Он стоит между шакалом и его добычей

— Ни за что — Орфет выплюнул лимонную корку. — У меня свои планы! Мирани села, с трудом переводя дыхание.

— Повсюду солдаты! Они ищут тебя! На всех кораблях!

На столе перед ней появилась чаша воды; она удивленно подняла глаза и увидела отца Сетиса.

— Для меня?! Ты уверен?

— Выпей, госпожа. Нам... хватает.

Вода была холодная, вкусная. Она залпом проглотила ее. Отец Сетиса сурово сказал:

— Эй, ты! Слушайся девушку. Если Аргелин тебя найдет...

— К черту Аргелина. Я никуда не пойду!

— Конечно. Будешь торчать в моем доме, пока не выживешь меня отсюда. — Бросив взгляд на Мирани,он пошел к двери. Она схватила его за руку.

— Ты послал за Сетисом?

— Он писец, госпожа, день и ночь за работой. Но я послал. — Он невесело усмехнулся. — Он придет, если решит, что в этом для него есть выгода.

Когда он вышел, Орфет положил ноги на стол, откинулся назад и, пережевывая кислую кожурку, внимательно взглянул на девушку.

— Жива еще, значит, — бросил он.

— Еще жива. — Она боялась музыканта, его громадного роста, его грубости.

Он кивнул.

— Не хочу показаться неблагодарным, но я никуда не пойду.

— Даже чтобы найти нового Архона?

Его глаза слегка расширились, но, не успел он ответить, как занавески на двери шевельнулись и в комнату вошел Сетис. Он был спокоен и казался весьма довольным собой. Мирани так обрадовалась, увидев его, что даже удивилась.

— Что случилось? — быстро спросил он.

— Аргелин. Он ищет Орфета.

— Тоже мне новость! — Он сел, налил себе воды. Его хладнокровие злило ее; не обращая внимания на презрительное фырканье Орфета, она выпалила:

— Зато я знаю, где искать нового Архона!

Орфет снял ноги со стола и выпрямился.

— Откуда?!

Крутя кольцо на пальце, она ответила:

— Со мной говорил Бог!

Наступило молчание. Мирани подняла глаза.

— Это правда. Я была у Оракула. Слышала его голос так же, как слышу ваши. Только внутри, в голове.

— И что же он сказал? — с интересом спросил Орфет. Неожиданно она поняла, что ни один из них не удивился ее словам. В конце концов, она ведь одна из Девятерых, жрица Оракула; может, им кажется, что Бог говорит с ней каждый день. Ей захотелось крикнуть: «Вы что, не слышали? Он существует! Он говорил со мной!», но вместо этого она лишь сцепила пальцы под столом и тихо молвила:

— Что новый Архон — десятилетний мальчик. Он живет в маленьком доме, где много других детей, близ рыночной площади, в Алектро. Надо его найти и привести сюда. Вы должны мне помочь!

На миг маленькие глазки Орфета встретились с ее глазами. Потом он встал и принялся расхаживать по комнате, могучий, словно зверь в клетке, босой, в грязной тунике.

— Хорошо, предположим, мы это сделали. Нашли его, привели сюда, представили как Претендента. Но допустит ли Аргелин, чтобы выбор пал на него? Подумай хорошенько, девочка. Ребенка легко убить...

— Нелегко, если мы будем его охранять. Тогда он будет в безопасности.

— Никто из нас не чувствует себя в безопасности. Даже ты...

Она это понимала. Но все-таки тихо промолвила:

— Бог этого не допустит.

Толстяк повернулся к ним спиной. Когда он заговорил, голос его был хриплым.

— Я любил старика.

— Ты это уже говорил, — сухо заметил Сетис.

Орфет обернулся, его лицо потемнело от ярости.

— Заткнись, чернильная душа. Ты-то, как я вижу, никогда никого не любил. Твоя сестра больна, а ты к ней даже не подходишь.

Сетис медленно поднялся.

— Успокойтесь, пожалуйста, — прошептала Мирани. — Сейчас не время для ссор!

Но они даже не взглянули на нее: тогда она, дрожа от страха, встала между ними, лицом к Орфету.

— Уходите из Порта сегодня же ночью! Я дам вам денег на еду, на все, что нужно. Найдите мальчика и приведите его на Остров. Вы должны это сделать. Ради Архона!

