Совет медлил. Ему ничего не оставалось, как дать Бэкону высказаться. И тот говорил.
С терпением и мудростью хорошего адвоката он приводил довод за доводом, пытаясь пробиться сквозь стену высокомерия, холодной отчужденности и страха. Но настал момент, когда Бэкон понял — здесь он проиграл.
В следующее воскресенье он попросил губернатора позволить ему навестить жену в Керлз-Нек. Советники не возражали, и Беркли подписал пропуск. Когда через час он спохватился и велел верховному шерифу остановить Бэкона, тот не обнаружил мятежного барристера на дороге в Керлз-Нек. Его вообще след простыл.
Сторожевой корабль с усиленной командой был отправлен вверх по реке, но напрасно. Бэкон исчез.
Исчезновение Бэкона принесло больше тревог, чем его опасные речи в Джеймстауне. По всем. тавернам разлетелись новые слухи: Бэкон бежал, потому что губернатор замыслил его убить, а беспокойство и суматоха в рядах сторонников Беркли лишь играли на руку сплетникам. Стало известно, что снова отдан приказ об аресте.
Конные патрули рыскали в окрестностях Керлз-Нек, тайные агенты прочесывали южные леса в поисках лагеря Бэкона.
Напряжение росло. Фермеры потрясали кулаками, крича, что Беркли нарушил закон, предал цель ассамблеи. Почти все хотели реформ и продолжения войны с индейцами. Но губернатору не было дела до мнения большинства.
Ланс Клейборн занимался плантациями у замка, поскольку его отца приковал к креслу очередной приступ подагры. Про западные владения приходилось на время забыть, индейцы подошли уже к Чикагомини-ривер. Это были монаканы, высокие худые охотники из предгорий, большие любители сырого мяса. Раньше дружественные белым людям племена сдерживали их напор, но теперь, испугавшись войны, в которой, по слухам, не пощадят ни одного краснокожего, они ушли, и открыли дорогу монаканам.
При одном упоминании о гражданской войне сэра Мэтью начинало трясти. Он уже видел это в Англии.
— Сумасшедшие! — ворчал старый рыцарь. — И Беркли, и Бэкон — оба!
Ланс не находил себе места. Он уже не решался скрывать тревожные новости от отца.
— Монаканы у Кендоллса. — сказал юноша.
— Чтоб им пропасть! Ты позаботился об оружии и провианте?
— Да, отец.
Ланс посмотрел в окно. Из верховий приближалась гроза, и солнце, низко нависшее над горизонтом, было полускрыто тяжелыми облаками. Деревья замерли.
— Ох, ноги мои, ноги! Поддержи-ка меня, сынок, я снова попробую встать.
Ланс подошел к отцу и помог ему подняться с кресла. Старик осторожно опустил, одну ногу, затем другую и победно улыбнулся:
— Не болят! А теперь подай мне сапоги. Эти разговоры о войне, похоже, меня вылечили.
Чувствуя себя наконец свободным, Ланс отправился в Джеймстаун за новостями. Остановившись около Грин-Спринг, в питейном заведении Трифта, он узнал, что Бэкон вернулся в Джеймстаун. И не один, а привел с собой двести человек. Теперь он требует от губернатора письменного предписания на возобновление войны с индейцами!
Событие тут же обросло сплетнями и небылицами: по дороге к отряду Бэкона присоединилась еще тысяча человек, а женщины втыкали розы в стволы их ружей. А что войско сэра Чичерли? Разбито, остатки же поддержали Бэкона и пришли вместе с ним!
Рано утром отряд Бэкона под барабанную дробь подошел к зданию совета. Сэр Вильяма вышел им навстречу.
— Вот! — воскликнул он, распахнув на груди плащ. — Вот отличная цель! Стреляйте!
Бэкон отсалютовал губернатору и ответил:
— Нет, ваша честь. Ни один волос не упадет с вашей головы. Мы явились за письменными полномочиями защищать наши жизни от индейцев. Вы столь часто обещали созвать королевскую комиссию на этот счет. В этом здании сейчас присутствуют все члены совета. Лучшей комиссии нам и не надо. Подпишите соответствующую бумагу, и мы уйдем.
