Глава 21

Утро в пятницу выдалось чистое, свежее, характерное для октябрьской поры и очень подходящее для открытия домика Бобби Тома. По случаю такого торжества школа была закрыта, и среди собравшихся можно было различить множество юных лиц. Празднично гомонящая толпа попахивала нафталином, ибо горожанам было предложено надеть выходные костюмы. Легкий ветерок трепал усы и бороды фермеров и развевал цветастые юбки их жен. Подростки столпились возле автостоянки, и все, как один, были одеты под Бобби Тома, отличительной чертой наряда которого являлся его неизменный стетсон.

— В это великолепное октябрьское утро все жители Теларозы, как один человек…

Пока мэр города держал речь, Бобби Том сидел, как памятник самому себе, в центре небольшого подиума, сооруженного возле гаража. По правую руку от него располагалась миссис Дэнтон, по левую — мисс Сноу. Грейси возражала против такого причисления ее к особам королевской крови, но космический ковбой настоял на своем. Она оделась, соответственно случаю, в длинное льняное соломенное платье и водрузила на голову несколько старомодную соломенную шляпку. Грейси немного стеснялась, но Бобби Том уверил ее, что она выглядит просто прелестно, и особенно хвалил на ней солнечные очки.

Комитет фестиваля поначалу планировал провести эту церемонию вечером, но Бобби Том отказался. Спортсмены, занятые в завтрашнем турнире по гольфу, начнут прибывать уже днем, и ему хотелось покончить с тягостной для него процедурой пораньше. Впрочем, его отношение к восстановленному родительскому дому изменилось в лучшую сторону, когда было решено превратить его в клуб старожилов городка. Как ни крути, а Грейси все-таки молодец. По его мнению, она за короткий срок их знакомства сделала людям больше добра, чем многие из его приятелей за всю свою жизнь.

Рассеянно слушая Лютера, Бобби Том искоса поглядывал на свою мать. Состояние Сузи тревожило его. За последнюю декаду он несколько раз пытался вызвать ее на откровенный разговор, но она всячески уклонялась от такой беседы, уходя в сад или погружаясь в брошюры каких-нибудь рекламных агентств.

Лютер взмахнул руками, заканчивая свою речь, и крикнул в микрофон:

— А теперь разрешите предоставить слово выдающемуся гражданину Хэвена, обладателю двух колец Суперкубка, величайшему игроку в истории профессионального футбола… — Он набрал в грудь воздуха и проревел во всю силу своих легких: — Нашему замечательному… Бобби Тому Дэнтону!

Бобби Том легкой походкой подошел к трибуне под гром рукоплесканий, борясь с искушением переломать Лютеру все пальцы во время торжественного обмена рукопожатиями. Микрофон пронзительно верещал, но это не смущало его. Он начал выступать перед этими людьми, когда учился в средней школе, и теперь точно знал, что сказать.

— Прекрасно снова вернуться домой!

Громкие аплодисменты и одобрительный свист.

— Добрая половина собравшихся здесь людей помогали моим родителям растить меня! Не думайте, что я об этом забыл!

Овация и одобрительный гул.

Он говорил, стараясь сделать свою речь достаточно короткой, чтобы не выбиться из колеи, и в меру продолжительной, чтобы удовлетворить ожидания земляков. Закончив свое выступление, он вручил своей матери огромные ножницы, и она перерезала ленточку, натянутую перед парадным входом. Под гром оваций мемориальный дом Бобби Тома — и будущий Центр пожилых горожан — был официально открыт.

Когда Сузи отвернулась к своим друзьям, он обнял Грейси за плечи. Лед между ними давно растаял, но им все равно редко удавалось побыть вместе — каждый был постоянно занят не тем, так другим. В последнее время он ловил себя на том, что не получает удовольствия от собственных шуток только потому что ее нет рядом. Грейси воспринимала даже его юмор не так, как другие, а так, как надо.

