— Если вы не возражаете, я предпочла бы немного вина, — сказала Хани, решив сразу поставить себя как надо и не дожидаться, когда Ванда со своими почти шестью футами роста начнет навязывать ей что-то свое.

Дэш неодобрительно посмотрел на Хани:

— А для меня сгодится и «севен-ап». — Он опустился на кушетку с подушками из красного клетчатого вельвета. Хани присела рядом, раздумывая, какой же надо иметь характер женщине, способной предложить спиртное вылечившемуся алкоголику.

Зазвонил телефон. Ванда торопливо вышла, чтобы ответить. Эдвард гремел ледяными кубиками на подносе, и у Хани появилась возможность незаметно обратиться к Дэшу.

— Не понимаю, как у тебя хватило нахальства утверждать, что я разговариваю больше, чем любая из твоих бывших жен. Да Ванда могла бы рекорд установить по разговорчивости!

Дэш впервые за день улыбнулся ей.

— Ванда через некоторое время успокаивается, а ты — никогда.

Едва Ванда вернулась в комнату, как в дверях показалась молодая женщина. Она была худощава и на первый взгляд невзрачна — каштановые волосы подчеркивали тусклый цвет лица. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживались тонкие правильные черты, которые были бы привлекательны, если бы к ним добавить немного косметики. Когда она увидела Дэша, сидевшего на кушетке, ее бледные губы растянулись в улыбке, и она стала почти хорошенькой.

— Папа!

Дэш вскочил, как только увидел ее, бросился к ней, и она исчезла в его объятиях, как кролик, нырнувший в нору.

— Здравствуй, Тыквочка! Как поживает моя девочка?

Наблюдая за ними, Хани испытала приступ знакомой боли. Несмотря на развод и жизнь порознь, этих людей по-прежнему связывали узы, разорвать которые ничто не в силах.

— Слава Богу, — тихо ответила девушка. — Я знала, что он принесет тебя сегодня сюда.

— Меня принес сюда «Боинг-747», Мери.

— Нет, папа! Наш Бог это сделал. — На ее лице появилось выражение чрезвычайной уверенности, и Хани стало интересно, как отзовется на это Дэш.

Он предпочел отступить.

— Мередит, хочу познакомить тебя с необыкновенной личностью. Это Хани Джейн Мун, телезвезда и моя партнерша по сериалу!

Мередит повернулась. Увидев Хани, она изменилась в лице, будто отец ударил ногой по ее кроличьей клетке. И без того узкие губы сузились до почти полного исчезновения, взгляд серых глаз потемнел и стал враждебным. Хани показалось, что запахло жареным, как будто Мередит пропустила сквозь нее смертельную дозу электрического тока.

— А, мисс Мун… Да будет с вами Бог!

— Спасибо, — ответила Хани. — С вами тоже.

Ванда залпом выпила порцию «Джека Дэниэлса».

— Довольно уже этой Иисусовой чепухи, Мередит. Пора бросить эти штучки.

— Мама!

Дэш усмехнулся. Ванда посмотрела на него и тоже улыбнулась. На несколько секунд перепалка прекратилась, и Хани смогла на мгновение представить, как выглядела эта семья, когда все были молодыми.

Как только Ванда начала расписывать планы на вечер, от этого мгновения не осталось и следа. По словам Ванды, родственники должны были прибыть с минуты на минуту. Сервировщики установили стол с закусками в столовой, и она надеялась, что крабы и устрицы ни у кого не вызовут аллергии. Всем нужно быть в церкви ровно в шесть тридцать. Во время обеда на приеме в отеле все будут в изысканных дорогих нарядах, и она также надеялась, что дорогая маленькая Хани привезла с собой что-нибудь особенное из одежды.

«Дорогая маленькая Хани» извинилась и направилась в туалетную комнату. В раковине, выступавшей из стены, лежало дорогое мыло также в форме раковины, и еще там был контейнер с душистой смесью. В комнате пахло тыквенным пирогом и сиренью. Когда Хани вышла из туалетной комнаты, Ванда уже ушла в столовую, чтобы отчитать бакалейщика, но зато вернулся жених.

