Графиня внезапно обратила внимание на Эмму. Какое-то мгновение изучала ее, потом поинтересовалась:
      - Как вам нравится пребывание в Венеции, моя дорогая? Вас интересуют старые здания, музеи и галереи? Или вам больше по душе Лидо и спокойные голубые воды Адриатики?
      Эмма собралась с мыслями. - Думаю, это прекрасное место, - ответила она вежливо, но без прежнего энтузиазма, так что Селеста с любопытством посмотрела на нее. - Конечно, я уже побывала во Дворце дожей, а этим утром выпила кофе в одном из кафе на площади Святого Марка.
      - А, да, Пьяцца Сан Марко. А вы ходили в Базилику?
      - К сожалению, нет. У меня не было времени, чтобы осмотреть ее как следует, да и не хотелось делать это в спешке.
      Графиня пожала ей руки.
      - Вижу, вы находите удовольствие в красивых вещах. Это мне нравится. У моей семьи раньше была большая коллекция картин и скульптур, но увы, многие из них пришлось продать. Я очень люблю посещать художественные галереи и церкви, где хранятся подлинные сокровища искусства, - она улыбнулась и повернулась к Селесте. - Мы с твоей матерью часами бродили по Лувру, когда были молодыми. Она рассказывала тебе?
      Селеста заколебалась.
      - Конечно, дорогая тетя Франческа, - сказала она мягко, но Эмма была уверена, что это еще одна ложь. Сама она не могла сдержать возбуждения, вызванного разговором об известных во всем мире шедеврах. Жаль, что завтра ей придется вернуться в Лондон...
      Когда обед был закончен, Эмма поблагодарила и извинилась. Теперь, по крайней мере, она могла уйти, не вызвав раздражения своей мачехи, потому что чувствовала, что та хочет остаться наедине с графиней. Эмма поднялась в свою комнату, взяла легкую накидку и снова спустилась вниз. Если ей предстоит утром уехать, то она должна насладиться последним вечером в полной мере. Она не особенно задумывалась над тем, что не пристало молодой девушке одной бродить по улицам Венеции, особенно, если учесть, что итальянские мужчины славились своими заигрываниями. Но Эмма чувствовала, что в состоянии справиться с любым ухажером и игнорировала восхищенные взгляды и небрежные приветствия, адресованные ей.
      Каналы были переполнены даже в такое время года, и гондолы, огоньки которых блестели в темноте, то и дело отчаливали от ступенек, увозя парочки в незабываемое путешествие. Магазины были уже закрыты, но многочисленные кафе работали, и Эмма испытывала соблазн зайти в одно из них и попросить чашечку кофе, но на это ее мужества уже не хватало. Она не взяла с собой кошелек, иначе могла бы сама нанять гондолу, несмотря на всю экстравагантность этого поступка.
      Наконец она вернулась в гостиницу. Ей еще предстояла встреча с Селестой, не обещавшая быть приятной. Она помнила, какой злобный нрав у Селесты, когда кто-то перечит ей. Она вошла в "Даниэли" и пересекала холл, не видя ничего вокруг себя, когда неожиданно натолкнулась на мужчину, рассеянно вышедшего из бара. Она неловко отступила назад, щеки ее вспыхнули, и извинение готово было сорваться с губ. Но мужчина опередил ее, было видно, что воспитанность у него в крови.
      - Scusi, signorina. Silo un mio sbaglio [Извините, синьорина. Это моя вина.], - произнес он по-итальянски.
      - Non importa, signore [Ничего страшного, сеньор], - также по-итальянски пробормотала Эмма, и уголки ее рта дрогнули в улыбке, когда она увидела его голубые глаза. В то время как незнакомец оценивал ее опытным взглядом, Эмма внимательно изучала его.
