Они разделяются

— Ты сделаешь так, как я говорю! — Сетис уставился на Орфета с нескрываемым гневом. — Пойдешь со мной! Ты с самого начала был для всех как заноза в заднице. А все твоя глупость, неугомонная жажда мести! Это из-за тебя Мирани схватили!

— Думаешь, я сам этого не понимаю?! — Великан в ярости отшвырнул вазу, наполнив гробницу звонким грохотом. — Думаешь, меня эта мысль не терзает?!

— Тогда, ради бога, выслушай меня! Креон прав: он знает здешние туннели. Только он сумеет выследить Шакала. А мы должны искать Мирани!

— Да, но Архон! Зачем он забрал Архона?!

— Чтобы продать его Аргелину, — прорычал Сетис. — Для чего же еще?!

— Друзья, Алексос — мой брат. — Креон уже стоял у дверей. — О нем позабочусь я...

Орфет сердито воззрился на него.

— Что ты без конца твердишь одно и то же? Никакой он тебе не брат!

Альбинос криво усмехнулся.

— Он мой брат! Он — тот самый старик, которого ты любил, он — Сострис, он Архон! Я и он — это тьма и свет. Бог и его тень. Вы ищите девчонку. А тех, кто грабит могилы, оставьте мне. — Он нырнул под арку и исчез. Торопливое шарканье ног медленно растворилось в темноте.

— Держи-ка! — Сетис швырнул Орфету флягу с водой. — А теперь пошли! — И, не дожидаясь музыканта, полез в дыру в стене.

Сначала он боялся, что Орфет застрянет. Туннель был очень узким, и среди пыли и гравия он разглядел следы рук и коленей — значит, Мирани ползла здесь на четвереньках. Как она нашла этот проход? Он не отмечен на плане гробницы. Наверное, рабочие выкопали его по чьему-то секретному приказу, может быть, для того, чтобы через несколько лет втайне вывезти из могилы пожитки Архона. Все подозревали, что так всегда и делается, но подозрения оставались подозрениями. Может быть, приказ отдал сам Аргелин. Или другие властные силы в Городе Мертвых, о сущности которых он, Сетис, даже не догадывался. Протискиваясь под нависающими пластами породы, он думал о тысячах служащих, о Надзирателях, о Совете по гробницам. Целое царство теневой бюрократии. Кто составляет планы гробниц? Он понятия не имел...

Внезапно, туннель закончился. Он выбрался на свободное пространство и сел. Глаза слезились от пыли, болели стертые до крови колени. Орфет ткнул его в спину.

— Пусти. Дышать нечем!

Своды подземного коридора были высоки. Музыкант блаженно распрямил затекшие конечности.

— Мирани!

В пыли темнели следы. Он присел на корточки и внимательно их рассмотрел. Две пары ног, обе босые. Кто с ней идет?

Они побежали по темному коридору. Они, видимо, очутились в лабиринте естественных пещер, сумрачных и затхлых подземных пустот, поддерживаемых древней кладкой из тонкого терракотового кирпича. В неверном свете факелов из-под ног суетливо разбегались мелкие, проворные твари.

Свернув за угол, Орфет прошептал:

— С ней кто-то есть. Кто-то вывел ее из гробницы!

— Не может быть, — проворчал Орфет.

— Да, но... — Он резко остановился. Песок под ногами просел. Слишком поздно он заметил, что следы сворачивают к самой стене, а середина прохода остается гладкой, неестественно гладкой. Вскрикнув, он попытался отскочить назад, но покачнулся и потерял равновесие.

Предательски задрожав, земля разверзлась у него под ногами.

— Орфет! — закричал Сетис.

И полетел в темноту.

Он держал ее за руку и куда-то вел, и она поняла, что снова находится в саду. Сад был залит теплыми солнечными лучами, отовсюду журчала бегущая вода, звенела музыка падающих капель — все было совсем как тог да, в первый раз. Они подошли к скамье и присели отдохнуть. Ее пальцы сжимали золотой ножик; острие было запачкано мелкими крошками извести. Она бросила ножик на землю.

Потом осторожно взглянула на него.

Он был похож на Алексоса, только чуточку постарше. Туника на нем была ослепительно белого цвета.

— Ты статуя, — сказала она. — Из Храма...

«Вот, значит, каким ты меня видишь...»

Она покачала головой.

— Выходит, я мертва?

"Нет. Но ты и не жива . — Он улыбнулся. — Когда-то ты думала, что меня вообще нет".

