Глава 1

Когда она приехала на работу, он уже ждал ее. Или так показалось Джесс, которая сразу заметила его. Он стоял как вкопанный на углу Калифорния-авеню и 25-й улицы. Выходя из гаража, где она запарковала машину, Джесс заметила, что он наблюдает за ней, и торопливо перешла улицу к Административному зданию. Взгляд его черных глаз был холоднее позднего октябрьского ветра, трепавшего его светлые волосы. Руки без перчаток были крепко сжаты в кулаки, которые он прижимал к карманам основательно изношенной коричневой кожанки. Знала ли она его?

Когда Джесс подошла ближе, он слегка качнулся. Она различила на его лице жуткую кривую ухмылку, которая затронула лишь половину его жирных губ, как будто он знал что-то такое, чего не знала она. Это была улыбка без теплоты, улыбка человека, который в детстве любил отрывать крылья у бабочек, подумала она с содроганием, игнорируя его едва заметный кивок, когда глаза их встретились. Она осознала, что эта улыбка таит в себе тайну, быстро отвернулась и, ощутив внезапный испуг, побежала вверх по входной лестнице.

Джесс почувствовала, что мужчина двинулся вслед за ней. Не оборачиваясь, она поняла, что он поднимается следом, всем существом своим ощутив преднамеренность его шагов. Поднявшись на площадку, Джесс толкнула плечом тяжелую вращающуюся дверь; незнакомец остановился на верхней ступеньке, иотражение его лица появлялось вновь и вновь с каждым поворотом двери. Коварная улыбка не покидала его губ.

Я – Смерть, шептала улыбка. – Я пришла за тобой.

Джесс тяжело вздохнула и, услышав за спиной шарканье ног по мраморному полу, поняла, что привлекла внимание одного из сотрудников отдела безопасности. Она повернулась, глядя на охранника по имени Тони, который осторожно приблизился к ней, держа руку у кобуры с пистолетом.

– Что-нибудь не так? – спросил он.

– Надеюсь, что все в порядке, – ответила Джесс. – Там мужчина, который... – «Который что? – мысленно спросила она себя, глубоко заглядывая в уставшие голубые глаза Тони. – Который хочет войти сюда с улицы? У кого такая бросающая в дрожь ухмылка? Разве в округе Кук так ухмыляться нельзя?..»

Охранник взглянул мимо нее на дверь. Джесс перевела свой взгляд следом. За дверью никого не было.

– Похоже, мне мерещатся приведения, – извиняющимся тоном произнесла Джесс, гадая, действительно ли ей все показалось, был или не был на самом деле этот молодой человек, который исчез.

– Ну что же, сейчас такое время, – отозвался Тони, проверяя удостоверение Джесс, хотя он знал ее в лицо. Охранник сделал ей знак пройти возле металлического детектива – движение, которое он повторял каждое утро вот уже в течение четырех лет.

Джесс нравился установившийся распорядок. Каждый день она поднималась без четверти семь, принимала душ, надевала одежду, тщательно приготовленную накануне вечером, быстро съедала кусок торта фирмы «Пепперидж» прямо из холодильника и уже через час сидела за своим письменным столом перед раскрытым настольным календарем, в котором были расписаны дела предстоящего дня. Здесь же лежали подготовленные досье. Если она выступала обвинителем по какому-то делу, то могла обсудить некоторые детали со своими помощниками, разработать стратегию, сформулировать вопросы, определить ответы. Хороший адвокат никогда не задаст вопрос, на который не знает ответа. Если она готовилась к предстоящему судебному процессу, то надо было собрать информацию, проверить некоторые нити, взять показания свидетелей, переговорить с полицейскими, побывать на заседаниях, согласовать расписание действий. Все в соответствии с программой. Джесс Костэр не любила сталкиваться с неожиданностями ни в зале суда, ни за его стенами.

