Очевидно, он был намерен так и просидеть всю вахту — без движения, глядя прямо перед собой и, вполне возможно, не мигая. Насколько Косте было ведомо, польза от подобного бдения была невелика. В экзометрии существовало не так много опасностей, которые человек с его несовершенными органами чувств и слабой, несмотря ни на какую подготовку, реакцией мог бы распознать и упредить. Другое дело когитр, вахта которого не прерывалась ни на миг. Его рецепторы способны были уловить любой тревожный признак, и на его реакцию смело можно было положиться… Но Пазура эти доводы, по всей вероятности, не задевали.
Постояв немного, попереминавшись с ноги на ногу, Костя ушел.
В коридоре его поджидал Ертаулов. Он уже сменил летную форму на ядовито-желтый рабочий комбинезон.
— Гм, — Костя осуждающе смерил его взглядом и сказал сварливым, под мастера, голосом: — Итак, у вас уже что-то поломалось.
— Отнюдь, — возразил Стас. — Что в моем хозяйстве вообще может поломаться? Разве что базовый принцип экзометральных переходов. Я собираюсь помочь Рашиде инспектировать грузовой отсек. Ей по инструкции положено постоянно следить, как там и что после входа в экзометрию. Не оборвались ли крепления, не передохли ли цыплята…
— Какие еще цыплята? — с подозрением спросил Кратов.
— Это я так, для наглядности. Разумеется, кроме нас, на борту нет ни одного цыпленка.
— Она тебя об этом попросила?
— Естественно. И в самых нежных интонациях. Видно, на тебя у нее не осталось никаких надежд.
Створки дверей одной из кают раздвинулись, и появилась Рашида, в уже знакомом пурпурном трико и алой безрукавке. В руках у нее был белый чемоданчик с несколькими рядами тускло светившихся индикаторов.
— А вот и Костя, — сказала она. — Только на его помощь я и могу всерьез полагаться. Без его могучих рук мне просто не обойтись.
— Что же ты, Рашуля, — промолвил Стас уязвленно. — Мне говорила одно…
— Я женщина, — сказала Рашида с удовольствием. — Непостоянство мне к лицу.
— Чтобы я когда-нибудь, даже под страхом смерти, взял в экипаж такого непостоянного инженер-навигатора! — воскликнул Ертаулов.
— Идем, идем, — успокоила его Рашида. — Будешь нас развлекать.
Она подхватила сумрачного Кратова под руку и потянула за собой. Ертаулов понуро плелся следом. Остановившись перед массивной дверью грузового отсека, девушка уверенно набрала на клавиатуре замка известный лишь ей, да еще мастеру, код. Под самым потолком мигнула сигнальная лампа, дверь бесшумно откатилась. В вытянутом помещении с ребристыми стенами вспыхнул яркий свет. Рашида первая шагнула через порог в узкий проход между рядами металлических ящиков.
— Костя, — позвала Рашида. — Вот тебе задание, если ты всерьез желаешь облегчить мою участь. Прогуляйся вдоль каждого ряда ящиков, попутно находя на них контрольную панель и нажимая там красную кнопку. При этом внутри кнопки должна сработать подсветка. Если так и случится, идешь дальше. А нет — зови меня.
— Для такого занятия могучие руки не нужны, — проворчал Кратов, у которого снова сделалось тошно на душе.
— Конечно, не нужны, — сказала Рашида. — Это же моя работа! Просто мне приятно думать, что ты рядом и у тебя такие могучие руки.
Ертаулов переводил взгляд то на нее, то на Костю. У него не находилось слов.
— Теперь Стасик, — продолжала девушка. — Ты пойдешь со мной. Для тебя найдется творческая работа с нашим общим любимцем — голубым контейнером. Его следует приподнять при помощи сервомеханизмов и замерить температуру днища. Поставщик отчего-то придает этому особое значение, хотя и не озаботился разместить там дополнительные датчики… Ты меня слушаешь, малыш?
— Конечно, — сказал Ертаулов трагическим голосом. — Я могу слушать и одновременно думать о своем. И вдобавок все видеть. Как Юлий Цезарь.