Он наклонил голову и шепнул ей на ухо:

— Что ты скажешь, если мы с тобой улизнем на пару часов и где-нибудь пообедаем?

Она тут же расстроилась до глубины души — еще одно качество, которое ему в ней нравилось. Она никогда не пыталась скрыть своего удовольствия, если его получала, а когда гневалась, могла и убить.

— Я очень хочу побыть с тобой наедине, Бобби Том, но ты же сам знаешь, что это невозможно. Мой день расписан по минутам, так же как и твой. Сейчас начнут подъезжать знаменитости. Не забудь, что у тебя встреча с ними в кантри-клубе около шести вечера. И пожалуйста, не сердись на меня.

Он вздохнул. Она еще не знает, что он задумал. Когда этот праздник закончится, а фильм будет отснят, они проведут вдвоем несколько дней на уединенном острове, где нет никаких телефонов и никто не говорит по-английски.

— Хорошо, дорогая. Но мне не нравится, что ты в одиночестве отправляешься сегодня в клуб. Я попрошу Бадди подвезти тебя.

— Пожалуйста, не надо. Я сама не знаю, куда мне еще нужно будет заскочить. Если позволишь, я возьму «тандерберд».

Он неохотно согласился.

Грейси смотрела ему вслед, когда он шел к своему пикапу. Солнечный свет искрился вокруг него, а его шпоры вышибали из гравия серебряные искры. Неужели она скоро расстанется с ним? Кинокомпания должна вот-вот покинуть Теларозу, а Уиллоу никогда не заговаривала о том, что собирается взять ее с собой. Грейси отказывалась верить, что ее волшебная жизнь может оборваться в два счета.

В последние несколько дней она позволяла себе опьяняться сумасшедшей мыслью, что Бобби Том и сам, возможно, хотя бы немножко влюбился в нее. Вот и сейчас ее щеки пылали, когда она забиралась в его «тандерберд». Она сознавала опасность таких мечтаний, но не могла их отбросить совсем. Как может человек смотреть на женщину с нежностью, если он не любит ее? Он так открыто выражает свою привязанность к ней и так страстен в постели. Вряд ли он вел себя так же со всеми женщинами в прошлом. Конечно же, он чувствует по отношению к ней нечто особенное.

Иногда она, отрываясь от своих занятий, обнаруживала, что он задумчиво наблюдает за ней. Она тут же начинала думать о будущем, представляя себе пухленьких ребятишек и дом, наполненный их смехом. Разве это так уж невозможно? Ведь он тоже человек и, значит, может чувствовать то же самое, что и она. Ее бросало в жар при мысли об этом. Возможно ли такое, что в будущем ее может ждать нечто большее, чем просто воспоминания? Весь день она посвятила напряженной работе, пытаясь избавиться от дурного наваждения. Как только она приготовила пригласительные письма для именитых гостей, подоспела регистрация заявок на аттракционы. Справившись с этим делом, она пошла приглядеть за развешиванием праздничных транспарантов над главной улицей. Сегодня в городке на каждой удобной поверхности — от бампера автомобиля до попки пластмассовой куклы — сияла одна надпись: «Рай — Техас! Хэвен в вашем сердце!»

Большую часть дня Грейси провела в кантри-клубе, решая проблемы, связанные с расстановкой столов. Она справилась с этим где-то около пяти часов и вдруг вспомнила, что еще не получила зарплату. В ее кошельке залежалось ровно четыре доллара, и она со всех ног кинулась на последний этаж отеля в офис студии «Уиндмилл», надеясь застать кассиршу на месте.

К ее разочарованию, там уже никого не было, и миссис Уиллоу запирала дверь конторы. Грейси бросилась к ней:

— Мне очень жаль, что я опоздала, но у меня был совершенно сумасшедший день. Не позволите ли вы мне получить мои деньги?