После того как она мысленно представляла весь предстоящий рабочий день, Джесс наливала себе черный кофе, брала сладкий жареный пирожок и раскрывала утреннюю газету, начиная просматривать ее с похоронных объявлений. Она всегда изучала список умерших. «Ашкрофт Полина, умерла неожиданно дома на 67-м году жизни; Баретт Рональд, скончался после длительной болезни в возрасте 79 лет; Блэк Мэтью, любимый муж и отец, возраст не приводится, пожертвования можно направлять в Американский фонд сердечных заболеваний». Джесс не помнила, когда она превратила просмотр похоронных объявлений в элемент своей утренней рутины. И не знала, почему она это сделала. Такая привычка была необычной для человека, которому едва исполнилось тридцать лет, даже для государственного обвинителя, работающего у прокурора штата в Чикаго, в округе Кук. «Нашли кого-нибудь, кого знаете?» – спросил ее однажды коллега по работе. Джесс покачала головой: нет. Ни разу она не встретила никого из знакомых.

Может быть, она искала свою мать, как однажды предположил ее бывший муж? Или ожидала, что встретит там когда-нибудь свою собственную фамилию?

Незнакомец с растрепанными светлыми волосами и зловещей ухмылкой грубо вторгся в ее сознание. Я – Смерть, подзадоривал он, и его голос отскакивал от голых стен кабинета. Я пришла за тобой.

Джесс положила утреннюю газету и окинула взглядом комнату. У невыразительных белых стен стояли три поцарапанных письменных стола орехового дерева. Здесь не было картин в рамках, пейзажей или портретов, ничего, кроме старого плаката «Прощай, пташка», почему-то приклеенного к стене возле ее стола кусочками желтоватой клейкой ленты. Книги по юриспруденции стояли на металлических полках. Все выглядело так, что это можно было в любую минуту собрать и вынести. Что часто и происходило. Помощников государственных обвинителей отдельных штатов часто заменяли. Не было смысла устраиваться надолго.

Джесс сидела в одной комнате с Нейлом Стрейхорном и Барбарой Коэн, государственными обвинителями второго и третьего класса, которые придут на работу через полчаса. Как государственный обвинитель первого класса, Джесс принимала все основные решения о том, как вести дела в их секции. В округе Кук насчитывалось 750 государственных обвинителей, только в одном этом здании их было более 200, по 18 в каждом крыле, по 3 в каждой комнате во главе с начальником крыла. К половине девятого лабиринт кабинетов, расположенных на одиннадцатом и двенадцатом этажах Административного здания, становился таким же шумным, как спортивные площадки, или так часто казалось Джесс, которая наслаждалась этими несколькими минутами спокойствия и тишины, перед тем как на работу придут все остальные.

Сегодня было иначе. Молодой человек взвинтил ей нервы, сбил с привычного ритма. Что же в нем знакомого, гадала Джесс. Честно сказать, она как следует не рассмотрела его лицо, ничего особенного не увидела, кроме жуткой ухмылки, никогда не могла бы дать его описание для полицейского фоторобота, никогда не смогла бы опознать его среди других мужчин. Он даже ничего ей не сказал. Тогда почему она все время думает о нем?

Джесс снова вернулась к просмотру похоронных объявлений: «Бедерман Марвин, 74 года, умер спокойно во сне после длительной болезни; Эвардс Сара, ушла из жизни на 91-м году...»

– Вы сегодня рано. – Мужской голос донесся до ее стола из открытой двери.

– Я всегда прихожу рано, – ответила Джесс, даже не оглянувшись. В этом и не было необходимости. Сильного запаха одеколона «Арамис» было еще недостаточно, чтобы узнать Грега Оливера, но развязной нахальности его голоса для этого вполне хватило. Избитый стереотип поведения, который обеспечивал Грегу Оливеру победные шансы в зале суда и больший успех в дамских спальнях. Именно поэтому Джесс всегда заботилась о том, чтобы ее разговоры с сорокалетним обвинителем из соседнего кабинета носили строго профессиональный характер. Развод с одним из адвокатов многому научил ее.

