В общем, он заходит в магазин, видит, что других посетителей нет, пугает продавца пистолетом, выгребает всю кассу и понимает, почему маленькие сельские магазинчики грабят так редко. Он возвращается к машине. Пробует завести мотор, но мотор мертвый. Он не паникует. Он снова пытается завести машину. И еще раз, и еще. Он разбирается в автотехнике и проверяет мотор. С виду вроде бы все нормально. Он снова пытается завестись. Но время идет, и до него вдруг доходит, что пока он тут колупается, продавец мог бы уже тысячу раз вызвать полицию. Он смотрит на вход в магазинчик и видит, что продавец вышел на улицу - стоит курит и наблюдает за ним с искренним интересом. Молодой человек сразу прикидывает ситуацию: с его мексиканскими усами и оранжевыми тренировочными штанами пешком он уйдет недалеко. И в любом случае полиция легко вычислит его друга по автомобилю. И тут у него появляется мысль. Он возвращается к магазину и говорит продавцу:
      - Слушай, я пошутил. Вот твои тридцать фунтов, и забудем об этом, ага?..
      - Я пять лет отсидел за вооруженное ограбление, - говорит продавец.
      - Слушай, я бы с удовольствием с тобой поболтал, но мне действительно нужно ехать к больному дядюшке. Вот твои деньги, в целости и сохранности. Если не веришь, можешь пересчитать. Давай я куплю тебе выпить, что ли. Прямо в твоем магазине. У тебя, я заметил, хороший выбор.
      - Я пять лет отсидел за вооруженное ограбление, - говорит продавец.
      - Слушай, это не настоящий пистолет. Это копия. Ничего страшного, говорит молодой человек.
      - У меня тоже была копия. Я пять лет отсидел за вооруженное ограбление.
      - Я тут подумал... может, мы сами с тобой разберемся, не вмешивая полицию?
      - Хорошо, - говорит бывший вооруженный грабитель, расстегивая ширинку. - Становись.
      - И вот в чем самый прикол. После того как они "разобрались", новоиспеченный вооруженный грабитель хотел позвонить в ближайшую автомастерскую, но оказалось, что телефон отключен за неуплату.
      Хьюго пришлось разъяснить Катерине с Елизаветой кульминационный момент. Девушки захихикали.
      - Слишком оно хорошо, чтобы быть правдой, - с раздражением заметил Хьюго. - Да и идея сама дурацкая.
      - Да, - кивнул Ральф. - И это не та история, которую кто-то будет рассказывать о себе.
      - А я говорил, кто из участников этой истории мне ее рассказал? спросил Джим, мысленно благодаря Херби за его любимый анекдот.
      - У Джима история лучше всех, - сказала Катерина.
      - Похоже, за выпивку платить нам, Хьюго.
      Хьюго впал в ступор уныния. Джим обозревал пляж. Был ли там хоть один человек, который по-настоящему счастлив? Слишком юные, чтобы жениться, неженатые, мечтающие пожениться, женатые, больше уже не женатые, женатые по второму и третьему разу? Отовсюду слышалась веселая болтовня и взрывы беспечного смеха; но счастливы ли они - все эти люди? Пляж, если смотреть внимательно, представлял собой отражение изнурительной - и тяжелой работы все натужно трудились, стараясь быть счастливыми. Опьяненные солнцем отпускники старались выкинуть из головы счета, измены, утраты, болезни и разнообразные мелкие неприятности "карманного формата". Джим восхищался их героизмом; семьи и одиночки, коммивояжеры и официантки - они все сражались. Он искренне желал им удачи. Если бы эмиссары Господа всемогущего сейчас явились бы к нему, воткнули бы пистолет ему в ухо и сказали бы: "Джим, если сейчас мы тебя застрелим, все эти люди гарантированно будут счастливы", - он бы с готовностью отдал свою жизнь за то, чтобы всем остальным было хорошо, потому что это было бы то сокровище, которое он искал всю жизнь: сделать что-нибудь стоящее. Дабы благодарные потомки... и далее по тексту.
