты, я уверен, помнишь дорогу. — Серегил кивнул, и на сей раз Алек не усомнился в выражении серых глаз друга — в них была печаль. Если кирнари и заметил это, он не подал вида. — После того как вы освежитесь, слуги проводят вас на пир. Благородный Торсини-Ксандус, ты пойдешь со мной?

— Пожалуй, я задержусь здесь, — ответил старик. — Как выяснилось, я знаком не со всеми членами нашего посольства.

Когда кирнари и его супруга ушли, Торсин обратился к Алеку — впервые со времени прибытия посольства в Ауренен:

— Я не раз слышал о том, что ты спас жизнь Клиа, Алек-иАмаса. Моя племянница, Мелессандра, очень тебя хвалила. Я считаю за честь познакомиться с тобой.

— А я — с тобой, благородный господин. — Алеку удалось сохранить равнодушное выражение лица, пожимая старику руку. Проведя всю жизнь в полной безвестности, он еще не привык к тому, что стал знаменит.

— Я вскоре присоединюсь к вам, — сказал Торсин, — а теперь простите меня, мне нужно отдохнуть, — и он вошел в свою комнату.

— Пошли, — сказал Серегил Алеку и Теро. — Думаю, вам понравится. Я уж точно собираюсь насладиться ванной.

Пройдя через полный цветов дворик, друзья вошли в сводчатое помещение с голубыми стенами, украшенными такими же изображениями морских обитателей, какие Алек видел на внешних стенах. В высоко расположенные окна лился солнечный свет, отражаясь от поверхности воды в небольшом бассейне. Четверо служителей с улыбками подошли, бормоча приветствия, и помогли гостям раздеться.

— Ауренфэйе не могли не сделать из омовения обряда гостеприимства, — заметил Алек, стараясь скрыть смущение, вызванное подобной услужливостью.

— Ну ведь не годится же говорить гостям, что от них воняет, — ухмыльнулся Серегил.

До их встречи Алек считал, что мыться следует только в случае необходимости, да и то в летнюю жару. Ежедневные омовения представлялись ему чем-то абсурдным и к тому же небезопасным; только поселившись в Римини, сумел юноша оценить прелесть полной горячей воды ванны — мраморной, а не деревянной, оставляющей занозы. Впрочем, даже тогда он смотрел на приверженность Серегила подобным усладам тела как на простительное чудачество, хотя тот и объяснил ему, что это неотъемлемая часть образа жизни ауренфэйе и основа гостеприимства в его родной стране.

Теперь, наконец, Алеку представилась возможность увидеть все своими глазами — хоть и в несколько измененном варианте:

отдельные бассейны для мужчин и женщин были уступкой скаланским обычаям. Алек порадовался этому: он не мог себе представить, как выдержал бы совместное с Клиа купание.

Горячая вода по глиняным трубам поступала в бассейн откуда-то снаружи, теплый воздух наполнял аромат благовонных трав.

Отдав одежду служителю, Алек следом за остальными спустился в бассейн. Ощущение было восхитительным, особенно после стольких дней, проведенных в море; мускулы Алека расслабились, ласковая вода смывала усталость и ушибы, полученные во время долгого пути. Юноша рассеянно следил за тем, как отраженные водой солнечные лучи танцуют по потолку.

— Клянусь светом, как же мне этого не хватало! — вздохнул Серегил, положив голову на бортик и лениво потягиваясь.

Теро, прищурившись, рассматривал след удара стрелы у него на плече. Плоть в этом месте все еще была воспаленной, и огромный лиловый синяк растекся по светлой коже, почти доходя до маленького полустершегося круглого шрама на груди.

— Я и не подозревал, что тебе так досталось, — сказал маг. Серегил безразлично пожал плечами.

— Теперь уже ничего особо не чувствуется, только выглядит ужасно.

