Они находились у некрополя, возле развалин колоннады, и это действительно был некрополь и была колоннада. Но, пожалуй, только на Аксютина это обстоятельство произвело должное впечатление. Потрясенный, он хватал Кратова за рукав и пытался передать ему свои восторги горячечным шепотом:
      — Они строят!.. Понимаешь ты, по-настоящему строят, а не зарываются в норы, не копошатся в пещерах, как втолковывали мне эти олухи из сектора социометрии! А это значит, что все наши модели — дерьмо, они врут, как сидоровы козы…
      — Как сивый мерин, — рассеянно поправил его Кратов, стараясь высвободить руку.
      — При чем тут мерин?! Это Биссонет у нас мерин, если хочешь знать, он в это не верил, и я, если на то пошло, тоже осел хороший, а Горяев был прав. И ты прав, ты кругом оказался прав! И черт с ним, с твоим дольменом, не нашли его — и ладно. Зато теперь я своими глазами вижу этот некрополь, и мне этого хватит на всю жизнь, я теперь такую модель отгрохаю, все рты разинут… Да пойми же ты, люмпен чертов, ведь все эти циклопические сооружения означают принципиально иной уровень культуры, иной подход к восприятию цивилизации Аафемт, а значит — иную стратегию контакта!
      Аксютин порывался выскочить из «туатары», чтобы своими руками пощупать чудовищные завитки ближайшей колонны, распавшейся при падении на куски, и всякий раз тяжелая ладонь Кратова приковывала его к месту.
      Они сидели и ждали, настороженно озираясь, и фограторы были наготове, хотя эффект от этой готовности был скорее психологический. Потому что никто и не помышлял о том, чтобы пустить это страшное оружие в ход, как бы ни сложилась ситуация. Аксютин, поглощенный своими детскими восторгами, не мог ничего слышать, а звездоходы слышали, и опытный ксенолог Элул тоже слышал: Аафемт были рядом. Их нельзя было разглядеть — то ли они прекрасно маскировались, то ли находились вне поля зрения землян, но все пространство в окрестностях некрополя было пропитано инородным эмоциональным фоном, чужими непонятными мыслями. И как ни вслушивался Кратов, он все еще не мог понять, о чем эти мысли, таят ли они угрозу, то ли, напротив, исполнены симпатии.
      — Если это Змеи, они наверняка постараются нас захватить, — как бы в ответ на его сомнения, негромко произнес Элул.
      — Это Змеи, — уверенно сказал Дилайт, и в его голосе Кратову почудилось волнение. Оказывается, железный Дилайт тоже был способен волноваться.
      — Изувечили зонд, ублюдки, — проворчал Джед. — Чем он им помешал?
      — Видишь ли, — сказал Дилайт. — Серебряные Змеи нас не любят. Вообще трудно понять, кого они любят. Но поскольку мы находимся под высочайшим покровительством Осязающих Мрак, то повредить нам они не могут под страхом казни. А вот сорвать злость на нашем зонде…
      — Откуда они знают, что это НАШ зонд?
      — Хороший вопрос, — на окаменевшем лице Дилайта промелькнула слабая улыбка. — Я даже и не упомню, были ли у нас такие автоматы в прежних экспедициях.
      — Не взбрела бы им фантазия сорвать зло на нашем корабле, пробормотал Кратов.
      — Ну, корабль-то им явно не по зубам, — пренебрежительно сказал Аксютин.
      — Надеюсь, ты читал отчет Брезе? — спросил Элул.
      — Конечно, читал! И, разумеется, ни единому слову не поверил. Не можем же мы, в самом деле, принимать в расчет всякую мистику…
      — Бездельники у вас там в ИОК, — со внезапным ожесточением сказал Элул. — Разогнать бы вас всех, погрузить на корабли да сослать в самые отдаленные миссии, чтобы вы наконец научились разбираться, где имение, а где наводнение, а то вы только о кресла задницы полировать горазды!