— Вряд ли Цезарь думал о таких пустяках, — заметила Рашида.
— Откуда тебе знать, ЧТО это за пустяки, — вздохнул Стас.
— А у тебя на лице начертаны все твои мысли. Готическим шрифтом!
— Неправда. В крайнем случае — арабской вязью. Просто я неверно оценил ситуацию и теперь занимаюсь самоедством.
— Приятного аппетита, — безжалостно произнесла Рашида. — Не убивайся так горько. Неужели ты серьезно на что-то рассчитывал?
— Ну вот что, — сказал Костя ледяным тоном. — Прекратите немедленно. Оба. Мне надоела эта тема, и я хочу, чтобы мы не возвращались к ней.
— Никогда? — спросила Рашида низким голосом.
— Не знаю. Но уж во всяком случае до конца полета!
— Ты пойман на слове, — Рашида быстро коснулась Костиной щеки ладошкой и пропала в одном из многочисленных закоулков между контейнерами.
Кратов смотрел ей вслед, испытывая досаду и облечение одновременно.
— Найя, — сказал Ертаулов уныло. — Она же королевская кобра. Но как ты ее! Похоже, у тебя есть на нее факирская дудочка. Или она притворилась, что есть. А как она тебя? Не то приласкала, не то ударила. Не пропади, звездоход!
— Послушай, Стас, — промолвил Костя сконфуженно. — Я здесь совершенно ни при чем. Просто она играет спектакль, и мы приняты в труппу. Не пойму отчего, но роль героя-любовника она отдала мне, хоть я и не гожусь. Если хочешь знать, у меня внутри все выгорает, когда она рядом!
— Неудивительно. У половины человечества произойдет то же самое.
— Но у меня все не так!
— Будет тебе, Второй, — Стас похлопал его по плечу. — Не так у него! Тоже мне, святой Антоний… Расскажи-ка лучше, о чем тебя так долго пытал Дитрих Гросс?
— Какой еще Гросс?
— О небо! — вздохнул Ертаулов. — Только в таком просторном организме могут уживаться железная воля и детская наивность. Этот ветхий выцветший дедуган, что сидел во главе комиссии, был не кто иной как сам Дитрих Гросс! А ты, я чай, стоял перед ним по команде «вольно», строил ему хиханьки да хаханьки? Небось, и нагрубил еще по невежеству?
— Тот самый Дитрих Гросс?!
— Других в природе попросту не существует, — с наслаждением подтвердил Ертаулов. — Он у нас один на всю Галактику.
— Я думал, он давно умер… Сколько же ему?
— Никак не меньше двухсот. И он, заметь, все еще летает, пусть даже только на орбиту. Но не уповай, что сам Дитрих Гросс, Большой Дитрих восстал с одра, чтобы лично выдать тебе пропуск в Галактику. Должно быть, ему не хватило земного материала для какого-нибудь нового учения, и он снова полез в космос.
— Что он еще может придумать нового в таком возрасте? Да и можно ли вообще сказать что-то новое о человеке?
— Нам ли, темным, судить о гениях? Кстати, недавно Гросс публично осудил эксперименты по управляемому антропогенезу. Предал, так сказать, анафеме бедных, ни в чем не повинных людей-два.
— Чем ему не угодили люди-два? — удивился Костя.
Он неторопливо шел вдоль ряда ящиков, нажимая красные кнопки. Стас топал рядом, пока не изъявляя особого рвения заняться порученным его заботам голубым контейнером.
— Людям-два, допустим, от этих анафем ни холодно ни жарко. Они есть и, по-видимому, будут. Другое дело мы. Большой Дитрих полагает, что скрытые потенции человека как биологического вида еще не реализованы. Что нет нужды искусственно моделировать новые свойства, когда существующие не раскрылись до конца. Телепатией до сих пор владеют единицы. Хорошо, что хотя бы эмоциональный фон мы худо-бедно научились читать. Телекинез для подавляющего большинства — тайна за семью печатями…
— Для него, кажется, уже нет, — проговорил Кратов, припомнив простертую к нему корявую длань и проистекшую от нее волну тепла.
