С соболезнованиями папаше его, депутату Государственной Думы. Понял? Сделаешь - дальше будем базар вести. Но в любом случае премия - двадцать тысяч баксов. Вот тебе... - Федя извлек из ящика необъятного стола второй конверт, так же ловко пульнул Новокрещенову.- Тут еще пять тысяч пока. Задаток. Сделаешь - остальное получишь. Ну и, само собой, нерешаемых проблем в жизни твоей с той поры не будет. Захочешь фирмой рулить - пожалуйста, покажешь только пальцем на ту, которая приглянулась - твоя. В Африку или в Штаты слетать, водки попить- скатертью дорожка. Надумаешь в депутаты пойти назови только округ и тебя выберут... Но дело - вперед.
      - Спасибо, Федор Петрович, за доверие, - с чувством произнес Новокрещенов, забирая оба конверта. Они не лезли в карманы, и он держал их перед собой, прижав к груди.
      - А чеченца пока у себя придержи. Корми так, чтоб с голоду не сдох. Да гляди, чтоб Щукин про него не прознал. На этом чечике много чего завязано... Он мне еще пригодится, - сказал на прощание Чкаловский и сделал знак рукой иди, мол, свободен.
      - Об исполнении доложить? - обернулся с порога Новокрещенов.
      - Сам узнаю. Из некролога, - буркнул Чкаловский и потянулся к телефону.
      Новокрещенов шагал по ухоженной улочке поселка новорусской застройки, любовался затейливыми домами-теремками с не нашими, вечнозелеными лужайками и розариями во дворах и думал о том, что непременно переберется сюда со временем на постоянное жительство, будет так же, как вон тот пузан, прохаживаться по-хозяйски возле собственного коттеджа, обонять аромат августовских цветов, а потом за ним, шурша вкрадчиво шинами, подкатит осторожно смуглый, как угодливый мулат, "мерседес", и вышколенный шофер распахнет предупредительно дверь - пожалте в экипаж, сэр...
      А пока Новокрещенов окрыленно шел к остановке троллейбуса и бормотал, будто продолжая начатый с кем-то давным-давно яростный спор.
      - Не вписался, говорите, в новую жизнь? Ну, это мы еще посмотрим... Я-то впишусь... А вот вас, сук, всех повычеркиваю. Похерю. Крест на крест!
      От прежней вялости и расхлябанности Новокрещенова, болезненной мнительности его не осталось и следа. Отныне им правили ясные помыслы, четко различимые цели и продиктованные самым рациональным способом их достижения поступки...
      Впрочем, настроение Новокрещенова наверняка было бы другим, если бы знал он, что сразу после его ухода Федя Чкаловский снял с телефона трубку и потребовал сердито:
      - Кукшина мне. Привет. Ну что, сукин сын, дошаманился? Первый попавшийся лох тебя вычислил, да? Короче, так. Пока ничего не предпринимай. Подыграй ему. Меня ты, естественно, не знаешь. А вообще правильно на тебя наехали! Кончай эти макли с ракушниками. Есть же благородные медицинские специальности! Наркология, например... В общем, посоображай насчет переориентации центра на лечение наркоманов. Дело это общественностью приветствуется и в финансовом плане перспективное. А то, что от пациентов отбою не будет - это я тебе, хе-хе, гарантирую, - хрипло хохотнул Федька и брякнул трубкой о телефон...
      Дома, в сенцах, Новокрещенова встретил воплем взъерошенный Ванька:
      - Шеф, беда! - и запричитал, шмыгая носом. - Убег! Совсем убег!
      - Кто? - понимая уже, что случилось, все-таки переспросил Новокрещенов.
      - Да, этот, как его, чечик! Помог ему кто-то. Вон, шкаф сдвинули, гады, засов на погребе отворили...
      Торопливо пройдя в комнатку, Новокрещенов увидел распахнутую беззубо пасть подполья, приблизился, заглянул в заплесневелую темноту.
      - Пусто, - безнадежно махнул рукой Ванька.
      - Т-твари... Кто?! - скрежетнул зубами Новокрещенов. - К-кто выпустил? Может, ты?!
