- Тогда в следующий уик-энд?
      Франческа уселась в кресле поудобнее, отвернулась от газеты и вновь занялась ногтями.
      - Вряд ли, Ники. Давай не будем усложнять себе жизнь!
      - Франческа! - На мгновение показалась, что голос Николя задрожал. Ты.., ты говорила, что любишь меня. Я верил тебе...
      На лбу Франчески появились морщинки недовольства. Она почувствовала себя виноватой, хотя ее едва ли можно было упрекнуть в том, что ее слова были неверно истолкованы. Держа на весу кисточку с лаком для ногтей, она приблизила подбородок к трубке.
      - Я действительно люблю тебя, Ники. Как друга. Бог мой, ты такой милый и дорогой... - "...и занудный!" - подумала Франческа. - Как можно тебя не любить? Мы так чудесно вместе проводили время. Помнишь вечеринку у Глории Хаммерсмит, когда Тоби прыгнул в тот ужасный фонтан...
      Она услышала на другом конце телефонного провода приглушенное восклицание:
      - Франческа, как ты могла так поступить?
      Она подула на свой ноготь.
      - Как поступить?
      - Появляться вместе с Дэвидом Грэйвсом. Ведь мы с тобой практически помолвлены!
      - Дэвид Грэйвс тебя абсолютно не касается, - резко ответила Франческа. - Мы не помолвлены, и я буду разговаривать с тобой снова тогда, когда ты будешь способен вести себя более цивилизованно.
      - Франческа!..
      Трубка со стуком опустилась на рычаг телефонного аппарата. Николя Гвинвик не имеет никакого права ее допрашивать.
      Не переставая дуть на ноготь, девушка подошла к шкафу. Они с Ники весело проводили время, но Франческа его не любит и решительно не имеет никаких намерений провести остаток своей жизни в качестве супруги пивовара, даже и богатого.
      Как только лак на ногте высох, Франческа возобновила поиски того, в чем можно было бы пойти на прием к Сисси Кавендиш. Она все еще не нашла то, что хотела, когда в дверь постучали и в спальню вошла рыжеволосая женщина средних лет в скатанных на лодыжках эластичных чулках. Раскладывая принесенную ею стопку аккуратно сложенного дамского белья, женщина сказала:
      - Я уйду на пару часов, если вы не возражаете, мисс Франческа.
      Франческа держала вечернее платье от Ива Сен-Лорана из медового шифона, отделанное по краю коричневыми и белыми страусовыми перьями. Платье принадлежало Клоуи, но Франческа влюбилась в него с первого взгляда. Так что перед тем, как платье перекочевало в шкаф ее спальни, его пришлось укоротить и убрать в груди.
      - Что ты думаешь о шифоне на завтрашний вечер, Хедда, - спросила она. - Слишком просто?
      Хедда уложила оставшееся белье Франчески и закрыла дверцу шкафа.
      - На вас все смотрится великолепно, мисс.
      Франческа медленно повернулась перед зеркалом и наморщила носик. Сен-Лоран был слишком консервативен, во всяком случае, это не ее стиль. Бросив платье на пол, она переступила через ворох непонравившихся нарядов и снова начала рыться в своем шкафу. Ее бархатные бриджи подошли бы прекрасно, но к ним надо подобрать блузку!
      - Вам еще что-нибудь нужно, мисс Франческа?
      - Нет ничего, - рассеянно ответила девушка.
      - Тогда я вернусь к чаю, - объявила домоправительница, направляясь к двери.
      Франческа обернулась, чтобы спросить об ужине, и тогда в первый раз заметила, что домоправительница наклоняется вперед сильнее, чем обычно.
      - Тебя снова беспокоит спина? Кажется, ты говорила мне, что тебе лучше?
      - Было немного лучше, - ответила домоправительница, тяжело опустив руку на ручку двери. - Но последние несколько дней спина болит так, что я наклоняюсь с трудом, поэтому мне надо уйти на несколько часов. Я иду в больницу.
