- По-моему, ты вообще не хочешь, чтобы я выходила замуж. Ты хочешь, чтобы я навсегда осталась дома, у тебя под боком!
      Сопротивление ожесточило ее, все тело было твердым как камень. Джим загнанно метался по кабинету. Его мясистое лицо стало почти лиловым.
      - Это все не так, - сказал он, останавливаясь перед ней. - Ты знаешь, что я не отказываю тебе ни в чем. Но на этот раз дело обстоит иначе. Брак это очень серьезная штука для девушки, как ты. Я всю жизнь работаю не покладая рук, сколотил большое дело. Для себя? Нет! Сначала я делал все это для твоей матери, теперь делаю для тебя. Когда я умру, все достанется тебе. И я не хотел бы, чтобы какой-то прыщ присосался к моим деньгам только потому, что ты спуталась с ним... Подумай обо всем как следует. Подожди, ну, скажем, год, посмотри, подходит ли тебе этот парень. Встречайся с ним, сколько хочешь. И тогда, если ты не передумаешь...
      Его рассудительность только подлила масла в огонь.
      - Ты просто злой человек! - закричала она. - Злой и эгоистичный. Ты заботишься вовсе не обо мне. Ты думаешь только о себе и о своей чертовой.фирме. Ты невзлюбил Генри просто потому, что не хочешь, чтобы он помешал твоим планам. Допустим, он действительно деревенщина. А ты кем был, когда начинал в Техасе?
      Она вся дрожала от гнева и со злорадством заметила, как лицо Джима сразу стало беззащитно-испуганным.
      - Не принимай все так близко к сердцу, солнышко, - робко сказал он. Ты доведешь себя до припадка.
      - До припадка? - закричала она. - Я доведу себя до припадка! Да это ты доводишь меня до припадка! Ты и твои распрекрасные деньги! Тебе все равно, что они сведут меня в могилу, главное, чтобы они были надежно помещены, чтобы никто не мог отобрать их у тебя!..
      Она уже рыдала, и Джим попытался обнять ее. Леона отпрянула от него и рухнула с подавленным видом в кресло.
      - Я... Я не хочу больше говорить об этом, - сказала она сквозь слезы. - Я скверно себя чувствую...
      Огромным усилием воли она сумела вызвать у себя обморок и, окунаясь в желанный мрак, услышала, как отец отчаянно зовет на помощь дворецкого.
      Венчание прошло как продуманный во всех деталях и богато обставленный праздник победы. Она с удовольствием воскресила теперь в памяти свой торжествующий и напряженно-вибрирующий голос, произносящий: "Я, Леона, беру тебя, Генри..."
      Во время долгого медового месяца в Европе ей доставляла удовольствие та непринужденность, с которой Генри воспринимал ее уроки. Он был явно покорен ее шармом, утонченным умением одеваться и следить за собой, беспредельной роскошью и тем аристократизмом, который она привнесла в его жизнь. Если она настаивала, чтобы он поменял костюм, ему это доставляло удовольствие, а отнюдь не раздражало. Он быстро осознал, как важно все это было в мире, куда его ввела Леона, насколько лучше и увереннее он мог чувствовать себя, если был соответствующим образом одет и безупречен в своих манерах.
      Леона открыла перед ним новую жизнь, в которой не было места прошлому. Или, быть может, это только он так считал. В конце концов, это не имело значения. Важно было то, что со временем новая жизнь должна была так заворожить его, что никакая сила в мире не сбила бы его с ног. Именно этого и добивалась Леона...
      И теперь, когда она вспоминала обо всем этом, улыбка самодовольного удовлетворения вдруг заиграла на ее усталом, раздраженном лице.
      Только сейчас она услышала густой гудок парохода, донесшийся с реки. Она бросила взгляд на часы, и улыбка ее растворилась бесследно. В тот же момент ожил телефон, заставив ее вздрогнуть.
      21.55
      Это была Салли.
      - Извини, что так нелепо и загадочно говорила с тобой. Я боялась, что муж услышит. Теперь вот нашла предлог выскочить позвонить из автомата.
      - Да уж действительно, - сказала Леона, - все это было по меньшей мере странно.
