Глава 9

Подняв мокрые от слез глаза, Алекса взглянула прямо в нависшее над ней темное точеное лицо. Страх ее вдруг полностью испарился, и ей было странно даже подумать, что когда-нибудь что-нибудь снова сможет ее испугать. Предоставленная самой себе, Алекса Карвер весь день горько оплакивала потерю своей семьи, пока не обессилела от слез.

С отсутствующим видом она потрогала кожаный ошейник, надетый на нее, пока была в бессознательном состоянии, и посмотрела на воина-осейджа, который, в свою очередь, с интересом разглядывал ее.

– Что тебе от меня надо? – воинственным тоном спросила Алекса, вскидывая голову.

Прямая Стрела протянул руку и прикоснулся к ее синяку, но она отпрянула. Воин что-то тихо пробормотал и улыбнулся, обводя темными глазами выпуклости ее грудей, частично открытые намокшей от слез и прилипшей к ним рубашкой.

Алекса немедленно прочла его мысли и осторожно вытащила из голенища сапога нож, с которым не расставалась после памятной встречи с Сайласом Грегором. Индеец был слишком озабочен мыслями о предстоящем наслаждении, так что не заметил ее движения. Он наклонился ближе, Алекса взмахнула ножом и приставила к его горлу. Ее гневные глаза напоминали грозовые тучи.

– Держись подальше от меня! – прошипела она. Прямая Стрела отскочил назад и резко обернулся, когда другой индеец вышел из хижины и сурово посмотрел на него. Алекса вспоминала, что Прямую Стрелу она видела и раньше, но вот высокий, голый по пояс воин, неожиданно пришедший ей на помощь, был незнаком. Она внимательно оглядела его мощную фигуру и осторожно поднялась на ноги, когда он сделал нетерпеливый жест в ее сторону.

– Мой отец, вождь По Хью Ска, желает говорить с тобой, белая женщина.

Когда Одинокий Зимний Волк обратился к ней на ломаном английском, Алекса опешила. Где же он был, когда ее отец и брат так отчаянно нуждались в переводчике? Обретя наконец голос, она вопросительно подняла одну бровь, сунула нож за голенище и спросила:

– Что ему от меня надо?

Одинокий Зимний Волк с веселым интересом изучал эту молодую женщину, которая должна бы в страхе пятиться назад от всех и каждого. Он восхищался ее красотой, храбростью, присутствием духа и этими яростными серебристыми глазами, напоминавшими звезды.

– По Хью Ска интересуется тобой и твоим белым жеребцом, – пояснил он, скрестив на груди руки и разглядывая фигуру Алексы. – Мы пытались поймать Коня-Призрака, но нам не удалось смирить его дикий дух. Мой отец восхищен твоим конем и тем, что тебе удалось приручить священного Миомпа.

Алекса бросила на Одинокого Зимнего Волка подозрительный взгляд. Ей вовсе не хотелось сейчас встречаться с вождем. Это из-за него погибли ее отец и брат.

Одинокий Зимний Волк усмехнулся.

– Ты сама пойдешь за мной, белая женщина, или мне надо сначала отнять у тебя нож?

– Мое имя Алекса, – сообщила она, потом нахмурилась и с любопытством спросила: – Где ты научился так бегло говорить по-английски?

Одинокий Зимний Волк схватил ее за руку выше локтя и подтолкнул к свету. Его темные глаза обратились на Прямую Стрелу, явно недовольного вмешательством сына вождя. Потом он ответил:

– Мой двоюродный брат-полукровка научил меня языку белых. Идем… По Хью Ска стар и нетерпелив, мы не должны заставлять его ждать.

Пока они шествовали через лагерь, Алекса разглядывала сопровождавшего ее индейца. С восхищением она отметила красоту его темного лица и угольно-черных волос, поблескивающих в угасающем свете. И в его взгляде были мягкость и понимание, которых она не заметила в глазах того дикаря, который едва не набросился на нее. Алекса чуть заметно нахмурилась, окинув в очередной раз глазами прекрасно сложенного индейца. Что-то в нем смутно напомнило ей Кина Родона… то, как он держался… На нем лежал отпечаток благородства и высокомерия, черты его лица были такими же резкими и бронзовыми, как у Кина. И он тоже был выше шести футов роста, намного выше, а сильное, гибкое тело двигалось в такой же молчаливой, уверенной манере.

