Пока я, запинаясь, все это излагал, сэр Фредерик рассматривал меня с живейшим интересом. Его длинные пальцы вдруг резво пробежались по черному шнурку, подхватили стеклышко и вставили его в чуть вытаращенный глаз.
      - О-о!- изумленно протянул он,- так, значит, эта отрава уже попала в вашу кровь? Всемогущий Боже, это просто поразительно!- Он наклонился чуть ближе, старательно меня рассматривая, как будто только сейчас обнаружил, что я довольно-таки любопытный экземпляр.- Осторожнее, это очень опасно, мой мальчик. Кстати, вы ни с кем не разговаривал на эту тему? У меня сложилось такое впечатление, что вы только что изложили мне не только свою точку зрения. Впрочем, это ваше личное дело.- Но внезапно его чуть ироничный тон стал совершенно серьезным, и он резко выпрямился: - Сядьте, Сиборн!
      К своему собственному удивлению, я беспрекословно подчинился.
      - Хочу кое-что вам сказать, исключительно ради вашей же пользы,- жестко добавил он.- Можете проигнорировать мои слова, но я обязан высказаться до конца, поскольку чувствую себя ответственным за то, что вы здесь задержались. Откажитесь от этого подарка. Не слушайте никого, кто станет уговаривать вас его принять. Если этот глупец действительно вознамерился вас осчастливить, и вы действительно, точно в сказке, станете богачом, чего втайне так желаете, сразу откажитесь вступать в права владения. А главное, немедленно, сейчас же сообщите всем обитателям этого дома о своем намерении. Тогда Марсель оставит свою дурацкую затею, и только одному Господу известно, скольких бед это поможет избежать.
      Он выжидающе умолк, но я не знал, что говорить. Голова у меня шла кругом, только что меня переполняли сладкие грезы, в том числе и о счастье с Эвелин, и вдруг - эти холодные отрезвляющие и опустошающие слова. Тон сэра Фредерика становился все более мрачным:
      - Мы покамест не знаем, кто убил Хьюго, но нам уже известно, какую бурю вызвал его приезд, который в конечном счете стоил ему жизни. Едва ли приходится сомневаться, что кто-то решил избавиться от него из-за его притязаний на этот дом. И это при том, что у него было и моральное, и юридическое право, он был законным наследником. А теперь и вы туда же... Что вызовет еще большую бурю негодования, вполне справедливого. Неужели вы не понимаете, на что идете?
      Я еще хорохорился, пытался с ним спорить:
      - Вы нарочно хотите меня запугать...
      - Да, хочу,- рявкнул сэр Фредерик.- По-моему, вам это совершенно необходимо, ибо вы не ведаете, что творите.
      - Но моя смерть никому ничего не даст,- вспомнил я аргументы Марселя.Ведь так? Если кто-то решит от меня избавиться, все имущество перейдет моим наследникам.
      - Да, если акт дарения действительно будет оформлен. Но почему вы так уверены, что кому-то не захочется устранить вас до того, как этот документ получит юридическую силу? Марселю в любом случае бояться нечего, завещание в его пользу уже существует, и по всей видимости, вполне действенное - с точки зрения закона. Но у вас положение в корне иное, впрочем, я не исключаю, что пока вы кому-то нужны - в качестве удобного и надежного орудия... да, вам нечего опасаться, пока не будут оформлены документы, удостоверяющие акт дарения, все эти процедуры растягиваются иногда надолго. Ну а потом...- он красноречиво взмахнул рукой, будто отправляя меня в вечность.