      - Да что я, совсем что ли, на всю голову больной?! - отшатнулся Ванька и перекрестился порывисто. - Вот те крест, командир. Чтоб я такую подляну подложил... Да я их давил, гадов... У меня их штук тридцать на боевом счету, если с Афгана прикинуть! Я... Я полчаса назад вернулся, на аэродроме с прапорами насчет письма перетер. Прихожу - а тут вон чо. И окошко, гляньте-ка, расгокано!
      Только сейчас Новокрещенов обратил внимание на то, что их подслеповатое, белесое от слоя пыли и грязи окно, выходящее на улицу, которое сроду не открывалось, зашпаклеванное наглухо много лет назад, выбито теперь, и створки рамы свешиваются на вывернутых петлях внутрь комнаты.
      - С улицы по нему звезданули, - пояснил Ванька, с видом следопыта осматривая осколки стекла на полу. - Вишь, сюда посыпались. Значит, снаружи высадили. Стал-быть, кенты чечика про него дознались и вызволили.
      - Если бы кенты, они бы нас дождались и глотки перерезали, - возразил Новокрещенов.
      - Еще не вечер, - беззаботно пожал плечами Ванька. - Я, шеф, пожалуй, шпалер почищу. Вдруг пригодится.
      Новокрещенов, насупившись, еще раз оглядел рамы, битое стекло на половицах, попробовал качнуть неподъемный шифоньер, сдвинутый кем-то с крышки лаза, бормоча: "Вот суки... И кто ж эти суки?.." Потом, в ярости топнув, хрустнул стеклом на полу и скомандовал:
      - Тащи Алика сюда. Может, он чего видел.
      - Сей момент, командир! - козырнул Ванька и помчался во двор.
      Через пару минут он вернулся, сосредоточенно и нелюдимо, как заправский конвоир, толкая перед собой пыхтящего взволнованно Алика. Сосед улыбался заискивающе и, сложив на груди сдобные ладони, мелко, подобострастно кивал.
      - Асселям алейкум...
      - Ты видел, кто без нас в доме был? - не давая опомниться, грозно подступил к нему Новокрещенов.
      - Нишава не видел, - радостно закивал Алик. - Дома спал. С женами играл мал-мал, потом спал. Ни-ша-ва не видел!
      - Кто-то сюда заходил. Вот, - Новокрещенов указал на погреб и от волнения тоже заговорил с акцентом на манер Алика. - Человека отсюда забирал и выпускал. Понял? Нужного мне человека. Я его здесь закрывал, а он выпускал!
      Алик, вытянув шею, опасливо, бочком, приблизился к погребу, глянул по-птичьи одним глазком вглубь и сразу отскочил.
      - Кто там?
      - Да никто теперь, дятел! - рявкнул, потеряв самообладание, Новокрещенов. Принялся объяснять, словно глухонемому, жестикулируя. - Вот тут пленный сидел. Под крышкой, в погребе. Сверху - шкаф. Кто-то в окно залез - видишь, разбито? Шкаф отодвинул, погреб открыл и пленника выпустил.
      - А-а! - сообразил вдруг и закивал радостно Алик. - Мой все понял. У тебя там раб сидел! У меня тоже раб дома был, доверительно сообщил он Новокрещенову. - Давно был. Русский раб. Хороший. Много-много работал и мал-мал кушал, - и заверил льстиво: - Русский раб - самый лучший раб!
      - Вот сволочь, - взъярился Ванька и влепил Алику оглушительную затрещину. Тот мотнул от удара головой, схватил себя за пухлую щеку, надул плаксиво толстые, будто напомаженные алые губы.
      - Зачем бьешь, брат?!
      Ванька смущенно потер костяшки пальцев, сказал сконфуженно:
      - Ты тоже, сосед, виноват. Говори да не заговаривайся! - и, повернувшись к Новокрещенову, заступился за пострадавшего: - Да не видел он ни хрена! Говорю ж - с улицы залезли!
      - Ладно, - согласился Новокрещенов и указал ошарашенному Алику пальцем на дверь. - Иди отсюда. И - молчок! Понял?
      - Понял! - угодливо закивал сосед, заколыхал животом согласно и удалился, пятясь.
      - Что делать-то будем, шеф? - Ванька обескураженно почесал пятерней сивые вихры на затылке. - Я уж договорился с летунами насчет письма. Обещали передать в лучшем виде... У вояк там тоже кое-какие связи есть. А как теперь пацана из плена вытащить - ума не приложу... Интересно, какая все-таки падла у нас чечика стырила?
