Хоронили дядю Мишу на следующий день. Своей многолетней службой государству Крюков Михаил Иванович заслужил право отправиться в свой последний путь из бывшего клуба консервного завода, который находился ближе всех к районному отделу внутренних дел. Проводить дядю Мишу собралось, наверное, полгорода. Многие его знали и уважали. Мы с Альбертычем пробрались сквозь скопление задумчивых граждан и встали недалеко от гроба. Мне никак не хотелось верить, что Иваныча уже с нами нет. Вот только сейчас я осознал, сколько же он сделал для меня, а от меня благодарности дядя Миша так и дождался. Всё недосуг мне было, а уж если честно говорить, то никогда я о благодарности и не думал. Так, принимал всё, как должное и вот только теперь захотелось сказать «спасибо», но сказать было уже некому. Даже больше того, я сейчас вместо благодарности, «копаю» против человека, который меня, собственно говоря, и в люди-то вывел. Разве можно так?
      Пока я терзался мучениями безвозвратно утерянной возможности отдать долг, траурные мероприятия достигли своего пика. Слово взял приезжий из области генерал. Говорил он привычно, грамотно и длинно. Стараясь не уронить достоинство своей должности, генерал начал свою речь с обрисовки политического момента в стране. В стране по его словам было не очень хорошо. Дремлющие когда-то преступники проснулись и полезли изо всех щелей, как тараканы на кухне у нерадивой хозяйки. Конечно, про тараканов генерал не говорил, этот образ у меня как-то сам представился. Увидел я как наяву, что хозяйка, вместо того, чтобы навести порядок нам кухне, ищет виноватых и, конечно же, их находит. Чего, чего, а вот виноватых, у нас всегда хватало. Ни в одной стране мира столько виноватых на душу населения нет, сколько их находят в России. Если бы энергию, затраченную нашим народом на поиски виноватых, пустить, ну, например, на отопление жилья, то все отопительные батареи страны были бы раскалены до красна, а местами может быть даже и поплавились. Много у нас в стране виноватых, только толку мало, но генералу так не казалось. Он их клеймил и клеймил. Мне вдруг стало совсем нехорошо. В горло вкатился какой-то ком и, застряв там, мешал дышать. В клубе и так душно было, а этот ком вообще довел меня до полуобморочного состояния. Лоб мой покрылся холодным потом, в ушах зазвенело, а перед глазами поплыли сине-желтые круги неправильной формы. Я потихоньку выбрался из душного помещения на свежий воздух и хотел присесть там, на столбик оставшийся от когда-то стоявшей на этом месте лавочки, но присесть туда, не успел. Ко мне, неизвестно откуда подбежал Вадим Алексеевич, и обильно поливая слюной мое ухо, жарким шепотом сообщил:
      – Вон, гляди около угла «посредник» стоит. Это он нас всех в соблазн ввел. Вон он сволочь.
      – Где? – сразу отряхнулся я от приступа временной немощи.
      – Да вон же у угла он стоит. Смотри, вон парень в джинсовой рубахе. Видишь, сюда смотрит?
      – Иди, позови Колчинского, – приказал я Вадику, а сам направился к показанному парню.
      Только тот меня ждать не стал, а мгновенно скрылся из вида. Я побежал. За углом посредника уже не было. Где же он? Скрыться парень мог только в проломе клубного забора, больше некуда ему было деться. Я метнулся к пролому, но нырнуть туда не успел. Остановил меня у самого пролома разговор. Видимо посредник опять с кем-то там встретился.
      – Ты опять здесь? – кто-то строго спросил за забором. – Когда же ты уберешься наконец?
      – А это только от тебя зависит, – отозвался второй голос. – Она сказала, что ты мне поможешь, а ты чего-то закозлил. Отваливай бабки и меня здесь вообще никогда не будет. Так что теперь всё в твоих руках.
      – Ты чего наглеешь? – стал сердиться первый собеседник. – Разве я тебе не помогал, но не держишь своих обещаний. Наобещал много, сделал чуть-чуть. И почему я тебе после этого должен помогать?
      – Она сказала, что ты поможешь. Что ты обязан мне помочь. Ты ей обязан, чтобы мне помочь. Понял, ты обязан.