      - Ты, наверное, подумаешь, что все это вообще... услышать обо мне через столько лет... Но мне надо было обязательно увидеть Генри сегодня. Он так ужасно обеспокоил меня.
      - Обеспокоил? Почему это, хотела бы я знать, ты беспокоишься насчет Генри? Надеюсь, ты помнишь, Салли, что пытаться заговорить меня бесполезно.
      - Я ничего не пытаюсь - хочу только помочь. Это может быть очень серьезно, ужасно серьезно для Генри. Объяснить это трудно. Постараюсь сделать это покороче.
      - Да уж, пожалуйста, - резко сказала Леона.
      - Так вот, Фред, мой муж, работает следователем в окружной прокуратуре...
      - Как мило, - пробормотала Леона.
      - Недели три назад он показал мне вырезку из газеты, где говорилось про тебя и Генри. Что-то из рубрики "Светская жизнь"...
      - Помню.
      - И он спросил, не тот ли это Генри Стивенсон, который был когда-то моим поклонником.
      - Твоим поклонником? - переспросила Леона. - Ну-ну!
      - Я сказала, что это он. Фред засмеялся и сказал: "Да, кто бы мог подумать!" Потом он сунул вырезку в карман. Я спросила, что особенного в том, что его имя напечатано в газете. Он засмеялся и сказал, что это простое совпадение имеет какое-то отношение к делу, которое он расследует.
      - К делу?
      - Да. Он сказал, что у него нет пока ничего, о чем стоило бы говорить, просто подозрения. Я попробовала выведать у него еще что-нибудь, но он начал подшучивать надо мной, мол, не влюблена ли я до сих пор в Генри.
      - Ты, конечно, все это опровергала, - с сарказмом сказала Леона.
      - Ну да, конечно, - поспешно подтвердила Салли. - Смешно говорить об этом через столько лет!
      - Ну-ну, что же дальше?
      - Мы уже заканчивали завтракать к этому времени. Но тут зазвонил телефон. Звонили из прокуратуры, один из подчиненных Фреда. Я слышала, что Фред говорил что-то о Стивенсоне и еще о ком-то, у кого была странная фамилия - Харпутлиан, что-то вроде этого. Фред сказал: "Ладно, так и сделаем. Пусть Харпутлиан займется этим. В четверг, в половине двенадцатого, у разменного автомата Южного парома..."
      На мгновенье Салли замолчала, и Леона сердито выпалила:
      - Слушай, Салли, все это очень интересно. Но нельзя ли ближе к делу? Может быть, как раз сейчас Генри пытается дозвониться до меня. И в любом случае, какая может быть связь между Генри и всей этой чепухой, которой занимается твой муж?
      - Но все это так сложно, и я ничего не должна пропустить, - сказала Салли. - Я бы не стала надоедать тебе, Леона, если бы это не было очень важно.
      - Что ж, - вздохнула, сдаваясь, Леона, - итак?
      - Я... Я решила проследить за ними.
      - Решила - что?
      - Проследить за ними. В тот самый четверг. Знаю, в это трудно поверить, все это похоже на безумие, но я была страшно напугана. В конце концов, я знаю Генри почти всю жизнь. Я - гм, в нем всегда было нечто странное. Я пыталась как-то рассказать тебе много лет назад.
      Леона нетерпеливо кашлянула.
      - В тот день с утра моросил дождь, - продолжала Салли. - Я шла под зонтом, так что он все время закрывал мне лицо. Следить за кем-то, оказывается, совсем нетрудно, особенно когда идет дождь. Я увидела, как Фреда встретили двое: один - Джо Харрис, который всегда с ним работает, а второй - смуглый, плотный, седой мужчина, наверное, тот самый Харпутлиан.
      Я подождала поодаль, пока они не смешались с толпой, идущей к парому, потом взяла билет и тоже пошла туда. На пароме было не очень трудно остаться незамеченной, но тем не менее мне пришлось провести почти все время в туалете.
      - Прелестно! - фыркнула Леона.