      Такой вариант вообще не приходил мне в голову. Но выслушав сэра Фредерика, я, признаться, не принял всерьез его мрачные прогнозы. Со мной наверняка ничего подобного не случится. Я надеялся, что на этом наша приятная беседа завершится. Но это было еще не все. Сэр Фредерик снова откинулся на пинку кресла и заговорил чуть более спокойным тоном:
      - В сущности, я собирался говорить с вами о другом. Единственное, о чем я прошу: подумайте хорошенько! Во-первых, о том, что убийца наверняка здесь, среди нас, и почти наверняка убийство было совершено из-за дома и прочего имущества. Во-вторых, имейте в виду: под давшись алчности... желанию заполучить этот дом, вы станете совсем другим человеком, с другими взглядами и устремлениями. Приготовьтесь к тому, что вы станете более расчетливым, приучитесь лгать самому себе, забудете о карьере врача. И все это только ради того, чтобы оказаться в окружении людей, совершенно далеких вам по духу и по воспитанию, для которых вы все равно останетесь чужаком и выскочкой. Короче говоря, вы обречете себя на жалкое существование, на жизнь, полную бесконечных забот, раздоров и дрязг. А что взамен? Ничего, никакой отдушины. Ни в чем.
      - Скорее всего, ничего вообще не произойдет,- буркнул я.
      - Скорее всего,- согласился сэр Фредерик с досадной готовностью.- Это было бы для вас лучшим вариантом. Тогда тем более есть резон взглянуть на все трезво. Если Марсель доведет свою затею до конца, вы пропадете, да-да, пропадете. Если он одумается, тогда вы всю жизнь будете переживать, испытывать жгучую обиду. Будете чувствовать себя manque {Несостоявшимся (фр.)} землевладельцем и донимать своих знакомых рассказами о том, как все было бы, если бы... Таких людей легионы, считающих что их надули, лишили законной собственности, и постоянно об этом твердящих. Так что "беги со всех ног и помни, кто ты такая", как говорила Черная королева {Имеется в виду персонаж сказки Л. Кэрролла "Алиса в Зазеркалье".}.
      Он рывком встал и направился к двери.
      Глава 17
      А я застыл на месте, и даже ничего не смог ответить. Меня душила обида, будто я был ребенком, у которого отобрали только что подаренную игрушку. Но чем сильнее разгоралась моя обида, тем больше я понимал, насколько справедливы доводы мистера Фредерика. На пороге он обернулся:
      - Да, кстати,- сказал он,- полиция считает, что Хьюго застрелили у границы кустов, откуда он следил за дорожкой. Стрелявший прятался сзади, за каким-то стволом, а может, даже на самой дорожке, чуть в глубине. Полицейские увидели то, чего не заметили мы с вами: на мысках его туфель были кусочки мха, и две борозды на дорожке, прочерченные этими мысками. Часть листьев, зажатых в его правой руке - сорваны с бука, а буки растут вдоль зарослей рододендронов. Полиции удалось выстроить точную картину: где стоял Хьюго, где стоял его убийца, и как Хьюго, еще живого, тащили к кустам рододендронов, где мы его с вами и лицезрели.
      Это сообщение так меня потрясло, что я тут же снова обрел дар речи:
      - Они нашли оружие?- спросил я.
      - Да, нашли. Стреляли из кольта, пуля американского производства. Она застряла в стволе дерева. Называли калибр, но подобные вещи не держатся у меня в голове, я в пистолетах плохо разбираюсь. Револьвер из дома. Джим говорит, что хранился он в ружейной комнате, а значит, взять его мог кто угодно. Револьвер принадлежал его отцу. Сам он почти им не пользовался, стрелял несколько раз в мишень, у них там тир в галерее, расположенной на втором этаже. Исключительно ради спортивного интереса. Сказал, он вообще ничего не знает ни про хранящееся в доме оружие, ни про запасы патронов. Полицейским его поведение очень не понравилось, они только и ждут мало-мальски подходящий повод, чтобы его зацапать.
      - И как вы думаете, когда им это удастся, сэр?- спросил я, сразу почувствовав себя гораздо лучше, мое недовольство сэром Фредериком стремительно улетучивалось, сменяясь чувством жгучего стыда.
      - А-а!- воскликнул сэр Фредерик, снова переступая порог.- Вот это совсем другой разговор! Им нужно собрать воедино много разрозненных фактов, тщательно их проанализировать, и наверняка появится еще много неизвестных пока подробностей. И уже только после этого картина хоть как-то прояснится. Но пока все на стадии рутинной проверки и сбора информации, полицейские не могут ничего утверждать, понимаете? Они могут только строить предположения, как простые смертные, вроде нас с вами. Пока можно лишь с точностью утверждать, что стреляли в Хьюго с расстояния в шесть-семь футов. И что дотащить до кустов его мог любой, даже не особо сильный человек.
