– Она бы не бросила своего сына, – спокойно сказала Джесс; слова уже слетели с ее губ, когда она сообразила, что начала говорить.

– Возможно, ей просто нужно время, чтобы во всем разобраться.

– Она не бросит своего сына.

– Возможно, она в какой-нибудь гостинице. Через день или два, когда успокоится, немного отдохнет, решит, что будет делать, она позвонит.

– Ты не слышишь моих слов. – Джесс подошла к окну, посмотрела на улицу. На траве и на тротуарах лежали пятна снега, как белые салфеточки.

Дон подошел к ней сзади, своими сильными руками помассажировал ей шею. Неожиданно он перестал это делать, положив руки ей на плечи. Джесс почувствовала, что он обдумывает то, что хочет ей сказать.

– Джесс, – начал он медленно, размеренным тоном, – не все, кто вовремя не возвращается, пропадают навсегда.

Ни он, ни она не пошевелились. Позади в своей клетке прыгала канарейка в такт мелодии старой песенки «Биттлсов». Джесс пыталась что-то сказать, но не смогла ничего выговорить из-за стеснения в груди. Наконец, она все-таки выдавила из себя фразу.

– Речь не идет о моей матери, – произнесла она тщательно подобранные слова.

Опять наступило молчание.

– Разве?

Джесс отпрянула от него, подошла к тахте и бессильно упала на мягкие подушки, закрыв лицо руками. Только правая нога выдавала ее волнение, беспокойно подергиваясь. Она взглянула на него только тогда, когда услышала, как рядом прогнулись под ним пружины. Дон взял ее руки.

– Виновата во всем я, – начала Джесс.

– Джесс...

– Нет, пожалуйста, не убеждай меня в обратном. Это действительно моя вина. Я это знаю. Согласна с этим. Именно я убедила ее давать показания, когда она решила этого не делать. Я оказывала на нее давление, заверяла, то все будет в порядке. «Кто позаботится о моем сыне?» – спросила она меня, а я лишь глупо пошутила, хотя она говорила серьезно. Она знала, что Рик Фергюсон приведет в исполнение свою угрозу.

– Джесс...

– Она знала, что он убьет ее, если она не откажется от своих обвинений.

– Джесс, ты действительно делаешь слишком поспешные выводы. Женщина отсутствует всего шесть часов. Ради Бога, нам же ведь неизвестно, что ее нет в живых.

– Я так возгордилась собой. Своей способностью переиначить вещи, уговорить бедную запуганную женщину давать показания, что она будет в безопасности, если даст такие показания. Да, меня обуяло сильное чувство гордости. Для меня ведь это – крупное дело. Еще один потенциальный выигрыш для моего послужного списка.

– Джесс, ты сделала то, что сделал бы на твоем месте любой другой человек.

– Я сделала то, что сделал бы любой обвинитель! Если бы у меня было хоть на йоту подлинного сострадания к этой женщине, от я бы посоветовала ей отказаться от обвинений и скрыться. Господи! – Джесс вскочила, хотя идти ей было некуда. – Я разговаривала с этой скотиной! Я стояла в фойе Административного здания и предупреждала его, чтобы он держался подальше от Конни. И этот мерзавец сказал мне – сказал мне там же на месте, хотя я была слишком занята собой, чтобы его хорошенько услышать, – сказал мне, что люди, которые ему досаждают, обычно пропадают. И я предположила, что угрожает он мне! Кому же еще он мог угрожать? Разве не весь мир вращается вокруг Джесс Костэр? – Она засмеялась резким громким смехом, который повис в воздухе. – Но говорил-то он не обо мне. А о Конни. И вот она пропала. Исчезла. Случилось как раз то, что должно было случиться.

– Джесс...

– Поэтому ты не смеешь сидеть здесь и говорить мне о том, что ваш клиент не имеет отношения к этому исчезновению. Ты не смеешь убеждать меня в том, что Конни могла бросить своего сына хотя бы на день или на два, потому что я-то знаю, что она этого не сделает. Мы оба знаем, что Рик Фергюсон несет ответственность за все, что произошло с Конни Девуоно. И мы оба знаем, если не верить в чудеса, что она погибла.

– Джесс...

– Разве нам это неизвестно, Дон? Разве мы оба не знаем, что ее нет в живых? Знаем. Мы оба знаем это. И нам надо найти ее, Дон! – Невольные слезы оставили след на щеках Джесс. Тыльной стороной руки она пыталась стереть их, но они полились еще быстрее.

