Бонд с горечью подумал: «И это все, что он может предложить? Да, похоже, после провала он мне не доверяет». Он сказал:
— Прекрасная мысль. Правда, в последнее время я привык к делам посерьезнее. Но надо — значит, надо. Если вы приказываете...
— Да, — ответил М., — приказываю.
3
Начало темнеть. Погода еще больше ухудшилась. М. зажег настольную лампу. В свете желтого абажура обтянутый кожей стол принял кроваво-красный оттенок.
М. подвинул Бонду большую папку, на обложке которой тот прочел «Стренжвейз — Трублад». Что случилось со Стренжвейзом? И кто такая Трублад? М. нажал на кнопку.
Словно для того, чтобы ответить не безмолвные вопросы Бонда, в кабинет вошел начальник штаба, полковник, примерно одного возраста с Бондом. Его обязанности были весьма нелегкими, и только крепкое телосложение и хорошее чувство юмора спасали его от нервных срывов. Он был одним из лучших друзей Бонда. Они приветливо улыбнулись друг другу. М. обратился к вошедшему:
— Я только что передал Бонду дело Стренжвейза. Он выяснит, что произошло, и все это время будет выполнять функции главного тамошнего агента. Послушайте, Бонд, вы ведь, кажется, работали со Стренжвейзом лет пять назад? Что вы можете о нем сказать?
— Отличный парень, — просто ответил Бонд. — Но я думал, что его перевели куда-нибудь в другое место. Пять лет в тропиках — это слишком!
М. пропустил замечание мимо ушей.
— А его подручную Мэри Трублад вы знали?
— Нет, шеф.
— Отзывы о ней великолепные. И, судя по фотографиям, очень хорошенькая. Может быть, в этом ключ ко всей истории. Как по-вашему, Стренжвейз интересовался женщинами?
— Вполне возможно, — сказал Бонд, подумав при этом о себе. — Но что с ним все-таки произошло?
— Именно это вам и предстоит выяснить. Ровно три недели назад Джон Стренжвейз и Мэри Трублад пропали. Исчезли в один вечер, оставив после себя только горку пепла. Бунгало Стренжвейза, сборники кодов, досье, передатчик — все сгорело. Девушка не забрала ничего из своих вещей, даже паспорт. Но это еще ни о чем не говорит: Стренжвейз легко мог достать ей другой. Они могли улететь самолетом во Флориду или Южную Америку. Полиция проверяет списки пассажиров. Результатов — ноль. Но, учитывая эффективность работы этой конторы, я не удивляюсь. Возможно, ничего так и не обнаружится.
Начальник главного штаба нахмурился и повернулся к Бонду:
— Не могу не отметить: в этой истории есть одна странная деталь. Я имею в виду их последний радио-контакт с нами. В 18:30 они, как обычно, вышли на связь с Лондоном. Служба безопасности сработала четко: сообщили, что передавала Мэри Трублад. Потом связь внезапно прервалась. Никакого ответа ни на «синий», ни на «красный» вызовы. На следующий день секция № 3 послала туда агента из Вашингтона. Он виделся с губернатором. Тот был в курсе. Бунгало само загореться не могло. К тому же, за Стренжвейзом уже числились любовные истории. Хотя можно ли его за это осуждать? На Ямайке совершенно нечего делать. Губернатор, вашингтонский агент и местная полиция заключили, что Стренжвейз и Мэри Трублад сбежали вместе. Дело закрыли.
Начальник штаба извиняющимся тоном обратился к М.:
— Я знаю, вы склоняетесь к тому же мнению, но у меня все равно остается неуверенность. Прежде всего, из-за последней радиосвязи, которая не стыкуется со всем остальным. Во-вторых, потому что все друзья Стренжвейза дали одинаковые показания: 18:15 он вышел из клуба, как делал это каждый вечер, заказав всем выпивку и пообещав вернуться через двадцать минут. Все подтвердили, что он выглядел совершенно нормально, не нервничал и не торопился. И начиная с этого момента, он буквально испарился. Даже не сел в машину. Она осталась стоять у клуба. Если он решил бежать с девушкой, то почему бы ему не уехать утром? Или еще лучше ночью, после передачи нам ежедневного рапорта?
