Леона повесила трубку, и слабое подобие усмешки появилось на ее лице при мысли о том, как ненавидел Генри эти телефонные звонки. Он ничего не говорил об этом, но его ненависть можно было скорее почувствовать, чем увидеть или услышать.
      21.51
      Разговор с отцом и мысль о суровом возмездии, ожидающем Генри, немного успокоили ее, и все же она не могла заставить себя забыть обо всем и ждать, пока что-то выяснится само собой. Она сделала все возможное, чтобы привлечь внимание полиции к этому Джорджу и злодею с ножом. Ей не в чем винить себя, если произойдет трагедия. Завтрашние газеты, наверное, расскажут о том, как закончилась эта история, если только она закончится. И если какую-то безвинную женщину и впрямь найдут убитой и ограбленной, она заставит Генри написать в газеты, в полицейское управление, а может быть, и самому мэру города о том, как формально и равнодушно отнеслись в полиции к информации, имеющей столь важное значение. И тогда-то им придется расследовать подлинную причину убийства, подумала она. Ее показания подтвердят, что ограбление - это лишь инсценировка, и что кто-то нанял убийцу несчастной женщины. Это было бы сенсацией для прессы, и о ее бескорыстном стремлении раскрыть преступление, конечно, сообщили бы на первых полосах газет. Друзья в Чикаго были бы поражены ее смелостью. А ведь она инвалид или почти инвалид...
      Но где же все-таки Генри? Несколько раз она прерывала свои размышления, прислушиваясь к тишине, которая тут же в ее напряженном воображении расплескивалась множеством звуков, и ей казалось, что в доме кто-то есть, кроме нее. Скрипнула оконная рама или мягкий ветерок тронул лист бумаги - и она воображала, что слышит шаги или человеческое дыхание. Каждый раз ее сердце начинало неистово биться. Каждый раз разочарование раздувало пламя ее обиды. Нет! Она не может больше просто так лежать в ожидании Генри! Нет, по крайней мере, еще раз попытаться узнать что-нибудь о нем!
      Она вспомнила о маленьком черном блокноте и, вынув его из ящика ночного столика, снова открыла на букве Д. Там была запись: "Мисс Дженнингс" - и телефон: Мэйн, 4-45-00. Этот номер она и набрала...
      Похожие на старых птиц леди, обитавшие в пансионате "Элизабет Пратт", возбужденно суетились в главном холле. Это был вечер бинго1 и, сгрудившись вокруг нескольких столов - карточных, библиотечных и простых обеденных, принесенных из столовой, - они сосредоточили свое внимание на картах, лежавших перед ними, и кудахтали, щебетали, а иногда издавали радостные крики по мере того, как произносились номера.
      1 Азартная игра, разновидность лото.
      Помещение, в котором они собрались, было древним и старомодным; пахло ветхостью, пыльным -бархатом и респектабельностью. На выгоревших стенах висели тусклые, покрытые пылью картины в огромных позолоченных рамах. У стен в строгом порядке стояли небольшие диванчики и кресла, разделенные столами, на которых был выставлен целый набор керамических ламп, увенчанных абажурами с бахромой. Все это тускло освещалось искривленной медной люстрой, висевшей под потолком. Ничто не разрушало иллюзию прошлого, в котором жили обитательницы отеля.
      Высокая костлявая дама в полинявшем черном платье вглядывалась сквозь стекла пенсне в номера на фишках, которые она вытаскивала из барабана. Когда очередной номер оказывался перед ней и тщательно был изучен, она склоняла голову набок, оглядывала холл и произносила число высоким, громким и пронзительным голосом. Затем ее худое лицо расплывалось в улыбке, и она готовилась вытащить следующий номер. Некоторое время этот процесс продолжался с монотонным однообразием, как вдруг беспрецедентное вмешательство совершенно вывело леди в пенсне из равновесия.
      Худенькая маленькая женщина, одетая в скромное серое платье с крахмальными манжетами и воротничком, осторожно вошла в холл и нерешительно подняла руку, глядя на леди, выкрикивавшую номера.
      - Гм! - произнесла она. - Мисс Дженнингс!