      Дилайт повернул голову к Кратову, не переставая косить глазами в сторону зарослей бурой травы между вдавленными в землю каменными плитами, и сказал:
      — Вы с Аксютиным остаетесь в «туатаре». Если нас будут задерживать, ни в коем случае не вмешивайтесь. Вернетесь на корабль и…
      — Что значит — будут задерживать? — прервал его Кратов. — И кто?
      — Разве вы не видите? — удивился Дилайт. — Вот же они!
      Он жестом показал куда-то перед собой, где, казалось бы, ничего не было, кроме голых застарелых развалин в неровных пятнах пепельного света. Кратов последовал взглядом за его рукой, изо всех сил напрягая зрение.
      Поначалу он не уловил никаких новых подробностей. Потом ему померещилось слабое струение воздуха в щелях между камней. Будто бы там, в тени, расправлено тончайшее, почти паутинное полотно, по которому изредка пробегают легкие волны. На миг отчетливо проступили очертания человеческой фигуры — и снова растворились в этом неясном трепетании…
      — Узнаете? — спросил Дилайт.
      — Нет, — ответил Кратов.
      — Тогда, в дольмене…
      — Я понял ваш вопрос. Нет, в дольмене было нечто другое.
      — Беда с этим парнем! — хихикнул Джед. — Все только и заняты тем, что убеждают его в правоте его же слов.
      — Если бы это был мой дольмен, и я бы узнал в том, что вижу сейчас, давешних «призраков», то сей же час оповестил бы об этом всех присутствующих. А в первую очередь вас, Джед.
      — Еще раз обратишься ко мне на «вы»!.. — взревел Торонуолу.
      — Ну, пошли, — сказал Дилайт, поднимаясь. — Они зовут. Не следует испытывать хозяев ожиданием… Джед, возьми мой фогратор. Пускай знают, что у нас серьезные намерения.
      — А они когда-нибудь видели эту штуку в работе? — с сомнением спросил Джед.
      — Видели, я им показывал в прошлый раз. Константин, займите кресло водителя.
      — Это несправедливо! — вспылил Аксютин. — Стоило тащить меня сюда, чтобы бросить в самый момент контакта!
      — Прости, Павел, — сказал Дилайт. — Неудачно сложилось. Но я надеялся, что мы встретим Видящих Внутрь. Или на худой конец Осязающих Мрак. Мы же напоролись на Змей, а в таких играх ты неважный партнер…
      Аксютин, побледнев от обиды, дернулся было следом, но Кратов, обернувшись с водительского кресла, снова припечатал его к месту.
      Дилайт неспешно шагал навстречу струящимся теням, скрестив руки над головой. Чуть поотстав, шел Хаим, но его руки были слегка разведены в стороны, и смысл этой мизансцены Кратову был положительно неясен.
      — Объясните, — примирительно попросил он, трогая Аксютина за плечо.
      Тот сердито дернулся и не ответил.
      — Готовность к переговорам, — откликнулся Элул.
      — А я что должен делать? — с любопытством осведомился Джед, замыкавший шествие.
      — Держи руки на фограторе, — сказал Дилайт. — Как будто ты у нас военный атташе.
      — Это еще что за хреновина? — спросил негр.
      Перед проходом в завале Дилайт остановился и вдруг произнес длинную фразу, почти сплошь состоящую из одних звонких согласных. Затем пригнулся и скользнул в темноту…
      Кратов вздрогнул. В происходящем ему почудилось что-то знакомое. Но что именно, сообразить он не успел.
      — Подло, — произнес Аксютин срывающимся голосом. — Подло и несправедливо. Никто столько не работал над моделью этого мира, как я! Никогда им этого не прощу.
      — Ну, не сердитесь, — мягко сказал Кратов. — Мне тоже немного обидно. Однако проку от меня в этом деле еще меньше, чем от вас.
