Он заключает выгодную сделку

Она как робкая серая мышка, думал он. Пугливая. Не умеет держать себя. Начать с того, что она то и дело останавливается и ждет, пока он ее догонит, хотя правила требуют, чтобы он шел в трех шагах позади и не заговаривал первым, пока она к нему не обратится.

Как будто солдаты по одной ее просьбе выдадут ей слугу Архона! Зря он впутался в это дело. От богатых девчонок одни неприятности...

Сетис порылся в корзине со свитками, достал флягу и отпил глоток прохладной воды.

Жрица заметила это; она искоса следила за ним. Он не знал, предложить ей или нет — и в том, и в другом случае она могла счесть это за оскорбление. Ладно, как бы то ни было, это его дневной рацион. Он убрал флягу.

Выйдя из дворца, они обнаружили, что паланкин исчез; он пришел в ужас, но девчонка восприняла это на удивление спокойно и торопливо зашагала в сторону Порта. По дороге никто не проронил ни слова. Она, похоже, робела, а он устал после бессонной ночи и к тому же тревожился. Некогда ему возиться с ней! У него всего два дня на то, чтобы раздобыть планы.

Но даже если он их найдет, дальше его будет поджидать еще одна трудность. Нельзя просто так взять и отдать планы гробницы Состриса такому человеку, как Шакал! Воры исчезнут вместе с ними, и всё! Нет никаких гарантий, что он будет и дальше получать воду, а если их схватят и найдут карты, ему вообще конец. Но он не так глуп! Нет, хоть дело и рискованное, единственный способ обеспечить Телию водой — сделать так, чтобы Шакал и дальше в нем нуждался. Тут надо поступить с умом. Потому что если они поймут, что он водит их за нос, то запросто могут убить...

Тут он понял, что девчонка его о чем-то спрашивает.

— Что?

Она, похоже, обиделась.

— Я спросила, ты был знаком с Архоном?

Он удивленно взглянул на нее.

— Госпожа, никто не может быть знакомым с Архоном. Он никогда не выходит из дворца без маски; никому не дозволено разговаривать с ним, кроме дворцового Управителя, да и то лишь о повседневных делах. Всю свою жизнь он не разговаривает ни с кем, только с народом и с Богом.

Не замедляя шага, она бросила через плечо:

— Одиноко ему живется, должно быть.

Сетис пожал плечами.

— У него есть все, что нужно: лучшая пища, вода, одежда. Многие горожане охотно поменялись бы с ним местами. А если повезет, ему никогда не придется платить единственный долг, которого от него ждут.

— Этому пришлось...

Он снова пожал плечами.

Мирани откинула с лица каштановую прядь. Потом сказала:

— Я была там. Когда он умер. Поднесла ему Бога..

По его телу пробежала дрожь. Он и не думал, что она так высокопоставленна. Вторая жрица казалась гораздо более важной.

Тут они подошли к воротам. У девушки, похоже, не было пропуска. Она просто подошла к будке стражника и сказала:

— Я — одна из Девятерых. Вы меня узнали?

Ворота распахнулись. Стражники испуганно раскланялись.

Сетис прошел следом за ней.

— Впечатляет, — пробормотал он.

Она едва заметно покраснела.

— На самом деле я к этому не привыкла. Куда дальше?

— Вниз, к берегу.

Он внутренне сжался при мысли о том, в какое место поведет ее. Вонь гниющей рыбы, толпы пьяных матросов, ругань, языкастые торговки, воры, купцы. Он остановился. Поглядел на ее белую тунику из тонкого дорогого льна, золотое ожерелье.

— Может, взять с собой кого-нибудь из стражников?

Она искоса посмотрела на него.

— Они — люди Аргелина.

— Да, но ты можешь...

— Нет. Мы пойдем одни!

Он вспомнил про нож в сапоге и сглотнул. Защита слабая. Если по его вине к одной из Девятерых пристанет какой-нибудь пьяный матрос, его завтра же выгонят из Города без ушей и отправят просить подаяние.

Она, впрочем, похоже, этого не понимала. Когда они по крутым переулкам и лестницам спустились к гавани, она лишь прибавила шагу, с нескрываемым интересом поглядывая по сторонам; видимо, ей нечасто доводилось выходить из Храма Она небрежно перешагивала через кучи верблюжьего дерьма, ловко уворачивалась от катящихся повозок, на которых грудами были навалены ящики с креветками, мидиями, скользкими кальмарами... Казалось, соленая вонь и крики чаек только придают ей сил; она с улыбкой обернулась и сказала:

— Как дома!

— Дома?!

— На Милосе. Это остров из Геклад. Мы жили прямо над гаванью.