Мередит Куган мало походила на отца, а ее двадцатичетырехлетний старший брат Джош выглядел чуть расплывчатой, смягченной версией Дэша, версией, в которой все угловатые линии и четкие плоскости отца были как бы размыты. Джош обрадовался знакомству с Хани и начал дружелюбно расспрашивать о полете. В это время в комнату вернулась Ванда и перебила его:

— Джош говорил тебе о новой работе в «Фэган Кэн»?

— Нет вроде бы, — ответил Дэш.

— Он собирается стать заведующим бухгалтерией. Расскажи отцу об этом подробнее, Джош! Расскажи, какой важной персоной предстоит тебе стать.

— Не думаю, что это такая уж большая должность, сэр. Но все-таки стабильная работа, а «Фэган» — фирма солидная. Ванда подняла бокал с бурбоном:

— Расскажи отцу, какой у тебя будет прекрасный офис!

— Он очень хорош, сэр.

— На углу четвертого этажа, — сообщила Ванда.

— На углу? — Дэш постарался изобразить заинтересованность. — Так-так…

— Два окна! — Она выставила два пальца на случай, если Дэш окажется не способен воспринять всю грандиозность этого числа на слух.

— Ах, два окна. Это просто замечательно.

В дверь позвонили, и Ванда еще раз извинилась. Дэшу и Джошу стало неловко — каждый был в затруднении, не зная, о чем говорить дальше.

Хани включилась в разговор, чтобы разрядить обстановку:

— Как все-таки плохо, что Джош не работал у тебя в те тяжелые времена, Дэш! Может, он заставил бы этих кровопийц держаться подальше.

Дэш улыбнулся.

Джош посмотрел на него озадаченно:

— Кровопийц?

— Она имеет в виду мои всем известные осложнения с налоговым управлением, — пояснил Дэш. Джош нахмурился.

— Не следует шутить с налоговым управлением, сэр! С некоторыми организациями не так-то просто разделаться. Налоги не предмет для шуток.

Дэш бросил страждущий взгляд на бар.

Прибыли родственники Ванды и Эдварда, и к присутствующим добавилась еще дюжина гостей. У Хани разболелась голова, и она попыталась найти уединенное местечко у громадного фикуса в кадке. Но вскоре краткую паузу прервал слабый проникновенный голос Мередит:

— В шесть часов в гостиной я провожу молитвенное собрание. Хотелось бы, чтобы пришли все.

Ванда воздела вверх руки:

— Ты в своем уме, Мередит? Мне нужно сделать еще миллион вещей, и я не могу терять время на молитвы.

Одна из тетушек деланно хихикнула:

— Извини, Мередит, но мне потребуется уйма времени, чтобы сделать прическу.

Другие гости тоже принялись извиняться — они явно уже имели опыт участия в молитвенных собраниях Мередит. Дэш сделал несколько шагов к двери:

— Хани и мне нужно еще зайти в отель переодеться, поэтому будет проще, если мы встретимся прямо в церкви.

Мередит выглядела удрученной, и, наверное, потому, что Хани и сама чувствовала себя не лучше, она мгновенно прониклась к дочери Дэша чувством симпатии:

— Отель не так уж и далеко, Дэш. Мы можем сперва заскочить сюда.

Дэш бросил на Хани свирепый взгляд.

Мередит внимательно посмотрела на Хани, вся ее фигура была воплощением обиды.

— Прекрасная мысль, — сказала она жестко.

Дэш, однако, вовсе так не считал и, когда они вернулись в отель, сказал Хани, что не намерен идти на молитвенное собрание Мередит.

— Я люблю свою дочь, но она просто с ума сходит, когда дело касается религии!

— Тогда я пойду одна, — упрямо заявила Хани.

— Только не говори, что я тебя не предупреждал!