После того как гости как следует вымылись, служители уложили их на толстые подстилки на полу и принялись массировать с ног до головы, втирая ароматические масла и разминая каждый мускул и сустав. Тот, который занимался Серегилом, особенно много внимания уделил его пострадавшему плечу и был вознагражден за старания довольным кряхтением.

Алек из всех сил старался не напрягаться, когда умелые руки добрались до тех частей его тела, касаться которых до сих пор он не позволял никому, кроме Серегила. Остальные, даже Теро, казалось, не возражали против подобных манипуляций.

«Принимай все, что посылает тебе Светоносный, и будь благодарен», — напомнил себе Алек о любимом высказывании Серегила, пытаясь руководствоваться этой удобной философией.

Массаж еще не был закончен, когда к Серегилу, Алеку и Теро присоединился Торсин; старик медленно опустился в кресло.

— Как вам нравится гостеприимство нашего хозяина? — спросил он с улыбкой Алека и Теро. — Мы, скаланцы, можем считать Себя культурным народом, но ауренфэйе по этой части нас затмевают.

— Надеюсь, то же самое будет везде, где нам предстоит останавливаться,

— удовлетворенно пробормотал молодой маг.

— О да, — заверил его Торсин. — И для хозяина, и для гостя было бы ужасным позором пренебречь этими удобствами. Алек застонал.

— Ты хочешь сказать, что если я не вымоюсь или буду есть не той вилкой, это вызовет скандал?

— Нет, но ты навлечешь бесчестье на себя и на принцессу, — ответил Торсин. — Обычаи, которым подчиняются наши хозяева, еще более строги. Если гостю причиняется зло, пятно позора ложится на весь клан.

Алек насторожился: нельзя было не понять, что Торсин завуалированно напомнил о прошлом Серегила.

Серегил приподнялся, опираясь на локоть, и взглянул в лицо старику.

— Я знаю, ты не хотел, чтобы я появился здесь. — Его голос оставался ровным и спокойным, но кулаки были стиснуты так, что пальцы побелели. — Я не менее тебя осознаю все сложности, которые сопряжены с моим участием в посольстве.

Торсин покачал головой.

— Вот в этом я не уверен. Риагил был твоим другом, и все же нельзя усомниться в том, какой прием он тебе оказал. — Посол внезапно умолк, закашлялся и прижал к губам платок. Приступ длился несколько секунд; лоб старика покрылся испариной. — Прости меня. Мои легкие уже не те, — наконец выдавил он, пряча платок в рукав. — Как я уже сказал, даже Риагил не смог заставить себя приветствовать твое возвращение. Благородная Амали и вовсе не пожелала произнести твое имя, хоть и поддерживает то, ради чего прибыла сюда Клиа. Если уж наши союзники не могут вынести твоего присутствия, то что же говорить о противниках? Если бы это зависело от меня, я немедленно отправил тебя обратно в Скалу, чтобы не подвергать опасности ту цель, ради которой нас послала царица.

— Я буду иметь это в виду, благородный господин, — ответил Серегил с тем же напускным спокойствием, которое так обеспокоило Алека. Поднявшись с подстилки, Серегил завернулся в простыню и вышел из помещения, не оглядываясь.

Алек не дал воли собственному гневу и последовал за другом, оставив Теро разбираться с послом. Юноша догнал Серегила во дворе и положил руку ему на плечо, пытаясь остановить; тот, не замедляя шага, стряхнул его руку.

Вернувшись в свою комнату, Серегил натянул замшевые штаны и стал вытирать волосы.

— Поторопись и оденься понаряднее, мой яшел, — сказал он; полотенце все еще скрывало его лицо.

Алек пересек комнату, схватил Серегила за руку и отвел в сторону полотенце. Серегил взглянул на него сквозь спутанные волосы; глаза его сверкали холодной яростью. Снова резко вырвав руку, он схватил расческу и с такой силой провел ею по волосам, что вырвал несколько прядей.