— Позволю себе заметить, — проворчал М., — что влюбленные часто ведут себя по-идиотски. И к тому же, другого объяснения пока нет. На Ямайке уже лет пять не происходит ничего серьезного. После вашего последнего дела, Бонд. Время от времени на остров пытаются пролезть кое-какие кубинские коммунисты. Там прячутся отдельные английские уголовники, наивно считая себя в безопасности. Вот, пожалуй, и все. Что вы об этом думаете, Бонд?
— Не верю, — четко проговорил Бонд. — Не верю, чтобы Стренжвейз мог все бросить ради женщины. Возможно, у них с секретаршей и была интрижка, но он не из тех людей, которые путают дело и удовольствие. А главное, Стренжвейз любил свою работу. Нет, он не мог сбежать, это невероятно.
— В таком случае, какие вы можете предложить объяснения? — с легким раздражением спросил М.. И медленно принялся набивать трубку. Эта история начинала ему надоедать. Он ненавидел путаницу и всякие любовные дела. Похоже, Бонд со своим расследованием может зайти в тупик. Но Бонд придерживался другого мнения. Он хорошо знал Стренжвейза и решил его защитить.
— Чем занимался Стренжвейз в последнее время? — спросил он.
— Абсолютно ничего интересного, — ответил М., повернувшись за подтверждением к начальнику главного штаба.
— Точно, — отреагировал тот. — Не считая дурацкой истории с птицами...
— Ах да, — сказал М. с глубочайшим презрением, — ну это уже из компетенции зоопарков. Морское ведомство подсунуло нам эту историю, по-моему, недель шесть назад.
— Именно так, — подтвердил начальник штаба. — Американское общество Одюбон по охране исчезающих птиц пожаловалось нашему послу в Вашингтоне. Министерство иностранных дел переслало жалобу в Морское ведомство, а те перекинули ее нам.
Это общество Одюбон — могущественная организация. Ему даже удалось перенести в другое место центр атомных испытаний, мешавший какой-то птичке откладывать яйца.
— Ну хватит об этом, — передернул плечами М..
Но Бонд не был удовлетворен.
— А что оно хочет он нас, это общество Одюбон? — поинтересовался он.
Трубка в зубах М. угрожающе закачалась. Он протянул папку начальнику главного штаба.
— Держите. Здесь все. Объясните ему.
— Двадцатого января мы переслали дело Стренжвейзу. Он подтвердил получение. И после этого полное молчание. В двух словах, речь идет о разновидности розовых фламинго, несколько лет назад находившихся на грани уничтожения. Только у берегов Флориды еще оставалось незначительное количество. И вдруг выясняется, что обнаружена большая колония этих птиц, гнездящаяся на крошечном островке Крэб Ки, расположенном между Кубой и Ямайкой. Он принадлежал Ямайке и, следовательно, являлся британской территорией. Раньше на нем добывали гуано [птичий помет], но из-за низкого качества добыча прекратилась. Уже лет пятьдесят остров оставался необитаемым. Общество Одюбон сняло часть территории и устроило там своеобразный заповедник для редких птиц. На остров отправили двух охранников и изменили маршруты проходящих там авиалиний. Количество птиц стало быстро расти. По последним данным с Крэб Ки оно достигло пяти тысяч.
Потом началась война. Цены на гуано резко подскочили, и какой-то тип решил купить остров и начать разработки. Он снюхался с правительством Ямайки, и те согласились, при условии, что это не отразится на птицах из ведомства Одюбон. Это произошло в 1943 году. Новый владелец привез дешевую рабочую силу и стал заколачивать бешеные деньги. Но потом цены на гуано опять упали, и бедняга едва смог свести концы с концами.
— Кто этот человек? — спросил Бонд.
— Один китаец. Или, точнее, полукитаец-полунемец. У него еще такое забавное имя — доктор Джулиус Но.
— Но, эН-О?
— Именно так.