— Так почему он к тебе привязался? — повторил вопрос Ертаулов.
— Понимаешь, он считает, что не так давно кто-то слегка подправил мою память. Есть такая штука — ментокоррекция.
— Слыхал, — перебил его Стас. — И что?
— Ничего. Сообщил мне эту новость и отпустил с миром.
— Я бы на его месте отстранил тебя, — произнес Ертаулов. — Для собственного же успокоения. А вдруг в твоем мозгу врагами Галактического Братства, вынашивающими зловредные планы супротив пангалактической культуры, упрятана некая разрушительная программа? В один прекрасный момент она заработает, и ты уничтожишь наш корабль, а с ним и все милое нашим сердцам мироздание.
— Он говорил о каком-то погашенном очаге сильных эмоций.
— И ты ничегошеньки не помнишь?
— А как я могу помнить? Если кто-то и вправду поработал с моей памятью, так уж наверняка он позаботился, чтобы я не помнил и о самой ментокоррекции!
— Резонно. Выходит, Большой Дитрих преступил медицинскую этику?
— Вовсе нет! Просто он отнесся ко мне, как профессионал к профессионалу. Честно предупредил меня о возможных осложнениях в моей работе. Если эти осложнения вообще когда-нибудь всплывут.
— Думаю, мастера он тоже предупредил, — сказал Стас. — Как профессионал профессионала. Ведь если тебя запрограммировали, то с момента включения этой программы ты себе уже не хозяин.
— А мастер как здравомыслящий человек выругал все это метафизикой, усмехнулся Костя. — Где ты подцепил эту байку о врагах? Какие у нас могут быть враги?
— Да есть слухи, есть, — туманно промолвил Стас.
— Все-то ты знаешь! Но уж если это враги, а не идиоты, то, наверное, они нашли бы более подходящий объект для своих козней, чем я. И не подставились бы на первой же медкомиссии Большому Дитриху.
— Они его недооценили! — Ертаулов вдруг захихикал. — А этот… Кристенсен… тоже тебя вербовал?
— Еще как!
— И ты? Сдался?
— И не подумал.
— И напрасно. А вдруг он хороший скульптор? Вернемся домой, напрыгнем на его выставку в Стокгольмский Центр искусств. Все вместе — я, ты, Рашуля. Там и решим. Кстати, фамилия у него явно не шведская, а живет он почему-то на Готланде.
— Я, к примеру, славянин. А родился и вырос в Монголии, в пустыне. Тебе это не странно?
— Стас, где ты? — донесся до них голос Рашиды. — Я тебя жду!
— Бегу, лечу, — откликнулся Ертаулов и пристально посмотрел на Костю. — Мне странно другое, — проговорил он. — Отчего тебе вдруг перестали нравиться рыжеволосые девушки?
— Но Рашида не рыжеволосая! — изумился Кратов.
— Это уж точно, — уклончиво сказал Стас.
2
Дойдя до тупика и таким образом выполнив свою задачу по тисканью кнопок, Костя присел на один из ящиков. Ему хотелось спрятаться подальше от посторонних глаз. Исчезнуть хотя бы на время, на те часы, что оставались ему до вахты. Чтобы никто ни о чем не расспрашивал, не изрекал странноватых намеков. И не лез бы с такими неуместными признаниями!
Получалось, что Стас каким-то малопонятным образом догадывался о причинах его душевного состояния. И было бы неплохо вызвать его на откровенность. А то и взять да вытрясти из него все, что он знает. Но отважиться на это Костя почему-то никак не мог. И сам себе объяснял такую нерешительность побочным эффектом ментокоррекции.
Если, дьявол бы ее побрал, она и в самом деле была!
В просвете между ящиками Костя видел, как Ертаулов со страдальческим выражением лица бродит вокруг голубого контейнера и неумело размахивает зажатой в руке «волшебной палочкой» — крохотным блоком управления сервомеханизмами. Контейнер, уже подвешенный на растопыренных суставчатых захватах, своевольничал, заваливался на бок.
— Косо, косо! — донесся деловитый голос Рашиды. — Нужно, чтобы строго параллельно полу.
