Выхожу из клуба, сажусь в свой «Цирус» и смотрю на часы: три утра. Интересно, Том Крыса уже спит? Мне бы надо позвонить ему, сказать, что дело сделано, да поблагодарить заодно. Теперь я его должник. Ладно, звонить ему пока не будем, отложим до более приличного времени. А вот дока не грех и разбудить.
      Набираю код Рабиша. Он откликается сразу, будто ждал.
      – Док? Это Брайан. У меня все в порядке. Через полчаса буду в клинике.
      – Да? – без энтузиазма откликается он.
      – Что-то случилось? – настораживаюсь я.
      – Просто устал, – после паузы отвечает он. Не могу удержаться от понимающего вздоха: я тоже, да еще как!
      – Прилетайте скорее, мне надо вам кое-что показать, – добавляет Рабиш. – Нечто очень важное и… нехорошее…
      После такого напутствия, я мгновенно срываю мобиль со стоянки, быстро вписываюсь в самый верхний – скоростной – уровень спортивного шоссе и выжимаю все, что могу из довольно слабенького движка «Цируса», радуясь, что в этот утренний час шоссе почти пустое. Почти – потому что парочка «Сантвиллов» и «Эрроу» на спортивном шоссе все же есть. Представляю изумленные лица их пилотов, когда они видят проносящийся мимо них на немыслимой скорости «Цирус»! Примерно то же самое, наверное, чувствует ласточка, видя обгоняющую ее курицу! Но, если серьезно, я так обеспокоен, если не сказать напутан, словами и интонацией Рабиша, что, будь у меня сейчас обычная метла я, пожалуй, заставил бы взлететь и ее.
      В момент долетаю до клиники. Плюхаюсь на гостевую стоянку и вижу Рабиша. Он маячит на крыше, приплясывая от нетерпения. Выхватываю из кабины футляр с излучателем и бегу к нему.
      – Я раздобыл его, док!
      Рабиш с ужасом смотрит на футляр и стонет:
      – Ох! Что же вы наделали! Зря вы это, Брайан! Зря!
      От этих слов у меня тотчас холодеют руки, и едва не останавливается сердце.
      – Господи, док! Да что тут без меня стряслось-то?!
      – Пойдемте в кабинет, – бормочет Рабиш и рысцой направляется к лифту. Бегу за ним, умирая от беспокойства.
      – Док, черт вас подери! Да объясните же!
      – Не здесь!
      Рабиш затравленно оглядывается по сторонам. Я – тоже, но парковка, как и окружающее нас воздушное пространство, пусты.
      – Скажите хотя бы, Ирэн жива? – понижаю голос до шепота.
      – Что? – удивляется Рабиш так, будто слышит это имя впервые.
      – Док! – вою я. Он вталкивает меня в лифт и кричит: – Замолчите, Брайан, сейчас же замолчите!
      Его трясет, как в лихорадке, а по вискам катятся крупные горошины пота. Я немею от ужаса и больше не делаю попыток заговорить. В молчании мы выходим из лифта и бежим по спящей клинике в его кабинет. Он отдает системе приказ запереть дверь и толкает меня в кресло перед экраном визора.
      – Смотрите! Как только вы уехали, мне прислали по электронной почте вот это!
      Экран загорается многообещающей надписью:
      «Новинка! Только для вас! Интерактивная игра „Перекрестки Судьбы“. Сделайте правильный выбор!»
      Рабиш щелкает по клавише, и начинается рисованный мультик. По экрану бодро движется человечек, в котором без особого труда можно узнать меня – в нарисованном, карикатурном варианте. Человечек резво чешет по улице, но тут на него нападают хулиганы и изрядно прикладывают по башке. Дальше, понятное дело, клиника, палата, кровать. И бойкая медсестра, которая буквально с разбегу плюхается на этого человечка. А дальше… Ну, вы понимаете, что. Скажу только, что детям до шестнадцати смотреть не рекомендуется, и что это было бы очень забавно, если бы не было так страшно.
      – Что это такое, док?!
      – Вы смотрите дальше, Брайан. Смотрите до конца!
      И я смотрю – а что мне еще остается?
