Так получилось, что мы с Григом рано покинули Центр – всего через полгода после взрыва Лагуты, а Рарк остался и подлежал ликвидации…
      Я, Григ и Рарк дружили с пеленок и были, что называется, неразлейвода. Наши родители частенько шутили, что уже и сами запутались, кто чей сын, потому что мы постоянно были вместе, живя по очереди то в одной семье, то в другой, то в третьей. Правда, после школы наши пути разошлись – Григ поступил в Горный, я во Внешний Патруль, а Рарк обожал астрономию и хотел стать ученым. Но как же мы обрадовались, встретившись в том самом Научно-исследовательском Центре!
      А потом был взрыв Лагуты, и наша жизнь взорвалась вместе с ней. Беда еще больше сплотила нас троих – ведь, кроме друг друга, у нас не оставалось никого из близких. Во время катастрофы погибли жена Грига, его отец, мои родители и дед, все родные Рарка и миллионы других – людей и маоли, которые оказались разменными пешками в бесконечной, жестокой, военной игре.
      Нам сказали, что это дело рук окарцев, мы поверили и захотели отомстить. Мы действительно работали, как проклятые, сутками не отрывались от компьютеров, забывая про сон и еду. Но некоторые из нас так и не смогли пережить потерю – сходили с ума или кончали с собой.
      Григ тоже был тогда на грани самоубийства – он постоянно, ежесекундно думал о своей Агише. Мы с Рарком не спускали с него глаз, и однажды лишь в самый последний момент успели предотвратить трагедию. И тогда Рарк отозвал меня в сторонку и сказал, что надо срочно что-то предпринять. Надо как-то заставить Грига жить. Мы долго думали, а потом решили – ему нужно действие. Не двадцатичасовое сидение у компьютера, а действие. Настоящее.
      «Григу нужно в армию, – сказал я. – Чтобы реально, с оружием в руках противостоять врагу. Серьезно, Рарк. Давайте все втроем рванем в штурмовики?»
      «Идите вдвоем, – отказался Рарк, – армия не для меня. А вот Григу, пожалуй, это сейчас то, что надо».
      Так наши с Рарком пути разошлись во второй раз.
      Мы с Григом обратились к кураторам Центра с просьбой отпустить нас в армию. Они согласились рассмотреть наши заявления и для начала отдали нас психологам. Те долго и муторно тестировали нас, а потом передали в руки военных. Нам пришлось сдать кучу разных нормативов, но, в конце концов, наше желание исполнилось. Мы приняли воинскую присягу. Правда, служить вместе нам не довелось. Грига зачислили в штурмовики, а в меня мертвой хваткой вцепилась разведка.
      Мы с Григом расстались, но я имел возможность издалека следить за его карьерой – еще бы! – очень скоро он стал живой легендой. А мою деятельность окутывала тайна. Я не имел права раскрываться даже перед ним…
      – Но вы не слушаете меня, – обиженно сказал Оуэн. – Вам неинтересно?
      – Ну что вы! – спохватился я. – Очень интересно. Так вы говорите, что те маоли, которые отказались сотрудничать с вами, были ликвидированы? А как именно их убили, вы знаете?
      – Не помню точно, – отмахнулся Бриль. – Расстреляли, кажется.
      …Мне сказали, что в Центре началась эпидемия. Нам с Григом даже не позволили похоронить Рарка. Сказали, что всех погибших сожгли…
      – А какая разница, как? – добавил Оуэн.
      – Вы правы, никакой, – обаятельно улыбнулся я. – Просто профессиональное любопытство.
      – Кстати, о вашей профессии… Мы можем договориться. Я заплачу вам три миллиона кредитов, если вы сделаете вид, что не нашли меня.
      – Добавьте еще миллион и считайте, что мы договорились. – Я разлил по бокалам остатки коньяка и спросил: – Но расскажите мне, почему вы решили сбежать?
      – Почему… – Оуэн залпом выпил свой коньяк и сунул в рот дольку лимона. – Да потому, что казавшаяся бесконечной работа над картами подходила к концу, и я вот-вот стал бы не нужен. Но я слишком много знал, и меня вряд ли отпустили бы живым. Я предпочел не проверять, так ли это, и сбежал.