— Какое это имеет значение?! — ерепенился Стас. — В экзометрии по определению не существует никаких параллелей.
— Все там существует. И параллели, и перпендикуляры, и лень человеческая.
— Никакая не лень, а тривиальное неумение!
— Прекрасно, что тебе достает мужества сознаться в этом.
— Вот и покажи класс, обучи!
— Это будет банально и скучно. Если я покажу класс, ты окажешься лишним.
— Или позови своего приятеля с могучими конечностями, он и без сервомехов обойдется.
— Это тебе Костя приятель. А мне он совсем другое. И потом, мне интересен не результат, а процесс. Очень занятно наблюдать за тобой со стороны.
— А это я уже слышал вчера. Но по иному поводу, и не от тебя…
Кратов сидел, привалившись к стенке тупика, прислушивался к их перепалке и одновременно к себе. Странно: чем дальше от него Рашида, тем слабее невидимый и необъяснимый гнет, что тяготел над ним в ее присутствии. Верно говорят, с глаз долой — из сердца вон. Только из сердца ли? Скорее, из головы… Он слышал ее голос, мог даже представить, как она отчитывает Стаса за нерасторопность, какое у нее при этом лицо, какие глаза. И нет в помине кошек, что когтили его душу!
Может быть, он сам себе сочинил этих кошек?
«Ее нет рядом, — думал Костя. — Я могу только вообразить ее себе. И вот так, на расстоянии, по памяти, она мне нравится. Очень нравится. Еще бы она мне не нравилась! И сейчас я не понимаю, что за бес отпихивает меня от нее. В самом деле, не вложили же в меня гипнотическую установку ненавидеть собственного инженер-навигатора! Если я совладаю с собой, приучу себя к тому, что есть только блажь, мною же выстроенный барьер все станет на места. Все пойдет естественным порядком… Но не потерять бы мне при этом Стаса!»
Ему померещилось, будто ровный яркий свет в отсеке чуточку померк. И заложило уши, как при перепадах давления.
Кратов вскочил, озираясь. Вроде бы ничего не изменилось. Но нервы его трепетали, мышцы напряглись, все чувства вопили: «Опасность!» Он непроизвольно сделал шаг по направлению к выходу. Нет, не бежать сломя голову. А осознанно поспешить на центральный пост, к мастеру. Там его место…
И остановился.
— Стас! — позвал он. — Рашида! Вы ничего не заметили?
Стас обернулся. Он выглядел встревоженным.
— Что-то такое было, — сказал он.
— Вы просто решили увильнуть, — заявила Рашида, возникая рядом с Ертауловым. — Бросить все на хрупкие женские плечи.
— Помолчи, — оборвал ее Стас. — Второй — звездоход не чета нам с тобой. А тут даже я учуял.
— Ну что еще вы учуяли?!
— Возвращаемся на пост! — приказал Костя.
И сам удивился металлическим ноткам в своем голосе. Совсем как у мастера. Раньше он так не умел.
Рашида потерянно развела руками.
— Нужно поставить контейнер на место, — сказала она. — Если он сорвется, то передавит все на свете.
— Разумно, — сказал Кратов. — Стас, верни ей «палочку».
Ертаулов беспрекословно повиновался.
— Вы идите, — произнесла Рашида. — Я одна отлично справлюсь.
— Мы подождем, — сказал Костя. — Но ты поспеши.
Лицо Рашиды внезапно исказилось гримасой страха.
— Не слушается!.. — вскрикнула она.
И в этот же миг Кратов увидел, что глухая ребристая стена, возле которой он еще минуту назад спокойно сидел, вопреки всякому здравому смыслу рушится ему на голову.