      Она почувствовала, что в нем есть что-то такое, что отличает его от остальных итальянцев, встреченных ею этим вечером. В том, что он был итальянцем, она нисколько не сомневалась. Он был стройным, но широкоплечим, что немного не соответствовало небрежной элегантности его вечернего костюма. Эмма чувствовала, что он не просто сибарит, хотя, казалось, ощущает себя совершенно свободно в этом роскошном окружении. Его кожа была слишком смуглой для европейца, словно он провел много времени на открытом воздухе, а таких длинных ресниц она не видела раньше ни у одного мужчины. Она подумала, что многие женщины назвали бы его красивым, но привлекательность его заключалась не столько в приятной наружности, сколько в притягательном обаянии, заставлявшем женщину отчетливо осознать собственную женственность. Он был намного старше Эммы, где-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами, и эта неопределенность возраста полностью обезоруживала Эмму. Раньше ей нравилось проводить время со своими ровесниками, мужчины постарше никогда не привлекали ее. Но внезапно, все ее старые представления рухнули, и она поняла, что у нее еще очень мало жизненного опыта.
      Мужчина улыбнулся и спросил:
      - Parla lei Italiano? [Вы говорите по-итальянски?]
      - No [Нет], - Эмма вздохнула и пожала плечами. - Только фразы из итальянского разговорника.
      - Итак, - он говорил по-английски с едва заметным акцентом, - вы англичанка. Скажите, я причинил вам боль?
      Эмма покачала головой, забыв о том, что когда она так поспешно отступила назад, кто-то сильно ударил ее по лодыжке, теперь действительно болевшей.
      - Хорошо, хорошо. Вы здесь на отдыхе, синьорина?
      - Да, синьор, - и поняв, что позволяет ему завести с собой знакомство, она стала отходить назад, но мужчина остановил ее, слегка прикоснувшись к руке холодными сильными пальцами.
      - Не уходите синьорина. Позвольте мне купить вам кампри, хотя бы ради того, чтобы удостовериться, что вы простили меня.
      Эмма покачала головой.
      - Спасибо, но нет, синьор, Мои... мои друзья ждут меня. Я должна идти. И конечно, я простила вас. Я была виновата не меньше вашего.
      Глаза у мужчины были веселыми.
      - Очень хорошо, но по крайней мере скажите как вас зовут.
      - Ладно, - Эмма улыбнулась. - Эмма Максвелл.
      - Bene. Arrivederci, signorina.
      - До свидания, - Эмма решительно направилась к лифту, ощущая на себе взгляд, которым провожают ее, и чувствуя, как тело охватывает волнение при мысли о возможности снова его встретить.
      И только оказавшись в своей комнате, она вспомнила, что этим вечером собиралась сказать Селесте, что утром уезжает. Эмма заколебалась и подошла к трюмо, подталкиваемая желанием увидеть свое отражение в зеркале. Но как это глупо! Для чего такому мужчине неопытная девушка-подросток, вроде нее? Если бы она была такой же красивой, как Селеста, тогда, может быть, у нее и была бы причина чувствовать этот безумный прилив счастья, но в ней не было ничего привлекательного. Волосы светлые, но прямые, спадающие на плечи шелковистыми прядями. Лицо бледное, но скоро потемнеет под жарким солнцем, а глаза большие, широко посаженные, зеленые, обрамлены ресницами, уступающими ресницам незнакомца. И наконец она добралась до розового платья, которое совсем ее не украшало. Эмма решила, что утром непременно отправится на один из маленьких базарчиков, в изобилии расположившихся между каналами, и купит себе новое платье. Но ей еще предстоял разговор с Селестой, хотя сейчас почему-то, желание убежать из Венеции при первой же возможности, казалось, утратило свою привлекательность.
      3
      Селеста вернулась в номер только под утро, и открыла дверь что-то тихо напевая, словно была очень довольна тем, что произошло вечером. Эмма засиделась за книжкой до полуночи, затем легла в кровать и пролежала без сна, думая о Селесте. Услышав шаги, она выскользнула из кровати, накинула на стройное тело стеганый халат, тихо отворила дверь своей спальни и вошла в гостиную. Селеста стояла и курила с ленивой улыбкой на лице.