— Что еще о нем известно?
— В общем-то мало. Он живет очень замкнуто. После заключения договора с правительством Ямайки нигде не появляется. Между Крэб Ки и другими островами нет сообщения. Это его остров, и он хочет жить там в полном покое. Он говорит, что гуано может вытеснить птиц. И это, конечно, правильно. До последнего Рождества мы, практически, не имели с ним никаких контактов.
— А как сейчас?
— Одному охраннику из ведомства Одюбон удалось доплыть на лодке до северного побережья Ямайки. Это был огромный барбадосец, невероятно сильный и выносливый — настоящая скала. Все его тело покрывали глубокие раны, и через несколько дней он умер, успев, однако, рассказать невообразимую историю. На лагерь охранников напал дракон, изрыгающий огонь. Он убил его товарища, спалил лагерь и принялся уничтожать птиц. Бедняга, конечно, помешался. В общество Одюбон было послано сообщение, и те немедленно отправили на Крэб Ки самолет с двумя важными шишками для расследования. На острове есть посадочная площадка. Доктор Но пользуется самолетом для пополнения запасов продовольствия.
— Американцам действительно больше некуда деньги девать, кроме как на этих чертовых птиц! — раздраженно воскликнул М..
Бонд с большим трудом удержался от улыбки.
— В любом случае, беднягам не повезло. Самолет разбился при посадке. В живых не осталось никого.
Новое несчастье заставило мирное общество Одюбон прибегнуть к более серьезным средствам. На этот раз, для выяснения отношений с проклятым доктором Но к острову был послан эсминец. Я говорю о таких деталях, чтобы показать вам возможности, которыми располагают эти любители фауны.
Капитан эсминца был встречен доктором Но с величайшей любезностью. Ему показали остов сгоревшего самолета. Ничего подозрительного. Тела двух пассажиров и пилота были заботливо захоронены доктором Но. Он торжественно передал эти останки капитану, чрезвычайно польщенному теплым приемом.
Капитан также захотел осмотреть лагерь охранников. Его туда отвели. По словам доктора Но, ребята просто спятили от жары и одиночества. Один спалил лагерь, а заодно и своего товарища. Объяснения показались капитану весьма правдоподобными, когда он увидел забытое Богом и людьми болото, на котором охранники прожили почти десять лет.
Так как больше смотреть было не на что, капитана галантно проводили на корабль. На этом история могла и закончиться, если бы капитан на свою голову не рассказал, что заметил на острове совсем немного птиц. Общество Одюбон впало в настоящую истерику и потребовало от нас более скрупулезного расследования. Для этого дело и передали Стренжвейзу.
М. бросил на Бонда тяжелый, укоризненный взгляд.
— Видите, — сказал он, — стоило ли огород городить? Кучка старых маразматичек основывает общество по охране летучих рыб или миниатюр восемнадцатого века, и начинаются неприятности. Этих дам ничего не остановит. У них есть и деньги, и связи. Если понадобится, они обратятся к самому Господу Вседержителю. И наступает момент, когда приходится принимать меры для их успокоения. И все это сваливается мне на голову, ведь речь идет о британской территории. А так как остров — еще и частная собственность, никто официально вмешиваться не желает. Что им всем от меня надо?! Чтобы я послал подводную лодку выяснить, что произошло с выводком розовых аистов?
М. в ярости затряс головой, потом агрессивно добавил:
— Таково последнее дело Стренжвейза. Надеюсь, вам в общих чертах все понятно? У меня сегодня еще очень много дел.
Бонд встал.
— Я бы хотел забрать папку. Здесь много непонятного. В той или иной связи с этими птицами уже погибли четыре человека. Кроме того, мы еще не знаем, что стало со Стренжвейзом и Мэри Трублад. Может, это лишь абсурдное совпадение, но начинать нам больше не с чего.
— Берите, берите, — нетерпеливо сказал М.. — Отправляйтесь на курорт и возвращайтесь как можно быстрее. Все это — такая путаница. Я на вас надеюсь.
Бонд забрал папку и протянул руку к лежащей на столе «Беретте».
