Конспирация у нас - не хуже чем у шпионов. Потому что если поймают - по головке не погладят. Снесут голову, и весь разговор. Поэтому я пробираюсь к месту встречи кругами, петлями и спиралями, оглядываюсь, присматриваюсь к каждому прохожему. Вроде чисто. Ладно. Вхожу в загаженный подъезд, прокуренный, пропахший мочой и кошками, поднимаюсь на третий этаж, открываю дверь своим ключом. В квартире царит запустение. Толстый слой пыли на изрезанном и исписанном столе, немытое со времени она окно, раздрызганный диван с подломившейся ножкой, пара колченогих табуретов, отставшие во многих местах мрачные обои. Я сажусь на диван, отзывающийся жалобным и жалким скрипом, вытягиваю ноги на один из табуретов, запахиваюсь поплотнее в свою куртку, потому что в квартире почти так же холодно, как на улице, и закрываю глаза.
      До встречи еще есть время. Можно посидеть, покурить, подумать. Никому нельзя доверять, сколько раз убеждался. Так зачем пошел на встречу? Можно ли доверять Клопу? Нельзя. Но он такие деньги пообещал... Точнее, не пообещал, а только намекнул, что дело пахнет большими деньгами... Врал, небось. Ладно, посмотрим.
      В дверь стучат условным стуком. Я подскакиваю, пытаюсь унять сердцебиение. Заказчик прибыл. Тихо подхожу к двери, заглядываю в глазок. В подъезде сумрачно, видна только черная физиономия. Отпираю дверь, пропускаю в квартиру невысокого кавказца с густой черной бородой, в кожаной куртке и кепке, в потертых синих джинсах и кроссовках. Выглядываю в подъезд - никого. Запираю дверь, иду в комнату. Кавказец стоит на пороге, удивленно озирается.
      - Садись, - киваю ему на табурет, сам удобно устраиваюсь на диване.
      У кавказца недовольное лицо, он осторожно опускается на табурет и говорит с сильным акцентом:
      - Негостеприимный вы, русский.
      - А ты не обобщай, - отвечаю я, закуривая. - Это не русские негостеприимные, а я негостеприимный. Почувствуй разницу и излагай свое дело.
      - Ты - хакер? - спрашивает кавказец, морщась от дыма, который плывет в его сторону.
      - Бабушка твоя хакер, - криво усмехаюсь я, затягиваясь подряд несколько раз. - Я программист.
      - Ты мой бабушка не трогай, - лицо кавказца темнеет. - Я твой не трогаю, и ты не трогай.
      - Ты дело говорить будешь или нет никого? - обрываю его я. - А то ведь у меня время - деньги. Мне тут твоих родственников обсуждать недосуг. Тебя как зовут-то, ара?
      Кавказец вскакивает в порыве негодования, потом, вспомнив что-то, медленно садится.
      - Я не ара, я чечен, - говорит он злобно. - Тебе деньги нужен?
      - Нужен деньги, нужен, - я прикуриваю новую сигарету от окурка. - Ты сюда пришел мое финансовое положение обсуждать? Говори быстрее, чего надо!
      - Вирус сделай! - выпаливает чечен, и его глаза сверкают вселенской ненавистью.
      - Какой вирус, для чего?
      - Хороший вирус, чтобы весь компьютер полетел.
      - Весь компьютер, - усмехаюсь я. - Чей компьютер?
      - Весь! - чечен делает руками округлое движение. - На вся земля.
      Я так глубоко затягиваюсь, что сигарета обжигает губы. Роняю ее на пол, затаптываю каблуком, достаю третью, прикуриваю. Руки у меня дрожат, и чечен видит это.
      - Вы, ары, видать совсем ума решились от всемирной ненависти, - говорю, щурясь от дыма. - Весь компьютер ему! Да у тебя денег не хватит, чтобы на весь компьютер...
      - Сколько? - обрывает чечен.
      - Гляди, какой деловой! - говорю я, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из горла. В голове шумит как в трубе, щеку сводит нервный тик. - Пять миллионов!