      - Ну да, это было лучшее место, чтобы не попасться им на глаза... Так вот, - упрямо продолжала Салли, - сойдя с парома на Стайтен-айленд, они сели на поезд. Я за ними. Не в тот же вагон, конечно...
      - Ну еще бы! - откликнулась Леона.
      - Я следила, когда они выйдут, и вышла вслед за ними. Дождь все еще шел, никто не обращал на меня никакого внимания. Люди спешили, наверное, чтобы спрятаться от дождя.
      - Ты очень наблюдательна.
      - Это был прибрежный поселок, ужасно запущенный и пустой, улицы кривые, скверные мостовые, грязь. Дома, большей частью похожие на хибары, а в центре казино под дощатой крышей. Когда они направились к берегу, я подошла к казино и стала наблюдать из-за угла веранды. Оттуда мне все было видно.
      - Неужели?! - сказала Леона.
      - Правда, правда! - воскликнула Салли. - Я же говорила тебе, что это похоже на безумие.
      - Безумие - это мало будет сказать...
      - Кроме Фреда и его спутников, на берегу был еще только мальчик, собиравший у кромки воды моллюсков. Человек с седыми волосами, как мне показалось, задержался на мгновенье и посмотрел на него, а мальчик едва заметно кивнул головой на что-то вдали. Потом он снова принялся копать песок, а мужчины подошли к закусочной и скрылись внутри...
      Вскипая от возмущения, Леона перебила ее, закричав:
      - Ради бога, Салли, зачем ты все это говоришь? Разве нельзя сразу сказать, в чем дело, а не таскать меня по всему острову! Или ты зачем-то специально занимаешь телефон?
      - Ты должна выслушать все, - снова сказала Салли. - Думаешь, мне нравится торчать в этой душной будке? Владелец лавки все время на меня смотрит, он сердится, потому что пора закрываться...
      Ну вот, - продолжала она, - я простояла под дождем около часа, и ничего не произошло. Я уже было начала думать, что сваляла дурака, предприняв эту поездку, как вдруг увидела нечто необычное. Мальчик, копавший моллюсков, вдруг вытянул руки, будто зевал. Вскоре после этого я услышала звук мотора, а потом показалась и лодка. Она направлялась к полуразрушенной верфи, рядом с самым жутким домом в поселке.
      Если бы ты только видела этот дом Леона! Старый, как мир, весь покосившийся.
      Так вот, лодка подошла к этой верфи, и маленький горбун выпрыгнул из нее и подтащил ее к берегу. Потом из лодки вылез высокий плотный мужчина лет сорока. Одет он был весь в черное, только светлая панама на голове, а под мышкой портфель. Как только он оказался на берегу, горбун отвязал лодку и уехал прочь.
      Человек в черном вошел в старый дом. Через минуту мальчик, копавший моллюсков, взял ведро и лопатку и двинулся к закусочной. Я заметила, что, подойдя, он споткнулся, стукнув ведерком о дверь закусочной. Это, должно быть, был сигнал. Он пошел дальше вдоль берега, а Фред и те двое выскользнули из закусочной и зашагали к старому дому. Седой человек постучал, дверь открылась, и они вошли внутрь.
      Я так до сих пор и не понимаю, Леона, что это были за люди и что за дом...
      - Бордель, наверное, - саркастически предположила Леона.
      - Но я знаю, что они были там добрых полчаса. Когда вышли, Фред нес портфель - тот самый, что привез человек в черном.
      - Отлично, - оказала Леона. - Фред нес портфель. Что дальше?
      - Я не знаю, - тихо сказала Салли. - Мне надо было спешить домой. Но я знаю, - с силой сказала она, - что мы с тобой должны что-то предпринять... Пока еще не поздно!
      Не успела Леона ответить, как автомат щелкнул и в разговор вмешалась дежурная. Время, отведенное на разговор, истекло. Леона подождала, пока Салли нашла в кошельке еще одну монетку, слышала, как она говорила, обращаясь к дежурной: "Ага, вот она, нашла!" А потом снова к ней:
      - Леона, Леона! Ты слушаешь?
      - Слушаю. И должна сказать, что все это весьма странно.