      Любовные игры заканчиваются, и медсестра с плачем убегает, а человечек, который я, чешет в затылке и садится в мобиль. Вернее, его кровать превращается в мобиль. Вообще, надо признать, мультфильмик классный. Над ним явно поработали талантливые художники.
      М-да… У этих «игроков» все талантливые: и художники, и психологи, и механики, и хрен знает, кто еще. И денег у них немерено, а такие понятия, как «нравственность», «порядочность» и «человечность» – им с детства забыли привить… Короче, найду – убью мерзавцев. Засуну головой в реактор своего лайдера. Впрочем, это я, кажется, уже говорил…
      А человечек на экране отправляется, размахивая бластером, на поиски гипноизлучателя. По дороге он пристреливает парочку «хулиганов». В этом месте Рабиш косится на меня, но вопросов не задает.
      – Этого не было, док! – оправдываюсь я. «Едва не было», – поправляюсь про себя и хмурюсь: значит, ОНИ были уверены, что ради гипноизлучателя я готов убивать.
      – Конечно, не было, – поспешно соглашается Рабиш, а я понимаю, что он мне не верит.
      И тут ролик замирает. На экране остаюсь я, вернее, моя, выросшая в пол-экрана карикатурная копия, и гипноизлучатель – тоже в пол-экрана. А между нами знак вопроса. И две кнопки меню: «Применить», «Не применять».
      – И что дальше, док? Вы пробовали нажимать клавиши?
      – Обе. Смотрите.
      Щелчок по «Не применять». Тотчас мы с гипноизлучателем исчезаем, а на экране рисуется ванная комната и Ирэн. Она залпом выпивает бутылку с надписью «виски», раздевается, берет в руки нож и ложится в ванну. А экран будто взрывается красным салютом. Сделано очень зрелищно, очень эффектно – словно мы перед стеклянным окном, по которому снаружи хлещут красные потоки дождя.
      – А вторая клавиша? – торопливо спрашиваю я, не в силах больше смотреть на кровавый дождь.
      Рабиш молча переключает экран на картинку со знаком вопроса и меню, и выбирает «Применить». На экране возникаем мы с Мартином. Теперь это не рисунок, а беззвучный любительский визор-ролик. Мы весело смеемся, толкаемся, дурачимся, а потом оглядываемся, машем кому-то руками, будто прощаемся, и садимся в мобиль. На первый взгляд это «Эрроу», очень похожий на «Эрроу» Мартина, хотя я не уверен на все сто. Мы, толкаясь, садимся в кабину, закрываем дверцы и взлетаем, и тотчас экран озаряется яркой вспышкой взрыва. Взрыв бесшумен, и потому еще более страшен. А потом сквозь взрыв проступают наши лица – серьезные и вроде как укоризненные. Изображение застывает: наши с Мартином лица на фоне яркого облака огня.
      Некоторое время мы с Рабишем молчим, а потом он глухо говорит:
      – Теперь вы понимаете, Брайан? Понимаете?
      – Нет, док. Не понимаю.
      Он смотрит на меня, как на психа, и говорит:
      – Когда я увидел ЭТО, то постарался связаться с вами, но, как только набрал на коммуникаторе ваш код, чей-то голос сообщил, что вы не можете сейчас ответить, вас нет, вы ушли на похороны. Я удивился и переспросил: «На чьи похороны?» И голос ответил: «А вот это уже решать вам, доктор». Вы понимаете, Брайан? Он сказал, чьи будут похороны, решать мне!
      – И все же я не понимаю…
      – Вы просто не хотите понимать! – Рабиш почти кричит. – Я так надеялся, что вам не удастся раздобыть этот проклятый излучатель! Тогда проблема была бы решена без моего участия. А теперь…
      – А что теперь?
      Он сникает, съеживается и стареет прямо на глазах.
      – Вы сами знаете, Брайан… Если я применю гипноизлучатель к Ирэн, то вы и ваш друг погибнете… А если не применю, то Ирэн покончит с собой… И чьи будут похороны, придется решать мне…
      – Ерунда, док. Вы напрасно приняли эту игрушку всерьез. Это же просто картинки на экране. – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал насмешливо, непринужденно. Ему незачем знать, что сейчас творится в моей душе. – Успокойтесь. Нас просто пугают, дразнят…
      Я говорю что-то еще, несу какую-то чушь, успокаиваю его словно маленького ребенка. Обещаю ему что-то. Вру. И вижу, как он успокаивается, верит, тянется ко мне, словно я и впрямь способен мигом избавить его от этого страшного выбора. Впрочем, я действительно способен, потому что уже решил все сам. За него. За себя. За Ирэн. И… за Мартина, хотя последнее далось мне труднее всего.