      - Подождите, у меня есть еще история, - вышел из ступора Хьюго. - Она будет получше.
      - Нет, не будет. У тебя все истории идиотские.
      - Нет, правда. И почему я сразу про нее не подумал?! У меня был сослуживец, который всегда проводил отпуск с нудистами. Как раз накануне большой презентации он поехал на Кап Даг [Крупнейший в мире нудистский курорт во Франции, на Средиземном море. - Примеч. пер.], в один из этих нудистских поселков. Провел там две недели. Пил, как лошадь, и обжирался от пуза - там его угощали. Обратный билет у него был на вечер, а на следующий день должна была быть презентация. Но он сказал себе: я весь год вкалывал, как проклятый. Пахал, как лошадь. Полечу завтра утром; там есть ранний рейс, и даже если его задержат, я все равно успеваю на презентацию во второй половине дня. Вы знаете, как это бывает, когда тебе по работе приходится часто ездить в командировки - ты приезжаешь в аэропорт буквально впритык к нужному рейсу, чтобы не тратить зря время. В общем, он вызвал такси, собрал чемодан и стал надевать костюм... но не влез в брюки. Я говорю не о том, что они были ему тесноваты или там молния не сходилась... Он в них не влез в буквальном смысле слова. Даже ногу не смог засунуть в штанину. А еще у него была странная привычка не носить трусов, потому что, как он объяснял, когда он без трусов, он себя чувствует экстремистом-революционером на подпольном митинге. А поскольку курорт был нудистским, то плавок у этого мужика тоже не было. А теперь представьте картину. Половина шестого утра, а ему нечем прикрыть задницу. Он готов предложить таксисту любые деньги, чтобы тот продал ему штаны, но тут без мазы... таксист его в два раза тоньше. Он ломится в номера к толстякам, с которыми там познакомился. Предлагает тысячу фунтов за пару брюк. И снова облом. Все штаны ему явно малы. Он спрашивает у таксиста, нет ли среди его знакомых по-настоящему толстых людей. Они едут к двоюродному брату таксистовой жены, и у того, к несказанному облегчению моего приятеля, как раз подходящий размер. Они мчатся в аэропорт, но там на шоссе случилась авария, и собралась пробка. Он оставляет багаж в машине и последнюю милю до аэропорте бежит бегом. И еще успевает увидеть, как взлетает его самолет. Ладно, фигня-война. Есть еще один рейс, через три часа. Но на него нет свободных мест. Ни на какой из утренних рейсов нет свободных мест. Он предлагает другим пассажирам сумасшедшие деньги, чтобы они отдали ему свой билет, но они все, как один, едут к любимым родственникам, пребывающим на смертном одре. Ему пришлось брать такси до Парижа, откуда он все-таки улетает, приезжает через два часа после того, как презентация закончилась, и его увольняют.
      - Ты определенно не знаешь, что такое противоправный поступок, подытожил Ральф.
      - Он опоздал на презентацию.
      - Но не специально. Он же очень старался туда попасть. Елизавета, проворковал Ральф, - я хочу, чтобы ты знала, что я по-прежнему в твоем полном распоряжении, душой и телом, любовь втроем, наручники, порка кнутом, без проблем.
      - Ничего нового, - сказала Елизавета.
      Она встала и пошла к воде. Там она улеглась на дамбе в картинной позе хоть снимай для журнала, - и принялась лениво перебирать пальцами свои локоны. Джим выждал минуту и пошел ее обольщать. Ему нужно было нормально спать - в нормальной кровати. Он подошел и сел радом с ней. Пару минут они молча смотрели на волны.
      - Зачем ты заговорила с этими мужиками вчера в клубе? - спросил он.
      - Я с ними не говорила. Это они со мной говорили.
      - А откуда они узнали, что ты русская?
      - Я же русская девушка. И выгляжу как русская девушка. Я говорю Дереку: это плохие парни. Очень плохие парни. Один идет к бару. Дерек садится на его стул. Он возвращается. Говорит Дереку освободить место. Тот говорит: нет.