      Новокрещенов досадливо поддел ногой крышку люка, захлопнул с грохотом, потом подошел к низенькому окну, нагнулся, осторожно коснулся пальцем ощерившихся в раме осколков.
      - Нам с тобой, Ваня, отступать нельзя. Найти надо чечика.
      - Да где ж его теперь ловить? - жалобно шмыгнул носом приятель. - Ищи ветра в поле...
      Новокрещенов распрямился, охнув, потер поясницу.
      - Радикулит, ч-черт... Я, кажется, знаю, кто нашего чеченца увел... потом поинтересовался буднично. - Ты пистолет почистить собирался? Вот и займись этим прямо сейчас. А заодно покумекай, как глушитель к нему примастырить. Сможешь такую штуку сконструировать?
      - Запросто! - Ванька пошарил глазами по комнатке, схватил пыльную, давным-давно неизвестно зачем валявшуюся на полке большую, как почерневшая груша, клизму, сдавил, хрюкнул резиной.
      - Во, в самый раз.
      - Издеваешься, да? Мы к бандитам пойдем. Их клистиром не проймешь... вспылил Новокрещенов.
      - Да вы не поняли, шеф, - обиженно возразил Ванька. - Пипку вот эту срежу и донышко. Натяну на ствол - мировой глушак получится. Если, конечно, только пару раз стрельнуть. Больше не выдержит. Сколько выстрелов-то будет?
      - Два, - твердо пообещал Новокрещенов и уточнил: - Один на поражение, второй - контрольный.
      Глава 21
      После полудня к Самохину прибежал новокрещеновский шнырь Ванька и поведал о таинственном исчезновении чеченца. А потом, видя искреннее недоумение и негодование отставного майора по поводу такого непредвиденного исхода тщательно разработанной и осуществленной операции, успокоил, намекнул на новый план, задуманный Новокрещеновым.
      Для его обсуждения отставного майора приглашали на встречу в скверике, неподалеку от дома. Там его уже ждал Новокрещенов, сидя на лавочке и покачивая ногой.
      Ванька опустился поодаль на корточки, достал из необъятного кармана пообтрепавшейся камуфляжной куртки бутылку пива, ловко сорвал зубами пробку и, приложившись, ополовинил посудину, клокоча горлом, в один присест.
      Покосившись на Новокрещенова, Самохин обнаружил, что тот здорово изменился со времени их последней встречи. Песочного цвета костюмчик, в тон ему рубашечка с галстуком, новые, ласкающие взор персиковой замшей, ботинки... Но главное - глаза: серые, колкие, как шипы новой колючей проволоки на запретке...
      - Ты, майор, Щукина-младшего знаешь? - холодя его взглядом, деловито осведомился Новокрещенов.
      Самохин вздохнул понимающе.
      - Вот, значит, что у вас на уме... Встречал я этого паренька лет десять назад. В следственном изоляторе.
      - Что за тип?
      - Ну, сейчас не знаю... Если уж нынче даже дешевые фрайера, которых на зоне тогда за людей не считали, и то забурели, в авторитеты воровские вышли, то этот-то уже тогда вроде как в серьезных пацанах ходил. Хотя и не урка. Ни разу, кажется, на зоне не сидел. Так, попарился в сизо пару месяцев...
      - Опасен?
      Самохин поджал губы.
      - Да кто ж так, с первого взгляда, может сказать... Я его в девяносто первом встречал. Типичный обкомовский сынок - избалованный, наглый. А попал под дубинал, ему дежурный наряд слегка хребет вправил, так сразу скис... Дерьмо, одним словом...
      - Вот мы сегодня с этим дерьмом поближе и познакомимся, - заявил Новокрещенов, шалея глазами.
      Самохин опять вздохнул, кивнул обреченно, сказал, тупя взгляд:
      - Значит, это он у нас чеченца-то умыкнул?
      - Он, больше некому, - уверенно подтвердил Новокрещенов.
      - И, главное, я уже с летчиками договорился! - встрял Ванька. - Так нет, всю малину обхезал... Гнида!
      - Это он умеет, - усмехнулся Самохин и, внимательно глядя на Новокрещенова, поинтересовался: - Ну, предположим, доберемся мы до Щукина. И - что?
