Глава 26. Война

Возбуждение от победы заставило Форию почувствовать себя моложе. Два дня ее войска сражались под проливным весенним дождем и оттеснили— таки пленимарцев от перевала к западу от реки. Потери с обеих сторон были тяжелые, но Скала отвоевала несколько драгоценных акров.

Когда Фория скакала через лагерь во главе сильно поредевшей конной гвардии, отовсюду слышались приветственные крики. С ними мешались горестные вопли следовавших за армией женщин и детей, не увидевших среди возвращающихся своих мужей, сыновей и отцов. Солдаты молча отдавали честь павшим, которых везли за гвардией на скрипучих телегах.

Проезжая мимо палаток ремесленников, новая царица заметила кого-то из гончаров; женщина стояла, уперев руки в бедра, и явно прикидывала, пересчитывая опустевшие седла, сколько урн для пепла понадобится: в них погибшие в бою воины совершат последнее путешествие домой.

Фория отогнала мысль о потерях. Этой весной победы не так уж часто выпадали на долю скаланцев, и царица хотела в полной мере насладиться этой.

Впереди раздались громкие приветствия: у шатра Фории собирались ее личная охрана и слуги.

— Ты показала им сегодня, генерал! — выкрикнул покрытый шрамами ветеран, размахивая знаменем своего полка. — Веди нас в бои завтра, и мы тебя не посрамим!

— Ты ни в одной битве не посрамил меня, сержант, — ответила Фория. Раздался новый взрыв воинственных криков. Солдаты все еще предпочитали называть Форию ее воинским званием, и царицу сейчас это порадовало.

Спешившись, Фория впереди своих офицеров прошла в шатер, где были накрыты столы. Это был не пир, конечно, но все же заслуженное воздаяние мужественным воинам.

Они все еще утоляли голод, когда у входа в шатер появился капитан Транеус. Он был весь покрыт дорожной грязью, а через плечо у него висела почтовая сумка.

— Какие новости из Римини? — окликнула его Фория.

— Принц Коратан прислал тебе письмо, и есть свежие отчеты из Ауренена.

— Транеус протянул царице сумку.

Внутри оказались три свитка. Прочтя первый, письмо от брата, Фория почувствовала, как радостное возбуждение покидает ее. Царица дважды перечитала написанное и окинула взглядом любопытные лица сотрапезников.

— Пленимарцы напали на южное побережье Скалы. Они сожгли уже три города: Калис, Ялин и Треболин.

— Ялин! — охнул генерал Арлис. — Это же всего в пятидесяти милях от Римини.

Виски Фории сжала боль. Она отложила письмо брата и взялась за свиток, запечатанный воском с оттиском перстня Клиа. Новости принцесса сообщала все те же: переговоры шли медленно. Правда, кажется, удалось склонить на свою сторону хаманцев, однако никакой помощи ауренфэйе пока не предоставили, и конца проволочкам не видно.

Закрыв глаза, Фория потерла переносицу; головная боль терзала ее все сильнее.

— Оставьте меня, — приказала она офицерам. Когда шаги и скрип портупеи затихли, царица подняла глаза и увидела стоящего рядом Транеуса.

Только теперь Фория взяла третий свиток, запечатанный всего лишь несколькими каплями воска от свечи. Как и прочие отчеты, полученные ею за последние недели, этот был написан в очень осторожных выражениях. Фория сделала вывод, что Клиа пишет правду, но старается придать событиям более обнадеживающий вид, чем они того заслуживают

— Наша наблюдательница пишет мне, что влияние Вирессы растет, — сказала Фория Транеусу. — Переговоры стоят на месте. Она не разделяет оптимизма моей сестры. Ходят даже слухи, что вирессийцы могут предпочесть пленимарское золото нашему.

Царица протянула письмо Транеусу, который запер его в шкатулке с аккуратно уложенными другими свитками.

— Что должен я сообщить в Римини, госпожа?