Дон поспешно встал и подошел к ней, но она отпрянула. Она не хотела, чтобы ее утешали.

– Нам надо найти ее тело, Дон, – продолжала Джесс, ее начало трясти. – Потому что если мы этого не сделаем, этот ребенок всю оставшуюся жизнь будет искать ее в толпе, думая, что он увидел ее, думая, что он сделал такого страшного, что заставило ее не возвращаться домой. И даже когда он вырастет и когда разумом вынужден будет признать, что в живых ее нет, он все равно не будет верить этому. В глубине души он всегда будет в этом сомневаться. Он никогда не узнает всю истину. Он никогда не сможет освободиться от этих мыслей, он всегда будет горевать о ней, горевать о самом себе. – Она замолчала, позволила Дону заключить себя в объятия, прижать к груди. – Надо решить эту загадку, Дон. Надо ее решить!

Они несколько минут простояли в такой позе. Были так близки друг к другу, что, казалось, дыхание исходило из одного организма. Наконец тишину нарушил Дон.

– Я тоже скучаю по ней, – спокойно произнес он, и Джесс поняла, что он имел в виду ее мать.

– Я думаю, что со временем боль утихнет, – сказала Джесс, позволив Дону отвести себя к тахте. Она сидела радом с ним, он обнимал ее, покачивая.

– Все это просто отходит все дальше в прошлое, – заметил он.

Она грустно улыбнулась.

– Я так устала.

– Положи голову мне на плечо, – предложил он, и она сделала это, признательная за то, что ей указывали, что надо делать.

– А теперь закрой глаза и попытайся вздремнуть.

– Я не смогу заснуть. – Она сделала слабую попытку подняться. – Мне действительно надо съездить к миссис Гамбала.

– Миссис Гамбала сама позвонит тебе, когда что-нибудь узнает о Конни. – Он прижал ее голову к своему плечу. – Т-сс, усни.

– А как же твоя подружка?

– Триш взрослая. Она поймет.

– Да, она очень понятливая. – До Джесс донеслась пустота ее голоса, она чувствовала, что ее сознание тупеет, глаза смыкаются. Она с усилием открыла отяжелевшие веки. – Возможно, потому, что она работает в больнице.

– Ш-ш.

– Похоже, она неплохой человек.

– Она славная.

– Но мне она не нравится, – сказала Джесс, закрывая глаза.

– Знаю, что не нравится.

– Сама я не очень хороший человек.

– И никогда не была хорошим человеком, – продолжил он ее мысль, и Джесс почувствовала, что он улыбнулся.

Она могла ответить тоже улыбкой, но мышцы лица не повиновались ей. Они находились в покое.

В следующее мгновение она заснула, и зазвонил телефон.

Она открыла глаза и увидела себя в стерильно чистом кабинете врача.

– Звонят вам, – сказал доктор, вынимая из сумки черный телефонный аппарат. – Это ваша мать.

Джесс взяла трубку.

– Мама, ты где находишься?

– Произошел несчастный случай, – ответила ей мать. – Я нахожусь в больнице.

– В больнице?

– В отделении мозговых заболеваний. Меня подключили ко всем этим аппаратам.

– Я сейчас же приеду.

– Поторопись. Долго я не смогу ждать.

Джесс оказалась вдруг перед нортвестернской больницей Мемориал, дорогу ей преградили шеренги разгневанных пикетчиков.

– Против чего вы протестуете? – спросила Джесс медсестер, в частности молодую женщину с короткими светлыми волосами и глубокими ямочками на щеках, которые очень сильно выделялись на лице.

– Против двуличия, – ответила просто женщина.

– Не понимаю, – пробормотала Джесс, перенесясь в следующую секунду в оживленную комнату для медсестер. Полдюжины молодых женщин в накрахмаленных белых шапочках, в поясах для чулок стояли возле стойки, увлеченно разговаривая. На Джесс никто даже не взглянул.

– Я пришла сюда к матери, – крикнула Джесс.

– Вы разминулись с ней, – ответила одна из медсестер, хотя губы ее не шевелились.

– Куда она отправилась? – Джесс повернулась и схватила за рукав проходившего мимо санитара.

Перед ней возникло лицо Грега Оливера.

– Ваша мать ушла, – ответил он ей. – Она пропала.