— Ну-ка отдай, пока ты себя не поранил! — Алек усадил друга в кресло, отобрал у него расческу, осторожно распутал волосы и начал ритмично расчесывать их, словно успокаивая нервного коня. От Серегила исходили жаркие волны гнева, но Алек не обращал на это внимания, зная, что ярость друга обращена не на него.

— Ты думаешь, Торсин в самом деле хотел…

— Именно этого он и хотел, — бросил Серегил. — Сказать такое, да еще в присутствии служителей! Как будто нужно мне напоминать, почему в собственной стране я лишен имени!

Алек отложил расческу и прижал к груди влажную голову друга, поглаживая его впалые щеки.

— Это ведь не имеет значения. Ты здесь потому, что таково желание Идрилейн и Адриэль. Дай остальным время привыкнуть. Ты четыре десятка лет был здесь просто легендой. Покажи им, каким ты стал.

Серегил накрыл руки Алека собственными, потом встал и обнял юношу.

— Ах, тали, — пробормотал он, — что бы я делал без тебя!

— О моей поддержке тебе никогда не придется беспокоиться, — пообещал Алек. — А теперь нам, нужно подготовиться к пиру. Стань снова благородным Серегилом! Пусть твое обаяние разрушит планы врагов. Серегил горько рассмеялся.

— Что ж, хорошо. Я стану благородным Серегилом, а если им этого окажется мало, я ведь еще и тали знаменитого хазадриэлфэйе, не так ли? Подобно луне, я буду висеть рядом с тобой всю ночь и отражать своей темной поверхностью твое сияние.

— Следи за собой, — предостерег его Алек. — Я хочу, чтобы, когда мы вернемся в свою комнату, ты был в хорошем настроении. — Он поцеловал Серегила в губы, чтобы подчеркнуть сказанное, и порадовался, ощутив, как напряженные губы друга дрогнули и ответили на ласку.

«Иллиор, даруй прощение ворам и безумцам! Позволь нам без потерь пережить сегодняшний вечер!» — подумал юноша.

Торсин не вышел из своей комнаты, когда явилась молодая женщина, чтобы проводить гостей на пир. Алек заметил, что Теро приложил максимум усилий, чтобы произвести впечатление: его темно-синяя мантия была расшита серебром, а хрустальная палочка, которой маг воспользовался на «Цирии», оказалась заткнута за пояс, украшенный золотой пряжкой. Как и Алек с Серегилом, Теро надел медальон с языком пламени и полумесяцем — знак принадлежности к посольству Клиа.

Пиршество должно было состояться в просторном дворе в центре резиденции клана. Под широко раскинувшимися ветвями деревьев, украшенными множеством фонариков, ломились от угощения длинные столы.

Оглядев собравшихся, Алек с облегчением решил, что клан Гедре не так уж привержен церемониям: во дворе болтали и смеялись люди всех возрастов. В северных землях, где он вырос, ауренфэйе были сказочными существами, магами, перед которыми все трепетали. Теперь же, оказавшись на собрании целого клана ауренфэйе, Алек чувствовал себя так же легко, как в Уотермиде во время вечерней трапезы.

Заметив у дальнего стола Беку, Алек с надеждой взглянул на Серегила, но их провожатая указала им на места за столом кирнари под самым большим деревом. Клиа и Торсин сидели справа от Риагила, Амали-а-Яссара — слева. Алек почувствовал разочарование, обнаружив, что его поместили далеко от остальных, между двумя внуками Риагила.

Однако, к его облегчению, блюда оказались знакомыми, а этикет не таким сложным, как тот, от которого он страдал на приемах в Скале.

Вареная рыба, сочная оленина, паштеты с сыром, овощами, специями были поданы с хлебцами, выпеченными в форме разных фантастических животных. Затем последовали жареные овощи, орехи и несколько сортов аурененских оливок. Заботливые слуги постоянно наполняли кубки ароматным напитком, которые соседи Алека по столу называли рассосом.