      - Я знаю, - согласилась Салли. - Мне тоже все кажется странным. Я не могла поверить этому. Не могла себе представить, что Генри может быть как-то замешан в делах, которые расследует Фред. Вот почему я решила встретиться с ним сегодня, чтобы узнать правду от него самого.
      - И ты встречалась? - мрачно спросила Леона.
      - Я видела его, но ничего не смогла узнать.
      - Но ты вышла вместе с ним из конторы, - сказала Леона. - Его секретарша видела это.
      - Да, мы вышли вместе. Он, правда, не был в восторге от этого. Я, конечно, и не ожидала, что он будет прыгать от радости. Но он вел себя почти невежливо. Казалось, он ужасно чем-то озабочен. Я помню его таким, когда он еще был мальчиком, и это обычно бывало, когда он... Ну, в общем, когда в нем происходила какая-то борьба с самим собой.
      Он предложил мне вместе перекусить, и мы пошли в "Метрополис". Только мы сели, как к нам подошел преуспевающего вида пожилой человек. Фримен, Билл Фримен. Он сразу начал говорить с Генри о делах на бирже.
      - Фримен? - переспросила Леона. - Уверена, что мы не знаем никакого Фримена.
      - Генри, кажется, не хотел говорить с ним об этом. Но тот все равно продолжал. Я уловила, что на бирже в тот день произошло что-то серьезное. Генри сказал: "Человек может иногда и ошибиться". Фримен засмеялся и ответил: "Иногда? Вам, Стивенсон, в последнее время что-то часто не везет. И для такого человека, как вы, это становится опасным, а что касается меня, то я должен быть очень осторожным. Я не отношусь к большим шишкам".
      Мы почти ничего не ели, - продолжала Салли. - Меня раздражало присутствие Фримена и то, что он все время говорит о своих проблемах, а я не могу вставить ни слова. Наконец мы встали, и Фримен ушел. Мы с Генри вышли в вестибюль отеля. Генри извинился и сказал, что у него через несколько минут деловое свидание и еще, почему бы, мол, мне не созвониться с тобой, Леона, может быть, мы могли бы как-нибудь встретиться все вместе. Видно было, что он говорит это просто из вежливости. Мы стояли у дверей маклерской конторы в отеле, и вдруг оттуда вышел маленький сухощавый человек. Он увидел Генри и сказал: "О, мистер Стивенсон! Я хотел бы поговорить с вами как можно скорее!" Генри как будто чего-то испугался: "Хорошо, мистер Хэншоу, я сейчас к вам зайду". Он довольно поспешно со мной простился, и я увидела, как он вошел в контору.
      - Но... но он, должно быть, хоть что-нибудь сказал тебе? - быстро спросила Леона. - Не мог же он, даже тогда, когда вы были наедине, все время говорить только об акциях и облигациях, в которых он, кстати сказать, ничего не понимает.
      - Я спросила у него, счастлив ли он и как ему нравится его работа. Он ответил: "Все прекрасно. Я уже стал вице-президентом. У меня больше кнопок, чем у кого-либо еще в нашей фирме, кроме, конечно, других вице-президентов". Он пытался шутить, но я чувствовала, что он говорит с некоторой горечью.
      - Ничего не понимаю, - с откровенным недоверием сказала Леона. - Когда Генри утром уходил из дома, он был совсем как всегда, уверяю тебя! Мы живем очень счастливо все эти десять лет. У Генри решительно никаких проблем, об этом позаботился папочка. Что касается его фирмы, то она вполне его устраивает. Ты, должно быть, неправильно поняла его, если он вообще об этом говорил. Я все еще не уверена, что ты не затеяла опять какую-то игру со мной, Салли...
      И вновь, не дав Салли ответить, в разговор вмешалась телефонистка:
      - Пять минут истекли, мадам. Будьте любезны опустить еще одну монету.
      Салли, видимо, порылась в сумочке, а потом растерянно сказала:
      - У меня больше нет мелочи. Придется разменять, а потом позвонить тебе раз...
      И лихорадочно прибавила:
      - Хочу только сказать, я уверена, что Генри в опасности. Фред работает сегодня над каким-то докладом. Дело подходит, кажется, к концу. Он все время звонит по телефону. И я все время слышу, что в его разговорах упоминается имя Генри. И еще какой-то Эванс.