Все эти мысли, бессвязно бродившие в ее голове, мгновенно вылетели, когда она оказалась перед седовласым вождем. По Хью Ска стоял перед ней, завернутый в бизонью шкуру. На его шее висело ожерелье из раковин, а из заплетенных в косу волос торчало хвостовое орлиное перо. Он был преисполнен гордости и величественности. Странно, подумала Алекса, все эти осейджи напоминают Кина Родона. В них было что-то дикое и одновременно возвышенное, требующее к себе уважения.

Алекса с трудом оторвала взгляд от Великого Вождя осейджей и посмотрела на Кентавра, который осторожно наблюдал за ними с безопасного расстояния и явно ждал, когда она подойдет к нему. Как же ей хотелось вскочить на его спину и позволить умчать себя от ужасных воспоминаний, которые возвращались к ней снова и снова!

По Хью Ска проследил за ее взглядом и чуть заметно улыбнулся:

– Он обладает особой силой, этот конь. – Потом его глаза снова обратились к Алексе. – И у тебя тоже есть особая сила. Никто и никогда не мог приручить Коня-Призрака или его потомков, кроме тебя. Только тебе удалось смирить его гордый дух.

Выслушав через Одинокого Зимнего Волка слова вождя, Алекса посмотрела на него в изумлении. Если бы у нее была какая-то особая сила или власть, то она использовала бы их, чтобы спасти родных. Но нет, она обречена и проклята, уныло думала Алекса. Ей довелось утратить все и всех, кем дорожила в жизни. А виной тому Кин Родон. Если бы он согласился сопровождать Карверов в их походе на Запад, то Джастин и Расс были бы живы. Кин мог бы обменять часть припасов на свободу их семьи и спасти Алексу от того ужасного положения, в котором она оказалась – одна, лишенная привычной жизни, в совершенно чужом, незнакомом мире, где может общаться без переводчика лишь с одной живой душой.

Алекса внезапно осознала, что Родон вызывает у нее только презрение. Он прекрасно знал, что случится с Карверами без его защиты. И если бы он хоть немного интересовался ею, то непременно разыскал бы их. Но нет, он интересовался только удовольствием, что она могла доставить. Теперь Алекса надеялась, что он поверил, будто она украла Кентавра. Если Кин ненавидит ее хоть вполовину той силы ненависти, что Алекса чувствовала сейчас по отношению к нему, это было бы хоть небольшим утешением. Будь он проклят! Он заранее знал, на что она обречена, и не сделал ни одной попытки спасти ее. У нее прямо руки чесались отплатить ему за выпавшие на ее долю несчастья.

Алекса снова посмотрела на сморщенное лицо вождя.

– Я хочу вернуться к своему народу, – твердо заявила она, гордо вскидывая покрытый синяками подбородок.

Одинокий Зимний Волк дернулся, услышав эти слова Алексы, обращенные к Великому Вождю осейджей. Какое-то мгновение он мог только смотреть на нее широко открытыми глаза.

– Алекса, я не думаю, что это разумно… – начал он.

– Скажи ему. – Подбородок Алексы поднялся еще выше. Когда Одинокий Зимний Волк перевел ее строгое требование, две пары глаз столкнулись в немом поединке.

– Ты останешься с нами! – проревел Вождь, который не привык, чтобы женщины противились его воле.

Хотя Алекса и знала, что ее жизнь не стоит сейчас и цента, она все же сделала дерзкий шаг вперед. Если уж индейцы – народ суеверный, то она намерена использовать это себе на пользу.

– Если ты не отпустишь меня, я призову на помощь данную мне особую власть и уничтожу твой народ, – пригрозила она.

По Хью Ска испепелил взглядом эту темноволосую, со сверкающими глазами кошку, не дожидаясь, пока его сын переведет ее слова. У нее огненная, независимая натура, такая же, как у жеребца, осторожно наблюдающего за ними. Она совсем не похожа на белую женщину. У нее черты индейца, храбрость воина и власть богов. Вождь, улыбаясь, поднялся на ноги и вонзил в землю копье.

