Глава 28

Стоун приоткрыл следующую по очереди дверь на втором этаже, заглянул внутрь и снова закрыл, хмурясь. «Если так дальше пойдет, — думал он, — придется бродить тут до рассвета».

Особняк был погружен в безмолвие, его обитатели отошли ко сну, и не было возможности сказать, в каком крыле и за какой из одинаковых дверей находится комната Тэры. Бал закончился намного раньше, чем было задумано. Насколько Стоун понял из разговоров, случилось нечто из ряда вон выходящее, причем настолько, что свидетели понижали голос, сообщая подробности тем, кто при этом не был. Сам он готов был приветствовать любой поворот событий, лишь бы тот сократил время до встречи с Тэрой. В суматохе разъезда он проскользнул на черную лестницу, а оттуда на балкон, где притаился в ожидании, пока прекратится всякая суета. Дальнейшее казалось несложным, но он ошибся, не приняв в расчет размеров территории, на которой приходилось вести поиск.

Удача улыбнулась ему, когда он уже начал мало-помалу приходить в. отчаяние. За очередной дверью свеча освещала женский будуар и — о радость! — Тэру, сидевшую в кресле с нераскрытой книгой в руке. Девушка поднялась при первом же шорохе, и у Стоуна едва хватило сил плотно прикрыть за собой дверь, так как на ней был только полупрозрачный пеньюар.

Невозможно ошибиться: она ждала его, ждала с нетерпением! Она не стала надевать ночную рубашку, и сквозь тонкую ткань можно было видеть вершинки грудей и темную тень внизу живота. Наряд едва ли оставлял что-то надолго воображения! Если сказать, что кровь Стоуна загорелась, это значит ничего не сказать. Огонь в чистом виде побежал у него по жилам, горячая испарина покрыла тело, измученное долгим воздержанием.

Произведенное впечатление не укрылось от Тэры, и она бессознательно облизнула губы, готовясь к поцелуям. Когда-то, когда Стоун еще разыгрывал перед ней простака ковбоя, она ставила ему в вину, что он смотрит сначала на ее формы, а потом уже в лицо, но теперь это было более чем кстати. Едва оправившись от потрясения на балу, девушка занялась выбором наряда, достаточно обольстительного, чтобы ночной гость с порога потерял голову, и не ошиблась в выборе. С обдуманной медлительностью, глядя из-под полуопущенных ресниц, она начала расстегивать пуговицы. Дойдя до талии, приостановилась и повела плечами, позволив легкой ткани спуститься вниз по плечам. Большая часть грудей обнажилась, только напряженные соски не позволяли пеньюару соскользнуть до пояса.

— Продолжай! — хрипло потребовал Стоун, когда она помедлила для большего эффекта. — Становится все интереснее!

Вместо этого Тэра медленно, одно за другим, снова прикрыла плечи, и у него вырвался невольный вздох разочарования.

— Мистер Прескотт… я ведь не ошиблась, вас зовут Стоун Прескотт? — низким волнующим голосом спросила девушка, делая шаг вперед. — Должно быть, вы не заметили, что уже ночь, или заблудились, уезжая с бала. Здесь не гостиная, а будуар, где леди имеет полное право находиться… совершенно обнаженной.

Как загипнотизированный, Стоун двинулся ей навстречу. Один вид его вызвал в Тэре неистовую волну желания, и она едва удержалась, чтобы не броситься к нему. Но в данный момент он был для нее не столько муж или даже любовник, сколько защитник, и оставалось продолжать действо обольщения. Впрочем, оно волновало ее самое нисколько не меньше.

— Вы приказываете мне уйти, мэм? — спросил Стоун.

— Нет, если вы обещаете хорошо себя вести…

— Я бы пообещал, но боюсь не совладать с собой и тоже раздеться донага, а там уж один Бог знает, чем все кончится. Видите ли, мисс Уинслоу… ведь вас зовут Тэра Уинслоу, если не ошибаюсь… я так измучен воздержанием, что не ручаюсь ни за что…

— Вы, значит, человек одинокий, страдающий без женской ласки?