Фория повертела кольцо на левой руке. Пальцы ее, целый день сжимавшие рукоять меча, воспалились и отекли, и ей пришлось поплевать на них, чтобы кольцо наконец снялось. Вытерев камень подолом туники, Фория мгновение помедлила, любуясь игрой света на резной фигурке дракона.

— Отвези кольцо моему брату. Я хочу, чтобы он получил его через два дня. Никто, кроме тебя, не должен ничего знать. Отправляйся немедленно.

Транеус только что проделал трудный путь — несколько дней по морю и непролазной грязи дорог. Приказ Фории означал, что отдохнуть ему не удастся, но на лице офицера не отразилось ничего, кроме преданности, — как царица и ожидала. Если Транеусу удастся выжить, к концу войны на его ловкой руке может появиться другое кольцо…

Оставшись одна в просторном шатре, Фория откинулась в кресле и с легкой улыбкой взглянула на светлый след от кольца на пальце.

Голова у нее больше не болела.

Глава 27. Снова призраки

Серегил проснулся на рассвете последнего дня траура, снова пытаясь вспомнить сон, прежде чем он растает. Сновидение началось с тех же знакомых образов, но на этот раз, кажется, в углу комнаты стоял руиауро, Лиал; он явно пытался сказать Серегилу что-то очень важное, но треск и рев пламени заглушали его голос.

Сновидение не оставило ощущения паники, но Серегил точно знал, куда должен пойти немедленно; это место тянуло его к себе, словно леска попавшуюся на крючок рыбу. Он со вздохом выскользнул из постели, гадая, успеет ли вернуться в свою комнату прежде, чем дом заполнится посетителями.

Кто-то пел на верхнем этаже Нхамахата, приветствуя рассвет, когда Серегил верхом приблизился к башне. Стаи маленьких дракончиков носились вокруг, их тощие тельца в первых солнечных лучах казались отлитыми из темного золота.

— Марос Аура Элустри чиптир, — прошептал Серегил, сам не зная, что заставило его вспомнить молитву; однако он внезапно почувствовал благодарность судьбе за то, что оказался сейчас в этом священном месте.

Надев у входа маску, Серегил последовал-за служительницей в главный зал. Там уже лежало несколько человек, явившихся в Нхамахат ради вещих снов.

— Я хотел бы поговорить с Лиалом, если можно, — сказал Серегил девушке.

— Лиал мертв, — ответила она.

— Мертв! — ахнул Серегил — Когда это случилось? И как?

— Почти сорок лет назад. Он очень тяжело болел, я думаю.

Пол, казалось, покачнулся под ногами Серегила.

— Понятно. Можно мне воспользоваться дхимой?

Девушка разожгла жаровню и дала Серегилу горсть трав, дым которых навевает сны. Он с почтительным поклоном взял то и другое и поспешил вниз, в пещеру. Выбрав наугад маленькое сооружение, Серегил разделся и прополз под дверной завесой, на этот раз влажная духота порадовала его. Усевшись на циновке, Серегил бросил травы на угли и помахал рукой, чтобы дым перемешался с паром.

Ритмичные глубокие вдохи помогли ему расслабить мускулы; наркотический дым постепенно начал оказывать свое действие.

Первая мысль, явившаяся Серегилу, была о том, что на сей раз он не испытывает страха — не испытывает с того момента, когда неожиданно решил отправиться в Нхамахат. Ему не было больше трудно дышать: он явился сюда по собственной воле, без опасений и отвращения.

Серегил закрыл глаза, чувствуя, как собравшийся под маской пот стекает по носу. Дым от тлеющих трав щипал легкие и заставлял голову кружиться, но Серегил теперь не имел ничего против; он терпеливо ждал.

— Ты начинаешь понимать, сын Корита, — произнес знакомый голос.

Открыв глаза, Серегил обнаружил, что сидит на нагретом солнцем камне у драконьего озера в горах Акхенди. Рядом с ним сидел Лиал, глаза которого снова сияли золотом.

— Не уверен, что это так, достопочтенный, — возразил Серегил, ежась под холодным горным ветерком.