      - Эванс? - изумилась Леона.
      - Ваши пять минут истекли, - напомнила телефонистка.
      - Вспомнила, Уолдо Эванс! - задыхаясь, крикнула в трубку Салли. Кажется, я видела это имя на вывеске на том доме, на Стейтен-айленд...
      - Пять минут кончились, мадам!
      22.05
      Едва Салли повесила трубку, Леона дотянулась до скомканной бумажки, на которой она нашла ее телефон. А вот и другой номер: "Мистер Эванс, Ричмонд, 8-11-12". Она аккуратно набрала номер и, к ее удивлению, очень быстро услышала голос:
      - Вы звоните мистеру Эвансу? Ричмонд, 8-11-12?
      - Да, - ответила Леона.
      - Этот номер отключен.
      Словно пораженная громом, она положила трубку и уставилась в пространство широко раскрытыми и растерянными глазами. События этого странного вечера сумасшедшей чередой пробежали в ее памяти. Отсутствие Генри, разговор двух убийц, эта глупая мисс Дженнингс, дикая история Салли - все казалось нелепым, не связанным одно с другим; и все же в воздухе висело ощущение катастрофы, жуткой опасности. Мысль о том, что ей приходится в одиночестве переносить эти трудные, нервные часы, вновь подняла в ней волну жалости к себе. Почему все это должно было случиться именно сегодня, когда возле нее нет никого, даже прислуги? Это уже было слишком! Слишком много для инвалида. Губы ее задрожали. Она набрала номер междугородной и заказала разговор с Чикаго.
      Телефонистка в Чикаго повторила номер, и скоро Леона услышала гудки, означающие, что зазвонил телефон в доме Джима Котерелла. Кто-то снял трубку, и Леона сказала: "Алло?", но ее тут же отключили. Молчание рассердило ее, и она нетерпеливо постучала по рычагу, Прошло несколько секунд, и телефонистка извиняющимся голосом сказала:
      - Мистера Котерелла нет по этому номеру, мадам. Я попытаюсь разыскать его.
      - Что? - раздраженно воскликнула Леона.
      - Я перезвоню вам, мадам.
      Раздосадованная неудачей, которая объяснялась пристрастием ее отца к ночным клубам и картежным компаниям, Леона лихорадочно принялась искать, с кем бы еще она могла поделиться своей тревогой. Ей, лишь недавно переехавшей в Нью-Йорк, трудно было найти такого человека. Наконец она вспомнила о докторе Александере - вот кто ей нужен! Он слушал ее несколько раз. Сделал несколько исследований, кардиограмм, результатов которых она пока не знала. Она могла бы попросить его приехать. Слава богу, хоть кто-нибудь побудет возле нее!
      Она нащупала телефонную трубку, потом переждала грохот еще одного поезда, шедшего через мост. Этот адский шум был невыносим. Как ужасно, подумала она, жить в городе, где нет покоя никому, какое,-бы положение он ни занимал.
      Шум поезда затих вдали, и Леона снова протянула руку к телефону. Как раз в этот момент он зазвонил сам.
      Это был Эванс. Она без труда узнала его безжизненный, вялый голос.
      - Скажите, пожалуйста, мистер Стивенсон дома?
      - Нет, - ответила она. - Это мистер Эванс?
      - Да, миссис Стивенсон. Она взяла решительный тон:
      - Прежде всего я хочу услышать от вас всю правду о том, что случилось на Стейтен-айленд. Я как раз только что об этом узнала. Я и так перенервничала, мистера Стивенсона все еще нет, и из-за всяких странных телефонных разговоров...
      Она замолчала, озадаченная. По мере того как она говорила, все отчетливее доносился из телефонной трубки далекий воющий звук. Он шел оттуда, где находился мистер Эванс. Звук становился все громче. Он был похож на сирены полицейских машин. Испугавшись, она позвала:
      - Мистер Эванс! Вы слушаете? Ответом ей был все тот же воющий звук. В отчаянии она повесила трубку. Телефон тут же зазвонил снова.