– Скажи этой женщине, я решил сохранить ее. Она останется с нами. Навсегда.

Одинокий Зимний Волк повторил слова Великого Вождя, и Алекса испытала безграничное отчаяние.

Неужели ее судьба теперь – жить с этими дикарями, стать одной из них? Слезы просились ей на глаза, но она подавила их усилием воли. Даже если ей удастся удрать, она все равно останется одна-одинешенька во всем мире. Куда ей идти? Будь проклят этот Кин Родон, выругалась она про себя. Если когда-нибудь ей удастся завоевать доверие осейджей и добиться хоть минимальной свободы, первым делом она потихоньку уйдет из лагеря, разыщет бессердечную тварь и перережет его жалкую глотку.

Одинокий Зимний Волк подтолкнул ее обратно к хижине. Алекса ощутила, как в ней разгорается гнев. Ее обиды кипели до тех пор, пока не переросли в настоящую, неукротимую ярость. Единственным желанием было найти Кина Родона и отомстить ему за причиненное ей горе. В один прекрасный день Алекса Карвер окажется на его пороге с сердцем, полным жажды мести, а не тех глупых чувств, которые заставляли ее думать, что она влюблена в Родона. Влюблена? Алекса горько улыбнулась. Это была не любовь, а страсть, плотская страсть, и ей надо было быть умнее и не связываться с таким мужчиной, как Кин. Расс видел его таким, какой он есть, но сама она, как слепая, упала прямо в его объятия.

Одинокий Зимний Волк с любопытством наблюдал за сменой гневных мыслей, поочередно мелькающих в ее глазах.

– Тебе не понравилось решение моего отца, – констатировал он, откидывая шкуру, закрывающую вход, и проследовал за Алексой внутрь хижины. – Спустя какое-то время ты научишься принимать свою судьбу. Ты будешь так же счастлива здесь, как и другие белые женщины, которые стали пленницами великого племени осейджей.

Алекса сомневалась в этом. Она не будет довольной никогда и нигде, пока не удовлетворит сводящую ее с ума жажду мести. Напомнив себе, что не получит свободы, пока не завоюет доверие индейцев, она подавила кипящие внутри чувства и с улыбкой обратилась к сыну вождя:

– Возможно, ты и прав.

– Я принесу тебе чистую одежду. – Индеец указал на ее драную рубашку и перепачканные штаны. – Когда ты будешь одета, как все наши женщины, тебе самой будет удобнее, а осейджи примут тебя с большей готовностью.

Одинокий Зимний Волк притягивал ее к себе своей мягкостью и сострадательной улыбкой.

– Спасибо. Ты очень добр.

Он пристально смотрел на нее, и Алексу неудержимо потянуло к нему. Ей нужен был кто-то, кто защитит ее и утешит в отчаянии и боли, разрывающей сердце. Одинокий Зимний Волк предлагал ей свое сильное плечо, и Алекса уступила.

– Тебе не нужен переводчик, – прохрипел он, проводя рукой по ее шее и сияющим волосам. – Ты можешь читать мои мысли, да, Алекса?

Она молча кивнула и закрыла глаза, когда его губы коснулись ее. На мгновение Алекса растаяла в его сильных руках, но тут же снова напряглась. Лицо, вставшее перед ее внутренним взором, было лицом Кина. Она до сих пор ходила по тонкой линии, разделявшей любовь и ненависть к человеку, открывшему ей силу страсти, человеку, лишившему ее семьи.

Алекса высвободилась из сильных объятий и повернулась спиной, стараясь собраться с силами.

– Пожалуйста, уйди. Мне надо побыть одной… подумать. Одинокий Зимний Волк молча поднялся на ноги, встал позади нее, поправил спутанные локоны, спадавшие по спине.

– Ты знаешь, я хочу, чтобы ты стала моей женщиной, – пробормотал он ей в шею. – Я смогу защитить тебя. Осейджи с почтением относятся к жене сына вождя. Прямая Стрела будет недоволен, но мы с ним всегда расходимся во мнениях.

Он предлагал ей убежище в этом суровом, незнакомом мире, но Алекса уже знала, что другое красивое лицо будет постоянно преследовать ее, отказываясь оставить в покое. И все же как она может отвергнуть сына вождя, единственного человека, который отнесся к ней уважительно?