Уиллоу иронически пожала плечами и открыла дверь:

— Пожалуйста, мисс Сноу.

Грейси вошла в офис. Несмотря на то что она, как могла, старалась угодить этой леди, их отношения продолжали оставаться довольно натянутыми. Грейси предполагала, что это связано с тем, что Уиллоу сердита на нее за частые отлучки. Она решила поправить дело:

— Я, конечно, провожу много времени вне съемочной площадки, миссис Уиллоу, но вы сами велели мне исполнять распоряжения Бобби Тома, а он хочет, чтобы я проследила за организацией турнира по гольфу.

— Прекрасно, Грейси. Это не имеет значения.

Уиллоу была строгим надсмотрщиком, и Грейси не могла припомнить случая, чтобы она так снисходительно отнеслась к кому бы то ни было. Видимо, у нее сейчас хорошее настроение, и, значит, самое время поднять вопрос о своем будущем.

— Меня интересует, каковы ваши планы относительно меня?

— Планы?

— Относительно Лос-Анджелеса. Хотите вы, чтобы я туда поехала, или нет?

— Я полагаю, ты должна об этом спросить Бобби Тома. — Она принялась просматривать одну из верхних папок с какими-то бумагами. — Я слышала, что чета Лейкеров прибыла на турнир. Я многие годы следила за этой парой и надеюсь, что у меня будет шанс познакомиться с ними сегодня за ужином.

— О, я уверена, что Бобби Том с радостью представит им вас. — Она растерялась и стала внимательно подбирать слова. — Миссис Уиллоу, я не хочу, чтобы мои личные отношения с Бобби Томом влияли на мое профессиональное будущее. Независимо от того, кто дает мне указания, вы — мой работодатель, и, я полагаю, будет лучше, если вы саЪш известите меня о ваших намерениях.

— Мне очень жаль, Грейси, но сейчас я больше ничего не могу сказать. — Она опять принялась просматривать папку с начала и вдруг остановилась. — О, я совсем забыла. Твой чек должен лежать отдельно.

Мурашки побежали по спине Грейси, когда она увидела, как Уиллоу подошла к другому столу, выдвинула средний ящик и вынула из него небольшой конверт.

Ее голос прозвучал как мышиный писк:

— Почему, миссис Уиллоу? Почему мой чек хранится отдельно от остальных?

Смущение Уиллоу было очевидным.

— Кто знает, почему наш бухгалтер так делает.

— Вы, — собравшись с духом, отпарировала она. — Вы, как продюсер студии «Уиндмилл».

— Видишь ли, Грейси, тебе лучше поговорить обо всем этом с Бобби Томом. Извини, но мне очень некогда. — Она сунула чек в негнущиеся пальцы Грейси.

Грейси чувствовала, как что-то холодное ползет у нее по спине. Она с трудом смогла набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы говорить. Ужасная догадка терзала ее душу.

— Бобби Том все это время платил мне зарплату, не так ли? Он мой работодатель, а не «Уиндмилл»?

Уиллоу взяла свою сумочку и направилась к двери.

— Извини, Грейси, я действительно спешу и не хочу в это впутываться.

— Вы уже впутались.

— Видишь ли, Грейси, одно ты должна усвоить хорошо, если хочешь уцелеть в этом бизнесе, — нельзя гладить против шерсти звезду. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Грейси слишком хорошо понимала. Бобби Том все это время платил ей зарплату и попросил Уиллоу держать это в секрете.

Ее ноги подкашивались, когда она вслед за железной леди выходила из комнаты. Она чувствовала себя так, словно в ее душе вдребезги разлетелось что-то хрупкое, такого предательства она не ожидала совсем. Пока лифт полз к вестибюлю, все ее сумасшедшие грезы испарились. Еще утром Грейси тешила себя ложными надеждами, что он может полюбить ее, но теперь знала точно, что она для него ноль без палочки, сухая былинка, приставшая к сапогу.