3
Еще не задумавшись над тем, что бы все это могло означать, Костя обхватил голову руками, поджал колени к груди, зажмурился. «Сейчас врежет, сейчас!..» Некоторое время он просто висел в воздухе, ничего не задевая, а потом задел и на славу. Удар пришелся по спине, перепало и по затылку. В мозгу пышно расцвел сноп веселеньких искр, замигал нелепый в подобной ситуации праздничный фейерверк. Хрустнуло в груди, острая боль ржавой иглой прошила плечо и отозвалась в локте. «Неужели поломался? Вот некстати…» Он перекатился через голову несколько раз, упорно держа группировку, и завалился набок, но только плотнее подобрал конечности. «Еж свертывается в клубок, и его колючки торчат во все стороны. По этой примете ты всегда узнаешь Ежа…» Вокруг грохотало и лязгало: должно быть, ящики норовили сорваться с креплений, но без особого успеха. Побитое тело наливалось тяжестью. «Отказ гравигенераторов?! Если да — нас вот-вот расплющит…» Что-то громоздкое, с нагло выпирающими углами, наползло на него и бесцеремонно толкнуло под зад. Он не пошевелился, напряженно ожидая продолжения своих кульбитов.
Грохот прекратился, как по мановению дирижерской палочки.
Зато уныло, тянуще взвыла сирена.
«Авария. Но системы работают. Иначе я был бы уже лепешкой. Хорошо раскатанной, сублимированной и свежезамороженной».
Костя приоткрыл глаза. Свет горел ровно, хотя и не так ярко, как прежде. Сирена старалась вовсю. Он попробовал руку. Плечо ныло, весь локоть онемел, но рука слушалась. Рукав некогда белоснежной летной куртки был выпачкан пылью и заляпан красным. «Кровь? Откуда?!» Были разбиты губы и особенно текло из носа.
— Ребята! Вы где?
Слабо различимый за кладбищенскими стенаниями сирены, до него донесся голос Ертаулова:
— Второй, лапонька, ты цел?
— Вполне. А как вы? Я вас не вижу.
— Наверное, ты бы предпочел, чтобы мы ссыпались тебе на голову? А мы под самым потолком. На нашем разлюбезном контейнере, дай Бог ему здоровья. Он покачивается, и мы боимся пошевелиться.
— Правильно боитесь. Подождите, пока я выберусь.
Отчаянно шмыгая носом, Костя отпихнул угнездившийся в ногах ящик с жалко болтавшимися остатками креплений и на четвереньках пополз туда, где по его расчетам предполагался выход.
Увидев невдалеке странно заваленный набок контур двери, он вдруг осознал, что передвигается по стене. Причем стена эта лежит под острым углом к воображаемой линии горизонта.
Дело обстояло так. В полете мини-трампу отчего-то — и в этом еще следовало разобраться — стало дурно. Как водится, первыми скисли гравигенераторы. Пока когитр силами аварийных систем приводил их в чувство, центр тяжести на корабле блуждал самым причудливым образом. Поэтому сначала Костю шмякнуло о стенку, а затем он пролетел между закрепленных контейнеров, возможно — выворотив один из них по пути. Будто провинившийся рекрут сквозь строй… И влепился в боковую стену, которая отныне фигурировала на покалеченном корабле в качестве пола. Очевидно, когитру все же удалось умиротворить гравигенераторы, но вернуть им здравый смысл оказалось не под силу. Искусственная тяжесть была восстановлена, но в искаженной ориентации, да еще с некоторым избытком, отчего у Кости стучало в висках и каждое движение давалось с непривычным усилием. И сейчас над головой у него болтались тонны груза. Всякие там ящики и контейнеры, в том числе и голубой «салон-вагон Его Императорскаго величества», отягощенный Стасом и Рашидой.
«Спокойно, — бормотал Кратов. — Только не паниковать, звездоход. Все обошлось…» Стараясь не глядеть наверх и не думать о том, что будет, если крепления вдруг начнут лопаться, он выбрался на свободное пространство.
Запертая дверь находилась над ним на высоте примерно четырех метров, но это были пустяки. Он запросто мог достичь ее, цепляясь за ребристые выступы в покато вздыбившемся полу. Неужели конструкторы трампа предусмотрели эти выступы именно на такой случай?
— Ты можешь объяснить, что за это за паразитство? — звучно спросил Стас.
— Пока нет. Почему молчит Рашида?