      Он умоляюще посмотрел на меня и вытер проступившую на лбу испарину.
      – Вы понимаете, я хочу жить! Очень хочу! Просто жить!
      – А разве они не хотели? – откликнулся я, но Бриль уже не слышал – растворенный в последней порции коньяка препарат полностью отключил его сознание.
      Все. Наконец-то можно бросить притворяться, прекратить играть роль и дать волю обуревавшим чувствам. Открывшаяся правда сводила с ума. У меня не просто выбили почву из-под ног, мне практически переломили хребет. Оказалось, что все, чем я жил, во что верил и чему посвятил последние двадцать лет, было ложью. Наглой и циничной ложью. Двадцать лет из меня делали дурака. Рискуя жизнью и полностью забывая о себе, я истово защищал идеалы, которые, как выяснилось, не стоили и гроша! Двадцать лет я искал врага, уничтожившего Лагуту, даже не подозревая, что на самом деле преданно служу ему!
      Мне хотелось выть. Бить кулаками о стены. Разорвать на куски пребывающего без сознания Оуэна Бриля, а потом пустить себе пулю в лоб.
      Но я не сделал ни того, ни другого. Немного посидел, бездумно следя взглядом за скользящими среди водорослей золотыми рыбками, а потом набрал на коммуникаторе код, вызывая своих оперативников.
      – Дело сделано, ребята. Забирайте груз.
 

* * *

 
      Громко пиликает коммуникатор, вырывая меня из воспоминаний Стина. Ошалело обвожу взглядом больничную палату, не понимая, где я и кто я. Моя душа все еще корчится от ненависти и боли, на языке сохраняется стойкий вкус коньяка, а перед глазами мелькают пушистые хвостики золотых рыбок.
      – Брайан, ты будешь отвечать на вызов? – спрашивает Григ.
      – А?
      Смотрю на строку абонента. Паук. Это он жаждет пообщаться со мной.
      – Чего тебе? – довольно грубо откликаюсь я.
      – Карты, Брайан, – отвечает он. – Мне нужны карты. Хочу напомнить, что у тебя остался всего один час.
      Подробно и нецензурно рассказываю, куда ему следует пойти и чем там этот час заниматься, а потом отключаю коммуникатор и мысленно окликаю Стина:
      – А что было дальше?
      – Я сдал Оуэна Бриля с рук на руки своим оперативникам. Те тайком вывезли его с небольшой провинциальной планетки, где он прятался, и вернули в Центр.
      – Но почему ты не прикончил его?
      – Во-первых, из соображений личной безопасности. Если бы я убил его, то операция считалась бы проваленной и меня самого ликвидировали бы. А во-вторых, он был лишь пешкой, крохотным винтиком в отлаженной военной машине. Использованным винтиком. А таких – в этом он был прав – обычно рано или поздно выкидывают на свалку. Нет, его жизнь или смерть уже не имели значения. Гораздо важнее стало уничтожить карты. По соображениям секретности, они хранились лишь в одном экземпляре, и на их воссоздание ушло бы не менее ста лет, ведь всю работу пришлось бы начинать заново, а в распоряжении военных уже не было того количества маоли, которое трудилось над картами изначально.
      – И ты разыскал Грига и рассказал ему правду, – говорю я.
      – Да. Мы с Григом решили, что не надо сразу уничтожать карты. Вначале следует предъявить их Совету ОНГ, чтобы те высокопоставленные преступники, которые двадцать лет назад санкционировали взрыв Лагуты, все-таки понесли наказание. Мы совершили налет на базу, изъяли карты, а потом я спрятал их в том самом хранилище, намереваясь вскоре вернуться за ними. Но меня вычислили и, уходя от погони, я погиб в полной уверенности, что Григ на свободе и сможет довести операцию до конца.
      – А я был уверен, что Стин жив и в безопасности, и только поэтому рискнул вернуться на Фиору. Тем самым я совершил ошибку, – вздыхает Григ. – Меня ударили исподтишка, сзади. Очнулся я с пробитой головой в грузовом отсеке лайдера, связанный, как кровяная колбаса. А рядом со мной валялся избитый до полусмерти пулеметчик…
      – Лонг? – вырывается у меня.