– Грег, я что-нибудь могу для вас сделать?

Грег Оливер быстрыми шагами подошел к ее письменному столу.

– Скажите мне, что вы читаете? – Он наклонился, чтобы заглянуть через ее плечо. – Эти похоронки? Господи, на что только не пойдут люди, чтобы их фамилию напечатали в газетах.

Джесс невольно хихикнула.

– Грег, я действительно занята.

– Вижу.

– Нет, правда, – подтвердила свои слова Джесс, мгновенно отметив про себя его, по общему мнению, симпатичную физиономию, которая запоминалась из-за глаз, похожих на жидкий шоколад. – В половине десятого мне надо быть в суде.

Он взглянул на свои ручные часы «Ролекс». Золотые. До нее дошли слухи, что недавно он женился из-за денег.

– У вас уйма времени.

– Мне нужно время, чтобы привести в порядок мысли.

– Спорю, что ваши мысли давно в порядке, – произнес он, выпрямляясь. Но тут же, прислонившись к ее письменному столу, стал откровенно разглядывать свое отражение в стекле окна позади Джесс, поглаживая рукой стопку аккуратно уложенных бумаг. – Уверен, что у вас в голове такой же порядок, как и на письменном столе. – Он засмеялся, как-то скривив одну сторону рта, что моментально напомнило Джесс о незнакомце со зловещей ухмылкой.

– Посмотрите на себя, – продолжал Грег, неправильно оценив ее реакцию. – Вы тут же напряглись потому, что я случайно сдвинул с места ваши бумажки. – Он демонстративно стал приводить их в порядок. Потом смахнул воображаемые пылинки с шероховатой поверхности письменного стола. – Вам не нравится, когда кто-нибудь притрагивается к вашим вещам, правда? – Он водил пальцами по дереву стола, делая сначала маленькие, потом все более крупные круги. Это оказывало почти гипнотическое действие. Заклинатель змей, подумала Джесс, в то же время решая, был ли он заклинателем змей или змеей.

Она улыбнулась, удивившись ходу своих мыслей в это утро, встала, намеренно направилась к полкам, хотя в действительности цели в ее голове никакой не было.

– Думаю, что вам лучше уйти и дать мне возможность поработать. Сегодня утром мне предстоит выступить с заключительным заявлением по делу Эрики Барановски и...

– Эрики Барановски? – В глазах у него отразился ход его мыслей. – Ах да. Девушка, которая говорит, что ее изнасиловали...

– Женщина, которую действительно изнасиловали, – поправила Джесс.

Его громкий смех заполнил все пространство.

– Господи Иисусе, Джесс! Но ведь она была без штанов! Неужели вы думаете, что какие-то присяжные заседатели этой страны осудят парня за изнасилование женщины, с которой он познакомился в баре и которая не надела даже трусиков? – Грег Оливер посмотрел на потолок, потом опять на Джесс, приглаживая на голове волосы. – Не знаю, но, по-моему, то, что она ходит в бар, где вербуют бабешек без штанов, означает, что она заранее на все согласна.

– А то, что он приставил ей к горлу нож, по-вашему, ничего не значит? – Джесс покачала головой больше от чувства грусти, чем отвращения. Грег Оливер отличался точностью в своих оценках. Если ей не удается убедить своих коллег – государственных обвинителей в виновности подсудимого, то разве может она надеяться убедить в этом присяжных заседателей?

– Не вижу под этой короткой юбкой полоски от трусиков, – продолжал Грег Оливер. – Скажите мне коллега, а вы носите трусики?

Джесс провела руками по своим бедрам, обтянутым серой шерстяной юбкой, доходившей только до колен.

– Кончайте, Грег, – просто бросила она.

Озорство, прозвучавшее в голосе Грега Оливера, отразилось в его глазах.

– Что надо сделать, чтобы проникнуть в эти штанишки?

– Сожалею, Грег, – сказала она ровным голосом, – но боюсь, что в этих штанишках места хватает только для одной задницы.