      - Вы сказали, что, когда Хьюго тащили, он был еще жив?- решил уточнить я. К этому моменту я тоже уже выбрался из кресла, и так же, как и сэр Фредерик, подо шел к камину, забыв о недавних спорах.- Так что же у него была за рана?
      - Пуля вошла вот здесь,- он развернул меня и ткнул пальцем в спину,- а вышла здесь,- он развернул меня вспять и сильно нажал на очень чувствительное место - под шестым ребром.- Бедняга наверняка сразу рухнул, и его, умирающего, потащили к тому месту, где мы с вами увидели уже окоченевший труп. Бедняга, похоже, не сопротивлялся. Судя по положению тела, судорожно сжатые руки - это следствие агонии. Стрелявший целился в сердце, но промахнулся. Пуля прошла гораздо ниже.
      Какое-то время я осмысливал услышанное. Потом, вспомнив одну деталь, решил переспросить:
      - Вы вроде бы говорили, что револьвер был взят отсюда, из оружейной комнаты? А где же они его потом нашли?
      - Им и не пришлось особо искать,- усмехнулся сэр Фредерик.- В пруду.
      - О боже!- вырвалось у меня, так как я тут же вспомнил, как мы сидели с Эвелин на каменной скамье, и надо же... оказывается, все это время под пеленой из круглых листьев, погрузившись в ил, покоился кольт. По крайней мере, я очень живо это себе представил.- Какое он странное выбрал место!
      - И чем же вас не устраивает этот милый пруд?- спросил сэр Фредерик, облокачиваясь на каминную полку и размахивая перед моей физиономией моноклем, примерно так обычно размахивают морковкой перед мордой слишком медлительного осла.- А вы сами разве не выбрали бы это место, если бы вам нужно было срочно избавиться от револьвера?
      Я с опаской посмотрел на профессора, но увидел, что он улыбается.
      - Нет, конечно. Во-первых, я бы сообразил, что искать будут в первую очередь именно в пруду,- начал я, но, уловив лукавую искорку в его глазах, спешно добавил: - но не исключено, что убийца сделал это нарочно, он хотел, чтобы револьвер был найден.
      - Верно!- сэр Фредерик одобрительно кивнул, как экзаменатор, наконец сумевший добиться от тупого студента хоть одного правильного ответа.
      - И к тому же это имело смысл лишь в том случае,- медленно проговорил я,- если известен владелец револьвера, чтобы все подозрения пали на него.
      Сэр Фредерик снова удовлетворенно кивнул.
      - Владельцем его был отец Джима, следовательно, самое логичное предположение таково: теперь этот револьвер принадлежит...
      - Джиму!- заорал я, пораженный тем, что все пути в конце концов ведут именно к нему.
      - Джим уверяет, что совершенно не умеет им пользоваться, и тут же проговаривается, что от скуки все-таки несколько раз стрелял из него в мишень в их домашнем тире, который был устроен наверху в галерее.
      - И он это признал?!
      - Сначала, конечно, отпирался. Потом стал говорить, что ему трудно сейчас вспомнить, может, и попробовал пару раз стрельнуть, что вообще-то он предпочитает дробовики и охотничьи ружья. И все показания примерно в таком же духе... поэтому я и сказал, что он произвел на полицию очень неважное впечатление.
      - А на вас, сэр?- спросил я.- На вас он тоже произвел неважное впечатление?
      Сэр Фредерик призадумался.
      - Хороший вопрос,- похвалил меня он,- но ответить на него не так-то просто... м-да. Мне показалось, что он испытывает неловкость, оттого что я стал свидетелем его нелепого поведения. Но что заставляло его так себя вести: страх перед разоблачением или природная застенчивость, ей-богу, мне судить трудно.