– Мне нужно время, чтобы обдумать твое великодушное предложение. – Она повернулась и взглянула в его мягкие глаза. – Пожалуйста, передай отцу, что я оплакиваю потерю моей семьи и очень сожалею, что так грубо говорила с ним. Этого больше не повторится.

Одинокий Зимний Волк чуть заметно кивнул и собрался уходить, но замешкался, повернулся и снова оглядел эту загадочную красавицу.

– Этой ночью тебе будет даровано уединение, но отец поставит охрану у входа, чтобы удостовериться, что ты не сбежишь. – Он сделал паузу и подарил ей еще одну улыбку. – Я не смогу слишком долго защищать тебя от Прямой Стрелы, потому что ты – его добыча и его собственность. – Он указал на кожаный ремешок пленницы у нее на шее и полосы желтой краски на ее щеках. – На тебе его клеймо, и немало времени уйдет, чтобы договориться с ним и выторговать тебя.

Спустя несколько минут Алекса услышала доносящиеся снаружи сердитые голоса. Она выглянула из хижины и увидела Прямую Стрелу и Одинокого Зимнего Волка, с головами ушедших в спор. С отчаянием подумала она, что Прямая Стрела не согласится на обмен – белая женщина унизила его перед сыном вождя, и он будет искать способ отомстить ей. Алекса ощущала себя предметом мебели, который можно продать или обменять. Сначала отец обращался с ней как с бессловесной рабыней, теперь осейджи смотрят на нее как на собственность, которую надо разделить между смелыми воинами.

Увидев, что два индейца расстались не дружеским образом, Алекса опустила бизонью шкуру, заменявшую дверь, и спряталась от внешнего мира. Она обязана найти способ и сбежать. Она не может жить с индейцами и вообще не может жить, пока не отплатит Кину Родону. Это он бросил ее в неведомый, абсолютно чуждый, жестокий мир, и теперь в ее сердце набралось слишком много горечи. Она не могла даже ответить на доброту Одинокого Зимнего Волка.

А он заслуживал лучшей женщины, чем та, что продолжает постоянно вспоминать лицо мужчины, сначала взявшего ее и лишившего невинности, потом оставившего на произвол судьбы. Хоть сын вождя и может дать ей защиту, окружить заботой и вниманием, но ему не удастся стереть память о Кине. Он всегда будет только замещать его. Алекса испытывала к Одинокому Зимнему Волку теплое дружеское чувство, но не более того.

Самые разные эмоции кипели и сражались в ней. Ей хотелось кричать и визжать изо всех сил, чтобы хоть как-то облегчить горечь потери, крушение всех надежд. Наконец она глубоко вздохнула и вытерла с лица последние слезы. Нужно было выжить и набраться сил, чтобы встретиться лицом к лицу с постигшим ее несчастьем.

Тьма накрыла Место Многих Лебедей – деревню на круче у реки Осейдж. Алекса сидела в отведенной ей хижине, ждала возвращения Одинокого Зимнего Волка и молилась, чтобы найти способ побега. Горечь в сердце не утихала. Она хотела встретиться с Кином Родоном, рассказать ему, что случилось с ее отцом и братом. Потом вцепиться ногтями в лицо и заставить пережить хоть долю той пытки, которой подверглась она. Она презирала и его, и себя. И еще злилась на себя за то, что мысли о Кине с легкостью расшевелили уснувшую было страсть, разбудить которую не удавалось пока больше ни одному мужчине. Ее влечение к нему перемешивалось с горем от потери родных, и это бесило Алексу до крайности. Как может один человек вызывать столько противоречивых чувств? И как может она стремиться к тому, кто причинил ей столько горя?

В глубине души Алекса Карвер, конечно, признавала, что Кин предупреждал ее и просил остаться в Сент-Луисе, но не могла справиться с собой. Если бы она и правда нравилась ему, то он никогда не позволил бы Джастину отправиться на Запад… Алекса приглушила всхлип и проглотила слезы, вспомнив, что не сообщила Кину, что ее семья покидает Сент-Луис. А почему? Да потому, что знала – ему нет до этого никакого дела. У Кина Родона нет ни унции совести или чести. Сердце его вырезано из самого твердого камня, и ей как-то не верилось, что Кина обеспокоит то, что произошло с ней и ее родными. Нет, он скорее всего рассмеется, гневно думала она. Она с легкостью могла себе представить это я-же-тебе-говорил выражение на его жестком лице.

