Глава 48. Вынужденное перемирие

Бека дождалась наступления ночи, прежде чем выйти на главную дорогу. Девушка была голодна, замерзла, нога у нее болела. Чтобы сохранить бодрость и отвлечься от вопросов, на которые не находилось ответов, она тихонько напевала себе под нос все баллады, какие только могла вспомнить.

Незадолго до полуночи она добралась до деревни, где и украла лошадь. С самого прибытия в Ауренен Бека не видела ни одной собаки.

«Вот и хорошо, раз уж я стала воровкой», — подумала она с лукавой улыбкой, выводя коня на дорогу.

Когда они удалились от деревни достаточно, чтобы стук копыт не был там слышен, а до Беки не долетела стрела, девушка вскочила на лошадь без седла, ухватилась за гриву и ударом пяток пустила своего скакуна рысью, надеясь за неимением поводьев управлять ногами. Конь послушался, и Бека, чуть не рассмеявшись от облегчения, перешла на галоп.

В следующей деревне она украла с веревки сушившиеся тунику и сенган в надежде стать менее заметной: свои длинные рыжие волосы она спрятала, соорудив, насколько сумела, похожий на ауренфэйский тюрбан.

На рассвете Бека решила, что, если ничего не случится, за день доберется до города. Ехать по главной дороге было рискованно, но беспокойство Беки росло: ее место — рядом с Клиа.

Гнедая кобыла оказалась прекрасным скакуном. Должно быть, здесь конокрадство — прибыльное занятие, решила Бека, раз случайно украденная в темноте лошадь может поспорить с лучшими конями в конюшнях скаланской аристократии.

Когда рассвело, на дороге Беке стало попадаться все больше встречных, но люди были заняты собственными делами и не интересовались бедным босоногим путником. Когда навстречу ехали группы всадников, Бека сворачивала и пряталась за деревьями, пока дорога снова не становилась пустынной. Девушка часто посматривала назад, но никто не мчался ей вслед, так что погони, похоже, можно было не бояться.

Эти уловки хорошо служили Беке до середины дня, пока дорога не достигла глубокого ущелья. За поворотом не более чем в сотне ярдов девушка увидела отряд вооруженных всадников, галопом скачущий ей навстречу. Скрыться было негде, если только не повернуть назад, а это наверняка показалось бы подозрительным.

По крайней мере всадники носили цвета Акхенди, с облегчением заметила Бека. Свернув на обочину, она продолжала ехать ровной рысью, моля богов, чтобы отряд продолжал скакать цепочкой и она не оказалась слишком близко от кого-то из акхендийцев.

Бека уже почти разминулась с отрядом, когда один из воинов неожиданно подскакал к ней и сорвал сенгаи. Рыжие волосы рассыпались по плечам девушки, выдав ее, как выдала бы скаланская военная форма.

— Это та самая скаланка! — заорал парень. Выхватив меч, он занес его над Бекой.

Девушка припала к шее лошади, покрепче вцепилась в гриву и изо всех сил ударила коня пятками. Кобыла рванулась вперед и взвилась на дыбы, когда двое всадников развернулись, чтобы преградить Беке дорогу.

Чьи-то руки вцепились в тунику Беки. Мгновение она не видела вокруг ничего, кроме ухмыляющихся лиц и сверкающей стали. Какой-то воин ударил ее дубинкой по руке, но девушку от увечья защитила кольчуга под туникой.

Неожиданно откуда-то сверху донесся яростный вопль и грохот падающих камней. Все еще пытаясь управлять своей лошадью, Бека заметила одинокого всадника, кинувшегося на ее противников со склона справа от дороги. Он тут же оказался среди акхендийцев, раздавая направо и налево удары плоской стороной рапиры.

— Скачи! — крикнул он Беке, загораживая своим конем ее от нападающих. — Удирай!

Бека узнала голос.

— Ниал!

— Да скачи же!