— Она дуется. Я вынужден был обнять ее, чтобы она не сорвалась, а это ей не нравится. Она хотела бы, чтобы вместо меня был ты.
— Рашуля, ты должна быть признательна судьбе, что рядом с тобой не я. Стас легче меня килограммов на двадцать.
— Как вы можете? — нервно откликнулась Рашида. — В такую минуту!..
— Минута как минута. Корабль, судя по всему, цел. Мы, в общем, тоже. Значит, ничего страшного.
— Второй, — позвал Стас. — Мы ждем твоих указаний.
— Я попытаюсь открыть дверь. А вы тем временем продвигайтесь ко мне. Осторожненько, по очереди. Сначала Рашида. Держитесь за крепления и — по стеночке, в смысле, по полу.
— Крепления нас не выдержат, — сказала Рашида сердито.
— Быть не может! Они меня выдержали, пока я кувыркался. — Костя счел за благо умолчать о вывороченном ящике.
— Рискнем, — сказал Ертаулов после паузы. — Рашуля, вперед!
Наверху зашевелились, заскрипели контейнеры. Костя, выпрямившись, немного послушал, что там у них происходит. «Но я же упаду», — тихонько сказала Рашида. «А я тебя поймаю, — пообещал Стас. — Да и лететь невысоко. Метров восемь под уклон, и все время можно за что-нибудь цепляться. Если что, кричи, а Костя успеет тебя подстраховать». Кратов с сомнением покачал головой. Вряд ли он успевал на помощь.
Подтягиваясь на выступах, он быстро достиг двери. Уперся ногой в бортик люка, ухватился за комингс. Почти повиснув на одной руке, нашарил клавишу открытия и нажал. «Может и не сработать, — подумал он. — Если корабль поврежден и в коридоре вакуум. Тогда мы отрезаны наглухо и погибнем, если никто не поможет. Помощь и не придет, если разрушен центральный пост и мастер мертв. А мастер, между прочим, почему-то молчит…»
Дверь ушла вверх бесшумно и резко — он едва успел отпрянуть, чтобы не выпасть в коридор.
Сирена продолжала ныть, хотя и не так надоедливо. Наверное, уши притерпелись.
Костя вылез в коридор, ступил на мягко спружинившую стену. В этот момент в дверном проеме мелькнуло застывшее лицо Рашиды. Девушка вжималась в почти отвесную плоскость пола, судорожно цеплялась за металлические лапы креплений. В глазах ее тускло светилось отчаяние.
Кратов лег на бортик люка и протянул ей руку. Закусив губу, Рашида намертво сомкнула пальцы вокруг его запястья. Еще мгновение, и она оказалась в коридоре. Приникла к нему всем телом, спрятала лицо на его груди. Ее трясло.
— Все отлично, — пробормотал Костя смущенно. — Ты просто молодец.
Он гладил ее по волосам, по горячим обнаженным плечам, и ему не приходилось превозмогать себя. Он не испытывал ничего, кроме нежности. И не было тошно на душе от того, что Рашида рядом, что он ощущает ее близость, и ее дрожь невольно передается и ему. Он хотел этой близости. Рашида была испугана, а он готов был оберегать ее от любых опасностей. Уж он-то ничего не боялся! Поэтому Костя еще сильнее прижал ее, а весь остальной мир какое-то время волен был поступать по своему усмотрению. Хотя бы даже и низвергаться в тартарары.
Ертаулов, не дождавшись помощи, кое-как выбрался в коридор самостоятельно. Он уже накопил достаточно желчи, чтобы врезать Кратову по первое число за его, как старшего по должности, беспардонное равнодушие к драгоценной жизни подчиненного.
Увидев Рашиду в Костиных объятиях, он промолчал и сердито отвернулся.
— У тебя кровь на рукаве, — сказала девушка. — И нос распух. И губы.
— А в остальном полный порядок, — улыбнулся Костя. — Неужели ты боишься высоты, звездоходочка?
— Нет, — шепнула она. — Я боюсь смерти.
— Но мы не погибнем. Еще чего! Нас немножко тряхнуло, однако мы целы, мы летим.
— Тряхнуло… — горько сказала Рашида. — В экзометрии-то?