— Вовсе нет, я женат, но жена моя так мало мной интересуется, что, при живом муже завела себе поклонника. Боюсь, мисс Уинслоу, я попросту не в силах ее удовлетворить.

Да за кого он ее принимает, этот негодник, уж не за Пенелопу ли Бронсон, подумала Тэра. Любовники при живом муже — не ее амплуа! Она уже нашла себе единственного мужчину, с которым желала бы познать все радости рая.

— Я всей душой сочувствую вам, мистер Прескотт, — продолжала она, поворачиваясь к зеркалу, чтобы одну за одной вытащить шпильки из прически. Когда волосы небрежно рассыпались по плечам, она бросила призывный взгляд Стоуну, неотрывно следившему за ней. — Великодушно извините меня за то, что продолжаю в вашем присутствии свой вечерний туалет. Это ничуть не помешает мне высказать вам слова искреннего сочувствия. Вы не поверите, до чего мне хочется утешить вас в час печали!

— Бог вознаградит ту, что не откажет в утешении несчастному! — пылко заверил Стоун. — Однако слова — это не совсем то, что мне нужно.

Тэра погрузила руки в бледно-золотую волну волос, приподняла и снова позволила ей упасть на плечи. При этом пеньюар натянулся, полностью обрисовав груди с твердыми вишенками сосков, словно ткань была второй кожей. Стоун спросил себя, долго ли сможет подыгрывать в волнующем диалоге, если так пойдет дальше.

— Чего же вы ждете от меня, мистер Прескотт, если не слов? Как ревностная христианка, я готова на все, лишь бы облегчить ваши страдания.

Девушка тронула пуховкой горку светлой пудры, сдула избыток и начала прикасаться мягкой подушечкой к лицу, потом к шее и наконец к грудям, все ниже и ниже.

— Не перехожу ли я границы приличий, сэр? — спросила она с простодушным выражением лица, при этом приоткрыв один из сосков. — Если это так, только скажите…

— Ради Бога, продолжайте! — едва выговорил Стоун, рухнув в кресло, поскольку ноги у него подкосились. — Я никогда не посмел бы прервать столь невинное занятие!

— Благодарю вас, — кротко произнесла Тэра и сдвинула пеньюар с другого соска.

Еще минута, подумал Стоун, и этот спектакль двух актеров кончится для него слишком рано. Скрипнув зубами, он не без труда справился с собой.

— Вам как будто не по себе. — Тэра приблизилась, придерживая пеньюар так, чтобы груди оставались полуобнаженными, и положила свободную руку на его влажный лоб. — Сэр, да у вас лихорадка!

— Любовная! — уточнил Стоун сквозь зубы, не в силах отвести взгляда от предоставленного ему зрелища. — Как я уже упомянул, моя жестокая, просто бесчеловечная жена неделями отказывает мне в супружеских правах, предпочитая проводить время с другим…

Он потянул Тэру за руку, заставив опуститься ему на колени, и тотчас накрыл ее груди обеими руками сразу. Тэра закусила губу, так как ей хотелось застонать в полный голос.

— Как человек больной, вы нуждаетесь в постельном режиме…

— И сиделке…

— Ваша жена и впрямь жестока, если довела вас до такого состояния. Движимая милосердием, я готова предоставить вам свою постель, мистер Прескотт… — Голос Тэры становился все тише по мере того, как руки странствовали по ее грудям. — Я даже сама раздену вас и уложу…

Зубы слегка сжались на соске, и девушка все-таки застонала, не в силах продолжать игру.

Ее волнующий шепот, шелковистое ощущение ее кожи под руками были знакомы, но казались новыми. Стоун понял, что ни за что на свете не свяжет больше и пары слов, тем более что он полностью утратил интерес к разговору. Тэра добилась того, что он едва владел собой от желания. Тело казалось ненасытным, готовым вырваться на — свободу зверем, над которым не властен разум.