      – Я тебе ничего не обязан, а деньги получишь только в том случае, если свои обещания выполнишь. Когда закончишь?
      – Скоро. Ты мне сейчас денег дашь?
      – Вообще-то тебе их давать совсем не за что, но мне с тобой надоело возиться. На. Однако смотри, что обещал, сделай. До пятницы всё сделай, крайний срок для тебя. Не сделаешь, я тебя из под земли достану.
      Я, наконец, решился рассмотреть собеседников и полез в пролом, да вот влезть, туда опять не успел. Только ногу над гнилой жердью занес, из пролома навстречу мне вылез парень лет двадцати пяти, смуглый, с жесткими волосами, со шрамом на левой щеке и в джинсовой рубахе. Растерялся я только на миг, и сразу же опомнившись, гаркнул строго незнакомцу.
      – Ты это, знаешь, пойдем со мной про дело одно узнать надо.
      – Куда пройдем? – удивленно вскинул брови парень. – И с какой это собственно стати я должен с Вами идти, молодой человек?
      – Куда надо туда пойдем, – жестко отсек я неудобные для себя вопросы. – Давай быстро.
      – Хорошо, пойдемте, – неожиданно мягко согласился подозреваемый, предлагая рукой показывать ему, нужный нам путь.
      Я сделал пол-оборота корпусом в сторону главного клубного входа, выпуская парня из пролома, и вдруг резкая боль стремительно пронеслась от правой скулы в височную область. Боль была такой сильной, что у меня потемнело в глазах, и я потерял сознание.
      Очнулся, я, наверное, быстро, потому что вокруг меня совершенно ничего не изменилось. Тот же забор, то же сверкание битого стекла в пыльных лопухах, только вот «посредника» не было. Опять смотался этот противный тип, не оставив ни одного приличного следа. След его кулака на саднящей щеке, приличным следом я не посчитал, хотя скула со мною вряд ли согласилась бы и ныла прилично. Несмотря на звон в ушах и легкое головокружение я поспешил в клуб. Однако там мероприятие уже закончилась, и траурная процессия двинулась от крыльца бывшего очага культуры и современного места проведения громких дискотек в сторону вечной тишины. Процессия была многолюдной, и колонна растянулась по улице метров на сто пятьдесят.
      Врезавшись в хвост колонны, я стал лихорадочно выискивать в толпе Колчинского, но его поблизости не было. Зато быстро на глаза попался Вадик. Он шел в последних рядах и увлеченно разговаривал о чем-то с женщиной средних лет или около того.
      – Ты Колчинскому сказал? – налетел я на начальника ревизионного отдела, для чего-то пытаясь схватить его за локоть.
      – Нет, не сказал, – в грубой форме отмахнулся от меня Вадим Алексеевич. – Не нашел я его. Тут людно очень.
      Я махнул рукой и стал дальше пробираться по колонне. Альбертыча я заметил почти в голове процессии, практически рядом с генералом. Однако пробиться к нему у меня никак не получалось. Чем ближе я подходил к генеральским лампасам, тем тверже становился и непреклонней людской монолит. Скоро на меня стали огрызаться и отталкивать назад, но я не сдавался до тех пор, пока одна дама строго не осадила меня:
      – Молод еще сквозь ряды руководства района вперед пробираться. Молод ещё. Здесь люди солидные идти должны, с положением. Заслужи сначала это право, а уж потом рвись напролом. Нехорошо, юноша.
      Пришлось немного отступить и ждать удобного момента. Момент настал только на кладбище. Колчинский, выслушав мой рассказ, оторвал от занятной беседы Вадика и слегка допросил его. Потом следователь крепко отругал меня, за то, что я долго телился и повел, опять меня же, на поминки. На тризне я вел себя скромно и боязливо. Во-первых, уж больно компания была солидная, не привык я ещё к такой, а во вторых в моем сознании всё ещё трепетало чувство стыда за свое безобразное поведение после подобного мероприятия совсем недавно.
      Когда мы с Альбертычем вышли на улицу, он еще раз попросил пересказать подслушанный мною разговор. Этот разговор, да и сам факт внезапного появления посредника в городе здорово насторожил следователя.
