— Но я уже настроилась!

Кенни поймал губами ее нижнюю губку, капризно выпяченную, словно специально для поцелуя.

— Уверена?

— Угу…

— Так и быть. Пусть Патрик развлекает гостей, пока мы не спустимся.

— Гости! Совсем забыла! — Эмма увернулась от мужа и бросилась к шкафу, откуда извлекла свободное платье кофейного цвета. — Господи, Кенни, они могут ворваться в любую минуту! Это ты во всем виноват. Не начни целовать меня…

— Не мог устоять. Ты и твой огромный живот — самое соблазнительное зрелище в мире.

Эмма широко улыбнулась. Она была всего на третьем месяце, и ее фигура ничуть не изменилась. Они даже не успели никому открыть секрет, хотя планировали сделать это именно сегодня, на обеде в честь Дня благодарения.

Ей и Кенни нравилось таиться от окружающих. Они подолгу шептались в постели о будущем ребенке, обсуждали имена, обменивались многозначительными улыбками. Кто бы мог поверить, что красавец плейбой вроде Кенни Тревелера способен так трястись над беременной женой?

Беременность сделала Эмму еще чувствительнее, и теперь ее глаза туманились слезами. Она хранила в памятикаждую проведенную с Кенни минуту и любила его до умопомрачения. Лучшего мужа на всем свете не сыщешь: любящий, страстный и преданный.

Она гордилась тем, что стала ему лучшей на свете женой. Именно Эмма помогла ему избавиться от призраков прошлого. И теперь Кенни стал наконец собой, сбросив эмоциональную власяницу и вериги.

И хотя иногда по-прежнему любил прикидываться ленивым балбесом, он никого не мог одурачить. Со времени женитьбы его популярность у публики значительно возросла, в основном благодаря Франческе Бодин, которая ради него отказалась от давнего правила — никогда не брать интервью у игроков в гольф, «самых занудных, — по ее словам, — людей на свете».

Интервью проходило на террасе ранчо. Кенни и Эмма сидели на диване, а Франческа элегантно примостилась на стуле. Эмма дала себе волю, сровняв Стерджиса Рэндалла с землей. И защищала своего мужа с энергией и юмором, убедившими американских зрителей, что Кенни Тревелер не может быть изнежен, если женился на такой приземленной и к тому же небогатой девушке, как Эмма. Имиджу Кенни отнюдь не повредило, что Франческа, никогда не придерживавшаяся нейтралитета, также встала на сторону Кенни.

— В жизни так не смущался, — с дрожью признался Кенни Уоррену и Далли после интервью. — Эти двое стрекотали так, что я слова не мог вставить. Обещайте мне кое-что: если Эмма когда-нибудь снова захочет поставить меня перед телекамерой, лучше сразу пристрелите.

Далли захохотал, Уоррен притворно посочувствовал, но Эмма знала: он в восторге оттого, что сын публично оправдан.

В отличие от Рэндалла Хью повезло больше: Эмма ни слова о нем не сказала, но лишь потому, что боялась, как бы он не выместил злость на «Святой Гертруде». Тревога за будущее школы была единственным темным пятном на радужной ткани ее существования. Однако вскоре Эмма изобрела новый план действий. После дюжины телефонных звонков она и Пенелопа Бриггс сумели собрать консорциум из родителей, местных бизнесменов и нескольких членов семьи Тревелеров, желавших выкупить школу. К сожалению, Хью вовремя обнаружил, кто стоит за всем этим, и из чистой подлости наотрез отказался заключить сделку.

Но тут вмешался Кенни.

Эмма застегнула на шее последний подарок мужа — ослепительное ожерелье из филигранных золотых лоз — и улыбнулась, вспомнив, что произошло в Ройал-Литеме и Сент-Эннт три месяца назад, во время открытого Британского турнира по гольфу.

Изумительно точная игра плюс жена-англичанка сделали Кенни любимцем британской публики, и как раз перед последним раундом он попросил Уоррена связаться с Хью. Действуя в полном соответствии с инструкциями сына, Уоррен «по секрету» сообщил герцогу Беддингтону, что Кенни собирается созвать пресс-конференцию, на которой развлечет репортеров занятными историями о конфликте его жены с неким сэром Холройдом. Если, разумеется, Хью не поддастся доводам благоразумия.