— Тэра, милая, как мне тебя недоставало! — прошептал он, оставляя свое упоительное занятие лишь на пару секунд, чтобы потом снова с жадностью возобновить его.

Тэра повернулась к нему спиной и откинулась на широкое плечо, отдаваясь ощущениям, которых так долго и тщетно жаждала, которые уже не надеялась испытать вновь. Она прислушивалась всем существом к тому, как рука движется от колен вверх, собирая в мягкие складки «тонкую ткань пеньюара. Обе ладони сразу вклинились между ее колен, разводя ноги, и уже одно это почти заставило девушку потерять сознание от удовольствия»? Она сознавала, что свеча зажжена и освещает ее бесстыдную позу и мужские руки между ее ног, краем глаза видела все это отраженным в зеркале, но только сильнее волновалась от этого.

И все же было еще рано, слишком рано полностью потеряться в волнах наслаждения. Тэра ждала этой встречи много дней, она изголодалась не только по ласкам Стоуна, по его близости, но и по возможности ласкать его в ответ. Наслаждение было даже в том, чтобы высвободиться из его рук неудовлетворенной, чтобы позволить страсти отхлынуть ненадолго, чтобы потом вернуться еще более сокрушительной волной. Она расстегнула оставшиеся пуговицы и сбросила пеньюар, предоставив себя полностью жадному взгляду Стоуна. Как она хотела этого мужчину! Хотела выпустить на волю его дикую, ненасытную сущность, неистовую страсть, которая цепью приковала ее к нему, и даже ненамеренную сладостную грубость, которая была его неотъемлемой частью. Одетый с иголочки джентльмен был хорош, просто чудесен, но ей был больше по сердцу ковбой в рубашке, выгоревшей от жаркого солнца Техаса, пахнущий вольным ветром, напоенным горьковатым запахом трав, ковбой с его властными объятиями, которым хотелось покориться. Он нес в себе что-то особенное, завораживающее и притягательное, на что душа и сердце Тэры, самая ее сущность откликались с лихорадочным нетерпением.

Он был рядом, этот техасский ковбой, которого она любила больше жизни, он скрывался под превосходно сшитым фраком, накрахмаленной рубашкой и строгими брюками, и это означало, что, стоит только избавиться от всего этого, как он вернется к ней, неистовый Стоун Прескотт, настоящий мужчина и пылкий любовник.

Тэра за руку потянула Стоуна из кресла, и когда свет упал на ее левую щеку, тот не поверил своим глазам увидев явственную отметину пятерни.

— Что это? Работа Рутерфорда? Не справился с мужчиной, так решил отыграться на женщине?

— Не обращай внимания. — рассеянно ответила девушка, стягивая рубашку с его плеч и бросая на спинку кресла, на фрак и жилет. — Это совершенно не важно сейчас.

— Нет, важно. — возразил Стоун со сдержанным гневом. — Пока я жив. никто не смеет поднять на тебя руку…

Он оборвал фразу, так как пальцы Тэры проследили густую дорожку волос по всему его животу вниз.

— Это дело прошлое. — продолжала Тэра куда-то ему в грудь, просовывая пол брюки и вторую руку. — Рутерфорд заплатил за эту вольность. Стоун, можешь не сомневаться. Последний раз я его видела валяющимся на полу навзничь, так что прекрасно был виден глаз, который я лично ему подбила. По-моему, он опозорился окончательно и бесповоротно.