— Нет, это оставьте здесь, — резко остановил его М.. — Лучше как следует поупражняйтесь со своим новым оружием. В конце недели увидимся.
Бонд в упор взглянул на М.. Впервые в жизни он почувствовал к нему настоящую ненависть. Он прекрасно знал, почему М. ведет себя с ним так оскорбительно. Но не слишком ли это суровое наказание? Ведь Бонд и так едва не погиб во время последнего задания. А М. еще издевается, посылая его погреться на солнышке.
В глубине души Бонд понимал, что это так называемое «дело», эта увеселительная поездка в большей степени должна послужить для его унижения. Старая обезьяна!
Вне себя от ярости, но с улыбкой на лице, Бонд попрощался с высоким начальством и вышел, пробормотав:
— Птицы — вот что меня всегда интересовало.
4
Самолет пошел на снижение. Внизу, на расстоянии нескольких тысяч километров, показалось зелено-коричневое шахматное поле — Куба. Самолет стал медленно разворачиваться в сторону Ямайки. Бонд наблюдал, как в иллюминаторе вырастает огромный зеленый остров, похожий на черепаший панцирь. Если вокруг Кубы океан был густо-синим, то здесь из-за подводных рифов он становился бледно-голубым, почти молочным. Индейцы аравак называли остров «Ксаймака» — страна рек и холмов. Что верно, то верно: внизу словно натянули голубую сеть из ручьев и рек. Как она прекрасна, эта земля, и как богата!
Склоны Голубых гор уже погрузились в фиолетовую тень. В Кингстоне один за другим вспыхивали огни. Долину и аэропорт еще освещали последние лучи солнца. Монотонно мигал маяк в Порт Руаяль.
Самолет плавно пошел на посадку. На несколько секунд он, казалось, окунулся в золотое море догорающего солнца, а потом мягко коснулся земли и побежал по посадочной полосе.
Стоило Бонду выйти из самолета, как его окутал хорошо знакомый влажный тропический воздух. Он понял, что еще не успев дойти до таможни, совершенно промокнет. В паспорте значилась профессия «экспортер-импортер».
— Какую кампанию представляете, мистер? — вежливо осведомился служащий.
— «Универсал Экспорт», — ответил Бонд, не задумываясь.
— Вы здесь по работе?
— Нет, только для отдыха.
— Желаю удачи, мистер, — сказал служащий и вернул паспорт.
Первым, кого Бонд увидел у таможни, был высокий смуглый мужчина, небрежно опирающийся на перегородку. На нем была все та же вылинявшая рубашка и, видимо, те же брюки хаки, что и пять лет назад, когда Бонд встретился с ним впервые.
— Куоррел! — позвал Бонд.
Смуглое лицо за перегородкой расплылось в широчайшей улыбке. Мужчина помахал рукой в знак приветствия.
— Все в порядке, кэп? — спросил он радостно.
— Отлично, — сказал Бонд. — Надо только получить чемодан, и можем ехать. Ты на машине?
— Конечно, кэп.
Таможенный офицер, который, как и все на острове, прекрасно знал Куоррела, заговорщически подмигнул Бонду и протянул чемодан, даже не открывая.
Бонд дружески сжал крепкую, мозолистую ладонь Куоррела. Он взглянул в его темно-серые глаза, унаследованные, наверняка, от какого-нибудь предка пирата.
— Ты не изменился, Куоррел, — сказал он. — Что черепахи? Хороший улов?
— Когда да, когда нет. Как обычно.
Куоррел вдруг нахмурился и принялся строго разглядывать Бонда.
— Вы болели, кэп?
— Да, было дело, — ответил он. — Но я уже давно на ногах. А почему ты спросил?
У Куоррела появился смущенный, несчастный вид. Он боялся огорчить своего дорогого кэпа, как он звал Бонда.
— Да так, извините. Я просто хорошо знаю ваше лицо.
— Мне пришлось несладко, — признался Бонд. — И я пока далеко не в лучшей форме. Так что мне будут нужны твои тренировки, как в прошлый раз.