      - Дальше - моя и Ваньки забота, - недобро прищурился Новокрещенов. - Мы с ним про это толковать будем.
      - Насчет чеченца? - простодушно не отставал Самохин.
      - И его... тоже.
      - Крутые вы - спасу нет, - хмыкнул недоверчиво отставной майор. - А если он откажется... разговаривать? Его в заложники возьмем?
      - Надо будет - и возьмем! - отрезал Новокрещенов.
      Самохин смотрел на него с прежним сомнением.
      - Та-а-к... Лихо! А может, и правильно? Говорят, смелого пуля боится, смелого штык не берет... А вот воровская финка, бандитский ствол - вещи реальные. Как сквозь них прорываться будем? Где этот Щукин обитает, выяснили?
      - В больнице он обитает. В областной. Видать, прихворнул. Охраняет его один телохранитель с мобильным телефоном и, судя по всему, со шпалером.
      - Я его сделаю! - пообещал Ванька, допив пиво и задумчиво разглядывая пустую бутылку с остатками пены на дне. - Я таких, Андреич, бройлерами зову. По две штуки на кулак принимаю. Они только с виду здоровые, а ежели, к примеру, такому под дых закатать, так позвоночник нащупать можно. Тесто парное, а не мышцы.
      - Здоров же ты, солдат, заливать, - снисходительно подначил его Самохин.
      - А вот, глянь!
      Ванька вдруг с размаху хлопнул себя бутылкой по лбу. Брызнули осколки. Один даже прилип к коже над бровью.
      - Во!
      Новокрещенов, добрея лицом, указал на него отставному майору:
      - Пуленепробиваемая башка. И никакого сотрясения мозга.
      Самохин насупился, сказал осуждающе:
      - Вот что, ребята. Дело задумали вы серьезное. Это вам не демонстрация боевых искусств. Пуля из ТТ - не бутылка. Стукнешься с ней лбом - полголовы снесет.
      - Понимаю. А потому, Андреич нам бы оружием разжиться, - кивнул Новокрещенов. - У нас пока один ствол на двоих. Хоть бы обрез какой завалящий...
      - Оружие добудем в бою! - потирая ушибленный все-таки лоб, с апломбом заявил Ванька.
      - Револьвер я с собой прихвачу, - пообещал Самохин. - У меня есть. Хорошая машинка. Не подведет.
      Новокрещенов посмотрел на него с уважением, потом, помолчав, предложил:
      - А раз так, то идем сегодня вечером. Встречаемся в десять, у ворот областной больницы.
      - Не рано? - озабоченно нахмурился Самохин. - Такие дела сподручнее в глухую ночь затевать.
      - Это если автозаправку грабить. Или сейф в банке взламывать, возразил Новокрещенов. - А для нас непоздний вечер в самый раз. Сегодня пятница, значит, у областной больницы ургентный день. По пятницам в нее больных со всего города повезут. Самый наплыв - с девяти до одиннадцати вечера. Приемный покой битком, весь медперсонал с ног сбивается. Во дворе родственники госпитализированных, посетители. Суета, народу полно. На посторонних никто внимания не обратит. Щукин лежит во флигеле, в отдельном боксе. Там - сестринский пост. Дежурную медсестру мы вызовем... подальше куда-нибудь. В лабораторию, например. Она в дальнем корпусе, пока туда-сюда сходит - минут пятнадцать уйдет. Нам хватит.
      - Не мало? Для разговора-то... по душам? - засомневался Самохин.
      - Хватит. Беседа будет недолгой, - твердо пообещал Новокрещенов. - Так что до встречи. Не забудь, двадцать два ноль ноль. У ворот областной больницы.
      Самохин, задумавшись о своем, рассеянно кивнул...
      Когда солнце, крутанувшись по выцветшему небу, спряталось за крышей пятиэтажки-"сталинки" напротив и мимо окон самохинской квартиры, перечеркивая улицу пунктирными линиями, замелькали тени сумасшедших стрижей, отставной майор вышел из дому.
      В боковой карман положил заранее заготовленную пачку чая "Ахмад" импортного, как уверяла надпись под изображением тигра на коробке, индийского. Чай предназначался в подарок Федьке, коллекционеру и знатоку, которого, чуял Самохин, придется навестить сегодня же.