Никаких специальных развлечений не предусматривалось; просто иногда гости, встав на скамью, начинали петь или показывать красочные магические фокусы. По мере того как время шло и возлияния оказывали свое действие, эти экспромты становились все более частыми и шумными.

Алек оказался слишком далеко от остальных, чтобы принимать участие в их беседе, и с завистью поглядывал на стол, за которым сидела Бека. Воины из турмы Ургажи явно нашли общий язык с ауренфэйе из почетного эскорта, а переводчик Ниал и Бека весело шутили друг с другом.

Серегил тоже, по-видимому, не терял времени даром. Амали все еще игнорировала его, но он оживленно разговаривал с несколькими другими ауренфэйе. Поймав взгляд Алека, он весело помахал ему, словно говоря: «Будь мил и очаровывай соседей».

Алек повернулся к молодым ауренфэйе, сидевшим с ним рядом.

— Ты и в самом деле ничего не знаешь о своих родичах? — спросил его мальчик, Миал, и принялся дотошно расспрашивать . юношу о его семье. — И ты совсем не владеешь магией?

— Серегил показал мне прием, который успокаивает собак, — ответил Алек, делая соответствующий жест левой рукой. — Но им все и ограничивается.

— Это все умеют! — фыркнула девочка, Макия, которой, на взгляд Алека, было лет четырнадцать.

— Ну, все-таки без магии здесь не обошлось, — возразил ее брат, хотя у Алека возникло подозрение, что тот говорит так только из вежливости.

— Я всегда считал, что это просто фокус, — признался Алек. — Никто из магов, которых я знаю, не обнаружил во мне настоящих способностей к магии.

— Ну, они же тирфэйе, — снова фыркнула Макия. — Вот посмотри. — Сосредоточенно нахмурив брови, она уставилась в собственную тарелку. Три косточки от оливок медленно поднялись в воздух и на мгновение повисли перед девочкой, потом упали и покатились по столу. — А мне всего двадцать два!

— Двадцать два? — Алек удивленно взглянул на Миала. — А тебе?

Юный ауренфэйе усмехнулся.

— Тридцать. А сколько тебе?

— Почти девятнадцать, — ответил Алек, внезапно почувствовав смущение.

Миал вытаращил на него глаза, потом кивнул.

— С некоторыми нашими родичами-полукровками то же самое: вы сначала взрослеете гораздо быстрее. Только знаешь что тебе лучше помалкивать о своем возрасте, когда вы пересечете горы. Кланы, которые не заключают браков с чужеземцами, не так хорошо разбираются в этих вещах, как мы. А твоему тали новый скандал совсем ни к чему.

Алек почувствовал, что краснеет.

— Спасибо. Я учту.

— Ты должен давать принцессе Клиа советы в том, что касается западных кланов, верно? — впервые обратилась прямо к Серегилу Амали-а-Яссара.

Серегил поднял глаза и обнаружил, что женщина холодно и бесцеремонно разглядывает его.

— Я надеюсь быть полезным обеим нашим странам.

— Не думаешь ли ты, что желание царицы включить тебя в посольство частично объясняется надеждой на то, что твое присутствие вызовет в определенных кругах реакцию, благоприятную для Скалы?

Клиа улыбнулась Серегилу поверх своего кубка: среди ауренфэйе откровенность в разговоре считалась признаком доброжелательства. Однако для Серегила после всех проведенных в Римини лет, полных дворцовых интриг, такой стиль был еще непривычен.

— Подобная мысль мне приходила, — ответил Серегил Амали и выразительно добавил: — С другой стороны, поскольку благородный Торсин возражал против моего участия именно на этом основании, сомневаюсь, чтобы все было действительно так.