      Она вздрогнула при появлении падчерицы и воскликнула:
      - Эмма! Что, черт возьми, ты делаешь здесь в такой ранний час?
      Эмма пожала плечами и прошла в комнату.
      - Я... я не могла заснуть, - сказала она небрежно. - Селеста, я хотела бы завтра уехать домой. Вернее, сегодня.
      Выражение лица Селесты изменилось.
      - Домой? Ты хочешь сказать в Англию?
      - Да. - Эмма нервно обхватила себя руками. - Я... я не знаю, что ты там лгала о наших отношениях, но я не хочу обманывать эту милую старую леди.
      Селеста изумленно посмотрела на нее, затем иронично засмеялась.
      - Эта милая старая леди, как ты ее назвала, на самом деле беспокоится больше о моих деньгах, чем о моих пороках, - выпалила она. - В твоей наивной голове никогда не зарождалась мысль о том, что я приехала сюда для того, чтобы получить титул, а в обмен восстановить состояние семьи Чезаре?
      Щеки Эммы вспыхнули.
      - Я задумывалась над этим, - медленно призналась она. - Но все не может быть так просто, как ты говоришь, Селеста, иначе зачем бы ты привезла меня с собой?
      Селеста улыбнулась, но ее улыбку нельзя было назвать приятной.
      - В какой-то степени ты права. Графиню интересуют деньги, я признаю это, но подобно всем итальянцам для нее имеет большое значение семья, и если бы я приехала сюда без моей дорогой падчерицы, смею предположить, ей не понравилось бы это.
      - Ты могла бы сказать правду, что у меня работа в Лондоне.
      - О нет, дорогая. Возможно с твоим узколобым подходом к жизни, тебе не приходило в голову поинтересоваться, сколько денег оставил мне Клиффорд, но могу тебя уверить, что графиня знает мой банковский счет до последнего цента.
      - Во всяком случае, я бы этому не удивилась, - устало сказала Эмма. Многие девушки, родители которых имеют деньги, зарабатывают себе на жизнь, почему бы этого не делать и мне?
      Селеста пожала плечами.
      - Конечно, - пробормотала она задумчиво, - но я думаю, что с несколькими миллионами долларов наличными и в ценных бумагах это, мягко выражаясь, маловероятно.
      - Несколько миллионов долларов! - Эмма не могла поверить.
      - Конечно. Уж не считаешь ли ты, что я вышла замуж за старого Клиффорда и терпела его ради грошей?
      Эмме стало противно.
      - Селеста, - произнесла она тихо.
      - Что? Эмма, будь разумной! Какой вред может быть от того, что старая леди вообразит, будто мы с тобой находимся в наилучших отношениях, ну просто для того, чтобы удовлетворить... ну как бы это сказать... ее правила приличия?
      Эти слова на время лишили Эмму аргументов. Если правда то, что графиня заинтересована в Селесте исключительно из-за ее денег, разве не разумно, что та должна воспользоваться случаем и получить титул? В конце концов, Селеста принадлежала к тому типу людей, которые получают то, что хотят, несмотря ни на какие препятствия.
      Эмма покачала головой.
      - Все это отвратительно. Лучше вообще не иметь денег, чем получать их таким образом.
      - Почему, дорогая? Разве ты не хотела бы стать графиней?
      - Не особенно. Я бы лучше вышла замуж за человека, которого люблю, чем за какого-то старого плейбоя, промотавшего собственное состояние и жаждущего начать проматывать чужое.
      Селеста засмеялась.
      - О, Эмма, ты ошибаешься. Граф Чезаре. Он далеко не старый и очень привлекателен. Не то чтобы это имело значение, как ты, наверное, догадалась, но приятно осознавать, что отцу моих детей не понадобятся стимуляторы, усиливающие его природные желания.
      Эмма отвернулась.
      - Селеста! - воскликнула она. - Ты говоришь ужасные вещи.