Прозвучала отрывистая команда, и стройные ряды распались, образуя плотное кольцо вокруг здания.
Губернатор направился к дверям. Бэкон последовал за ним, положив руку на эфес шпаги. Из окон на них смотрели советники с перекошенными от страха лицами.
— Вы подпишите мои полномочия, сэр, — холодно и четко повторил Бэкон, — и мы мирно покинем город.
Беркли скрипнул зубами и потянулся к шпаге… но передумал.
— Вы подпишите, сэр! — улыбнулся Бэкон, однако губернатору послышалась в его голосе угроза.
Все утро отряд оставался на месте, держа здание в осаде. Палата общин осталась не у дел, поскольку ее члены не имели права подписывать полномочия, предоставляемые лишь королей или его наместником. Совет колебался. В конце концов Беркли подписал бумаги.
Толпа зевак все росла и росла, люди стекались к зданию совета со всего города.
Присутствие отряда Бэкона окончательно лишило воли сторонников губернатора и воодушевило либеральное крыло ассамблеи. Месяцами лежавшие под сукном билли теперь извлекли на свет Божий и принимали один за другим, почти не обсуждая. Если губернатор и рассчитывал на свое влияние при голосовании, то и здесь его ждало жестокое разочарование: палата общин голосовала единодушно «за», а члены совета, посматривая в окна на блестевшие на солнце стволы мушкетов, решили, что своя рубашка ближе к телу, и бросили сэра Вильяма на произвол судьбы.
Толпа на улице вела себя на удивление спокойно. Демонстрация силы произвела должное впечатление на всех.
Бунт! Теперь это действительно был бунт. Хитрый, ловкий, коварный Беркли потерпел полное поражение. Пусть с помощью силы, но Бэкон устранил на своем пути все преграды. Он снова победил.
У таверны Лоренса стоял часовой. Здесь разместился штаб западного отряда. Ланс ответил на приветствие солдата и ушел.
Войдя в таверну миссис Гейлорд, юноша оказался в самой гуще судачащих женщин. Они забросали его вопросами, на которые он не мог ответить, даже если бы хотел, и его оставили в покое.
— А юный Клейборн тоже бунтовщик? — шепотом спросила одна из них подругу.
Теперь Ланс и сам этого не знал. Шла война с индейцами. И в ней он участвовал. Но этот вызов, брошенный закону, королевской власти… Теперь неудивительно, что Беркли боялся. Он лучше ближайших друзей Бэкона сумел понять его намерения, увидеть в волнениях на границе начало революции. Ланс попытался отогнать эти мысли с помощью эля, но у него ничего не вышло.
Но тут в дверях появилась девушка, взглянув на которую он и впрямь забыл о войне. Несколько мгновении Истер Уокер неодобрительно осматривала собравшихся в таверне клуш, а затем направилась прямо к Лансу, взяла его за руку и вывела на террасу.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Вы очень красивы, — ответил Ланс. — И я рад, что вы приехали в город, но…
— Вы пришли вместе с бандой бунтовщиков?
— Но вам лучше быть дома. Вокруг много грубых солдат.
— Солдаты? Трусы!
— Нет, не трусы, моя дорогая. Я не раз видел их в деле.
— Вы пришли вместе с Бэконом?
— Нет, — покачал головой Ланс. — Все происходящее неожиданно для меня, но у меня такое чувство, словно это случилось не меньше недели назад. Но ни вам, ни прочим дамам здесь не место. Да, эти люди солдаты, однако почти такие же дикие, как индейцы. Вам следует быть дома.
Тут он заметил, что девушка растерянна и рассерженна, но явно не на него. Несколько раз она пыталась заговорить и замолкала, сдерживая душившие ее слезы. Гордым жестом Истер откинула волосы со лба и отвернулась. Ланс ласково дотронулся до ее руки. Она отпрянула, как от огня.
— Они… Они… — Девушка снова мотнула головой, не в силах закончить фразу.
— Что они сделали?
— Они угрожали арестом моему отцу!
Он молча ждал, когда она соберется с силами и продолжит.