      - Вы говорили, что пуля - американская. Про пулю что-нибудь еще стало известно?
      Сэр Фредерик покачал головой.
      - По моим сведениям - ничего. Коробку с неиспользованными патронами не нашли. Джим уверяет, что тоже ничего про них не знает. Полиция, конечно, пытается установить, так сказать, возможный источник, но... Вся штука в том, что в этом доме живут заядлые путешественники. Практически все они хоть раз да побывали в Америке: и Джим, и Урсула, и тетушка с дядюшкой, и Пармур. Все, кроме мисс Росс. Впрочем, это не так уж важно, патрон убийца мог и позаимствовать. Для некоторых калибров не так уж важно, чье производство, американское или отечественное.
      - Пуля у стрелявшего была своя,- сказал я,- потому что хватать ее где-то сгоряча - это же сильный риск, полиция тут же набредет на след. Вот только зачем она ему понадобилась? А что, если совсем не для того, чтобы застрелить Хьюго?
      - Ну да, возможно, он собирался застрелить кого-то еще,- согласился сэр Фредерик,- или пустить эту пулю в свой собственный лоб. Остается только гадать...
      Я все раздумывал о прудике с лилиями.
      - Действительно, почему револьвер он бросил в пруд?- продолжал рассуждать я.- Это же опасно. Представьте: выстрелив, убийца бежит по газону, ярко освещенному луной, оставляя следы на траве, рискуя быть замеченным, ведь в любой момент из дома мог кто-нибудь выйти. Между прочим, Марсель выходил в ту ночь. Нам известно, что он хотел встретиться с Хьюго. Если он выходил из парадной двери, то наверняка мог заметить человека, бегущего к пруду. Впрочем, Марсель мог выйти чуть раньше или чуть позже этого момента... Но в любом случае, как же убийца мог на такое решиться?
      - А, возможно, он и не решился,- предположил сэр Фредерик.- Он мог избавиться от кольта позже, скажем на следующий день.
      - Но это еще более рискованно, ведь в доме уже была полиция!
      - Ну и что? Была и была. Они же не наблюдали за каждым каждую минуту. В любом случае, у стрелявшего было время, пока изучали место преступления и проводили первые опросы. И уж наверняка полицейским и в голову не могло прийти, что убийца осмелится спрятать оружие под одежду. Вот вы сами решились бы? Думаю, едва ли. И я тоже нет. Но будь вы или я убийцей, разумеется умным и хладнокровным, то воспользовались бы этой уловкой. Проходишь спокойно мимо полицейского, спрятав кольт под пиджак, а потом, улучив момент, когда у пруда никого нет, зашвыриваешь его в воду. А если кто-то даже увидит это со стороны, то подумает, что человек приманивает хлебом золотую рыбку. Разумеется, я просто рассуждаю, это только теория.
      - Разумеется,- подхватил я.
      - Вы ведь провели некоторое время у пруда в то роковое утро, мм?
      Я отчаянно покраснел.
      - Да, провел,- с вызовом произнес я, раздосадованный тем, что мне опять приходится оправдываться и защищаться.- Мы разговаривали с мисс Росс все это время. И она вам сразу подтвердит, что я ничего в воду не бросал.
      Сэр Фредерик расхохотался.
      - Вот видите, Сиборн, как просто стать обличителем? На самом деле я спросил без всякой задней мысли. Просто хотел узнать, не заметили ли вы тогда на воде чего-нибудь необычного? Скажем, какое-нибудь зияние среди листьев, покрывающих водную поверхность? Впрочем, после того, как револьвер пошел на дно, листья могли тут же снова сомкнуться. И все же, какой-нибудь надломленный стебелек или оторванный краешек листа.
      - Даже если бы и заметил,- произнес я, сначала мысленно проверив свои воспоминания и не найдя ничего примечательного,- револьвер-то уже все равно найден.