Она вышла из отеля и в оцепенении побрела к машине. Крупные слезы ползли по ее щекам. До сих пор она жила в иллюзорном перевернутом мире, а теперь все встало на свои места. И оказалось, что она обязана ему всем: крышей над головой, едой, каждой незначительной покупкой — от шампуня до тампакса. Она съежилась, словно от удара, вспомнив, как гордилась собой, когда оставляла ему плату за жилье и платье в ящике письменного стола. Он, должно быть, очень смеялся, наблюдая, как его денежки, совершив совсем небольшой оборот, возвращаются к нему. Как он мог шутить над ней таким образом? Впрочем, он любит пошутить. Он веселый человек — Бобби Том.

Она все сильнее давила на газ и никак не могла удержать слезы. Почему она не догадалась об этом раньше? Он совсем не нуждался в ней. Он жалел ее и придумывал для нее работу из жалости, точно так же, как учреждал благотворительные фонды для чужих детей и выписывал чеки друзьям, потерпевшим неудачу. У него для нее никогда не было достаточно работы, и она даже не могла сейчас утешиться сознанием, что все-таки отработала эти подачки. Он все время знал, что ему не нужен никакой секретарь, он просто не хотел, чтобы ее уволили по его вине. Бобби Тому нравилось играть роль Господа Бога.

Она смотрела вперед невидящим взглядом. Не открыв ей правды с самого начала, он ударил ее в самое сердце, и она никогда не сможет этого забыть. Она ведь объяснила ему, как это важно для нее — самой содержать себя. Он ведь знал об этом! Но это не имело для него никакого значения, потому что она в его глазах всегда была пустым местом.

«Да, Бобби Том, ты можешь радоваться. Тебе удалось главное. Ты походя лишил меня чувства собственного достоинства.

Я ведь не собиралась у тебя ничего брать, Бобби Том. Я хотела только отдавать.

Боже, да что же это за шутка?! Что за ужасная мучительная шутка?»

Некоторым мужчинам не идут смокинги, но Бобби Том выглядел в нем будто так и родился. Он добавил к этому костюму, конечно, несколько собственных штрихов: бледно-лиловую рубашку в складках с бриллиантовыми запонками, черный стетсон и пару ковбойских ботинок из змеиной кожи. Внушительное здание местного гольф-клуба было отдраено от раздевалок до столовой к величайшему в его послужном списке событию. Продажа билетов на завтрашний турнир превзошла все ожидания, и даже метеоролог посодействовал Теларозе, обещая горожанам солнечный день.

Именитые спортсмены только-только начали прибывать как раз к предобеденному коктейлю, и тут один из распорядителей встречи шепнул Бобби Тому, что кое-кто внизу хочет его повидать. Проходя через фойе, он бросил на входные стеклянные двери несколько раздраженный взгляд. Где Грейси? Она должна бы уже быть здесь. Парни, несомненно, придут от нее в восторг, и ему не терпелось начать церемонию представления. Грейси была самой несведущей в тонкостях гольфа женщиной из всех, кого он когда-либо встречал, и, конечно же, собственная некомпетентность заставит ее сегодня поволноваться, обеспечив его развлечением на весь вечер. Он, правда, еще не до конца понимал, как это выходит, но ее равнодушие к спорту иногда казалось ему одним из самых ценных ее качеств.

Он спустился по устланной коврами лестнице на первый этаж, к безлюдным сейчас раздевалкам. Стеклянная дверь, ведущая в пустой магазинчик сувениров, была приоткрыта, и он вошел внутрь. Только одна тусклая лампочка горела там, и Бобби Том не сразу разглядел человека, стоящего в дальнем углу помещения.

— Привет, Дэнтон.

Бобби Том знал, что когда-нибудь ему придется столкнуться с Сойером, но, будь его воля, он не выбрал бы для этой встречи сегодняшний вечер. Однако имя Сойера стояло в списке гостей, так что его появление здесь не было такой уж неожиданностью. В какой-то степени Уэй был связан с его матерью, и Бобби Тому захотелось узнать об их контактах побольше.