      – Лонг, – подтверждает Григ. – Он пытался защитить меня от своих же, но в результате едва не погиб сам. Вот так я и попал в плен.
      Некоторое время царит молчание, а потом я спрашиваю:
      – Григ, а ты можешь как-то почувствовать, Лонг сейчас настоящий или его все-таки подменили? У вас же с ним был один раз ментальный контакт, там, на Фиоре, когда ты рассказал ему про подземелье в руинах.
      – Что-то такое и впрямь было, – соглашается Григ, – но контактом я бы это не назвал. Он человек, не маоли и не способен на ментальный контакт. А что до остального… Возможно, если я пообщаюсь с ним лично, то почувствую. А так, через тебя, – нет.
      – Ладно, тогда ты, Стин. Ты со своим опытом разведчика наверняка можешь с ходу вычислить, кто из окружающих меня людей Паук.
      – Да со мной та же петрушка. Я ведь не вижу людей вживую. Я воспринимаю их опосредованно, через твое сознание. Так что я могу только предполагать.
      – Ну, так предполагай! – требую я.
      – Давай попробуем, – говорит Стин. – Вернемся к началу… Как я уже говорил, Паук обязан был внедрить в твое окружение своего человека, который бы страховал и контролировал тебя. Но, зная характер Паука, я почти уверен, что такое дело он не доверил оперативнику, а занялся этим лично. Итак, примем как факт, что Паук сам вошел в твое окружение. Но под чьей личиной?
      – Вот и я о том же. – С тревогой смотрю на часы. 11:11. Дьявол! Минуты уходят, как вода в песок!
      Стин чувствует мое нетерпение, и невольно начинает говорить быстрее:
      – Ответ очевиден: под личиной человека, которому ты сможешь полностью доверять. А кто годится на эту роль лучше, чем гонщик? Но из «Отвязных Стрельцов» никого заменять было нельзя, ведь на трассе ты легко вычислил бы его. А вот БЫВШИЙ гонщик подходил как нельзя лучше. С одной стороны, он был для тебя своим, а с другой, ты не мог проверить его на трассе.
      – Бывший гонщик? Ты имеешь в виду Дика? – уточняю я.
      – Да, – подтверждает Стин. – Я почти уверен, что Паук еще перед началом операции занял место Дика… или Лонга.
      – За Лонга не скажу, а Дик поначалу был самый настоящий. Ведь я, как ты говоришь, проверил его на трассе. Дик дал мне кучу всяких полезных советов по поводу Ночной гонки, рассказал, как лучше проходить ее. А такое знать мог только тот, кто сам не раз хаживал по ней.
      – Ты ошибаешься. Дик при тебе не выходил на трассу. Он дал советы, то есть рассказал теорию. Наверняка трассу и соперников предварительно просчитали на компьютере и составили рекомендации, которые Дик и изложил тебе. Но одно дело рассказать, как надо проходить трассу, и совсем другое пройти ее самому. Как говорят на одной веселой курортной планете, это две большие разницы.
      Стин делает паузу, чтобы я мог обдумать услышанное, а потом продолжает:
      – Есть и еще кое-что. Мне во всей этой истории не давал покоя гипноизлучатель. Ну, понятно, прежде всего, он нужен был для того, чтобы покрепче привязать тебя к Ирэн…
      – Ты намекаешь, что мне ВНУШИЛИ, будто я люблю ее?!
      – Такие сеансы с тобой наверняка проводились, и не раз, – подтверждает Стин. – Но в них было не слишком много проку. Ты маоли, пусть и ущербный, и ты практически не поддаешься гипнозу. Нет, я имел в виду другое. Тебя заставили почувствовать ответственность за Ирэн. Заставили бороться за ее жизнь, рискуя своей. То есть выработали в тебе «синдром спасителя» и тем самым многократно усилили твою, возникшую после секса симпатию к ней. К тому же Ирэн вполне отвечает твоим подсознательным представлениям об идеальной спутнице жизни. Ты достаточно смазлив, относительно богат и довольно знаменит, так что наверняка в эффектных развязных красотках у тебя недостатка нет. Ты уже пресытился ими, для тебя они стали все на одно лицо. Девушки на одну ночь, без продолжений и обещаний. Их много, и они «не то». И вот тебе подворачивается Ирэн. Она не ослепительная красавица, но очень милая и симпатичная, а главное, домашняя, своя. И для человека, выросшего в приюте, она олицетворяет спокойную семейную жизнь, то есть то, чего у тебя никогда не было, но чего ты с самого детства хотел иметь больше всего на свете…
      – Хватит, Стин, – не выдерживаю я. Не могу больше выносить это профессиональное препарирование моей и без того растерзанной души.