Оглянувшись, Бека заметила молодого воина, явно растерявшегося от неожиданного появления Ниала. Издав боевой клич Ургажи, она налетела на него, вышибла из седла и вырвалась на свободу. Теперь она скакала не в том направлении, но выбирать не приходилось.

Бека услышала позади яростные крики и стук копыт. Она бросила взгляд через плечо и увидела приближающегося галопом Ниала и преследующих его акхендийцев.

Рабазиец догнал Беку и сунул ей что-то: ее рапиру, рукоятью вперед. Девушка взмахнула клинком, так что ножны отлетели в сторону, и ударила плоской стороной по крупу кобылы, заставив ее ускорить бег.

— Туда! — крикнул Ниал, показывая на отходящую от дороги тропу.

Понимая, что их вот-вот настигнут, Бека не колеблясь свернула, куда велел Ниал.

— Бесполезно! — охнула она, обернувшись и увидев, что акхендийцы продолжают их преследовать. — Они не отстанут! Нам не ускакать! Разворачивайся и сражайся, их осталось только пятеро.

— Нет, Бека! — закричал Ниал, но она уже развернула лошадь.

С новым воинственным кличем девушка галопом помчалась навстречу преследователям, высоко подняв клинок. Как она и ожидала, ее неожиданное нападение смутило их. Трое свернули с тропы, но два воина кинулись навстречу. Тропа была узкой, поэтому Бека направила лошадь между двумя всадниками. Увернувшись от удара одного, она ударила второго по голове рукоятью рапиры. Воин свалился с коня, и Бека поскакала к тем троим, которые отстали. Один из них пустился наутек, но двое других не струсили.

Сражаться верхом без седла и стремян, на которые можно опереться, дело опасное. Понимая это, Бека соскользнула с кобылы, так что та на мгновение заслонила ее от противников, и рубанула по ногам коня ближайшего к ней акхендийца. Скакун взвился на дыбы, сбросив всадника. Бека тут же развернулась, чтобы отразить удар второго воина, который чуть не наехал на нее своим конем. Девушка перекувырнулась под брюхом лошади этого акхендийца, нанесла удар ему в бедро и тут же огрела по крупу его коня, так что тот сбил с ног первого, уже поднявшегося воина.

Теперь к ней скакал еще один всадник, и Бека уже приготовилась отразить нападение, но это оказался Ниал.

Схватившись за его протянутую руку, Бека сунула ногу в стремя, которое тот освободил, и Ниал вскинул ее на коня позади себя. Развернув скакуна, рабазиец галопом помчался прочь, оставив раненых врагов в пыли.

Беке ничего не оставалось, как обхватить свободной рукой Ниала вокруг талии. Они скакали по извилистой заросшей тропе. Какой-то частью рассудка Бека отметила, как приятно оказалось прижаться к надежной спине Ниала, но тут же с гневом прогнала эту мысль, заставив себя вспомнить, какими холодными были его глаза, когда он со своими воинами захватил ее в плен.

Несколько миль они проскакали в молчании, потом остановились у ручья, чтобы напоить коня. Бека поспешно соскользнула на землю, не выпуская из руки рапиры, и попятилась от рабазийца.

Ниал спешился, но не попытался приблизиться к девушке. Он просто стоял, сложив руки на груди, и не прикасался к ножнам с рапирой.

— Откуда ты взялся? — резко сказала Бека. — Опять меня выслеживал?

— В определенном смысле, — признал он. — Я видел, где вы попали в засаду, и был уверен, что найду там твое мертвое тело но вместо этого обнаружил следы коня и понял, что тебе удалось скрыться. Я решил, что ты не будешь особенно рада меня видеть, поэтому держался позади: я хотел убедиться, что ты в безопасности. У тебя все шло хорошо, пока эти акхендийцы не напали на тебя. Такого я не ожидал.

Бека не обратила внимания на примирительный тон.

— Если ты заботился о моей безопасности, зачем вообще нужно было меня выслеживать? Ниал грустно улыбнулся.

— Это показалось мне лучшим способом отвлечь других преследователей от поисков твоих друзей, у которых, как я правильно предположил, есть дела по ту сторону гор.