      Два мокрых маленьких мальчика носились по дамбе туда-сюда, брызгаясь водой на Джима с Елизаветой. Они прыгали в воду "бомбочкой", поднимая фонтаны брызг. Почему-то им было прикольно нырять именно в том месте, где расположились Джим с Елизаветой. При этом почти каждый раз они едва не спотыкались о Джима. Оставалось лишь поражаться их непробиваемому невежеству. Джим вдруг поймал себя на мысли, что он бы с радостью обменял потенциальные шуры-муры с Елизаветой на возможность разок врезать этим мальчишкам по роже; идея была привлекательная, может быть, потому что неосуществимая.
      - Осторожнее, - сказал он пару раз мальчишкам, но те, похоже, его я не слышали.
      - Полная самопоглощенность, - пробурчал он.
      - Что? - не поняла Елизавета.
      - Самопоглощенность. Он не видит, что происходит вокруг... не понимает, что он нам мешает.
      Они еще поговорили на всякие разные темы, обсудили русские фильмы. ("Русские фильмы - самые лучшие в мире. Но надо смотреть их со мной. Чтобы я тебе объяснила", - сказала Елизавета.) Джим выразил восхищение ногами Елизаветы. Выдав положенное количество славословий, он отправился в сортир с сознанием исполненного долга. В туалете был душ, и Джим решил освежиться. Но тот мальчишка, который нырял с дамбы и доставал Джима, теперь уже не нырял. Теперь он был в душе. Джин смиренно ждал. Он посмотрел на часы. Ныряльщик плескался под душем уже минут восемь, тщательно промывал каждую складочку у себя на теле и даже сполоснул водой внутреннюю сторону век. Наверное, это был самый "чистюльный" десятилетний мальчишка во всей Франции. За Джимом уже выстроилась небольшая очередь из двух человек. Мальчик закончил свое омовение и принялся ополаскивать плавки, так же неспешно и методично, как мылся сам. Джим потихонечку закипал. И в конце концов плюнул и ушел. Все-таки Лондон в нем был силен. Мальчик его раздражал, но все-таки не настолько.
      Когда он вернулся, Елизавета разговаривала с кем-то по мобильному Ральфа, посылая в трубку воздушные поцелуи.
      - Елизавета звонит своему бойфренду, - сказал Хьюго.
      Ральф прикончил остатки шампанского. Девушки выпили каждая по бокалу, Хьюго - два бокала; все остальное поглотили пески Ральфовой жажды. Сейчас Ральф развлекался тем, что улегся на спину и, зажав ступнями бутылку водки, пытался влить себе в рот драгоценную жидкость. Но безуспешно.
      - Немного йоги весьма бодрит.
      Джиму было немного стыдно за Ральфа. Радовало одно - что Хьюго выказывал все признаки предельного огорчения.
      - Удивительно просто, чего только не услышишь от людей после пары бокалов, - задумчиво проговорил Ральф медленным и напыщенным тоном хорошо поддавшего человека. - Есть еще одна неплохая питейная игра. Когда все присутствующие должны рассказать свои самые постыдные, самые темные тайны. И что самое поразительное, очень многие соглашаются. И особенно - американцы.
      - А какая твоя самая темная тайна, Ральф? - спросила Катерина.
      - Моя самая темная тайна, что у меня нет ни одной темной тайны. Это грустно и скучно. Каждый должен хотя бы раз в жизни совершить какую-нибудь низость.
      - Погодите. У меня есть что рассказать, - вдруг встрепенулся Хьюго. Потрясающая история. Не понимаю, как я мог про нее забыть?!
      - Хьюго, Бога ради... я сам оплачу весь счет, - сказал Ральф.
      - Нет, это действительно замечательная история. Вам понравится. Один мой друг пошел в клуб. Танцует он, значит, и подходят к нему эти девушки-шведки и тоже танцуют рядом. Таким образом, перед ним встает классическая проблема: эти девушки-шведки танцуют рядом с ним или просто танцуют?