      – Прости, – немного растерянно откликается он.
      – Вернемся к гипноизлучателю, – вмешивается Григ. – Стин, ты сказал, что он не давал тебе покоя.
      – Да. Вернее не он сам, а его кража. Зачем его понадобилось красть? Да затем, чтобы вывести тебя, Брайан, на Эрика и его шестерок, среди которых скрывался сам Паук. А дальше втереться к тебе в доверие было делом техники, что превосходно и удалось осуществить Лонгу. Хотя, я думаю, изначально твоим помощником должен был стать все же Дик, а не Лонг. Но ты выбрал Лонга. Кстати, почему, а? Ведь гонщик тебе должен был быть ближе, чем штурмовик?
      – Почему? – задумываюсь. – Потому что Лонг опознал во мне Грига.
      – Я об этом не подумал, – бормочет Стин. – А ведь этот момент и впрямь не однозначный…
      Он замолкает, погрузившись в размышления.
      – Стин, – не выдерживаю я. – Так ты считаешь, что Паук это либо Дик, либо Лонг?
      – А? Да… Кстати, с Ирэн был кто-то из них. Она сказала: «Ты знаешь, кто это. Это Би…», то есть Бинг, он же Лонг. Или она сказала: «бы…» – бывший гонщик «Диких Кентавров», то есть Дик. Она наверняка не раз видела Дика по визору, ведь еще год назад он был одним из лидеров своего клуба. Гордостью команды и прочее. А Ирэн, насколько я понял, интересуется гонками. Она болельщица, может, и не рьяная, но все же…
      – Погоди, но ты сам говорил, что с Ирэн мог быть не Паук, а оперативник. А Паук, например, это Билл. Или Курт, – возражаю я.
      – Нет. Паук либо Лонг, либо Дик, – уверенно отвечает Стин.
      – Почему?
      – Выигрыш, Брайан. Все дело в выигрыше. Не зря Ирвин так заинтересовался им. Похоже, Паук затеял эту аферу исключительно с целью личного обогащения. Он умело вплел ее в канву общей, так сказать, официальной, операции – якобы чтобы продолжать оказывать на тебя давление, а на деле, намереваясь просто-напросто набить свой кошелек. Я уверен, что не ошибаюсь, потому что ни для чего другого победа «Бешеных Псов» не была нужна. К тому времени Паук уже вступил с тобой в открытый контакт. Ты понимал, что происходит, и было вполне достаточно просто шантажировать тебя жизнью Ирэн. Однако замысел с «Бешеными Псами» довели до конца, а выгодно это было только двоим: Лонгу и Дику.
      – Тогда Паук – это Лонг! – говорю. – Именно ему досталась большая часть выигрыша. Кстати, Ирвин, узнав об этом, сильно удивился и даже переспросил, уверен ли я, что Дику досталось меньше, чем Лонгу.
      – Хм, – задумывается Стин. – Его удивлению есть только одна причина: Ирвин точно знал, что Паук – это Дик.
      – Но Виктор проверил расчетные счета Дика и Лонга, так что сомнений нет: Дику достался миллион, а Лонгу три.
      – Да… – тянет Стин. – А ведь, пожалуй, тогда все меняется…
      – Что, Стин?
      – Подожди, не тереби меня. Мне надо подумать.
      – Времени нет. – Я гляжу на часы и начинаю заводиться. – Уже одиннадцать сорок пять. Через пятнадцать минут истечет назначенный Пауком срок!
      – Вот и помолчи хотя бы эти пятнадцать минут! – огрызается Стин.
      Молча жду, не сводя взгляда с часов.
      11:46… 11:48… 11:50…
      – Стин, – не выдерживаю я, – ну что?