В следующее мгновение Джесс уже была на улице, где был родительский дом. На углу стоял длинный белый лимузин, мотор работал на холостых оборотах. Джесс наблюдала, как открылась дверца машины, и из нее на тротуар вышел мужчина. Было темно, и Джесс не могла толком разглядеть его лицо. Но она чувствовала, что он медленно приближается к ней большими шагами, чувствовала, что он поднимается по парадной лестнице за ней, протягивает к ней руку. Тогда она открыла дверь и захлопнула ее за собой. Он сильно надавил лицом на сетчатую дверь, его отвратительная ухмылка проступала через ячейки решетки.

Она издала вопль, ее крики пронзили границу между сном и явью, разбудив ее с резкостью будильника. Она вскочила на ноги, как сумасшедшая, размахивая в темноте руками. Где она находилась?

Дон тут же подскочил к ней.

– Джесс, все в порядке, все в порядке! Тебе приснился дурной сон.

Она все вспомнила: вечеринка, вино, Триш, миссис Гамбала, Дон.

– Ты все еще здесь, – с благодарностью произнесла она, опять падая в его объятия, вытирая с лица слезы, перемешанные с испариной, пытаясь успокоить отчаянно колотившееся сердце.

– Глубоко дыши, – посоветовал он. Его голос звучал неровно, сонно: – Хорошо, деточка. Вдох. Теперь выдох. Полнее. Правильно. Получается.

– Мне приснился старый сон, – прошептала она. – Помнишь? Сон, в котором меня поджидает смерть.

– Ты же знаешь, что я не позволю никому причинить тебе зло, – успокоил он ее более твердым голосом. – Обещаю, что все будет в порядке.

Совсем как мать, думала она, уютно чувствуя себя в его руках.

Примерно полчаса ее голова покоилась у него на плече, потом он проводил ее в спальню.

– Думаю, время ложиться спать. Ничего, если я оставлю тебя одну?

Джесс слабо улыбнулась, когда Дон уложил ее, одетую, под одеяло ее двуспальной кровати. С одной стороны, ей хотелось, чтобы он остался, а с другой – чтобы ушел, такие же противоречивые желания раздирали ее, и когда они жили вместе. Будет ли она когда-нибудь знать с полной определенностью, чего же она хочет? Повзрослеет ли она наконец?

Но разве это возможно без матери?

– Со мной будет все в порядке, – заверила она его, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. – Дон?..

Он замер.

– Ты славный человек, – сказала она ему.

Он засмеялся.

– Как ты думаешь, ты вспомнишь об этом через несколько дней?

Она слишком устала, чтобы спрашивать его, что он имеет в виду.

– Ты – ублюдок! – кричала она всего через двое суток. – Кусок дерьма!

– Джесс, успокойся! – Дон, пятясь, обходил овальный деревянный стол, пытаясь оставаться от своей бывшей жены на расстоянии вытянутой руки.

– Не думала, что ты выкинешь такой трюк!

– Можешь ты хотя бы не кричать?

– Дерьмо! Подхалим! Ты... дерьмо собачье!

– Понял вас, коллега. А теперь, не считаешь ли ты, что тебе надо успокоиться и мирно обсудить этот вопрос, как и положено двум разумным адвокатам?

Джесс сложила на груди руки и смотрела на цементный пол красного цвета. Она находились в маленькой, без окон, комнате полицейского участка, который обслуживал самый центр Чикаго. Сверху светили утопленные в потолок светильники большого напряжения. У одной стены протянулась лавка. Стол с твердым пластиковым покрытием привернут к полу на другой стороне, рядом несколько неудобных стульев. В следующей комнате, меньшей по размеру, настоящем каменном мешке, сидел Рик Фергюсон, угрюмый и молчаливый. Он не произнес ни слова с тех пор, как полицейские ранним утром привели его сюда для допроса. Когда Джесс стала задавать ему вопросы, он сначала зевал, потом закрыл глаза. Он не открыл их даже тогда, когда наручниками его приковали к стенке. Он изображал полную индифферентность, потом возмущение, когда его спросили, что он сделал с Конни Девуоно. Он проявил интерес к тому, что происходит, только тогда, когда появился его адвокат, Дон Шоу. Шоу был явно раздражен тем, что он воспринял как умышленное нарушение прав своего клиента, и даже пригрозил выломать дверь, если ему не разрешат с ним побеседовать.

– Ты не имеешь права здесь находиться, – заявила ему Джесс ровным твердым голосом. – Я могу сообщить об этом в Комитет по юридической этике.

– Если уж кто-то и обратится с жалобой в Комитет по юридической этике, – огрызнулся он, – то это буду я.

– Ты? – Джесс от изумления раскрыла рот.

– Именно ты нарушила каноны этики, – добавил он.

– Что?