— Какие бы ошибки в юности ни совершил Серегил, — спокойно заметила Клиа, — могу заверить тебя, что он — человек чести. — Серегил опустил глаза и не отрывал взгляд от своей тарелки, пока Клиа не договорила: — Я знаю его всю жизнь, а моей матери он оказал неоценимые услуги. Ты, несомненно, слышала, что это они с Алеком нашли останки Коррута-и-Гламиена, когда раскрыли заговор против скаланского царствующего дома. Уверена, что объяснять, какое значение это имеет для отношений наших двух стран, нет необходимости. Если бы не Серегил, я, возможно, не сидела бы здесь с вами теперь и ни один скаланский корабль не бросил бы якорь снова в вашей гавани.

Риагил приветственно поднял кубок.

— Я начинаю понимать, почему твоя мать поручила эту миссию именно тебе, Клиа-а-Идрилейн.

— Не сомневаюсь, что все, сказанное тобой, — правда и этот человек действительно хорошо потрудился, — снова заговорила Амали так, словно Серегила не было рядом.

— Но если он все еще в душе ауренфэйе, то он знает, что прошлое изменить невозможно.

— Но разве нельзя простить ему его прошлое? — возразила Клиа. Когда Амали не ответила на вопрос, принцесса повернулась к Риагилу. — Как ты думаешь, как примут Серегила в Сарикали?

Кирнари задумчиво посмотрел на Серегила.

— Я думаю, что ему следует держаться поближе к своим друзьям.

«Предостережение или угроза?» — гадал Серегил, которому не удалось понять, какое чувство прозвучало в голосе Риагила. Весь вечер он ловил на себе все такой же загадочный взгляд кирнари — в нем не было улыбки, но не было и неприязни.

После того, как пир закончился, его участники стали переходить от стола к столу, беседуя и чокаясь с новыми знакомыми.

Серегил как раз начал высматривать Алека, когда рука юноши обвилась вокруг его талии.

— Торсин был прав насчет нее, да? — прошептал Алек, кивнув в сторону Амали-а-Яссара.

— Это атуи, — ответил Серегил, пожимая плечами.

— Она также опасается того, какое впечатление ты произведешь на лиасидра, — раздался сзади голос Ниала.

Серегил повернулся к подслушавшему их разговор переводчику с плохо скрытым раздражением.

— Это опасение, похоже, разделяют все.

— Успех посольства принцессы Клиа очень много значит для клана Акхенди,

— заметил рабазиец. — Не думаю, что Амали судила бы твое прошлое так строго, если бы оно не представляло собой угрозы ее интересам.

— Ты, кажется, много о ней знаешь.

— Как я уже говорил, я — путешественник. Бывая в разных местах, многое узнаешь. — Вежливо поклонившись, Ниал растворился в толпе.

Серегил посмотрел ему вслед, потом обменялся с Алеком мрачными взглядами.

— До чего же острый слух у этого типа.

Участники пира стали расходиться — сначала в тени деревьев исчезли непоседливые дети, потом и взрослые попрощались со скаланцами. Наконец освободившись от светских обязанностей, Алек подошел к Беке и ее солдатам. Когда же и Серегил стал откланиваться, Риагил жестом остановил его.

— Ты не забыл сад лунного сияния? — спросил кирнари. — Насколько я помню, это было твое любимое место.

— Конечно.

— Не хочешь ли снова там побывать?

— Очень хочу, кирнари, — ответил Серегил, гадая, к чему приведет это неожиданное приглашение.

Они в молчании пересекли несколько двориков, пока не дошли до небольшого сада у стены. В отличие от других, где яркие цветы живо контрастировали с выбеленными солнцем стенами, этот садик предназначался для ночных медитаций. В нем цвели лишь белые цветы вперемежку с целебными травами и кустами с серебристыми листьями. Клумбы вдоль вымощенных черным камнем дорожек походили на сугробы. Даже в слабом свете узенького серпика луны цветы словно сияли в темноте. В вышине шелестели удерживаемые веревками воздушные змеи с каллиграфически написанными священными текстами, посылая свои безмолвные молитвы с легким ночным ветерком.

Двое мужчин некоторое время стояли молча, отдавая дань восхищения совершенству сада.