      – Ладно, док. Сделайте последнее усилие. Составьте программу для Ирэн и научите меня, как пользоваться этой штукой, – указываю на гипноизлучатель. – А потом, клянусь, я избавлю вас от этих проблем.
      – Но… что вы задумали, Брайан?
      – Не важно, док. Составьте мне программу и считайте, что в вашей жизни никогда и не было ни гипноизлучателя, ни меня, ни этой дурацкой интерактивной игрушки. Кстати, давайте сотрем ее, док. Вот прямо сейчас, возьмем и сотрем.
      Рабиш нерешительно пожимает плечами, но послушно набирает требуемые команды. «Развилка судьбы» осыпается по экрану, тает, исчезает, надеюсь, что без следа.
      – Отлично, док. Теперь составьте программу для гипноизлучателя. И поясняйте свои действия. Я должен хотя бы приблизительно знать, как это все будет работать.
      Мы с ним возимся до утра, и под конец мне хочется спать так сильно, что, похоже, я, того и гляди, научусь делать это стоя, как лошадь, и с растопыренными глазами, как… ну, предположим, та же лошадь, но только страдающая сильным запором. Ну, ладно, ладно, шутка неудачная, согласен, но что вы хотите от человека, который уже вторые сутки без сна?
      Наконец, я получаю диск к гипноизлучателю и говорю:
      – Теперь последнее, док. Вы должны официально выписать меня из клиники. Дать заключение, что я… как это… практически здоров и что с медицинской точки зрения препятствий для моего участия в гонках нет.
      – Но… – начинает Рабиш.
      Я перебиваю его:
      – Не будем спорить по пустякам, док! У меня должны быть полностью развязаны руки, вы же понимаете.
      – Да, – мямлит он, – но…
      – Никаких но! – отрезаю я. – Вы дадите мне заключение? – «Или мне придется шантажировать вас гипноизлучателем?»
      Последние слова я вслух не произношу. Пока не произношу. Впрочем, если он вынудит меня…
      Мы с Рабишем несколько мгновений смотрим друг другу в глаза. Он первым отводит взгляд и говорит:
      – Я дам вам заключение.
      – Спасибо, док, – искренне благодарю я. – Вы очень хороший человек, профессор Карл Рабиш. Простите, что втянул вас в свои проблемы.
      Он улыбается – впервые за сегодняшний день (или ночь) и говорит:
      – Рад, что познакомился с вами, Гонщик Дьявола. Желаю вам выиграть эту гонку. Я буду всей душой болеть за вас.
      Киваю, отлично понимая, что он имеет в виду отнюдь не «Огненную Серию».
      – Я выиграю, док. Я обязательно выиграю ее, обещаю… Ну что? Где там Ирэн?
      – Она спит в спальне для персонала. Я дал ей снотворного.
      – И когда она проснется? – спрашиваю.
      Рабиш смотрит на часы.
      – Примерно через час.
      – Тогда мне надо торопиться, док. Ведите меня к ней.
      – И все же, что вы задумали, Брайан?
      – Ничего особенного. Я просто отвезу ее к себе домой, и проведу с ней каскадное внушение по составленной вами программе.
      – Это не очень хорошая идея, – хмурится Рабиш. – Лучше оставьте ее в клинике, я сам проведу с ней сеансы.
      – Нет, док! – решительно перебиваю я. – Для вас эта история уже закончилась. Все дальнейшее будет касаться только меня.
      – И ее, – бормочет он.
      «И ее», – молча соглашаюсь я.