Болтая, они направились к машине. Неожиданно рядом сверкнула фотовспышка.
К ним приблизилась очаровательная китаянка в ямайском костюме, с фотоаппаратом на шее и листком бумаги в руках. Загадочно улыбаясь, она обратилась к ним:
— Спасибо, господа. Я — фоторепортер из «Дейли Глинер». Вы — мистер Бонд, не так ли? Сколько времени собираетесь пробыть на острове?
Бонд едва смог скрыть раздражение. Хорошенькое начало!
— Я здесь проездом, — коротко ответил он. — Уверен, что для вас найдутся более интересные пассажиры.
— Не думаю, мистер Бонд, — сказала девушка с лукавой улыбкой. — Могу ли я узнать, в каком отеле вы собираетесь остановиться?
«Черт бы ее побрал!» — выругался про себя Бонд.
— В «Миртл Бэнк», — сказал он.
— Большое спасибо, мистер Бонд, — прозвенел нежный голосок. — Желаю удачи.
Подойдя к стоянке, Бонд подозрительно спросил Куоррела:
— Скажи, ты уже видел ее в аэропорту?
Куоррел наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Потом помотал головой.
— По-моему, нет, кэп. Но в «Глинере» полно таких девчонок.
Бонд задумался. С чего бы это газеты стали охотиться за его фотографией? Он не был на острове уже пять лет, да и в те времена пресса им не интересовалась.
Они подошли к машине. Это был черный «санбим». Увидев номер, Бонд вздрогнул. Этого только не хватало! Автомобиль Стренжвейза!
— Где ты взял эту машину? — спросил он спокойно.
— В гараже других не было. А чем она плоха?
— Да нет, все в порядке, — покорно ответил Бонд.
— Поехали.
Куоррел сел за руль. Бонд продолжал размышлять. Черт возьми, и как это он сам не догадался позаботиться о машине! А теперь попробуй поработай незаметно с такой визитной карточкой.
По обеим сторонам дороги росли огромные кактусы. Вдалеке уже сиял золотыми огнями Кингстон. В жарком воздухе плыли тропические ароматы. Но Бонд ничего не замечал. Он злился на самого себя. В телеграмме он просил губернатора острова отыскать Куоррела, с которым работал пять лет назад. Крепкий парень с Кайманских островов [Кайманская дуга — цепь островов в Карибском море] и весьма ценный проводник — здесь немало мест, куда Бонд без Куоррела даже не сунулся бы. Всеобщий любимец, надежный спутник и отличный моряк. Бонд знал, что без помощи Куоррела его миссия на этом острове обречена на неудачу.
Он заранее заказал номер с душем в отеле «Голубые горы» и попросил, чтобы ему подготовили машину. На ней-то Куоррел и приехал за ним в аэропорт.
Бонд вздохнул. Надо было добираться в отель на такси и только потом встречаться в Куоррелом. Тогда он, увидев «санбим», смог бы его поменять.
Теперь же дело выглядело так, словно он каждому встречному-поперечному сообщил о целях своего визита. Остается еще только увидеть в «Глинере» свою физиономию с подписью. Бонд был профессионалом и не мог не знать что первые промахи в деле самые опасные — потом их не возможно исправить. Они заставляют противника действовать первым и могут привести к провалу.
Но есть ли противник? Бонд повернулся на сидении. Метрах в ста позади, в темноте слабо светились фары. На Ямайке все водители включают фары на полную мощность. Бонд наклонился к Куоррелу:
— Сейчас подъедем к развилке. Левая дорога — на Кингстон, правая — на Моран. Сверни направо, выключи фары и остановись. Понял? Действуй.
— Ясно, кэп, — радостно сказал Куоррел. Опять в его жизни начинались приключения.
Мотор взревел, и они резко рванулись вперед. Задняя машина скрылась из вида. Доехав до развилки, Куоррел совершил великолепный поворот и остановился на обочине. Почти тотчас же послышался шум мощного мотора. На огромной скорости мимо проехала машина с включенными фарами. Несомненно, искали «санбим». Автомобиль свернул на кингстонское шоссе. Бонд успел заметить, что это было такси американской марки. За рулем — шофер, пассажиров нет.