      - Ты слишком чувствительна, дорогая, - небрежно парировала Селеста. Если ты пообщаешься со мной подольше, то скоро сбросишь свою чувствительную кожу и немного загрубеешь. Взрослей, дорогая. Конечно, ты прекрасно понимаешь, что причина, по которой графиня хочет видеть своей невестой меня, а не какую-нибудь более старую и, возможно, более богатую женщину, заключается в том, что я могу произвести на свет столь желанного наследника, которого она так горячо пожелает для своего внука. Понимаешь?
      Эмма содрогнулась.
      - Я все поняла и лучше останусь в стороне, если ты не возражаешь. Я поеду домой, а ты разбирайся со своей жизнью без меня. До сих пор тебе это очень хорошо удавалось. Не думай, что ты должна чувствовать, будто несешь за меня ответственность. Подобно тебе, я могу выжить в своей собственной среде.
      Голос Селесты неожиданно стал твердым.
      - Ты остаешься.
      - Думаю, что нет, - Эмма была непреклонна.
      - Тогда подумай еще раз, Эмма. Графине ты понравилась, и у меня нет желания отпускать тебя в Англию и объясняться с ней по этому поводу. Нет, дорогая, ты остаешься, и я не хочу слышать никаких возражений. Запомни, я ведь могу осложнить твою жизнь, если ты меня вынудишь.
      Щеки Эммы горели.
      - Не пугай меня, Селеста. Я сама себя содержу, и ты это знаешь. Мне не нужно никакой помощи от тебя.
      - Ты права. Но госпиталь, в котором ты работаешь в Лондоне, несомненно, пользуется какими-то фондами, и если ты пойдешь против меня, я найду кого-нибудь из его сотрудников, кто за деньги сможет сделать все что угодно, ты понимаешь?
      Эмма смотрела на нее широко открытыми глазами.
      - Ты, должно быть, шутишь!
      - Я никогда в своей жизни не была более серьезной.
      - Есть другие больницы.
      - Я всегда смогу найти тебя. Дорогая, у меня есть деньги, и поверь мне, я знаю, что за деньги можно купить все, абсолютно все!
      - Я верю, что ты начнешь преследовать меня, - произнесла Эмма медленно. - Но почему? Селеста, почему? Что я тебе сделала?
      - Ничего. Но это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы ты была здесь, и если ты пойдешь против меня, то наверняка, пожалеешь, - она вздохнула, и ее тон снова изменился. - Подумай, о чем я в конце концов тебя прошу? Шесть недель твоего времени, шесть недель, в течение которых ты можешь познакомиться с одним из самых волнующих городов мира, разве это слишком много?
      Эмма покачала головой, слишком потрясенная, чтобы произнести хоть слово, затем молча повернулась и пошла в свою спальню. Ей было всего девятнадцать, она была неопытна и испугалась угроз мачехи, и в целом мире не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью, не считая нескольких дальних родственников в Англии, которым было абсолютно все равно, что с ней происходит. Похоже, придется остаться с Селестой, потому что в данный момент она не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы противостоять ей.
      На следующее утро за завтраком можно было подумать, что ночной сцены никогда не было. К Селесте вернулось ее прежнее снисходительное отношение, и если она и думала, что Эмма была чересчур молчаливой и, возможно, довольно подавленной, то ее собственная непрерывная болтовня скрывала все это.
      Она рассказала Эмме, что прошлым вечером познакомилась с графом Видалом Чезаре.
      - Он присоединился к нам после обеда, - сказала она с самодовольной улыбкой, которая могла бы быть у кота, только что полакомившегося сметаной. - До этого у него были назначены встречи, которые нельзя отменить. А после отъезда графини мы отправились в путешествие на гондоле. Эмма, дорогая, это было восхитительно! Надо и тебе найти спутника на то время, что ты здесь, потому что нельзя наслаждаться прелестями ночной Венеции без подходящего мужчины рядом.
      - Спасибо, но в этом нет необходимости, - сказала Эмма спокойно, и Селеста недовольно посмотрела на нее.
      - Ты не уедешь, - это было скорее утверждение, чем вопрос.