      Франческа подумала, что было бы ужасно жить, как бедная Хедда, со скатанными на лодыжках чулками и спиной, которая болит при любом движении.
      - Я сейчас возьму свои ключи, - в порыве жалости предложила она. - Я отвезу тебя к врачу Клоуи на Харли-стрит и скажу ему прислать счет.
      - Не беспокойтесь, мисс. Я могу сходить в больницу.
      Но Франческа и слушать не стала. Она не выносила зрелища страданий людей, и сама мысль о том, что бедная Хедда не получит наилучшего медицинского ухода, вызывала у нее протест. Приказав домоправительнице ждать в машине, девушка сменила шелковую блузку на кашемировый свитер, надела на запястье браслет из золота и слоновой кости, позвонила по телефону, надушила себя персиковым и абрикосовым ароматом "Фам" и вышла из комнаты. При этом у нее даже не возникла мысль о беспорядочно разбросанных одежде и аксессуарах, которые Хедде придется подбирать, наклоняясь, по возвращении из больницы.
      Волосы развевались по плечам Франчески, когда она сбегала по лестнице, куртка с отделкой из лисьего меха и черепахового панциря раскачивалась на руке, мягкие кожаные ботиночки утопали в ковре. Пересекая холл, она прошла мимо подстриженных в форме двух шаров растений в горшках из майолики. В холл проникало мало солнечного света, поэтому растения никогда не цвели и их приходилось менять каждые шесть, недель - подобная экстравагантность не смущала ни Клоуи, ни Франческу. Зазвонили дверные колокольчики.
      - Ну что там еще, - пробормотала Франческа, взглянув на свои часы. Если она не поторопится, ей никогда не успеть отвезти Хедду к доктору и переодеться на вечеринку к Сисси Кавендиш. Она нетерпеливо распахнула наружную дверь.
      На пороге стоял полицейский констебль в форме, что-то уточняя в маленькой записной книжке.
      - Мне нужна Франческа Дей, - сказал он, подняв голову и слегка покраснев под впечатлением ее неотразимой внешности.
      Первое, что пришло в голову Франческе, были неоплаченные квитанции о штрафах за нарушение правил дорожного движения, валявшиеся на полке ее шкафа. Она одарила полицейского лучшей из своих улыбок:
      - Это я! Я, должно быть, в чем-то провинилась?
      Констебль обратился к ней официальным тоном:
      - Мисс Дей, боюсь, у меня для вас плохие новости.
      Только сейчас Франческа заметила, что он держит какой-то предмет. Когда она узнала сумочку из страусовой кожи, принадлежавшую Клоуи, ее охватило страшное предчувствие.
      Полицейский отвел взгляд в сторону:
      - Кажется, с вашей матерью произошел довольно серьезный несчастный случай...
      Глава 5
      Далли и Скит катили по Сорок девятому шоссе, направлялясь в сторону Хаттисберга, штат Миссисипи. Далли пару часов поспал на заднем сиденье, пока Скит вел машину, однако сейчас он вновь был за рулем, радуясь, что первый удар надо будет выполнить только в 8.48 утра и у него останется время погонять мячи перед матчем. Он ненавидел эти ночные переезды с финального круга одного турнира на отборочный следующего почти так же, как и все прочее. Он был убежден, что если бы этим жирным котам из Профессиональной ассоциации гольфа пришлось сделать хотя бы несколько ночных рейдов через границы трех штатов, они наверняка тотчас же изменили бы правила проведения соревнований.
      На поле для гольфа Далли не волновало, как он одет - главное, чтобы на рубашке не было изображений животных и никакой предмет одежды не был розового цвета, - зато за пределами поля он был чрезвычайно разборчив в отношении своего туалета. Он отдавал предпочтение выцветшим, плотно сидящим ливайсам, спускающимся на каблуки кожаных ботинок ручной работы, и старой, изрядно застиранной майке, которую при желании можно сбросить и протереть ею капот своего "бьюика" "Ривьера" без риска поцарапать полировку. Несколько болельщиц прислали ему ковбойские шляпы, но он никогда не носил их, предпочитая кепки с узким козырьком. Он утверждал, что репутация стетсонов навсегда подорвана тем, что их носят слишком много пузатых страховых агентов в кримпленовых летних костюмах. Нельзя сказать, чтобы Далли имел что-то против кримплена, разве что это был кримплен не американского производства.