– Джесс, ты нарушила каноны этики, – повторил Дон. – Ты не имела права арестовывать моего клиента. И уж, конечно, ты не имела права допрашивать его в отсутствии его адвоката.

Джесс пыталась не повышать голоса.

– Твой клиент не арестован.

– Понимаю. Он сидит под замком в наручниках, прикованный к стене потому, что ему так нравится. Ты это хочешь мне сказать?

– Я ничего не обязана говорить тебе. Здесь я действую в соответствии с законом.

– А как относительно прав Рика Фергюсона? Или, может быть, ты решила, что поскольку он тебе не нравится, то и прав у него никаких нет?

Джесс сжала, потом разжала свой кулачок, ухватившись за спинку стула, чтобы чувствовать себя увереннее, подождала, пока в голове прояснится, пока она соберется с мыслями. Джесс смотрела на своего бывшего мужа с еле скрываемым бешенством. Он продолжал поучать ее, невзирая на выражение ее глаз.

– Ты заставила полицию задержать моего клиента. Не предупредила его о его правах. Не позволила ему пригласить своего адвоката. И непохоже, что ты не знаешь, что у него есть адвокат. Адвокат, который уже предупредил тебя, что ему нечего сообщить тебе, что в силу своих законных прав он будет хранить молчание. Ты уже знаешь, что мы решили действовать именно так. Это записано в протоколе. Но это не помешало вам поставить его в затруднительное положение в отношении его работы, доставить его сюда, приковать его наручниками к стене... Джесс, ради Христа, неужели все это было нужно?

– Я думала обо всем этом. Но твой клиент – опасный человек. Он совершенно несговорчив.

– Сговорчивость не входит в его обязанности. Но в мои обязанности входит то, чтобы к нему относились справедливо.

– Разве он справедливо обошелся с Конни Девуоно?

– Вопрос не в этом, Джесс, – напомнил он ей.

– А разве ты справедливо относишься ко мне?

Наступило недолгое молчание.

– Ты использовал меня, Дон. – Джесс услышала в своем голосе недоверие вместе с уязвленной гордостью. – Как ты можешь поступать так со мной?

– Как я могу поступать в каком отношении? Что же такого я тебе сделал, по твоему мнению? – Лицо выражало искреннее недоумение.

Джесс покачала головой. Неужели между ними действительно идет такой разговор?

– Ты был у меня в тот вечер, когда пропала Конни Девуоно, – начала она. – Ты знал, что я подозреваю Рика Фергюсона, что мы собираемся задержать его...

– Я знал, что ты его подозреваешь. Но мне совсем не приходило в голову, что ты собираешься задерживать его, – возразил Дон.

– Что же еще должна была я делать?

– Самое элементарное, как я думаю, ты могла бы подождать еще несколько дней. Джесс, прошло меньше двух суток с тех пор, как пропала эта женщина.

– Ты знаешь не хуже меня, что она уже не вернется, – сказала Джесс.

– Я этого не знаю.

– О, пожалуйста! Не отзывайся оскорбительно о моих умственных способностях.

– Но и ты не оскорбляй меня, – парировал Дон. – Что же, ты думала, я стану делать, Джесс? Дам тебе полную свободу действий, потому что ты была когда-то моей женой? Я и так делаю все возможное, чтобы относиться к тебе как к рядовому обвинителю. Неужели ты думаешь, что я должен дать волю своим чувствам и забыть об ответственности по отношению к клиенту? Неужели ты думаешь, что я способен на это?

Джесс ничего не ответила. Джесс посмотрела на стену, которая разделяла две небольшие комнаты. Она увидела самодовольную улыбку на лице Рика Фергюсона, когда выходила из комнаты, чтобы поговорить с Доном. Она отдавала себе отчет в том, что происходит. Что ему нравилось ее состояние.

– А теперь либо предъяви обвинение моему клиенту, либо освободи его.

– Освободить его? Ну, уж этого-то я не стану делать.

– Значит, ты его арестовываешь? На каком основании? Какие имеются для этого доказательства? Ты знаешь, что нет абсолютно никакой связи между Риком Фергюсоном и исчезновением Конни Девуоно.

Джесс приложила ладони к губам, с напряжением дыша через пальцы. Он прав, и она знала это. У нее не было веских доказательств, оправдывающих его задержание.

– Ради Бога, Дон, я не хочу арестовывать его, хочу просто поговорить с ним.

– Но мой клиент не хочет с тобой разговаривать.

– Он может пожелать, если его адвокат перестанет вмешиваться.