      - Нет, Селеста, я не уеду. Но я также не собираюсь позволить тебе навязать мне какого-то праздношатающегося родственника этого графа.
      - Не будь такой дерзкой, дорогая. Никто не станет заставлять тебя делать то, что ты не хочешь, - она изящно поднялась на ноги. - А теперь я пойду переоденусь, а ты можешь закончить упаковывать вещи, если, конечно, будешь так любезна. Гондола прибудет в одиннадцать. Какой-то парень, работающий у графини, кажется, его зовут Джулио, приедет отвезти нас в Палаццо. Только представь, Эмма, Селеста Бернард гостит в венецианском Палаццо!
      Для Эммы Палаццо воплощал многое. Он был, несомненно, старинным, и как она полагала, красивым, но сейчас ее голову занимали мысли, главным образом, связанные с Селестой. Она не испытывала от предстоящего визита того волнения, которое могла бы испытывать при других обстоятельствах.
      Селеста задрожала, когда они пересекали прохладный и темный нижний зал и вслед за Джулио, согнувшимся под тяжестью двух чемоданов, поднимались по лестнице. Эмма несла небольшой чемодан и сумку, в которой находились почти все ее вещи, в то время, как внизу, в зале, остался еще огромный чемодан, набитый вечерними платьями, туфлями и драгоценностями Селесты.
      - Нам надо будет установить лифт, - бросила Селеста через плечо Эмме. - В Штатах никто не поднимается по лестнице пешком!
      Графиня ждала их в большой гостиной, и Селеста с облегчением заметила, что в этих апартаментах было установлено центральное отопление, а мебель была в меру современной и удобной. Эмма была уверена, что первые мысли Селесты были о том, какие перемены следует произвести, как только станет ясно, что она будет следующей графиней. Служанка Анна подала кофе и пирожные, а потом провела их в комнаты. Комната Селесты представляла собой огромный зал с массивной кроватью под балдахином с бархатными портьерами, прикрепленными к центральному карнизу. Они опускались и поднимались. На мозаичном полу лежали мягкие пушистые коврики, а мебель была сделана из темного дерева.
      - О, боже! - воскликнула Селеста. - Это похоже на приемную.
      - Возможно, в старые времена она использовалась в этих целях, заметила Эмма, на мгновение забыв о своих собственных проблемах. - Может быть, графини проводили аудиенции в своих спальнях, подобно королям и королевам.
      - Может быть, - Селеста скривила рот. - Хорошо хоть кровать удобная, но эти портьеры могут создавать духоту в жаркий вечер.
      Эмма покачала головой. - Не думаю, чтобы в этих комнатах когда-нибудь было душно. Эти палаццо построены из камня, ты же знаешь. А чтобы нагреть камень требуется очень много тепла.
      Селеста вздохнула.
      - А где ванная комната? Интересно, водопровод здесь современный? Будем надеяться, что так.
      Ванная комната была огромной и царственной, а ванна была такой большой, что в ней одновременно смогли бы поместиться человек десять. Но водопровод был современный. Анна предложила Селесте помочь с распаковкой чемоданов, и оставив мачеху заботам служанки, Эмма решила познакомиться с дворцом поближе.
      Ее собственная спальня была менее впечатляющей, чем спальня Селесты, хотя и достаточно большой, но кровать представляла собой современный тип диван-кровати на четырех ножках, что ее разочаровало. Ей гораздо больше чем Селесте была по душе подлинная атмосфера, создаваемая старыми вещами.
      Гостиная, когда она туда вернулась, была пустой, но из двери слева, которая, видимо вела на кухню, раздавался шум, и Эмма подумала, что, наверное, старая леди наблюдает за приготовлениями к ленчу. Она вышла в довольно длинную галерею, соединявшую переднюю и заднюю части дворца, и немного постояла там, глядя вниз на пустой и темный нижний зал. Она пыталась представить, как выглядел Палаццо в те дни, когда в этом зале устраивались приемы и комната заполнялась красиво одетыми женщинами в шелках, атласе и парче, с дорогими украшениями, а мужчины, в элегантных атласных бриджах и камзолах, танцевали со своими дамами менуэт. Звуки скрипки долетали до юных членов семьи, наблюдавших за происходящим из какого-нибудь укромного уголка на этой самой галерее. Она задумалась, на ее губах появилась легкая улыбка, и звук открывшейся внизу входной двери заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Солнечный свет мгновенно рассеял полумрак и осветил фигуру мужчины, вошедшего в Палаццо с футляром для гитары.