      - А откуда он знал, что они шведки? У них что, паспорта на груди висели? - спросил Ральф.
      - Потому что он с ними познакомился.
      - Но когда они только начали танцевать, он не мог знать, что они именно шведки. Классическая проблема в том, что рядом с тобой выплясывают две блондинки.
      - Дело не в этих шведках.
      - Тогда зачем ты их упомянул?
      - В общем, он выясняет, что они не питают к нему особенного интереса, но, разумеется, как и всякий мужчина, он покупает им дорогую выпивку. Много выпивки. Потом он сам напивается, чтобы сгладить разочарование. Он выходит из клуба, едва держась на ногах, и к нему подъезжает огромный "мерс". Типа частное такси. Вот повезло, думает мой приятель и садится в машину, и этот парень везет его домой на скорости сто миль в час. Мой приятель, хоть и напился до поросячьего визга, все-таки соображает, что все это как-то странно: в субботу вечером частный таксист развозит подвыпивших гуляк по домам на совершенно новом "мерсе" последней модели, при том, что таких во всем графстве не больше десяти штук. Он это знает точно, потому что буквально на днях купил себе такой "мерс". Они с водилой болтают, и оба согласны, что это просто зверь-машина. И тут мой друг замечает, что у этого парня точно такая же магнитола, как и у него. И вот еще интересное совпадение: водила тоже читает "Войну и мир", причем закладка лежит примерно на том же месте, до которого дочитал и он сам. И наконец до него доходит, что это, собственно, его машина, которую он вчера вечером оставил у дома приятеля, потому что тоже напился в сосиску.
      И что ему делать? Он вообще-то плюгавенький, мой приятель. К тому же он едва держится на ногах, а водила дородный такой, и вид у него бандитский, и держится агрессивно. Приятель мой соображает, что на такой скорости они будут у его дома минуты через две-три. У него с собой есть мобильный, но немного подумав, он понимает, что если он позвонит в полицию, то будет погоня... а он-то тут же сидит, на заднем сиденье... а если будет авария?! Или если водила уйдет от полиции... ему в любом случае не поздоровится, моему другу.
      Они подъезжают к дому, мой приятель дает водиле десятку, а тот говорит, что у него нет сдачи.
      "Вид у вас что-то усталый, - говорит мой приятель. - Плохо, должно быть, работать в субботу вечером. Может, зайдем ко мне, выпьем чего-нибудь?" Он рассудил, что если заманить водилу домой, а потом вызвать полицию, то те приедут и его увезут. А машина на месте в целости и сохранности.
      "Чегой-то вдруг? - говорит водила. - Ты что, педик, что ли?"
      "Нет, конечно..."
      "Ну и до свиданьица".
      Больше мой приятель свой "мерс" не видел.
      - Машина благополучно прибыла в Россию, - сказала Катерина.
      - А ты бы не отпустил мерзавца так просто, да, Хьюго? - заметил Ральф.
      - Я бы его задушил. Но что самое интересное, мой приятель не особенно-то и расстроился. Сказал, что у него хотя бы была возможность попрощаться с машиной. Это ведь хорошая история, правда, девочки?
      - Хьюго, я же сказал, что заплачу сам.
      - Но эта история - самая лучшая, правда, девочки?
      - У меня есть... еще лучше, - сказал Ральф, - Самая-самая лучшая... поехать на выходные с приятелями, врубиться на полной скорости... лоб в лоб, и на хрен пошли ПДД... и никаких ремней безопасности, бля...
      Джим подумал, что Ральфа пора выводить из запоя.
      - Один мой друг... имени называть не буду по причинам, вполне очевидным...
      - Мы хотим имя, - сказала Катерина.
      - Ну ладно. Хрен с ним. Антон. Однажды летом Антон нанял яхту. Собирался поездить по островам в Эгсйском море. Вместе со своей подружкой. И еще одна пара хотела поехать. А кают было три. Антон поспрашивал по знакомым, но больше никого не нашел. То есть нашел одного мужика, но... честно сказать... тот был ему очень несимпатичен. Но поскольку Антон, он как Хьюго...