Через ее голову он гневно сверкнул глазами на Сетиса. Но все-таки ответил.

— При одном условии.

У нее упало сердце.

— Каком?

Он опустил глаза, облизал губы и вновь сел. Полотняное кресло протяжно скрипнуло. Голос Орфета был хриплым.

— Аргелин... Все дело в нем. Любой новый Архон будет в его власти, точно так же, как был в его власти старик. Аргелин здесь — царь и Бог, он у нас Оракул. Это ему пришло в голову принести старика в жертву, сменить его. Это он сохраняет налоги высокими, держит бедняков в голоде и жажде, управляет армией, посадил в Совет своих ставленников. — Его взгляд перебегал с Мирани на Сетиса и обратно. — Позвольте, госпожа, я расскажу, что сказал Бог мне, потому что музыканты тоже его слышат. Он сказал: «Отдай мне Аргелина. Уничтожь моего врага». Я услышал это ночью после смерти старика, услышал своими собственными ушами. Эти ноты...

Где-то снаружи прогрохотала тачка, человек, который ее вез, тихонько насвистывал. Во дворе Телия мурлыкала себе под нос какую-то песенку без мелодии и слов.

— Что ты хочешь сказать? — прошептала Мирани.

— Ты меня поняла...

Сетис покачал головой, словно не веря своим ушам.

— Ты хочешь его убить?!

— Не я. Бог. — Орфет поднял палец. — Бог, которого она носит в бронзовой чаше.

Мирани содрогнулась от ужаса.

— Нет, — прошептала она.

— Решать не нам, — криво улыбнулся музыкант. — Я нанесу удар, и если Бог захочет, он его заберет. — Он встал. — Я приведу тебе мальчика. Но за это, госпожа, ты поможешь мне разделаться с Аргелином. Мы втроем вступаем в заговор во имя Бога Я в долгу перед стариком. А ты в долгу перед Оракулом. Ты сама знаешь: именно так мы и должны поступить.

— При чем здесь я? — Сетис с лязгом поставил чашу на стол. Его лицо побледнело от волнения, дыхание участилось. — Я в этом не участвую. Это безумие! Я не желаю в это ввязываться!

Орфет нахмурился. Бычий лоб прорезала уродливая морщина.

— Теперь участвуешь. Потому что если ты проболтаешься, я обрушу на твою голову все известные мне проклятия. А музыканты их знают немало. Мертвецы будут преследовать тебя в кошмарах, ходить за тобой по Городу, пока не отыщут тебя и не высосут твою кровь. Бог всегда получает то, чего хочет. Даже такого самодовольного червяка, как ты.

Мирани в замешательстве отвернулась. Ей казалось, что она нечаянно прорвала некую тугую паутину и теперь ощупью выбралась в какой-то другой, чужой мир. Всего несколько дней назад, когда она ничего этого не знала, жизнь казалась такой простой, и заботило ее только, чиста ли туника, не придется ли сегодня говорить с незнакомцами и какие еще колкости отпустит в ее адрес Ретия. Теперь все это осталось далеко в прошлом и стало неправдой. Некогда привычный мир неожиданно оказался полным опасностей. Убить Аргелина! Такое бывает только в песнях и легендах. Но ведь она слышала голос Бога, и Оракул говорил с ней, и слова его были ясны, тихи и печальны, как будто заговорила одна из статуй в Храме. Словно зашептал песок в пустыне.

— Слушайте меня! — сказала она, и голос ее прозвучал на удивление четко и твердо. Оба мужчины изумленно уставились на нее. — Прежде всего — мальчик! Орфет, ты отправишься за ним сегодня же вечером, и Сетис пойдет с тобой.

— Не нужен он мне!

— Ни за что! — эхом отозвался Сетис.

Она шагнула к ним.

— Пойдете. Оба!

Сетису захотелось рассмеяться ей в лицо. Но глаза ее были темны, и во взгляде ее сверкали молнии. Она говорила всерьез. Еще вчера она дрожала от ужаса и заикалась, робкая девчонка, которая едва осмеливалась поднять на него взгляд, но сегодня с ней что-то произошло. Она изменилась. И внезапно они оба осознали, что перед ними — жрица из Девятерых.

— Мне нужно кое с кем повидаться, — упрямо пробормотал Сетис.

— Когда?

— На закате.