Жидкий шоколад в глазах Грега Оливера затвердел, превратившись в коричневые льдинки, которые тут же опять растаяли под звуки смеха, вновь заполнившего комнату.

– Вот это именно мне и нравится в вас, Джесс. Вы чертовски игрива. Вы можете отбрить кого угодно. – Он подошел к двери. – Могу вам сказать одно: если это дело вообще можно выиграть, то вы его выиграете.

– Спасибо, – кинула Джесс в закрывшуюся дверь. Она подошла к окну и рассеянно взглянула на улицу одиннадцатью этажами ниже. В глаза бросались крикливые рекламные щиты. «Абогадо» – было написано на одном, что по-испански означало «адвокат», и дальше стояла фамилия. На каждом отдельном щите значилось по одной фамилии и на всех: «Обращаться круглосуточно».

Других высотных зданий в этом районе не было. Административное здание со своими четырнадцатью этажами торчало как нарывающий палец на ладони окружавшего района. Расположенное рядом здание суда имело всего семь этажей. За этими двумя зданиями находилась тюрьма графства Кук, где до суда содержались убийцы или другие предполагаемые преступники, которые либо не могли внести залог, либо содержались без права выпуска под залог. Джесс часто думала об этом районе, как о мрачном злом месте для мрачных людей.

Я – Смерть, казалось ей, что она слышит шепот улиц. Я пришла за тобой.

Она тряхнула головой, взглянув на небо, но даже небо было грязно-серого оттенка, что предвещало снегопад. Снег в октябре, подумала Джесс и не смогла вспомнить, когда в последний раз был снегопад накануне Дня всех Святых. Несмотря на прогноз погоды, Джесс не надела сапоги. Они протекали, и к тому же на носках остались некрасивые кольца от соли, похожие на возрастные кольца на срезанном дереве. Может быть, попозже она заскочит в магазин и купит себе новые сапоги.

Зазвонил телефон. Только начало девятого, а уже звонит телефон. Она подняла трубку до второго звонка.

– Джесс Костэр, – коротко отозвалась она.

– Джесс Костэр, это – Морин Пеплер, – произнес веселый женский голос. – Я не мешаю?

– Ну что ты! – сказала Джесс своей старшей сестре, мысленно представив себе складки на улыбающемся лице и теплые карие глаза. – Рада, что ты позвонила.

Морин всегда ассоциировалась у Джесс с изящными набросками балерин Эдгара Дега, с такими мягкими и расплывчатыми контурами. Даже ее голос звучал мягко. Посторонние часто замечали сходство сестер. Но хотя эти женщины были похожи друг на друга чертами лица, обе высокие и стройные, в силуэте Джесс ничего неопределенного не было. Ее каштановые волосы до плеч были темнее, чем у Морин, у нее была тонкая, мелкокостная, менее округлая и более плоская фигура. Как будто художник дважды сделал набросок, потом один выполнил акварелью в пастельных тонах, а другой масляными красками.

– Чем занимаешься? – спросила Джесс. – Как поживают Тайлер и двойняшки?

– Близнецы чувствуют себя великолепно. Тайлер все еще не испытывает восторга. Он все спрашивает, когда мы их отправим обратно. Ты не спросила о Барри.

Джесс почувствовала, как напряглись скулы. Муж Морин Барри успешно работал бухгалтером, и тщеславная наклейка на его машине последней модели «Ягуар» гласила: «ЗАРАБОТАЛ САМ». Разве нужно знать о нем что-нибудь еще?

– Как он? – все-таки спросила она.

– У него все отлично. Дела идут потрясающе, несмотря на состояние экономики. Или, может быть, благодаря такому состоянию. Как бы там ни было, он вполне счастлив. Мы хотим, чтобы ты приехала к нам завтра вечером пообедать, и, пожалуйста, не говори, что у тебя уже назначено свидание.