— Ты их нашел? Рабазиец кивнул.

— Их нашла и банда разбойников, но нам удалось с ними разделаться. Я показал Серегилу и Алеку дорогу и вернулся, чтобы убедиться в твоем благополучном прибытии в Сарикали.

— Все это по твоим словам, — прорычала Бека.

— Тали… — Ниал сделал шаг к ней, и Бека заметила темное пятно у него на тунике. Это была кровь, но не настолько свежая, чтобы быть результатом сегодняшней схватки.

— Так ты отпустил их, да? — спросила Бека, показав на пятно.

— Алека ранили, прострелили ему ногу, — объяснил Ниал, оттирая пятно. — Я перевязывал его рану.

До чего же мучительно! Беке хотелось верить ему, для этого даже были основания, но осторожность заставляла держаться начеку.

— Почему акхендийцы напали на меня? Отвернувшись, Ниал уселся на большой камень у ручья.

— Не знаю, — ответил он, и Бека поняла, что рабазиец не лжет.

— Тут замешана Амали, правда?

На этот раз ошибиться было нельзя: Ниал виновато покраснел. «Серегил был прав насчет него с самого начала», — грустно подумала Бека.

— Ты в сговоре с ней, разве не так?

— Нет, — ответил Ниал, упершись локтями в колени и устало опустив голову.

Бека смотрела на него, и сердце предательски заставляло ее вспомнить ощущение его теплой кожи под ее пальцами. Она сказала Алеку, что любовь не ослепляет ее; теперь пришло время доказать это.

— Отдай мне свое оружие, — приказала Бека. Не говоря ни слова, Ниал отстегнул пояс с рапирой и бросил к ногам девушки, потом проделал то же самое с кинжалом. Бека повесила их на плечо, потом обыскала рабазийца, чтобы у того не оказалось еще какого-либо клинка.

Ниал был так терпелив и послушен, что девушка почувствовала себя виноватой. Прежде чем ей удалось сдержаться, она протянула руку к его гладкой щеке. Ниал повернул голову, и прикосновение превратилось в ласку. Бека отдернула руку, словно обожглась.

— Если я напрасно тебя обидела, прости меня, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Я выполняю долг.

Ниал снова отвел глаза.

— Так ты всегда говоришь. Что ты собираешься теперь делать?

— Я должна вернуться к Клиа.

— По крайней мере в этом мы с тобой единодушны, — ответил Ниал, и Беке показалось, что он улыбнулся, садясь на коня.

Почему-то Беке не казалось, что дальнейший путь будет таким уж легким.

Глава 49. Капитуляция

Ровная качка корабля убаюкала Серегила, и он крепко уснул. несмотря на тревогу о том, что ждет впереди. Он наполовину надеялся, наполовину опасался увидеть очередной сон, но когда проснулся на следующее утро, никаких сновидений не вспомнил. Рядом с ним Алек дернулся и забормотал во сне и, судорожно вздохнув, пробудился, когда Серегил погладил его по щеке.

Выглянув в крошечное окошечко в изголовье койки, Алек сел, опираясь на локоть.

— Похоже, мы все еще плывем.

Серегил наклонился к окошку, пытаясь что-нибудь разглядеть.

— Мы в миле или двух от берега. Уже видны огни Гедре. Натягивая одолженную им одежду, друзья почти не разговаривали. Серегил с чувством сожаления снял с пальца кольцо Коррута и на шнурке повесил его на шею. Бутылочка с акхендийским браслетом, завернутая в сенгаи, найденный у злоумышленников, была засунута на дно его старого дорожного мешка.

— Что будем делать с оружием и инструментами? — спросил Алек.

— Надень рапиру, — ответил Серегил, застегивая собственный пояс с ножнами, — а остальное оставь здесь. Сомневаюсь, что нам теперь позволят носить что-нибудь более опасное, чем фруктовый ножик.