      – Пусть Виктор еще раз проникнет в банковскую систему и посмотрит, остался ли выигрыш на счетах Дика и Лонга, и если нет, то на какие именно счета ушли деньги.
      11:51…
      – На это нет времени, – возражаю.
      – У тебя полно времени, – после паузы говорит Стин.
      – В смысле? Ты думаешь, Паук не станет убивать Ирэн?
      – Я уже отвечал на этот вопрос, – излишне резко отзывается он.
      – Ты сказал, что Паук убьет Ирэн, а потом возьмет в заложники Мартина и даст мне еще одни сутки.
      – Вот именно, Брайан. Сутки. А это очень много времени.
      – Нет, Стин… нет…
      – У тебя только два пути, – очень тихо откликается он. – Или пожертвовать, или предать.
      Наверное, у меня наступает психологический шок, потому что на некоторое время я вообще перестаю соображать. Григ и Стин исчезают. А может, их и не было вовсе, а все мое общение с ними – это признаки начинающейся шизофрении. Раздвоение личности…
      Хихикаю и подношу руки к голове. Мое восприятие искажается – стены палаты плывут, как в кривом зеркале, а мерцающие на стене часы вырастают до гигантских размеров, заслоняя весь остальной мир.
      «11:55… 11:56…» – отсчитывают часы, и в такт с ними у меня в висках кровавыми молоточками стучит: «Пожертвовать или предать…»
      В дверь палаты деликатно стучат.
      – Войдите, – машинально откликаюсь я.
      Дверь открывается. Я пытаюсь сконцентрироваться на вошедшей… Медсестра… в руках у нее плоская книжка портативного визор-фона.
      – Мистер Макдилл, вам просили передать вот это.
      Даже не буду спрашивать, кто именно просил. Я и так знаю, кто…
      – Спасибо.
      Беру визор-фон и жду, пока за медсестрой захлопнется дверь. Включаю и вижу на экране какое-то нежилое заброшенное помещение, каких полно в «Гнилом Квартале». В центре длинный стол, на нем лежит Ирэн. Ее запястья и лодыжки закованы в приделанные к столу металлические кольца. Над столом смонтировано нечто, напоминающее гильотину, широкое косое лезвие которой нацелено прямо на шею Ирэн.
      Внизу экрана бежит текст:
      «У тебя осталась одна минута, чтобы попрощаться с ней… Шестьдесят секунд… Пятьдесят пять… Пятьдесят четыре…»
      В моей голове происходит очередной сдвиг. Теперь мне кажется, что я сижу в кабине лайдера, а автоматика ведет предстартовый отсчет.
      Сорок пять… Сорок… Тридцать пять…
      И тут вдруг все встает на свои места. Я успокаиваюсь и даже начинаю улыбаться.
      «У тебя много времени», – сказал Стин. Что ж, он прав. Уж кому как не мне знать, что даже одна секунда – это целая вечность, а у меня их больше тридцати. Для космического гонщика тридцать секунд – это больше ста километров трассы, три боя, три поражения или победы. Целых три. Но сейчас мне достаточно и одной…
      – Останови часы, – говорю в уверенности, что Паук отлично слышит меня. – Я готов отдать тебе карты. Но у меня есть условие.
      «А ты уверен, что можешь ставить условия?» – ехидничает Паук.
      В углу экрана продолжают мелькать цифры: 31… 30… 29… 28… Камера поворачивается и показывает мне лицо Ирэн. У нее отчаянные застывшие глаза и кровь на подбородке – тоненькая алая струйка сочится из закушенной с силой губы.
      – Уверен. Потому что ни у тебя, ни у меня больше нет выбора. – Я говорю медленно, неторопливо, словно и не вижу, что обратный отсчет по-прежнему неумолимо приближается к нулю. – Знаешь, когда у человека не остается выбора, ему становится легче. Нет, правда. Если тебя заставляют выбирать, ты мечешься, психуешь, сходишь с ума. А вот если выбора нет, то все вдруг становится на свои места, и ты просто делаешь то, что должен.
      «И к чему это лирическое отступление?», – откликается Паук.