      Миновав подъезд, отставной майор порадовался, что не повстречал невзначай Ирину Сергеевну. Он не знал, что можно сказать ей сейчас, чем обнадежить...
      До больницы Самохин добирался на рейсовом автобусе. Охнув и скрежетнув ревматически несмазанными сочленениями, автобус остановился на нужной остановке, и отставной майор с облегчением покинул душный от угарного газа салон. Как и предсказывал Новокрещенов, несмотря на сумеречный час, еще несколько пассажиров сошли и бодро затопали к высившимся неподалеку, особняком от окраинного жилого массива стоящим корпусам областной больницы.
      У распахнутых ворот, в которые, истошно вопя сиреной и мерцая красно-синими огнями проблескового маячка, как раз въезжала "скорая помощь", Самохин разглядел прогуливающихся безмятежно Новокрещенова и Ваньку.
      Узкий внутренний дворик клиники был плохо освещен и плотно заставлен легковыми автомобилями. Вдалеке на задах, под могучим, с доисторических времен еще сохранившимся дубом желтел горящими окошечками неприметный флигелек. Одинокая лампочка снаружи освещала низкое, в три ступеньки, крылечко, на котором, поскрипывая досками, топтался верзила, смолил сигарету, задирая голову и пуская дым в непроглядно-темное, предгрозовое, должно быть, небо.
      Наступившая ночь давила спрессованной духотой, и Самохин, ожидавший сумеречной прохлады, запарился в своем костюме. Он расстегнул пиджак и, распахнув борта, молча показал Новокрещенову торчащую из внутреннего кармана ребристую рукоять револьвера.
      - Ого! - расплылся в радостной улыбке Новокрещенов и пообещал возбужденно: - Ну, Андреич, значит, все получится!
      - Дай-то бог, - сдержанно кивнул Самохин, запахивая пиджак. - Пошли, что ли?
      Под сенью дуба вблизи флигеля было непроглядно черно. Самохину что-то сунули в руки - на ощупь мягкое.
      - Халат медицинский. Накинь на плечи. Не застегивай. И так сойдет, слышал он свистящий шепот Новокрещенова.
      Разглядел, что и тот облачается в белое, становясь похожим во тьме на зыбкое привидение. Ванька переодеваться не стал, растворившись во мраке в своем камуфляжном костюме.
      - Сейчас Ванька охранника на крыльце вырубит и в кусты оттащит, пояснил, сдавленно шипя, диспозицию Новокрещенов. - Я первый войду- как дежурный доктор. Если медсестра там - отправлю ее... Скажу, что срочно результаты анализов понадобились... Или еще что, смотря по обстановке.
      - Так ведь она тебя не знает, - удивился Самохин. - Увидит, что чужой шум поднимет.
      - Тут пятьсот врачей только штатных работает да еще столько же совместителей. Представлюсь консультантом-невропатологом, например, или урологом...
      - В лицо запомнит. Опознает в случае чего... - все еще сомневался отставной майор.
      - Халат медицинский она запомнит, а не лицо. Фонендоскоп для аускультации, - возразил Новокрещенов и, обрывая разговор, обратился к невидимому Ваньке: - Начали... Пошел!
      Самохин разглядел в сумраке, как метнулся, нагнувшись по-обезьяньи, упираясь руками в землю, Ванька, короткими скачками, поплавком в речной ряби, то появляясь, то исчезая, перебежками стал приближаться к крыльцу.
      - Сейчас он его вырубит, и мы тронемся, - жарко дыхнул в ухо Самохина Новокрещенов.
      Отставной майор следил, не отрываясь, за перемещениями Ваньки, который незаметной стороннему глазу огромной лягушкой неотвратимо сокращал прыжками расстояние до ярко освещенного крылечка, где скрипел половицами телохранитель, пялился тревожно в ночное небо, будто ждал оттуда главных для себя неприятностей, в то время как они накатывались на него с другой стороны.
      В последний раз глянув беспокойно на небеса, здоровяк переступил с ноги на ногу под плачущий визг изнасилованного его тяжестью крылечка, затянулся напоследок, щелкнув пальцами, запулил окурок в ближайшие кусты и, круто повернувшись к двери, взялся было за ручку. В этот-то миг, взмахнув полами расстегнутой куртки, спланировал ему на спину ночным нетопырем Ванька, ткнул крестьянским кулаком по затылку и присел, с натугой подхватив рухнувшее объемистое тело щукинского охранника.