Руиауро поднял камешек и кинул его в воду. Серегил проводил камешек взглядом, а когда снова оглянулся, на месте Лиала сидел Нисандер. Это преображение почему-то не удивило Серегила; он только ощутил ту же необъяснимую благодарность судьбе, что и при виде мельтешащих в воздухе дракончиков.

Нисандер сидел, скрестив ноги, и смотрел на воду; лицо его было спокойно. Старик был одет в любимый драный кафтан, а носки поношенных сапог были мокрыми, словно маг только что шел по покрытой росой траве. Вьющиеся седые волосы, окаймляющие лысину, шевелил ветерок, и на коротко подстриженной бороде Серегил заметил чернила. Ни разу со дня смерти старого друга Серегил не видел его во сне, а когда думал о нем наяву, то, несмотря на все старания, мог вспомнить лишь окровавленное мертвое лицо, а не того Нисандера, с которым делил счастливые часы.

Серегил поспешно отвел глаза, приготовившись к тому, что видение исчезнет. Ласковая рука коснулась его подбородка, заставляя его взглянуть в лицо волшебнику.

— Открой глаза, Серегил!

Тот послушался и чуть не расплакался от облегчения: перед ним был Нисандер, ничто не изменилось.

— У тебя очень упрямый ум, милый мальчик, — сказал Нисандер, похлопав Серегила по щеке. — Ты можешь выследить черную кошку безлунной ночью, но собственное сердце для тебя — неведомая земля. Ты должен быть более внимателен.

Нисандер опустил руку, и теперь Серегил увидел, что старый волшебник держит один из загадочных стеклянных шаров. Небрежным взмахом маг подкинул шар в воздух. Сфера блеснула в солнечных лучах и разлетелась на тысячу осколков, ударившись о камень. На какой-то ужасный момент Серегил снова оказался на продуваемом всеми ветрами пленимарском берегу, кровь — кровь Нисандера — капала с его сломанной рапиры. Так же мгновенно, как появилось, видение растаяло.

— Какой прелестный звук, правда? — спросил волшебник, с улыбкой глядя на осколки.

Серегил смахнул слезы и попытался понять, что все это значит.

— Руиауро говорил, что я должен их сохранить. Но Нисандер исчез, и на его месте снова сидел Лиал. Руиауро покачал головой.

— Я сказал, что они твои, сын Корита. Но это тебе и так известно и было известно давно — до того, как ты ко мне пришел.

— Нет, ничего подобного! — воскликнул Серегил, но на этот раз менее уверенно. — Что я должен сделать?

Ветер стал совсем ледяным. Серегил поджал ноги и обхватил руками колени, пытаясь согреться. Рядом кто-то зашевелился, и Серегил увидел, что теперь Лиала сменил молодой дракон размером с быка — дракон с золотыми добрыми глазами

— Ты — дитя Ауры, маленький братец, дитя Иллиора. Приближается следующее па твоего танца. Возьми с собой только то, что тебе нужно, — сказал дракон голосом Лиала. С этими словами он с грохотом, похожим на летний гром, расправил кожистые крылья и взлетел, заслонив солнце.

Серегил почувствовал, что тонет во тьме. Горячий едкий воздух в дхиме давил на него со всех сторон. Задыхаясь, он нащупал кожаную завесу, выполз наружу и упал, ловя воздух ртом, на теплый шершавый камень пола пещеры.

Левая рука Серегила что-то нащупала. Даже без того слабого света, который проникал сюда из главной пещеры, Серегил узнал предмет, узнал прохладу слегка шероховатого стекла, которого коснулись его пальцы. Шатаясь, Серегил поднялся на ноги и взвесил шар в руке. Шар был тяжелый, гораздо тяжелее, чем следовало бы быть сфере не больше вороньего яйца, — драгоценный и отвратительный, шар принадлежал Серегилу, и тот мог делать с ним, что хотел.

«Возьми с собой только то, что тебе нужно». В неожиданном страстном порыве Серегил швырнул шар в стену. На этот раз видения не последовало, раздался только порадовавший Серегила звон разбитого стекла.