      - Вот история как раз для тебя, - сказал Скит.
      Далли, зевнув, принялся размышлять, сможет ли он хоть когда-нибудь выполнить удар этой чертовой клюшкой номер два с железной головкой. Накануне это ему не удалось, и он не мог понять, в чем причина. Со времени прошлогоднего поражения на открытом чемпионате "Орандж Блоссом" он стал играть получше, но ни в одном мало-мальски крупном турнире этого сезона по-прежнему не смог занять места выше четвертого.
      Скит поднес газетенку поближе к освещенному перчаточному отделению:
      - Помнишь, я как-то показывал тебе фото английской малышки, той, что повсюду таскалась с каким-то парнем, вроде как принцем, и с кинозвездами?
      Возможно, он слишком быстро смещает центр тяжести.
      Может, именно из-за этого у него бывают проблемы с клюшкой номер два с железной головкой? Либо из-за того, что он сильно отклоняется назад...
      Скит продолжал:
      - Ты еще говорил, что она из тех женщин, что не подадут руки, если у тебя нет кольца с розовым алмазом. Ну как, вспомнил?
      Далли утвердительно хмыкнул.
      - Короче говоря, кажется, ее мамашу на прошлой неделе сбило такси. Здесь есть ее фотография, как она выходит с заупокойной службы, с кошмарной подписью: "Безутешная Франческа Дей, оплакивающая свою мать, известную в светских кругах", вот что тут написано. И как ты думаешь, до чего они дойдут с подобной дребеденью?
      - С какой?
      - Безутешная... С такими словами!
      Далли перенес вес тела на одну ягодицу и залез в задний карман джинсов.
      - Она богатая. Будь она бедной, написали бы просто, что она "скорбит". У тебя есть еще резинка?
      - Пачка "Джуси-фрут".
      Далли отказался.
      - Через несколько миль будет стоянка грузовиков. Можем размять ноги.
      Они остановились и, выпив кофе, опять полезли в автомобиль. Добрались до Хаттисберга очень быстро, и у Далли оказалась масса времени до первого удара, поэтому он легко прошел отборочный круг турнира. Позже, в полдень того же дня, по пути в мотель оба зашли в местное отделение связи проверить утреннюю почту. Они обнаружили пачку счетов, а также несколько писем - одно из них положило начало спору, продолжавшемуся весь путь до мотеля.
      - Я не продаюсь и не желаю ничего больше слышать об этом, - отрезал Далли, сорвав с головы шапочку и швырнув ее на кровать в номере мотеля, затем стянул через голову майку.
      Скит уже опаздывал на свидание, которое назначил кудрявой официантке из коктейль-бара, но, глянув поверх письма, которое держал в руке, принялся изучать грудную клетку Далли, его широкие плечи и рельефную мускулатуру.
      - Ты чуть ли не самый упрямый из всех сукиных сынов, каких я знавал в жизни, - провозгласил он. - Такая милая мордашка и сверхразвитые грудные мышцы могли бы прямо сейчас принести нам больше денег, чем ты со своей ржавой клюшкой номер пять заработал за весь этот сезон!
      - Я не позирую на календари для педиков.
      - О.Дж.Симпсон пошел на это, - заметил Скит, - а также Джо Намат, да и та французская задница на лыжах. Черт возьми, Далли, ведь ты единственный из игроков в гольф, кого они надумали попросить.
      - Я не сделаю этого! - взревел Далли. - Я не продаюсь!
      - Но ты же делал ту журнальную рекламу для фирмы "Фут-Джой"!
      - Там было совсем другое дело, и ты это прекрасно знаешь. - Далли горделиво прошествовал в ванную и захлопнул дверь, потом заорал с другой стороны:
      - "Фут-Джой" делает чертовски классные туфли для гольфа!