      — Выманили из дома, насулили золотые горы — и бросили на самом пороге!..
      Кратов пристально вглядывался в темный промежуток между глыбами. Колеблющиеся полотна пропали. Стояла глухая тишина.
      — Командор, — осторожно позвал Кратов — ему никто не ответил.
      Аксютин перехитрил его.
      Усыпил бдительность своими причитаниями и, улучив момент, сбросил его руку со своего плеча, перепрыгнул через бортик. Спотыкаясь, почти побежал к развалинам.
      — Назад! — зарычал Кратов.
      Он не сразу нашарил клавиатуру управления, ткнул невпопад трясущимися пальцами, и «туатара» вместо того, чтобы одним прыжком настигнуть беглеца, шарахнулась назад. Ругаясь черными плоддерскими словами, Кратов остановил ее, вынудил помалу двинуться вперед…
      Аксютин почти уже достиг прохода.
      Из руин ему навстречу молниеносно вызмеилось тонкое сияющее жало, ослепительное на фоне глубокой бархатной темноты. Ударило в грудь и мгновенно втянулось обратно. Аксютин завертелся на месте, объятый призрачно-белым ореолом, и упал.
      Ореол погас.
      — Павел, — окликнул Кратов.
      Он перебросил ногу через бортик. Может быть, еще обошлось? Все же, скафандр, пусть легкий, но вполне прочный, способный защитить от многих неприятностей…
      Жало снова выхлестнуло из-за камней. Не найдя новой жертвы, бестолково поплясало в трепетавшем вокруг него раскаленном воздухе и сгинуло. Теперь Кратов успел разглядеть, что же это такое. Узкий, как клинок шпаги, язык серебристого огня.
      ОГОНЬ!
      Кратов отшатнулся, словно перед ним разверзлась адская бездна. Зажмурился, вжался спиной в жалко заскрипевшее кресло. Пальцы сами потянулись к пульту управления — дать задний ход, бежать, бежать…
      «Только посмей! Подонок, слюнтяй, падаль! Никуда ты больше не побежишь, понятно?!»
      Кратов выдохнул из груди стылый, пропитанный страхом воздух. С трудом разлепив мокрые от пота ресницы, открыл глаза. Приподнялся с кресла.
      Сверкающее жало уже дергалось в нескольких метрах от его лица. То ли не могло дотянуться, то ли просто припугивало. «Следите за мной? Дескать, сиди и не высовывайся, иначе как с Аксютиным?.. Ну нет, о меня вы сами обожжетесь».
      Он поднял фогратор. Прицелился в проход между камней.
      Жало нервно заметалось и уползло в темноту.
      Кратов спрыгнул с платформы. Не опуская ствола, подошел к Аксютину. Держа под прицелом зловещие руины, свободной рукой обхватил ксенолога за пояс, поднял как набивную куклу.
      Напади сейчас на него Серебряные Змеи — он стал бы легкой добычей, практически безоружный со своим фогратором без батарей. Но те не знали, что он целится в них из пугача.
      Аксютин застонал.
      — Сейчас, Павел, сейчас… — пробормотал Кратов, отступая к «туатаре».

      Под вечер с галактической базы прибыл посланный за Аксютиным спасательный трамп.
      Доктор Нанук, маленький, круглолицый, щелеглазый, при несолидно редких усишках и бороденке, Бог весть каких лет, вошел в каюту, где лежал пострадавший. Поднявшемуся при его виде Кратову он кивнул как старому знакомому. Они встречались на базе. Нанук, по каким-то своим каналам вероятнее всего, от «плоддерской бабушки» Славиной, — проведавший о кратовском недуге, предлагал тому краткий, но по его уверениям исключительно эффективный курс психотерапии. Тогда Кратов ответил отказом, потому что обещанная краткость так или иначе подразумевала задержку всей миссии на неделю, что с позиций плоддерской чести было совершенно недопустимым…
      Аксютин то ускользал в беспамятство, то открывал распухшие черные веки. Будто всплывал на поверхность из удушливой бездны. Губы его беззвучно шевелились, словно пытались сказать нечто чрезвычайно важное.