      – Значит надо нам с тобою Андрей ждать активизации действий преступной стороны, – задумчиво приоткрыл он мне малую толику своих сомнений. – Хорошо, что Алексеевич в командировку на два дня уезжает. Поэтому два дня у нас тобой есть.
      Сразу же после этих слов из стеклянных дверей кафе появился, легкий на помине, сам Николай Алексеевич. Он был прилично навеселе и, наверное, потому дружески похлопал меня по плечу, а у Колчинского спросил:
      – Ну, как хлопцы наши дела? Версии появились, какие-нибудь из стоящих?
      – Версий нет, а вот дела мне кажется, стали похуже, – буркнул следователь. – Опять посредник объявился и собирается дела активизировать. Вот заковыка, какая получается.
      – Как так? – заинтересовался директор.
      Альбертыч стал рассказывать моё недавнее приключение, но успел дойти в повествовании только до угла, за которым скрылся предполагаемый преступник. Дальше не получилось. Подошел к нам личный водитель Николая Алексеевича и взмолился:
      – Николай Алексеевич не успеем. Билеты на самолет пропадут. Поехали. Нам только-только до аэропорта добраться. Совсем времени нет. Опоздаете на самолет. Он ведь даже Вас ждать не будет.
      – Ладно, едем сейчас, – отмахнулся от водителя директор, сунул Колчинскому в руку ключи от дачи и дал последние наставления. – Чего хотите мужики делайте, но у вас на поиски осталось два дня. Я вернусь послезавтра. Живите на даче, в средствах не стесняйтесь. Сволочей найдете, я в долгу не останусь. Не найдете, вы мне не друзья. Ну, всё я поехал. Буду после завтра. Я на вас надеюсь.
      Надеяться-то он на нас надеялся, а вот мы не знали, что дальше делать. Вернее я не знал, за Альбертыча ручаться не буду, может, он и знал чего, да только мне этого не говорил. Мы посмотрели вослед директорской «Волге». Потом Колчинский пригласил меня в свой автомобиль, повернул ключ зажигания и мы молча двинулись в Портянкино, еще раз осмотреть дачу Михаила Ивановича. Почему мы поехали туда? Не знаю, просто поехать, наверное, некуда.

      Дача Иваныча встретила нас неприветливо. Так оно, наверное, и должно быть. Кто мы здесь? Гости незваные. Чего нашему приходу радоваться, пользы от нас всё равно никакой не будет. Мрачно было на даче, несмотря на ясную солнечную погоду. Может быть, дача тоже горевала о потере хозяина. Нам ведь этого никогда не понять. Люди дальше своего носа не видят и что самое главное, смотреть не хотят. Категорически отвергается нами наличие души везде, кроме человека. Не верит человек в другой, отличный от него интеллект. Точно не верит, если бы верил, то разве стал бы он так относиться к окружающему миру, конечно бы не стал. Хотя и к окружающим людям человек чаще всего относится так же весьма недоверчиво. Так во что же мы верим? Скорее всего, в ничего, даже в самих себя не верим. Всё везде подвоха ищем, вот и не доверяем никому.
      Мы сидели на лавочке возле дачного крыльца и курили. Курили от того, ни к каким действиям были не способны. Информации не хватало. Колчинский еще раз походил по дому и тяжело вздохнул. Я, из чувства товарищества этот вздох поддержал. Вот так сидя в следственном тупике, мы и вздыхали наперебой. Сколько бы мы так сидели, не знаю? Может быть до приезда директора, а может до вечера. Короче, не знаю, так как разрушил нашу безвыходную скуку осторожный стук в металлические ворота.
      – Разрешите войти, товарищи? – спросила, появившаяся вслед за стуком совершенно седая голова. – Мне бы вещички забрать. Извиняюсь за беспокойство.
      – Какие вещички? – вскинулся в стойку охотничьей собаки, почуявшей дичь, Альбертыч.