На свадьбу Хани переоделась в то серебристо-голубое, под цвет глаз, искусно украшенное бисером вечернее платье, которое однажды ей так хотелось надеть для визита на ранчо. Она взбила волосы, надела клипсы в виде гроздьев кристаллов, и, хотя зеркало говорило ей, что она хороша, Хани чувствовала себя неуверенно. Когда Дэш увидит ее, он найдет, к чему придраться. То декольте слишком большое, то юбка слишком тесная, то украшения слишком кричащие.

Дэш готовился к поездке в церковь с одним из шаферов Джоша, поэтому она вернулась в дом Ванды одна в надежде, что не пожалеет о том порыве, который заставил ее принять приглашение Мередит. Мередит была крайне разочарована, когда увидела, что Хани пришла одна.

— Сожалею, — сказала Хани. — Мне кажется, ваш отец не слишком-то расположен к молитвенным собраниям.

Хани сразу же стало ясно, что в Мередит идет борьба между желанием провести молитвенное собрание и неприязнью, которой она воспылала. Хани не слишком удивилась, когда проповедническое начало одержало верх.

Мередит провела ее в гостиную, которая выглядела копией картинок на пластиковых упаковках, и жестом показала на бархатный диван. Когда они уселись на противоположных краях дивана, Хани испытала почти непреодолимое желание отыскать в своей сумочке губную помаду и тушь для ресниц. Отсутствие косметики в сочетании с убогим синтетическим платьем делало Мередит гораздо более некрасивой, чем это было на самом деле. Хани начала понимать, через что прошла Лиз Кэстлберри, пробуждая в ней женственность.

Мередит спросила строго:

— Веруете ли вы, мисс Мун?

Хани всегда радовала возможность поговорить о теологии, и она серьезно восприняла этот вопрос.

— На этот вопрос не так-то легко ответить. И пожалуйста, зовите меня Хани.

— Преданы ли вы Богу?

Она вспомнила ту далекую весну, когда она молилась Уолту Диснею.

— Трудно сказать… Я считаю себя личностью, не чуждой духовности, Мередит, но моя вера не всегда правильна. Полагаю, что я человек ищущий.

— Сомнения исходят от дьявола, — сказала Мередит сурово. — Если вы живете в вере, нет необходимости задавать вопросы.

— А я должна задавать вопросы. Мне это необходимо.

— Тогда вам уготована дорога в ад.

— Не хочу обидеть вас, Мередит, но я не думаю, что у кого-то есть право выносить приговор относительно спасения души другого человека.

Но Мередит отказалась смягчить свою позицию, и Хани оставила все надежды на плодотворность дискуссии. В течение получаса Мередит цитировала Священное писание и молилась над ним. У Хани опять разболелась голова, но через некоторое время Мередит перестала казаться ей суровой и бесчувственной. Она молилась страстно, лицо наполнилось радостью, молодая девушка обращалась к Иисусу, испытывая блаженство.

— Улыбайся, Рэнди, ведь все же наблюдают за нами, черт побери!

— Да им вообще хотелось бы увидеть, как я собираюсь трахнуть тебя прямо тут, в танцевальном зале!

Исходивший от Ванды одуряющий запах лака для волос доводил Дэша до бешенства. Он отошел в сторону, чтобы не столкнуться с другой парой, и сказал себе, что пить ему нельзя.

Ванда поморщилась от боли:

— Ты наступил мне на ногу, черт побери. Следи за собой, пожалуйста. Боже, ты так и не научился танцевать!

— А тебе вечно надо выставляться — хочется показать всем своим друзьям, как ловко ты управляешься со своим бывшим мужем. Заставила потанцевать с собой, покормила с рук, как маленькую глупую домашнюю собачонку!

Принужденная светская улыбка так и застыла на ее лице.

— Терпеть не могу, когда ты такой, как сейчас. И это на свадьбе своего сына! Какая же ты серость, Рэнди Куган! Да ты и всегда был посредственным, жестокосердным, лживым сукиным сыном!

— Ну что тебе все так неймется! Мы разведены вот уже двадцать лет, а ты по-прежнему выпила бы всю мою кровь до капли!

— То же самое ты можешь сказать и обо всех твоих бывших женах!