      Леди, к которой она обращалась, бросила изумленный и разгневанный взгляд на незваную гостью.
      - Прошу вас! - резко сказала она и вновь принялась выбирать номера в барабане. Однако гостья, хотя явно запуганная, не исчезла.
      - Телефон, - пробормотала она извиняющимся тоном. - Вас просят, мисс Дженнингс. Какая-то мисс Стивенсон.
      Мисс Дженнингс, замерев, изумленно уставилась на маленькую нервную женщину.
      - Кто-кто?
      - Какая-то миссис Стивенсон. Если она еще ждет вас.
      Глаза у мисс Дженнингс широко раскрылись, и пенсне задрожало на носу.
      - О, - воскликнула она. - Скажите ей, что я сию минуту...
      Затем, повернув голову с пучком крашеных волос, собранных на затылке, к собравшимся, она сказала возбужденно:
      - Я очень извиняюсь, леди. Надеюсь, вы не будете возражать. Срочный разговор с миссис Стивенсон. Вы знаете - это дочь Котерелла, который владеет фирмой... Нашей фирмой...
      И она выскользнула из холла. Проплывая мимо стола, позади которого находилась кабина коммутатора, она крикнула дежурному, чтобы он переключил миссис Стивенсон на телефон в ее комнате. Эта комната была в конце длинного узкого коридора на первом этаже, и все расстояние до нее она, казалось, проделала, не ступив ногой ни на покрытые ковром ступени лестницы, ни на голые доски коридора. Она открыла дверь, упала в чудовищное зеленое плюшевое кресло возле медной кровати и схватила телефонную трубку - все это как бы одним движением.
      - Алло. Алло, миссис Стивен-сои, - сказала она, отдуваясь. Теперь, когда пенсне болталось на шелковом шнурке, ее маленькие, как бусинки, глаза, еще больше походили на глаза какой-то птицы. - Так любезно с вашей стороны, что вы позвонили мне.
      - Извините, что побеспокоила вас, - сказала Леона.
      - Что вы, нисколько! - вскрикнула мисс Дженнингс. - Мы просто решили немного поразвлечься у себя в отеле. Надеюсь, я не заставила вас долго ждать?
      - Нет, - сказала Леона. - Я только хотела спросить вас, не знаете ли вы, где может быть мистер Стивенсон. Мой телефон... Я так долго его занимала сегодня, что боюсь, до меня невозможно было дозвониться. И теперь я очень обеспокоена...
      Мисс Дженнингс плотнее прижала трубку. Искра дьявольского любопытства вспыхнула в ее глазах.
      - Нет, - сказала она, едва дыша от возбуждения. - Не имею ни малейшего представления об этом. Странно, что он еще не дома.
      - Не было ли у него каких-то причин остаться поработать попозже? спросила Леона.
      - Нет. Собственно говоря, он был сегодня всего несколько минут. Где-то в середине дня. Потом вышел с какой-то женщиной, и больше я его сегодня не видела.
      - С женщиной?
      - Ну да, - сказала мисс Дженнингс еще любезнее. - С женщиной, которая дожидалась мистера Стивенсона больше часа. Она была очень встревожена.
      Несколько мгновений Леона колебалась. Потом спросила напряженным голосом:
      - Это был кто-то... кого мистер Стивенсон знал? Кто-то, бывавший у него и раньше?
      - Н-н-нет. Она никогда не бывала у нас. Не думаю, что бывала. И мистер Стивенсон не очень-то, кажется, хотел... не хотел признать ее. Сначала, конечно.
      - Не помните ли вы ее имя, мисс Дженнингс?
      - Ее фамилия Лорд, миссис Салли Лорд. Так ее зовут, кажется.
      - И что же было дальше? - спросила Леона.
      Мисс Дженнингс обратила взор на потолок, припоминая, что происходило в этот день.
      - Мистер Стивенсон, кажется, немного смутился. Хотя я бы сказала, что он сделал все, чтобы овладеть положением. Он сказал миссис Лорд, что у него назначено деловое свидание, и спросил ее, не может ли она зайти как-нибудь в другой день. Она сказала - нет, это очень важно. Тогда мистер Стивенсон предложил ей где-нибудь вместе пообедать до начала его делового свидания. После этого они ушли.