      Зашумел душ, и Скит покачал головой. Что-то бормоча себе под нос, он пересек холл и направился в свою комнату. Уже давно многим людям стало ясно, что с такой внешностью Далли прямая дорога в Голливуд, но этот дурак не желал воспользоваться ею. Агенты, специализирующиеся на открытии дарований, принялись осаждать его междугородными звонками в первый же год, как он начал участвовать в турнирах, но Далли только и делал, что обзывал их кровопийцами и отпускал в общем-то оскорбительные замечания относительно их матерей, что само по себе было бы не столь плохо, если бы он не повторял этого слишком часто им в лицо. "Хотелось бы знать, - думал Скит, - что страшного в том, чтобы заработать немного легких денег на стороне?" Пока Далли не начнет выигрывать крупные чемпионаты, ему никогда не видать чеков с шестизначными цифрами, какие получают парни вроде Тревино, не говоря уж о дорогих сделках, заключенных Никлосом и Палмером.
      Скит причесался и сменил фланелевую рубашку. Он не видел ничего предосудительного в позировании для календаря, пусть даже если при этом действительно пришлось бы дышать одним воздухом с хорошенькими мальчиками типа Дж.В.Намата. У Далли было то, что агенты по отбору дарований называли сексуальным магнетизмом. Черт побери, этого не видно разве что слепому. Как бы низко он ни опускался в турнирной таблице, за ним всегда следовала многочисленная толпа, способная заполнить собой целую трибуну и, по-видимому, процентов на восемьдесят состоявшая из обладательниц губной помады. Как только он выходил за пределы игрового поля, эти женщины слетались к нему словно мухи на мед. Холли Грейс говаривала, что женщины любят Далли за то, что, как им известно, его нижнее белье не имеет никакой цветовой направленности, а сам он не имеет записей Уэйна Ньютона. Что мы имеем в лице Далласа Бодина, неоднократно подчеркивала Холли Грейс, так это последний образчик настоящего чисто американского мужчины из штата Одинокой Звезды!
      Скит схватил ключ от двери и довольно ухмыльнулся. Когда он последний раз говорил с Холли Грейс по телефону, та сказала, что если Далли в ближайшее время не победит в каком-нибудь крупном турнире, то Скит просто должен будет сказать свое слово, пристрелив его, чтобы раз и навсегда прервать полосу неудач.
      ***
      Ежегодный прием у Миранды Гвинвик, всегда проводившийся в последнюю неделю сентября, был в полном разгаре, а его хозяйка с чувством глубокого удовлетворения занималась исследованием блюд с красными средиземноморскими креветками, крошечными артишоками и омарами в листьях. Миранда, автор нашумевшей профеминистской книги "Женщина как воительница", любила хорошо принять гостей хотя бы затем, чтобы доказать миру, что феминизм ни в коей мере не исключает хлебосольного образа жизни. Ее личные взгляды не допускали ношения дамского платья или использования косметики, однако прием гостей предоставлял ей возможность потренироваться в том, что она в книге "Женщина как воительница" обозначила термином "доместика", подразумевая под ним наиболее цивилизованную сторону человеческой натуры как мужской, так и женской.
      Она обвела взглядом изысканную группу гостей, которую собрала меж резных колонн своей гостиной, заново отделанной в августе братом Миранды в качестве подарка к ее дню рождения. Музыканты и интеллектуалы, несколько членов палаты лордов, горстка известных писателей и артистов, несколько шарлатанов для придания пикантности - это был именно тот тип возбуждающих ее чувства людей, которых она так любила собирать вместе. Она нахмурилась, когда ее взгляд упал на пресловутую ложку дегтя в бочке меда ее удовольствия - крохотную Франческу Серрителла Дей, как всегда эффектно разодетую и неизменно в центре внимания мужчин.