      — Ого, — пробормотал Нанук, склонившись над Аксютиным. — Что же вы, нагишом по планете разгуливаете?
      — Он был в скафандре, — мрачно проговорил Кратов. — Поэтому все ограничилось распределенным термическим шоком. Иначе он бы попросту спекся.
      — А где же командор Дилайт? И ваш медик, Элул?
      — На контакте, — кашлянув, ответил стоявший в дверях Вилга.
      — На таком же? — с иронией осведомился Нанук. — Охо-хо… Лечить вас не перелечить.
      — Это я виноват, — сказал Кратов. — Нельзя было отпускать его от себя.
      — Конечно, конечно, — покивал Нанук. — Он же совсем несмышленыш, за ним глаз да глаз, а ты у нас большой мальчик, за всеми должен присматривать. — Доктор махнул рукой, подзывая двух здоровенных драйверов, что смиренно торчали в коридоре. — Забирайте. Будем врачевать очередную жертву ксенологии…
      Кратов, как сомнамбула, двинулся следом. Кто-то сильно, почти грубо сгреб его за плечо и встряхнул.
      — Прекрати, — сказал Татор. — Доктор прав. Павел сам подставился. Ты не ксенолог, ты можешь не знать. А он знать обязан.
      — Я это уже слышал однажды, — ответил Кратов. — На комиссии по Псаммийскому инциденту.
      — И что же, ты всю жизнь намерен казнить себя за чужую глупость?
      Кратов посмотрел на него бешеными глазами.
      — От меня требовалось-то всего ничего, — сказал он. — Придержать его, когда он начнет брыкаться. Я его понимаю, мне ведь тоже хотелось туда. Но я бесполезен, а он так о себе не думал. Он вообще ни о чем в ту минуту не думал, кроме того, что на контакт, который он готовил и о котором мечтал, отправился Дилайт. А он остался в «туатаре» дурак дураком, потому что все считают его нелепым, беспомощным, ни на что не пригодным обитателем кабинетов и лабораторий… Нужно было удержать его, объяснить по-человечески. У меня были для того и слова, и сила, и реакция, и все что хочешь, но я упустил его.
      — Прекрати, — повторил Татор в замешательстве.
      — Это невозможно, Эл, — сказал Кратов, проводя ладонью по осунувшемуся небритому лицу. — Что значит — прекрати? Умереть мне, что ли?..
      — Нехорошо, — произнес Татор осуждающе. — Мысли твои странные. И сам ты непонятный. Наверное, в детстве ты слишком часто защищал слабых. А потом быстро повзрослел и не успел осознать, что твои слабые давно стали сильными.

      Кратов потерянно блуждал по опустелому кораблю.
      Забредая на центральный пост, он обменивался короткими малозначащими фразами с Татором, что сидел в командирском кресле, как прикованный, и вглядывался, редко мигая, в неизменный, застывший пейзаж на экранах видеалов — переплетения кактусов на фоне курящегося мертвым дымом терминатора.
      Каждые пятнадцать минут бортовой когитр вызывал Дилайта. Ответа не было. Человек с персональным браслетом, находясь в любой точке планеты, мог бы без труда связаться с кораблем и сообщить о своем самочувствии, о положении дел, или просто потрепаться о пустяках с теми, кто ждал его на борту. Но Дилайт молчал. Вот уже вторую неделю.