— Пощади, я так долго не выдержу! — взмолился Стоун, разрываясь между желанием, чтобы ласка продолжалась, и страхом, что не сумеет сдержаться и набросится на Тэру до того, как скажет главное. — Ты все время твердишь мне, что можешь за себя постоять. Будем считать, что ты это доказала, но. по-моему, это грустно, когда в трудной ситуации женщина должна надеяться только на себя. Впредь я буду твоим защитником, Тэра. — Он взял в ладони прекрасное лицо своей возлюбленной и ответил на вопросительный взгляд улыбкой. — У меня есть такое право, потому что я люблю тебя, милая. Те quiero. Я столько раз повторял это на языке, который считаю родным, что было непросто произнести эти слова по-английски. Я хочу, чтобы ты знала: я давным-давно мечтал сказать тебе это. Может быть, судьба Слишком поздно предоставила мне такой шанс, но я готов на все, чтобы ты оставалась со мной. Отдать тебя другому — все равно что лишиться части себя, жизненно важной части, Тэра. Я не могу жить без тебя, не могу и не хочу. Я люблю тебя, Тэра!

С минуту девушка могла только смотреть на него во все глаза. Она приготовилась к борьбе, к жертвам, к долгим уговорам, но вместо этого услышала то, на что не смела и надеяться. Стоун и впрямь был не слишком скор на признание, но тем дороже, тем драгоценнее показалось оно, когда наконец произошло. Счастье захлестнуло Тэру с такой силой, что она едва устояла на ногах. Она добилась его, добилась своего избранника, с которым по странному капризу судьбы познала страсть прежде, чем любовь!

Она заметила перстень только тогда, когда Стоун снял его с мизинца. Теплый от долгого пребывания на его руке, он легко скользнул на палец и пришелся как раз впору.

— Надеюсь, ты одобришь мой выбор, потому что он не случаен. На этом перстне ровно столько алмазов, сколько ночей мы провели вместе, а аметист напоминает цвет твоих глаз. Я подумал об этом камне чуть ли не в первую нашу встречу… и еще о диких фиалках в тенистом месте у реки. Кольцом этим венчаюсь я с тобой, милая, и если я тебе еще нужен, возьми меня в мужья раз и навсегда.

— Если ты мне нужен? — эхом повторила Тэра. — Ты только послушай себя, Стоун!

В порыве, неожиданном даже для нее самой, девушка бросилась ему на шею и так крепко обняла его, что он засмеялся, довольный.

— Ты нужен мне сейчас и был нужен всегда. Как бы мы ни ссорились, ты всегда оставался для меня единственным, желанным, неповторимым! Я долго ждала от тебя слов любви, но сама… Боже мой, Стоун, ты и представить себе не можешь, как давно я люблю тебя! Я любила тебя уже тогда, когда ты и слова-то такого не знал!

— Опять за свое! Тебе бы только уязвить бедного косноязычного ковбоя! — воскликнул Стоун в негодовании, почти неподдельном, подхватил Тэру на руки и понес к кровати необъятных размеров, заранее предвкушая, какие возможности сулит все это пространство. — Я готов поверить каждому слову… если только ты докажешь свою любовь на деле.

Тэра не преминула ущипнуть его побольнее, отчего оба свалились на атласные простыни, покрывало с которых было предусмотрительно откинуто.

— Докажу все, что хочешь, только попроси, — промурлыкала она и по-кошачьи изогнулась, чтобы всем телом потереться о его мускулистый торс. — Надеюсь, ты никуда не спешишь, по крайней мере этой ночью? Если уж я начну доказывать свою любовь, то со всей полнотой, всеми способами…

Это обещание вызвало в воображении Стоуна картины одна другой заманчивее. Ладони легли на его тело и заскользили все ниже. Он откинулся на спину, но не закрыл глаз, чтобы можно было не только ощущать, но и видеть ласку. Тэра как будто поставила целью заново открыть для него и для себя каждое чувствительное местечко на его теле. Чем дальше, тем больше преуспевала она в науке обольщения, и Стоуну странно было даже вспомнить времена, когда наслаждение для него было сосредоточено в том, чтобы взять женщину. Для него открылось множество иных источников удовольствия, волны которого пронизывали вес тело, а не только мужскую плоть. Он чувствовал прикосновения рук и губ, и теплое дыхание, и когда все-таки закрыл глаза, ему показалось, что веер из страусовых перьев скользит, легко касаясь самых интимных мест, отчего желание снова стало неистовым. Стоун привлек к себе Тэру рывком, стиснул ее в объятиях так, что она застонала. Но ему все было мало, мало, это была даже не потребность, а жажда, голод, которые нуждались в близости более полной, чем самое тесное объятие.