Хани пронеслась мимо со свидетелем Джоша, и свадебный фотограф тут же сделал снимок. Дэш представил себе, как этот кадр рано или поздно появится в одном из журнальчиков. Осенью фотографы несколько раз ловили ее в моменты, когда она выглядела гораздо старше семнадцати. Вместо того чтобы задавать вопросы о ее возрасте, они помещали фотографии с подписями типа «Дитя-кинозвезда стареет слишком быстро» или «Хани Джейн Мун на прогулке после сна».

Дэш стиснул зубы. Хани протанцевала уже почти четыре часа — неплохо для того, кто утверждает, что совершенно не умеет этого делать. И это было еще не все. Несколько раз он видел, как она брала бокал с шампанским.

Весь вечер с ней творилось что-то необычайное: ему не нравилось и то, как она запрокидывала голову, и ее слишком громкий смех — смех взрослой женщины, а не ребенка. Дэш попытался убедить себя, что ему только кажется, будто присутствующие мужчины слишком интересуются ею. В конце концов, Хани не была здесь самой красивой женщиной — даже в своем переливающемся голубом платье, чертовски туго облегавшем зад. Хани, без сомнения, была миловидна, но небольшой рост и детское личико не позволяли назвать ее красивой. Ему нравились женщины, которые выглядели взрослыми. Черт побери, здесь было много женщин гораздо красивее Хани!

Однако он не мог отрицать, что было в ней нечто, что может привлекать мужчин определенного типа. Мужчин, которым могут нравиться девушки маленького роста с детскими личиками, более чем на двадцать лет моложе их самих.

Голос, который не тревожил его с того вечера, когда они были в гостях у Лиз и когда он застал Хани целующейся с тем парнем, опять начал ему нашептывать.

«Немного виски заставит тебя забыть о ней! Она не нужна тебе, если ты можешь выпить. — Это был голос сирены, тот лживый внутренний голос, что сопровождает пьяниц повсюду. — Я могу сделать тебя почти счастливым, помогу снять боль!»

Слова Ванды вонзались в него, как острия ее накрашенных ресниц:

— Не понимаю, как ты только мог привести ее сюда и унизить детей — свою плоть и кровь! Все ведут себя так, будто Хани — твоя настоящая дочь. Бедная Мередит места себе не находит!

Ванда весело поприветствовала одного из гостей, а затем понизила свой голос до шипения:

— Полагаю, мне следует быть благодарной судьбе, что собравшиеся здесь люди не знают тебя так же хорошо, как вижу тебя насквозь я. Уж мне-то известно, что у тебя на уме, и это просто отвратительно. Ты бы хоть посмотрел на себя в зеркало — она же моложе, чем твоя дочь!

Он уловил соблазнительный запах выпитого ею бурбона, смешанный с одуряющим запахом лака для волос, и ощутил сухость во рту.

— Ничего такого на уме у меня нет — ничего похожего на то, о чем ты думаешь, поэтому держи свои мозги подальше от помойных ям.

Ванда ущипнула его, стараясь причинить боль:

— Тебе не одурачить меня, Рэнди! Можешь обманывать кого-нибудь другого, но не меня. Я же видела, какими глазами ты смотрел на нее, думая, что никто за вами не наблюдает. И вот что я тебе скажу, мистер! Меня просто выворачивает от вашего вида! Тут все воркуют, как она хороша, как мило, что ты ведешь себя по отношению к ней как настоящий отец. Но в действительности все это совершенно не так!

— А вот тут-то ты не права, — насмешливо улыбнулся он. — Именно так все у нас и обстоит. Я, если хочешь знать, воспитываю эту девочку.

— Дерьмо, — прошипела она с ледяной улыбкой. — От такого кощунства у меня мурашки по спине бегают!

Все, с него достаточно! Дэш заметил Эдварда, приближавшегося под руку с невестой, и загородил им путь:

— Вечер скоро заканчивается, Эдвард, а у меня еще не было возможности потанцевать с моей только что обретенной невесткой.