      - Алло! Мистер Эванс? - быстро сказала она. Вместо ответа она услышала неприятный скрежет, еще более испугавший ее.
      Подождав несколько мгновений, она крикнула:
      - Почему вы не отвечаете? И снова замолчала. И, по-прежнему не слыша ничего в этом загадочном грохоте, она почувствовала накатывающуюся истерику и завизжала:
      - Отвечайте же!..
      Где-то далеко-далеко слабый голос, перекрываемый грохотом, произнес:
      - Леона!
      - Кто это? - испуганно спросила она.
      Грохот угасал, и Леона услышала уже более отчетливо:
      - Это я, Салли! Я звоню тебе из метро. Мне надо поговорить с тобой, вот я и спустилась сюда. Я была дома, Леона, после нашего разговора и узнала еще кое-что...
      - На этот раз, Салли, пожалуйста, выкладывай все сразу или не беспокой меня больше. С меня на сегодняшний вечер хватит!
      - Когда я вернулась, у подъезда стояла полицейская машина, - торопливо сказала Салли. - Тот дом на Стейтен-айленд сегодня сгорел. Полиция окружила его. Они взяли троих. Еще один, Эванс, скрылся.
      - Но кто этот Эванс? Какое он имеет отношение к Генри? - спросила Леона.
      - Этого я не знаю, Леона. Но я точно знаю, что все это дело связано с Генри и с фирмой твоего отца.
      - С фирмой отца? Но это же чушь! Отец звонил мне сегодня из Чикаго и ни слова об этом не сказал!
      В это время на мост влетел еще один поезд.
      Леона переждала, пока шум затихнет, потом продолжала:
      - Послушай, давай-ка говорить яснее. Кто был арестован? И почему?
      - Трое, - ответила Салли. - А почему, я не знаю.
      - Тогда о чем ты говоришь? - в ярости вскричала Леона. - К чему эти твои звонки? Ты что, не понимаешь, что напугала меня до смерти? Я так больна...
      - Я знаю, но...
      - Сначала я снимаю трубку и слышу разговор каких-то жутких убийц...
      - Убийц?
      -...которые замышляют убить какую-то женщину... Потом звонит этот твой Эванс, говорящий словно из могилы... Потом все телефоны или заняты, или отключаются. А теперь еще ты - и без всяких оснований...
      - Извини, но...
      - Без всяких оснований!
      Она остановилась, чтобы набрать воздуха.
      - Ты что, все не можешь забыть, что я тогда увела Генри у тебя? Ты не допускаешь мысли о том, что я могу быть счастлива с ним?
      - Послушай, Леона...
      - Можешь ты перестать лгать хотя бы теперь? Я не верю ни одному твоему слову - слышишь? - ни одному! Он ни в чем не виновен, ни к каким темным делам не причастен. Он едет домой как раз в эту минуту!..
      Прежде чем она успела сказать еще что-нибудь, Салли повесила трубку.
      Леона лежала, глядя на свои дрожащие руки, и думала, о том, имела ли она право дать волю своему гневу. В конце концов, Салли могла действительно знать о какой-то опасности, угрожающей Генри. Но в чем эта опасность? С чем она связана? С какими-то биржевыми делами? На бирже без денег делать нечего. Денег у Генри не было. Его вице-президентское жалованье почти все шло на содержание дома, он настоял на том, что будет полностью нести эти расходы сам. В этом снова проявилась его гордыня так же, как и в том глупом эпизоде с квартирой, которую он непременно хотел снять для нее, когда они еще жили у отца в Чикаго. Нет, у него сейчас не было больших денег. Никаких шансов пуститься в финансовые аферы у Генри не было. Даже деньги, которые Джим переводил, чтобы в случае его внезапной смерти им было чем оплатить огромные налоги на недвижимое имущество, и те были положены в банк на имя Леоны и могли стать доступными для Генри только после ее смерти. Она указала его имя в завещании, что доставляло ей какое-то особенное удовлетворение... Но что за мысли и в такое время! Надо выбросить их из головы! Все это слишком странно.