      Хьюго покачал головой, как бы отметая несправедливое обвинение.
      - В общем, соображения экономии перевысили... ну, чтобы все вскладчину заплатили... и они благополучно отплыли. Первые два дня все было замечательно. И вот на третий день... они все слегка перепили... и Антон со своей подругой решили подшутить над этим парнем, который в третьей каюте... назовем его Рыжий, потому что он рыжий. Они решили, что это будет ужасно весело. А поскольку он уже внес свою долю, то на его возмущенные протесты всем было положить.
      Ральф закурил сигарету.
      - Рыжий, он рыжий, как я уже говорил, и загорать он не любил, потому что быстро обгорал, и задница у него была белая-белая, как и у большинства рыжих... так что они подумали, что будет забавно, если привязать его к палубе и оставить на два-три часика на солнце, чтобы его белая задница пропеклась... в общем, они так и сделали... а потом спустились в каюту, утомленные физическим напряжением и непомерным весельем, чтобы немного вздремнуть и того... ну, это... потрахаться, в общем, невзирая на громкие вопли Рыжего. Спустя пару-тройку часов Антон выходит на камбуз, чтобы налить себе выпить, и встречает там своего приятеля, который тоже... хорошо потрахался и захотел промочить горло. "Как там Рыжий?" - спрашивает Антон. "Не знаю. Я думал, что ты его отвязал". - "А я думал, что ты его отвязал". "Он вроде затих, так что, наверное, все нормально". Они поднимаются на палубу и видят что Рыжий не просто затих... он умер.
      - От солнечного ожога не умирают, - заметил Хьюго.
      - Они тоже так говорили... "Не может он умереть!" Они поливали его водой и пытались делать искусственное дыхание. Но... мухи уже собирались на пир, образно говоря.
      - Давайте с Дереком так шутить, - сказала Елизавета.
      - Они все были в шоке, особенно девушки... все принялись обвинять друг друга, а потом, когда первое потрясение прошло, они стали решать, что делать. Можно свалить все на солнце и злоупотребление спиртным, но, как вы, наверное, догадались, Рыжий пытался освободиться... до последнего... так что раны, натертые веревками, не мог не заметить даже самый тупой коронер. Они боялись, что их посадят. И тогда все будет кончено. Жизнь перемелется в мясорубке. Прошу прошения за метафору. И вот, после жарких дебатов...
      - А что такое метафора? - спросила Елизавета.
      - ...они выкинули тело за борт, ночью. А утром они обратились в полицию, и там... сюрприз-сюрприз... оказалось, что это не первый пьяный турист, пропавший за последнее время. Тело нашли пару недель спустя... когда море смыло все улики. Антон мне рассказывал, как... забавно... он употребил именно это слово... было на похоронах, когда священник сказал, что покойный по крайней мере почил в бозе в приятной компании... и как мать покойного благодарила его... за то, что он остался на том курорте еще на неделю и помогал в поисках.
      - Он сказал, что это было забавно? Как вообще человек способен такое сказать?! - возмутился Хьюго.
      - Потому что ему было забавно. Все зависит от того какой ты человек.
      - И им ничего потом не было?
      - Одна из девушек покончила самоубийством. Антон стал вице-президентом... одного банка.
      - Какого банка? - спросил Хьюго.
      - Не скажу.
      - Почему?
      - Потому что ты не умеешь держать язык за зубами.
      - Тогда зачем ты нам это рассказываешь?
      - Не знаю, на самом деле... чтобы предостеречь... в смысле, что надо тщательно выбирать компанию, с кем ехать в отпуск. Я имею в виду, что мы едва не потеряли беднягу Дерека.
      - А почему он рассказал все тебе? - спросил Джим.
      - Скажем так... Антону... это понравилось... ему понравился вкус... запретного. Если бы он потерял работу или... угодил в тюрьму, он бы рыдал, как пятилетний ребенок, но ему не было вообще ничего, и он понял... что он непотопляем.