      «Дикость, язычество, — думал Кратов, слоняясь по коридору от одной пустой каюты до другой. — Трое человек затерялись на небольшом в сущности пространстве. Когда Ливингстон пропал в Африке, человечество имело основания волноваться. И то Стэнли в два счета разыскал его… В наше время так просто исчезнуть немыслимо. Ну разве что очень того захотеть. Как это вообще возможно — исчезнуть?! Не растворились же они, в самом-то деле. Если молчат — значит, что-то с ними стряслось. Может быть, и самое дурное. Особенно если вспомнить, как братья наши по разуму обошлись с Аксютиным. Только думать об этом не хочется. А наоборот, хочется думать о том, что трое пропавших отнюдь не дети. О чем постоянно и не без детского, впрочем, бахвальства твердил Джед… Что застать их врасплох, причинить им вред — задача не из легких. И даже то обстоятельство, что коварные Аафемт располагают неким таинственным энергоразрядным оружием, что тайком от цивилизованной Галактики они строят сепульки, задачу им не упрощает. Но правы древние: хуже нет ждать да догонять! И сколько еще нужно ждать?»
      В своих скитаниях он постоянно старался уйти от неплотно прикрытой двери кают-компании, где коротали время в вялых, с отсутствием Аксютина утративших прежний накал препирательствах Вилга и Биссонет. Но со странной предопределенностью все его маршруты замыкались именно там, будто ноги сами вели его к этой двери. В такие моменты он ощущал себя букашкой, тупо и упрямо ползущей по листу Мебиуса.
      Мысленно чертыхаясь, он замыкался в каюте. Стоял подолгу перед забытой Аксютиным графией, тихонько поднимал руку и тут же опускал, не решаясь потревожить покой счастливой парочки. А потом бесшумно выходил в коридор, стараясь даже не глядеть в сторону кают-компании. Снова выруливал на центральный пост.
      — Эл, можно я сменю тебя?
      — Спасибо, Кон-стан-тин. Я не устал. Я только что вздремнул минут десять.
      — Ничего?
      — Ничего.
      — Почему мы не ищем их?
      — Следует ждать. Дилайт рассердится, если мы ненароком помешаем ему в его планах.
      — Сгинуть бесследно тоже входило в его планы?
      — Нет. Я совершенно точно помню, что не входило. Но что значит искать? Поднять на ноги базу, развернуть повсюду десанты?
      — Что же, и развернуть.
      — Нехорошо. Мы в чужом доме, Кон-стан-тин. Мы гости, хотя я не убежден, что нас сюда приглашали. Нам надлежит вести себя скромно. А десант — это всегда много шума. Но ты, я вижу, что-то задумал?
      Кратов, неопределенно пожимая плечами, уходил. Ничего он не задумал. Ничего…
      «А почему? Пора бы уже. Нужно с кем-то поделиться теми мыслями, что донимают меня по ночам. Например, с Татором. Но ему, при всех его неоспоримых достоинствах, эти проблемы чужды. Странная планета Уэркаф, всегда обращенная к светилу одной стороной. Странная цивилизация Аафемт, то взывающая о контакте грубо слепленным сигнал-пульсатором, то отвергающая его всеми наличными средствами. Вплоть до энергоразрядного оружия… Поговорить с ксенологами? Биссонет, скорее всего, тоже постарается уйти от контакта, хотя до стрельбы вряд ли дело дойдет. В крайнем случае все ограничится хлопнувшей дверью. А вот Вилга может и откликнуться на мои мысли вслух. Однако… Я плоддер. Мой удел отчуждение, тяжкий труд и раздумья о плоддерской чести. Которую я уже преступил многократно, согласившись на участие в миссии. Сказано: никаких контактов со Внешним Миром. Еще сказано: дело плоддерской чести выполнить свою работу любой ценой. Моя работа здесь — найти дольмен. А я его не нашел. И не найду. Потому что его здесь нет… И я буду бродить по кораблю, думать о дольмене, о чести, об отчуждении… обо всякой чепухе. А эти трое из Внешнего Мира исчезли. Как это соотносится с моей честью?»
      Кратов поднял глаза. Он стоял перед входом в кают-компанию.