      Не имея ни малейшего представления о том, что за ним наблюдают, он бесшумно пересек зал, подошел к кладовой, открыл дверь и без единого звука исчез внутри. Эмма нахмурилась и резко выпрямилась. Она опиралась на перила балкона, и ее рука замерзла. Но она не замечала этого. В появлении мужчины было что-то необычное, она не могла сказать, что именно, но он двигался крадучись, словно прятался от кого-то. А если это так, то кто бы это мог быть? И что он делает там, внизу? Эмме трудно было оценить ситуацию. Из того, что рассказала ей Селеста, и из разговора с графиней накануне вечером, она поняла, что нижними помещениями никто не пользуется, а если это так, то какая причина может заставить кого-нибудь войти в кладовую, да еще с футляром от гитары? Она решила не думать об этом и, пожав плечами, решительно повернулась и пошла прочь с балкона. Что бы там не происходило, это не ее дело.
      Она прошла мимо нескольких тяжелых резных дверей, испытывая жгучее желание открыть их и посмотреть, что за тайны скрываются за ними. Небольшой инцидент, свидетельницей которого она только что стала, и который может оказаться совершенно невинным, вызвал у нее странное чувство нервозности. И она решила, что лучше ей вернуться в гостиную, пока воображение не унесло ее слишком далеко. Она едва не лишилась дара речи от испуга, когда у нее за спиной раздался голос:
      - Интересно, куда это вы идете?
      Эмма резко повернулась, и прижала руку к губам, словно для того, чтобы сдержать крик, который чуть не вырвался у нее от неожиданности. Затем, глядя на мужчину широко открытыми глазами, она произнесла:
      - Вы?!
      Это был незнакомец, с которым она столкнулась в холле отеля "Даниэли".
      У него тоже был удивленный вид, глаза прищурились.
      - Почему вы здесь? - Тон его был резким, словно он на что-то сердился, и она не могла понять почему.
      - Я... ну... графиня Чезаре пригласила нас с мачехой погостить у нее. Но... кто вы такой?
      Его лицо расслабилось.
      - Так вы падчерица Селесты Воэн?
      - Да. Но вы не ответили на мой вопрос, - она вдруг вскрикнула. - Вы ведь не граф?
      - К вашим услугам, - любезно согласился он.
      - Тогда... - Эмма замолчала. - Но откуда вы пришли?.. Я хочу сказать... я не слышала, как вы вошли. Так это... были вы, там, внизу, в зале?
      Его лицо мгновенно потемнело.
      - Вы долго стояли на галерее? Или вы что-то услышали и вышли посмотреть?
      - Боюсь, я грезила наяву... - Эмма вдруг вспомнила, с кем разговаривает. - Прошу прощения. Я должна говорить "сеньор" или "сеньор граф", не так ли? - Она покраснела. - Боюсь, что я немного растерялась. Вы меня так напугали.
      - Это не имеет значения. Вы сказали, что грезили наяву?
      - Да. Я... я видела, как кто-то вошел с футляром от гитары и направился к одной из кладовых. Я просто подумала, что это немного странно, так как графиня сказала, что нижними комнатами никто не пользуется. Конечно, если бы я знала, что это были вы...
      Граф нахмурился и беспокойно провел рукой по волосам. Затем некоторое время внимательно смотрел на нее после чего сказал:
      - Я иногда пользуюсь кладовыми для хранения вещей. Вот и все.
      Эмма кивнула.