На этот раз ни одна лодка не встречала скаланцев. Оставив корабли сопровождения у входа в гавань, Коратаи приказал бросить якорь у пирса и на шлюпке отправился на берег. Два мага, Серегил и Алек плыли во второй шлюпке; благодаря плащам с капюшонами они ничем не отличались от воинов Коратана.

— Должно быть, Риагил что-то подозревает, — прошептал Алек, глядя на толпящихся на берегу людей.

Серегил кивнул. Их прибытие, казалось, собрало в гавани все население города, однако никто их не приветствовал: не было слышно пения, никто не подплывал к кораблям на лодках, никто не кидал в воду цветы. Серегил нервно вытер вспотевшие ладони о штанину: каждый взмах весел приближал их к моменту истины, который мог очень печально кончиться.

Его предчувствия стали еще более мрачными, когда нос лодки заскрежетал по гальке на мелководье. Были слышны лишь вздохи ветра и шум волн, накатывающих на берег. Серегил с Алеком выпрыгнули из лодки следом за Коратаном, но постарались держаться за спинами эскорта.

Следуя совету Серегила, принц остановился у самой кромки воды, дожидаясь приглашения ступить на запретную землю.

Навстречу им вышел ауренфэйе, и Серегил с облегчением перевел дух: это был Риагил-и-Молан. Должно быть, он вернулся в родной город сразу же, как было обнаружено их исчезновение. Кирнари приблизился к Коратану; на лице его не было улыбки, а руки скрещены на груди, а не протянуты гостеприимным жестом.

Алек беспокойно переступил с ноги на ногу, стоя по колено в воде.

— Терпение, — прошептал Серегил. — Должны быть соблюдены определенные формальности.

— Кто вы такие, явившиеся к нашим берегам на боевых кораблях? — спросил Риагил по-скалански.

— Я Коратан-и-Мальтеус Ромеран Балтус из Римини, сын царицы Идрилейн и брат царицы Фории. Я явился не сражаться, кирнари, но ради тетсага из-за нападения на мою сестру, Клиа-аИдрилейн, и убийства посла, благородного Торсина. Я требую такого права по своему родству с кланом Боктерса.

Риагил улыбнулся и сделал шаг навстречу; напряжение явно спало.

— Мы приветствуем тебя здесь, Коратан-и-Мальтеус. — Риагил снял с запястья тяжелый браслет и протянул принцу. — Когда я покинул Сарикали, твоя сестра была еще жива, хотя все еще тяжело больна, и к ней никого не допускали. Ее свита бдительно ее охраняет. Я должен отправить сообщение лиасидра о твоем прибытии.

— Я хотел бы обратиться к лиасидра сам, — ответил Коратан. — От имени царицы я требую, чтобы мне была предоставлена такая возможность.

— Это нарушает все традиции, мягко говоря, — проговорил Риагил, несколько растерявшись от сурового тона Коратана. — Не уверен, что лиасидра позволит тебе пересечь горы, но не сомневайся: долг чести перед тобой будет исполнен.

— Хорошо известно, как чтят атуи в Гедре, — сказал Коратан. — Чтобы доказать мои добрые намерения, я готов помочь свершиться тетсагу Хамана против моего собственного родича.

При этих словах, как и было условлено, Серегил вышел вперед, опустив глаза, извлек из ножен рапиру и воткнул ее во влажный песок.

— Ты знаешь меня, Риагил-и-Молан, — сказал он, откинув капюшон. — Признаю, что нарушил обещание, и по собственной доброй воле отдаю себя на суд лиасидра и Хамана. — Серегил опустился на колени, а потом растянулся ничком на земле, раскинув руки в жесте полной покорности.

Последовало мгновение пугающей тишины. Серегил лежал абсолютно неподвижно, слушая, как журчит вода, стекая по песку. Риагил был вправе убить его на месте за нарушение приговора об изгнании. Если он и вправду вступил в союз с Акхенди, это было бы для него самой удобной тактикой.

Серегил услышал приглушенные песком шаги, краем глаза заметил, как клинок слегка наклонился, когда кто-то взялся за рукоять рапиры.