      – Мои вещички, – вежливо удовлетворил интерес следователя незнакомец. – Я тут ночевал иногда. Меня Михаил Иванович попросил, после того, как по весне обворовали его. А мне-то чего, раз надо помочь, я всегда помогу. Чего ж не поночевать, если надо? Я тут через два дома, со своей старухой живу. Уж лет десять, поди, как демобилизовался, так и живу. Я тридцать лет прапорщиком в армии отслужил и всё, кстати, на охранной службе. Поэтому, мне дом ночью посторожить, что молодость вспомнить. Разрешите представиться – Иванов Иван Иванович. Интересное у меня сочетание фамилии, имени и отчества?
      – Интересное, – ответил Колчинский, но заинтересовался совсем другим. – А часто, Вы Иван Иванович здесь ночевали?
      – Последние два месяца, каждый день кроме выходных или когда Михаил Иванович в баньку приедет на неделе. Часто.
      – А ты здесь всегда один бывал Иван Иванович? – оживился следователь, явно чего-то заподозрив.
      – А с кем же мне быть-то? Девки уж ко мне не ходят, а старуха дома надоела. Всегда один.
      – И никто никогда к тебе не заходил?
      – Нет, не заходил.
      – Даже жена ни разу не заходила?
      – Жена-то, конечно заходила. Старый, старый, а всё равно она меня проверяет. Вдруг чего не так.
      – Ну, кроме жены, кто мог заходить? Дети, внуки, племянники, ну кто?
      – Да некому вроде заходить было. Разве, что вот квартирант мой. Славка. Этот был. Он и без меня к Михаилу Ивановичу захаживал в шахматы играть. Игроки они были друг другу подстать. Сядут и режутся в шахматы эти. В последнее время все на интерес играть стали. Иваныч два раза квартиранта моего за проигрыш в ресторан водил, а тот пять дней ему огород безвозмездно вскапывал. Правильно говоришь, Славка бывал здесь. Кроме Славки, точно никто не заходил. А ведь больше и некому зайти.
      – А у Славки шрам на щеке есть, – решил я тоже вмешаться в допрос.
      – Есть. В Чечне говорит, заработал. Осколком его по лицу садануло. Офицер он. Старший лейтенант. В Москве служит. Я его удостоверение смотрел. Вообще, странный квартирант. Дачу снял, а на улицу почти и не выходит, всё в чулане спит, да вот огород здесь копает. По тишине, говорит, я соскучился. На танцы в город за всё время только один раз и сходил. Мне-то всё равно, деньги заплатил, а там как хочешь. Он парень честный на редкость. К нему тут недели две назад друг на пару деньков приезжал, так он нам за это доплату сделал. Молодец.
      – А сейчас он где? – приподнялся с лавочки Альбертыч.
      – Кто, друг?
      – Нет, Славка.
      – Съехал он. Вот как раз сегодня и съехал. Часа три тому назад. На службу, говорит, мне возвратиться надо до срока. Срочный вызов в часть с посыльным прислали. Мы ему деньги назад совали, а он не взял. Молодец, хороший парень, настоящий офицер.
      – А куда он поехал, не сказал случаем?
      – В Москву. Куда же еще? На трассу пошел, на часовой автобус.
      – Погнали Андрюха! – побежал Альбертыч. – А ты Иван Иванович вещи забирай и ворота запри. Мы завтра вернемся.
      Гнал Колчинский усердно, стараясь сократить фору, которую нам дал рейсовый автобус, увозивший подозрительного квартиранта. Теоретически мы его могли догнать, но на практике помешал нам это сделать плотный поток транспорта в столичных пригородах. Автомобили здесь шли в легком сизом мареве разгара дня крыло к крылу, не уступая, друг другу ни сантиметра жизненного пространства. На последнем километре перед кольцевой дорогой мы больше стояли, чем ехали. И потому застали автобус, прибывший из нашего районного центра уже освобожденным от пассажиров. Удалось поймать только водителя.