      «Да будь же оно все проклято!»

      — Долго ты будешь мельтешить у меня перед глазами? — недовольно спросил Вилга. — Я с ума сойду. Сядь, успокойся.
      Биссонет прервал свои метания и застыл посреди кают-компании, обхватив себя руками за плечи.
      — Вот и неделя прошла, — сказал он. — И что мы имеем в активе? Дилайт сгинул, о нем ни слуху ни духу. Аксютин едва не погиб из-за этого плоддера. А мы с тобой, два ксенолога высочайшего, галактического класса, сидим взаперти и скуки ради грыземся по пустякам. Ты не находишь такое времяпровождение непродуктивным?
      — Нахожу, — согласился Вилга и потянул себя за ус. — Но ничего иного тебе предложить не в состоянии.
      — Да за эту неделю я бы дома горы свернул! — страдальчески вскричал Биссонет, стремительно пересек помещение по диагонали и уперся лбом в теплую, обшитую пластиком под дерево, стену. — Клетка! Понимаешь, Юрий, нас с тобой по чьему-то злому умыслу заточили в клетку, как экзотических зверей. Наверное, с какой-то целью. Сначала заманили на эту чертову планету, а теперь…
      — Не городи глупостей, — промолвил Вилга. — Ты себя только накручиваешь попусту. Вот опять на Кратова понес, а ведь он оказался прав. Хотя мы и не нашли дольмен, зато существует некрополь, а это уже стоит того, чтобы мы здесь побывали.
      — Не стоит! — воскликнул Биссонет. — Одна минута моего времени стоит больше, чем все здешние некрополи, дольмены и могильники вместе взятые! За неделю мы свободно могли бы слетать на Землю и, если это кому-то действительно нужно, вернуться сюда снова. В конце концов, нас бы вызвали, случись что любопытное, хотя ничего любопытного здесь нет и быть не может…
      — Как ты себе это представляешь? — поинтересовался Вилга. — Мы с тобой спокойно размышляем о возвышенных материях в своих лабораториях, разгуливаем по летнему саду под ручку с хорошенькими практиканточками, болтаем о пустяках, вечером идем на теннисный корт или на речку, а в это время Дилайт с Хаимом под конвоем Серебряных Змей… причем неизвестно, живы ли они еще в ту минуту?
      — Так ведь у каждого своя экологическая ниша. И не надо лезть в чужую. Двенадцать лет назад я выбрал лабораторию, летний сад и… что там еще?.. теннисный корт. Ты, между прочим, тоже! Ну, а Дилайт счел, что будет лучше, если он станет как можно чаще подставлять свою голову под камнепад. Я преклоняюсь перед его мужеством, но свободу выбора следует уважать. В том числе и нашего с тобой выбора… И еще неизвестно, что в конечном итоге окажется целесообразней — мой размеренный быт или его ежеминутный героизм!..
      Кто-то негромко кашлянул. Биссонет порывисто обернулся. На пороге кают-компании стоял Кратов и с подчеркнутым безразличием рассматривал его стеклянными своими глазами. Биссонет замер с приоткрытым на полуслове ртом, лицо его, как всегда в минуты волнения, пошло красными пятнами. И тут уж ничего не мог он с собой поделать. Ни подавить своего смятения, ни хотя бы скрыть его. Будто выработался у него на присутствие плоддера некий условный рефлекс.
      — Я невольно подслушал ваш разговор, — сказал Кратов.
      — И что? — с паническим вызовом спросил Биссонет.
      — Ничего, — Кратов прошел к столу, придвинул кресло, сел. Ксенологи следили за ним в некоторой растерянности. — Мне нужно как можно больше узнать об этих… Аафемт. Павел кое-что рассказывал, но мы провели вместе не так много времени, чтобы я сумел составить представление об их цивилизации.
      — Зачем… — Вилга опомнился первым. — То есть — что же вас интересует?