Потом сильная рука легла ему на плечо.

— Встань, изгнанник, — сказал Риагил, поднимая его на ноги. — Именем Хамана я арестую тебя. — Понизив голос, он добавил: — Лиасидра ждет твоего возвращения, прежде чем голосовать. Тебе придется многое объяснить.

— Я очень хочу это сделать, кирнари. Шлепая по воде, к ним приблизился Алек, воткнул в песок рапиру и принял предписанную ритуалом позу.

— Как скаланец, ты должен подвергнуться суду своего народа, Алек-и— Амаса, — сказал ему Риагил, поднимая юношу на ноги. По сигналу кирнари один из его родичей забрал рапиры, а еще несколько окружили Серегила.

— Я должен просить о двух вещах, которые, быть может, не очень тебе понравятся, кирнари, — заговорил Коратан. — Этим двоим должно быть позволено выступить от моего имени, какой бы приговор ни был вынесен им самим. Они явились ко мне, несмотря на опасность, угрожавшую их жизням, чтобы сообщить, кто напал на члена моей семьи.

— Я должен обратиться клиасидра, — добавил Серегил. — От этого зависит жизнь Эмиэля-и-Моранти и честь трех кланов. Клянусь в этом именем Ауры.

— Поэтому ты и бежал? — спросил Риагил.

— Это казалось мне достаточно веской причиной, кирнари, — почти правдиво ответил Серегил,

— Я хотел бы, чтобы их возвращение осталось в тайне до тех пор, пока мы не прибудем в священный город, — сказал Коратан. Риагил заметил синяки на лице Серегила и кивнул.

— Как пожелаешь. Достаточно того, что они вернулись. Пойдем, Коратан— и-Мальтеус, ты будешь гостем в моем доме, пока не станет известно решение лиасидра. Я немедленно пошлю сообщение в Сарикали.

Так и случилось, что Серегил вскоре снова оказался в саду с расписными стенами в резиденции Риагила. Они с Алеком сидели в стороне от остальных под бдительными взглядами охраны, а Коратана и его свиту гедрийцы угощали винами и разнообразными яствами.

— По крайней мере он не приказал заковать тебя в цепи, — с надеждой проговорил Алек.

Серегил рассеянно кивнул, наблюдая за Коратаном. Прошло уже более тридцати лет с тех пор, как они вместе с принцем развлекались в злачных местах Нижнего города. Время не было снисходительно к Коратану, сделав жизнерадостного юношу человеком мрачным, почти все время погруженным в меланхолию. Теперь, сидя в тени старого дерева с узловатым стволом, он, казалось, неловко чувствовал себя в этом мирном окружении, его не радовали ни теплые солнечные лучи, ни улыбки и гостеприимство гедрийцев.

«Этот человек создан только для войны», — подумал Серегил. Впрочем, Коратан доступен и убеждению, иначе бы они сейчас здесь не сидели.

Через час явился Риагил и сообщил хорошие новости.

— Лиасидра позволила тебе явиться в священный город, Коратан-и— Мальтеус, — объявил он радостно. — Впрочем, есть и ограничения.

— Я этого ожидал, — ответил Коратан. — И каковы же они?

— Ты можешь взять с собой магов, но не больше двадцати воинов, и должен приказать, чтобы твои корабли встали на якорь за пределами гавани Гедре.

— Хорошо.

— И ты должен также сослаться на свои родственные связи с Боктерсой, чтобы требовать тетсага. Адриэль будет выступать твоей представительницей перед лиасидра.

— Так мне и говорили, — ответил принц, — хотя непонятно, почему моей сестре Клиа было позволено самой выступать перед лиасидра, а мне — нет.

— Тут совсем разные ситуации, — ответил Риагил. — Клиа прибыла вести переговоры, а ты поднимаешь вопрос, касающийся атуи, и, как ни жаль мне это говорить, некоторые кланы могут усомниться в твоем праве на это. Тирфэйе — кто бы они ни были — не обладают равными с ауренфэйе правами. Не сомневайся, Адриэль окажет тебе очень большую помощь.