Бизонья шкура отодвинулась, прервав ее невеселые размышления. Алекса вздрогнула, увидев темное, суровое лицо Прямой Стрелы. Он поставил тарелку с едой, пробормотал что-то неразборчивое и прошагал к выходу. Алекса осторожно попробовала странное кушанье – решительно ни на что не похоже. У него был странный, незнакомый запах, но Алекса давно ничего не ела, лишь однажды выпила немного воды. Пока она ковырялась в тарелке, у входа появился Одинокий Зимний Волк.

Он молча присел рядом на корточки и разложил перед ней платье индейской женщины.

– Я принес тебе подходящий наряд, – тихо проговорил он, стараясь не встречаться с ней взглядом.

Алекса мгновенно почувствовала – что-то не так, он принес ей дурные новости.

– Я говорил с Прямой Стрелой. Когда я великодушно предложил за тебя четырех ценнейших жеребцов, он наотрез отказался. Он настаивает, чтобы ты носила его ожерелье пленницы и оставалась его собственностью.

Всего мгновение потребовалось, чтобы понять намерения Прямой Стрелы в отношении ее. Волна отвращения нахлынула и затопила ее. Она должна бежать, но просить Одинокого Зимнего Волка о помощи не может. Он – сын По Хью Ска, вождя, и не может помогать побегу белой пленницы. Алекса глубоко уважала Одинокого Зимнего Волка. Она не будет его использовать. В один прекрасный день он сам станет вождем, и ему нелегко будет править племенем, если оно будет знать, что его легко сбить с пути.

Она могла удрать самостоятельно, так, чтобы он ничего не знал о се намерении.

Одинокий Зимний Волк поднял глаза и улыбнулся.

– Переодевайся, Алекса. Думаю, тебе будет удобно в этом платье.

Она согласно кивнула, не в состоянии сопротивляться его мягкому обращению. Когда он вышел, Алекса поднялась на ноги и закачалась. Она стянула свою рубашку, натянула через голову платье из оленьей кожи и нахмурилась. Столько усилий потребовалось, чтобы одеться и не упасть… Да что это с ней? Или она полностью лишилась сил после ужасных событий дня, завершившихся ее пленением?

Одинокий Зимний Волк вошел внутрь и довольно улыбнулся. Алекса была просто очаровательна в этом индейском наряде. Оно сидело на ней плотно, как перчатка, подчеркивая полноту грудей и стройность талии и бедер, а загар на лице делал ее похожей на настоящую осейдж. Ее глаза… он уныло вздохнул. Глаза были таинственными, загадочными… Как он желал обладать этой женщиной. Он прекрасно понимал, почему Прямая Стрела отказался торговаться с ним. Но мысль об Алексе, лежащей в объятиях Прямой Стрелы, казалась невыносимой. Ему хотелось стереть с ее щек желтую краску и сделать Алексу своей скво, а не собственностью Прямой Стрелы.

Он невольно сделал шаг к ней и провел пальцем по ее щеке. Когда же Алекса качнулась ему навстречу, закинув руки ему на грудь, он счел этот жест приглашением. Губы его прижались к ее губам и жадно выпили медовый поцелуй. Ноздри наполнились неповторимым женственным ароматом.

Алекса и правда ощущала себя странновато. Она будто оцепенела, не обращала внимания на происходящее вокруг нее. Потом ее оцепенение прошло, губы приоткрылись в ленивой, обольстительной улыбке, когда индейский воин поднял голову и с любопытством посмотрел на нее.

– Сегодня днем твое поведение предупредило меня, что надо ступать осторожно, а теперь ты прямо таешь у меня в руках.

Она не ответила, потому что он проговорил эти слова на родном языке, но когда уже была готова снова упасть в его объятия, он сердито отстранил ее.

– Спи, – приказал он и попятился. – Я должен сейчас идти.