Тэра высвободилась гибко, как змейка, и Стоун уступил, разрываясь между потребностью в близости и желанием продлить ласку. Руки и губы снова завладели его телом, и он испытал смутное удивление, что способен так долго выносить эти сладкие муки. Тэра ткала вокруг него паутину чар, доступных ей одной, и он с готовностью позволял опутать себя, с восторгом приветствовал это упоительное рабство. С ней он забывался настолько, словно ничего уже не существовало, кроме безумной, едва выносимой и все же сладкой потребности, старой как мир.

Наконец настал момент, когда Стоун ощутил, что не сможет дольше оставаться пассивным, какое бы удовольствие он при этом ни испытывал. Он мог доказать этой волшебнице, что и сам знает магию не хуже нее, он просто должен был доказать это.

Тэра покорилась мгновенно, угадав, что настал момент поменяться ролями. Она могла бы ласкать Стоуна и дольше, наслаждаясь этим почти так же, как и он сам, но желание испытать ответную ласку уже окрепло в ней. Только что она в какой-то мере обладала им, он был в полной ее власти, как укрощенный лев, но она знала, что это ненадолго, что рано или поздно наступит момент, когда Стоун овладеет ее телом и душой и заставит ее потерять голову от наслаждения. Она была готова покориться его неистовым, почти сокрушительным объятиям и не только не возражала против легкой боли, которую они приносили, но призывала ее, ибо боль была частью наслаждения. Он никогда не был груб настолько, чтобы оттолкнуть ее грубостью. Она любила тяжесть его влажного, горячего тела, так чудесно пахнущего особенным мужским запахом, любила берущие, властные поцелуи и ласки, доводящие до экстаза, но никогда не насыщающие, а лишь обостряющие желание.

Губы Стоуна жадно поймали стон ее наслаждения и другой — когда Тэра испытала мгновение проникновения. Радость обладания была сама по себе прекрасна, но ощущения, которые обладание несло с собой, были превыше всяких сравнений. Два тела двигались в одном ритме, два сердца бились, как безумные, и казалось, что две души рука об руку поднимаются все выше и выше; к вершине блаженства. По мере того, как это длилось, Тэра пребывала в счастливой уверенности, что уж на этот раз не переживет наслаждения настолько острого. Оно охватило се и не желало отступать. На этот раз не одна волна, а несколько подняли ее на своем гребне, а когда наконец отхлынули, она еще долго пребывала между двумя мирами, как будто рассталась со своей телесной оболочкой и стала наслаждением в чистом виде.

И все же она уловила и разделила момент, когда Стоун излился внутрь ее тела, уловила его содрогания и приглушенный стон его удовольствия. Потом наступили минуты покоя, когда оба лишь безмолвно сжимали друг друга в объятиях, не находя сил даже на то, чтобы разжать их. Одинокая слезинка скатилась по щеке Тэры, знак великого счастья, которое она испытывала.

— Если бы только так было у нас с тобой всегда… годы и годы… — прошептала девушка, касаясь губами бешено бьющегося пульса на крепкой шее Стоуна и отводя дрожащими пальцами волосы, упавшие на его влажный лоб. — Знаешь, как пусто мне было без тебя? Все было пусто, и душа, и тело. А теперь я полна, Стоун, любовь моя! Я всегда хотела сказать тебе, что в тебе весь мой мир, ты мое солнце, и луна, и звезды. Это значит, когда тебя нет со мной, кругом только тьма и холод, а я… я не живу, а существую.

— Неплохо бы твоему дедушке выслушать все это. — с ласковой усмешкой заметил Стоун, перекатываясь на бок и приподнимаясь на локте, чтобы заглянуть ей в лицо. — Хотя, боюсь, упрямец и тогда заявил бы, что это всего-навсего преходящее увлечение.