      Она наблюдала, как Франческа порхает от одной группы беседующих к другой, выглядя возмутительно прелестной в шелковом бирюзовом платье. Она откидывала облако своих каштановых волос с таким видом, словно мир был принадлежавшей ей устрицей, полной жемчуга, тогда как всему Лондону было доподлинно известно, что у нее за душой не было ни гроша.
      Каким, должно быть, сюрпризом было для нее узнать, что после Клоуи остались одни долги.
      За вежливым шумом, производимым гостями, Миранда расслышала громкий смех Франчески и разобрала ее слова благодарности нескольким мужчинам, которые та произносила с придыханием, небрежно выделяя совершенно пустые слова в манере, приводившей Миранду в бешенство. Однако эти тупые ублюдки один за другим таяли и растекались маленькими теплыми лужицами у ее ног. К несчастью, одним из этих тупых ублюдков был ее собственный горячо любимый брат Ники.
      Миранда, нахмурившись, взяла персик из опаловой чаши от Лалик с оттиснутыми изображениями стрекоз. Николас был для нее самым главным человеком в мире, на редкость чутким и обладавшим просветленной душой. Это Ники подбил ее написать "Женщину как воительницу". Он помогал ей оттачивать мысли, приносил кофе по ночам и, что самое важное, защищал от нападок матери, недоумевавшей, с какой это стати ее дочь, имея сто тысяч фунтов годового дохода, должна забивать себе голову таким бессмысленным занятием. Миранде была невыносима мысль, что, пока она тут праздно стоит, Франческа Дей разбивает ему сердце. Месяцами она наблюдала, как Франческа перелетает от мужчины к мужчине, бегом возвращаясь к Ники всякий раз, когда временно оказывалась без воздыхателя. И каждый раз он радовался ее возвращению, возможно, чуть больше разукрашенный боевыми шрамами, с чуть меньшим жаром, - но все равно радовался.
      - Когда мы вместе, - как-то объяснил он Миранде, - она заставляет меня чувствовать себя так, словно я самый умный, самый веселый, самый чувственный мужчина в мире. - Затем сухо добавил:
      - Конечно, если у нее хорошее настроение; в противном же случае я ощущаю себя полнейшим дерьмом.
      "Как это ей удается, - размышляла Миранда. - Как может кто-то, столь ограниченный интеллектуально и духовно, привлекать к себе такое внимание?" Миранда была уверена, что основную роль в этом играет ее необычайная красота. Однако частично этому способствовал ее живой нрав, отчего даже сам воздух вокруг нее, казалось, начинал искриться жизнью. "Дешевый балаганный трюк, - с неудовольствием думала Миранда, - ведь наверняка в голове у Франчески Дей не сыщешь ни - одной оригинальной мысли. Вы только посмотрите на нее! Она без денег, без работы, но ведет себя так, словно ей ни до чего нет дела. И возможно, ей действительно на всех наплевать - на всех, кроме Ники Гвинвика со всеми его миллионами, терпеливо ждущего, когда его поманят".
      Миранда не знала, что не она одна была погружена в мрачные раздумья на этом приеме. Несмотря на показную веселость, Франческа пребывала в отчаянии. Накануне она в поисках работы нанесла визит Стюарду Бессетту, главе самого престижного в Лондоне агентства моделей. Хотя у нее не было желания делать карьеру, но в ее кругах профессия манекенщицы считалась вполне приемлемым средством зарабатывать деньги, и она решила, что таким образом хотя бы на время забудет о своих безвыходных финансовых проблемах.
      Однако, к ее огорчению, Стюард заявил, что она чересчур мала ростом.
      - Не имеет значения, насколько красива манекенщица, просто она должна быть пяти футов и восьми дюймов, чтобы удовлетворять требованиям модельеров, - сказал он. - А в вас от силы пять футов два дюйма. Конечно, я мог бы предложить вам кое-какую работу, где важна красота, - в качестве фотомодели, знаете ли, но вначале нужно сделать несколько пробных снимков.