— Я и до сих пор не уверена. — Она опустилась на колени, зачерпнула воды, жадно выпила. Потом подняла глаза. — Мне надо возвращаться. Но как мы заставим Гермию провозгласить Алексоса Архоном? Ты ей это внушишь? Велишь указать на него?

Он грустно покачал головой.

"Мирани, ты так ничего и не поняла. Между словами, которые я произношу, и тем, что люди слышат, лежит огромная пропасть. Но все уладится. Твоя задача — вернуть людям дождь. Я отыскал место, где его прячут. — Он встал. -Но надо спешить, пока меня не нашла моя тень" .

Он снова взял ее за руку, и они побежали по тропинке, среди оливковых деревьев. Подол ее нового платья волочился по песку. Тропинка вилась между камнями, бархатисто-зелеными от мха, в ветвях весело щебетали птицы. Но где-то за кулисами этого великолепия скрывался другой, темный мир, мир каменных стен и гулкого эха, запомнившийся ей мир подземных лабиринтов. По горбатому мостику они пересекли быстрый ручей и подошли к каменной платформе. Мирани в изумлении остановилась — эта платформа была точь-в-точь такой же, как на Острове. Был тут и покосившийся валун, и узкая расселина в его тени... Оракул!

Он опустился на колени. Она последовала его примеру и, заглянув в расселину, поняла, что из этого Оракула никогда не донесется голос, потому что яма была до краев наполнена водой. Это был колодец.

Вода была темная, прозрачная, и она увидела в ней свое собственное отражение, и его тоже. Но тут его отражение протянуло из воды мокрые руки, ухватилось за край платформы, подтянулось и выбралось из колодца.

Оно подняло голову, и братья со страхом взглянули в лицо друг другу.

«Я здесь, брат мой», — прошептало отражение.

В комнате было прохладно и тихо, как всегда перед рассветом. За окном разбивались о скалы сизые волны. Птицы еще не начали петь. От маленьких розовых шариков в бронзовой курильнице поднимался аромат ладана; окутанная этим запахом, Гермия протянула руки, и рабыня накинула на нее тяжелое платье, праздничное одеяние, в котором утром торжественного дня Гласительница войдет в Девятый Дом — Обитель Величия Архона.

Голубизна платья, окаймленная золотом, была голубизной моря.

Гермия повертелась перед зеркалом, любуясь собой.

— Хорошо, — тихо проговорила она. Открылась дверь, и в комнату вошел Аргелин. Он встал позади нее, положил руки ей на плечи.

— Ты похожа на Царицу Дождя.

Она обернулась, прижала палец к его губам.

— Не дразни богов.

— Значит, боги могут нам позавидовать? Наверно, могут. — Он отступил на шаг, глядя на нее. — Ты все поняла? Мой племянник будет пятым в ряду. Точно в центре. Ты знаешь, кого должен избрать Оракул...

Она повернулась, разглядывая в зеркале свою спину. На ее губах играла холодная усмешка.

— Откуда ты знаешь, что у меня нет своего собственного Претендента? Может, я захочу порадовать себя?

Резкий рывок за руку заставил ее вскрикнуть от боли. Аргелин улыбался. Но улыбка его была холоднее льда.

— Гермия, — прошептал он. — Не шути со мной. Никогда!

Она вырвала руку.

Он подошел к двери, тщательно зашнуровал кирасу на раненой груди.

— Не забудь. Пятый в шеренге...

Когда он ушел, она со злостью накинулась на рабыню.

— Шевелись! Принеси мой головной убор, живо!

Девушка убежала. Гермия долго смотрелась в зеркало, разглядывала свой высокий лоб, острые черты лица. Она некрасива. И никогда не была красивой, зато она умна и не позволит, чтобы ее использовали.

Придет время, и она заставит Аргелина понять это! За спиной у нее приоткрылась дверь, и Гермия сказала:

— Поторапливайся. Надо быть у Оракула прежде, чем взойдет солнце.

Но это была не рабыня. В дверях стояла Крисса с подносом сладостей и кувшином воды.

— Гласительница, я принесла завтрак. День предстоит долгий. — Она налила в чашу воды и поднесла Гермии. Та залпом выпила, потом посмотрела на девушку.

— Ты хорошо поработала на меня, Крисса. Я этого не забуду. Теперь нам надо быть осторожнее с Ретией. Она...

Мир едва заметно покачнулся. По поверхности ее разума пробежала легкая рябь. Она медленно отставила чашу и попыталась начать снова:

— Ретия... Она может...