Сойер вертел в руках одну из больших клюшек для гольфа. Строгий вечерний костюм великолепно сидел на его фигуре, но сам он выглядел так, словно не спал несколько ночей подряд. Бобби Том вновь ощутил острое чувство неприязни. Несмотря на позитивное выступление Сойера, решившее судьбу Теларозы, ему резко не нравился этот человек. По его мнению, Сойер всегда был и продолжал оставаться холодным, практичным сукиным сыном, который при необходимости пошлет на панель собственную дочь. Недаром девчонка не живет с ним. Ему наплевать, что этот тип сейчас пытается рядиться в овечью шкуру, свою волчью натуру он никогда не спрячет, по крайней мере от него.

— Что я могу сделать для вас? — спросил он холодно.

— Я хочу поговорить с тобой о твоей матери.

Это была единственная тема, которая интересовала Бобби Тома в разговоре с Уэем, но он внезапно почувствовал, что в нем разгорается гнев.

— Здесь не о чем говорить. Держитесь от нее подальше, и все будет прекрасно!

— Я и держался от нее подальше. Разве это улучшило что-нибудь? Она счастлива?

— Вы попали в самую точку. Да. Она счастлива, как всегда.

— Ты лжешь!

Несмотря на резкость высказывания, Бобби Том услышал нотки неуверенности в его голосе и воспользовался этим, чтобы выиграть вбрасывание и контролировать мяч.

— Только вчера она обсуждала со мной, куда ей поехать развеяться, и хвасталась новыми посадками в саду.

Плечи Сойера дрогнули, но Бобби Том не смягчился. Каким-то образом владелец «Розатек электроникс» нанес вред его матери, и он должен быть уверен, что этого больше не повторится.

— Насколько я могу судить, с ней сейчас все в порядке.

— Я вижу. — Сойер прокашлялся. — Она очень скучает по твоему отцу.

— Вы думаете, я этого не знаю? Сойер взял клюшку наперевес и погладил полированную ручку.

— Ты очень похож на него. Последний раз я видел Хойта, когда ему было около двадцати, но сходство все равно поразительное.

— Так все говорят.

— Я ненавидел его.

— Не думаю, что и он был в восторге от вас.

— Трудно сказать. Если Хойт и питал ко мне неприязнь, то никогда не показывал этого. Он был чертовски вежлив со всеми.

— Тогда за что же вы ненавидели его?

Этот вопрос вырвался вопреки стремлению Бобби Тома оставаться невозмутимым.

Сойер вновь провел рукой по гладкой поверхности дерева.

— Моя мать убирала тогда дом твоего деда. Это было еще до того, как она… нашла другой способ зарабатывать на жизнь.

Уэй на короткое время умолк, и Бобби Том неожиданно вспомнил о той развесистой клюкве, с помощью которой он иногда любил припудрить малознакомым девицам мозги, вышибая из них слезу побасенкой о своем тяжелом безрадостном детстве и матери-проститутке. То, что всегда казалось ему пусть не очень-то умной, но хохмой, являлось жестокой реальностью жизни Сойера, и, несмотря на всю свою нелюбовь к этому человеку, он устыдился.

Сойер, немного помолчав, продолжил свой монолог:

— Мы с твоим отцом одного возраста, Дэнтон, но в детстве он был гораздо крупнее меня, и твоя бабушка стала отдавать моей матери всю его старую одежду, которую я донашивал годом спустя. Я ходил в школу в его старье, но он никогда не давал понять, что замечает это. Ни мне, ни кому-либо другому. Мальчишки, однако, видели все и насмехались надо мной: «Эй, Сойер, ты, кажется, слямзил эту рубашку у старины Хойта?» Если твой отец находился рядом, он просто качал головой: «Вы что, парни, перегрелись на солнышке? Я никогда не видел эту чертову вещь раньше!» Я ненавидел его за это. Если бы он хотя бы раз попрекнул меня моей бедностью, я бы избил его. Но он никогда этого не делал, и, оглядываясь назад, я не думаю, что это было для него просто. Во многих отношениях, я уверен, он был самым хорошим человеком из всех, кого я когда-либо знал.