Сетис кивнул. Он догадался, что она скучает по дому, но, в конце концов, она ведь живет на Острове, а кто может пожелать большего?! Он хотел взять ее под руку, но передумал и вместо этого сказал:

— Вот, госпожа, пришли.

Позади рыночной площади возвышался темный каменный фасад. Здесь располагались казармы стражников, здесь же генерал Аргелин устроил свой штаб. Внутри Сетис никогда не был, да и не хотел очутиться.

Девушке тоже стало не по себе. Она остановилась и глядя на мрачное здание, вдруг схватила Сетиса за руку.

— Как мне быть?! Что, если они меня и слушать не станут?

Сетис удивленно взглянул на нее, пожал плечами.

— Действуй, как твоя подруга, — решительно. Они обязаны выслушать. Все-таки ты одна...

— ... из Девятерых. Да. — Она умолкла на миг, потом заговорила торопливо: — Мне нужна твоя помощь! Ты лучше меня разбираешься в людях.

Тут в голову ему пришла неожиданная мысль, и он усмехнулся, сдерживая волнение.

— Если я помогу, ты посодействуешь моему продвижению?

— Какому продвижению?

— Я всего лишь четвертый помощник архивариуса. Жалованье ничтожное. Будь я третьим... или вторым... я бы получал больше.

— А, понятно... — она ничего не понимала. — Помогу, если сумею. То есть, да, конечно, помогу. Если ты поможешь мне вызволить музыканта. Так, чтобы не узнал генерал...

Они переглянулись. «Что же здесь творится?!» — подумал он. Чувство самосохранения во весь голос кричало: «Беги!», по спине ползли мурашки. Меньше всего на свете ему хотелось ссориться с генералом. Тем более из-за какого-то музыканта!

— Так, чтобы он не знал?! Мне казалось, он нужен для Храма...

— Это тайна, — прошептала она. И повторила то, что уже говорила несколько раньше: — Дело, угодное Богу!

Сетис поднял брови. Что ж, Бога он уважает. И она, очевидно, знает, о чем говорит. К тому же владение любой тайной придает могущества; возможность при нужде шантажировать одну из Девятерых будет очень кстати.

— Хорошо, — сказал он. — Согласен. Для начала напусти на себя высокомерный вид. Как у твоей подруги. Ничего не говори, пока не спросят; переговоры поведу я.

Мирани горестно покачала головой.

— Как ты не понимаешь! Я не умею быть высокомерной! У меня не получится! Терпеть не могу, когда на меня смотрят!

— Тогда притворись.

— Не умею!

Он нетерпеливо вздохнул.

— Решай, госпожа, тебе нужен музыкант нет? У меня своих дел по горло...

Она покраснела. Потом взяла себя в руки" глубоко вздохнула, потеребила золотую цепочку.

— Да, — сказала она наконец. — Да.

— Тогда иди за мной.

Он пошел было вперед, но вовремя опомнился и жестом велел ей идти первой.

— Прости. Постарайся глядеть на них свысока. Словно они пыль у тебя под ногами.

И услышал тихий вздох.

— Это нелегко, — прошептала она.

У дверей он остановил ее и вошел первым.

— Госпожа Мирани, — громко объявил он выступившему из тени стражнику. — С поручением от Бога.

Комната была большая, и голос его гулким эхом разнесся по самым дальним закоулкам. Стражник в ужасе отшатнулся, прижав ладонь ко рту.

Девушка вошла в комнату.

Маленькая и очень бледная, она, тем не менее, огляделась довольно спокойно и сказала тихо, но внушительно:

— Я хочу видеть одного из ваших заключенных. Где они содержатся?

Сетис отдал ей должное: вопрос был задан напрямик. Он уже минут пять придумывал, с какой стороны подойти к делу.

Офицер — не слишком высокого ранга, всего лишь сотник, но, по-видимому, должно было хватить и этого — почтительно поклонился.

— Нас не предупреждали о вашем посещении, госпожа.

Мирани улыбнулась, и Сетиса охватила паника. Он сказал ровным голосом:

— Это визит не официальный. Госпожа Мирани пришла ради давнего слуги своей семьи, которого задержали... видимо, по чьему-то недосмотру. Она желает знать, на каком основании он арестован и можно ли с ним поговорить. — Он понизил голос и отвел офицера в сторону: нет нужды, чтобы об их делах знала вся казарма. Иначе рано или поздно это дойдет до Аргелина.

Сотник был седовлас и, по-видимому, малый не промах.

— Как его зовут?

— Орфет, — тихо ответила Мирани. — Он музыкант.