      - Вперед! - рыкнул Новокрещенов и зашагал к флигелю, бормоча так, что слышал один Самохин. - Я вхожу. Ждешь две-три минуты. Если к тому времени медсестра не выскочит - входи следом. Если увидишь, что медсестра вышла, дай ей отойти подальше, потом входи. Главное, иди уверенно, головой не крути. Тут кто только не шастает, так что на тебя и внимания не обратят.
      - Понял, - отставной майор кивнул, что было излишне в темноте.
      Он наблюдал напряженно, как Ванька, шурша палой листвой, шустро волочит безжизненное тело охранника в густые заросли кустарника. И, когда облаченный в белый халат Новокрещенов, войдя на крыльцо, решительно распахнул дверь во флигель, по-докторски непреступно вздернув подбородок, важно прошествовал внутрь, Самохин не выдержал-таки, оглянулся окрест, стоя на пятачке света, сквозь паутину сумерек не увидел, естественно, ничего и, чтоб не терять времени даром, бросился помогать Ваньке. Споткнувшись сослепу о тело охранника, спросил озабоченно:
      - Ты как его? Не убил?
      Ванька чиркнул зажигалкой, осветил бескровное лицо поверженного, задрал бесцеремонно одно веко, другое, шлепнул ладонью по омертвевшей щеке, заключил не без гордости:
      - Живехонек. Минут через пять-десять очухается. Но, чтоб не блажил, я его стреножу. Вытянул из кармана длинную макаронину бельевой веревки, перевернул охранника на живот, завернул ему руки за спину, связал в запястьях, захлестнув петлей шею. - Во, теперь, если дергаться начнет, дыхалку сам себе перекроет.
      - Чем это ты его? Кастетом?
      - Прям! - обиделся Ванька. - Кастетом я б ему черепушку, как пасхальное яйцо, разгокал. Кулаком. Я ж говорю - у меня рука тяжелая. В деревне так-то на спор годовалых бычков глушил. Ну и в Чечне случалось пару раз часовых снимать. Там уж я себя не сдерживал. Валил наглухо... Так, сейчас трофей посмотрим... Посвети...
      Ванька опять перевалил телохранителя на спину, рванул с треском, отдирая пуговицы, полы его пиджака, бесцеремонно обшарил карманы, достал толстенный бумажник, потом извлек откуда-то из-под мышки бесчувственного тяжелый, угловатый пистолет, засунул себе за пояс. Обнаружив у жертвы два носовых платка, скрутил их в комок и запихал в рот охранника.
      - Теперь не вякнет. А это, чтоб далеко не убежал... - расстегнув на телохранителе ремень, он стянул с него до колен брюки, заметив добродушно: Во-о, теперь точно далеко не ускачешь... Глянь, кажись, лекарша куда-то наладилась...
      - Ну, мне пора, - сказал Самохин. - Прикрой нас, если что...
      Деловито поднявшись на крыльцо, отставной майор толкнул дверь, вошел и оказался в коридорчике с выкрашенными в больничный, обморочный цвет стенами. Здесь же, напротив двери в палату, стоял покрытый скатертью-простыней стол с телефоном, за которым сидел Новокрещенов, сердито перелистывая толстую тетрадь. Глянув на Самохина, он приложил указательный палец к губам, указав на закрытую дверь в палату, а потом заявил нарочито-громко:
      - А-а, вот и вы, коллега! Ну-те-с, ну-те-с, пройдемте-с к больному!
      Новокрещенов встал из-за стола и, изобразив растопыренными пальцами что-то вроде пистолета, продолжил:
      - Безобразие, знаете ли! Все анализы трехдневной давности. И, представьте себе, остаточный азот так и не определен! Я послал медсестру в лабораторию. Пусть доставит сейчас же. Ну разве можно так работать? Назначают консультацию, а сами...
      Самохин, выдавив из себя в подтверждение что-то вроде "э-м-да...", достал пистолет и двумя пальцами, чтоб не щелкнуло громко, взвел курок, направил ствол на дверной проем.