      Однако что-то должно все же стоять за этой нелепой историей, которую рассказала Салли. Если, конечно, Салли не пришло в голову навредить Леоне в отместку за прошлое. Допустим, это так. Но была ли Салли способна состряпать такую историю сама? А если могла, почему позвонила именно в этот вечер?
      Таинственность всего этого все сильнее давила на ее мозг, не находивший ясного ответа. Одна страшная мысль давала толчок другой, и воображение превратилось в экран, на котором мелькали в жуткой последовательности логически обоснованные предположения. Сердце билось чаще и чаще. Скоро она обнаружила, что может вытолкнуть воздух из легких только с некоторым усилием. Дрожащими пальцами она схватила платок и торопливо вытерла им лицо, липкое от страха...
      Она больше не пыталась понять, что случилось с Генри. Мысли о самой себе, о возможном трагическом исходе перевесили все остальное. Она начала кататься по кровати, и в этот момент зазвонил телефон.
      - 9-22-65? - спросил кто-то.
      - Да. В чем дело? - спросила она почти шепотом.
      - Телеграмма для миссис Стивенсон. Может кто-нибудь принять?
      - Слушаю. Я миссис Стивенсон.
      - Читаю текст. "Нью-Йорк, Саттон-плейс, 43, миссис Стивенсон. Дорогая, ужасно сожалею, но в последнюю минуту решил участвовать в конференции в Бостоне. Спешу на поезд. Вернусь утром в воскресенье. Пытался позвонить тебе, но телефон все время занят. Береги себя. Целую. Генри".
      22.15
      Телефонистка спросила, надо ли прислать ей копию телеграммы, и она ответила слабым голосом:
      - Нет, в этом... нет... необходимости.
      И машинальным движением положила трубку.
      Из окна снова донесся грохот поезда. Словно во сне, Леона соскользнула с кровати и нетвердой походкой подошла к окну. Опершись одной рукой о подоконник, она бросила взгляд на огромный готический силуэт моста, очерченный в ночном небе. Она увидела и поезд - длинную черную ленту, ползущую к мосту, словно гусеница в желтых крапинках горящих окон. Грохот становился все сильнее, сильнее, потом наконец стал угасать. Кончиками пальцев Леона чувствовала, как стихает дрожание оконной рамы. Она стояла словно загипнотизированная. В памяти проплывали обрывки телефонных разговоров. "Я жду... пока поезд не пройдет по мосту... Клиент говорит, что берег чист... Все понял, Джордж... Иногда мистер Стивенсон не заходил подолгу... Генри грозит опасность... Дорогая, ужасно сожалею, уезжаю ближайшим поездом... Тут я жду, пока поезд не пройдет по мосту... Тут я жду, пока поезд не пройдет по мосту..."
      Из груди ее вырвался хриплый стон, и это вернуло ее к действительности. Она добрела до кровати, схватила телефон. Огромное нервное напряжение, охватившее ее, проявилось в том, с какой силой принялась она набирать номер...
      Взяв сданные карты, доктор Александер раскрыл их веером и принялся раскладывать по мастям.
      - Прошу вас! - улыбнулся он партнеру. - Посмотрим, что вы сможете сделать с этим...
      - Отлично!
      - Я так и думал. Если бы еще я мог понять ваш ход!
      Он повернулся к хозяйке дома, сидевшей слева от него.
      - Вы меня извините, Мона, я отлучусь минутки на две. Мне бы нужно позвонить.
      - Конечно, Филипп, - сказала она. - Помните, где телефон?
      - Боюсь, что нет, - сказал он, вставая.
      - Ступайте прямо через холл в кабинет. Там на столе у Гарри увидите.
      - Ах да, теперь вспоминаю, - сказал он. - Как это я забыл?
      Доктор вышел из комнаты. Обе женщины за карточным столом непроизвольно повернули ему вслед голову. Он пользовался вниманием женщин и, как следствие, возможностью брать большие гонорары - заслуженно большие, ибо мастерство доктора по крайней мере соответствовало его внушительной внешности.
      Он механически набрал номер коммутатора, думая, как было бы прекрасно, если бы никто не испортил ему этот вечер.
      - Говорит доктор Александер, - сказал он ответившей ему девушке. - Мне никто не звонил? Хотелось бы надеяться, что.нет.