Слова не шли с губ. Они тонули на языке, хотя во рту пересохло. Гермия рухнула в кресло, взглянула на Криссу и еле слышно прошептала:

— Что ты... сделала со мной? Что это... было?!

— Непентес. Напиток забвения... — Крисса сцепила пальцы, съежилась, потом зарыдала, как провинившееся дитя. — Они меня заставили! Сказали, что если я откажусь...

Но Гермия уже не слышала ее. В последний момент — перед тем, как тьма окончательно заволокла ее взор, она увидела, что в дверях стоит Ретия, мрачная и безмолвная.

Сетис заорал от ужаса.

Он падал головой вниз. Потом рывком остановился, чуть не переломав все кости, и повис, раскачиваясь и больно ударяясь о твердую каменную стену. Сверху на него сыпались мелкие камешки.

— Орфет!

— Я тебя держу. — Голос музыканта дрожал от натуги.

Он ничего не видел, не мог вздохнуть. Руки Орфета тисками сжимали его щиколотку. Стена снова приблизилась и ударила его в грудь.

— Вытащи меня!

— Ты нахальный... дерзкий... щенок. — Каждое слово сопровождалось сдавленным хрипом. — Умником себя считаешь... Отпущу-ка я тебя, пожалуй...

Паника пронзила Сетиса, словно копье.

— НЕТ!

Сверху донесся странный свистящий хрип. Орфет смеялся! Потом могучие руки обхватили его ногу еще сильнее, дернули вверх, вцепились в тунику, затем в пояс и швырнули на песок. Он перекатился на спину и свернулся в клубок, дрожа всем телом. Орфет протянул ему флягу:

— Живой?

Сетис долго не отвечал. Под сомкнутыми веками пульсировала кроваво-красная мгла.

— Да, — прошептал он наконец.

Музыкант негромко насвистывал какую-то мелодию.

— Я пошутил.

Сетис с трудом поднялся на дрожащие ноги, отпил глоток воды и вернул флягу Орфету.

— Я так и понял, — пробормотал он.

Орфет усмехнулся.

— Я же сказал, — спокойно молвил Алексос. — Я не стану убегать.

Шакал остановился и, тяжело дыша, посмотрел на три темных коридора, расходящиеся в разные стороны.

— Хотел бы я тебе верить, господин Архон, — пробормотал он.

— Ну так поверь. — Алексос рассеянно крутил в пальцах хвост сидящей у него на плече обезьянки. — Потому что скоро встанет солнце, а на рассвете я должен войти в Девятый Дом. Но я не знаю дороги. Бог послал тебя, чтобы ты меня отвел. Точно так же, как он послал Мирани, Орфета и всех остальных.

Шакал свернул в левый туннель. Закинув мальчика за спину, он бросился бежать.

— Выходит, я всего лишь божий слуга, — пропыхтел он.

— Да. Только сам этого можешь не понимать.

— Не понимаю...

— Даже Аргелин — божий слуга. Люди считают себя гораздо важнее, чем они есть на самом деле. И ты тоже считаешь...

Коридор опять разветвлялся. Около входов в туннели сидели и бесстрастно смотрели прямо перед собой гигантские каменные Архоны — мрачные и мертвые. Шакал яростно выругался.

— Неужели это Врата Второй Династии?! Мы ушли на много миль от нужного места!

Обезьянка обвила хвост вокруг шеи мальчика, он стряхнул его. Зверюшка, ничуть не обидевшись, уселась ему на голову.

— Я же говорил, — спокойно ответил Алексос. — И если ты считаешь, что Аргелин вернет тебе твои родовые поместья, то ты сильно меня переоцениваешь, господин Шакал.

Грабитель могил сбросил мальчика с плеч; тот с криком упал на землю. Шакал схватил Алексоса за тунику, притянул к себе. Его продолговатые глаза пылали гневом.

— Откуда ты знаешь про мою семью?! Кто тебе рассказал?

Алексос улыбнулся.

— Я Архон, — спокойно сказал он. — Архон всегда бывает только один. Я был Сострисом, Пеленатом и Амфилионом. Тысячью воплощений. — Его голос эхом отдавался в темных туннелях. Он звучал как голос взрослого мужчины, глубокого старика. Шакал отпрянул назад. С мгновение они смотрели друг на друга. Потом Алексос вытер пыль с лица и встал.

— Если ты Архон, — прошептал Шакал, — выведи нас отсюда.

Алексос пожал плечами.

— Нас выведет мой брат.

— В самом деле? — голос Шакала звучал устало. — И где же мы его найдем?

— Он у тебя за спиной, друг, — послышался шепот Креона.