— Они считают, что он слишком нажился на торговле мясом. Что его сделки незаконны. Они уже арестовали многих других и созвали верховный суд. А теперь спешно пишут новые законы, которые будут приняты палатой общин еще до конца недели!
— Где сейчас ваш отец?
Она смахнула слезы.
— В доме советника Парка. Эти бунтовщики час назад прислали ему повестку.
— Так он не в тюрьме?
— Нет.
Ланс слабо улыбнулся:
— Раз дело дошло до вашего отца, значит, это и вправду бунт.
— Мне не до шуток.
— Я знаю, дорогая. Но справедливость восторжествует, уверяю вас. А пока она медлит, я, как друг Бэкона, заявляю, что он не позволит причинить вред вашему отцу, как бы этого не жаждала толпа. — Он снова попробовал дотронуться до нее, но она резко отдернула руку.
— Я боюсь, — призналась Истер. — Голова гудит, как пчелиный рой. Я не знаю вас, Ланс. Для меня вы чужак. Вместе с одеждой изменились и вы сами. Я…
Он рассмеялся.
«Усак бы смеяться не стал», — подумала она.
— Если бы я знал, дорогая, что вы придете сюда, я бы одел свой лесной костюм. Впредь я буду ходить только в нем. Тогда вы выйдете за меня и уедете со мной на западные плантации?
— Я никогда, никогда не стану вашей женой, Ланс.
— И будете плакать у подножия моей виселицы, — поддразнил он.
— Я запрещаю вам шутить на эту тему.
— Так чем же все кончится? Вы ходатайствовали за меня перед губернатором?
Она отрицательно покачала головой и покраснела:
— Вы не имеете права спрашивать меня об этом.
— Но в какой-то степени это касается и меня! — заметил он. — Я уже говорил, что предпочитаю узы брака петле палача. И плевать мне на политику. Вы нужны мне, вот и все!
— Я бы не позволила повесить и собаку.
Он расхохотался:
— Спасибо, дорогая, за лестное сравнение! — И, внезапно посерьезнев, добавил: — Вам не обмануть меня, дорогая. Я обидел вас и страшно сожалею об этом. Пока не знаю как, но я заставлю вас полюбить меня. Вы любите Усака. И ненавидите Клейборна, которого повесят, если вы не станете его женой. Я не знаю, кто я. Я хочу жениться на вас, но, как и вы, я в затруднении. Возможно, я бунтовщик. Возможно, вам никогда не удастся переделать меня. Если уж мне суждено быть повешенным, так пусть по крайней мере повесят холостяка!
Она вздрогнула от его шутки, не увидев в ней горькой издевки над самим собой.
На прощание он сказал:
— Я люблю вас. Я буду жив лишь наполовину, пока меня не повесят или пока я вновь не увижу вас.
Она промолчала.
Вернувшись из поездки по окрестным плантациям, сэр Мэтью обнаружил Ланса, который сидел с несчастным видом под кустом орешника.
— Ну что, мой юный покоритель лесов? — спросил он. — Ты привез дурные вести из Джеймстауна?
Ланс рассказал ему о беззаконии, пришедшем в город вместе с отрядом Бэкона, о том, как ассамблея пошла наперекор совету, о приказе губернатора оставаться дома.
Сэр Мэтью раздраженно потряс седой головой.
— Ну и времена! — вздохнул он. — Черт возьми, парень, тебе не кажется, что и старому Беркли и молодому Бэкону пора пойти ко всем чертям, где их давно уже ждет добрый котел с кипящей смолой!
— Все дело в войне с индейцами.
— Да, но не только в этом. Все мои слуги — ярые сторонники Бэкона. Даже Гейл собрался удрать к нему в отряд. Пео, твой Пео — тоже один из бэконских «круглоголовых». Каждый день на плантациях появляются какие-то люди, агитирующие за Бэкона и зовущие в его войско. Господи! Нам же надо следить за урожаем! Мы не можем позволить Бэкону делать из наших честных слуг бандитов!
— Но индейцы могут сделать из всех нас бродяг, — заметил Ланс.