      - И он больше не возвращался?
      - Нет, миссис Стивенсон. Я ушла в шесть, как я уже говорила, и его не было. Во второй половине дня ему только раз звонили и просили что-то передать.
      - Звонили? Кто звонил?
      - О, это был мистер Эванс, он звонит мистеру Стивенсону каждую неделю. Довольно назойливый господин.
      - Да, все это... довольно странно, - запинаясь, сказала Леона. - Но я уверена, что если бы это было что-то важное, мистер Стивенсон сказал бы мне. Он всегда рассказывает мне обо всем, что происходит на работе.
      - Да, миссис Стивенсон, - сказала мисс Дженнингс, и на лице у нее появилась едва заметная насмешливая улыбка.
      - Скажите, - продолжала Леона, - говорил ли мистер Стивенсон что-нибудь о своей поездке в Бостон? Он... он упоминал в разговоре со мной об этом.
      - Ах, в Бостон, - сказала мисс Дженнингс. - Он докладывал мистеру Котереллу, что может поехать на этот конгресс. Но уехал ли он именно сегодня, этого я не знаю.
      - Что ж, спасибо, - сказала Леона как можно приветливей. - Большое спасибо, мисс Дженнингс. Не буду больше вас задерживать.
      - Благодарю вас, миссис Стивенсон. Рада была побеседовать с вами. У нас на работе почти все... ну, что ли, завидуют вам, миссис Стивенсон. Мистер Стивенсон так вас любит.
      - Да, - сказала Леона. - Любит...
      - Надеюсь, сегодняшние цветы понравились вам, - продолжала мисс Дженнингс. - Я подумала, что камелии будут очень красивы, для разнообразия.
      - Очень красиво, - сказала Леона. - До свиданья, мисс Дженнингс.
      - До свидания, - ответила мисс Дженнингс и повесила трубку.
      Сидя в глубоком кресле, она уставилась на медный светильник под потолком, на три его лампочки без абажуров. Она не видела ни этого яркого света, ни чего-либо другого: глаза ее были обращены внутрь - к тому, что она только что услышала и что казалось потрясающе пикантной тайной. Она не сомневалась, что тут была какая-то тайна. Любое простое объяснение странных действий мистера Стивенсона она сразу же отвергла. Он всегда был какой-то странный, этот мистер Стивенсон. Его окружала атмосфера какого-то скрытого конфликта, которую не рассеивали ни его доброжелательное лицо, ни изысканные манеры. Если задуматься, он явно проводил слишком мало времени на работе.
      И хитрый ум мисс Дженнингс, взметнувшись бог знает к каким высотам, готов теперь был допустить все, что угодно...
      Бледная и потрясенная, Леона снова откинулась на подушки. Итак, вот оно! То, чего не могло случиться, случилось! Глупец! Чертов глупец! Позволить заманить себя в ловушку какой-то девке, с которой он имел дело сто лет назад! Попасться почти мгновенно! Наплевать на свой долг по отношению к фирме отца! И поставить ее перед выбором: либо бесчестье и крушение всех приятных иллюзий, либо вечный позор и унизительное сознание того, что она уже не в силах удержать Генри! Немыслимо! Почему все это произошло сегодня? Словно кто-то задумал свести ее с ума.
      Итак, Салли Лорд... Где-то она слышала это имя. Сегодня. Где-то ей попадалось это имя сегодня. В ее состоянии трудно было вспомнить, где именно она видела это имя. Но она вспомнила.
      Свесив ноги с кровати, она встала, немного пошатываясь. Потом подошла к туалетному столику, включив одну из ламп, которые стояли по обе его стороны. Взгляд ее упал на белую карточку, прикрепленную к букету камелий, которые Генри сегодня прислал. "С любовью - Генри" было написано на ней. Она выхватила ее, разорвала на мелкие клочки, швырнула на пол. Потом принялась шарить среди всякого хлама на столике, пока не увидела за флаконами духов то, что искала, листок бумаги с несколькими строчками, неумело нацарапанными прислугой. Она взяла листочек, и тут раздался телефонный звонок.