— Что мне делать? — спросила Мирани. — Как доставить воду на землю?

«Ты же Носительница. В чаше. В бронзовой чаше».

Чаша стояла возле колодца. Мирани взяла ее.

— Но ведь прольется! Я не сумею ее донести!

«Надо. От тебя зависит судьба твоего народа!»

Она увидела, что он стоит лицом к лицу со своей тенью, рука об руку с самим собой. Потом тень надвинулась, наплыла на него, и он принялся сражаться с ней. Так день борется с ночью, тьма со светом, и в битве этой не может быть победителя, и не будет ей конца. Мирани погрузила чашу в колодец, наполнила ее и бросилась бежать. Вода переливалась через край, выплескивалась ей на платье. Достигнув поворота туннеля, она, запыхавшись, обернулась. В туманной дымке мерцал, то вспыхивая, то снова угасая, залитый солнцем сад и темные скалы вокруг. Тьма и свет по-прежнему кружили, сцепившись в полувоинственном-полулюбовном объятии. Она побежала дальше.

Через несколько шагов туннель пошел вверх, превратился в лестницу. Она в изнеможении карабкалась по ней, легкие разрывались от боли, ноги налились свинцовой тяжестью. Она понятия не имела, где находится, — должно быть, заблудилась где-то в подземных лабиринтах, среди гробниц... Мирани замедлила шаг и, устало преодолевая ступеньку за ступенькой, чувствовала, как щекочет лицо многовековая паутина, видела на стенах выцветшие силуэты богов и героев, великих зверей пустыни, проходила мимо бесчисленных дверей, отмеченных знаками полузабытых Архонов древности. Еще одна лестница. Она взбиралась все выше и выше по наклонному коридору, пока не вышла в обширный зал, где, словно охраняя вход в чернеющие по бокам туннели, на каменных пьедесталах восседали две громадные статуи с мечами на коленях. Возле одной из них она и остановилась, присев на корточки.

И тут ей послышались голоса. Какая-то тихая возня. Казалось, нескончаемая битва идет где-то у нее над головой, и она вот-вот снова увидит их: свет, борющийся с тьмой...

Она осторожно поставила бронзовую чашу на землю. Коснувшись ладонями шершавого камня, выглянула из-за исполинской ноги.

На полу сидел мужчина, которого она никогда прежде не видела. Он в гневе смотрел куда-то вперед, а у него на шее висела маленькая обезьянка Она вытаскивала у него из карманов золотые браслеты, броши, драгоценные украшения и раскидывала их по коридору. Над мужчиной стояло худое, беловолосое, словно не знающее солнечного света существо. Оно что-то говорило, и слова его были странными, но все же она поняла некоторые из них Это были слова из древних молитв. Забытый язык богов. Отвечал существу знакомый голос, высокий и чистый. На колене каменного Архона сидел Алексос. Увидев ее, он весело замахал рукой.

— Мирани! Вот ты где!

Перебравшись через шаткий мостик, они увидели впереди свет: очень слабый, очень бледный, но он означал, что рассвет уже близок. Орфет, задыхаясь, облокотился о стену.

— Поздно. Мы ее потеряли! Ничего не вышло. Они изберут не того Архона...

Сетис ничего не ответил. Он упрямо шагал к свету. Это были врата корпуса писцов, официальный путь на нижние уровни Города.

Он подошел к выходу. В лицо ему пахнуло прохладным ветром.

Высоко на крепостной стене раздалось торжественное пение горна, откликнулись трубы с других башен. Город пробуждался от траурного безмолвия.

Далеко над морем, над черной стеной с сидящими на ней безмолвными истуканами, сквозь облака пробилась тоненькая полоска перламутрового света.

И тут же отовсюду — из зданий, из бараков, из писцового зала — начали выходить люди. Сетис и Орфет в молчании следили за происходящим. Распахнулись ворота, и на площадь хлынула толпа. Люди кричали, хромали, толкались, несли больных и измученных жаждой стариков. Плакали маленькие дети. Площадь наводнили женщины в вуалях, хромые уродцы, рябые от оспы моряки. Они выстроились вдоль дороги, сотрясая тиши ну своими криками, и жалкая немощь их нужд растекалась в неподвижном воздухе, как гнилостная вонь.

— Что же это за Бог, если он позволяет вершиться та кому злодейству! — в приступе беспредельного отчаяния выкрикнул Орфет.

Сетис поскреб немытую голову.

— Бог с жалом на хвосте, — пробормотал он.

Девятый Дом.

Обитель Величия Архона