Еще минут десять они не двигались. Потом Бонд обратился к Куоррелу:
— Можешь ехать в Кингстон. Они, конечно, преследовали именно нас. Такси пустым из аэропорта не поедет. Слишком накладно. В любом случае, надо быть начеку. Может, мы их не провели, и они сейчас где-нибудь затаились.
— Будьте спокойны, кэп, я не подведу, — сказал Куоррел, потирая руки.
Вскоре они влились в поток кингстонских машин. В толчее автобусов, автомобилей, повозок и тяжело нагруженных осликов трудно было понять, есть ли за ними слежка. Через четверть часа они выехали на Джанкин-роуд, главную магистраль острова. И вскоре заметили огромную зеленую неоновую пальму и надпись «Голубые горы. Отель для вас». У входа росли аккуратно подстриженные кусты.
Куоррел вошел, следом за ним — Бонд.
В этот момент метрах в пятидесяти от гостиницы черное такси развернулось и исчезло за холмом.
Отель «Голубые горы» оказался заведением со всеми современными удобствами и старинными традициями. Бонда встретили с особым вниманием, ведь о его приезде предупредили прямо из губернаторского дворца Кинг Хауз.
Ему отвели просторный угловой номер с балконом, откуда виднелись сверкавшие вдали огни кингстонской долины.
Млея от наслаждения, Бонд залез под холодный душ и минут пять обливал вспотевшее от тропической жары тело. Затем перешел к более серьезным делам и заказал двойной джин-тоник и зеленый лимон. Разрезал лимон пополам, опустил в бокал и добавил несколько кубиков льда. Критически взглянул на приготовленный напиток, попробовал его и, вполне довольный результатом, вышел с бокалом на балкон.
Он простоял там довольно долго, сладострастно вдыхая вечерний воздух и предаваясь приятным размышлениям. Итак, он здесь, вдали от Лондона, вдали от госпиталя. Он с нежностью вспомнил об М. и улыбнулся. Этот старый краб небось и впрямь думает, что отправил его на курорт. Но чутье подсказывало Бонду — дело предстоит серьезное и трудное, вполне в его вкусе.
Четверть восьмого. Куоррел никогда не опаздывает. Они собирались поужинать вместе. Куоррел долго чесал в затылке и, наконец, предложил кабачок на берегу моря, «Бато-Лавуар».
— Хозяин — мой приятель. Его зовут Ники-Спрут, потому что один раз он дрался с огромным спрутом. Едва не отдал Богу душу. Кухня там хорошая, вино еще лучше, да и музыка имеется.
Улыбка Куоррела ясно говорила, что о лучшем нечего и мечтать.
Бонд надел белую рубашку и легкий темно-синий костюм. Во избежание всяких сюрпризов проверил «Вальтер», убедился, что его не видно под пиджаком, и спустился вниз.
Куоррел уже ждал в машине. Они не спеша поехали вдоль порта, миновали два-три дорогих ресторана и несколько ночных клубов, откуда выглядывали аппетитные красотки. Дальше начинался бедняцкий район. Дорога сворачивала. Бонд заметил желтую неоновую вывеску в форме испанского галеона — «Бато-Лавуар». Они прошли в небольшой пальмовый садик, за которым виднелся песчаный пляж и океан. Под пальмами стояли столики, а чуть подальше Бонд различил пустую танцевальную площадку. Трое негров наигрывали вариации на тему «Парень, увези ее на Ямайку, здесь отличный ром».
Половина столиков была свободна, за остальными сидели, в основном, негры. Кроме них были еще английские и американские матросы с девушками.
Огромный чернокожий толстяк в смокинге, увидев двух новых клиентов, вскочил и бросился им навстречу.
— Да это же мистер Куоррел! — воскликнул он. — Сейчас организуем отличный столик на двоих.
— Привет, Ники-Спрут, — с улыбкой поздоровался Куоррел. — Выбери нам местечко поближе к кухне и подальше от музыки.