– Ты же знаешь, что я не поступлю так, Джесс. – Теперь наступила очередь Дона глубоко вздохнуть. – С моей точки зрения, ты нарушила пятую и шестую поправки, которые гарантируют обвиненному право на юридическую консультацию и на молчание в соответствии с пятой поправкой. Я имею полное право находиться здесь.

Джесс просто не верила тому, что слышит.

– Что ты пытаешься доказать? Ты же не хуже меня знаешь о недавнем постановлении Верховного Суда. Предупреждение Миранды, право на присутствие адвоката. Это распространяется только на те случаи, когда производится первый арест. И не распространяется на последующие провонарушения.

– Может быть, распространяются, а может быть, и нет. Может быть, нам следует позволить Комитету по юридической этике определить правомерность твоих действий и позволить судебному органу определить, какие права все еще сохраняются за моим клиентом. Если у него таковые имеются. Пускай суд решает, действует ли все еще Конституция в округе Кук.

– Прекрасная речь, коллега, – сказала Джесс, на которую это высказывание все-таки произвело сильное впечатление.

– В любом случае, Джесс, – продолжал Дон, голос которого смягчился, – у тебя должны быть реальные основания для ареста моего клиента. А у тебя таковых просто нет. – Он помолчал. – А теперь, свободен ли мой клиент или нет?

Джесс посмотрела на стену, которая разделяла две комнаты для допросов. Даже через закрытую на ключ дверь она ощущала силу презрения Рика Фергюсона.

– Откуда ты узнал, что мы задержали его? – Она надеялась, что в ее голосе не очень явно прозвучало ее поражение.

– Ко мне в контору позвонила его мать. Вероятно, она звонила Рику на работу, и его бригадир объяснил ей, что случилось.

Джесс покачала головой. Не всегда ли прибегают к таким оправданиям? В первый раз, возможно, эта женщина и звонила сыну на работу. Возможно, она сделала это и сегодня.

– Что, у нее кончилось спиртное?

– Я хочу поговорить со своим клиентом, Джесс, – сказал Дон, пропустив мимо ушей ее сарказм. – Согласна ли ты позволить мне поговорить с ним или нет?

– Если я позволю тебе поговорить с ним, то скажи ему, чтобы он помалкивал, – посоветовала Джесс.

– А если ты не отпустишь его, то тебе придется разбираться с адвокатами.

– То получится то, что называется «уловка двадцать два»?

– Нет, это называется «следовать букве закона».

– Не тебе учить меня, что такое закон, – с горечью произнесла Джесс, понимая, что спорить дальше бесполезно. Она вышла в коридор и постучала в соседнюю дверь. Она открылась почти мгновенно. Это сделал полицейский в форме. Джесс и Дон быстро вошли внутрь. У дальней стены стоял сыщик в гражданской одежде с выражением покорности на лице, как будто он предвидел исход их разговора с самого начала, держа во рту неприкуренную сигарету. Рик Фергюсон, в черных джинсах и коричневой кожаной куртке, сидел на небольшом деревянном стуле, его руки были прикованы наручниками к стене.

– Снимите это с него сейчас же, – приказал нетерпеливо Дон.

– Я не сказал им ни слова, – сообщил ему Рик, уставившись на Джесс.

Джесс дала знак сыщику, который, в свою очередь, кивнул полицейскому в форме. В следующее мгновение руки Фергюсона оказались на свободе.

Рик Фергюсон не стал потирать кисти, не вскочил на ноги, как это сделали бы большинство арестованных. Вместо этого он медленно, почти спокойно поднялся, потянулся, как будто он никуда не торопился. Потянулся подобно проснувшейся кошке, как будто он и не собирался отсюда уходить.

– Я ей сказал, что мне ей нечего сообщить, – повторил он, продолжая пристально смотреть на Джесс. – На она мне не поверила.

– Пошли, Рик, – сказал Дон, подходя к нему.

– Почему-то вы мне не верите, Джесс, а? – Рик Фергюсон протянул букву "с" в конце ее имени, изобразив свистящий звук.

– Довольно, Рик! – в голосе Дона появилась явная резкость.

– Чуть не помешали мне отпраздновать День всех Святых, – сказал он, растянул губы в знакомую, злую ухмылку, неприлично просунув язык между зубами. – Откупайтесь, либо пляшите, – произнес он привычную фразу гостей на этом празднике.

Не произнося ни слова, Дон резко подтолкнул своего клиента к двери. Джесс услышала эхо хохота Рика Фергюсона, хотя он уже покинул комнату.