— Тогда что же ты собираешься предпринять… если собираешься? — спросила Тэра с вернувшейся тревогой.

— Конечно, собираюсь. Или ты думаешь, что я наговорил тебе красивых слов только для того, чтобы мы снова оказались в постели? Что нужно для того, чтобы ты наконец мне поверила? Одна попытка уже была, только что, но у меня в запасе есть и другие варианты, если тот не показался тебе достаточно убедительным. А может, у тебя есть какие-то пожелания? Давай обсудим лучше их, а о будущем подумаем завтра.

Тихий довольный вздох сорвался с губ Тэры, когда поцелуи и ласки возобновились, возвращая ее к жизни и наслаждению, раздувая едва отпылавшее пламя в ее крови. Как быстро, с какой готовностью она вспыхнула снова! То была страсть, подобная совершенному солнцу, чей обжигающий жар и сияющий свет поддерживали жизнь в маленькой вселенной, созданной двоими и существующей для двоих.

— Это еще что такое? — пробормотал Райан О’Доннел, садясь в постели и инстинктивно вглядываясь во тьму, хотя звук, который разбудил его, раздался где-то за пределами его комнаты.

Слух у старика был так же остер, как и дальнозоркое зрение, и он прекрасно знал, что приглушенный женский крик раздался наяву, а не в его сне. Кряхтя, Райан сполз с высокой кровати, облачился в халат и отправился на разведку. В коридоре было тихо и пусто, горели притушенные светильники. Старик постоял, выбирая направление. Комната дочери была левее, а внучкина — правее, и как раз оттуда минут пять назад послышался крик.

Как сотни раз в своей жизни, Райан приоткрыл дверь спальни Тэры совсем бесшумно, чтобы не разбудить ее, если кошмар уже сменился мирным сном.

— Что за черт! — вырвалось у него, когда свет из коридора упал на кровать.

Неужели он перепутал право и лево и вместо комнаты внучки забрел к дочери? Не хватало еще старческого маразма ни с того ни с сего!

Ручка двери выскользнула из внезапно вспотевших пальцев, и дверь захлопнулась с негромким стуком, но рассвет уже просачивался в окно, и все оставалось по-прежнему. На кровати лежали двое: женщина, укрытая простыней, и совершенно голый мужчина, спавший ничком, уткнувшись в подушку. Присмотревшись, Райан понял, что видит все-таки Тэру, а не Либби, и приблизился, чтобы понять, кто же это разлегся рядом.

Чувство опасности вырвало Стоуна из объятий сна, которым он забылся едва ли пару минут назад. Он резко уселся в постели, увидел незваного гостя и прикрылся подушкой.

— Та-ак… — протянул Райан, насмешливо глядя то на него, то на внучку, которая тоже успела проснуться и сразу нырнула под простыню по самые глаза. — Я вижу, мистер Прескотт, вы слишком буквально поняли мое разрешение «возобновить знакомство на новом уровне». Надеюсь по крайней мере, это новый уровень в ваших отношениях?

Стоун, отчаянно пытавшийся подобрать слова для объяснения, только хмыкнул.

— Ладно, не утруждайтесь, — отмахнулся Райан, — я не такой уж старый осел, каким, может быть, кажусь. Почему было просто не сказать, что вы уже женаты на Тэре, и не морочить мне голову?

— Я уже говорила тебе, но ты мне не верил! — воскликнула Тэра. — С какой стати тебе было верить ему?

— И как же вы намеревались выпутаться?

— Могу я по крайней мере одеться перед допросом?

— В свое время. — буркнул Райан, усаживаясь и разглядывая перстень на руке Тэры, хорошо заметный на белой простыне, натянутой на лицо.