Сэр Мэтью презрительно сплюнул:
— Индейцы! Тьфу! Дикари разбиты, и поделом. За это я твоего лесного друга уважаю и хвалю. Он задал им такого перца на Роанок-ривер, что они не скоро очухаются. Ты это знаешь не хуже меня. Теперь же Бэкон собрался выступить против монаканов и их союзников, но они не станут дожидаться его и драться с ним. Они просто удерут за горы. Война с индейцами привела к другим, более тяжким последствиям: Беркли и Бэкон — кто кого!
— Да, — задумчиво кивнул Ланс. — Боюсь, вы правы. Кто кого…
— Это должен уладить король.
— Если сможет.
Некоторое время сэр Мэтью размышлял, вертя в земле ямку каблуком сапога, а затем неожиданно спросил:
— Как ты посмотришь на то, чтобы съездить в Лондон, сын?
— Я? В Лондон?
— Да, ты. Кто-то же должен довести все до сведения Уайт-холла. Так почему не ты? — избегая взгляда сына, сэр Мэтью не отрываясь смотрел на раскинувшуюся перед ним речную гладь.
— Только не я, — ответил Ланс после минутного колебания.
— Но почему? Его величество тебя не забыл, да и королева тоже. Ты был ее любимой игрушкой, помнишь? Боже, как она пыталась сделать из тебя паписта! Ха, ха!
Ланс нахмурился и промолчал.
— Ты знаешь Бэкона, ты — один из курьеров Беркли, ты — сын старого рыцаря, сражавшегося при Нэшби… Кто может быть лучшим посланцем мира?
— Вы думаете… Вы действительно считаете, что между виргинцами может вспыхнуть война?
— Этого я не говорил.
— Но вы думаете так. Вы просто хотите отослать сына подальше, чтобы… спасти его. Спасти от выбора, который он будет вынужден сделать, если разразится гражданская война?
— Ну-ну! Нечего говорить за меня, мой мальчик. Уладь это дело в Лондоне, и здесь ничего не случится. Если же ты откажешься ехать, последствия могут быть непредсказуемыми. Так что ты скажешь?
— Нет! — решительно ответил Ланс. — Если грянет беда, я хочу быть рядом с вами.
— Ты пойдешь с бунтовщиками Бэкона, — резко сказал отец.
— Только не против короля, сэр.
Сэр Мэтью пробуравил каблуком еще одну ямку и заметил:
— Это ты сейчас так думаешь. Но кто знает? Да и может ли Бэкон бросить вызов королевскому наместнику, не выступая при этом против самого короля? Беркли уже послал за кораблями и солдатами. Но если ты увидишь короля и расскажешь ему всю правду о «Навегацких актах», войне с индейцами, пушной торговле и бедах наших фермеров, он будет способен все уладить, не прибегая к солдатам и кораблям. Неужели непонятно?
— Губернатор никогда не уполномочит меня плыть с подобной миссией в Лондон. Я ведь почти что висельник, отец. Он грозил петлей мне, а заодно и половине колонии.
— Король оставит в тайне твой приезд. И тебе поверят скорее, чем полномочному курьеру Беркли или совета, не говоря уже о Бэконе. Ты имеешь полное право навестить Англию. И я знаю короля Карла, мои мальчик. Он будет рад видеть тебя, и королева тоже.
Ланс чувствовал себя застигнутым врасплох и не мог сразу ответить отцу. Это миссия, достойная эрла, и она потребует недюжинной выдержки и смекалки. Спасти Виргинию от ужасов гражданской войны!
Он взглянул на отца и спросил:
— Но, сэр, зачем поручать это мне, если вы сами справились бы лучше?
— Столь долгое путешествие убьет меня, сын. Кроме того, ты знаешь то, чего не знаю я. Ты дружен с Бэконом. Ты часто виделся с губернатором и его прихво… приближенными. Я же не больше чем простой плантатор, и мое дело — следить за урожаем. — Сэр Мэтью вздохнул: — Ничего бы я так не желал, как еще раз перед смертью увидеть стены Кента. Но, видимо, не суждено… Кроме того, я человек прямой и невоздержанный на язык, могу все испортить. Нет, определенно, ехать должен ты. В июне дважды из Нижнего Норфолка отходит торговое судно Кристофера Ивлинга. Он плавает в Плимут.