      Леона подняла телефонную трубку. Мужской голос, безжизненный, усталый, с явным английским акцентом, произнес:
      - Мистера Стивенсона, будьте добры.
      - Его нет дома, - резко сказала она. - Кто это говорит?
      - Это Эванс. Когда он может быть дома? У меня срочное дело. Я звонил ему на работу, но его там не было.
      - Я не знаю, где он, - ответила Леона. - Позвоните попозже.
      - Минут через пятнадцать? - спросил мужчина. - У меня немного времени. В полночь я уезжаю из города.
      - Хорошо, - сказала она. - Звоните минут через пятнадцать.
      - Спасибо, - пробормотал он. - Я позвоню. И, пожалуйста, передайте ему, что я звонил, хорошо? Если он придет. Моя фамилия Эванс. Это очень важно.
      Эванс и его звонок уплыли из ее памяти сразу, как только она повесила трубку. Поднеся записку, взятую с туалетного столика, ближе к свету, она прочитала заголовок:
      "Мистеру Стивенсону звонили". Ниже были три короткие записи:
      "15.10. Мистер Эванс. Ричмонд, 8-11-12.
      16.55. Мистер Эванс. Ричмонд, 8-11-12.
      16.50. Миссис Лорд. Джексон Хайтс, 5-99-64".
      Вот оно. Миссис Лорд! Бесцеремонная девица, оказывается, звонит Генри прямо домой - в ее, Леоны, дом! Это уже было смешно. Она дотянулась до телефона, начала набирать номер. На ее лице застыло ревнивое выражение. Пальцы свободной руки нервно барабанили по спинке кровати. Наконец на другом конце провода сняли трубку и вопреки ожиданию тонкий детский голос произнес:
      - Алло, квартира Лордов! Озадаченная Леона сказала:
      - Я хотела бы поговорить с миссис Лорд!
      - Минутку, пожалуйста, - сказал ребенок. - Я посмотрю, дома ли она.
      Она услышала неприятный резкий стук - видно, трубку положили на столик, потом слабый мужской голос спросил: "Это меня, сынок?" Ребенок ответил: "Маму". Затем послышались перебивающие друг друга мужские голоса, но они были слишком далеко от телефона, чтобы что-нибудь разобрать. Напрягаясь, Леона пыталась угадать знакомый голос, но ни одного знакомого не было. Вдруг она вздрогнула и изо всех сил прижала трубку к уху, отчетливо услышав в шумном разговоре имя "Стивенсон". И "фирма Котерелла", и "Стейтен-айленд"! После этого какая-то женщина стала уговаривать ребенка идти обратно в постель и сказала кому-то: "Фред, ну как ты мог? Он ведь выскочил из спальни босиком!" Потом раздался скрипучий звук - кто-то снимал трубку:
      - Алло?
      Рот Леоны оказался как будто набит ватой. Она задержалась на секунду с ответом, сглатывая слюну.
      - Алло, - сумела наконец сказать она. - Миссис Лорд?
      - Да.
      - Это говорит жена Генри Стивенсона. Вряд ли мы с вами встречались, но, как я понимаю, вы встречались сегодня с моим мужем?
      - О... Ну да, конечно, - ответила женщина после некоторого колебания.
      Явное замешательство собеседницы развязало Леоне язык.
      - При нормальных обстоятельствах я бы, конечно, и не подумала позвонить вам, миссис Лорд, - сказала она с едким сарказмом. - Но - так уж случилось - мой муж до сих пор не вернулся домой. И мне никак не удается выяснить его местонахождение. Я подумала, что вы можете мне что-то сказать...
      - О... Ну да, конечно, - опять едва слышным голосом сказала женщина.
      - Я вас не слышу, миссис Лорд. Не могли бы вы говорить немного громче?
      - Конечно... Я...
      - Вас что-то смущает? - ледяным тоном сказала Леона. - Надеюсь, вы ничего не станете скрывать от меня?
      - О, нет... Я могу перезвонить вам?
      - Перезвонить? Зачем?