— Тогда отправляйтесь сразу после этого. — Не дожидаясь новых возражений, она обернулась к Орфету. — Не подведите меня.

— Я сделаю это ради старика, госпожа, не ради тебя. — Орфет подошел к Мирани, распространяя запах пота и винного перегара. Она отшатнулась, страшась таящегося в нем жара. Но он лишь тихо спросил: — Я сбился со счета. В какой из Домов его доставят сегодня? Что с ним будут делать этой ночью?

Вот она, слабинка в его бахвальстве. Словно живительный порыв ветра пробился сквозь трещинку в непроницаемой стене.

— В Четвертый. В Обитель Окутывания.

Он кивнул. И сказал задумчиво:

— Такие пышные похороны! Столько плакальщиц! Все эти ритуалы, песни, хитроумные слова... А в целом мире только я один любил его.

Нога Состриса была огромной.

Вжавшись в расщелину между большим и вторым пальцами, Сетис сидел на корточках и слушал, как шелестит в ночи песок. У него за спиной на недосягаемую высоту вздымалась покалеченная статуя, черный базальтовый торс без рук и головы — ее верхняя часть была истерта многовековым дыханием ветра, жестокими прикосновениями мириадов песчинок, дневной жарой и леденящим ночным холодом. Неподалеку из песка выдавался полузасыпанный огромный нос. В правой ноздре нашли себе прибежище ящерицы.

На фоне темного неба вырисовывалась черная громада городской стены. Он видел статуи сидящих Архонов, вокруг них порхали летучие мыши; над каменными плечами переливчатой россыпью сверкали бесчисленные звезды. Он плотнее запахнул плащ, борясь с усталостью и жаждой.

Орфет явно сошел с ума. Если все это говорилось всерьез, если они и вправду замыслили убийство, он не желает в этом участвовать. Какая для него в этом выгода? Разве что... новому Архону понадобятся люди, которым можно доверять... Высокий административный пост...

Вот и они!

Их появление было неожиданным, хотя он давно ждал их, вглядываясь в темноту.

Две тени обогнули громадный палец и превратились в людей: один повыше, второй низенький и коренастый.

Сетис поднялся.

— Вовремя. — Ему было страшно. Голос прозвучал слишком громко.

Было холодно, и Лис закутался в теплый плащ. Он вытянул унизанную браслетами руку и, грубо схватив Сетиса за плечо, впечатал его в мертвый камень циклопической ноги.

— Какой-то ты нервный, красавчик.

— Принес планы? — Голос Шакала был холоден и спокоен.

Сглотнув, Сетис ответил:

— Да.

— Где они?

— Я их выучил наизусть.

Наступило молчание, такое тягостное, что заныли челюсти. Потом коротышка схватил его за грудки.

— Позволь, господин, я перережу ему горло.

Шакал не шелохнулся. В свете звезд его глаза казались нечеловеческими; они разглядывали Сетиса с холодным, безжалостным любопытством. Потом он мягко произнес:

— Тогда он не сможет проводить нас в гробницу.

— Послушайте. — Сетис отпрянул. — Я не смог вынести планы из хранилища. А на то, чтобы втайне скопировать их, уйдут недели. Поэтому я их выучил. Меня давно научили этому, и у меня... хорошие способности. Я многое запоминаю. Например, списки.

Лис с отвращением сплюнул.

— Другого выхода не было. — Он говорил слишком быстро, запинаясь. Постарался взять себя в руки, добавил уверенности в голос. — Я не шучу и не обманываю. Зачем мне играть с вами?! Клянусь, так будет лучше. И ни кого из нас нельзя будет ни в чем обвинить.

Шакал скрестил руки на груди. Его молчание было зловещим.

— И в конце концов, какая разница? — тараторил Сетис. — Мы все-таки...

— Разница огромная. — Пустынный ветер призрачной рукой шевелил длинные светлые волосы. — Это значит, что тебе придется спуститься с нами в гробницу. Как ты, без сомнения, и намеревался с самого начала...

Он едва заметно кивнул; Сетис услышал, как звякнул кинжал, вынимаемый из ножен.

— Вы мне не доверяете... понятно. Но...

— Твои отец и сестра получили воду?

Этот вопрос был задан не из вежливости. Он обреченно кивнул, не сводя взгляда с их лиц.

— Значит, мы со своей стороны договор выполнили, — констатировал Шакал.