      - Тогда мы могли бы сообщить полиции, что револьвер бросили в воду до того, как вы пришли на пруд,- между прочим, это важная деталь, которая помогла бы полицейским быстрее сориентироваться, когда они начнут сопоставлять данные о хронометраже: кто где находился, и когда. Впрочем, я что-то опять слишком увлекся. Кто я? Просто сторонний наблюдатель. Мои предположения могут быть вполне дельными, но это всего лишь предположения. Спокойной ночи, Сиборн.
      На этот раз он действительно удалился, больше ни единым словом не обмолвившись о подарке Марселя, словно уже забыл о нашем с ним споре. Ну ясно, подумал тогда я, он уверен, что сумел меня одолеть, вправить мне мозги.
      Я потом еще долго торчал в библиотеке, втайне грустя о том, что только что лопнул этот изумительный мыльный пузырь: моя мечта о высоком положении в обществе, о благополучии, позволяющем не работать, о власти и бесконечном безделье, о возможности быть чьим-то благодетелем и вести удобно добродетельную жизнь. Нет, это все не для меня. Сэр Фредерик прав: такие самоеды, как я, никогда не избавятся от комплекса вины и угрызений совести, какими бы щедрыми пожертвованиями они ни заглаживали потом свой грех, то, что позарились на чужое... Нет, мне уготовано иное: еще три года студенчества, то есть никаких денег, а потом пятьдесят лет службы за деньги весьма умеренные. Такова судьба большинства практикующих врачей. Станет Эвелин ждать, когда я более или менее встану на ноги? Вот что меня мучило. Она тоже еще совсем молодая, и вроде бы отнеслась к моим словам серьезно. Имею я моральное право спросить ее? Что ж, попробую.
      Но прежде всего следовало найти Марселя и внушить ему, что он напрасно старается, все равно я передарю его подарок... Только вот кому? Во всяком случае, Урсуле - точно, решил я. Если так и не сумею заставить себя вписать в дарственную и ее милого братца.
      Я со вздохом поднялся и потянулся. От долгого сидения затекли все мышцы, а брюки на коленях вытянулись еще больше. Решение было принято, окончательное решение. Я обязан выполнить свой долг, подумал я, с досадой обнаружив, что благие намерения не вызвали в моей душе восторга. Ни малейшего.
      Глава 18
      Приняв решение, хоть важное, хоть не очень, я не успокаиваюсь до тех пор, пока не доведу дело до конца. Особенно, если дело предстоит малоприятное, скажем, поход к зубному врачу. На данный момент таких дел было два: отловить Марселя и сказать ему, что ни при каких обстоятельствах не приму его подарочек, а если он не откажется от своей блажи, то немедленно верну поместье его теперешним владельцам. Второе дело было более трудным объяснение с Эвелин по поводу моего окончательного решения.
      Почему-то предстоящий разговор с Эвелин страшил меня гораздо сильнее, чем разговор с Марселем. Я предчувствовал, что Эвелин, возможно, из-за привязанности ко мне (так хотелось в нее верить!), не сможет отнестись к моему решению объективно. Вместо благородного самопожертвования она воспримет мой отказ как обыкновенную глупость, и даже трусость. Думать и гадать не имело смысла: надо было объясниться напрямик, а после - будь что будет...
      Сначала я отправился в гостиную, но там были только тетя Сюзан и ее безропотный супруг, которые так злобно на меня посмотрели, что я предпочел тут же ретироваться, даже не заходя внутрь. Не представляя, где искать дальше, я побрел к холлу и через распахнутые двери вышел на крытое крыльцо с колоннами, настоящий греческий портик.
      Вечер был теплым, и луна была такой же яркой, как в предыдущие вечера. Пахло свежесрезанной травой и какими-то цветами, по-моему нарциссами. Крыльцо было огромное, размером с целый крестьянский домик, опоясанное каменной балюстрадой, ниже, за террасой, видны были газоны и цветочные клумбы. Облокотившись на грубый каменный поручень, я с какой-то сладкой грустью любовался пейзажем, залитым странным зеленовато-голубым светом и расчерченным огромными черными тенями.