4
Пазур, плотно стиснутый страховочными лапами, висел в своем кресле посреди опрокинутого набок центрального поста. Лицо его почернело сверх обычного, глаза закатились.
Рашида сдавленно охнула.
— Первый! — крикнул Ертаулов беспомощно.
— Подождите вы, — сказал Костя. Задрав голову, он отчетливо произнес в пустоту: — Вызываю бортовой когитр!
— Когитр слушает, — ответил ему брюзгливый синтезированный голос.
— Нарушена пространственная ориентация корабля. Прошу устранить крен.
— О нарушении мне известно, — безразлично ответил когитр. — Устранить крен не могу. Повреждены гравигенераторы. Возникнет угроза разрушения корабля.
— Причина повреждения?
— Не установлена. Предполагаю кратковременный контакт с материальным объектом неизвестной природы снаружи корабля.
— Тряхнуло, — сказала Рашида.
— Но мы все еще находимся в экзометрии, — сказал Костя. — Какие еще могут быть контакты!
— Иных предположений не имею, — буркнул когитр.
— Хорошо, — проговорил Костя. — В смысле плохо… Прошу восстановить пространственную ориентацию центрального поста. И вырубите, в конце концов, сирену.
— Выполняю.
Сирена, ухнув напоследок, заткнулась. Сделалось так тихо, что можно было услышать дыхание тех, кто стоял рядом. Да назойливой дробью стучала в висках кровь.
— Оборотись, избушка, к лесу задом, ко мне фасадом, — промолвил Ертаулов. — А я с перепугу про все забыл.
Просторное помещение поста неторопливо повернулось вокруг продольной оси корабля. Стена снова стала, как и положено, стеной, пол — полом. Кратов кинулся к мастеру.
Пазур вперил в него налитые кровью глаза.
— Где вас черти носили? — прошипел он. — В аварийной ситуации вам надлежит сидеть рядом со мной!
Костя попятился.
— Я был в грузовом отсеке, — сказал он ошеломленно.
— Кой дьявол занес вас туда? Где ваше место по бортовому распорядку во время аварии?!
— А что, разве авария предусмотрена программой полета? — тоже разозлился Кратов.
— Нет, не предусмотрена. — Пазур с кряхтением высвободился из объятий страховочных лап, которые тут же втянулись в основание кресла. — Мы пока не дожили до такой роскоши… Но в грузовом отсеке вам нечего было делать. Полагаю, вас там закидало ящиками?
— Вовсе нет, — смутился Костя.
— У вас на лице автограф чего-то тяжелого. И на рукаве. Если бы вы не застряли там, где не следовало, то оказались бы подле меня в нужную минуту. Вдвоем-то мы уж как-нибудь не допустили бы подобного свинарника. Это же хлев! Первый навигатор шарахнулся башкой о пульт и висит вверх тормашками, как обезьяна на пальме, а его ближайший помощник зарылся в трюмное барахло…
— Какая разница, сколько на пальме обезьян, — проворчал Кратов и тут же прикусил язык.
Он чувствовал, что краснеет. Упреки казались ему вопиюще несправедливыми. Но куда ни кинь, выходило, что мастер был прав.
— Крепления выдержали, — вдруг сказала Рашида. — В грузовом отсеке порядок. Никакого барахла.
— Да? — Пазур скорчил гримасу, отдаленно похожую на улыбку. Счастлив слышать… — Внезапно его лицо окостенело, глаза остановились. А голубой контейнер? Он не поврежден?
— Нет, хотя… — девушка растерялась.
— Что, что?!
— В момент аварии он был подвешен на захватах сервомеханизмов. Я собиралась замерить температуру днища. По требованию поставщика. И замерила… Температура была в пределах нормы.
— Итак, на протяжении всей чехарды он болтался на лапах у сервомехов?
— Да… И сейчас тоже. Он даже ни разу не ударился о борт.
— Если не считать, что МЫ ударились о него, — вставил Ертаулов.
— Гм… — Неясно было, доволен мастер или нет. — А после аварии вы не удосужились повторить замер?