Джесс чуть не рассмеялась. Когда у нее было свидание последний раз? Когда последний раз она с кем-нибудь общалась по делу, не имеющему отношения к юриспруденции? Почему она думает, что только доктора заняты делом двадцать четыре часа в сутки?

– Нет у меня никакого свидания, – ответила Джесс.

– Хорошо. Значит, ты придешь. В последнее время я так редко тебя вижу. Думаю, что я чаще видела тебя, когда работала.

– Тогда почему тебе не пойти опять на работу?

– Ни за что в жизни. До завтра. – В трубке послышался крик ребенка. Джесс представила себе, как Морин бежит на этот звук, воркует над кроватками своих полугодовалых близнецов, меняя им пеленки, делает для них, что надо, и в то же время не оставляет без внимания своего трехлетнего сына. Это совсем не похоже на казенные комнаты Гарвардской школы бизнеса, где она получила диплом магистра управления экономики. Джесс пожала плечами. Мы все делаем свой выбор, подумала она. Ее сестра явно сделала свой.

Она снова села за письменный стол, стараясь сосредоточиться на делах наступившего утра, молясь про себя о том, чтобы Грег Оливер оказался неправ. Она знала, что почти невозможно добиться осуждения виновного по этому делу. Она и ее партнер должны будут проявить особую убедительность.

Управление прокурора штата выделяло на судебные дела по два человека. Ее напарник, обвинитель второго класса, Нейл Стрейхорн должен был первым выступить с заключительным заявлением, напомнить присяжным заседателям основные неприятные факты этого дела. За этим последует заключительное слово адвоката защиты, а уж потом Джесс займется опровержением сказанного, ей представится широкая возможность творчески подойти к вопросу морального осуждения. «В Соединенных Штатах каждый день насилуется 1.871 женщина, – начала она репетировать свое выступление в спокойной обстановке кабинета. – Это означает 1,3 взрослой женщины каждую минуту, и достигает ужасающей цифры в 683.000 изнасилований каждый год». Она сделала глубокий вдох, перемешивая слова в уме, как листочки салата в овощном блюде. Она все еще жонглировала ими про себя, когда через двадцать минут вошла Барбара Коэн.

– Как дела? – Со своими пятью футами и одиннадцатью дюймами роста, ярко-рыжими волосами, которые пышными волнами сбегали каскадом на ее спину, Барбара Коэн напоминала морковку. Она была почти на голову выше Джесс, а ее длинные, худые ноги создавали впечатление, что она стоит на ходулях. Какое бы ни было у Джесс скверное настроение, одного взгляда на эту молодую женщину, государственного обвинителя третьего класса, было достаточно, чтобы вызвать у нее улыбку.

– Да вот, торчу здесь. – Джесс взглянула на часы. В отличие от Грега Оливера на ее руке были простые часы марки «Таймекс» на дешевом черном кожаном ремешке. – Послушайте, мне бы хотелось, чтобы вы занялись делом Альвареза о наркотиках, когда дойдет до суда.

На лице Барбары Коэн отразились смешанные чувства возбуждения и опасения.

– Я думала, что вы хотите заняться им сами.

– Не могу. Увязла. К тому же вы, друзья, можете и сами справиться с этим. Если понадобится моя помощь, я рядом.

Барбара Коэн безуспешно попыталась сохранить на лице улыбку, на смену которой пришло более серьезное выражение профессиональной гордости.

– Хотите, я принесу вам кофе? – спросила она.

– Если я, выпью еще хоть сколько-нибудь кофе, то мне придется каждые пять минут извиняться в суде и выходить, чтобы сделать пи-пи. Вы думаете, это прибавит присяжным уважения ко мне?

– Я бы на это не рассчитывала.

– Как же она могла оказаться без трусиков, – пробормотала Джесс. – По крайней мере она должна была бы подумать о возможных пятнах.

– Вы практичная женщина, – заявила Барбара и засмеялась, готовя тележку с досье к утреннему вызову судьи.