Той ночью Ланс и его отец сожгли немало свечей, вырабатывая план действии.
Ланс не собирался посвящать в свой маленький заговор Истер Уокер, но, приехав в Галл-Коув попрощаться, позабыл о своем благом намерении.
Она держалась строго и холодно, обращаясь с ним как со случайным знакомым и терпя его в своем доме лишь из чувства гостеприимства. Они поговорили о погоде и прочих ничего не значащих вещах.
— Я был послушен, мисс Истер, — сказал наконец Ланс.
— Не помню, чтобы давала вам какие-то советы или наставления, — пожала плечами девушка.
— Что ж, значит, я слушался губернатора. Все это время я честно провел дома. Но пронесся слух, что его превосходительство уехал в Глочестер.
Она кивнула и немного резко ответила:
— Возможно, он уже не губернатор.
— Он сам так считает?
— Бэкон полностью контролирует ассамблею. Мой отец говорит, что повсюду собираются отряды. А им необходимы лошади, припасы, порох… Впрочем, вам все уже известно. Вы же пользуетесь доверием бунтовщиков.
— Ошибаетесь, дорогая, я не успел еще ничего узнать. Все это время я был тихим безропотным фермером.
— Поговаривают даже, что Бэкон дал вам чин капитана.
— Первый раз слышу! — удивленно воскликнул Ланс.
— Ваше имя значится в особом списке, представленном им губернатору. Там есть и такие, которые раньше были просто солдатами, а теперь станут офицерами… Подумать только!
— Губернатор подписал?
— Под дулом пистолета.
— Это он так говорит? — улыбнулся Ланс.
— Нет. Но теперь говорят о том, чтобы отменить все бэконовские законы. Он действует слишком в лоб, так нельзя. Разве война с индейцами окончена? Почему он не выступает? Почему не уводит своих бандитов из Джеймстауна?
Ланс не ответил. Откинувшись в кресле так, что оно угрожающе заскрипело, он смотрел поверх черных сосен на садящееся солнце. Вдалеке промычала корова. С болота, излюбленного места охоты Алана Уокера, с шумом и кряканьем поднялась стая диких уток. В Лондоне ему будет не хватать всего этого. В Лондоне он будет скучать по сидящей рядом с ним гордой и прекрасной девушке. Многое может случиться в его отсутствие.
— Я пришел проститься. Мне надо ехать, — внезапно произнес он.
Она взглянула на него с любопытством.
— Вы решили нарушить приказ губернатора и снова ускакать на Запад?
— Он не запрещал мне… морских прогулок.
— Морских прогулок? — в изумлении переспросила она.
— Да, дорогая. Долгие месяцы я не буду навязывать вам свое общество.
— Вы плывете в Лондон?
— Да.
Она прижала руки к груди, в глазах мелькнул страх.
— Но… Но…
— Я должен передать королю послание моего отца. Сэру Мэтью надоели эту дураки в Джеймстауне, и он просит Карла II навести порядок.
— Но почему ехать должны именно вы?
— А что?
— Я… В море пираты… Усак…
— Но вы же не боялись их, когда сами плыли в Лондон и обратно. Я вернусь.
— Да, но… — Она топнула ножкой. — У мужчин вечно семь пятниц на неделе! Господи, как же я от вас устала! Ну зачем вам уезжать? Да еще в Лондон?
— Мой отец, — улыбнулся Ланс, — считает, что это может спасти мою шею от петли, а вместе с моей и шеи многих других. Ведь вы тоже не хотите увидеть меня на веревке?
Девушка широко открыла глаза.
— Что ж, тогда, возможно, вам действительно лучше уехать, — сказала она.
Пока Ланс собирался в дальний путь, успело произойти немало событий. В округе начались беспорядки, и, несмотря на железную дисциплину, царящую в отряде Бэкона, все списывали на его солдат. В Джеймстауне разъяренная толпа забросала грязью палача, а проезжавшую мимо карету губернатора — камнями. Члены совета не выходили на улицу без телохранителей.