      - Потому что я... - Голос женщины, до этого отражавший тихое отчаяние, вдруг приобрел странную, неестественную веселость. - Сегодня мы играем в бридж, понимаете?
      - Что такое? - спросила Леона. - При чем тут бридж? Извините, но я вас совершенно не понимаю, миссис Лорд.
      - А потом еще эта поездка в Ротон-пойнт, - продолжала женщина нелепый разговор.
      - Послушайте, - резко сказала Леона. - Вы что, смеетесь надо мной, миссис Лорд? Тогда на всякий случай, если вы этого не знаете, имейте в виду: я инвалид. Ухудшение состояния может оказаться роковым для меня. А теперь скажите: мой муж там, с вами? Да или нет? Говорите мне правду!
      - Надо взять три яйца, желток и белок отдельно, - продолжала нести какую-то чушь женщина, - две кружки молока, треть стакана масла. Масло размешивается с молоком и сахаром, добавляется немного сахара и ложка муки...
      Потом в трубке снова все затихло, и раздался отчаянный шепот:
      - Леона! Леона! Это Салли Хант, Леона. Помнишь меня? Извини, что мне пришлось говорить эту чепуху, но мой муж был так близко, что я не могла с тобой откровенно говорить. Я перезвоню тебе, как только смогу. Жди!
      И она исчезла.
      Леона откинулась в кровати, на этот раз с некоторым облегчением. Как странно, что Салли снова оказалась на ее пути - и в такую минуту!..
      Салли Хант!..
      Салли когда-то любила Генри, может быть, и сейчас продолжала любить, хотя, судя по всему, давно была замужем и имела ребенка. Генри ухаживал за ней, когда однажды она пригласила его на вечер в колледж. Именно тогда Леона впервые увидела его. Как давно это было! Но она и сейчас отчетливо помнила тот вечер...
      В большом зале, увешанном знаменами и бумажными вымпелами, гремела музыка. Студенты танцевали, или разговаривали стоя, или подкреплялись у стола с закусками. Ребята почти все были похожи друг на друга - прическа "ежик", разбитные манеры, твидовые пиджаки... И девушки в своих стандартных нарядах - свободный свитер и юбка, длинные волосы, связанные в узел на шее...
      Но двое в этой толпе выделялись своей непохожестью.
      Парень, который танцевал с Салли, был явно не из колледжа. Он был хорошо сложен, со вкусом одет, танцевал легко и непринужденно. Нетрудно было заметить, что во взглядах, которые бросала на него Салли, было нечто большее, чем возбуждение от танцев.
      По лицу молодого человека нельзя было понять, о чем он думает. Он смотрел на танцующих, поверх Салли, почти безразлично, если не снисходительно.
      Леона - утонченная, бледнолицая красавица в черном платье из французского шелка, с сияющими волосами до плеч - выделялась в этой толпе, словно океанский лайнер в бухте, забитой буксирами. Все отличало ее от подруг, и ясно было, что достигалось это отличие немалой ценой. На свои студенческие деньги девушки не могли одеваться так, как она.
      Некоторое время она смотрела, как танцует Салли, потом пошла прямо через зал, не спуская глаз с ее партнера. Подойдя, она слегка похлопала их по плечам и сказала улыбаясь:
      - Могу я разбить вас?
      Удивившись, они отпрянули друг от друга. Салли - немного смутившись, а он - глядя на Леону с некоторым любопытством.
      - Ты не возражаешь, Салли? - спросила Леона.
      Оправившись, Салли сказала:
      - Поздравляю тебя, Генри! Леона обратила к нему свой томный взгляд:
      - Меня зовут Леона Котерелл. А вас?
      Прежде чем он ответил, Салли быстро представила его:
      - Леона, это Генри Стивенсон. Леона улыбнулась и весело тряхнула головой.
      - Так потанцуем? - спросила она.
      Они танцевали, и Леона изо всех сил старалась произвести на него впечатление. Вскоре выражение безразличия исчезло с его лица. Он был явно очарован ею, и хотя ничего не говорил об этом, но сумел показать, что ценит ее привлекательность и понимает, какая пропасть отделяет ее от подруг по колледжу, от таких девушек, например, как Салли.
