Так-то оно так, но если завещание Хьюго признают недействительным, не означает ли это, что Урсула неизбежно окажется в опасности? Предположим, Эвелин вернется и выйдет замуж за Джима. Разве у нее не возникнет желание избавиться от Урсулы? Пока Урсула здесь, Эвелин никогда не сможет стать признанной хозяйкой долгожданного имения, и представители местного общества и прислуга будут относиться к ней как к экономке. А чем я могу ей помочь? Мне еще столько лет нужно учиться и стажироваться, прежде чем я получу статус врача. И потом, чтобы Урсула согласилась уехать вместе со мной, я должен сделать ей предложение. Если же я просто стану уговаривать ее оставить этот дом, она потребует объяснений. А что я скажу, если мне запретили говорить об источнике угрозы?
      В конечном счете я решил, что у меня есть один-единственный выход: выложить Урсуле всю правду и отдать ей письмо ее дорогого Пармура. Если она сочтет нужным сообщить о нем куда следует, я сообщу, если она этого не пожелает, тогда мы его уничтожим. Интуиция подсказывала мне, что Урсула не захочет скрывать это послание и уж, во всяком случае, предпримет все возможные и невозможные меры, чтобы уберечь Джима. У них было совсем мало общего, тем не менее она его любила. Я уже представлял, как она перепугается, узнав, какая Джиму грозит опасность. Ладно, как бы то ни было, первым делом нужно было посоветоваться с ней. Таким образом мне, возможно, удастся получить ответ на вопрос, который не давал мне покоя: нужна ли Урсуле моя дружба и защита, на которых так настаивал Пармур? Могу ли я надеяться на подобную милость судьбы? Возможно, Хилари Пармур неспроста предложил мне поддержать ее и даже увезти с собой? Я все время твердил себе, что нисколько не влюблен в Урсулу, но так ли это? Возможно, это говорила моя гордость, уверенность в том, что я никогда не смогу ей понравиться? Если бы не это, разве я стал бы внушать себе, что ничего к ней не испытываю? Мне вспомнились трогательные розовые шлепки и сладкий аромат пудры, щекочущий ноздри. Потом вспомнились те чудесные вечерние часы, проведенные с нею вместе на террасе. Эти воспоминания заставили меня спешно вскочить на ноги...
      Не пробыв в родном доме и часа, я уже снова мчался по пустынным улицам назад, в сторону Чода.
      Глава 8
      Уже в начале девятого я лихо подкатил к крыльцу огромного серого особняка. Светило солнце, вокруг была полная благодать. Проезжая по подъездной аллее, я обогнал дребезжащую повозку молочника. Над крышей дома весело вздымались в синее небо два столбика дыма - над двумя трубами. Садовник, бредший от дома к теплицам, почтительно приложил руку к своей шапке, обернувшись на шорох моих шин. Да, теперь я уже был тут своим, будто домой приехал, подумалось мне.
      Урсулу я нашел в столовой и, слава богу, она была одна. Она кинулась мне навстречу и, по-моему, немного покраснела. Впрочем, светловолосые люди легко краснеют, я и сам почувствовал, как запылали мои щеки. Как бы то ни было, она явно мне обрадовалась.
      - Джейк! Не ожидала, что ты так скоро вернешься!- Я с радостью встретил ее приветливый живой взгляд, полный заботы.- Ты наверняка всю ночь провел за рулем! Или, может, ты так и не доехал до дома?
      - Я был дома,- успокоил ее я, в изнеможении кинувшись в кресло.
      Урсула тем временем наливала мне кофе, а потом добавила туда сливок.
      - Письмо привез?
      - Да,- угрюмо отозвался я, все еще сомневаясь в том, что поступаю правильно, решив взвалить все бремя выбора на хрупкие девичьи плечи.
      - Ну и что там написано?- с жаром спросила она.- Там есть что-нибудь, что неизвестно нам?
      - Да уж, этого там хватает.
      - Давай его сюда, ну же!- она протянула руку, нетерпеливо помахивая пальцами.- Пока ты будешь завтракать, я почитаю.
      Я замотал головой.
      - Придется тебе потерпеть, Урсула. Оно секретное. Это очень серьезно. Ты не должна даже просто смотреть на него. Только в своей комнате, запершись на ключ.
      И тут мы оба услышали звонок телефона, стоявшего в холле, и тут же, как по команде, переглянулись. Через секунду вошла горничная. Ни Урсула, ни сам я почему-то даже не удивились, когда горничная доложила:
      - Спрашивают вас, мисс Урсула. Из чодской полиции.
      Урсула умоляюще на меня посмотрела.
      - Пойдем вместе, Джейк. Я уже на пределе.
      Когда мы подошли к аппарату, она с опаской взяла трубку, словно гадюку. На лице ее отразилось волнение, но когда на том конце провода что-то сказали, волнение сменилось ужасом. Сама она произнесла "да", а потом, в конце, "спасибо".
      Она повесила трубку и посмотрела на меня - я знал, что сейчас прозвучит что-то малоприятное. И вот что я услышал:
      - Они получили телефонограмму из Паддингтонской полиции. Эвелин была найдена мертвой. В той самой гостинице, где ее оставил Марсель. Похоже, она выпила слишком сильную дозу веронала.