Алекса поникла на мягких шкурах, выстилавших хижину, чувствуя, будто парит на пушистом облаке. Каждое движение требовало таких усилий, что она осталась лежать на боку, ресницы опустились, приветствуя долгожданный сон… И сны пришли – сны о счастливых днях, когда жизнь была такой простой, когда она жила среди своей семьи.

Одинокий Зимний Волк расхаживал по лагерю и буквально кипел от ярости. Алекса и раньше днем позволила поцеловать себя, но весьма неохотно. Он знал совершенно точно, что именно сделало эту прелестную маленькую кошку податливой и отзывчивой на ласку, как котенок. Прямая Стрела щедро приправил ее ужин пейотом[1] и афродизиаком[2]. Он собирался вернуться в свою хижину и взять Алексу, несмотря на строжайший приказ По Хью Ска оставить ее на время в покое. В нормальном состоянии Алекса постояла бы за себя, но Прямая Стрела позаботился, чтобы она не была такой же упрямой, как тогда, когда угрожала искромсать его на кусочки своим ножом.

И Одинокий Зимний Волк, проклиная Прямую Стрелу за коварство, скрылся в собственной хижине.

Алекса, погруженная в туманный, путаный сон, слегка зашевелилась. Мужская ищущая рука двигалась по ее телу, вызывая на губах мечтательную сонную улыбку. Она обхватила руками мужскую шею и вгляделась, но увидела лишь темноту и маячащее где-то вдалеке лицо. Прохладные губы коснулись ее, и Алексу наполнили приятнейшие ощущения, которые возросли, когда ласки переместились на ее грудь. Потом прикосновение стало настойчивым, требующим.

Алекса слабо застонала, сдаваясь и уступая нежной ласке этих рук, этих губ. Она что-то бормотала, но смысл слов ускользал от нее.

Ее ласкали настойчивее, смелее, прикасаясь к ней так смело, что она дрожала от возбуждения и растущего желания. Потом его губы снова накрыли ее рот, лишили возможности дышать, но Алекса не жаловалась. Она упивалась восхитительными ощущениями, поглотившими ее. И когда ощутила холодок, прокравшийся вслед за настойчивыми руками и губами, то тоже не протестовала – поняла, что с нее сняли мешающую одежду. Алекса безропотно уступила теплу накрывшего ее тела, заставившего ее задрожать от новых, еще более острых ощущений, унесших ее еще дальше от берега сознания в океан чувств.

Алекса гладила руками выпуклые мышцы широкой спины, приветствуя своего властителя, принимая его в себя целиком, упиваясь его мощными, энергичными толчками, умирая и оживая в одни и те же мгновения. Она затаила дыхание, когда новое, исступленное, бесконтрольное ощущение опалило ее до самой глубины, и неистово прильнула к единственной опоре в бешено вращающемся мире сладострастия.

В ее ушах отдалось эхо его стона, он содрогнулся и прижал ее к себе еще крепче. Она удовлетворенно вздохнула, закрыла глаза и поплыла на пушистом облаке к далекому горизонту. Через мгновение Алекса уже ничего не видела, не слышала, не чувствовала – она свернулась в его объятиях, как доверчивый младенец, прижалась щекой к его голой груди и безмятежно заснула.

Яркий луч солнечного света проник в хижину, Алекса подняла тяжелые веки и прищурилась, чтобы разглядеть стоящего над ней высокого мужчину, ощупывающего ее жадным взглядом. Внезапно поняв, что лежит совершенно голая, она задохнулась от ужаса и поспешила прикрыться первой подвернувшейся под руку шкурой.

Чувствуя себя так, будто ее окатили ведром ледяной воды, Алекса подтянула колени и села, прижимая к себе шкуру. Взгляд ее выражал осуждение и невыносимое отвращение. Так, значит, Прямая Стрела действительно обольстил ее! Это был не сон! Он усыпил волю к сопротивлению наркотиками! И потом, когда прокрался к ней в темноте и взял ее, у нее не было сил помешать… Алекса кипела от ярости. Будь она в сознании, она полоснула бы ножом по ненавистному горлу и либо освободилась, либо умерла бы, защищаясь. Будь он проклят!