      Он сразу догадался, что Леона дочь Джима Котерелла.
      - Такие, как ваш отец, меня восхищают, - сказал Генри. - Он знает, чего хочет, и умеет добиться своего. Умеет делать деньги. Когда-нибудь... сказал он и остановился, мечтательно улыбаясь.
      Его улыбка понравилась Леоне. Она была искренняя - не наивная и не снисходительная, еще больше подчеркивающая его внутреннюю силу.
      Пока они двигались в танце по залу, Леона узнала еще кое-что об этом молодом человеке.
      - Мои родители слишком скованы в средствах, - рассказывал он на этот раз без улыбки. - Так что пока я не имею возможности учиться в колледже. Мне приходится помогать им.
      - Некоторые из самых интересных людей, которых я знаю, тоже не учились в колледже. Мой отец, например.
      - Серьезно? - удивился Генри. - Тогда, значит, и я могу добиться чего-то в жизни?
      - Отец всегда говорит: если у человека нет таланта делать деньги, колледж не вколотит в него этого. А если у него есть такой талант, так зачем тратить время в колледже?
      Этот афоризм понравился Генри.
      - Браво! - сказал он. Музыка кончилась.
      - Может быть, выйдем на улицу? - предложила Леона.
      - Постойте-ка, - сказал он в притворном ужасе. - А Салли?
      Леона показала глазами в другой конец зала, где Салли оживленно разговаривала с одним из "ежиков".
      - О Салли позаботятся, а мы выйдем всего на несколько минут. Пошли, я покажу вам мою машину. Это конфетка!
      Она взяла его за руку и повела. Они миновали освещенный луной газон и вышли на улицу. Ее машина оказалась самая низкая, длинная и щегольская из всех, что были на стоянке.
      - Ну как? - спросила она. - Такой ни у кого нет. Человек, который продавал ее отцу, сказал, что она дает сто десять миль. Папа считал, что она слишком велика для меня, но, когда я ее увидела, другие для меня просто перестали существовать.
      - Да, действительно здорово, - сказал Генри. - "Бугатти"! Недурно. Совсем недурно.
      Леона взяла его за руку:
      - Хотите повести ее немного? Чуть-чуть, по шоссе. Никто про нас не вспомнит.
      Он согласился почти сразу, и она отчетливо вспоминала теперь, как он пошел прямо через газон, сокращая путь, за ее меховым жакетом и своим плащом. Через несколько минут они уже мчались по шоссе, и "бугатти" дрожал от скрытой в нем нетерпеливой силы. Потоки холодного зимнего воздуха скользили по их лицам, наполняя радостным возбуждением.
      Леона знала, что не ее привлекательность и не эта роскошная машина делали для Генри такой приятной ночную поездку, а то, о чем он не мог раньше мечтать и что теперь было рядом с ним.
      Она указала ему поворот, который вскоре привел их к тупику.
      - Вот машина так машина! - сказал он, нехотя тормозя. - Хотел бы я как-нибудь попробовать ее на полную катушку.
      - Попробуете, - сказала она. - Давайте посидим минутку. Я хочу поговорить.
      - Слушайте, - сказал он со смехом. - Я ведь почти не знаю вас. Боюсь, что вам придется отвезти меня домой. Или я должен выйти и идти пешком?
      Леона откинулась и посмотрела в ночное небо - черное бархатное покрывало, разорванное острыми звездами и холодным лезвием месяца.
      - Салли Хант, - сказала она, недоумевая. - Никогда бы не подумала, что у вас может быть что-то общее с ней.
      Он снял руку с руля и положил ее на спинку сиденья.
      - А почему бы и нет?
      - Просто я так чувствую. Мне приходилось довольно много ездить. Отец берет меня повсюду - за границу и тому подобное, и я встречалась со множеством людей. Невольно начинаешь их как-то классифицировать. Вы и Салли абсолютно разные люди. Целый мир между вами.
      - Вы имеете в виду, что ее родители состоятельные люди и мне нечего и равняться с ними? - с горечью спросил он.