В один прекрасный день Беркли вместе с небольшой группой своих самых преданных людей сел на корабль и… исчез. Позже выяснилось, что он отправился в Глочестер, где пытался поднять на Бэкона отряды местной милиции.
Бэкон перенес свою ставку в Мидл-Плантейшн; таким образом, теперь он контролировал две реки: Йорк и Джеймс.
Все старания губернатора пошли прахом. Из Глочестера, переплыв Чизпик-Бэй, он перебрался на полуостров Аккомак. Там к нему присоединились члены совета, и все они обосновались на Арлингтон-Плантейшн, во владениях полковника Кастиса. Желая привлечь на свою сторону его, а заодно и всю милицию Норсгемптона, сэр Вильям сделал Кастиса генерал-майором.
Слухи, подобно летучим мышам, разлетелись по всей колонии. Губернатор собирается в Англию! Нет, он просто перехитрил Бэкона и удрал от его банды. Но он, конечно же, отправил курьера к королю и теперь ожидает прибытия двух тысяч солдат, дабы победоносно войти в Джеймстаун и разогнать мятежную палату общин. Бунт ли это? Да, но чей? Палата общин, парламент Виргинии, взбунтовалась против губернатора, или. напротив губернатор взбунтовался и собирается идти с войском на парламент? Так кто же бунтовщик, Бэкон или Беркли?
Сэр Генри Чичерли, вице-губернатор штата, был арестован по пути из Мидлсекса в Арлингтон, и без оков, но под честное слово дворянина, доставлен в лагерь Бэкона. Его сторожевое судно «Ребекка» оказалось в руках Бэкона, который назначил нового капитана — знаменитого Вильяма Кэрвера, служившего когда-то у губернатора верховным шерифом. Но у Беркли оставались другие корабли, и некоторые из них но величине и пушечному вооружению превосходили «Ребекку». Бэкон отправлял к губернатору вестовых, требуя от имени палаты общин вернуться в Джеймстаун и возобновить заседания совета.
Сэр Мэтью настоял на том, чтобы Ланс взял их шлюп и на нем добрался до Нижнего Норфолка. О путешествии туда на лодке нечего было и думать: каждый день дули штормовые ветра. Юноша отплыл, будучи уверен, что вернется еще до первого снега. Его отец стоял на тропинке над пристанью и долго смотрел вслед уходящему шлюпу, время от времени поднимая в знак прощания зажатую в руке ореховую трость.
Южный ветер обещал скорое прибытие на место, но, несмотря на хорошую скорость судна и спокойную воду широкой Джеймс-ривер, на душе у Ланса было неспокойно. Его мысли перенеслись в далекий Лондон.
Негр слуга Като закрепил багаж юноши на корме и драил палубу, смывая грязные следы сапог, но Ланс обращал мало внимания на его суету.
Что он скажет королю? Правду, и ничего кроме правды, как и советовал отец. Но что такое эта правда? Был испуганный губернатор, старый человек, неразумно женившийся на молодой заносчивой вдове, которая сделала из него посмешищем всей колонии. Был мятежный кембриджский адвокат с целой армией своих грубых и невоздержанных сторонников. Сказать об этом? Рассказать его величеству о бобровых шкурках, о грабительских пошлинах и налогах, столь обогативших фаворитов Беркли? О том, как бесконечно долго откладывался созыв ассамблеи, о притеснении западных фермеров и махинациях с землей? А что просить? Невмешательства или войск?
Вероятно, королю стоило рассказать побольше о Виргинии, столь многообещающей колонии британской короны. Она и земли, подобные ей, давали Англии возможность стать куда более обширной и могущественной империей, нежели Испания. Виргиния была значительно больше Англии. А также перспективнее и богаче. Дикая страна, возразит он? Что ж, Ланс сумеет многое рассказать ему о ее загадках. Такой плодородной почвы нет больше нигде. В центральных районах, удаленных от линии приливов, не бывает лихорадки. Рано или поздно там будут заложены большие города…
Маленькое судно, как чайка, пролетело мимо Джеймстауна. и Ланс снова подумал о том, насколько неумно было строить столицу штата в столь нездоровом болотистом месте. Этот город обречен.