И если Хью побоялся даже скромной обозревательницы из «Лоуэр Тилби», что же говорить о Си-эн-эн! Пришлось согласиться на предложение консорциума и навеки забыть о «Святой Гертруде».

Кроме Кенни и Эммы, владелицей части школы стала и Шелби Тревелер: сюрприз от мужа, обожавшего англофилку-жену. Шелби стала горячей поклонницей школы и, по предложению Эммы, представляла консорциум на последнем Дне основателя.

За это время Эмма привязалась не только к Шелби, но и к Уоррену Тревелеру. По обычаю всех мужчин, отец и сын не обсуждали то, что отношения их значительно улучшились и стали почти родственными. Они просто проводили вместе целые часы на поле для гольфа, в верховых прогулках, за игрой с Питером.

Успехи Кенни на спортивном поприще были поразительными. Он считался одним из лучших игроков в мире и выигрывал огромные денежные призы, несмотря на то что сделался исключительно разборчивым и участвовал далеко не во всех турнирах — не хотел надолго разлучаться с женой.

Эмма устроилась подменным учителем, что позволяло ей путешествовать с мужем, когда требовали обстоятельства. Она собиралась продолжать писать статьи, пока будет сидеть с ребенком, и, кроме того, организовала ряд семинаров по повышению квалификации преподавателей. Первый семинар прошел на прошлой неделе и имел огромный успех у учителей средней школы Уайнета.

— Очнись, милая, — прошептал муж, щелкнув по кончику маленького носа. — Абсолютный чемпион Открытого Британского турнира по гольфу умирает от голода.

Час спустя вся дружная восьмерка собралась за обеденным столом, чтобы отпраздновать первый Эммин День благодарения и насладиться горами еды, приготовленной Патриком. Питер восседал на высоком стульчике, между Уорреном и Шелби, пока Тори кормила Декстера самыми лакомыми кусочками индюшачьей грудки с собственной тарелки. Патрик громко расстраивался из-за чуть пригоревшей корочки пирога с тыквой, который собирался подать на десерт, когда приедут Бодины и Скит Купер.

— Она толкнулась! — взвизгнула Тори. — Декс! Потрогай!

Декстер послушно положил руку на округлившийся живот жены. Тори была на седьмом месяце и никому не давала покоя по этому поводу. Шелби воздела руки к небу.

— Ей-богу, Тори, можно подумать, ты единственная женщина на свете, которая собралась родить. Ты уже в четвертый раз требуешь, чтобы Декс пощупал твой живот!

— Я не возражаю, — заверил Декстер и, наклонившись, поцеловал в щеку прелестную жену.

Тори вернула поцелуй и обратилась к Шелби:

— Лучше перестань ныть, иначе я подробно расскажу о подготовке к кормлению грудью.

Все, кроме Декстера, дружно застонали. Декстер, чрезвычайно собой довольный, лучезарно улыбался.

Кенни улыбнулся, вспомнив тост сестры на свадебном обеде:

За тебя, Декс! Мой третий и последний муж и любовь всей моей жизни. Помнишь, я говорила, что у меня для тебя сюрприз? Ну, попробуй угадать, мой милый придурок! Что, не можешь? Ты меня обрюхатил!

И с тех пор от нее житья не было. Она выступала величаво, выпячивая живот, и настаивала на том, чтобы все, от водителей грузовиков, обедавших в «Раустэбау-те», до Реймонда, Нового сердечного дружка Патрика, его потрогали. За обедом она не находила лучших тем, кроме работы своей пищеварительной системы, пока присутствующие, включая даже Эмму, не начинали умолять Декса снова ее отшлепать.

Взгляд Кенни переместился на противоположный конец стола, где сидела его жена. Его собственная беременная жена. Ее любовь переродила его, превратив в человека куда более достойного, чем он мог надеяться. А сама Эмма обрела счастье в семье, о которой столько мечтала все эти одинокие годы.

Они обменялись одной из тайных улыбок, гревших ему душу. Кенни никогда не думал, что способен так страстно любить женщину.

Эмма едва заметно кивнула в сторону Тори и подняла бровь. Кенни мгновенно понял, что она хотела сказать. Они решили объявить сегодня о ребенке, но Тори так наслаждалась всеобщим вниманием, что Эмма просила его помолчать еще немного и не портить сестре удовольствия.