      Глава 9
      Неделя была кошмарной - сплошные дознания. Я усердно выполнял наказ Пармура, опекал Урсулу, поддерживал ее - в меру своих возможностей. Прибыл сэр Фредерик. Я послушался его совета и отнес письмо Пармура в полицию. Должен сказать, что вели они себя с большим тактом, и полицейские, и коронер. На дознании по поводу смерти Пармура были зачитаны куски из письма доктора, но только те, что относились к делу, имя Урсулы ни разу не прозвучало. Я был счастлив, что честь бедного Пармура была восстановлена, хотя он никогда об этом не узнает. Вердикт гласил: "Самоубийство в состоянии временного помешательства". Коронер считал, что шок, пережитый Пармуром во время сцены убийства Хьюго, подействовал на него самым пагубным образом, стал причиной нервного перенапряжения и длительной бессонницы, которые, в свою очередь, привели к сдвигу в его психике.
      Через два дня на дознании в Паддингтоне присяжные вынесли вердикт по поводу событий, связанных с Эвелин Росс: "Убийство и самоубийство".
      А на следующий день состоялось перенесенное дознание относительно смерти Хьюго Алстона. Заключительный вердикт на этом разбирательстве был вынесен уже с учетом двух предыдущих.
      Разумеется, на всех трех заседаниях присутствовал Марсель, и он успешно выдержал это испытание. Признаться, я этого не ожидал. Труднее всего ему пришлось на дознании в Паддингтоне, хотя он пользовался помощью адвоката. Надо сказать, держался он с большим достоинством, объяснил собравшимся, что хотел помочь мисс Росс с трудоустройством, по ее же просьбе, и пригласил ее на должность гувернантки - в дом к своим родителям. Однако как только они уехали из имения Алстон-холл, поведение его спутницы сделалось весьма странным, он даже испугался, что она не выдержит путешествия, и стал убеждать ее вернуться. Однако она категорически отказывалась это сделать. И тогда он вынужден был, вопреки ее отговоркам, поехать в Алстон-холл и сообщить родственникам о ее душевном состоянии. И еще он хотел, чтобы кто-то поехал с ним в гостиницу - чтобы забрать ее и доставить домой. Она угрожала ему, что покончит с собой, сказал Марсель коронеру. Но поскольку она вообще не желала его слушать, ему пришлось оставить ее одну и поехать за подмогой.
      Коронер счел его объяснение вполне резонным и вполне удовлетворительным и добавил: покойная молодая женщина, безусловно, была уже на грани нервного срыва, ее угнетало совершенное ею преступление. В общем, Марселя даже особо не мучили расспросами.
      Через несколько дней я провожал его на вокзале "Виктория". Поезд уже готовился к отбытию, паровоз начал пыхтеть. Марсель уже нашел в вагоне свое место и купил в дорогу журналы и теперь, высунувшись из окна, болтал со мной, сияя своей неотразимой улыбкой. Мы вместе в этот вечер обедали, разговор был долгим и неспешным. Сокрушенно качая головой, он много чего мне порассказал, в том числе и о том, что произошло между ним и Эвелин в полуосвещенной гостиничной спальне. Уже по приезде в гостиницу он вдруг понял, что совершенно не готов на ней жениться и что с ее стороны было нечестно ловить его на слове. Он человек слишком импульсивный и щедрый, он натура увлекающаяся, зачем же этим пользоваться? Короче говоря, он предложил ей то, что предлагал вначале: жить под крылышком у его родителей на правах гувернантки в их богатом роскошном доме. Когда до нее дошло - не сразу, надо сказать... Да, когда она осознала, что он взял ее с собой исключительно из жалости, что никакой любви нет, вот тут-то и раскрылась ее истинная натура натура убийцы... Темные глаза Марселя вспыхнули, лицо побелело, а голос предательски дрожал, когда он все это рассказывал, пока мы расправлялись с жареным цыпленком, запивая его вином.
      Было понятно, что я больше никогда его не увижу, поэтому я более пристально всматривался в его лицо, чтобы получше запомнить. Мой взгляд упал на темную дверцу купе за его спиной, и мне почему-то представилась другая картина. Как он стоял тогда, весь в бликах пламени, прислонившись спиной к каминной полке, украшенной странными гипсовыми фигурами, напоминающими висельников... Тут раздался свисток, и поезд медленно тронулся. Я продолжал на него смотреть, а он, высунувшись из окна, сказал мне с ничуть не потускневшей обворожительной улыбкой:
      - Она наглоталась бы их в любом случае. Я только... слегка ее спровоцировал.
      Поезд постепенно набирал ход, и Марсель на прощание крепко стиснул мою руку. Губы его все еще были растянуты улыбкой, но голос наполнился яростью:
      - В конце концов, она убила моего друга.
      Он отпустил мою руку, расстояние между нами все росло, и тут он вдруг крикнул небрежным светским тоном:
      - Кстати, ты знаешь, что Урсула выходит замуж за сэра Фредерика Лотона? Честное слово! Она сама сказала мне вчера. Пока! Обязательно приезжай, когда будет свободное время!