      Мгновение они стояли молча. Эмме эта тишина показалась почти осязаемой. Но внезапно ее пронзила мысль: словно стальные крылья ударили по легкой паутине: это граф, за которого Селеста собирается замуж, человек, человек, благодаря которому она обрела уверенность в себе. Это было невероятно и омерзительно. Как он может допустить, чтобы его покупали, даже ради восстановления богатства семьи Чезаре? Она чувствовала, что он смотрит на нее, и с отвращением опустила глаза на свои темно-синие джинсы и бледно-голубую футболку, внезапно вспомнив, что пообещала себе купить новые платья, и что ссора с Селестой заставила ее забыть об этом.
      Он как-то странно улыбнулся и произнес:
      - Я полагал, что падчерица Селесты ребенок, едва ли не школьница.
      Щеки Эммы вспыхнули.
      - Мне девятнадцать, - сказала она. - Через несколько месяцев будет двадцать.
      - Действительно?
      Эмма пожала плечами.
      - Ну... Пойдем в гостиную?
      - Если хотите. - В нем была особая уверенность мужчины, сознающего свою власть над женщинами. Эмма почувствовала раздражение от того, что хоть на мгновение, но поддалась его обаянию.
      4
      Когда они вошли, Селесты в гостиной не было, а графиня, увидев их, улыбнулась и сказала:
      - А, вижу вы уже познакомились. Чезаре, не пора ли переодеться к столу?
      На графе были свободные темные брюки и белая шелковая рубашка, расстегнутый воротник которой открывал темные волосы на груди. Он выглядел весьма привлекательно.
      - Как скажете, графиня - пробормотал граф Чезаре, его глаза еще раз задумчиво скользнули по Эмме. Она покраснела и сказала:
      - Полагаю, мне тоже надо переодеться. Боюсь я напрасно теряю время.
      - Что вы делали, дитя мое? - ласково спросила ее графиня.
      - Я осматривала дворец, - ответила Эмма с готовностью, она была рада стряхнуть то угнетенное настроение, которое начинало овладевать ею. - Мне кажется, когда-то это было замечательное место. - Она смутилась, поняв скрытый смысл своих слов. - То есть... в те дни, когда роскошная жизнь считалась само собой разумеющейся.
      - Я вас поняла, дитя мое, - мягко ответила графиня. - Не бойтесь сказать мне, что Палаццо скоро рухнет нам на голову из-за того, что за ним не следят. Мой внук мало беспокоится о прошлом, он живет настоящим.
      Эмма посмотрела на графа. Тот стоял, совершенно спокойно слушая их разговор, и казалось, его абсолютно не беспокоит бестактность, проявленная бабушкой. По-видимому, его это даже забавляло.
      - Моя бабушка очень хочет, чтобы Палаццо восстановили, - заметил он. - Для нее вещи важнее людей. А я считаю, что человеку необходимо место, где бы он мог жить, пища, которую он мог бы есть, и яркое солнце, чтобы не замерзнуть. - Он засмеялся, тихим приятным смехом, который разозлил его бабушку.
      - А деньги? - спросила она. - Как же насчет денег, Чезаре? Ты вряд ли мог бы обойтись без них!
      Чезаре пожал плечами.
      - Графиня, вы действительно меня слишком плохо знаете. Люди, как вам известно, меняются, становятся более взрослыми, более зрелыми, набираются опыта.
      - Ха! - графиня разразилась потоком итальянских слов, которые, как подумала Эмма, были не очень приятными, и, пятясь, она выскользнула из комнаты и пошла к себе в спальню.
      Ленч подали на террасе, выходящей на канал. Сидя под лучами теплого солнца и вдыхая восхитительные запахи, идущие из кухни, Эмма почувствовала, что расслабляется. Она переоделась в темно-синее платье из тонкой шерсти, которое очень шло ей, и тщательно расчесала свои прямые волосы. Но все равно, какой незначительной она была рядом с ослепительной, яркой красотой своей мачехи, сидевшей слева от графини во главе стола. На Селесте было блестящее желтое узкое платье с большим стоячим воротником, придававшим коричневатый оттенок ее золотисто-рыжим волосам. В ушах сверкали бриллиантовые сережки, гармонировавшие с бриллиантовым кулоном.