Ванда посмотрела на него сурово, но вокруг было слишком много людей, чтобы сказать какую-нибудь колкость. Женщины поменялись ролями. Молодая жена Джоша, Синтия, была хорошенькая, живая блондиночка с голубыми глазами и большими зубами. Когда он привлек ее к себе, опять услышал запах нового модного лака для волос.

— Джош уже рассказывал вам о своей новой работе, папа Куган? — спросила она, едва они сделали несколько шагов. Дэша передернуло от такого обращения.

— Да. Он упоминал о ней. — Сеточка на ее прическе довольно опасно покалывала его около глаз, и он отвел голову назад. Дэш подумал, что весь этот вечер находится в плену женщин, набитых булавками и острыми лезвиями. А мимо проносилась Хани, искрясь весельем, смеясь и танцуя.

«Забудь о ней, — шептала сирена. — Позволь утешить тебя. Я спокойна и мягка, а потом исчезну без следа».

— …«Фэган Кэн» — солидная компания, но вы же знаете Джоша. Иногда его нужно слегка подталкивать, поэтому, когда он шел на собеседование перед приемом на работу, я сказала ему: «Так вот, Джош, когда войдешь туда, посмотри этим людям прямо в глаза и дай им понять, что можешь сразу взять быка за рога». — Она подмигнула. — И компания дает ему угловой офис!

— Да, я уже слышал.

— Офис, — она понизила голос до доверительного шепота, — с двумя окнами!

А танец никак не кончался. Она все щебетала и щебетала: об угловых офисах, узорах на фарфоре и уроках тенниса. Но в конце концов музыка все же кончилась, и она заторопилась к молодому мужу. Джош бросился к ней, искренним взглядом уверяя, что за время своего отсутствия не совершил ничего предосудительного.

«Поздравляю, сынок, — печально подумал Дэш. — Ты в конце концов женился на своей матери!»

Ему просто необходимо было выпить.

Мимо проходила одна из подружек-свидетельниц Синтии, и он тут же ее подхватил. Девушка хихикнула в ответ на предложенную честь потанцевать с легендарным Дэшем Куганом, но он не обратил на это внимания — голос сирены становился все настойчивее и настойчивее, и Дэшу показалось, что все его годы трезвой жизни полетели коту под хвост.

«Приди ко мне, милый! Я — та самая женщина, что нужнее всего. Буду мурлыкать и ворковать и заставлю тебя забыть о Хани!»

Хани пронеслась мимо, бросив на него сердитый взгляд. Вокруг раздавался хриплый пьяный смех, и стук кубиков льда все громче отдавался в голове, перейдя в конце концов в непрерывный барабанный бой.

Как ни ненавидел Дэш танцы, он все переходил от одной подружки невесты к другой, боясь, что, если остановится, его опять призовет сирена. Вечер выдыхался, и невеста с женихом покинули гостей. Вскоре начали разъезжаться и гости. Обольстительный запах спиртного заполнил все легкие — аромат вин, шотландского и простого виски перебивал все запахи еды и цветов.

«Ну выпей хоть рюмку, — шептала сирена. — Одна рюмка — это не страшно!»

Когда оркестр закончил последний танец, голос сирены стал настолько громким, что ему захотелось зажать уши руками. Он знал, что, если останется в танцевальном зале, погибнет окончательно.

— У нас так и не было возможности поговорить, папа. Пойдем-ка поговорим!

Мередит появилась словно из-под земли, и Дэш вздрогнул от неожиданности. Язык поворачивался с трудом, и он испугался, что она заметит, как он вспотел.

— Мы… мы же не танцевали, Мери. Вечер уже заканчивается, а я еще не потанцевал с моей самой лучшей девочкой!

Мередит посмотрела на него с удивлением:

— Оркестр складывает инструменты. Кроме того, я уже говорила тебе, папа, что не придаю большого значения танцам.

— Ах да, забыл.

Ему ничего не оставалось, как последовать за ней к одному из пустых столов в глубине танцевального зала. На льняных скатертях всюду стояли оставленные рюмки и бокалы с остатками янтарного напитка. Они двоились и троились у него в глазах, пока не начало казаться, что перед ним марширует целый батальон вражеских солдат.