      Вдоль дальнего газона прогуливались мужчина и женщина, я не мог разглядеть кто. Я закурил и погрузился в размышления, но тут меня испугал чей-то тихий голос:
      - А меня не угостишь, Джейк? Тоже что-то вдруг захотелось покурить.
      Резко обернувшись, я увидел Урсулу. Оказывается, она сидела в шезлонге за одной из колонн. А увидев меня, подошла и встала рядом, положив обе руки на поручень балюстрады. Пока я помогал ей раскуривать сигарету, огонек зажигалки выхватил из темноты ее нежный профиль и золотистые волосы. Все-таки она была необыкновенно хороша, особенно сейчас, при этом странном призрачном свете луны, и ее так красило это тихое и задумчивое выражение. И, однако, я был бы счастлив, если бы на ее месте внезапно оказалась Эвелин.
      - А кто это там?- спросил я, тоже потихоньку, уверенный, что и она наблюдает за той парой, и уже знал, что она ответит, сердце мое заранее сжалось от боли.
      - Марсель и Эвелин.
      Я ничего не сказал в ответ, и мы некоторое время просто молча курили. Наконец она произнесла:
      - Когда кого-то бросаешь, то не видишь в этом ничего особенного, правда? Это кажется таким естественным, и если тот, кого ты оставила, начинает роптать, то ты думаешь: боже, какой эгоист! Но когда бросают тебя это совсем другое, правда?
      - Не знаю,- сказал я.- Со мной пока ничего такого не случалось.
      Она ласково потрепала меня по руке:
      - Джейк, дорогой, ты очень хороший. Мы знакомы всего три дня, но я сразу поняла, что ты за человек, честное слово. А знаешь, раньше я всегда первой давала отставку. Оказывается, это очень противно - чувствовать, что с тобой просто поиграли, как с куклой. И к тому же я совершенно не представляю, как должна вести себя в подобной ситуации истинная леди. Но если отвлечься от этого светского шаблона, я полагаю, существует масса способов выразить свои чувства, как сказал бы Марсель.
      Я даже слегка растерялся. Ее голос был мягким и даже веселым, но тон почти угрожающим. Я молчал, не зная, что ответить. Она обхватила обеими руками мое плечо:
      - Надеюсь, ты простишь нас за отвратительную сцену во время завтрака? Ты же знаешь, в каком все сейчас нервозном состоянии. Из-за этого дурацкого завтрашнего дознания. И вообще... эта изматывающая неопределенность и атмосфера подозрительности... Вот и возникла типичная неадекватная реакция на относительно подходящий стимул. Это я уже цитирую Хилари.
      - Да ладно уж,- смущенно пробормотал я.- Я же понимаю ваши чувства. Это Марсель виноват, а реакция... по-моему, вполне адекватная. Это он слишком много болтает. Представляю, каково было вам, когда он выдал вам свою идею: сделать какого-то случайного посетителя, которого никто сюда не звал, хозяином вашего родного дома.- Я стремительно к ней повернулся: - Вы, конечно, тут же подумали, и не без основания, что нищие студенты не отказываются от подобных даров. И напрасно... я решил, что не могу принять то, что мне ни с какого боку не принадлежит. Так что не волнуйся... Я как раз искал Марселя, чтобы сказать ему это.
      Урсула резко отпустила мое плечо, но ничего не сказала. Я был удивлен и даже разочарован, в глубине души я рассчитывал услышать благодарность за то, что не желаю ее грабить и готов отказаться от всех благ, которые мне сулила очередная эскапада Марселя. То же, что она наконец произнесла, крайне меня удивило:
      - Джейк, дорогой, на твоем месте я бы вообще не стала разговаривать на эту тему с Марселем.
      - Но почему?- вырвалось у меня.
      - Потому, дорогой мой мальчик, что у Марселя семь пятниц на неделе.Она вяло махнула рукой в сторону дальнего газона, серебристо поблескивающего под луной - двух маленьких фигурок там уже не было.- Вчера ему вдруг захотелось осчастливить тебя, обеспечить тебе за наш счет безбедное существование до конца жизни.- Она переливчато засмеялась.- А сегодня вечером он, видимо, вообще забыл о твоем существовании.