Теперь озадаченно замолчала и Рашида. Пазур снова хмыкнул и принялся энергично массировать ладонями отекшее лицо. Лоб у него был рассечен, на виске высыхала дорожка свежей крови.
— Олег Иванович, — заговорил Костя. — Мне кажется, сейчас не до сохранности груза, пусть и самого важного. Пострадали гравигенераторы. Корабль дезориентирован в пространстве…
— Это прискорбно, — оборвал его Пазур. — Но не является поводом для отмены полетного задания. И вы, Второй, не можете судить о значении груза у нас на борту.
— Конечно, не могу! Потому что даже не знаю, ЧТО мы везем. И никто не знает. Так откройте, наконец, страшную тайну, что же в этом голубом контейнере!
Пазур глядел сквозь него, будто и не слышал. Похоже было, что ему никак не удавалось собраться с мыслями.
— Был жесткий контакт, — сказал он раздумчиво. — Мы влепились носовой частью во что-то осязаемое.
— Но это экзометрия! — с отчаянием воскликнула Рашида.
— Благодарю за напоминание, — осклабился Пазур. — И все же мы влепились. Со всего маху… Случись это в субсвете, я бы считал, что отказало защитное поле, и нас приголубил шальной метеорит. Но мы действительно в экзометрии, где все курсы параллельны. И уж, разумеется, и речи нет о метеоритах… По местам!
Рашида медленно, как сомнамбула, прошла мимо Кратова, задев его плечом. Она даже не посмотрела в его сторону. Ее лицо выглядело отрешенным, как если бы происходящее вдруг перестало ее волновать. «Рашуля, что ты?» — спросил Костя негромко. Она не ответила.
— Третий, инженер, — сказал Пазур. — Прозвоните все системы корабля.
— Понял, Первый, — отозвался Ертаулов.
Рашида молчала.
— Второй, следите за своим видеалом. Посмотрим, что за риф пропорол нам днище. Когитр, прошу запись бортжурнала на момент аварии.
Стараясь не мигать, Костя напряженно уставился в мертво-серую мглу, что заливала экран перед ним. Не разносилось ни звука, и было понятно, что в нарушение приказа мастера все смотрят туда же, куда и он.
— Ничего, — нарушил тишину Кратов.
— Ничего, — эхом повторил Ертаулов.
Пазур обратил к нему искаженное гневом лицо.
— Вот вас-то я не спрашиваю! — рявкнул он. — Займитесь проверкой систем, черт вас побери совсем, и если через пять минут у меня не будет полной ясности…
— Понял, Первый, — смиренно сказал Ертаулов.
— Я тоже ничего не увидел, — промолвил Пазур, остывая. — Когитр, дайте запись еще раз и медленно.
— В этом нет нужды, — сказал когитр. — Очевидно, вас интересует вот этот кадр. Его продолжительность семь стотысячных долей секунды, поэтому вы не в состоянии воспринять его вашими органами зрения.
— Чтоб я спятил… — прохрипел Пазур, подаваясь вперед всем телом.
Костя почувствовал, как его рука против воли дернулась, чтобы смахнуть нежданную помеху с экрана. И замерла на полпути.
— Тряхнуло, — сказала Рашида с коротким смешком.
На всех видеалах сквозь плотное серое марево отчетливо проступали очертания правильного вогнутого диска, от центра которого в стороны расходились три узких вывернутых лопасти, а на концах у них плясало призрачное свечение. Будто огни Святого Эльма.
5
— Эта… это… — наконец заговорил Пазур, отчего-то шепотом. — Где оно сейчас?
— Ответить не могу, — сказал когитр. — Мои видеорецепторы в экзометрии не действуют.
— Как же ты поймал эту картинку?!
Когитр замялся.
— Ответить не могу, — повторил он.
— Что это было? Каковы его размеры? Природа?
— На мой взгляд… — начал когитр и снова замолчал. Истекла минута невыносимой тишины, пока он не продолжил: — Размеры определить невозможно. Все зависит от дистанции. Но в экзометрии дистанция оценке не поддается. Если же взять за основу разрешающую способность видеорецепторов…