Коратан бросил на Риагила гневный взгляд.

— Так вы считаете нас низшей расой?

Кирнари прижал руку к сердцу и слегка поклонился.

— Некоторые так думают, господин, но не я. Пожалуйста, поверь: я сделаю все, что в моих силах, чтобы твоя сестра и Торсин-и-Ксандус получили справедливое отмщение.

В середине того же дня колонна выступила в путь; скаланцев сопровождали двадцать воинов-гедрийцев. На этот раз не было ни вьючных коней, ни музыкантов, которые могли бы замедлить продвижение. Коратан не стремился к соблюдению излишних церемоний, и вместе со своими солдатами отправился в путь, словно в поход, не взяв ничего, кроме необходимого.

Серегил и Алек ехали вместе со скаланцами, одетые в плащи и стальные шлемы личной охраны принца.

— Ну вот, наконец-то ты в военной форме, а? — ухмыльнулся Серегил, глядя, как Алек теребит ремень шлема. — В таком виде да еще с темными волосами тебя и Теро не узнает!

— Лучше будем надеяться, что не узнают акхендийцы, — ответил Алек, внимательно оглядывая скалы по сторонам дороги. — Как ты думаешь, заметит кто-нибудь, что мы единственные в отряде принца, у кого нет оружия?

— Если кто-нибудь поинтересуется, то мы — личные повара Коратана.

Колонна миновала дравнианскую башню; лагерь был разбит несколькими милями дальше, на перевале. Когда путники достигли заколдованного участка дороги, Коратан покладисто согласился завязать глаза, заметив только, что хотел бы, чтобы и Скала имела такую защиту.

До скрытого парами озера Вхаданакори они добрались к полудню следующего дня и остановились на берегу, чтобы дать отдохнуть коням. Серегил и Алек остались с солдатами, а Риагил повел Коратана и двух магов к каменному дракону.

Кобыла Серегила имела привычку надувать брюхо, когда ее седлали, и на последнем отрезке пути он почувствовал, что седло начало съезжать на сторону. Напоив лошадь, Серегил стал затягивать подпругу, шлепнув кобылу по боку, чтобы не дать ей выкинуть тот же номер опять.

Занимаясь этим делом, он вполуха прислушивался к разговорам вокруг. Воины Коратана сразу показались ему мрачноватой компанией, но теперь их гедрийским проводникам удалось некоторых из них расшевелить. Беседы велись на ломаной смеси скаланского и ауренфэйского. Однако до Серегила донеслись и более тревожные высказывания некоторых скаланцев: солдаты жаловались на необходимость ехать с завязанными глазами и «странную, неприятную магию». Похоже было, что Фория не одинока в своем недоверии к ауренфэйе и волшебникам вообще. Такое отношение со стороны скаланцев было чем-то новым, и оно очень встревожило Серегила.

Он как раз заканчивал возиться с подпругой, когда все вокруг внезапно умолкли.

— Сын Корита, — сказал ему в ухо чей-то голос. Волосы на голове Серегила зашевелились. Он резко обернулся, ожидая увидеть перед собой руиауро или кхирбаи. Однако рядом были только Алек и солдаты, занимающиеся своими делами, хотя до Серегила по-прежнему не доносилось ни звука.

Гадая, не оглох ли он внезапно, Серегил оперся на свою лошадь, чтобы не упасть, и тут увидел сидящего на седле дракона размером с собаку. Крылья дракона были сложены, а шея позмеиному изогнута. Серегил только успел понять, кто перед ним, как дракон напал на него; челюсти сомкнулись на его левой руке.

Серегил замер на месте. Сначала он почувствовал лишь жар, словно от раскаленной печи, потом боль от зубов и попавшего в рану яда.