 

* * *

 
      У спящей Ирэн на щеках слезы, а лицо искажено обидой и страданием. Уж не знаю, что за кошмар ей снится, но ее всю трясет – колотит так, что кровать ходит ходуном. Рабиш украдкой вздыхает и тщательно отводит от меня глаза. От меня – пусть и невольной, но все же причины ее страданий. Чувствую в груди нарастающее бешенство и до хруста стискиваю зубы, чтобы не начать ругаться прямо здесь – громко, в голос. Материться и бить кулаками о стены. Огромным усилием воли гашу в себе этот неуместный порыв – только моей истерики еще не хватало. Но это все от усталости и напряжения последних двух дней. А может, и последствия операции на мозге дают себя знать. Ну ничего, мне надо просто немного поспать, и ко мне вернется прежнее самообладание, я уверен.
      Откидываю одеяло в сторону, беру Ирэн на руки и поражаюсь, какая же она худенькая и маленькая, словно ребенок.
      – Док, помогите открыть дверь, – прошу и сам удивляюсь, насколько спокойно звучит мой голос.
      – А вы заберете ее прямо так? В одной пижаме? – спрашивает Рабиш.
      – Времени мало. Пусть пока так, а днем я заеду за ее одеждой. Или куплю ей новую. Это все не важно, док. Главное, мне нужно успеть отвезти ее к себе домой, пока она не проснулась.
      – Да-да, конечно… Но давайте я хотя бы накину на нее ее пальто. Оно здесь, в шкафу… Вот и все.
      – Отлично, док. Спасибо, так действительно гораздо лучше.
      – А сумку с медикаментами и гипноизлучателем не забыли? – спохватывается он.
      – Нет. Все в порядке, док. Времени мало. Проводите нас до стоянки, пожалуйста, а я позже заеду к вам и обо всем расскажу. Кстати, ее несколько дней не будет на работе, вы уж не ставьте ей прогулы, ладно?
      – Что?! – Рабиш смотрит на меня, вытаращив глаза. – Вы о чем?
      – Об отпуске, док, – еле заметно улыбаюсь я. – Не хочу, чтобы она потеряла работу в вашей клинике. Оформите ей отпуск на пару недель, а потом она вернется, и все будет чики-пики.
      Рабиш молчит, но у него на лице крупными буквами написано:
      «Ты или безумец, или…»
      – Или, док, или… – Моя улыбка становится шире.
      Он усмехается и качает головой, а потом идет открывать дверь. Помогает нам войти в лифт, провожает до стоянки, смотрит, как я укладываю Ирэн на заднее сиденье «Цируса», а сам сажусь за консоль управления.
      – Ну все, док, мы поехали, а вы отправляйтесь домой и хорошенько выспитесь, – напутствую я его.
      Рабиш вздыхает, и я понимаю, что он вряд ли заснет еще как минимум сутки, то есть до часа икс – до того момента, который задан в программе Ирэн как час ее смерти. Зря он так. Но уговаривать его мне некогда, мне срочно надо домой. Плавно поднимаю «Цирус» над стоянкой, выворачиваю к воздушному шоссе, а Рабиш все стоит и смотрит нам вслед.
      По дороге заскакиваю в секс-магазин и прикупаю пару наручников, а также мягкий ошейник с длинной прочной цепью. А потом несусь к дому, паркуюсь и с неудовольствием наблюдаю за утренним оживлением на стоянке. Вот блин! Ну не могу же я тащить Ирэн у всех на глазах! Наверняка кто-нибудь заинтересуется, что это я такое делаю с бесчувственной девушкой, и тогда разборок с полицией не избежать. Что же делать? Переждать, пока все разъедутся по делам? Но Ирэн вот-вот проснется, и тогда… Я точно не знаю, что она сделает при виде меня, но это наверняка будут не вопли счастья.
      Решаюсь выбраться из машины, делая вид, что в стельку пьян. Все, конец моей репутации! Впрочем, хрен с ней. Пошатываясь, подхожу к задней дверце «Цируса», открываю и «пьяно» ору:
      – Эй, детка, мы уже дома, вылезай!
      – Ух, Брайан! – слышу удивленный возглас за спиной.
      Оборачиваюсь и вижу знакомого. Он мой сосед, живет этажом ниже. Вроде как президент какой-то там компании, и в целом вполне нормальный мужик, разве что не болельщик.
      – Ну, ты и хорош! – присвистывает сосед. – Я тебя даже не сразу узнал. Что это у тебя за хлам вместо мобиля? На какой свалке ты его раздобыл?