На стене висел список заключенных. Офицер вгляделся в него — видно, читать он умел с грехом пополам, — но Сетис уже нашел нужное имя.

— Вот, — сказал он, ткнув в пергамент пальцем. — Камера номер пять.

— Пятая? — Сотник слегка побледнел. — Наверно, это ошибка. Здесь содержатся... — Он покосился на Мирани. — Простите, госпожа. Я приму меры. Заключенного доставят в Храм. Сегодня же...

Мирани нахмурилась.

— Простите, очень жаль, но он нужен мне немедленно. Я пришла, чтобы забрать его. Надеюсь, вы понимаете, что Храм и служение Богу превыше всего. Этот человек должен играть в Храме, и без него я не уйду!

Последняя фраза была явно лишней, и, несмотря на то, что голос девушки упал до едва различимого шепота, слова прозвучали на редкость ясно и четко. Сотник затравленно огляделся, будто в отчаянии ища, на кого бы свалить это хлопотное дело. Но тут вмешался Сетис:

— Это новая Носительница. На твоем месте я бы не заставлял ее ждать...

Это оказалось последней каплей: вспотевший от ужаса сотник что-то рявкнул в темноту коридора. В следующую секунду у него за спиной выросли два стражника.

— Приведите музыканта из камеры номер пять.

— Из пятой?

— Живо!

Стражники поспешно удалились. Сетис заметил, как они недоуменно переглянулись.

Наступило напряженное молчание. Сотник принес девушке стул, и та села на самый краешек, затравленно озираясь по сторонам. Входили и выходили солдаты. Проходя мимо девушки, они почтительно вытягивались в струнку. Она жалобно посмотрела на Сетиса. Обоим было не по себе; если войдет генерал, подумал Сетис, надо будет действовать иначе. Поскорее делать ноги...

Вернулись стражники. С ними был музыкант.

Почему-то Сетис ожидал увидеть юношу. Но, если это и был Орфет, вряд ли стоило из-за него так хлопотать. Пузатый, лысеющий, видимо, не дурак выпить, в состоянии тяжкого похмелья. Старая синяя туника была грязной, он непрестанно чесался, как будто его замучили вши. Лицо у него было обветренное и на редкость уродливое.

На какой-то миг Мирани застыла в нерешительности. Потом вскочила со стула.

— Орфет! Посмотри на себя, в каком ты виде!

Если музыкант и сохранил разум, то сейчас он явно помутился. Он заморгал, снова почесался и пробормотал заплетающимся языком:

— Ты кто такая?

Сетис поспешно обернулся к сотнику.

— Его избили? В каком преступлении его обвиняют?

Сотник усердно водил пальцем по пергаменту, который подсунул ему вспотевший клерк.

— Гм... его избили за пьянство. Его нашли в винном погребе Архона. Точнее, в том, что от него осталось; он выпил все, что только смог отыскать.

— С благословения старика, да возлюбит его Бог, — проворчал Орфет.

— И это все?

Офицер облизал губы.

— Да. Но все слуги Архона...

Сетис понял, что пора уходить. Мирани поднялась со стула.

— Ты пойдешь со мной, — тихо сказала она музыканту. — Тебя призвали для службы в Храме. Понятно?

Он угрюмо покосился на нее.

— Понятно, госпожа.

— Спасибо. — Она кивнула сотнику и вышла. Орфет неверным шагом поплелся следом, но Сетис не успел уйти: сотник схватил его за плечо.

— Что я скажу Аргелину?! Пятая камера — особенная...

— Чем?

— Они должны лечь в могилу Архона.

— Одним больше, одним меньше...

Сотник поежился.

— Если Аргелин узнает...

— Выпутаешься, — успокоил его Сетис. — Расскажи ему о девчонке, пусть сам разбирается. Я слыхал, он с Гласительницей на короткой ноге.

И он торопливо вышел, сбежал по широкой лестнице.

На улице палило солнце. Жара обрушилась на него, как стена, белое сияние моря резало глаза. В воздухе стоял портовый гомон и оглушающая вонь гниющей рыбы. Между домами, высоко над головой, с пронзительными криками носились толстые чайки.

Девушка и толстяк затерялись в толпе. Он кинулся следом, свернул за угол и был сбит с ног ударом увесистого кулака. Могучая рука схватила его за шиворот и больно впечатала в стену.

На него испуганно смотрела Мирани.

— Мне нужно знать, где ты живешь, — прорычал Орфет. — Немедленно!

Она слышит то, чего не ожидала услышать

Дверь им открыл худощавый человек с изможденным лицом. Орфет оттолкнул его, вошел, быстро откинул занавеси у входа в три тесные комнатушки, заглянул в каждую, потом торопливо осмотрел пристройки и внутренний дворик, где в тени сидела, лениво играя с финиковыми косточками, маленькая девочка.