      15… 14… 13… Ирэн зажмуривается и еще сильнее закусывает губу. Ей страшно так, что хочется кричать. Реветь. Просить, захлебываясь словами. Умолять. Но она молчит, и я отчетливо понимаю, чего ей стоит это, незаметное на первый взгляд мужество.
      Откашливаюсь, прогоняя скрутивший горло спазм, – нельзя, чтобы сейчас мой голос дрожал, и говорю:
      – Я просто вспомнил про «Бешеных Псов»…
      12… 11… 10…
      – …ведь там у меня совсем не было выбора…
      9… 8… 7…
      – …я четко знал: «Псы» должны победить. Должны! И цена здесь не имеет значения. Хотя это, конечно, я загнул: цена всегда имеет значение, и один, к примеру, всегда будет меньше трех.
      Мой голос остается спокойным и рассудительным, но внутри у меня все звенит от напряжения и сомнения: а не ошибся ли я? Воспринял ли Паук мои слова так, как надо? Услышал ли заложенный в них намек?
      – Один меньше трех, – повторяю.
      «Три…» – эхом откликается таймер.
      Два… Хищное лезвие гильотины едва заметно дрожит, предвкушая кровь.
      Паук молчит.
      Мне кажется, что таймер целую вечность висит на двойке, а потом, словно нехотя, перескакивает на единицу…
      Одна секунда! Все, больше ждать нельзя. Пора выводить Ирэн с линии огня. Нужно назвать координаты хранилища. Открываю рот, и тут вдруг окошко с цифрами гаснет. Смотрю, не понимая. Что это значит?! Я опоздал, и адский механизм вот-вот сработает?!
      Нет, лезвие гильотины висит, как приклеенное. А в окошке появляется текст:
      «Если тебе пришла охота поболтать на общие темы, ничего не имею против, – пишет Паук. – Больше того, готов пообщаться с тобой лично, ты же теперь как-никак наш человек. Внештатный агент».
      – Да. Точно, – подтверждаю я.
      «Тогда жду тебя в Гнилом Квартале». – Паук диктует адрес.
      – А Ирэн?
      «Она пока останется у меня».
      Паук отключается, а я несколько секунд стою неподвижно, приходя в себя, потом накидываю халат и спускаюсь вниз, в торговую лавку. Покупаю себе одежду и обувь взамен сгоревшей. Одеваюсь, вызываю такси. И пока машина везет меня по указанному адресу, набираю на коммуникаторе код Лонга и задаю ему один-единственный вопрос.
      – Чего-о-о? – растерянно переспрашивает он.
      Слово в слово повторяю вопрос. Он долго молчит, а потом все же дает мне ответ.
      – Вот, значит, как. – Мои губы готовы сложиться в улыбку, ведь Лонг сказал мне именно то, что я хотел услышать.
      – Брайан, – осторожно начинает он, – может, тебе все же не помешает моя помощь?
      – Конечно. – Теперь я улыбаюсь во весь рот. – Без твоей помощи мне никак.
      – Мы с тобой можем попробовать освободить Ирэн…
      Перебиваю его:
      – Нет. У меня для тебя есть более ответственное задание. Очень важное. Справишься?
      – Постараюсь, – проявляет энтузиазм Лонг. – Что нужно сделать?
      – Надо заскочить ко мне домой и… – Я замолкаю.
      – И? – не выдерживает Лонг.
      – И… покормить Сятю.
      – Чего?! – Наверное, Лонгу кажется, что он ослышался.
      – Сятю покормить, а то он, бедненький, уже пару часов не ел. Так ты поможешь мне, Лонг? – издеваюсь я.
      – Да пошел ты, – мрачно выдыхает он и прерывает связь.
      Тут навигатор сообщает, что такси прибыло по указанному адресу. Оставляю команду: «Ждать», а сам рысцой бегу к своему дому. Да, да, по дороге к Пауку я решил заскочить к себе домой, потому что мне просто-таки позарез нужно повидать Сятю и оставить ему кое-какие инструкции…
      Несколько минут спустя я снова в такси. На этот раз направляюсь прямиком по адресу, указанному Пауком.