      Тут она вышла из себя, прокричав ему, что ее фотографировали для самых престижных в мире журналов и вряд ли ей пристало делать пробные снимки, как какой-нибудь заурядной начинающей. Теперь-то она понимала, что с ее стороны было глупо так злиться, но в тот момент она просто ничего не могла с собой поделать.
      Хотя после смерти Клоуи прошел уже год, Франческа по-прежнему не могла смириться с утратой матери. Временами ей казалось, что ее горе принимает облик живого, осязаемого существа, опутывающего ее с ног до головы. Поначалу друзья сочувствовали ей, но по прошествии нескольких месяцев, видимо, посчитали, что ей пора отложить свою печаль, словно прошлогоднее шитье. Она боялась, что перестанет получать от них приглашения, если не обретет былой общительности, и, не вынося одиночества, в конце концов научилась прятать свои переживания. Бывая на публике, она смеялась и флиртовала как ни в чем не бывало.
      Как ни странно, этот смех стал помогать ей, и в последние несколько месяцев она почувствовала приближение окончательного выздоровления. Иногда ее даже охватывало нечто вроде гнева в отношении Клоуи. Как могла мать оставить ее вот так, один на один с армией кредиторов, ожидающих, словно стая саранчи, удобного момента, чтобы отобрать все принадлежавшее им? Но приступы злости никогда не были продолжительными. Только сейчас, когда было уже слишком поздно, Франческа поняла, почему Клоуи казалась такой уставшей и расстроенной на протяжении последних месяцев перед тем, как ее сбило такси.
      Примерно неделю спустя после смерти Клоуи у дверей их квартиры стали появляться солидные мужчины в "тройках" с официальными документами и жадными глазами.
      Сначала исчезли драгоценности Клоуи, затем настал черед "астон-мартина" и живописи. В конце концов был продан и сам дом. Это позволило оплатить последние долги, но в результате Франческа осталась всего лишь с несколькими сотнями фунтов в кармане, большая часть которых уже разошлась, и теперь она временно снимала комнату в доме Сисси Кавендиш, одной из старейших подруг Клоуи. К сожалению, Франческа так и не смогла найти общего языка с Сисси, поэтому уже в начале сентября Сисси недвусмысленно дала понять, что не будет возражать, если Франческа покинет ее дом. И сейчас Франческа понятия не имела, сколько еще сможет продержаться в доме Сисси за счет неопределенных обещаний.
      Она заставила себя рассмеяться на шутку Тэлмеджа Батлера и попыталась найти утешение в том, что безденежье представляет хотя и скучную, но всего лишь временную ситуацию. Она поймала взгляд Николаев, стоящего по другую сторону комнаты в своем темно-синем блейзере от "Жив энд Хоукс" и отутюженных до остроты лезвия брюках. Если бы ей удалось выйти за него замуж, она получила бы все деньги, в которых так нуждалась, однако она серьезно рассматривала этот вариант лишь однажды и очень непродолжительное время, когда несколько недель назад днем ей позвонил совершенно гнусный мужчина, который стал угрожать всеми возможными неприятностями, если она не оплатит свои кредитные карточки. Конечно же, Николас Гвинвик не был решением всех ее проблем. Она презирала женщин, которые, оказавшись в отчаянном положении, настолько теряли уверенность в себе, что выходили замуж ради денег. Ей исполнился всего двадцать один год. Ее будущее обещало быть столь необычным, что его не следовало ломать из-за временных трудностей. Что-то должно произойти в самое ближайшее время. Ей не оставалось ничего другого, как ждать.
      "...это всего лишь куча мусора, которую я превращу в произведение искусства". Внимание Франчески привлек обрывок фразы элегантного Ноэля Ковардиша, мужчины с напомаженными волосами. Оставив обществе Миранды Гвинвик, он очутился рядом с ней.
      - Привет, моя дорогая, - сказал он. - Вы невероятно восхитительны, и я весь вечер ждал случая, чтобы вас заполучить!
      Миранда попросила меня развлечь вас.
      Она, улыбнувшись, вложила свою ручку в его раскрытую ладонь.