Сев рядом, дочь поправила юбку, чтобы прикрыть колени.

— Ночуй у нас сегодня, папа. Можешь расположиться в моей комнате. Ну, пожалуйста. Мы уже вряд ли когда-нибудь сможем повидаться.

Дэш кончиками пальцев погладил бокал с последним драгоценным глотком на дне.

— Я… я не думаю, что это хорошая мысль. Твоя мама и я не очень ладим, когда бываем вместе.

— Я буду держать ее подальше от тебя. Обещаю.

— Не в этот раз.

«Возьми меня, братец! Только один маленький глоток, и ты сможешь совсем забыть о ней!»

Голос дочери стал требовательнее:

— Дело в Хани, не так ли? Ты столько времени провел с нею и не хочешь уделить мне хоть немного внимания! Ты думаешь, она совершенство? Того же поля ягода! Она и разговаривает, как ты. Она даже пьет, как ты! Очень жаль, что не она твоя дочь, а я.

Бокал обжигал пальцы.

— Не глупи. Это не имеет никакого отношения к Хани.

— Тогда побудь со мною завтра утром!

Весь мир сошелся клином на мерцающей жидкости в стоявшем перед ним бокале, и мучительная потребность в этой жидкости разламывала изнутри череп.

— Мне бы хотелось побыть с тобой, Мери. Но я не хочу провести это время в молитве.

Она заговорила срывающимся голосом:

— Нужно принять Бога, папочка, если хочешь получить вечную жизнь. Я все время молюсь за тебя, так за тебя беспокоюсь! Не хочу, чтобы ты закончил жизнь в аду.

— Ад — понятие относительное, — сурово ответил он

Вот и попался!

Рука Дэша сомкнулась вокруг бокала. И он оказался в ладони, как миллион старых воспоминаний в голове. Сирена вновь принялась за старое; у него на лбу выступил пот. Не в силах остановиться, он поднял голову, готовый поднести бокал к губам, но, не донеся до рта, замер, увидав в другом конце почти пустого зала Хани.

Она стояла у окна с каким-то молодым хлыщом, липнувшим к ней, словно детский крем. Его прекрасная маленькая Хани с дерзким вызывающим ртом и огромным сердцем даже и не думала уходить, а прижималась все теснее к этому молокососу!

Мередит начала молиться.

Дэш вскочил со стула, опрокинув бокал.

— Папа!

Но Дэш уже не слышал ее, направляясь через комнату. Стены закружились перед глазами. Сорочка под смокингом прилипла к груди.

«Вернись! — завывала сирена. — Не ходи к ней! Лишь я одна никогда не брошу тебя! Только я!»

Оказавшись рядом с Хани, он не стал ни спрашивать разрешения, ни извиняться. Одним мощным рывком он оторвал Хани от скользкого подонка, пытавшегося прижать ее прямо здесь, на глазах у всех, и поволок к дверям.

Хани слабо застонала, но ему было наплевать, что он сделал ей больно. Ему было наплевать на все и хотелось лишь одного — увести Хани отсюда и положить конец снедавшей его ревности.

— Дэш, что за…

— Заткнись. Ведешь себя как потаскуха!

На миг она лишилась дара речи, потом глаза ее сузились.

— Ах ты сукин сын!

Ему захотелось ударить по ее детскому ротику. Серебряная цепочка ее вечерней сумочки соскользнула с плеча, сумочка ударилась о его ногу, но он даже не заметил этого. Ванда попыталась отвлечь его внимание, кто-то из уходящих гостей заговорил с ним. Он прошел мимо, не удосужившись ответить.

Вытащив Хани в холл, он завернул за угол и поволок ее по застланному ковром наклонному въезду. И лишь когда они добрались до заднего ряда лифтов, Дэш заметил, что в руке у нее откупоренная бутылка шампанского, и сирена гортанно, торжествующе захохотала: «Опять ты проиграл!»

Сердце Дэша бешено колотилось о ребра, когда он вталкивал Хани в кабину лифта. Двери мягко закрылись; он яростно вдавил кнопку.

А потом сжал кулаки.