      - У тебя много друзей, кто покончил самоубийством, - заметил Хьюго.
      - Нет. Просто у меня широкий круг... знакомых, Хьюго. Это у всех так. Знаешь, наверное, я позвоню одному французскому банкиру.
      - Я бы чего-нибудь съел, - сказал Хьюго.
      Джиму совсем не хотелось есть; усталость и жаркое солнце совершенно отбили ему аппетит. Но они сорок минут дожидались, пока им принесут меню, и хотя все, кроме Хьюго, заказали только салат, еду подали еще через полчаса, причем Хьюговы мидии были еще не готовы. Они обсуждали крушение России.
      - Я не знаю, вообще, почему говорят об обвале экономики. Экономика никогда никуда не обваливается, - разгольствовал Ральф. - Состояние экономики может вести к обнищанию населения; старики, бедные или слыбые будут умирать с голоду и замерзать, все остальные будут бороться за жизнь и драться за место под солцем, как собаки - за кость, кое-кто из банкиров и бизнесменов сиганет из окна... но жизнь все равно продолжается.
      - В России можно провести с девушкой целую ночь за пятьсот долларов, сказала Елизавета.
      - Пятьсот долларов? - сказал Хьюго. - Это не так уж и дешево, пятьсот долларов. Почти столько же, сколько в Лондоне. Я имею в виду, что мне говорили, что это так стоит.
      - Все зависит от того, что понимать под словами "целая ночь", - заметил Ральф. - От полуночи до шести утра или с девяти вечера до девяти утра. И, может быть, русские девушки занимаются настоящими извращениями... скажем, целуются.
      Тут принесли Хьюговы мидии.
      - Слава Богу, - воскликнул он, запихивая в рот полную вилку мидий. Но его радость тут же увяла. - Холодные. - Он огляделся в поисках официантки, которая оперативненько испарилась.
      - Много шуму из ничего, - сказал Джим. Но когда он попробовал мидию, она была не просто комнатной температуры, она была ледяная, как будто тарелку специально выдерживали в морозилке.
      Минут через десять Хьюго удалось поймать официантку, которая смотрела на него, как на полного идиота, пока Хьюго ей объяснял, что мидии холодные. Она забрала мидии с таким видом, как будто ей предстояло тащить их на вершину Эвереста без кислородной маски.
      - Либо этот "Бандоль" разбавлен, либо они там забили на качество. Такая гадость просто не может быть настоящим "Бандолем", - сказал Ральф. Поев и слегка протрезвев, он вновь стал разборчивым и капризным. У него заверещал пейджер, и ему пришлось отвечать на вызов некоего Седрика.
      - Делаешь деньги? - спросила Елизавета.
      - Делаешь деньги... теряешь деньги. Никто ничего не знает. Самую лучшую сделку из всех, которые я провернул, я провернул после долгого и обстоятельного обеда; у меня батарея на мобильнике сдохла. В общем, полная жопа. Я был вообще никакой, буквально полз до телефона. Терять мне было нечего, и я пошел ва-банк. Не думая. Я ничего не просчитывал, ни с кем не консультировался. Столько денег я не зарабатывал еще ни разу. Профессионалы знают далеко не все. На самом деле они вообще ничего не знают. Это как покер или любая другая игра. Если ты знаешь правила и обладаешь хоть толикой здравого смысла, ты всегда заработаешь себе на жизнь, а если имеешь дело с крупными суммами, то зарабатываешь на хорошую жизнь. Но никто ничего не знает наверняка.
      - Говори за себя, - сказал Хьюго. - Лично я предпочитаю держать все под контролем. Однажды я чуть было не заключил миллионную сделку с "Барингз". Вот бы я пролетел, если бы вовремя не сообразил, что к чему.
      - Да, я помню, ты мне говорил, что не хочешь иметь с ними дело, потому что кто-то из них клеился к твоей подруге. Нет, - сказал Ральф, - если кто-то действительно знает рынок, он не работает в городе, он вообще нигде не работает. Он бороздит синий морской простор на своей личной яхте в компании супермоделей с запасом на год.