Спустя несколько минут пришел Нейл Стрейхорн, заявив, что он опасается, что простудился, и тут же сел за свой письменный стол. Джесс заметила, что его губы шевелятся: он беззвучно произносил слова своего заключительного заявления. Во всех кабинетах в управлении прокурора округа Кук началось движение – так цветок раскрывается навстречу солнцу.

Джесс отмечала про себя приход каждого сотрудника, слышала шум отодвигаемых стульев, передачу сообщений по факсам, звонки телефонов. Бессознательно она фиксировала прибытие каждой из четырех секретарш, которые обслуживали восемнадцать юристов крыла, могла различить тяжелые шаги Тома Олински, инспектора судебного процесса, когда он направлялся в свой кабинет в конце длинного коридора.

«В Соединенных Штатах каждый день насилуется 1.871 женщина», – опять мысленно произнесла она фразу, пытаясь снова сосредоточиться на выступлении.

Одна из секретарш, негритянка с фигурой груши, которой можно было дать от двадцати до сорока лет, заглянула в дверь кабинета, ее длинные, красные сережки покачивались, доставая чуть ли не до плеч.

– Пришла Конни Девуоно, – сообщила она и тут же отошла в сторону, как будто ждала, что Джесс чем-нибудь запустит ей в голову.

– Что вы имеете в виду – пришла?

– Я хочу сказать, что она находится у двери, видимо, прошла мимо приемной. Говорит, что хочет поговорить с вами. Джесс взглянула на записи в своем календаре.

– Наша встреча намечена на четыре часа. Вы сказали ей о том, что через несколько минут мне надо быть в зале суда?

– Сказала. Но она настаивает на встрече с вами прямо сейчас. Очень расстроена.

– Ничего нет удивительного, – заметила Джесс, вспомнив о вдове среднего возраста, которую жестоко избил и изнасиловал мужчина, а потом пригрозил, что убьет ее, если она покажет на него в суде. Суд должен состояться через десять дней.

– Салли, проводите ее, пожалуйста, в зал заседаний. Я сейчас тоже приду туда.

– Не хотите, чтобы я переговорила с ней? – вызвалась Барбара Коэн.

– Нет. Я сделаю это сама.

– Думаете, что это связано с неприятностями? – спросил Нейл Стрейхорн, когда Джесс выходила в коридор.

– А с чем же еще?

Зал заседаний представлял собой небольшую комнату без окон. Почти всю площадь занимал старый стол орехового дерева и восемь коричневых стульев с низкими спинками. Стены были того же монотонного белого цвета, что и остальные комнаты, на полу лежал потертый бежевый ковер.

Конни Девуоно стояла при входе, у самой двери. Казалось, она усохла с того времени, когда Джесс видела ее в последний раз, и черное пальто висело на ней мешком. Цвет лица настолько бледный, что отдавал зеленым оттенком, темные мешки под глазами – печальное свидетельство того, что она, возможно, не спала уже неделю. Только черные глаза излучали злую энергию, оставаясь следом былой красоты этой женщины, Конни Девуоно.

– Извиняюсь, что побеспокоила вас, – произнесла она.

– Просто дело в том, что у нас мало времени, – шепотом заметила Джесс, словно опасаясь, что, если начнет говорить громче, женщина может рассыпаться. – Примерно через полчаса мне надо быть на суде. – Джесс выдвинула один из небольших стульев, предлагая Конни присесть. Женщину не потребовалось упрашивать. Она плюхнулась, как сжимаются меха опущенного аккордеона. – Как вы себя чувствуете? Не хотите ли чашечку кофе? Стакан воды? Дайте мне ваше пальто.

Конни Девуоно трясущейся рукой отклонила каждое предложение. Джесс обратила внимание, что ногти ее были обкусаны до мяса, заусеницы кровоточили.

– Я не могу давать показания, – произнесла Конни, отвернувшись в сторону, тихим, еле слышным голосом. Несмотря на это, смысл их был такой, как будто их прокричали.