      — Кто такие Видящие Внутрь?
      — Ученые. Хранители знаний. Дело в том, — Вилга понемногу увлекался, — что здесь, как и в многих цивилизациях третьего класса, образ занятий определяется не талантом и призванием, а кастовой принадлежностью. Своеобразная социальная специализация… Знания, ремесла, общественный статус передаются по наследству. Межкастовые переходы крайне затруднены, вообще едва ли возможны. Рожденному ползать не позволят летать. Применительно к Видящим Внутрь ситуация усугубляется тем, что их каста занимает очень низкое положение в общественной иерархии. Чуть выше рабов и уж гораздо ниже служителей культа. Тех же Серебряных Змей… Излишнее знание у Аафемт не в чести. Может быть, поэтому Дилайту так хотелось выйти на контакт именно с Видящими Внутрь: он рассчитывал получить хотя бы немного достоверной информации об истории этой расы.
      — Разве предыдущие миссии не общались с учеными?
      — Нет. Ксенологов к ним просто не подпустили. Все наши теоретические построения базируются на официальных версиях, что были преподнесены нам главным образом Осязающими Мрак. Разумеется, кое-какими утверждениями мы были вынуждены пренебречь.
      — Например?
      — Ссылками на божественное происхождение Аафемт. Всякая молодая раса почитает за благо объявить о том, что ведет свой род от богов, что предки ее сошли с небес, и тому подобное. Официальная история Аафемт в один голос с религией доминирующего культа утверждает, что все они прибыли на планету со звезд, а затем уйдут в ее недра. Что после смерти они лишаются материальной, телесной оболочки, обретая бессмертие духа и в такой новой ипостаси обитая в каменных чертогах рая. Который, что любопытно, расположен не на небесах, а в самом чреве Уэркаф. Иными словами, тело сковывает душу, и только лишившись его, Аафемт обретают свое имаго. Поэтому у них нет страха смерти. Они живут как бы против своей воли, сознавая всю вынужденность, эфемерность такого состояния. И с нетерпением ждут каждого нового Очищения.
      — Что такое Очищение?
      — А это и есть опустошительные глобальные пожары, что с дивной периодичностью прокатываются по Лунному полушарию, ввергая счастливых Аафемт в райское лоно сотнями и тысячами.
      — Если не миллионами… — пробормотал Биссонет.
      — Я постоянно слышу о неких ксенологических моделях Уэркаф. Что они из себя представляют?
      Биссонет возмущенно фыркнул.
      — Это сложно объяснить, — терпеливо сказал Вилга. — Модели — они разные… Например, социометрические модели. На них очень удобно исследовать закономерности развития какой-нибудь цивилизации. Все общественные процессы как правило подчинены определенным законам, их можно с достаточной долей приближения формализовать и смоделировать. Разумеется, они связаны с уровнем, которого эта цивилизация достигла. Так, модель рабовладельческого строя неприменима для исследования, скажем, тоталитарного социализма… Построение адекватной социометрической модели — задача чрезвычайно важная и трудоемкая. Цена ошибки бывает высока. Но без такой модели плодотворный контакт почти невозможен.
      — Как вы считаете, та модель, которой пользуется Дилайт, близка к истине?
      — Вполне. Мы учли в ней все известные научные данные, кроме, понятно, самых сомнительных.
      — Сигнал-пульсаторы, дольмены? — усмехнулся Кратов.