      Вновь подали мидии. Хьюго попробовал одну и тяжело вздохнул.
      - Сухие.
      Ральф перегнулся через стол и подцепил одну мидию. Положил в рот и тут же выплюнул. Выплюнутый моллюск степенно шлепнулся на соседний столик, где обедало какое-то немецкое семейство.
      - Не просто сухие, а вообще несъедобные.
      - Ну и манеры, - фыркнула Катерина.
      - Прошу прощения, - сказал Ральф. - В школе нас не учили хорошим манерам. У меня была просто кошмарная школа. Достаточно сказать, что половина моих одноклассников пялили принцессу Диану. В общем, сразу понятно, какой это был отстой.
      Через пару минут Хьюго удалось привлечь внимание официантки.
      - Мидии сухие, - сказал он, скорее, с болью, чем с возмущением. В этом действительно было что-то трагическое: когда ты на пляже, в отпуске, хочешь есть и платишь огромные деньги... за обед, который есть невозможно. Официантка обиженно покосилась на мидии.
      - Crise de moules, - воскликнул Ральф, махая руками, дабы подчеркнуть всю серьезность сложившейся ситуации. - Les moules sont несъедобные. Бля. Как по-французски Маастрихт? Les moules sont totalement Маастрихт. - Потом он захрипел, изображая, будто задыхается, схватил себя руками за горло и свалился со стула.
      Джим дважды объяснил по-французски, что мидии сухие. Но официантка таращилась на них, как овца на новые ворота. Джиму было жалко обоих: и Хьюго, и официантку. Все смотрели на мидии, которые ввергли обоих в отчаяние. Похоже, это была ситуация, которую не разрешишь к удовольствию обеих сторон. Официантка ушла. Хьюго предложил уйти не заплатив, и тут к ним подошел мужик, чей самодовольный вид явно указывал на то, что он тут самый главный. Он спросил на безупречном английском:
      - В чем проблема?
      - Vous etes злобно обиженные артисты, и сейчас будем рвать и метать, сказал Ральф. - И крушить мебель. Джим, переведи ему.
      Джим объяснил на французском, что мидии, к сожалению, сухие.
      - Но мы же их поменяли, - сказал мужик на английском.
      Джим объяснил на французском, что первые мидии были холодные, а эти сухие.
      - Они сухие. - Ральф взял в рот одну мидию и выплюнул ее на значительное расстояние для такого откровенно неспортивного человека. Видите?
      Джим подумал, что если кто-нибудь соберется ударить Ральфа, он не станет его защищать. Интересно, у Хьюго все деловые партнеры такие?
      - Вижу, - сказал мужик по-английски. - Так вы хотите, чтобы вам их поменяли?
      Джим сказал по-французски, что это было бы славно.
      - Хорошо, - сказал владелец ресторана и, уже уходя, посмотрел на них так, словно хотел убедиться в правильности своих выводов.
      - У вас есть болгарское вино? Красное? - крикнул Ральф ему вслед. Прошло еще двадцать минут. Наконец, прибыли очередные мидии. От них исходил густой пар.
      - Ну? - спросил Джим.
      - Слишком горячие, - сказал Хьюго, отложив вилку.
      - Пойду чего-нибудь выпью, - сказал Ральф. - Ты мне составишь компанию, Джим?
      - Почему бы и нет? - Быть может, прогулка его взбодрит.
      - Мы через часик вернемся.
      - Не торопитесь, - сказал Хьюго. - Я еще не просил счет.
      Они прошли через пляж и поднялись на дорогу. Ральф потреблял немереное количество спиртного, и Джим никак не мог уразуметь, почему убежденные выпивохи так любят перемещаться из бара в бар. Если ты хочешь надраться, то зачем тратить время и силы на походы по барам, когда можно напиться в каком-нибудь одном месте?
      Поблизости не обнаружилось ни одного бара.