– Что?! – воскликнула Джесс, хотя расслышала каждое слово.

– Я сказала, что не могу давать показания.

Джесс опустилась на другой стул и подалась в сторону Конни Девуоно, так что их коленки соприкоснулись. Она взяла руки женщины в свои. Они были холодные как лед.

– Конни, – медленно начала она, пытаясь согреть ее руки, – это дело целиком держится на вас. Если вы не станете давать показания, то мужчина, который напал на вас, будет освобожден.

– Знаю. Сожалею об этом.

– Вы сожалеете об этом?

– Я не могу пойти на это. Не могу. – Она заплакала.

Джесс быстро вынула из кармана своего серого жакета бумажную салфетку и предложила Конни. Та не обратила на нее никакого внимания, только всхлипывания стали громче. Джесс подумала о сестре, об ее умении без особого труда успокаивать плачущих детей. Джесс не обладала такими талантами. Она могла лишь беспомощно сидеть и наблюдать.

– Знаю, что подвожу вас, – продолжала Конни Девуоно, ее плечи вздрагивали. – Знаю, что я подвожу всех...

– Не волнуйтесь за нас, – ответила Джесс. – Побеспокойтесь о себе. Думайте о том, как поступил с вами этот негодяй.

Взгляд сердитых глаз женщины глубоко вонзился в Джесс.

– Неужели вы думаете, что я смогу когда-нибудь забыть об этом?

– Тогда вы должны позаботиться о том, чтобы он не смог еще раз поступить так же.

– Я не могу давать показания. Просто не могу. Не могу!

– Ладно, ладно, успокойтесь. Все в порядке. Постарайтесь не плакать. – Джесс откинулась на спинку стула и попыталась мысленно проникнуть в сознание Конни. Видимо, что-то случилось с тех пор, как она разговаривала с ней в последний раз. Во время каждой из предыдущих встреч Конни, хотя и была напугана, твердо стояла на том, чтобы давать показания. Дочь итальянских иммигрантов, она выросла в семье, которая горячо верила в американскую систему правосудия. Такая вера произвела на Джесс большое впечатление. Хотя она проработала в управлении прокурора штата уже четыре года, Конни верила в эту систему сильнее Джесс.

– Что-нибудь случилось? – спросила Джесс, заметив, что Конни успокаивается.

– Мне надо подумать о сыне, – с чувством заявила Конни. – Ему всего восемь лет. Его отец два года назад умер от рака. Если со мной что-то случится, он останется один.

– Ничего с вами не может случиться.

– Моя мать слишком стара, чтобы ухаживать за ним. Очень плохо говорит по-английски. Что будет со Стефаном, если я погибну? Кто о нем позаботится? Не вы же?

Джесс понимала, что вопрос звучит чисто риторически, но все же попыталась ответить на него.

– Боюсь, что я не очень ловко умею обращаться с мужчинами, – произнесла она тихо, надеясь вызвать у собеседницы улыбку, наблюдая, как Конни Девуоно борется с готовностью уступить ей. – Но, Конни, с вами ничего не произойдет, после того как Рика Фергюсона упрячут за решетку.

Даже само упоминание имени этого человека вызвало заметную дрожь у Конни.

– Потеря отца уже явилась тяжелым ударом для Стефана в таком юном возрасте. Что может быть хуже, если погибнет еще и мать?

Джесс почувствовала, что слезы подступают к глазам. Она кивнула. Ничего не может быть хуже.

– Конни, – начала она опять, удивляясь дрожи своего голоса. – Поверьте, я понимаю, о чем вы говорите. Понимаю ваши переживания. Но почему вы думаете, что если не станете давать показания, то окажетесь в безопасности? Рик Фергюсон уже один раз вломился к вам в квартиру и изнасиловал вас. Он так сильно избил вас, что вы в течение месяца едва могли открыть глаза. Он не знал, что вашего сына не было дома. Плевать он хотел на это. Почему вы думаете, что он не попытается повторить то же самое? Особенно если узнает, что такое ему может сойти с рук, так как вы слишком запуганы, чтобы одернуть его. Откуда вы знаете, что в другой раз он не тронет и вашего сына?