      – О, Джереми, прив-в-вет… ик… Это мой хлам… Вр-р-ременный… Я вчера малость помял свой «Санвилл»… И вот… пришлось… ик…
      Я старательно «заплетаюсь» языком. Он вроде верит в мое «пьянство», хотя, если откровенно, актер из меня никакой.
      – Ты, я смотрю, с вечеринки, – улыбается Джереми. – Хорошо гульнул, от души.
      – Неплохо… – Вытаскиваю Ирэн из мобиля. – Мы с моей подружкой… ик… немного увлеклись… то есть разлеглись… тьфу… раз-влек-лись… А теперь хотим продолжить… ик…
      Джереми смотрит на спящую Ирэн и качает головой.
      – Не думаю, что она способна продолжать.
      Я «пьяно» машу рукой, дескать, все в норме, это она так, прикалывается. Беру Ирэн на руки и ковыляю к подъезду, не забывая усердно пошатываться. Не скажу точно, но, по-моему, он стоит и смотрит нам вслед до тех пор, пока мы не скрываемся за толстой дверью подъезда.
 

* * *

 
      С крайним неудовольствием разглядываю свою квартиру. И о чем я только думал, когда одобрял такой дизайн? Ведь квартира оказалась совершенно не приспособленной для содержания пленных! В ней всего одна имеющая дверь комната, и та спальня. (Туалет с ванной, разумеется, не в счет.) Остальное пространство квартиры занимает огромное, причудливо изрезанное углами, арками и ступеньками помещение, которое объединяет и гостиную, и прихожую, и кухню, и кабинет, и даже застекленный зимний сад с мини-бассейном.
      Раздраженно чешу в затылке. Вот бляха-муха! И почему я не догадался в планировке предусмотреть хотя бы одну тюремную камеру? Ну, вот как мне теперь быть с Ирэн? Не в сортире же ее запирать!
      В конце концов, решаюсь на компромисс. Надеваю на лежащую на диване Ирэн ошейник, вытягиваю цепь на всю длину и хожу, примеряясь, по квартире, прикидывая, куда бы прикрутить свободный конец так, чтобы Ирэн могла сама посещать туалет, ванную и диван, на котором ей придется спать. Наконец, определяю подходящее местечко, прикладываю конец цепи к полу и командую:
      – Барабашка, вбить в этом месте в пол металлическое кольцо и впаять в него последние звенья цепи.
      Тотчас из ниш выскакивают соответствующие роботы-трудяги и мигом выполняют требуемое. Проверяю работу. Отлично! Сама Ирэн ни за что не сумеет освободиться от ошейника и цепи. Теперь еще кое-что. Снимаю у нее с руки браслет коммуникатора – пусть побудет пока без связи, ведь пленникам связь с внешним миром не полагается, не правда ли? А то они запросто могут вызвать полицию…
      И последнее. Защелкиваю на ее запястье кольцо от наручника, а второе прикрепляю к ручке дивана. Наручники – это временная мера. Просто, честно признаться, я ужасно боюсь ее реакции при пробуждении. И, на мой взгляд, чем у нее поначалу будет меньше свободы передвижения, тем лучше. Несколько мгновений колеблюсь, не закрыть ли ей скотчем рот, а потом решаю, что это, пожалуй, уже будет перебором. Ладно, в крайнем случае пускай орет – у меня в квартире отличная звукоизоляция.
      Ну, вроде все, ничего не забыл. Сажусь на соседний диван, откидываюсь на спинку, прикрываю веки и жду, когда же она проснется.
 

* * *

 
      Я не собирался спать, но усталость, бессонная ночь и уютный диван берут свое. Мне снится, что я стою на высоком утесе, а у моих ног раскинулась пропасть. Вернее, это не пропасть, а скорее долина – усеянная зелеными переливчатыми изумрудами лесов и сапфировым блеском озер. Вокруг долины возвышаются горы. Мне, с моего утеса они кажутся синими.
      – Ну что же ты, малышка? – слышу за спиной ласковый женский голос.
      Оборачиваюсь и вижу женщину. Красивую или нет, не знаю, потому что я смотрю сейчас на нее глазами ребенка – маленькой девочки по имени Агиша. У меня снова видение. Я опять в теле другого, вернее, другой. Но в этот раз слияние неполное. Наверное, разница в поле или возрасте мешает мне полностью перевоплотиться, как это было в моих предыдущих галлюцинациях, но сейчас я ощущаю раздвоение личности: я – это и стоящая на вершине утеса девочка Агиша, и смотрящий на нее со стороны Брайан одновременно.