      - Долларов? - деловито уточняет чечен.
      - Нет, монгольских тугриков! - саркастически усмехаюсь я, потом спохватываюсь, что он, сдуру, может принять мои слова за чистую монету: - Конечно долларов, чего же еще? - А сам думаю: "Ну, ты, парень, попал!"
      - Договорились! Только чтоб сработал двенадцатый июнь.
      Я закашливаюсь, глаза у меня лезут на лоб, я долго кашляю, так долго, что мне кажется, что я сейчас выплюну на пыльный пол все свои внутренности.
      - Много куришь, - осуждающе говорит чечен.
      - Не твое дело! - с трудом выдыхаю я, глядя на него сквозь красную пелену. Пять миллионов! Можно было и сто запросить! - Ладно. Вот тебе бумажка, на ней телефон. Через три дня позвонишь по этому телефону, спросишь Марью Ивановну. Это старушка, божий одуванчик, не вздумайте ее шерстить, она ни сном, ни духом. Ты понял? Скажешь ей, что чемодан готов. Это значит, что ты готов передать мне деньги. Ровно через сутки опять позвонишь Марье Ивановне, она скажет, куда отнести чемодан. Да гляди, чтобы никаких кукол, я каждую пачку проверю. Понял? Да придешь один, без всяких там друзей-чеченов в кустах! Принесешь деньги, получишь дискету с вирусом. Сработает, как полагается, двенадцатого июня.
      - Ты нас за дурак принимаешь, да? - шипит чечен. - Когда сработает, тогда и получишь.
      - Это ты меня за дурака принимаешь! - хриплю я, закуривая очередную сигарету. - Это чтобы я участвовал в ваших террористических актах на весь мир, да бесплатно? А потом ищи тебя как дерьмо в унитазе? Нет, милый друг, чтоб ты сдох, так дело не пойдет. Это такой теракт, что твоему Осаме и не снился, причем практически задаром, всего каких-то паршивых пять миллионов баксов. В общем, я тебе сказал свои условия, ты иди, посоветуйся там с кем надо. Твое счастье, что такая падаль как ты, попал на такую падаль как я. Другой кто с тобой даже разговаривать не стал бы. Иди, поищи другого программера! Иди, поищи! Сделают. За такие бабки сделают. Кучу дерьма предложат. И через неделю это дерьмо антивирусами перебьют, без проблем. Понял, ара? Знаешь, что такое антивирусы? Ну, где тебе знать, ты же компьютера в глаза не видел, а вирус для тебя все равно, что бацилла в колбе, ты же наверняка противогаз наденешь, когда за дискетой придешь. Все, разговор окончен. Давай, выметайся из квартиры, да поскорее!
      Чечен смотрит на меня с ненавистью, уходит, оглядываясь. Не бойся, ара, я тебе нож в спину не воткну, не мое это хобби. Я жду минут десять, непрерывно курю, от дыма у меня уже трещит голова, в которой болтается одна-единственная мысль: "Ну, ты, парень, попал!" Я выхожу из квартиры, но не спускаюсь по лестнице, а поднимаюсь наверх. Открываю чердачный люк своим ключом, прохожу по засиженному голубями чердаку к крайнему люку, спускаюсь, выхожу из подъезда, долго кружу по улицам, проверяя, не подцепил ли где хвоста, убеждаюсь, что все чисто, хоть это и слабое утешение - наверняка чечены точно знают, где я живу, и все мои ухищрения напрасны...
      Домой прихожу, когда уже совсем темнеет. Темной тенью пробираюсь к подъезду, поднимаюсь на свой этаж. Не раздеваясь, прохожу в ванную, совмещенную с туалетом, к своему зеркалу. Зеркало мне досталось от родителей. Оно обыкновенное, дешевое, с гипсовой лепниной, когда-то раскрашенной в веселые цвета, а сейчас облупившейся. Еще оно большое, овальное и немного мутноватое. В нем отражается худой небритый мужик со всклокоченными, давно не стриженными темными волосами, с неправильным лицом землистого цвета, с мешками под глазами.