      Смотрю в окошко. Снегопад давно прекратился. Резко похолодало, но в целом денек выдался что надо. Пожалуй, впервые за всю зиму природа решила побаловать нас пронзительно-синим небом, ослепительно-белым снегом и веселым хрустящим морозцем. Наверняка все парки сейчас переполнены – любителей покататься на лыжах в Мегаполисе хватает.
      Да, в такой день хорошо кататься на лыжах и очень обидно умирать…
      – Мобиль прибыл по указанному адресу. Осуществить высотную парковку? – спрашивает компьютер.
      – Да, – подтверждаю я.
 

* * *

 
      Резкий переход от ослепительного дня к пыльному полумраку заброшенного склада неприятен, но место встречи выбираю не я. Хотя… А почему, собственно, не я? Ведь теперь мы с Пауком на равных. У него есть козырь – Ирэн. Но и я пришел не с пустыми руками – у меня в рукаве туз – тот самый, который так заинтересовал Ирвина.
      Оглядываюсь по сторонам. Помещение не то, что мне показывали по визору, да и стола с гильотиной и Ирэн что-то не видать. Как и Паука. Впрочем, он наверняка прячется на втором этаже, который балконом опоясывает склад. На второй этаж ведет металлическая лестница, и я направляюсь к ней.
      – Нет, Брайан, тебе лучше остаться внизу, – раздается искаженный аппаратурой голос.
      Задираю голову и вижу облокотившийся на перила силуэт.
      – Что, так и будем разговаривать? – спрашиваю.
      – А почему нет? – откликается Паук.
      – Да у меня так шея быстро заболит. – Кручу головой и демонстративно тру шею. – Может, хватит этой шпионской ерунды? Я знаю, что ты не так давно выглядел, как Дик. И если ты еще не успел поменять обличье, спускайся. Вернее, давай мы вместе поднимемся на крышу, сядем в мобиль и поедем в Центральный Парк. Выберем уютную веранду-кафе с видом на горнолыжный склон, закажем сока, поболтаем.
      Паук смеется.
      – С тобой приятно иметь дело, Брайан. Ты умеешь проигрывать.
      «А ты?» – чуть не срывается с языка. Хотя чего там спрашивать, скоро я и так узнаю это…
      – Так как насчет кафе? – повторяю.
      – А давай, – соглашается Паук. – Только на всякий случай оставь здесь свой бластер.
      Сгружаю титановую игрушку на пол и отфутболиваю ногой в сторону.
      Паук спускается ко мне, и я с огромным удовлетворением вижу лицо Дика. Значит, Стин все-таки не ошибся. И значит, мой авантюрный замысел может сработать…
      Дик-Паук указывает в сторону широких ворот, которые прорезают одну из стен склада.
      – Мой мобиль там. Только иди первым, а то я терпеть не могу, когда кто-то дышит мне в затылок.
      – Это у тебя профессиональное, – отвечаю. – А я так, наоборот, предпочитаю оставлять противников за спиной.
      – Да, у нас с тобой разные профессии, – хмыкает Паук.
      Черный «Бутвиль» приветливо распахивает дверцу.
      – Садись за штурвал, – предлагает Паук, – а я покатаюсь пассажиром. Потом буду хвастать, что однажды у меня за пилота был знаменитый Брайан Макдилл.
      Теперь наступает моя очередь хмыкнуть. Лесть – это хорошо. В большинстве случаев она помогает растопить в отношениях лед и наладить контакт. Но здесь важно не переборщить с дозой…
      Завожу двигатели, включаю ручное управление и внимательно оглядываю панель – ищу среди приборов генератор помех.
      – Эх, жаль, твой Ирвин отнял у меня подарок Тома, – говорю.
      – Это какой? – проявляет живой интерес Паук. – Может, я смогу тебе его вернуть?
      Я молчу и выразительно тру ухо.
      – Понятно… – Паук достает из кармана компактный генератор помех вроде того, что был у меня. – Не бойся, он давно включен. Так что давай в открытую. Ты только взлетай, не тяни. Сделаем вид, что и в самом деле хотим посидеть в кафе.
      Поднимаю мобиль над крышами и вписываюсь в средний скоростной уровень воздушного шоссе.
      – Я знаю, что выигрыш на аутсайдере пошел в твой карман, – говорю напрямик. – Значит, ты присвоил казенные деньги, и если в твоей конторе об этом станет известно, тебе не позавидуешь.