Толстяк хохотнул.
— Что желаете? — спросил он.
Бонд попросил джин-тоник с лимоном, Куоррел выбрал пиво. Потом они заказали холодного омара и бифштекс с овощами.
Трио снова заиграло. Вечерний бриз шумел в пальмовых листьях. В нескольких метрах глухо плескались морские волны.
— Здесь хорошо, — заметил Бонд.
— Он просто молодчага, этот Ники-Спрут, — довольно сказал Куоррел. — Тоже кайманец, как я. Ему известно все, что происходит в Кингстоне. Но вы не беспокойтесь. В свое время у нас с ним было небольшое суденышко. И ему взбрело в голову отправиться на Крэб Ки. Хотел насобирать бакланьих яиц, а наткнулся на спрута. Настоящее чудовище! Они сцепились, и гадина продырявила Ники легкое. Тут он малость струхнул и, вернувшись в Кингстон, продал мне свою половину судна. Это было еще до войны. Теперь он богатей. А я все еще ловлю черепах.
Куоррел грустно развел руками.
— А что это за Крэб Ки? — безразлично поинтересовался Бонд.
Куоррел бросил на него быстрый взгляд.
— Паршивое местечко, кэп, — ответил он просто.
— Почему?
— Его купил во время войны один китаец. Из-за гуано. Навез туда кучу людей. И с тех пор о них ни слуху, ни духу. Сгинули. Этот остров, как могила, — закончил он мрачно.
— Даже так? — насмешливо спросил Бонд.
— Там охрана с автоматами. И радар. И самолет. Кое-кто из моих друзей пытался туда пробраться. Больше я их не встречал. Честно, кэп, от этого острова надо держаться подальше.
Официант принес омаров. За едой Бонд рассказал Куореллу о деле Стренжвейза. Тот внимательно его слушал, время от времени уточняя детали. Когда Бонд дошел до птиц на Крэб Ки, Куоррел нахмурился, что являлось у него признаком глубочайшего внимания. Потом он узнал о последних словах охранника их общества Одюбон, и его серые глаза превратились в узкие щелочки. Бонд описал взрыв самолета при посадке.
Куоррел отодвинул тарелку и ладонью вытер губы.
— Слушайте, кэп, — сказал он, наклонившись к Бонду, — я не знаю, кто водится на этом чертовом острове — птицы, бабочки или пчелы. Но готов поспорить на последний доллар, что любой, кому захочется сунуть туда нос, живым от китайца не уйдет.
— Почему ты так думаешь?
Куоррел развел руками.
— Все очень просто. Китаец никого к себе не пускает. Он убил моих друзей и всех остальных, кто приближался к острову. Он — важная шишка. И прикончит каждого, кто встанет у него на пути.
— В самом деле?
— Точно, конечно, не известно. Всякие ходят слухи. Но, не сомневайтесь, с ним шутки плохи.
Вспышка. Бонд резко обернулся. В тени пальмы стояла маленькая китаянка с аэродрома. Она была одета в черное сатиновое сари, разрезанное сбоку до самого бедра. На шее по-прежнему болтался фотоаппарат. На губах — лукавая улыбка.
— Приведи мне эту девчонку, — сказал Бонд Куоррелу.
Куоррел неторопливо поднялся.
— Привет, красотка, — произнес он негромко и вытянул руку.
Девушка провела язычком по губам и взялась за руку.
Куоррела. Тогда он крутанул ее, как в танце, и, не разжимая пальцев, сильно прижал к себе.
— Осторожней, мне больно! — воскликнула девушка.
— Ну что вы, — отозвался Куоррел с добродушной улыбкой.
Ее кошачьи глаза на побледневшем лице засверкали от ярости.
— Немедленно отпустите меня, — прошипела она.
— А куда торопиться? — заметил Куоррел. — Пойдем к нам, выпьем по стаканчику. И не стоит волноваться.
В обнимку они подошли к сидящему за столиком Бонду. Куоррел по-прежнему сжимал руку китаянки. Они уселись, как влюбленная парочка.