      Эмма подумала, что граф Чезаре, сидевший напротив нее, не мог сопротивляться притяжению этой искрящейся побрякушки в алебастрово-белой оправе, и нехотя ковыряла рисовый пудинг, лежавший у нее на тарелке. Ей никогда еще не приходилось бороться с чувствами, подобными тем, которые вызвал у нее граф Чезаре, и она объясняла это только довольно необычной обстановкой в сочетании с тем фактом, что он был первым итальянским графом, которого она встретила. Все это временно повергло ее в летаргическое состояние. В конце концов, убеждала себя Эмма, она не так уж наивна. В течение последних трех лет у нее было много знакомых ребят, с которыми она довольно легко флиртовала, не принимая близко к сердцу их отношения, что устраивало обе стороны. Она подумала, что, наверное, романтическая атмосфера Венеции заставляет всех непрерывно думать о любви и влюбленных.
      Но как бы она не старалась, как не убеждала себя, глаза помимо ее воли, устремлялись к графу Чезаре; Эмма изучала его так пристально, что, должно быть, он это заметил, потому что неожиданно повернулся и посмотрел в ее сторону. Она поспешно наклонила голову и подхватила вилкой остатки грибов и риса.
      Когда ленч был закончен, Селеста объявила, что собирается предаться сиесте, и так как графиня поддерживала ее, Эмма подумала, что у нее есть время отправиться за покупками, совершенно забыв, что между часом и четырьмя все магазины закрыты.
      Она взяла кожаную сумку, сменила туфли на каблуках на более удобные сандалии и, сказав Анне, что на некоторое время выйдет, спустилась в нижний зал. Эмма очень удивилась, когда из тени под лестницей появилась фигура, и произнесла голосом графа:
      - Ну, и куда это вы идете?
      Эмма задрожала.
      - Я иду за покупками, синьор граф. И мне бы хотелось, чтобы вы не пугали меня так каждый раз.
      Он улыбнулся и легко прикоснулся к ее руке.
      - Магазины закрыты, а на улицах слишком жарко для прогулки, так что предлагаю вам пойти со мной, я покажу вам некоторые прелести лагуны.
      Глаза Эммы расширились.
      - Вы! Я хотела сказать... Почему?
      - Потому что я так хочу, а я всегда делаю то, что хочу.
      - Действительно, - Эмма смотрела на него с легким раздражением.
      Восхищаться им можно на расстоянии, но находиться вот так рядом было выше ее сил. Она боялась исходящего от него магнетизма. Рядом с ним она не была уверена в себе и кроме того, знала, что Селеста этого бы не одобрила.
      Граф Чезаре погладил прядь светлых волос и произнес:
      - Ты хочешь пойти, так почему бы этого не сделать? Если волнуешься насчет своей мачехи, то я ей не скажу.
      Эмма почувствовала себя оскорбленной.
      - Другими словами, вы хотите тайно встречаться со мной между страстными свиданиями с Селестой!
      Он улыбнулся и потащил ее к двери. Эмма позволила увлечь себя, было трудно сопротивляться, когда так отчаянно хотелось уступить.
      Оказавшись на улице под солнечными лучами, он констатировал:
      - Какое ты... как вы это говорите... старомодное существо, со своими тайными встречами и свиданиями. Какое нам может быть до этого дело, cara mia, в этот восхитительнейший из дней? Идем, ты ведь не собираешься мне отказать, не так ли? В конце концов, мисс Эмма Максвелл, мы познакомились вчера вечером, не правда ли, и сегодня я зашел к тебе в гостиницу, чтобы снова принести свои извинения и предложить себя в качестве сопровождающего, если ты вдруг захочешь пройтись по городу.
      Эмма была поражена.
      - Я вам не верю, - воскликнула она импульсивно. - Почему вы это сделали?