Солнце еще еле встало, когда Серегил вышел из Нхамахата. Все тело его болело, он испытывал такую усталость, словно и в самом деле проделал пешком путь до горного озера и обратно.

Вернувшись домой, Серегил поднялся в свою комнату по задней лестнице. Алек все еще спал, накрыв голову подушкой. Стук двери разбудил его. Из-под подушки выглянула всклокоченная голова.

— Вот и ты, — сказал Алек, опираясь на локоть. — Снова ранняя прогулка? Где ты был на этот раз?

Серегил не сразу нашел слова. Он сел на край постели и потрепал Алека по спутанным волосам.

— Просто бродил, — наконец удалось ему произнести. — Вставай. Нас ждет многотрудный день.

Кирнари Хамана одним из последних явился выразить Клиа свои соболезнования Когда слуга объявил о прибытии Назиена-и-Хари, Серегил с Алеком тактично удалились в соседнюю комнату, из-за прикрытой двери они могли следить за всем происходящим.

Главу клана сопровождал десяток родичей; среди них был Эмиэль-и— Моранти.

— А что, если Назиен знает, где был его племянник прошлой ночью? — прошептал Алек.

Серегил обнаружил, что вопреки собственному желанию надеется это не так. Как ни горделив и высокомерен был хаманец, Клиа явно испытывала к нему симпатию, и это чувство, похоже, было взаимным.

Назиен и остальные положили на жаровню по кедровой щепке и поклонились Клиа.

Пока Назиен что-то тихо говорил Клиа, Серегил внимательно следил за его племянником, ожидая, что тот чем-нибудь себя выдаст. Однако лицо Эмиэля оставалось бесстрастным; хаманец, похоже, просто скучал Когда все положенные по обычаю слова были сказаны, Клиа наклонилась вперед и пристально взглянула в лицо старику.

— Скажи мне, кирнари, скоро ли лиасидра даст ответ на мои просьбы? Мне так хочется вернуться на родину и по-настоящему поклониться могиле моей матери.

— Переговоры пора заканчивать, — согласился Назиен. — Ты проявила завидное терпение, хотя не уверен, что решение лиасидра тебя порадует.

— Значит, ты думаешь, что мне ничего не удастся добиться? Назиен развел руками.

— Я не могу решать за других. Однако что касается меня, то какие бы чувства я ни питал к твоему родичу, изгнаннику, знай: я никогда не поддерживал те жесткие меры, которые были введены Эдиктом об отделении.

Стоявший позади кирнари Эмиэль ничего не сказал, но Серегилу показалось, что молодой хаманец напрягся.

— Я стар и, возможно, слишком часто вспоминаю прошлое, — продолжал Назиен. — Иногда мне даже кажется, что в тебе, госпожа, я узнаю своего старого друга Коррута — такого, каким я видел его в последний раз. Ты многим мне его напоминаешь — терпеливостью, самообладанием, быстрым разумом Думаю, что и его упрямство ты тоже унаследовала.

— Как странно, — сказала Клиа тихо. — Для меня Коррут-иГламиен — человек из легенды. Его тело, прежде чем его поглотил огонь, было для меня сохранившейся реликвией древности. А для тебя он навсегда останется другом юности, ничуть не изменившимся, как Серегил — для меня. Каково это быть ауренфэйе или волшебником и жить так долго, чтобы хранить подобные воспоминания? Моя жизнь по сравнению с твоей так быстротечна, однако мне она такой совсем не кажется.

— Это потому, что ты нашла ей хорошее применение, — ответил Назиен — Боюсь, что твое пребывание в Сарикали близится к концу. Окажи мне честь — прими участие в охоте вместе с нами, прежде чем отправишься в путь.

— Твое приглашение — честь для меня, — горячо откликнулась Клиа. — Завтра — большое празднество в тупе Вирессы. Может быть, поохотимся на следующее утро?

— Как пожелаешь, Клиа-а-Идрилейн.