      Водитель оказался хорошим знакомым Альбертыча и потому подробно признался в том, что подсадил на трассе у Портянкино трех пассажиров, один из которых точно подходил под наше описание. Больше водитель ничего сказать не смог и загнал нас тем самым в очередной жизненный тупик. Удивительно, сколько их в жизни бывает, тупиков этих. Тупик на тупике и ещё тупиком погоняет. Иногда кажется, что всё, труба полная, так в тупике и останешься, но вдруг мелькнет искоркой какая-то цель, и опять карабкаешься неведомо куда. Верно, Сергей Сергеевич насчет осла и морковок говорил, точно так и получается. Появилась у нас со следователем морковка в образе посредника на мягком сидении междугороднего автобуса, мы за нею бросились, да только не успели. Зверь, с названием «Большой город» нашу морковку умыкнул и спрятал в своей норе. Теперь-то что делать, теперь-то какая морковка нас к себе поманит. Скорее всего, это будет наш маленький родной городок, такой тихий по сравнению со столицей, что даже уши от этой тишины ломит. Там надо теперь оборону против злодеев держать. Вот только беда неизвестно от кого и где обороняться. Самое страшное это в военном деле. Во всяком случае, мне так кажется.
      Мы медленно двинулись к своей машине, оставленной на свободном пространстве обочины метрах в трехстах от автовокзала.
      – Юрий Альбертович! – вдруг закричал в наши спины водитель, – Я вот чего вспомнил. Этот парень ваш очень любезно с Женькой Курочкиной прощался, ну дочкой Тоньки Курочкиной, которая раньше в пивном баре работала, а теперь ювелирный магазин держит. Ну, вспомнил?
      – Вспомнил, – остановился Колчинский. – А сколько же её дочке лет-то? Я ведь еще в парнях на Тонькиной точке за пивом давился. Как сейчас помню. Вот пиво, так пиво было, а если бы его Тонька еще не разбавляла водой, то вообще бы все мужики от наслаждения падали. А может быть и не падали? Только все думали, что упадут, уж больно сказочно расписывали вкус неразбавленного пива разговорчивые знатоки. Было впемя.
      – Лет двадцать, двадцать пять. Я не знаю. Антонина замуж поздно вышла. До пивного ларька на неё не смотрел никто, а три годика на пиве поработала, так уж сама выбирать стала и выбирала долго.
      – За кого она вышла-то? – заинтересовался сообщением Альбертыч.
      – Так за Эдьку Курочкина и вышла. Он тогда на московском автобусе работал, деньгу лопатой греб. Жаден был до безобразия. Так, практически за рулем и умер. Хорошо на остановке инфаркт его шлепнул. Лет пять назад. Если бы в рейсе, то вот бы беда была.
      – Значит, говоришь, с Женькой он любезно прощался, – задумчиво почесал подбородок следователь. – И долго они прощались?
      – Я-то, честно говоря, не знаю, но прощались любезно. Подозреваю, о встрече договаривались.
      – А это Женька-то чего в Москву приехала? – вяло продолжал интересоваться, важной, на мой взгляд, информацией Колчинский.
      – Как чего? Работает она здесь. В фирме какой-то местной. Уж больше года её вожу. На выходные да на неделе бывает пару раз, видно трудовой распорядок у неё вольготный.
      – А в какой фирме она работает, не знаешь?
      – Откуда?
      – Ну, тогда спасибо за помощь, – пожал Альбертыч руку водителю междугороднику, и мы опять двинулись к своей машине.
      На этот раз нас никто не остановил и мы, заняв свои места, задумались в очередной раз на тему, а что же теперь делать? Вариантов было всего два: вернуться домой или остаться в столице. А я-то чего волнуюсь, мне, что ли из этих вариантов выбирать? Чего шеф скажет, то и делать буду. Я лицо подчиненное. Однако шеф тоже с выбором не спешил, он сидел молча и думал. Чуть-чуть подумав, следователь снова стал терзать свой аппарат мобильной связи, который в простонародье просто и ласково называли «мобилой». Вы даже не представляете, какая это нужная вещь особенно в следственной работе. Куда бы мы сейчас без такого аппарата? А вот есть он, и можно не выходя из машины информацию собирать.
      – Алло! – орал Альбертыч на мобилу. – Алло! Петрович, слышишь меня? В Москве я. Нормально всё у меня. Ты мне телефон найди Тоньки Курочкиной. Как какой? У нас, что много таких? И мне Иваныча жалко. И я его уважал. Телефон-то найдешь? Как какой? Да, жалко, жалко мне Иваныча. Я знаю, что профессионал до мозга костей. Ты мне лучше телефон Тоньки разузнай. Да, жалко мне тоже. Петрович, кончай трындеть, телефон ищи. Да жалко мне, жалко.