Наконец Риагил глубоко вздохнул,

— Однажды, когда ты уснул здесь, я отнес тебя в постель. Кажется, будто это было совсем недавно. Серегил поморщился.

— Если бы кто-нибудь из моих спутников-тирфэйе услышал твои слова, это было бы для меня унижением.

— Ты и я — мы ведь не тирфэйе, — ответил Риагил, лица которого не было видно в тени. — Однако я замечаю, что ты среди них стал другим, — ты кажешься старше своих лет.

— Я всегда этим отличался. Возможно, такова отличительная черта нашей семьи. Посмотри на Адриэль — она уже кирнари.

— Твоя старшая сестра — замечательная женщина. Акайен-иСолун охотно передал ей титул, как только она достигла совершеннолетия. Но, как бы то ни было, лиасидра все равно будет смотреть на тебя как на недоросля и сочтет глупостью со стороны царицы включение тебя в посольство.

— Если я что и научился видеть, живя среди тирфэйе, так это пользу того, что тебя недооценивают.

— Некоторые могут увидеть в этом бесчестье.

— Лучше лишиться видимости чести, но не утратить ее, чем сохранить видимость и лишиться чести.

— Какая оригинальная точка зрения! — неожиданно улыбнулся Риагил. — Впрочем, она имеет свои достоинства. Адриэль привезла из Римини обнадеживающие новости о тебе. А сегодня, наблюдая за тобой, я нашел, что ее надежды оправдываются.

Он помолчал и снова стал серьезным.

— Ты — что-то вроде обоюдоострого кинжала, мой мальчик, и именно так я и намерен тебя использовать. Гедре медленно увядает с тех пор, как принят Эдикт об отделении, подобно лозе, чьи корни обрублены. То же самое происходит с кланом Акхенди, который вел торговлю через наш порт. Клиа должна добиться успеха — иначе нам не выжить. Торговля с северными странами должна возобновиться. Что бы ни решила лиасидра, пусть Клиа знает — клан Гедре поддержит Скалу.

— Принцесса не сомневается в этом, — заверил его Серегил.

— Благодарю тебя. Сегодня ночью я буду спать спокойнее. А теперь я оставляю тебя вот с этим. — Риагил вытащил из-за пояса запечатанный пергамент и вручил Серегилу. — Это от твоей сестры. Добро пожаловать домой, Серегил-и-Корит.

У Серегила перехватило дыхание, когда он услышал свое настоящее имя. Прежде чем он смог ответить, Риагил тактично покинул сад, оставив Серегила наедине с тихим шелестом воздушных змеев.

Серегил провел пальцем по оттиснутому на воске изображению дерева и дракона, представив себе тяжелый перстень-печатку отца на тонком пальце Адриэль, потом сорвал печать и развернул пергамент.

Адриэль вложила в письмо несколько сухих цветков вандрила. Растерев поблекшие лепестки в руке, Серегил вдохнул их знакомый аромат.

«Добро пожаловать домой, дорогой брат, — начиналось письмо. — Именно так я называю тебя в душе, даже если это запрещено делать вслух. Мое сердце разрывается оттого, что я не могу открыто говорить о нашем родстве. Когда мы встретимся, знай, что только обстоятельства, а не холодность с моей стороны заставляют меня быть сдержанной. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты взялся за трудное для тебя и опасное задание царицы. Предложение включить тебя в посольство не было неожиданным решением. Я подумала об этом еще во время нашей слишком короткой встречи в Римини. Да благословит Аура кхи бедного Нисандера за то, что он рассказал мне о твоей настоящей роли в событиях. Позаботься о безопасности нашей родственницы — Клиа. Да сохранит тебя Аура до тех пор, пока я не смогу обнять тебя в Сарикали. Мне так много нужно тебе сказать, хаба! Адриэль».

Хаба!

Горло Серегила снова сжалось, когда он перечитывал драгоценные строки.

— В Сарикали, — прошептал он, обращаясь к воздушным змеям.