      – Что же ты, Агиша? – переспрашивает женщина. – Боишься?
      – Да, мама, – слышу я свой и в то же время не свой голос. – А вдруг я разобьюсь?
      – Может быть и так, – кивает женщина. – Ты можешь разбиться, а можешь полететь. Но, чтобы узнать, тебе придется сделать шаг.
      Я хмурю темные аккуратные бровки, морщу курносый носик, мну пальчиками подол коротенького розового платьица и смотрю, смотрю на пропасть под ногами.
      Взлететь или разбиться… Всего один шаг…
      – Ты можешь сейчас повернуться и уйти, – слышу я голос женщины. – И тогда всю оставшуюся жизнь ты проживешь обычным нормальным человеком. Ты вырастешь, выйдешь замуж, и у тебя будут свои дети. Скорее всего, ты будешь счастлива, но… Всю оставшуюся жизнь тебя будет преследовать вопрос: а что было бы, если бы ты шагнула?
      – Что было бы… – эхом откликаюсь я. – А если я полечу? Что будет, если я все-таки шагну и не разобьюсь, а полечу? Я перестану быть человеком? Не вырасту, не выйду замуж и не буду счастлива?
      Мать молчит и только смотрит с улыбкой. И тогда я делаю шаг в пропасть…
 

* * *

 
      – Прекрати!!! Брайан!!! Немедленно прекрати!!!
      Ошалело вскидываюсь, плюхаюсь на пол, больно ударяясь локтем о край стола, и вижу дикие глаза Ирэн. Она зажимает голову руками и с ужасом смотрит на меня.
      – Что?.. Что случилось? – спрашиваю, сидя на полу возле ее дивана.
      – Ты псих, да? Чертов сдвинутый маньяк? – почему-то шепотом спрашивает Ирэн.
      – Ты про наручники и ошейник, – догадываюсь. – Нет, я не псих, я все тебе сейчас объясню…
      – При чем здесь ошейник? – перебивает она. – Хотя это, конечно, тоже, но… Ты что тут сейчас вытворял?! И как тебе это удалось? Это какой-то фокус, да? Но мне было страшно!
      – Что-то я не въезжаю. Ты о чем, Ирэн? – Потираю ушибленный локоть и пытаюсь пересесть с пола на край ее дивана.
      – Не подходи ко мне, лунатик! – взвизгивает она.
      – Хорошо, хорошо. – Успокаивающе поднимаю руки и отхожу в сторонку. – Я напугал тебя, вот только не пойму, чем? Я, что, разговаривал во сне?
      – Ты и вправду не понимаешь? – после паузы недоверчиво переспрашивает она.
      – Абсолютно! А что было-то, Ирэн?
      – Что… – Она издает истерический смешок. – Начать с того, что я заснула в привычном месте, в клинике, а проснулась в незнакомой комнате от звуков детского голоса – девочки лет пяти-восьми. Открыла глаза и вижу, что ты стоишь по стойке смирно на спинке дивана…
      Мы с Ирэн оба переводим взгляды на указанный предмет, и у меня глаза лезут на лоб: спинка, конечно, широкая, но ее торец сильно скошен вниз, так что устоять на ней может разве что эквилибрист.
      – Ты стоишь и говоришь детским девчоночьим голоском: «Мама», – продолжает Ирэн. – И выражение лица у тебя такое…
      – Какое?
      – Ну… детское, что ли… Испуганное, будто ты сейчас заплачешь… И ты говоришь: «Мама, а вдруг я разобьюсь?» А потом еще что-то, дескать, если не разобьюсь, то выйду ли замуж и буду ли счастлива. Короче, бред какой-то. А потом ты вдруг бросаешься вперед и зависаешь в воздухе. Висишь плашмя лицом вниз, раскинув руки и ноги так, словно лежишь на воде. А потом начинаешь двигаться прямо ко мне… Вернее, пролетаешь надо мной… И лицо у тебя такое жуткое становится – блаженное и обреченное одновременно… Брр!