Проходя Хог-Айленд, Като поднял еще один парус и с удивлением уставился на двухмачтовик, показавшийся из-за мыса Саус-Поинт. Шхуна шла с открытыми орудийными портами, а на палубе толпилось не менее дюжины матросов.
Ланс тоже недоумевал, что могло делать на реке это морское судно, но когда Като снова заложил румпель вправо, оставляя шхуну далеко в стороне, он сам встал на мостик и выправил курс.
— Тебе знаком этот корабль, Като?
— Нет, сэр!
— Это не судно Кендолла?
— Нет, сэр.
— Держи прежний курс.
Негр нахмурился, но перечить не посмел.
Вскоре Ланс почувствовал растущее беспокойство. Другой корабль изменил свой курс, встал против ветра и пошел им наперерез. Неужели это одно из сторожевых судов Беркли? Но даже если так, что надо его капитану? Любой местный моряк без труда опознал бы шлюп Клейборнов…
Шхуна быстро приближалась. Люди на ее борту с повышенным интересом разглядывали суденышко Ланса. У юноши перехватило дыхание. Арест? Неужели старый дурак пойдет на это?
На шхуне раздались резкие слова команд, и матросы забегали по палубе. Канониры зажгли фитили. Ланс раскурил трубку и подошел к новой пушке своего шлюпа. Человек на мостике сложил ладони рупором и крикнул:
— Лечь в дрейф!
Ланс не шелохнулся. Суда быстро сближались.
— Я приказал лечь в дрейф, сэр! Иначе я открою огонь!
Рявкнул предупредительный выстрел, и ядро подняло тучу брызг в нескольких ярдах от носа шлюпа.
Ланс кивнул Като, и тот развернул суденышко так, что паруса, потеряв ветер, беспомощно обвисли на реях.
— Именем губернатора! — прокричал человек на шхуне.
Ланс подумал было о побеге, но вовремя одумался.
— Кто капитан судна? — крикнул он.
Ответа не последовало. Управляемая опытной рукой шхуна подошла к шлюпу с подветренной стороны. От борта отвалил ялик. Когда он приблизился, Ланс молча сошел в него. Через минуту он уже карабкался по трапу сторожевого корабля.
— Эй, капитан! — снова громко окликнул он, ступив на палубу. — Где капитан, столь дерзко останавливающий путешественников?
— Приказ, сэр, — раздался рядом голос. — Королевский приказ, подписанный его превосходительством сэром Вильямом Беркли.
Ланс повернулся на каблуках и… застыл, как громом пораженный.
Перед ним стоял человек в красном плаще и бобровой шапке. У него была густая, чуть тронутая сединой бородка и покрасневшие от ветра глаза, в которых застыла ледяная насмешка.
— Капитан Форк, сэр, к вашим услугам! — сказал он, отвесив изящный поклон.
— Форк!!!
— Да, сэр. Добро пожаловать! — Он пожал плечами и с издевательским сожалением развел руками: — У меня не было выбора. Я исполнял волю его превосходительства.
Ланс схватился было за шпагу, но здравый смысл подсказал ему, что сейчас не время и не место сводить счеты. В двух шагах от него стояли вооруженные матросы. У Форка из-за пояса торчал пистолет.
— Добро пожаловать, — повторил Форк. — Мастер Клейборн, если не ошибаюсь?
Ланс промолчал. Ему и раньше приходилось смотреть смерти в глаза, но сейчас…
Форк разглядывал юношу с явным любопытством. Его лицо напомнило пирату Уолтера Клейборна, убитого им много лет назад. Стройную же фигуру и солдатскую выправку Ланс унаследовал от своего отца сэра Мэтью.
— Не соблаговолите ли пройти в мою каюту, сэр? — спросил он.
Ланс соблаговолил. А что ему еще оставалось делать?
— Не желаете ли присесть?
Ланс молча сел на лавку.
Форк достал свиток, развернул его и передал Лансу, многозначительно постучав пальцем по печати и подписи. «…По подозрению в государственной измене…» — бросились в глаза Юноше слова, выведенные аккуратным почерком писца.
— Государственная измена! — натянуто улыбнулся Ланс. — Кто обвиняет меня в ней?