Серегил другой рукой вцепился в гриву лошади, принудив себя не дернуться и не закричать. Когти дракона прочертили белые линии на коже седла; он еще больше стиснул челюсти и встряхнул руку Серегила, а потом замер неподвижно, глядя на человека одним жестоким желтым глазом. Кровь вытекала из окруженной чешуей пасти и струилась по запястью Серегила.

«О Аура, это же большой дракон! — подумал Серегил. Опасно большой. Почти вся кисть руки помещалась в его пасти. — Ну и счастливая же метка останется!»

Боль превратилась в некое подобие экстаза. Серегил не видел ничего, кроме дракона, и с мучительным восторгом заметил, как сгущается вокруг колеблющееся золотое сияние. Солнечный свет бросал на чешуи радужные отблески, острия на морде дракона чуть шевелились, из изящных золотых ноздрей вырывались клубы пара.

— Сын Корита, — снова сказал дракон.

— Аура Элустри, — дрожа, прошептал Серегил. Дракон выпустил его руку и взлетел, тут же скрывшись в горячих испарениях.

На Серегила обрушились звуки. Рядом с ним оказался Алек, который осторожно опустил друга на землю: ноги того уже не держали. Серегил оторопело смотрел на двойной пунктир кровоточащих ранок на руке — и снизу, и сверху.

— Он был больше, чем дракон Теро, — пробормотал Серегил, изумленно качая головой.

— Серегил! — Алек потряс его за плечо. — Откуда он взялся? С тобой все в порядке? Где тот флакон?

— Флакон? В кошеле. — Сосредоточиться было трудно: вся рука пылала, словно по ней тек жидкий огонь. Вокруг толпились люди, их голоса, казалось, оглушали его.

Алек снял кошель с пояса Серегила и вытряхнул из него стеклянный сосуд с лисенком, переданный Серегилу руиауро, — тот самый, который тот чуть не забыл.

Серегил сдавленно рассмеялся.

«Они знали, что лиссик мне понадобится. Они все знали с самого начала».

Алек осторожно смазал ранки темной маслянистой жидкостью; жжение сразу уменьшилось.

Толпа расступилась, пропустив Риагила и Коратана. Кирнари опустился на колени рядом с Серегилом, осмотрел его руку, потом велел принести целебные травы.

— Клянусь Светом, Серегил! — пробормотал он, поспешно накладывая их на рану и перевязывая руку влажным полотном. — Получить такую отметину, это же…

— Дар, — хрипло прошептал Серегил, чувствуя, как яд дракона расходится по всему телу, превращая вены в ручейки раскаленного металла.

— Действительно дар. Ехать ты сможешь?

— Привяжите меня к седлу. — Серегил попытался подняться, но не смог. Кто-то поднес к его губам флягу, и он глотнул горького отвара.

— Ты весь дрожишь, — сказал Алек, помогая Серегилу встать. — Как же ты справишься с лошадью?

— Особого выбора нет, тали, — ответил Серегил. — Впрочем, через день-два полегчает. Он не укусил меня так уж глубоко — как раз достаточно, чтобы пометить и заставить вспомнить

— Вспомнить что?

Серегил слабо улыбнулся

— Кто я такой

Глава 50. Ничья

Обратный путь в Сарикали показался Беке бесконечным. Они с Ниалом избегали главной дороги и далеко объезжали те маленькие деревушки, что встречались им по пути. Только у одной из них Ниал остановился, чтобы купить еще одну лошадь, оставив беку за деревьями и ни о чем ее не предупредив.

Бека была благодарна ему за то, что теперь снова имеет собственного коня: невольная близость к Ниалу, когда приходилось ехать, прижавшись к нему, оказалась более мучительной, чем Бека могла вынести. Они почти не разговаривали в течение дня, а ночью, сразу после того как поели, завернулись в одеяла и улеглись с противоположных сторон костра.

Как только Бека позволила себе задуматься о положении, в котором они оказались, она поняла, насколько абсурдна ситуация. Она, по сути, была пленницей Ниала, но у нее находилось все оружие. Каждый из них мог ночью сбежать, но утром оба оказались на своих местах.