      - Вы совершенно неправильно меня поняли, - поспешно сказала она. - Я об этом совсем не думала.
      - Нет? Но тогда о чем же?
      - Я думаю о том, что Салли подходит для провинциального города, из которого вы оба приехали. Но вы совсем другого типа человек.
      - Другого? И вы можете это утверждать?
      - А что? - спросила она. - Вот эти ребята на танцах. Студенты из состоятельных, благополучных, респектабельных семей. Рядом с вами они как дети. И почти все они так и останутся детьми на всю жизнь.
      - А я?
      - Вы нет. Вы не ребенок, Генри. Может быть, вы никогда и не были ребенком...
      Именно в эту минуту он и поцеловал ее - грубо, страстно, таким долгим поцелуем, что охвативший ее трепет успел проникнуть в каждый ее нерв.
      Потом он откинулся на сиденье и долго смотрел на Леону оценивающе, как мастер смотрит на дело своих рук.
      - Я всегда мечтал поцеловать миллион долларов, - сказал он.
      - Ты пойдешь далеко, я знаю. Это чувствуется в твоем взгляде. В том, как ты воздействуешь на других людей. На таких, как я.
      Его лицо приняло холодное и циничное выражение.
      - Смешно, - сказал он. - Сижу здесь и выуживаю комплименты у девушки, которую со всеми ее миллионами, меховыми пальто и "бугатти" я больше никогда не увижу.
      - Ты не знаешь, - сказала она. - Ничего ты не знаешь.
      - Не понимаю, - сказал он.
      - Поймешь, - мягко сказала она. - Только не сразу. Расскажи-ка мне лучше о себе.
      - Тут нечего рассказывать. Я, как говорится, не из тех, что родились в рубашке. Старик мой развозит уголь, когда трезвый, и произносит речи о бедности, когда пьян. С матерью было бы лучше, если бы она не связалась с отцом. У нее кое-какое образование, она хотела учиться и дальше. Вместо этого она разрывается на части, поднимая шестерых детей, не давая им помереть с голоду и оплачивая крышу над головой, хоть и дырявую... Вот и все. Американская мечта!
      - А как же ты? - спросила она. - Ведь ты совсем непохож на...
      - На босяка? - сказал он. - Нет, со мной не так уж все плохо. Мать заставила меня учиться и дальше после восьмилетки; тут обнаружилось, что я умею быстро бегать с футбольным мячом под мышкой1. Я стал большой шишкой. Салли познакомила меня со своими родителями, и я понравился ее старику. Он предложил мне работу в самой большой аптеке города.
      1 Имеется в виду американский футбол.
      - В аптеке! - воскликнула она. - Ну, Генри, это судьба!
      - Конечно, - ухмыльнулся он, разделяя ее сарказм. - Я так и думал, что ты это скажешь.
      - Скажи, - весело спросила она, - что, мы так и работаем в аптеке?
      - Конечно, - сказал он.
      - А как же Салли? - спросила она.
      Он ответил не сразу:
      - Салли - хорошая девочка. Мы с ней друзья. Не больше. Ее родители очень добры ко мне. Помогали, когда дома было совсем худо. Но не знаю... Иногда мне кажется...
      Он не смотрел на нее. Глаза его были сосредоточены на чем-то далеком, что было за темным лесом по ту сторону дороги, на чем-то таком, чего ни он, ни она не могли сейчас видеть.
      - Да? - мягко напомнила она. - Тебе кажется?..
      - Кажется, что я загнан в ловушку. И что бы я ни делал, я никогда не добьюсь того, чего хочу. Потому что я хочу слишком многого.
      Они молчали. Генри предложил ей сигарету, взял одну и себе и зажег обе. Наконец, выпустив клуб дыма, он повернулся к ней и с усмешкой сказал:
      - Послушай, ты вместе со своим чертовым "бугатти"! Поехали-ка назад, в колледж.
      Всю обратную дорогу и пока Генри ставил машину на стоянку, а потом открывал для Леоны дверь, оба молчали. И только на ступеньках колледжа она тронула его за рукав.
      - Слушай, Генри, ты не хотел бы познакомиться с моим отцом?