      Встав у порога, Новокрещенов пригладил пятерней шевелюру, поправил на груди фонендоскоп, гордо задрал голову. Тактично покашляв, толкнул дверь и вошел в палату. Самохин, чуть замешкавшись, прошел и, пропуская вперед ворвавшегося решительно Ваньку, встал, озираясь вокруг. Скользнул взглядом по однообразно-белым стенам, по столику того же цвета, похожему на бледную тонконогую поганку, увидел сиротскую прикроватную тумбочку, кислородный баллон, кокетливо, словно девица косынкой, обернутый марлей вокруг тонкогорлого редуктора, и вздрогнул, услышав тихий, землисто-сыпучий смешок:
      - Хи-хи-г-гхи... Какие гости! Прямо группа захвата! Больничный спецназ... Вы что, клистир мне такой толпой ставить собрались? Или... гх-хи... градусник?
      Самохин повернулся, силясь разглядеть говорящего, но прежде всего ему бросилась в глаза довольно просторная, не похожая на больничную, койка, прикрытая сверху полиэтиленовым балдахином. Сквозь проем в распахнутом пологе отставной майор разглядел высоко вздыбленную подушку, приподнятое гробиком одеяло, и... он даже не понял вначале, что перед ним. В мертвом свете люминисцентных ламп, струившемся из-под потолка, Самохин увидел нечто. Там, где обычно покоится голова лежащего, на белоснежной наволочке кровянела, пульсировала масса, напоминающая полураздавленную, размером с череп человека, огромную вишню. Из центра этого бесформенно-мясистого, сочащегося кровью куска и доносился потусторонний голос. Смешок перешел в тихое клокотание.
      - Во! - испуганно выдохнул Ванька и в растерянности опустил пистолет. Мы, кажись, опоздали. Глянь-ка, как его отхайдокали!
      Алое месиво дрогнуло студенисто, хрюкнуло, и в нем обозначилась сначала черная впадина рта, а затем блеснули ртутными шариками два пронзительных глаза.
      Новокрещенов бесстрашно приблизился к тому, что лежало на кровати, склонился, вгляделся пристально, вымолвил озабоченно:
      - Что-то я, болезный, с диагнозом затрудняюсь. Этот мясной фарш на вашем лице... Питательная маска? От ранних морщин?
      - СПИД это, дурак! - проворчала, сердито клокоча и пульсируя, физиономия. - Саркома сосудистая, слыхал про такую? А еще халат нацепил, неуч...
      Новокрещенов, явно не ожидавший подобного, отступил на шаг, потоптался нерешительно, поинтересовался, вертя бесполезный фонендоскоп:
      - А вы, извините, гражданин Щукин будете?
      - Чо, не похож? - хрюкнула маска. - Сейчас вот харкну те в рожу инфицированной слюной и - каюк.
      Завороженный этим зрелищем Ванька пистолет все-таки поднял, направил в сторону лежащего на койке.
      Самохин поежился, однако остался на месте, сжимая вспотевшей рукой лишний в такой ситуации револьвер, и наблюдал не без восхищения за быстро пришедшим в себя Новокрещеновым.
      Бывший доктор спрятал фонендоскоп и, заложив руки в карманы халата, постоял, покачиваясь с каблука на носок, а потом уточнил сочувственно:
      - Эта ваша... э-э... болезнь - следствие заражения при употреблении наркотиков? Или неразборчивости в сексуальных контактах?
      - А тебе-то какое дело? Ты чо, в натуре, и вправду доктор? Хотя... гх-хе... ладно. Можно и поболтать, - булькнуло то, что было когда-то лидером преступной группировки Щукиным. - Спешить мне некуда... Я все дела, в натуре, уже закончил... - он опять захрипел, заклокотал горлом, то ли смеясь, то ли задыхаясь. - А вы, ребята, прикольные, - сказал Щукин, отдышавшись. - Соображаете. Может, ширнемся на пару? У меня есть чем раскумариться!
      Самохин выступил вперед, проговорил строго:
      - Ладно, кончай треп. Мы к тебе, парень, по делу.
      - Дела, командир, у следователя. А у нас так, делишки... - ерничал Щукин. Несмотря на ужасный вид, исходивший от него гнилостный, трупный запах, - Самохин это явственно почувствовал теперь, - он ожил будто, подвижные капельки белесоватых глаз повеселели, заскользили по кровавому бифштексу лица туда-сюда, зыркая на вошедших в палату - и впрямь, видать, умирающий был под кайфом.