      - На ару похож, - говорю я мужику, тот шевелит губами в ответ, недовольно морщится. - Сволочь ты, Димочка!
      - А ты думал! - отвечает мужик с усмешечкой, от которой меня передергивает. Неужели это я?
      Снимаю куртку, долго мою руки, разглядывая себя. Выгляжу я лет на сорок, хотя мне только тридцать. Чечен прав - я много курю. А еще я скоро сдохну. Наверное, потому, что много курю. А тут появилась возможность сдохнуть с музыкой, и напоследок громко, очень громко хлопнуть дверью. Вот почему я согласился на предложение чечена. Напоследок сделать этому мерзкому миру большую-пребольшую гадость. Отомстить за равнодушие, нелюбовь, за то, что мир не замечает меня, идет себе мимо и даже не подозревает, что я существую. Отомстить. Смачно. Очень смачно! Я сволочь? Да, сволочь. А кто меня такою сволочью сделал? Вот и пожинайте плоды, мать вашу!
      Несчастный ара, ты думаешь, что я продаюсь за деньги? Придурок! Я не первый день живу на свете и знаю, что вы собираетесь меня убить, как только завладеете дискетой. Ты предложил бы и миллиард. Тебе было сказано - соглашайся на все условия, хоть на золотую статую в полный рост на родине героя. Беспроигрышная акция - вы получаете вирус, а программер получает пулю в свою умную, но сволочную башку. И волки сыты, и деньги целы. И мир в очередной раз содрогнется от ужаса.
      Я закуриваю, медленно бреду в комнату. Здесь стоит большой и безумно дорогой кожаный диван, стойка с аппаратурой, два стола с двумя компьютерами, старый книжный шкаф, удобное вертящееся кресло. В уголке одного из экранов мигает крошечный конвертик - почта пришла. Наверное, от Клопа. Приятель. Виртуальный. Иногда поставляет клиентов. Провалился бы он вместе со своими клиентами!
      А как я хорошо пожил бы на пять миллионов баксов! Ух, как я пожил бы! Хоть помечтать, что ли?
      Я бреду на кухню, открываю старый потрепанный "ЗИЛ", достаю холодную бутылку водки. Мне надо выпить. Выпить и помечтать. Только помечтать, не больше, потому что мечтам моим никогда не сбыться. Водка, хлеб, кусок копченой колбасы. Я прихватываю выпивку и закуску с собой в комнату, расставляю на табурете, вытягиваю ноги на диване. Выпьем с горя... Потому что счастья как не было, так и не будет. Не светит мне счастье с тем, что у меня в груди. Скоро, очень скоро, не более чем через полгода я сдохну от рака в какой-нибудь лечебнице. Чеченам даже не придется меня убивать. Так что выпьем с горя!
      Но что же ты все о грустном, да о грустном? Давай, мечтай! Где же твоя фантазия? Миллион туда, миллион сюда. Пять миллионов в полгода - какова скорость? С такой скоростью да не пустить миру пыль в глаза? Нет, ты мечтай конкретнее. Пыль в глаза - это абстрактно. Конкретнее! Машины, самые дорогие отели, самые дорогие женщины... Женщины... Эх. Вот в чем моя беда - меня никогда не любили женщины. Из-за этого я и зол на весь мир, из-за этого я готов пускать под откосы поезда, обрушивать на землю самолеты, взрывать атомные станции. Выпей, сволочь, может станет чуть-чуть легче. Выпиваю рюмку, с отвращением жую колбасу. Да, да! Взрывать, убивать, именно этого хотят чечены, заказавшие вирус. Взорвать мир изнутри, чтобы он перестал существовать в том виде, в каком он существует сейчас. Убить кучу народу ради торжества ислама... И не ислама даже, а его самого извращенного крыла. Пей, сволочь, пей! Разве можно думать о мировой катастрофе на трезвую голову? Пей, пока пьется, скоро ты уже не сможешь даже пить, ты будешь жить на морфии, будешь умолять сделать тебе живительный укол и проклинать тот день и час, когда ты появился на этот ненавистный свет.