— Я тоже выполню. Клянусь! — Они его убьют. Он зашел слишком далеко. Утром его найдут на песке, в луже запекшейся крови, и на его теле будет пировать стая грифов.

Он попытался отступить на шаг назад. Путь преградила каменная ступня.

Голос Шакала был легок и сух.

— Может быть, лучше завершить нашу сделку прямо здесь и сейчас?

— НЕТ! Прошу вас, не надо. Поверьте мне! — Глаза заливал холодный пот, плечи ныли от напряжения. — Послушайте. Мне надо уйти на несколько дней... работа, подготовка к поиску нового Архона Я вернусь к Седьмому Дню. Тогда и пойдем. В любое время! Когда захотите!

У него кружилась голова; жизнь казалась хрупкой и легковесной, как перышко. Миндалевидные глаза Шакала решали его судьбу. Вокруг бесшумно кралась и шелестела пустыня.

Кошелек на шее показался необычайно тяжелым. Внезапно ему захотелось сорвать его и вытряхнуть к их ногам скорпиона, чтобы доказать, что он владеет тайнами, которые им и не снились, но не успел он шевельнуть рукой, как Шакал, будто придя к какому-то решению, тихо произнес:

— Да будет так.

— Господин! — нахмурился Лис. — Ты ему поверил?

Шакал спокойно разглядывал Сетиса.

— Он раздражает тебя, Лис? Научись же справляться со своими чувствами.

Коротышка метнул на Сетиса яростный взгляд.

— Слишком самодовольный.

— Но тем не менее умен. И на этот раз убедил меня. Мы пойдем в гробницу на Восьмой День, в День Теней. Все будут тихо сидеть по домам. Порт опустеет, Город погрузится в темноту и тишину. В такую ночь никто не ожидает ничего подозрительного. А ты, — он протянул руку и легонько тронул Сетиса за плечо, — нас поведешь. Я не стану тратить время на угрозы. Если это ловушка, или ты замыслил предательство, то знай: моя месть настигнет тебя повсюду, даже через много лет. Ожившие страхи будут пожирать тебя заживо, и в конце концов, писец, я тебя найду.

Он глянул на своего спутника и кивнул.

И они исчезли, словно растворились в ночной тьме.

Сетис остался один. Обливаясь потом, он долго стоял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Кулаки были крепко стиснуты; он с трудом разогнул налившиеся болью, перемазанные чернилами пальцы.

На ладонях, там, куда впились ногти, пылали крохотные багровые полумесяцы.

В это самое время сквозь прорези в золотой и огненно-алой маске Мирани внимательно наблюдала за обрядом Окутывания. Теперь от Архона осталась только пустая оболочка. Его кости и кожу наполняла смесь солей и смол, тряпочные тампоны и глина, спрессованные опилки. Вокруг него в сложном, хитроумном танце двигались женщины в синих туниках, их изящные руки поддерживали тело Архона под шею, спину и ноги, плотные полотнища тончайшей ткани слой за слоем укутывали его плечи и руки, грудь и живот. В волосы ему вплетали бусины и амулеты, укладывали между слоями ткани крохотных нефритовых скорпионов. Эти женщины проведут с ним всю ночь, поднимая тело Архона и укладывая его в гробы, счетом девять, один внутри другого, из бумаги, и ляписа, и бронзы, и расписного дерева, из слоновой кости и алебастра, из драгоценного резного нефрита и тонко гравированного серебра. Под конец его уложат в золотой саркофаг, опустят последнюю крышку, и тогда он воистину станет новым существом, роскошным, сверкающим и твердым — настоящим Богом с руками из золота и глазами из бирюзы, а его прежняя сущность будет укрыта под многочисленными оболочками так глубоко, что вскоре забудется.

Интересно, где он сейчас, подумала Мирани. Куда ушли его мечты, его желания, все, что он любил и ненавидел, тысячи мимолетных мыслей, составлявших его жизнь? Остались ли они с Богом? Или каким-то образом передались тому мальчику в Алектро, скрылись в нем, полуосознанные?

Она стояла, держа за ободок бронзовую чашу, и блестящая пустота золотистого сосуда отражала лицо Гласительницы, исподтишка следившей за ней.

Чаша была пуста уже три дня.

Неизвестно, где был Бог, но только не здесь.

Четвертый Дом.

Обитель Окутывания