      - Тебе, Щукин, о душе думать пора, - осуждающе изрек Самохин. - А ты все храбришься, крутого из себя строишь... А мы ведь к тебе, в общем-то, по-хорошему пока...
      - Да-а? - капельки глаз дрогнули, застыли и уставились на отставного майора, как тупые кончики никелированных пуль.
      Самохин почесал задумчиво револьверным стволом переносье, затем, спохватившись, спрятал оружие в карман - от греха, заговорил спокойно, доброжелательно.
      - Дело, видишь ли, в следующем. Парень у нас... Ну, скажем так, родственник... в плен к чеченцам попал. Он там, на Кавказе, служил. В десанте. Короче говоря, мы и так, и эдак пытались, не можем его оттуда вытащить. А ты... У нас, знаешь ли, разведка тоже работает, и мы знаем, что ты с чеченской группировкой... или как ее помягче назвать... диаспорой, вроде общие дела ведешь. Короче, вопрос так поставим... - Самохин сбивался постоянно, ибо не мог все-таки, как ни старался, заставить себя смотреть в глаза ужасного собеседника. - Либо ты даешь железное слово... ну, клятву вора, что ли... И парня нам через своих кентов-лаврушников возвращаешь, либо...
      - Либо мы тебя кокнем прямо сейчас, и все дела, - улыбнувшись, сообщил Новокрещенов.
      Щукин протянул тонкую, как бамбуковая палка руку, попытался нашарить что-то над головой - кнопку сигнализации, должно быть.
      - Лежать! - рявкнул Ванька, уже твердо, без растерянной дрожи направляя на него пистолет. - Руки на одеяло! Замри, как покойник!
      - Да замру, совсем замру. Недолго осталось, - сварливо ответил Щукин, но руку опустил, сплел когтистые пальцы на груди - и впрямь покойник, осталось только свечку в них вставить. - Тем более что жлоба моего, телохранителя, вы наверняка вырубили?
      - А как же! - хвастливо подтвердил оправившийся от шока, вызванного внешностью собеседника, Ванька.
      - И еще одна, - опять взял на себя инициативу Новокрещенов, - претензия к тебе, Щукин. Мы было обмен затеяли, кандидатуру нашли... подходящую. А твои братки его у нас увели.
      - Кого увели? - искренне заинтересовался Щукин.
      - Чеченца. Которого мы, как бы это попонятнее выразиться... в заложники для обмена на солдатика взяли.
      Щукин опять зашевелился, сел еще выше, опершись спиной на подушку, задохнулся от этого усилия, сказал хрипло:
      - Ну я, в натуре, хренею от этой ботвы... Чо вы тут на меня грузите? Какие солдаты, заложники, чеченцы? Вы вообще-то, ребята, в ту палату попали? А то грохнете меня - а потом окажется, что, хе-гхе, не того...
      - Того, того, - успокоил его Новокрещенов. - Мы ведь, Щукин, не просто так, не от балды на тебя вышли. Нам Федя Чкаловский насчет твоих дел полный расклад дал!
      - Федя?! Кх-хе-гхе! - захлебнулся в кашляющем смехе Щукин и, вытащив из-под подушки салфетку, долго отхаркивался в нее, хрипя изъеденными болезнью легкими. - Ах, Федя... - задыхался возмущенно он. - То-то я смотрю и не пойму, что вы за типы... Вроде не блатные... а при наганах... По рожам - так вообще менты... Так вот кто вас на меня траванул! Федя...
      - Вы же с ним давно враждуете, сферы влияния делите, - подсказал начавший прозревать Самохин.
      - Да я уж год как... вот так валяюсь. Давно от дел отошел, - Щукин все пытался сесть повыше, карабкался, но обессиленно сползал всякий раз с подушки, тонул в тяжелом одеяле, проваливаясь под него, как сквозь проломленный лед, по самое горло. - Ну подумайте, на хрена мне, мертвецу, вся эта морока? Вся моя пехота давно под крыло к Феде Чкаловскому драпанула. Он и рулит сейчас всеми делами в городе. А папаша мой его поддерживает... как депутат.