Кенни медленно наклонил голову.

Тори и не подозревает, как ей повезло с такой невесткой, как ты.

Эмма наморщила лоб.

Ты очень огорчишься, если мы подождем недельку-другую?

Кенни коснулся пальцем губ.

Нет, если договоримся насчет пункта номер шесть.

Эмма засмеялась.

— Опять они за свое. Изобрели какой-то язык немых и издеваются над нами, — проворчала Шелби.

— Не пойму, чего ты жалуешься, — отпарировала Тори. — Вы с папой все время это проделываете, так что не чайнику пред котлом хвалиться.

Шелби отодвинула бокал с вином.

— Кстати, о языке… все видят, как вы с Дексом обожаете друг друга, почему же никогда не обмениваетесь жестами?

— Я пыталась, но Декс ужасно тупоголов, помешан на грамматических правилах и не понимает нюансов. Но укол ничуть не подействовал на Декса.

— Ничего подобного, — невозмутимо объявил он, — я все понимаю, просто предпочитаю непосредственное общение.

Тори похлопала себя по животу и удовлетворенно улыбнулась: ну точь-в-точь кошка, слизавшая сливки.

— Черт возьми, твое непосредственное общение дает плоды!

Все засмеялись, и Кенни в который раз подумал, как же все-таки ему повезло.

Незадолго до конца обеда прибыли Бодины и Скит. Тед, получивший должность в новой компании, образованной после слияния, привел подружку, очаровательную и весьма неглупую девушку, социального работника, лет на пять старше его, чего, однако, совершенно не ощущалось.

Все уверяли, что объелись и не в силах впихнуть в себя ни кусочка десерта, но отчего-то дружно принялись поедать пироги с пекановыми орехами и тыквой — шедевры Патрика. Тори вытащила новую камеру и извела целую катушку пленки на Питера. Потом гости и хозяева устроились у камина, слишком сытые, чтобы подняться с места.

— Угадайте, о чем судачат в городе, — начал Патрик. Все с любопытством уставились на него.

— Ну…

Он намеренно тянул время, делая вид, что поправляет пуфик, на котором восседал, словно султан.

— Если верить Полетте Кло, старшему секретарю высшей школы Уайнета, проработавшей там многие годы…

— С начала шестидесятых, — подтвердил Далли.

— Так или иначе.

Патрик расправил бахрому пуфика.

— По словам мисс Кот, табели с годовыми оценками некоего Кенни Тревелера исчезли навсегда вместе со всеми отчетами о его неблаговидном поведении.

— Не может быть!

— Как такое могло случиться?

— Она уверена?

— Бред какой-то.

Наконец воцарилось долгое неловкое молчание. Все головы, как по команде, повернулись к Эмме.

Кенни едва не рассмеялся, видя, как старательно жена делает вид, что поправляет колье. Его собственный, личный защитник, рыцарь в сверкающих доспехах. Немного стыдно… но как приятно!

— Не пойму, с чего это вы вдруг уставились на меня? — Ей даже удалось поджать губы. Само олицетворение оскорбленного достоинства. — Можно подумать, я на такое способна!

— Способна, да еще как, — хмыкнула Тори. — И я готова поставить двадцать баксов на то, что в будущем году к этому времени ты наверняка ухитришься наложить лапки на архив колледжа, то есть на ту его часть, что имеет отношение к твоему муженьку.

Никто из присутствующих не подумал принять пари. Гораздо позже, когда гости разошлись и дом снова стал принадлежать им одним, супруги, обнявшись, направились в спальню. Но не успели добраться и до середины лестницы, как Кенни остановился.

— Я кое-что хочу от тебя, леди Эмма. Никаких вопросов. Никаких споров.

— О Боже… звучит зловеще.

— Зловеще, и еще как! Но я все-таки хочу, чтобы ты согласилась.

Эмма настороженно пригляделась к мужу. Кенни улыбнулся.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты меня любила. Всегда. Как сейчас. И до конца наших дней.

Глаза Эммы полыхнули нестерпимо ярким пламенем. И Кенни без слов стало ясно: его задиристая, властная маленькая директриса-жена сделает все, что бы он ни попросил.

Примечания