      - Пойдем туда, - сказал Ральф. - Кстати, у Елизаветы нет никакого бойфренда. Она разговаривала со своим сыном.
      Стало быть, с сыном. Похоже на то. Эта суровая напряженность... Ему бы следовало догадаться. Всем матерям свойственен этот убийственный вид.
      - А про отца что-нибудь знаешь?
      - Да какой-то придурок. Обычное дело. Бросил ее, как только узнал, что она забеременела.
      Минут через пять впереди показалось кафе. Но когда они подошли, бармен, который увидел их в окно, вышел из-за стойки и встал в дверях, загораживая проход, при поддержке свирепого вида повара, который весьма недвусмысленно вертел в руках здоровенный разделочный нож.
      - Мы тебя знаем. Ты уходи, - его английский был вполне приличный.
      Ральф растерялся.
      - Может быть, вы меня все-таки впустите для начала, чтобы я своим отвратительным поведением заслужил, чтобы меня вышвырнули?
      - Мы тебя знаем.
      - Нет, не знаете. Я здесь в первый раз.
      - Мы тебя знаем. Ты невежественный и злой.
      - Эй, погодите. Можете обвинять меня в чем угодно: что я плохо катаюсь на лыжах, что я люблю концептуальное искусство, что я слишком много курю, но только не в том, что я якобы невежественный. Я зарабатываю двести тысяч в год, и я перетрахал многих известных актрис.
      - Уходи.
      - Лиз Херли - раком. - Он изобразил соответствующие движения. - Я не шучу.
      - Уходи.
      Джим взял Ральфа под локоть. Он заметил, что у повара чешутся руки устроить показательное выступление по разделке мяса. Они поплелись обратно на пляж.
      Когда они вернулись на виллу, там арестовывали Дерека. Он вышел в магазин и потерял ключи. Он не знал, когда все вернутся, и к тому же был зол на всех и вся и решил никого не дожидаться. Разбил окно и как раз сражался с сигнализацией - которую сам же и включил, уходя, и которая никак не желала отключаться, - когда приехала полиция. А Дерек почти не говорил по-французски.
      Джим с самого начала отказался спать в одной комнате с Дереком, но теперь ему было по-настоящему страшно находиться с ним в одном доме. В своей слепой ненависти к Дереку он и не замечал, что тот - тип во всех отношениях неприятный и извращенный. Снайпер на неприступной башне. Уровень исчезающей двенадцатилетней девочки. Ярость Дерека была вовсе не праведным гневом психически здорового человека, это была ярость, которая будила тревогу и страх. Он заметил, что все остальные тоже встревожены, и им так же противно. У сочувствия тоже есть свои пределы. В качестве официального связного Дерека с внешним миром Ральф предпринял попытку завести разговор, но когда Дерек надулся и погрузился в мрачное молчание, Ральф только вздохнул с облегчением. Во всяком случае, было видно, что ему все равно. Быстрый прирост членов клуба Дереконенавистников весьма порадовал бы Джима, если бы он не был таким уставшим. У него не было сил даже на то, чтобы от души позлорадствовать.
      Девушки ушли на кухню готовить ужин. Джим ничего не имел против. Он заметил, что Елизавета повесила лифчик от своего купальника на его кожаную куртку на вешалке в коридоре. Два предмета одежды очень уютно и даже интимно прильнули друг к другу. Что это - знак?
      Джим не знал, что ему делать. То есть он знал. Шея болела так, что он с трудом поворачивал голову - диван рисовался в его воображении не местом, где спать, а откровенно омерзительным орудием пытки. Когда он во второй раз плюхнулся в кресло (у него даже не было сил, чтобы пройти через комнату), он твердо сказал себе: надо соблазнять Елизавету.
      Его пробный панегирик Елизаветиным ногам не встретил с ее стороны никакого поощрительного отклика. Его хвалебная речь была искренней; у нее были самые красивые ноги, может быть, на всем пляже; странно - хотя его "послужной список" с женщинами не давал никакого повода, чтобы гордиться, он всегда нравился решительным и сумасбродным женщинам.