– Не подходи, ты, гадина! – буквально выплюнула Алекса и выхватила нож, который прятала в своих вещах. Прямая Стрела не побеспокоился забрать его после того, как Одинокий Зимний Волк прервал их стычку накануне.

Одетая в мокасин нога тяжело опустилась на запястье Алексы. Прямая Стрела уже был готов упасть на нее и осуществить свое намерение, если бы его не прервали. Он обернулся и сверкающими от ненависти глазами взглянул на вошедшего Одинокого Зимнего Волка.

Сдерживая свой гнев, сын вождя схватил Алексу за руку, рывком поднял на ноги, поставил рядом с собой и взял ее платье из оленьих шкур. Для него не составило труда понять, что именно хотел Прямая Стрела от белой пленницы.

– Приведи твою пауни, твою рабу. Мой отец желает видеть вас обоих.

Прямая Стрела недовольно заворчал и, дернув за ошейник, притянул Алексу к себе. Но Одинокий Зимний Волк не собирался стоять и спокойно смотреть, как оскорбляют женщину, которую он хотел сделать своей.

– По Хью Ска не ожидает увидеть ее всю в синяках, Прямая Стрела. – Взгляд его упал на Алексу. – Одевайся. Не бойся, Прямая Стрела доставит тебя к вождю, не причинив вреда. – Он холодно посмотрел на рычащего в бешенстве индейца и добавил: – Если не хочет, чтобы его сурово покарали за это.

Алекса одарила спасителя благодарной улыбкой, когда тот перевел свои слова Прямой Стреле. Когда же Одинокий Зимний Волк покинул хижину, выражение ее лица сменилось на негодующую ярость. Хоть Прямая Стрела и не мог понять слов, но тон их был предельно ясным.

– Дай-ка мне одеться. – Она величественно указала рукой на выход. – Ты не будешь пялиться на меня, особенно после того, что сделал прошлой ночью. Я никогда тебе этого не прощу. – Обладай ее взгляд убойной силой, Прямая Стрела уже отправился бы в более счастливые охотничьи угодья.

Индеец сжал зубы и поднял руку, собираясь ударить Алексу, но она вскинула свой упрямый подбородок еще выше, не позволяя ему увидеть клубящийся в серых глазах страх. Что она позволила увидеть ему – так это ярую, непримиримую ненависть. Она еще поклялась себе, что никогда, ни за что не позволит этому индейцу снова прикоснуться к ней, что бы тот ни подмешивал ей в еду. Мысль о том, что она отвечала страсти, отдаваясь мужчине, которого ненавидела, доводила Алексу до умопомрачения. Произошедшее казалось странным сном, который трудно было понять до конца; и хоть она ясно помнила, какое удовольствие получила в его объятиях, все равно презирала Прямую Стрелу за его коварный, дьявольский замысел.

Когда осейдж выскочил из своей хижины, прекрасно понимая, какое наказание ему грозит, если эта дикая кошка появится перед вождем в синяках и ссадинах, Алекса откинула шкуру и начала одеваться. Она вышла наружу, где ее ожидал Прямая Стрела. Он сильно толкнул ее перед собой, доказывая всем наблюдающим, что она – его собственность. Глаза Алексы устремились к Одинокому Зимнему Волку, потом переметнулись к По Хью Ска. Она похолодела и замерла, увидев человека, сидящего на корточках рядом с вождем. Их глаза встретились, и Алекса задохнулась.

Кин Родон смотрел на Алексу, как молодой любовник на портрет возлюбленной, с которой не виделся много лет. Сердце его забилось с перебоями, когда взгляд охватил ее всю целиком. Представшая его взгляду женщина могла посрамить любую индейскую красавицу. Алекса была просто умопомрачительна в своем наряде из тончайшей оленьей кожи, украшенном бахромой и бусинами по краю ворота, рукавов и подола. Длинная бахрома обольстительно ниспадала вокруг ее рук и босых ног, подчеркивая плавные движения молодой женщины. Вдруг Кин заметил желтую краску на ее щеках, ошейник пленницы – на шее и гневно прищурился. Волосы Алексы, заплетенные в косу, падали на высокую грудь, и Кин испытал неодолимое желание прикоснуться к ее нежной коже, еще раз провести руками по упоительным изгибам стройного тела.