Бобби Том неожиданно для себя почувствовал, что его переполняет чувство гордости за отца. А потом пришло опустошающее чувство утраты. Он нахмурился, надеясь, что не выказал ни одной из этих эмоций.

— Но вы до сих пор продолжаете ненавидеть его.

Сойер, казалось, не слышал его слов.

— Однажды я залез в шкафчик Хойта и стащил его школьную куртку. Не думаю, что ему удалось выяснить, кто это сделал. Я, конечно же, не мог носить эту проклятую вещь, даже не хотел. Но я взял ее незаметно и сжег, чтобы он никогда больше не мог пользоваться ею. Может быть, я надеялся, что вместе с ней сгорит и все его преимущество передо мной, но скорее всего я просто не мог спокойно смотреть, как он набрасывает ее на плечи твоей матери, когда они возвращаются домой. Эта чертова куртка доходила ей до коленок.

Невольно представив своих родителей в роли учеников средней школы, Бобби Том почувствовал себя сбитым с толку.

— О чем мы начали говорить, Сойер? Кажется, о моей матери?

— Я полагаю, так было всегда. — Его глаза затуманились. — Она была невероятно прелестна, хотя сама так не считала, потому что носила скобки на зубах до конца второго курса. Ей нравился твой отец, но она была приветлива со всеми. — Он искренне рассмеялся. — Со всеми, кроме меня. Однажды мы столкнулись с ней в пустом коридоре, когда никого не было рядом. Она относила что-то в учительскую, а я прогуливал урок. Я поднял воротник и ссутулившись прислонился к одному из шкафчиков, скорчив мерзкую рожу. Я смерил ее с головы до ног самым крутым своим взглядом, испугав до полусмерти. Я помню, как руки ее затряслись, но она справилась с собой и сказала: «Уэйленд Сойер, если вы не хотите закончить свою жизнь на улице, вам лучше отправиться в класс сию же минуту». Храброй девочкой была твоя мать.

Было трудно сохранить антипатию перед такой обезоруживающей искренностью, но Бобби Том напомнил себе, что Сойер сейчас совсем не панкующий подросток и в настоящее время опасность, исходившая от него, была более чем реальна.

— Детские разборки — это одно, — сказал он ровно, — но все выглядит совсем по-иному, когда за дело берется взрослый мужчина. Скажите, что вы с ней сделали?

Бобби Том совсем не ждал прямого ответа и не был удивлен, когда Сойер отвернулся от него и подошел к дверному стенду для спортинвентаря. Поставив клюшку на место, он небрежно привалился к прилавку, но чувствовалось, что тело его напряжено. Бобби Том ощутил смутную тревогу, словно ему грозил страшный удар, от которого уже невозможно увернуться.

Сойер уставился в потолок и с трудом выговорил:

— Я позволил ей поверить в то, что закрою «Розатек», если она не станет моей любовницей.

Бобби Тому показалось, что на него обрушились стены. Он с минуту стоял неподвижно, справляясь с приступом ярости, чтобы не убить этого сукина сына на месте, и только когда эта безумная вспышка растеклась по его телу волной холодного гнева, разрешил себе подойти к нему и заглянуть в глаза:

— Ей следовало послать тебя к черту.

Сойер прочистил горло:

— Она этого не сделала.

— Я убью тебя.

Руки Бобби Тома метнулись вверх. Он прижал Сойера к прилавку, вцепившись в лацканы его пиджака. Пальцы Сойера, словно клещи, обхватили его запястья.