      Что? У тебя текут слезы? Отчего бы это? А, тебе жалко себя. Да, тебе до слез жалко себя, непризнанного, непонятого, нелюбимого женщинами. Тебя много обижали, ты слышал гораздо больше матерных слов, чем ласковых, больше крика, чем шепота, видел гораздо больше ненависти, чем любви... Выпей еще! Разве можешь ты быть трезвым после того, что сегодня произошло? Разве можно варить такие безумные мысли в трезвой голове?
      А ведь у меня уже есть то, что просят чечены! Да, мне даже не надо напрягаться, работать, делать этот дурацкий вирус. Я его уже сделал! Вот какой я умный, чтоб мне не рождаться на этот свет! Зачем делал, спрашивается? А так, для самоудовлетворения. Вот, погляди, Дима, какой ты есть умный. Ты сделал такой вирус, который вовсе и не вирус вроде бы, совершенно безобидный машинный код, такой же безобидный, как фраза "Мама мыла раму". Ни один антивирус не заподозрит зловредности этого кода. Вирус проникнет всюду, в каждый компьютер, на котором есть электронная почта, в те компьютеры, которые подключены по локальной сети, и будет ждать своего часа. Что там, двенадцатое июня? Пожалуйста, двенадцатое июня! Как заказывали, мать вашу! Двенадцать ноль-ноль. Как вам это время? Устраивает? Ну, еще бы, полдень, двадцать первый век! Вы его так ждали, и он пришел. Кушайте его с маслом! А ты пей, пей, компьютерный гений! Нет, он назвал меня хакером! Придурок! Сам ты хакер! Хакеры - это которые хакают. А программеры - это которые программируют. Чувствуешь разницу, ара? Не чувствуешь? Ну, куда тебе! Да, о чем это я? Кажется там, в бутылке, еще осталось? Осталось, ура! Я живу, пока бутылка еще не пуста. Опустеет, вот тогда и... Двенадцатое июня. Да. Я, вирус, просыпаюсь. Нежданно-негаданно. Декодирую сам себя. И начинается! Все компьютеры виснут напрочь. ФАТ у всех безнадежно испорчен. Бут-сектор испорчен! Мама мыла раму! Вот вам рама! Ара, ты знаешь, что такое ФАТ? А бут-сектор? Ну, куда тебе! Ты только и умеешь, что резать глотки русским солдатам. Да. Компьютеры виснут. И что? А то, что поезда сталкиваются, самолеты падают, атомные котлы на электростанциях перегреваются и взрываются к чертовой матери. Бац! Бум! Десятки Чернобылей по всему миру! Ха-ха-ха! Антивирусные лаборатории тоже висят! Тоже! Вам никто не поможет, господа! Мой виртуальный Осама бин Алладдин покажет вам кузькину маму! А я? А что я? А я тем временем мирно сдохну в нищей российской лечебнице, где даже слыхом не слыхали ни про какие компьютеры. Что? В бутылке пусто? Как, пусто? Почему пусто? Вперед, на винные склады! Пол качается или это я качаюсь? Плевать! Винный склад в холодильнике! Туда! Туда! Я не могу варить такие мысли в трезвой голове! Мне нужно напиться! Напиться до смерти и умереть. Потому что таким как я нельзя жить. Нам жизнь противопоказана. Да! А перед смертью держите нас за руки, чтобы мы не натворили какой-нибудь гадости. Держите, ну что же вы не держите? Эх, вы! Проморгаете свой мир...
      Интересно - сколько людей погибнет?
      Я стою посреди комнаты совершенно пьяный, тупой, омерзительный, и прикидываю, сколько людей погибнет. Нет, дружочек, ты не сволочь. Ты - гораздо хуже. Настолько хуже, что это невозможно выразить словами. Иди, посмотри на себя в зеркало. Иди, иди!