      Колчинский опустил трубку и сообщил мне:
      – А они всё ещё поминают. Счастливые люди. Где же мне телефон Курочкиной спросить?
      Следователь глянул на мчащиеся куда-то разноцветные автомобили разнообразных марок и опять обратился к телефону:
      – Это дежурный райотдела? Колчинский говорит. Старший следователь прокуратуры. Рад, что ты меня по голосу узнаешь. Слышь дежурный, разузнай срочно номер телефона бизнесменши одной по фамилии Курочкина. Как где? Ты дежурный или репейник на хвосте бездомной собаки? Настоящий дежурный таких глупых вопросов не задает. Ищи.
      Дежурный, скорее всего, оказался всё-таки настоящим и через тройку минут Альбертыч уже пытался разговаривать с бизнесвумен по имени Антонина.
      – Здравствуйте Антонина уважаемая, – сладко ворковал он в трубку. – Колчинский Вас беспокоит, давний Ваш почитатель. Да уж где Вам меня по голосу знать? Главное я Вас знаю и можно сказать пытаюсь боготворить уж лет двадцать. Конечно, встречались и не один раз. Как где? На Вашем рабочем месте бывшем. Любил я Вас без памяти, но признаться стеснялся. Стеснительный дюже был, потому и пивной алкоголизм почти заработал. А теперь другой стал, подлечили меня. Вы мне не подскажете, как дочку Вашу в Москве найти. Да надо знаете, уж очень она на Вас похожа. А почему так грубо? А если я из прокуратуры? Чего Вы на неё ложили? Не понял. Это как же так-то?
      – Вот наглецы! – вскричал Альбертыч, бросая на заднее сиденье чем-то провинившийся аппарат. – Такое про прокуратуру сказать. Вот я в понедельник выйду на работу и устою этой стерве бизнес. Устрою или, во всяком случае, попробую устроить. Вот такие дела Андрюха, дела прямо скажем неважнецкие. Домой нам уже поздно ехать, давай у Афанасия остановимся, лучшего хакера всех стран и народов. Учились мы с ним когда-то, а теперь он в заочном юридическом колледже преподает. Может он нам поможет, хотя, вряд ли, но нам с тобой всё равно больше податься некуда. Про политику погуторим. Давай в лабаз слетай. Чего взять сам решай, но помни Афанасий мужик не промах.
      Афанасий Григорьевич нас будто ждал. Быстро накрыл скромный стол, выпил и загудел утробным басом. Начал беседовать радушный хозяин с нами обоими, но Колчинский сегодня его к себе на контакт не очень подпускал, и на начало вечера пришлось отдуваться мне одному.
      – Вот Вы мне Андрей ответьте, – дергал рукав моей рубахи хозяин, – есть ли позитивные перспективы будущего у нашей Родины при данном направлении политического развития? Так сказать вот именно на этом изгибе спирального подъёма?
      Я, конечно же, задумался над вопросом, но зря. Моего ответа вроде, как и не потребовалось. Григорич оказался мужиком душевным и сразу же на свой каверзный вопрос стал подробно отвечать сам:
      – Нету. Нету у нашей с вами Родины позитивной перспективы. Эти игры в демократию чужды русскому менталитету. Не надо нам насаждать этих дутых идеалов. Что мы творим? Сейчас все в религию ударились. Модно очень. Обрати внимание, что модно. Модно у храма тусоваться, модно в купели купаться, а заповеди библейские соблюдать не модно. В храм идем, а вот заповеди соблюсти – извините. Это смешно-с. Как это – «не укради», как это – «не пожелай жены ближнего» – это же глупо-с. Вот в храм прийти, свечечку зажечь это святое, это у всех на виду. Это модно. Денег ворованных на храм пожертвовать – это тоже престижно, если конечно очень не жалко, а богатство Родины за бесценок за кордон толкать, народ свой без света и тепла оставлять, – это извините, нельзя-с. Здесь бизнес. Здесь серьезно. Здесь не в храме со свечкой, здесь настоящая жизнь. Здесь настоящие законы. Или вот выборы. Кого мы выбираем? У кого деньги есть, того и выбираем. Я вот пытался немножко побалотироваться. И чего? Да, ничего. Денег нет, и народ меня не любит. Слушают, кивают, а голоса толстосуму отдают. Дескать, он народу поможет. А вот хрена этот народ не хочет? Пусть даже не хочет, но получит.