— В чем дело? — спросил худощавый. Мирани решила, что это, наверное, отец Сетиса. Внезапно на нее нахлынула чудовищная усталость и ужас перед тем, что она сделала; она без сил рухнула на шаткий стул. Девочка слабо улыбнулась.

— Заткнись! — Орфет тоже сел. — Принеси воды. — Его голос звучал хрипло.

Мирани заметила, что Сетис кивнул; отец неохотно подошел к амфоре, стоявшей на подставке в самом прохладном углу комнаты, принес полную чашку, и Орфет жадно выпил ее залпом, проливая крупные капли на заляпанную тунику, потом нетерпеливо взмахнул чашкой, требуя еще.

Все ждали, когда он напьется. Казалось, никто не смеет заговорить первым. Маленькие глазки музыканта настороженно бегали по сторонам; наконец, утолив жажду, он с глубоким вздохом отер рот и громко рыгнул. Потом осторожно поставил чашку на запачканный стол. Руки у него были пухлые.

— Ну? Что это еще придумал Аргелин?! Чтобы вместо него я говорил с каким-то жалким бумагомаракой? Ему, видать, солнце голову напекло. — Он презрительно махнул рукой. — А ты кто такая? Делаешь вид, что ты одна из Девятерых? Не могли, что ль, найти такую, чтобы играла поубедительнее?..

Мирани прикусила ноготь.

— Верно, — тихо произнесла она.

Сетис стоял, прижимая к себе Телию.

— Она действительно жрица. Носительница, — сказал он.

Орфет фыркнул.

— Это правда. — Сетис поглядел на отца, тот подошел и увел маленькую девочку в соседнюю комнату. Мирани заметила, какими яростными взглядами обменялись отец и сын. Потом Сетис сел, но, не успел он заговорить, как она тихо сказала:

— Я пришла за тобой, потому что так велел Архон. Написал в записке. Сказал, ты все знаешь.

Толстяк облизал губы, долго и пристально смотрел на нее и наконец спросил:

— Знаю о чем?!

— О... — Она виновато взглянула на Сетиса. — О предательстве.

В лице музыканта что-то дрогнуло, взгляд снова стал настороженным.

— Он тебе написал?

— Передал записку. В день своей смерти.

— Где она?

— Я ее сожгла. — Она горестно пожала плечами. — Почти всю. Боюсь, кто-то мог прочесть обрывки.

— Значит, доказательств у тебя нет...

— Нет. Но я одна из Девятерых. Пока еще. Не знаю, что со мной будет, когда узнают, что я сделала. — Вид у девушки был такой испуганный, что Сетису стало ее жалко. Он вышел, принес воды ей и себе. Принимая чашку из его рук, она робко улыбнулась.

— Спасибо.

Музыкант внимательно смотрел на них.

— А это кто такой? Ты ему доверяешь?

Мирани вздохнула.

— Я его плохо знаю, но...

— Тогда я пошел. — Орфет встал. Сетис не шелохнулся.

— Я и так уже слишком много знаю, — спокойно сказал он. — И если Аргелин узнает, что ты сбежал, и если ты действительно такая важная птица, он пошлет за тобой стражу. Здесь тебе безопаснее.

— Пожалуйста, — взмолилась Мирани. — Сядь! — Музыкант ужасал ее; ей казалось, что она выпустила на свободу необузданного демона, ввязалась в дело, к которому не должна была и близко подходить. Словно прочитав ее мысли, Орфет усмехнулся.

И медленно сел. Комнату затопила тишина. Жужжали мухи, суетливо гудела над мелкими синими цветками какого-то ароматного растения в горшке полосатая пчела. С улицы доносился несмолкаемый гул и гомон Порта Зной стоял испепеляющий; яростное солнце обжигало руки Мирани, по лбу стекла тонкая струйка пота. Она передвинула кресло в тень.

— Ты и есть девушка с Милоса? — внезапно спросил музыкант.

— Да. В записке...

— Он тоже оттуда. Без конца говорил о доме, очень хотел вернуться. Но его держали в роскошной золотой клетке. Всю жизнь его душили, исполняли каждый каприз, давали все, что он пожелает. Кроме свободы. — Голос его стал тихим, усталым. Потом он сказал: — Бог свидетель, я любил старика. Мы с ним частенько пили и беседовали, засиживались за полночь. Он мне рассказал о том, как его нашли, когда ему было всего десять лет, как мама купила ему новые одежды и хвасталась всей деревне, что ее сын — Архон, а потом ему ни разу не разрешили поговорить с ней. Ни разу! Иногда он замечал ее в толпе. Сквозь прорези в маске. Десятилетний мальчик. — Он грустно пожал плечами. — У вас есть что поесть? Вино?