      – Ах, вот оно что… – Дик смеется. – Мне, конечно, жаль тебя разочаровывать, но ты выстрелил вхолостую. Да, я действительно выиграл, о чем сразу же поставил в известность бухгалтерию. Так что перед конторой я чист, как ангел.
      – И на солнце бывают пятна, – бормочу я.
      – В смысле? – с вежливым интересом откликается он.
      – Да видишь ли, – вроде как нерешительно начинаю я. – Совсем недавно мне назвали три правила разведчика-разработчика, но я как-то сразу не оценил всю их мудрость…
      – Вот так просто взяли и назвали, – не верит Паук. – Интересно кто?
      Я молчу.
      – Понятно, источник разглашению не подлежит, – комментирует Паук. – Ну, и какие же это правила?
      – Что ошибаются все. Что ничто человеческое не чуждо даже профи. И что шантаж – классная штука. Так вот. Жадность – самое что ни на есть человеческое качество, и именно оно заставило тебя совершить ошибку – присвоить казенные деньги. Да, ты отдал в контору миллион, но положил себе в карман три. Ты сделал вид, что их выиграл Лонг. Ты провел деньги через его счет, а потом они исчезли в неизвестном направлении. Но сам Лонг наверняка и не догадывается, что делал ставку на «Бешеных Псов» и что несколько часов был миллионером. Он очень удивится, когда я расскажу ему об этом.
      Я не смотрю на Паука, делая вид, что целиком поглощен дорогой, но готов поставить сто против одного, что у него сейчас крепко стиснуты зубы, а в глазах разгорается злость пополам с бессильным бешенством.
      – Лонгу очень не понравится, что ты пытаешься подставить его в глазах конторы, – продолжаю я. – Ведь Лонг твой оперативник?
      – Естественно, нет, – отрезает Паук.
      – Да ладно тебе, – усмехаюсь я. – Стин уже давно расколол его.
      Паук спадает с лица, будто увидел привидение.
      – Стин?! – переспрашивает он. – Ты сказал «Стин»?!
      – Да. Стин Слейтер. Знакомое имя? Мы тут с ним на днях встречались, и он рассказал очень много интересного…
      – Врешь! – перебивает Паук. – Ты не мог на днях встречаться с ним. Стин мертв. Он погиб больше года назад.
      – Ты уверен? – добавляю в голос ехидства. – Как странно, а мне он показался очень даже живым.
      – Ты блефуешь! Этого не может быть! – Паук осекается. – Хотя… Тела тогда так и не нашли…
      Конечно, не нашли – перед смертью Стин активировал в своей капсуле самоликвидатор, и мощнейший взрыв разметал все на атомы. А что Григ и Стин поменялись душами, Паук не знает. Хотя, может, со временем и догадается. А пока упоминание имени Стина повергло его в шок, ведь одно дело играть против дилетанта Брайана Макдилла, и совсем другое против опытнейшего разведчика-профессионала Стина Слейтера.
      – А почему он сам не пришел? – упавшим голосом спрашивает Паук.
      – Он не может. Он парализован. Единственное, что он может, это думать. И говорить. И он рассказал мне очень интересные вещи. Например, об одном твоем тайном счете… – вдохновенно вру я. – Кстати, Виктор по моей просьбе проверил этот счет, и представляешь, какой сюрприз: пару дней назад на него поступили три миллиона кредитов! Откуда бы, а? Может, ты получил наследство?
      – Кончай балаган, – морщится Паук и роняет в сердцах: – Стин, сволочь! Пронюхал-таки, гад! Вот кого терпеть не могу, так это его. И все-то он всегда знает, и операции проводит быстро, изящно, чисто. Лишней капельки крови не уронит, скотина! Потом начинаешь анализировать, кажется, ну просто все, как апельсин. На поверхности лежит. И удивляешься, почему не додумался до такого простого решения сам.
      Паук говорит скороговоркой, скорее для себя, чем для меня. Чувствуется, выплескивает наболевшее. Да-а… Сильно его Стин при жизни доставал. Ну, просто, словно кость в горле, стоял. Паук буквально болел от зависти и понимания, что сам никогда не станет таким же…