      - Конечно, - сказал он. - Это было бы отлично. У нас много общего. Мы ведь оба работаем по фармацевтической части.
      Он засмеялся - на этот раз не так желчно, показывая, что понимает весь юмор положения.
      - Я это и имею в виду, - сказала она. - Думаю, ты ему понравишься. Особенно если я подготовлю его. В конце следующей недели он будет в Нью-Йорке, и я как раз собираюсь пропустить денёк-другой в колледже. Почему бы нам не встретиться?
      - Да, - не сразу ответил Генри. - Почему бы и нет? А что мне терять?..
      Так все и началось. Поначалу с ним, словно с норовистым жеребцом, нелегко было управляться. Его гордыня, независимость, трезвое понимание того, что одна из самых богатых девушек Америки влюблена в него, - он ничуть не скрывал всего этого. Но Леона умела ждать. Генри сказал, что хочет слишком многого? Этим ключиком она и откроет его сердце! Когда он захочет увидеть мир у своих ног, позабудет о гордости, и тогда она добьется, чего хочет.
      Она вспомнила почти смешную сценку с Салли Хант вскоре после того вечера. Салли вошла к ней в комнату с какой-то необычной решимостью, от которой ее милое лицо помрачнело.
      - Леона, я должна сказать тебе кое-что.
      Леона в это время склонилась над чемоданом, лежащим на кровати.
      - Что же, говори, ради бога, - сказала она раздраженно, - и поскорее. Я еду в Чикаго.
      На мгновенье Салли опустила глаза в пол, потом резко подняла голову и встретилась взглядом с Леоной.
      - В последние несколько месяцев ты довольно часто видишься с Генри, сказала она.
      - Да? - с явным презрением ответила Леона.
      - Он не тот человек, с которым можно завести интрижку, Леона. Оставь его, прошу тебя!
      - А кто говорит, что я завела с ним интрижку? - поинтересовалась Леона, шествуя к встроенному шкафу за новой охапкой одежды.
      - Послушай, Леона, он совсем тебе не пара. Еще меньше, чем другие...
      Леона резко остановилась:
      - Мне нравится твоя наглость... Салли с горячностью продолжала:
      - Если ты не остановишься сейчас, то пожалеешь об этом, Леона. Генри это человек не для тебя. Я знаю его почти всю жизнь. Мой отец помогал ему. Все мы обращались с ним как с членом семьи. И пока кто-нибудь из нас рядом с ним - он еще ничего. Но внутри - внутри у него все перекручено. Он добрый, внимательный, мягкий, но до поры до времени, а потом у него появляются... причуды, что ли. Где-то глубоко внутри в нем просыпается зверь. И в такие минуты ему способны помочь только мы. О, я, наверное, люблю его! Но понимать его еще важнее, чем любить. Он не будет счастлив с тем, кто его не понимает. У него могут быть любые неприятности...
      Леона беспечно засмеялась.
      - Хитро придумано, но все без толку, Салли, - сказала она. - Ты не выдерживаешь конкуренции. Собственно говоря, я довольно высокого мнения о Генри. И я понимаю его. И думаю, что он слишком хорош для этого вашего городка. Если я захочу хорошо провести с ним время, представить его кое-кому - это мое дело. И если я захочу выйти за него замуж - это тоже мое дело.
      - Выйти замуж? - задохнулась Салли. - Ты шутишь?
      - А почему бы и нет?..
      После этого Салли сдалась, вспомнила Леона. Бойцовских качеств в ней было немного. Не очень-то помогли бойцовские качества и Джиму Котереллу, хотя он боролся, как молодой бык, которого клеймят каленым железом.
      - Но у этого парня ничего нет, - говорил он, и в голосе его слышалось некоторое подобие просьбы. - Конечно, он ничего, но ведь самый обычный парень! Таких, как камней на улице, по пятаку за дюжину. После того как я истратил столько денег, возил тебя за границу, зачем тебе портить свою жизнь?
      - Я люблю его, - коротко сказала Леона, глядя отцу прямо в глаза.
      - Чепуха! - взревел Джим. - Ты любишь Генри так же, как свой "бугатти"!