Первоначальное смущение сменилось в Стоуне облегчением. Правда, ситуация была довольно неловкой, зато она весьма облегчала объяснение и разрешала возникшую проблему: теперь, когда между ним и Тэрой все было ясно, он мог случайно позволить себе вольности в присутствии Райана и тем самым восстановить его против себя.

— Это что же, обручальное кольцо? — ворчливо осведомился старик.

— Именно так, — гордо признала Тэра, открывая лицо, поскольку самообладание вернулось к ней. — Как замужняя женщина, я имею право его носить. А я ведь говорила, что нахожусь в законном браке!

— Значит, не слишком настойчиво, — буркнул ее дедушка.

— В таком случае я весьма и весьма настойчиво утверждаю, что не могу стать женой Джозефа Рутерфорда… — Тэра подвинулась поближе к Стоуну и потерлась виском о его колено, только что не мурлыча, как оглашенная кошка. — Я люблю своего мужа, а он любит меня.

— Вся эта болтовня про любовь не имеет цены, если к ней не прилагается слово «муж», — ядовито заметил Райан. — Я имею в виду, когда в приличном доме под покровом ночи занимаются… тем, чем вы занимались минут за пять до того, как я появился. Ну, а вы, мистер Прескотт. — Он перевел взгляд на Стоуна, самоуверенность которого сменилась такой ангельской кротостью, что старик только что не ждал увидеть за его спиной сложенные крылья. — Полагаю, вы собирались раз за разом пробираться в мой дом по ночам? Вам что же, нравится риск быть пойманным с поличным? Так сказать, придает остроту?

— В какой-то мере, сэр, — откровенно ответил Стоун и широко улыбнулся, — но в основном это был жест отчаяния. Под вашей крышей находится величайшее сокровище моей жизни, и если я не мог открыто предъявить права на него, то оставалось, так сказать, лелеять его втайне. Неужели вы способны поставить мне в вину безумную любовь к вашей внучке? Мы можем легко разрешить эту затруднительную ситуацию, если мне будет дан свободный доступ в ваш особняк.

Улыбка его была столь заразительна, что старик против воли улыбнулся в ответ. Справившись с первоначальным потрясением, он все больше находил ситуацию забавной.

Вид его улыбки подействовал на Тэру ободряюще, и она не стала удерживать облегченный вздох. Честно говоря, она ожидала ужасной сцены, с взаимными обвинениями и на повышенных тонах, но на этот раз дедушка приятно обманул ее ожидания. Возможно, он наконец принял к сведению ее желания и проявил понимание, на которое она не считала его способным. Даже его упрямство как-то поуменьшилось. Правда, неясна была причина такой разительной перемены, но какова бы та ни была, она сработала.

Рука Тэры бессознательно нашла руку мужа и сжала, обручальное кольцо таинственно блеснуло в свете зарождающегося дня.

— Ты хотел видеть меня богатой и счастливой, и я благодарна за это, дедушка, но богатство и счастье не всегда идут рука об руку. Мы оба слишком плохо знали человека, выбранного мне в мужья. Такого я не приму даже от мужа любимого, не то что…

Девушка не договорила и повернулась левой щекой. У Райана вырвалось громкое восклицание при виде пятипалого синяка на нежной коже.

— Джозеф Рутерфорд посмел поднять на тебя руку? — недоверчиво спросил он.

— На глазах у всех, прямо посреди танца, — с презрением объяснила Тэра. — В тот момент я спросила себя, не знаком ли ты с чертой жестокости в натуре Джозефа, не ждешь ли от меня полного подчинения ему, не считаешь ли приемлемым, чтобы я принимала побои за каждое свободно высказанное слово.

— Не говори ерунды! — возмутился старик. — Хорош бы я был, вверив любимую внучку укротителю с хлыстом, всегда готовому пустить его в ход! Вот тебе и Рутерфорд, краса и гордость банковского дела, светский человек и джентльмен! За один вечер он успел столько раз меня разочаровать, что остается только расторгнуть брачный контракт, да поскорее. Оснований более чем достаточно: невеста уже замужем, а жених еще до свадьбы нанес ей телесные повреждения. Зато я приятно удивлен темпами твоего супруга, Тэра. Он попросил у меня неделю на то, чтобы поладить с тобой, но добился своего за одну ночь.