      - Франческа Дей, - представилась она. - Надеюсь, я стою того, чтобы меня ждали.
      - Меня зовут лорд Байрон, а вы, несомненно, заслуживаете ожидания. Мы как-то встречались с вами раньше, хотя вы, возможно, этого не помните.
      - Напротив, помню очень хорошо. Вы приятель Миранды, знаменитый кинорежиссер.
      - Боюсь, что скорее наемник, который опять продался за доллары янки. Он драматически откинул назад голову и, выпустив идеальное колечко дыма, заговорил в потолок:
      - Кошмарная вещь, эти деньги. Они вынуждают выдающихся людей совершать всевозможные аморальные поступки.
      Глаза Франчески недоверчиво расширились.
      - А сколько именно аморальных поступков совершили вы или об этом нельзя спрашивать?
      - О, много, очень много. - Он отхлебнул из высокого стакана, до краев наполненного чем-то напоминавшим неразбавленное шотландское виски. - Все, связанное с Голливудом, развращено. Тем не менее я намерен ставить свое имя даже на самом тупом коммерческом продукте.
      - Как это мужественно с вашей стороны. - Она улыбнулась, в душе надеясь, что ее улыбка сойдет за выражение восхищения; на самом же деле ее позабавило, что он выглядел почти совершенной пародией на пресытившегося всемирной славой режиссера, вынужденного идти на компромисс между своим искусством и требованиями рынка.
      Глаза лорда Байрона устремились на ее скулы, затем задержались на губах; по тому, как он был восхищен, но сохранял бесстрастность, она поняла, что режиссер предпочитает скорее мужскую, нежели женскую, компанию. Поджав губы, он наклонился к ней, словно намереваясь поделиться большой тайной:
      - Через два дня, дорогая Франческа, я отбываю на захолустную плантацию в штате Миссисипи, где начну съемки фильма "Кровь Дельты". Этот сценарий я в одиночку превратил из кучи мусора в сильный духовный манифест.
      - Я просто-таки обожаю духовные манифесты, - проворковала она, беря новый бокал шампанского с проплывавшего мимо подноса и одновременно украдкой изучая платье из тафты на Саре Фаргейт-Смит, состоящее из закрученных по спирали красных и белых полос, в попытке определить, откуда оно - от Адольфо или от Валентине.
      - Я намереваюсь сделать "Кровь Дельты" своего рода аллегорией, утверждающей благоговейный трепет как перед жизнью, так и перед смертью. Он сделал стаканом театральный жест, не пролив при этом ни капли. Бесконечный цикл естественного порядка. Вы меня понимаете?
      - Бесконечные циклы - это мое особенное пристрастие!
      Мгновение он, казалось, вглядывался сквозь ее кожу, затем картинно закрыл глаза.
      - Я чувствую вашу жизненную силу, пульсирующую в воздухе так, что у меня перехватывает дыхание. От вас исходят невидимые волны даже при малейшем движении головы. - Он ладонью коснулся щеки. - Я абсолютно никогда не ошибаюсь в людях. Потрогайте мою кожу. Она определенно стала холодной и влажной.
      Она засмеялась:
      - Возможно, креветки оказались не совсем свежими.
      Он ухватил ее за руку и поцеловал кончики пальцев.
      - Любовь. Я влюблен. Мне абсолютно необходимо заполучить вас в мой фильм. Едва увидев вас, я понял, что вы идеально подходите на роль Люсинды.
      Франческа приподняла бровь:
      - Но я же не актриса. С чего это вам пришла в голову такая мысль?
      Он нахмурился:
      - Я никогда не вешаю на людей ярлыков. Вы именно такая, какой, по моему ощущению, должны быть. Я скажу моему продюсеру, что отказываюсь делать фильм без вас.
      - Вам не кажется, что это немного чересчур? - произнесла она с улыбкой. - Вы знаете меня всего пять минут.