— Добрый вечер, — галантно поздоровался Бонд. — Похоже, если вас не остановить, мое изображение заполнит все страницы «Глинера».
— Сегодня вечером я обхожу бары, — объяснила девушка самым искренним тоном. — Первый снимок вышел плохо. Надо переделать. Вот и все. Не могли бы вы попросить этого господина меня отпустить?
— Вы работаете на «Глинер», — сказал Бонд, пропустив ее слова мимо ушей. — Как вас зовут?
— Не ваше дело.
Бонд подал Куоррелу знак, и тот принялся неторопливо выкручивать ей руку. Девушка кусала губы и молчала. Куоррел поднажал.
Она сдавленно вскрикнула, потом сказала:
— Ладно. Меня зовут Анабелла Чанг.
Ее глаза метали молнии.
— Прелестное имя, — заметил Бонд.
И обратился к Куоррелу:
— Позови хозяина.
Свободной рукой Куоррел взял вилку и постучал ею по рюмке. Тотчас подбежал толстяк.
— Вы когда-нибудь видели эту девушку?
— Да, — ответил тот. — А что, пристает? Хотите, я выброшу ее вон?
— Ну зачем же, — отказался Бонд. — Она очаровательна. Я только попрошу Вас позвонить в «Глинер» и узнать, работает ли она сегодня вечером для газеты. Если, конечно, у них вообще числится фоторепортер Анабелла Чанг.
— Сию минуту, — сказал Ники-Спрут и исчез.
— Почему Вы не позвали хозяина на помощь? — любезно осведомился Бонд.
Девушка бросила на него злобный взгляд и не ответила.
— Я в отчаянии, что нам пришлось применить силу, — сказал Бонд, — но хотелось бы узнать, зачем Вам так нужна моя карточка. Отвечайте.
— Я уже отвечала, — раздраженно бросила она. — Я выполняю свою работу.
Вернулся запыхавшийся Ники.
— Точно, — сказал он. — У них есть Анабелла Чанг. Но она работает самостоятельно, и газета покупает лишь то, что представляет для нее интерес. Сказали, что девчонка отлично фотографирует.
— Спасибо, — сказал Бонд. — Но и это не объясняет, зачем ей нужно мое фото. Хватит, шутки кончились. Отвечайте.
Их взгляды встретились. В ее глазах Бон прочел презрение.
— Никогда, — произнесла она медленно.
— Ну что ж. Действуй, Куоррел.
Правое плечо Куоррела незаметно опустилось. Девушка изогнулась на стуле. Она попыталась придвинуться к Куоррелу поближе, чтобы уменьшить боль. Но тот резко оттолкнул ее свободной рукой.
Она посмотрела прямо ему в глаза и плюнула. Куоррел улыбнулся, словно оценив удачную шутку, и продолжал выкручивать ей руку.
В дикой ярости девушка принялась бить ногой по ножке стола. Но внезапно замерла. По ее лицу пробежала струйка пота.
— Говорите же, — мягко сказал Бонд. — Отвечайте на вопрос, и Вас отпустят.
Он подумал о руке девушки, которая вот-вот сломается. Девушка забормотала какие-то китайские слова. И вдруг собрав оставшиеся силы, левой рукой бросила Куоррелу что-то в лицо. Бонд не успел ее остановить. Раздался взрыв и звон разбитого стекла. Девушка кинула в него фотовспышкой, едва не угодив в глаз.
Куоррел провел рукой по щеке, и ладонь его тут же наполнилась кровью.
— Черт! — сказал он коротко.
В этом ругательстве не было ни тени злости. Только восхищение, даже какое-то чувственное удовольствие. Он повернулся к Бонду.
— От нее ничего не добьешься, кэп. Кремень, а не девка. Может, ей руку сломать?
— Не стоит, — поспешил ответить Бонд. Пусть идет.
И все-таки он кое-что узнал. Человек, который стоит за Анабеллой Чанг — крепкий орешек. Он хорошо знает, кого использовать. Девчонка ничего бы не сказала, это ясно.