      - Звонили, доктор, - сказала телефонистка. - Некая миссис Стивенсон. Сказала, что она очень больна и чем-то обеспокоена. Мне показалось, ей и впрямь очень плохо.
      - Больше никто не звонил?
      - Нет, доктор, только миссис Стивенсон.
      - Хорошо, - сказал он, - я ей сейчас позвоню.
      Вытащив из кармана небольшой блокнот в красивом переплете, доктор Александер нашел в нем номер телефона Леоны. Он набрал его не сразу, подумав о том, что разговор может быть весьма нудный. Миссис Стивенсон была склонна подолгу говорить о своем самочувствии, а у него сейчас не было никакого желания выслушивать эти бесконечные подробности.
      Она явно перепугала телефонистку, хотя вряд ли там может быть что-то серьезное.
      Он все же набрал номер.
      Леона ответила в то же мгновение. И с ходу обрушила на него поток своих проблем:
      - Я очень, очень напугана, доктор. Я чувствую себя так, будто сердце у меня в тисках. Сердцебиение такое болезненное, что просто... трудно переносить. Легкие, я чувствую, лопнут, если я сделаю глубокий вдох. И я все время дрожу! Мне даже трудно держать телефонную трубку, вот до чего дошло!
      - Ну-ну, миссис Стивенсон, - сказал он утешающе. - Я уверен, что все не так уж плохо. Где ваша прислуга? Она может посидеть с вами? Я уверен, что, если бы кто-нибудь с вами побыл, вам бы стало легче.
      - В доме никого нет! - закричала Леона. - Никого! И мне стало хуже, я знаю, что хуже! Я хочу, чтобы вы приехали ко мне. Вы мой врач, и вы мне нужны сегодня, прямо сейчас!
      - Гм, боюсь, что я не смогу приехать, - мягко возразил он все еще с профессиональной ровностью в голосе. - Я бы приехал, если бы полагал, что это действительно необходимо. Но я знаю, что это не так. У вас просто немного не в порядке нервы, вот и все. Заставьте себя расслабиться и посидеть спокойно в течение нескольких минут, и вы увидите, как вам сразу станет лучше. Если хотите, примите пару таблеток снотворного, это поможет успокоить нервы.
      - Но вы же знаете, что я тяжело больна! - истерически кричала Леона. Зачем я ходила к вам все эти месяцы! Как вы можете отказаться приехать ко мне сейчас, когда я нуждаюсь в вашей помощи! Что вы за врач, в конце концов!
      Его лицо сделалось жестким. Это уже было слишком даже для богатой миссис Стивенсон.
      - Послушайте, миссис Стивенсон, - быстро ответил он, - вы не считаете, что вам пора честно взглянуть в лицо фактам и начать действовать вместе со мной и с вашим мужем?
      - Действовать вместе? - спросила она. - О чем это вы? Ее вопрос озадачил его.
      - О чем я? Да вы знаете не хуже меня. Я все объяснил вашему мужу еще неделю назад.
      - Моему мужу? Вы, должно быть, хотите, как и все остальные, чтобы мое состояние стало еще хуже. Заверяю вас, что мой муж ни слова мне не сказал.
      Доктор Александер начинал понимать все меньше и меньше.
      - Но ведь ваш муж, наверное... Я ведь рассказал ему все... Он обещал... И он не сказал вам об этом?
      - О чем "об этом"? - спросила Леона. - Что это за таинственность?
      Доктор Александер помолчал.
      - Гм, все это очень, очень странно, миссис Стивенсон. Я обсуждал с ним ваше состояние детально дней десять назад. Он приходил ко мне.
      - И что же вы ему сказали, доктор?
      - Послушайте, дорогая леди, сейчас неподходящее время для того, чтобы вдаваться во все это снова. Если вы постараетесь успокоиться, поспите немного, то, может быть, мы поговорим об этом завтра.
      - Не завтра, а сегодня! Вы скажете мне все сегодня, скажете! Слышите? По-вашему, я смогу пережить эту ночь, не зная... и мучаясь в догадках над тем, что со мной будет?