      - Я знаю вас всю жизнь. И потом, я всегда доверяю своему чутью - это отличает меня от других. - Он сложил губы в идеальный овал и выпустил еще одно колечко дыма. - Эта роль небольшая, но запоминающаяся. Я экспериментирую с концепцией как физического, так и духовного путешествия во времени, - южная плантация в самом пике своего расцвета, в девятнадцатом веке, и затем плантация сегодня, пришедшая в упадок. Я хочу задействовать вас в нескольких начальных сценах; они короткие, но запомнятся надолго. Вы будете играть роль юной невинной девушки, которая из Англии прибывает на эту плантацию. Она не произносит ни слова, однако ее присутствие целиком заполняет весь экран. Эта роль могла бы стать для вас визитной карточкой, если вы интересуетесь серьезной карьерой.
      На какое-то мгновение Франческа и в самом деле почувствовала дикий, совершенно иррациональный приступ искушения. Карьера киноактрисы позволила бы идеальным образом разрешить все ее финансовые затруднения, да и исполнительство всегда ее привлекало. Она подумала о своей приятельнице Марисе Беренсон, кинокарьера которой, казалось, была восхитительным периодом жизни, но затем едва не расхохоталась над своей наивностью. Настоящие режиссеры вряд ли подходят к незнакомым женщинам на приемах, чтобы предложить им роль!
      Байрон извлек из нагрудного кармана маленькую записную книжку в кожаной обложке и принялся что-то писать в ней ручкой с золотым пером.
      - Завтра я должен уехать из Лондона в Соединенные Штаты, поэтому позвоните мне до полудня в отель, я там остановился. Не разочаровывайте меня, Франческа! Все мое будущее зависит от вашего решения. Вы ни в коем случае не должны упустить шанс появиться в главном американском фильме.
      Принимая от него листок бумаги и пряча его в карман, она едва удержалась от замечания, что эта его "Кровь Дельты" не очень-то похожа на главный фильм Америки.
      - Было очень приятно познакомиться с вами, лорд, но боюсь, что карьера актрисы не для меня!
      Он обеими руками - в одной стакан с выпивкой, в другой мундштук закрыл уши, отчего сразу стал похож на какого-то инопланетянина, пускающего дым.
      - Никаких негативных мыслей! Вы именно та, какой я вас себе представляю. Творческое сознание ни в коем случае не может позволить себе негативных мыслей. Позвоните мне до полудня, дорогая. Я просто обязан заиметь вас!
      Закончив такими словами, он вернулся к Миранде. Следя за ним, Франческа почувствовала на своем плече чью-то руку, и чей-то голос прошептал ей на ухо:
      - Он не единственный, кто должен получить вас!
      - Ники Гвинвик, вы страшный сексуальный маньяк, - сказала Франческа, поворачиваясь, чтобы запечатлеть мимолетный поцелуй на его гладко выбритой щеке. - Я только что познакомилась с прелюбопытным маленьким человечком. Вы его знаете?
      Николас отрицательно покачал головой:
      - Это один из друзей Миранды. Пойдемте в столовую, дорогая. Я должен показать вам нового де Кунинга.
      Франческа послушно осмотрела полотно, затем поболтала с приятелями Ники. Она совершенно забыла о лорде Байроне, пока Миранда Гвинвик не загнала ее в угол как раз в тот момент, когда они с Николасом собрались уходить.
      - Мои поздравления, Франческа, - сказала Миранда. - Я услышала удивительную новость. По-видимому, у вас просто талант приземляться на четыре лапы. Совсем как у кошки...
      Франческа питала к сестре Николаев глубокую неприязнь.
      Она находила Миранду сухой и ломкой, как высохшая бурая ветка, на которую та походила, к тому же считала ее излишне опекающей своего брата, который и сам был достаточно взрослым, чтобы позаботиться о себе. Эти две женщины уже давно оставили попытки перейти на нечто большее, чем показная вежливость.
      - Кстати о кошках, - галантно произнесла она. - Вы выглядите восхитительно, Миранда. Как это мудро с вашей стороны - скомбинировать полосы и складки таким образом. Но о какой удивительной новости вы говорите?