— Пожалуй, тебе следует предупредить принцессу о хаманских охотничьих обычаях, — любезно сказал Эмиэль. — По традиции мы обедаем только тем, что удалось добыть, так что, может быть, тебе и твоим людям придется, как и нам, удовлетвориться хлебом и турабом.

— Тогда тебя порадует то, кого я выбираю себе в спутники, — рассмеялась Клиа. — Алек-и-Амаса настреляет нам достаточно дичи для настоящего пира.

Серегил толкнул Алека локтем, глядя на пораженные лица хаманцев.

— Похоже, ты по крайней мере в числе приглашенных.

Глава 28. Воры на пиру

То ли по причине молчаливого согласия Клиа на то, чтобы они снова начали шпионить, то ли просто в результате долгого вынужденного воздержания Серегил удивил Алека проявлением бурной страсти, как только они остались одни.

— Что это такое? — со смехом воскликнул Алек, когда его не слишком нежно потащили к постели. Частые приступы мрачности и последствия загадочного «падения» Серегила привели к тому, что друг не прикасался к нему уже много дней, если не недель.

— Если тебе приходится спрашивать, значит, и впрямь прошло слишком много времени, — прорычал Серегил, стаскивая с Алека кафтан и возясь с его поясом. Он был нетерпелив и ненасытен, и Алек отвечал ему тем же. Никто из них долго не замечал, что дверь, ведущая на балкон, широко распахнута.

— Должно быть, все в доме от кухни до чердака то краснеют, то ругают нас на чем свет стоит, — со смехом сказал Серегил, когда наконец без сил растянулся на полу рядом с кроватью.

Алек свесил руку и намотал на палец прядь темных волос.

— Если они все еще прислушиваются к тому, что здесь творится, скажи, чтобы кто-нибудь позвал целителя, — вправить мне суставы.

Серегил схватил его за руку и стащил вниз, закряхтев, когда Алек свалился на него.

— Потроха Билайри, тали, да ты состоишь из одних коленей и локтей. — Уткнувшись лицом в шею юноше, Серегил глубоко вздохнул. — Ты так замечательно пахнешь, И почему это я всегда забываю…

Алек отодвинулся и взглянул в лицо другу.

— Я забыл рассказать тебе об одной вещи, которая случилась в ту ночь, когда я был у Юлана. Из-за того, что я услышал там про Форию, я и не вспомнил об одном странном происшествии.

— Ты забыл… — проворковал Серегил, снова давая волю рукам.

Алек поймал руку друга и прижал к груди.

— Да послушай же! Когда я подглядывал за Юланом, я почувствовал сильный запах какого-то благовония — он предупредил меня о приближении стражника прежде, чем тот вошел в комнату, где я прятался.

Эти слова наконец привлекли внимание Серегила.

— Предупредил тебя? Каким образом?

— Запах отвлек меня от Юлана, так что я услышал шаги стражника. Если бы не это, меня наверняка поймали бы. И к тому же такой запах я услышал не в первый раз.

— Вот как?

Алек откатился в сторону и сел.

— Это произошло вскоре после нашего прибытия в Сарикали. Кита повел меня в Дом с Колоннами, и мы наткнулись там на Эмиэля-и-Моранти . — Юноша запнулся, увидев, как угрожающе прищурился Серегил. — Ничего не было, только оскорбления.

— Понятно. А потом?

— Когда мы уходили, я почувствовал сладкий запах и в тот же момент услышал, как кто-то идет за нами. Прошлой ночью случилось то же самое, и это, может быть, меня и спасло.

Серегил задумчиво кивнул.

— С некоторыми людьми так общаются башваи. Суеверный страх пауком пробежал по спине Алека.

— Ты думаешь, это были они?

— Пожалуй Интересный поворот.

— Это один взгляд на вещи, — возразил Алек. — Там, откуда я родом, считается предзнаменованием несчастья, если мертвые начинают тобой интересоваться.

— А там, откуда родом я, говорят, бери то, что посылает Светоносный, и будь благодарен. — хмыкнул Серегил, поднимаясь и укладывая Алека в постель.

— Держи нос по ветру и дай мне знать, если снова почувствуешь тот запах.