— Должен ли я понимать это как благословение? Стоун задал вопрос, глядя не на Райана, а на Тэру, буквально пожирая ее глазами. «Эта парочка явно не может дождаться моего ухода», — подумал старик с благодушной усмешкой, снова вспоминая себя в молодости.

— А что мне остается, кроме как благословить вас? — философски заметил он. — Дорогая моя, надеюсь, ты не в обиде на своего старого деда? Мы, ирландцы, стоим насмерть против прямой атаки, но мирным путем из нас можно веревки вить. Скажи спасибо своему супругу за то, что он прирожденный дипломат. Неудивительно, что он сладил с твоей строптивой натурой. Пожалуй, ему я могу вверить тебя без страха за твое будущее. С его любовью к тебе, умом и богатством мистер Прескотт сумеет сделать тебя счастливой.

Стоун поежился, внезапно осознав, что час откровений еще не завершился. Как Райан отнесется к очередному?

— Сэр, между нами осталась одна маленькая неувязка, и я прошу выслушать меня спокойно. Чтобы завоевать вашу симпатию, мне пришлось исказить истину. Я вовсе не так богат, как расписывал в нашем первом разговоре. Все, что на данном этапе безраздельно мое, — это сорок акров земли в Пало-Дуро, стадо овец и быков и табун лошадей, а единственная драгоценность, которой я обладаю, — это Тэра, моя жена.

Старик встрепенулся, но тотчас расслабился, и благодушная усмешка вернулась на его лицо. Такой человек никогда не впадет в нищету, думал он, разглядывая Стоуна. В нем есть все качества, необходимые для успеха: внутренняя сила, упорство, практическая сметка и мудрость дипломата. Такой не затеряется в толпе, не будет влачить жалкое существование, он сумеет обеспечить Тэру всем необходимым и многим сверх того.

— Еще, сэр, мне принадлежит половина акций «Даймонда», а если вы согласитесь уступить мне свой пай, я стану полновластным хозяином Пало-Дуро. Правда, и тогда я не буду вполовину так богат, как Рутерфорд. Я готов принести извинения за обман, но…

С полминуты Райан продолжал свой пристальный осмотр, потом, внезапно придя к решению, отмахнулся от дальнейших оправданий и объяснений:

— Оставим это, мистер Прескотт. Совершенно верно, вы никогда не будете так богаты, как Рутерфорд, но богатством он обязан не себе самому, а предкам, чье солидное наследство послужило основанием для его состояния. Как личность он ничего не стоит, в то время как у вас внутренней силы хватит на двоих. Я уверен, вы позаботитесь о том, чтобы моя внучка ни в чем не знала недостатка. — С усталым вздохом Райан поднялся из кресла. — Время дать моим старым костям заслуженный отдых. День был долгим и хлопотливым, так что нам всем не помешает отдохнуть. Впрочем, не знаю, усну ли я, сознавая, что грядет решающий разговор с Рутерфордом. Самое время наметить его ход. Ручаюсь, наш банкир явится ни свет ни заря…

— И ты узнаешь его издалека, по подбитому глазу, — вставила Тэра с усмешкой.

— Однако я вижу, внучка обрела в вас надежного защитника, — одобрительно заметил Райан, подмигнув Стоуну. — Можно узнать, как было дело? Вы снова боролись с припадком падучей у Джозефа?

— Боюсь, на этот раз он попросту получил бы от меня по физиономии, — признался Стоун. — Обида, нанесенная Тэре, всегда заставляет меня терять хладнокровие. Однако глаз Рутерфорду подбили и без меня, и сделала это ваша внучка. Я много наслышан о том, что вы с детства учили ее самозащите, вот ваша наука и принесла ощутимые и даже видимые плоды.