– Он не сделает этого, если я не стану давать показания.

– Вы этого не знаете.

– Я знаю только, что долго не проживу, если стану показывать против него.

– Он грозил вам этим уже сколько месяцев назад, но это вас не останавливало. – На некоторое время воцарилось молчание. – Что случилось, Конни? Что вас пугает? Связался ли он с вами каким-то образом? Потому что если он это сделал, то мы сможем аннулировать выпуск его на свободу под залог...

– Вы ничего не сможете сделать.

– Мы можем сделать многое.

Конни Девуоно покопалась в своей большой черной кожаной сумке и вытащила оттуда небольшую белую коробочку.

– Что это?

Конни Девуоно молча протянула коробочку Джесс.

Джесс открыла коробочку, осторожно разбирая бумажные прокладки, и пальцами нащупала небольшой твердый предмет.

– Эта коробочка лежала перед моей дверью, когда я сегодня утром открыла ее, – сообщила Конни, наблюдая, как Джесс снимает последнюю бумажную обертку.

Джесс почувствовала тошноту. Трупик черепахи, который лежал в коробочке и который вынула Джесс, был обезглавлен и лишен задних ног.

– Черепашка принадлежала Стефану, – сообщила Конни глухим голосом. – Мы вернулись домой несколько дней назад. Черепашки не оказалось в ее коробочке. Мы не могли понять, как она оттуда выбралась. Повсюду искали ее.

Джесс мгновенно ощутила ужас, охвативший Конни. Три месяца назад Рик Фергюсон ворвался в ее квартиру, изнасиловал ее, исколотил и пригрозил убить. А теперь он показал ей, как легко может исполнить свои угрозы. Он опять проник в ее квартиру без всякого труда, как будто ему дали ключ. Он изуродовал и убил любимую черепаху ребенка. И никто этого не увидел. Никто не задержал его.

Джесс завернула в разорванные клочки бумаги дохлую черепашку и опять положила ее в картонную коробочку.

– Не думаю, конечно, что это что-то даст, но все-таки хочу показать судебно-медицинскому эксперту. – Она подошла к двери и быстро сделала знак Салли. – Отнесите это судебно-медицинскому эксперту, пожалуйста.

Салли приняла из рук Джесс коробочку с такой осторожностью, как будто речь шла о ядовитой змее.

Конни резко поднялась.

– Вы знаете так же хорошо, как и я, что вы никогда не докажете, что это сделал Рик Фергюсон. Это ему сойдет с рук. Ему все сойдет с рук.

– Только если вы сами позволите. – Джесс повернулась к Конни.

– Что же мне делать?

– Ясное дело, – отозвалась Джесс, сознавая, что у нее осталось несколько минут, чтобы переубедить Конни. – Вы можете отказаться давать показания и тем самым гарантировать немедленное освобождение Рика Фергюсона, полное снятие с него обвинений в том, что он с вами сделал, и в том, что он все еще продолжает вам делать. – Она выдержала паузу, давая ей возможность осмыслить сказанное. – Или вы можете обратиться в суд и позаботиться о том, чтобы этот подонок получил по заслугам, чтобы его засадили за решетку, откуда он не сможет причинить вам зла, ни кому-либо другому в течение долгого времени. – Она подождала, наблюдая, как моргает Конни, находясь в состоянии нерешительности. – Будем откровенны, Конни. Если вы не станете давать показания, вы никому не поможете и в первую очередь себе самой. Вы лишь позволите ему поступать так и дальше.

Слова повисали между ними, как белье, которое забыли снять с веревок. Джесс затаила дыхание, чувствуя, что Конни находится на грани принятия решения, опасаясь, что, сказав еще что-то, сможет нарушить зыбкое равновесие в нежелательном направлении. С ее языка уже готовы были сорваться другие слова.