      – Кончай Афанасий парню мозги пудрить, лучше подскажи нам, как человека в Москве разыскать, – наконец решил пожалеть мой мозг Колчинский.
      – Какого человека?
      Следователь назвал все известные данные и Григорич двинул свои стопы в домашних тапочках к компьютеру. Чего-то он там пощелкал, похмыкал над чем-то, побурчал на кого-то, и скоро узнали мы, что временно зарегистрированная в столице нашей Родины гражданка Курочкина Евгения Эдуардовна уроженка вашего города трудоустроена в головном московском офисе фирмы «ТУК» в должности секретарь-референт.
      – Вот уж действительно тесен мир бизнеса, – удивленно подумал я, но вслух своего удивления высказывать не стал, вдруг мне только одному так показалось.
      – А у тебя в «ТУКе» агентов нет? – решил ещё раз ухватить птицу удачи за её хилый хвост Колчинский. – Каких-нибудь заочников, в смысле.
      – Нет, там нет, – грустно ответил хозяин. – Если б у меня везде люди были бы, то я бы здесь не сидел, а открыл бы я консультационную фирму и стриг бы бабки, так, что от ваших «туков» только перья летели.
      – Не понял? – возмутился следователь. – Ты же всех капиталистов кроешь почем зря, а сам о фирмах по пострижке бабок мечтаешь? Ну-ка поясни Афанасий, в чем же всё-таки смысл твоих жизненных устремлений?
      – Знаешь, друг, – закатил глаза к потолку гостеприимный хозяин, – мечты и реальность чаще всего не схожи друг с другом. Ты бы вместо глупых вопросов разливал бы почаще, глядишь и пользы бы от тебя за столом больше было.
      За разговорами мы не забывали потреблять хмельной напиток. Банковал здесь, повеселевший Альбертыч. Он отыгрывался за свое недавнее молчание и весело подначивал друга практически постоянно, но наливал аккуратно к нужному моменту.
      Первый пузырь закончился быстро, а к середине второго Афанасий Григорьевич окрысился на международную банковскую систему и сволочной курс американской валюты. Особенно досталось какому-то клубу в Париже и так, слегка трем последним министрам финансов России. Ох, попались бы они сейчас под горячую руку рассерженного юриста, вот бы точно уж узнали что, почем и кто откуда. В начале третьего я уснул прямо на столе.

      Офис нужной нам кампании был на этот раз не в центре, но и не на окраине. Это говорило о том, что фирма на ногах стояла крепко, но в элиту бизнеса её пока еще пускали не особо охотно. Хозяевам компании этот факт, наверное, не очень приятен был, а нам вот наоборот. С парковкой здесь полегче было, и охрана одета поскромней. Нам так сперва показалось. Поговорили эти скромники с нами вежливо и охотно, но дальше порога опять не пустили, над вопросами нашими посмеялись, заставив Альбертыча снова думать и браться за телефонный аппарат.
      Позвонил следователь на этот раз самому Николаю Алексеевичу и попросил организовать встречу, с каким ни будь контактным лицом из «ТУКА». Директор почему-то противился, но Колчинский своего добиваться умел.
      – Коля, Коля! – гремел его чуть сердитый голос в потрепанном салоне «Жигуля». – Не части Коля! Ни в чем я твоих партнеров не подозреваю. Мне с девицей одной только на контакт бы выйти. Я знаю. Ты говорил. Такие мысли я уже выбросил и без твоего требования. Кто нужен? Курочкина Евгения Эдуардовна. Да, Женька. А откуда ты её телефон знаешь? Сам устраивал сюда на работу? Ну, ты даешь, Коля. Я понимаю, что мать попросила, тебе бы самому никогда не догадаться. А может, ты сам ей позвонишь? Мы тут у крылечка ихнего в ласточке моей сидим. Пусть она к нам подойдет на пару минут. Позвони, будь добреньким. Не томи нас ожиданиями бестолковыми.