— Здесь же написано… вот тут, ниже… «Как Нам стало известно…»
— От кого известно?
— Я всего лишь исполняю приказ, сэр, — пожал плечами Форк. — Времена сейчас тревожные. Я был на своем двухмачтовике у пристани в Арлингтоне, что на восточном побережье, когда мне передали эти бумаги и личное письмо губернатора. Вот и все. Мне очень жаль, но я был вынужден встретиться с вами… вновь.
Ланс и опомниться не успел, как с его языка сорвался вопрос:
— А тогда… вы сбежали назад в Каролину?
— Я… сбежал? Вы чего-то, видимо, не понимаете.
— Я все понимаю.
По лицу пирата прошла злобная судорога, но он тут же улыбнулся:
— Давайте не будем спорить, сэр. Вы с отцом видите во мне врага. Не знаю уж, за что. Впрочем, к делу это не относится. Мы с вами отправляемся через залив к Арлингтон-Плантейшн, где вы предстанете перед губернатором. Затем я пойду своей дорогой, а вы, возможно, своей.
— Возможно?
— Именно так, сэр. Теперь — к делу. Это официальный арест, мастер Клейборн. Даете ли вы слово джентльмена не чинить мне препятствий в исполнении моей миссии?
— Да.
— Благодарю вас. Можете ли вы поручиться за слугу?
Едва он задал этот вопрос, как до них донесся громкий всплеск. На пороге каюты возник встревоженный матрос.
— Негр прыгнул за борт, сэр. Стрелять?
Форк выругался и выскочил на палубу. Ланс последовал за ним. Рассекая воду мощными гребками, Като успел отплыть на тридцать ярдов от шлюпа. Матрос на корме держал заряженный мушкет.
— Огонь! — скомандовал Форк.
Словно услышав его, Като нырнул, и пуля подняла фонтанчик брызг на том самом месте, где еще секунду назад виднелась курчавая голова беглеца. Какое-то время гладь залива оставалась совершенно чистой, но Ланс, знавший, что Като плавает, как выдра, не очень беспокоился. И действительно, проплыв, пока хватило воздуха, под водой, негр вынырнул уже вне пределов досягаемости мушкетного огня, недалеко от прибрежных зарослей. Преследовать его на лодке было бессмысленно.
Ланс облегченно вздохнул. Теперь ему оставалось лишь ждать и надеяться на судьбу. Губернатор узнал о его поездке. Губернатор не потерпит никаких посланцев к королю, кроме своих собственных. Подозрения в государственной измене! Значит, теперь отправиться в Лондон к королю равносильно измене королю?
Ланс решил пока не затевать ссоры с Форком. Сейчас это ничего бы не дало. Он молча следил за ним из-под полуопущенных век. Враг его семьи, человек, грубо наполнивший ненавистью его отрочество, убийца его дяди…
Они вернулись в каюту.
— Итак, мы отправляемся в Арлингтон, — объявил Форк. — Там его превосходительство и члены верховного суда. По слухам, Бэкон повел свой отряд на Запад воевать с индейцами. Со всеми, заметьте, индейцами, не деля их на друзей и врагов.
Он протянул Лансу трубку и поднес тлеющий трут. Тот затянулся и кивнул в знак признательности.
— Вчера вечером, — продолжал Форк, — губернатор получил назад «Ребекку», свое сторожевое судно. Бэкон послал Кэрвера и Бленда арестовать Беркли. Но сэр Вильям снова спутал ему карты.
Пленник молча курил.
— Кэрвер, капитан «Ребекки», приговорен к виселице. Сегодня, думаю, его уже вздернули. Вместе с остальными.
Ланс и бровью не повел. Форк с любопытством изучал его лицо. Почему он так спокоен? Ведь казнили его друзей… Испуган он? Что-то не похоже. Разгневан, растерян? Вне всякого сомнения, но… Долгие годы его считали просто мальчишкой, пустоголовым задирой. Но это время прошло. Да, он умеет молчать, этот парень! От его молчания чувствуешь какой-то мерзкий холодок между лопаток. Беркли, конечно же, повесит его. И будет прав. Он опасен. Гораздо опаснее своего солдафона-отца.