      - Чепуха!- выпалил я, совершенно убитый ее словами, но упрямо отказываясь им верить.
      - Можешь считать, что я ошибаюсь,- она пожала плечами,- если тебе так спокойнее. Лично я уже не верю никому и ничему.
      - Да перестань!- я отлично понимал душевное состояние Урсулы и даже ей сочувствовал, но согласиться с ней никак не мог. Она попросту ревнует, решил я. До приезда Марселя она изнывала от скуки и faute de mieux {За неимением лучшего (фр.)} позволила себе даже завести роман с Пармуром. Как только появился Марсель, молодой и неотразимый красавец, величие недоступного и непригодного для свадьбы доктора сразу померкло. Но Марсель - весельчак и гуляка, его настроение и привязанности переменчивы, как весенняя погода. Он никого тут не воспринимает всерьез. Когда он отбудет восвояси, Урсула сразу его забудет, но зато расстанется с Хилари, и это будет замечательно!
      - А почему бы и нам не пройтись по этим лунным полянам?- Урсула игриво просунула ладошку мне под локоть и потащила к ступенькам.- Пойдем! Ну пойдем же, Джейк!
      Я слегка упирался:
      - А это не будет выглядеть, будто мы...
      - ...шпионим за ними,- догадалась Урсула.- Глупости! Разве я не имею права прогуляться вдоль своих собственных газонов - по крайней мере, до вчерашнего дня они были еще моими - со своим собственным гостем? Пошли!
      Я кривил душою. На самом деле мне не хотелось, чтобы Эвелин увидела меня разгуливающим под ручку с Урсулой. Но деваться мне было некуда, пришлось уступить. Я понимал, что ей просто хочется позлить Марселя, даже заставить его немного поревновать, а мое мнение ее ничуть не интересовало, она и допустить не могла, что у меня оно вообще может быть. Да, мне было гораздо проще уступить, чем спорить с этой взбаломошной красоткой. Мы чинно спустились со ступенек крыльца и побрели в сторону пруда. Наши темные тени медленно плыли сбоку, чуть обгоняя нас, по серебристой траве, вокруг расстилались широкие поляны, мы оба молчали, и она, и я втайне напряженно выжидали, что вот-вот снова увидим пропавшую парочку.
      И вскоре они действительно появились: вышли из-за угла высокой тисовой изгороди. Он не поддерживал ее под локоть, между ними было даже некоторое расстояние. Самое удивительное, что они не разговаривали, что для Марселя было совершенно нетипично. Завидев нас, Марсель тут же ускорил шаг и устремился нам навстречу, как будто даже обрадовавшись. Он весело и сердечно нас поприветствовал, впрочем, возможно, это была лишь игра, чтобы успокоить Урсулу.
      - Привет!- крикнул он.- А вас как сюда занесло?- Он подбежал к Урсуле и, бесцеремонно схватив ее за руку, потащил прочь от меня. И тут же к нему вернулось все его красноречие. Урсула поначалу холодно отвечала на его вопросы, но я видел, что скоро она растает, не устоит перед его озорным ерничаньем и простодушием: видимо, ему и в голову не могло прийти, что кто-то может на него обижаться. Не успели они отойти всего на несколько ярдов, как Урсула уже беспечно хохотала.
      - Ты погляди, как им весело, пусть дальше идут одни?- предложил я Эвелин.
      Мы стояли неподалеку от лесенки, ведущей к пруду. Эвелин молчала.
      - Давай спустимся и посидим немного. Пруд, наверное, отлично смотрится при лунном свете.
      Я никак не мог пережить ее "измену" с Марселем, но у меня хватило ума ни единым словом не выдать своего недовольства. Я уже понял, что Эвелин очень гордое существо и вряд ли потерпит, чтобы какой-то едва знакомый тип диктовал ей свои правила. Я старался придать своему голосу ту же нежность, что и днем, но в нем проскальзывали жесткие нотки, поскольку моя собственная гордость была, безусловно, уязвлена, хотя и не очень сильно.