      Отвечать было бессмысленно - все равно он меня бы уже не услышал. Через пару секунд он в последний раз помахал мне рукой и отошел от окна. Я стоял и смотрел вслед, тогда как некоторые провожающие бежали вдоль платформы, размахивая белыми платочками, я на подобные сцены не способен. В голове у меня звенело, а кончики ушей горели огнем.
      Глава 10
      Никогда больше не привелось мне бывать в поместье Алстонов. Примерно через год сэр Фредерик и леди Лотон пригласили меня в свой лондонский дом. Меня, как и прочих гостей, усадили на низенький золоченый стульчик, и было нам всем как-то неуютно. Леди Лотон сверкала улыбкой и весельем, но все чувствовали себя не в своей тарелке. К чаю ненадолго вышел сэр Фредерик и, поигрывая своим моноклем, стал расспрашивать меня о брате. Супруги вели себя так, будто мы не были связаны теми трагическими событиями. Я даже подумал, что они забыли, что я тоже был тогда в доме и играл не последнюю роль во всей этой непостижимой истории. К тому времени я уже знал, что завещание Хьюго Алстона было признано недействительным - из-за неверного оформления. Я знал, что имение продано, а деньги поделены между Джимом и Урсулой и что с тех пор их жизненные пути разошлись.
      Только однажды, когда я уже обзавелся своей практикой, судьба занесла меня в знакомые края, и я не мог не проехаться по той дороге, где брел тогда в грозу, насквозь промокший. Не знаю, что сделали новые хозяева в самом доме и в саду, но ворота и столбы с обезьянками они не тронули. Я стоял и смотрел на них. Мне казалось, что та, которая прикрыла глаза ладошкой, украдкой за мной наблюдает, та, которая прикрыла рот, тайком надо мной смеется, а та, которая прикрыла уши, не хочет слышать ничего, что я вдруг могу сказать.
      Но сказать мне было нечего. Это было теперь всего лишь частью моего прошлого: этот смутный ропот приятных голосов, губительно приятных голосов.
      БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА: "Губительно приятные голоса"
      Наиболее часто отмечаемый критиками и читателями, этот роман сериала меньше всего напоминает детектив. Сквозные персонажи, суперинтендант Маллет и доктор Фицбраун, едва упоминаются в тексте - даже коронеру отведена куда более весомая роль.
      Справедливости ради следует отметить, что в романе вообще нет главного действующего лица. Довольно скоро становится понятно, что и рассказчику эта роль не отведена - он скорее хроникер и комментатор, чем главная движущая сила драмы. Ему слишком часто приходится играть вторую скрипку в чужих сценариях, после чего про него просто забывают, и к концу книги он так и остается - несмотря на все попытки почувствовать себя своим человеком в поместье - посторонним лицом, игрушкой судьбы.
      С некоторой натяжкой можно соотнести "Приятные голоса" с "высоколобым" британским романом первой половины XX века - Джейк Сиборн, его возраст, профессия и ситуация, в которую он угодил, напоминают "Желтый Кром" Олдоса Хаксли. Правда, интеллектуальные беседы сэра Фредерика с Джейком скоро уступают место более обыденным и повседневным заботам, и все же то тут, то там проскальзывают ссылки на Эпикура, Тургенева, персонажей Льюиса Кэрролла. Если Джейк не женится, не приобретет дом или хотя бы друзей, по крайней мере мы остаемся с надеждой, что он станет мудрым и достигнет высот в своей профессии.
      Наличие стольких представителей медицины в романе вряд ли является случайным. И дело не только в том, что преступник оказывается не совсем психически нормальной личностью. Доктор Пармур, чья незавидная роль в начале повествования косвенно подчеркивалась сильным сходством его фамилии со словом "любовник", призван показать, сколько хорошего может найти в себе выпавший из жизни человек. Не очень оригинальный вывод, делающийся по ходу романа - "жизнь вообще жестокая штука, даже для самых удачливых",приобретает на фоне его истории определенную смысловую нагрузку.
      Тем не менее читатель понимает, что на своем жизненном пути Джейк не последует примеру ни Пармура, ни сэра Фредерика. Он выберет свой путь какой, станет ясно впоследствии, а пока ему надо выпутаться из паутины мечтаний и пустых сантиментов.
      "Губительно приятные голоса" прекрасно демонстрирует характерную особенность британского психологического детектива, никогда не обращавшегося к сценам бессмысленной жестокости, сюжетам, построенным вокруг немотивированных действий психически больных людей. Соответственно и герой сериала, суперинтендант Маллет - не человек с необычной судьбой и сверхъестественными способностями в области дедукции, а просто человек, хорошо исполняющий свою работу и находящийся на своем месте. В романах с его участием много неожиданных поворотов сюжета, но мало трагедий. Много несчастий, но мало злобы. Достаточно неудач, но при этом не унижается человеческое достоинство. Это - яркий пример детектива, улучшающего общество, а не спекулирующего его недостатками.
      Вышел в Англии в 1946 году.
      Перевод выполнен М. Макаровой специально для настоящего издания и публикуется впервые.