      Я бреду в ванную, натыкаясь на стены, вваливаюсь, тупо смотрю в темноту. А, надо включить свет! Нет! Не включай свет! Не надо! Слишком страшен тот мужик, что отразится в зеркале. Ну! Нашел, кого бояться - мужика в зеркале! Включай! И я включаю свет, и поворачиваюсь к самому себе и ужасаюсь - неужели это я? Губы обвисли, щеки почернели, глаза мутные и красные, волосы похожи на войлок, посыпанный мусором... Улыбаюсь. Ну и улыбка! Прямиком из фильма ужасов. Такой улыбкой хорошо пугать слабонервных. Многие наделали бы в штаны. Как ты сам-то не наделаешь в штаны, на себя глядя? Привык. Вот что - привык. Пригляделся. Ну и мерзкая же рожа! Урод, ублюдок! Я замахиваюсь, отражение замахивается в ответ. Ах, ты еще и пугать меня будешь? Ручонками машешь? Крокодил поганый! Я изо всех сил бью кулаком по стеклу, не чувствуя боли, стекло трескается, бью еще раз, еще, еще... Зеркало разлетается на кусочки, я топчу осколки ногами. Так тебе, так тебе! Ты же труп, почему ты отражаешься в зеркале? Ах, уже не отражаешься? Ну да, зеркала больше нет.
      Я иду в комнату, с удивлением замечаю намертво стиснутые кулаки, разбитые в кровь, пытаюсь разжать пальцы, это удается с трудом. Кровь капает на пол, я оставляю за собой кровавый след.
      Сколько человек погибнет? Голова, рождающая такие мысли, не имеет права на жизнь. Голова, рождающая такие мысли, должна разлететься в клочья от выстрела. И незачем ждать, когда это сделают чечены! Вот здесь, в ящике стола - пистолет. Я купил его на черном рынке еще тогда, в смутные времена, купил на всякий случай, для самозащиты. Вот он. Макаров. Обойма полна. Разнести голову. Но погоди! Для начала надо разнести кое-что другое. Я с ненавистью смотрю на мигающий конвертик. Письмо от любимой женщины... Какого черта, у меня нет любимой женщины! Это от Клопа, такого же поганого мерзавца, как я. Выстрел! Вот тебе, Клоп! В экране дисплея появляется отверстие, от него бегут трещинки, конвертик гаснет. Второй экран! Нет, это не главное! Винчестеры! Эти диски с придурковато-помпезным жаргонным названием. Я срываю крышки с компьютеров, вырываю с мясом четыре винчестера и расстреливаю их в упор. Вот вам вирус! Держите карман! Вот вам двенадцатое июня! А, дискеты! На них не должно быть моего вируса, ну а вдруг не углядел? Я с остервенением топчу дискеты, потом достаю молоток, колочу по корпусам, они трескаются, ломаются. Все. Кажется все.
      Там еще остались патроны в обойме? Остались? Ах, как хорошо! Это ж надо было подумать о том, сколько человек погибнет! Это что же, я совсем падаль, что ли? Нет уж! Я всех ненавижу, но не настолько же, чтобы вот так...
      Ну что, теперь остается разнести вдребезги свою умную башку. Сейчас, сейчас. А вот скажи-ка, почему ты не уехал? В Америку, а? Почему? Поехал бы, получал бы зарплату зелеными бумажками и тихо ненавидел страну, в которой живешь. Из-за этого не поехал, что ли? Вздор, приятель, ты же и эту страну ненавидишь. Тебе вообще нужен другой глобус. А нет другого глобуса, нет. Ну, на нет и суда нет. Значит - не судьба. Дуло в рот и нажать на курок. Хватит. Покоптил небо и хватит. А те, которых ты хотел убить, пускай живут. Вместо тебя. Прости им свою поруганную жизнь...
      Погоди, погоди! Несколько слов тому программеру, который вздумает написать такой же вирус. Найду из ада! И разнесу башку! Совсем так, как сейчас разнесу ее себе. А может быть, это меня нашли из ада? И моей рукой руководят? Ну и правильно! И хорошо, что нашли! И за это я вам несказанно благодарен. Ну, что же. Нажать на курок - и все. И все... Это совсем не трудно!