      - Думаешь, стоит?- усталым голосом спросила она.- А может, лучше догоним их?
      Я расхохотался, однако довольно натужно.
      - Вряд ли им это понравится,- скептически заметил я.- Мне показалось, что они были рады от нас избавиться.- И тут у меня все-таки вырвалось: - А что вы с Марселем делали ночью в саду? Он рассказывал тебе о своем последнем приключении?
      Эвелин молчала, и я почувствовал, что веду себя глупее некуда, но, как все ревнивцы, не мог остановиться и продолжал нести всякую чушь:
      - У тебя же хватило сил разгуливать ночью по всем этим дорожкам... Неужели так трудно просто посидеть со мной у пруда? Только несколько минут?
      - Ну хорошо,- вздохнула Эвелин, я услышал в ее голосе усталую покорность, но и это меня не остановило. Схватив ее за руку, я начал спускаться по чуть выщербленным ступенькам, пытаясь совладать со своим нелепым раздражением.
      - Идем!- бросил я ей через плечо.- Вот увидишь, пруд наверняка выглядит потрясающе при лунном свете.
      Он действительно выглядел потрясающе: на черной воде дрожали сверкающие, как бриллианты, лунные блики. Поразительно! Даже дренаж дна, проведенный полицией, почти не нарушил первозданной прелести этого уголка. На углах стен, окружавших пруд были статуи купидонов, четверо кудрявых шалунишек нацелили свои стрелы на середину пруда, словно хотели прострелить какую-нибудь рыбешку или бутон лилии. При лунном свете можно было увидеть лишь силуэты лучников, а их хитрые рожицы разглядеть было невозможно. Засунув руки в карманы, я спускался дальше, напевая себе под нос какую-то прилипчивую песенку. Эвелин шла следом за мной.
      Вокруг было тихо, только знакомое уханье совы вдалеке нарушало это безмолвие. Урсула и Марсель тоже были уже далеко, их не было слышно. Однако что-то заставило меня внезапно остановиться и оглядеться по сторонам. И почему-то расхотелось идти дальше. Я подумал, что это из-за Эвелин, ее явное нежелание побыть со мной вдвоем разрушило романтическую атмосферу. И к тому же от всей этой чарующей красоты веяло холодом и даже некоторой жутью. Окончательно приуныв, я уже готов был развернуться к отправиться наверх, как вдруг обратил внимание на некую странную деталь... В углу, между серовато-желтых сейчас стен что-то темнело. Я напряг глаза и пригляделся: там кто-то сидел, прислонившись к стене и вытянув перед собой ногу. Тусклый лунный свет выхватил из тьмы кончик начищенного лакированного ботинка.
      Я совершенно отчетливо почувствовал, как мои волосы встали дыбом.
      - Что случилось?- услышал я голосок Эвелин; так и не дождавшись моего ответа, она снова спросила: - Джейк, что случилось?- и вот она уже подошла и схватила меня за руку.- Ты там что-то увидел?
      - Да,- невозмутимым тоном произнес я. И, сохраняя полное присутствие духа, преодолел последние две ступеньки и направился по выложенной плитами дорожке к странной тени. Вскоре я уверился в том, что ботинок мне не примерещился, я уже мог разглядеть и ногу. Обогнув пруд, я оказался у того угла и остановился у распростершейся там на скамье темной фигуры. Лица я не увидел, оно было повернуто в сторону. Одна рука бессильно свисала с каменного сиденья, другая покоилась на перилах ближайшей к этому углу лесенки. Взяв поникшую голову за подбородок, я развернул ее, уже заранее зная, чье лицо сейчас увижу. Это был Хилари Пармур. Глаза и рот были открыты. Он был мертв, но смерть настигла его совсем недавно. Лицо было еще теплым. На белой рубашке темнело пятно, от которого пахло порохом. Внизу, прямо у моих ног что-то блестело. Револьвер, сообразил я. Видимо, он совсем недавно выпал из правой руки Пармура.
      - О боже!- тихо воскликнул я.- Он застрелился! Значит, наверное, он и есть тот, кто...