— Позже. — Сетис подался вперед. — Как ты сумел поговорить с ним? Ему запрещено...

— Никто не может молчать шестьдесят лет подряд. — Орфет горько усмехнулся. — Ты бы, писака, и шести недель не протянул. Когда я попал во дворец, он был Архоном уже пятьдесят лет. Эти годы не прошли для него даром; он стал чудаковатым, состарился раньше времени. Но он любил музыку. А я умею играть, как вы верно заметили, госпожа. Поэтому я играл для него далеко за полночь, когда все уже спали. Ему было все равно — что день, что ночь. Он потерял ритм. Ел, и спал, и бродил по комнатам, когда заблагорасудится. Как-никак, внутри у него был Бог...

Полдень давно миновал. Внезапно Мирани вспомнила о церемонии; тело Архона уже лежало в Доме Музыки, и ей надо было вернуться до темноты.

— Сейчас они играют для него, — прошептала она.

— Я играл не так. — Орфет поскреб щетину на подбородке, сплюнул на пол и сказал: — Если бы я мог вам доверять...

— Мы привели тебя сюда.

— А я не знаю, зачем. — Мирани нетерпеливо встряхнула головой.

— Потому что он так велел! Потому что будет новый Архон, и мы должны быть уверены, что он избран Богом, а не...

Он кивнул.

— А не Аргелином. Понятно. — Бросив на Сетиса полный сомнения взгляд, музыкант сложил руки на груди. — Правильно. Он знал, что его убьют. Ждал этого. Он начал узнавать об их планах, слишком глубоко вникал в налоги, интересовался ходом дел, тем, как Аргелин берет взятки у богатых и тиранит бедных. Я советовал ему помалкивать, но он послал за Аргелином. Они поспорили. Я слышал, как генерал сказал: «Что ты можешь сделать против меня, старик? Даже Бог должен знать свое место».

Сетис похолодел.

— Но Оракул сказал...

— О да, — язвительно кивнула Мирани. Она слишком хорошо помнила, как Гермия вышла из святилища, бледная как полотно. Села, словно не в силах удержаться на ногах, и сказала, что с ней говорил Бог и что Бог приказал умертвить Архона, тогда будет дождь.

Орфет расхохотался.

— Она лжет. Жрецы, наблюдающие за небом в Городе Мертвых, неделю назад прислали в Храм секретный доклад о том, что ожидается небольшой дождь. Понимаете? Это и стало предлогом. Для нее и Аргелина. Они убили Архона, и дождь действительно пошел. Он их ненавидел, не доверял им, и они боялись, что он может их разоблачить. Народ его любил. Теперь он мертв, и они посадят на его место того, кто им угоден. Мальчика, которым легко управлять.

Сетис присвистнул. Но еще больше его удивила девушка: она кивнула, как будто не услышала ничего для себя нового.

— А Оракул?

Орфет упрямо пожал плечами. Сначала дайте вина.

Сетис вышел и принес вина — бледно-желтого и, наверное, кислого, потому что Орфет, мигом опорожнив кружку, поморщился.

— О боже! — Потом подался вперед и быстро заговорил: — Однажды ночью Архон поведал мне, что Гласительница лжет. Она предала Оракула. Ответы на вопросы людей, те, за которые они платят золотом и серебром, она сочиняет сама. Вот почему купцам из Таллы было велено прекратить торговлю: Аргелин проложил свои собственные торговые пути, и конкуренты ему не нужны. И вот почему Оракул приказал войскам напасть на Хиос, это гнездо мятежников. Аргелин хотел этого, и Оракул сказал «да». Бог разгневался, поэтому и нет дождя. Он говорит, но она его не слышит. Она растеряла свою силу, если когда-нибудь и имела ее.

Мирани покачала головой и заметила, что все смотрят на нее.

— Мне нужно возвращаться, — смущенно пробормотала она, вставая. — Я и так опоздала. Мы поговорим позже, обсудим, что нам делать, но...

— Нам? — Сетис тоже встал. — Госпожа, я в этом не участвую!

Орфет настороженно замер.

Мирани кротко проговорила:

— Ты слишком много знаешь. Ты сам это сказал. Я заплачу тебе за помощь.

Она сняла с шеи одну из золотых цепочек и протянула ему.

— Сбереги Орфета. Это плата за пищу и воду.

— Но здесь живут мудрец и сестра! Подумай, вкакой они опасности!