      — Даже совместное упоминание этих двух фактов недопустимо, убежденно произнес Вилга. — Принципиально разные ступени цивилизации. К тому же, в нашем распоряжении до настоящего момента не было достоверных указаний на склонность Аафемт к возведению циклопических сооружений. Мы вообще полагали их чуть ли не кочевниками. В самом деле, что за смысл вести оседлую жизнь, когда все только что возведенное будет неминуемо уничтожено огнем Очищения в любой непредсказуемый момент времени? Правильнее предположить, что они постоянно сидят на тюках с барахлом, чтобы при малейшей угрозе пожара сняться и откочевать в безопасные районы. Тут уж не до гигантских могильников, не до ваших дольменов, наипаче с сигнал-пульсаторами внутри… Конечно, Очищение для Аафемт — божественное благо, но какие-то рудименты инстинкта самосохранения и продолжения рода в них еще сохранились. Иначе мы просто не застали бы их. Они самоуничтожились бы, едва только утвердилась доминирующая ныне версия культа Очищения.
      — Дольмен я вам не нашел. Но некрополь существует.
      — Да, отныне это доказано. Аафемт умеют строить культовые сооружения. И это ставит под сомнение многие параметры нашей модели.
      — Есть и другие вещи, которые ваша модель не учла.
      — Крайне любопытно! — неприятным голосом сказал Биссонет и встал по ту сторону стола напротив Кратова, уперевшись ладонями в спинку кресла. Не сочтите за труд ознакомить. И не упустите при том указать точные координаты очередного дольмена.
      — Вот именно, — кивнул Кратов. — Координаты… То, что я нашел во время своей высадки, должно находиться на расстоянии прямой видимости с нашего корабля. Мы могли бы наблюдать мой дольмен каждое утро, выходя на поверхность планеты. На фоне вулканической гряды.
      — Но мы его не наблюдаем, — развел руками Вилга.
      — Верно. И вулканическая гряда стала пореже. С просветами. Будто ее взяли и пропололи. А ведь мы высадились точно там, где я указывал.
      — Уж не хотите ли вы сказать, что Джед привел корабль не на ту планету? — расхохотался Биссонет.
      — Нет, планета та же самая. И координатная сетка по-прежнему привязана к здешнему экватору. Только под нее подогнали другой ландшафт.
      — Подогнали? — нахмурился Вилга. — Кто? И, главное, как?
      — Не знаю. Но я привык верить своим глазам. А уж станете ли вы верить мне — дело ваше. До сих пор вы не верили. Но вспомните и о «Горяевском могильнике», который поспешно канул за терминатор. Чересчур поспешно… Кратов помолчал и вдруг произнес со злостью. — Это ненормальная планета. Она вращается рывками. Что при этом творится на ней — не могу вообразить… Впрочем, могу: ничего особенного. Просто прокатывается очередная волна пламени, и снова все идет своим чередом. Очищение… Мне кажется, что эти фантастические планетарные катаклизмы должны происходить не без желания самих Аафемт. И во вполне предсказуемые моменты времени.
      — Да вы сумасшедший! — закричал Биссонет. — Надо же такое придумать планета вращается рывками! Еще и по воле своих обитателей!.. Где вы видели, чтобы такое было возможно?
      — Ну, по меньшей мере одна такая планета известна, — сказал Кратов. Это Сфазис, метрополия Галактического Братства, резиденция тектонов, астрархов, гилургов, средоточие представительств всех цивилизаций, занятых строительством Единого Разума Галактики. Искусственная планета-гигант с переменным гравитационным полем, не связанная никакими законами небесной механики кроме тех, что она сама себе устанавливает.
      — Какое отношение Сфазис имеет к Уэркаф? — удивился Вилга.
      — Разумеется, никакого…
      — У вас есть доказательства, или вы снова фантазируете, как это было с сигнал-пульсатором? — мигом успокоившись, спросил Биссонет.
      — Фантазирую. Какие могут быть доказательства?.. Но сигнал-пульсатор тоже существовал. Потому что Аафемт отнюдь не молодая раса, как вы только что утверждали, а очень старая. Может быть, даже вырождающаяся.
      — Подите к дьяволу! — Вилга тоже начинал сердиться. — Час от часу не легче.
      — Более того, — продолжал Кратов. — Свидетельства в пользу этого лезут на глаза из каждой дыры. Начать с их энергоразрядного оружия…