— Выслушай меня, Дэнтон. Возьми себя в руки и выслушай меня.

Бобби Тому нужно было знать все. Он отпустил пиджак Уэя, однако не двинулся с места. Его голос звучал глухо:

— Говори.

— Я никогда не утверждал этого впрямую, но она вообразила, что дело обстоит именно так, и я не торопился разуверить ее. Сейчас вся Телароза считает меня справедливым и славным парнем. Я надеялся, что, познакомившись со мной поближе, она раньше других поймет это. Но все вышло не так.

— Ты изнасиловал ее?

— Нет! — Впервые в глазах Сойера блеснул гнев. — Меня во многом можно упрекнуть, Дэнтон, но только не в таких вещах. Что произошло между нами, известно лишь нам двоим, но тебе я скажу одно — никакого насилия не было.

Бобби Том почувствовал тошноту. Он всегда запрещал себе думать об интимной стороне жизни своей матери после смерти отца. Он допуская, что у нее мог появиться кто-нибудь, но мысль о том, что она могла добровольно отдаться именно Сойеру, была совершенно невыносима.

Слова Уэя вонзались в его сознание, как раскаленные гвозди.

— Никакого насилия не было, но для нее все произошло слишком рано. Она до сих пор тяжело переживает смерть твоего отца, и я не могу упрекать ее за это. Но его здесь больше нет, а я есть и хочу, чтобы она вновь обрела счастье. Ей тоже хочется быть со мной, но она не может себе этого позволить, и, я думаю, в основном из-за тебя.

— Она взрослый самостоятельный человек и сама решает, как ей поступить.

— Ты — самое главное в ее жизни, Дэнтон, и она скорее отрежет себе руку, чем причинит тебе вред. Она никогда не пойдет против твоей воли.

— В таком случае, я хочу, чтобы ты оставил ее в покое. Сойер посмотрел на него с нескрываемой враждебностью:

— Надеюсь, ты понял, Дэнтон, что я тут разливался соловьем совсем не потому, что страдаю припадками мазохизма. Ты у меня в печенках сидишь, самовлюбленный, эгоистичный мальчишка! Я молил Бога, чтобы ты оказался похожим на своего отца не только внешне. Я был честен с тобой, чтобы ты понял, как мне тяжело без нее и что твоя мать тоже страдает от одиночества. Но нам не бывать вместе без твоей поддержки.

— Этому действительно не бывать!

Сойер побледнел, но голос его звучал твердо:

— Все, чего я хочу, это выйти на ровное игровое поле, Дэнтон. Я хочу, чтобы ты дал мне шанс.

— Ты хочешь моего благословения?

— Ты единственный, кто может снять с нее грех.

— Тогда все для тебя обстоит плохо, потому что я не собираюсь этого делать. — Он ткнул Сойера пальцем в грудь. — Предупреждаю тебя, Уэй. Оставь мою мать в покое. Иначе ты об этом пожалеешь!

Сопровождаемый тяжелым немигающим взглядом Сойера, Бобби Том повернулся на каблуках и вышел в холл, содрогаясь от ярости. Ему пришлось остановиться на верхней площадке лестницы, чтобы отдышаться и прийти в себя. Он был уверен в своей правоте. Сойер обманом завлек в свои сети его мать, и ему, как хорошему сыну, следует постараться уберечь ее от новых неприятностей.

Один из бывших товарищей по команде окликнул его, и Бобби Том тут же замешался в толпу мужчин, собрав шихся вокруг бара. Он переходил от одной группы гостей к другой, похлопывая чьи-то плечи и отпуская веселые шутки, будто у него не было других забот в этом мире; но, приветствуя старых друзей, он постоянно косился на дверь, отыскивая взглядом Грейси. Только она могла утешить его сейчас, после тяжелой стычки. Где ее носит? Он едва подавил в себе безумный порыв выбежать на автостоянку.