Григорий Филановский
      Заходите завтра
      ЛИЧНО Я
      Многие считают, что Виктор Печ - далеко не лучший ученик школы и не гений, а просто хороший мальчик. А, по-моему, ведь даже в энциклопедии не все подряд гении. Может, когда-нибудь Витя попадет в энциклопедию. И еще: в каком-то зале музея будут выставлены удивительные вещи...
      Они, эти вещицы, в свое время оказались ненужными в мире, и потому очутились у меня. Нет, не совсем потому: Печ подарил их мне, своей подруге. Интересно, когда я стану старенькой, жаль будет с ними расставаться? Сейчас, кажется, ни за что б не отдала. Странные подарки единственные в мире и такие, которые, может, лучше прятать подальше.
      Теперь мало кто всерьез принимает Витины выдумки. Родители его надеются, что вскоре сын бросит чудить и со временем станет просто приличным инженером. Музей им и не снится. А я хотела б дойти с Виктором Печем до энциклопедии, своего музея, хотя мое место разве что в примечаниях. Такая уж я бесталантная. Но зато, наверно, везучая - раз он дружит со мной. Не знаю, насколько Витя"герой нашего времени". Моего, во всяком случае, да. Когда он появился, стало почему-то интереснее жить...
      ПЕРВЫЕ УРОКИ
      Сразу он мне не очень понравился: задавака. Когда географ впервые прочел дописанную в журнале фамилию - Печ, и, разглядев вставшего за партой новичка, спросил: "Откуда вы?", тот, чуть помедлив, ответил: "Из города Будущего".
      Мы все насторожились. Географ Григорий Григорьевич (между нами - Гыр Гырыч) попросил мальчика подойти к доске и показать на карте упомянутый город. Новичок взял указку, непонятно было - обвел ли он целиком контуры Советского Союза или мимоходом ткнул в какую-то точку Сибири: здесь.
      В каждой шутке, говорят, есть доля истины, но ведь не сразу ухватываешь, какова эта доля. Гыр Гырыч на всякий случай дополнительно осведомился, чем же знаменит указанный город?
      - А ничем особенным, - охотно подхватил Печ. - Термоядерный пункт, межпланетная станция, два макросинтезера. Музыкальная Академия и Легион изобретателей. Вот, собственно, почти все, не считая разве мамонтариума и кибербога...
      - Садитесь, - перебил Гыр Гырыч. - Повторим лучше, что мы знаем о Крыме... - Да, это был любимый уголок нашего географа, особенно Южный берег, который Гыр Гырыч тщательно исследовал или обследовал каждое лето. Поговаривали даже, что на подробной карте где-то между Ялтой и Алуштой можно было разглядеть мыс Гыр...
      На истории и литературе Виктор сидел тихо, порой, как заметили мы с Майкой, с отсутствующим видом. Но на последнем уроке, химии, вновь отличился. У Надежды Борисовны всегда бывало оживленно, немного шумно, в общем - свежо. На этот раз речь шла о кислотах, точнее, об их роли в народном хозяйстве. Мы представляли, как оборачивается высоким урожаем хлебов азотная, от нее здесь не отставала незаменимая серная. А вдобавок: первая разделяла металлы, содействовала взлету ракет, и вторая - помогала рождать краски, взрывать, получать нефть, выделывать кожу и ткани. Соляная запросто очищала сосуды, участвовала в производстве каучука и пластмасс; и то в лекарствах, то в консервах оказывались уксусная, муравьиная... Мы уже знали, на что способны молекулы каждой из кислот, мы увидели, как удивительно преображаются многотонные кислотные потоки, расходясь, как кровь в организме, по бесчисленным предприятиям страны...
      Виктор Печ внимательно слушал и особенно сосредоточился, когда в заключение Надежда Борисовна стала, между прочим, рассказывать о царской водке. Эту смесь азотной и соляной кислот, выходит, знали еще алхимики двенадцать веков назад. За то, что она растворяла золото, почитавшееся царем металлов, они присвоили смеси столь пышное наименование...
      - Слабовато... - негромко заметил новенький, накручивая верхнюю пуговицу своей куртки.
      - Что? - улыбнулась молодая учительница.
      - Слабо действует... А как вы смотрите на особый состав, который мгновенно разъедал бы любое вещество?
      - Да? Один ученый, помнится, сказал по этому поводу, что такой состав не в чем было бы хранить...
      - Простите, - Печ не считал вопрос исчерпанным, - именно этим я занимаюсь. Разрешите...
      Два шага отделяли Виктора Печа от лабораторного стола. Он взял пипетку, набрал изрядную порцию "царской водки", втянул в рот и определенно проглотил. Надежде Борисовне сделалось нехорошо, веки ее сомкнулись, она еле удержалась на стуле. Пока приводили в чувство педагога, прозвучал звонок, и Виктор Печ незаметно скрылся. Очнувшись, учительница вперилась в злополучную колбу:
      - Найдите сейчас же этого мальчика, узнайте, что с ним...
      КАПЛЯ В ЗЕМЛЕ
      Я быстренько узнала адрес Печа и побежала. Дверь открыла совсем еще молодая женщина: губы, улыбка, глаза - Витины.
      - Скажите, Виктор дома? Что с ним?
      - Думаю, сходит с ума. Как обычно. Проходите.
      Мне показалось, что он обрадовался мне.
      - Ты - Нина Ермолаенко?
      Запомнил. Показал шарик, величиной со сливу:
      - Магнитоскоп. Семьдесят тысяч оборотов плюс диамагнитное поле - и жидкая сфера внутри абсолютно изолирована, как планета в пустоте. Когда, Нина, я набирал царскую водку, смесь попадала прямо в этот шарик, а шарик был у меня во рту. Просто? Смешно?
      Я вспомнила бедную Надежду Борисовну. И, как бывшая староста класса, заявила напрямик:
      - Это - вредная игрушка! Нельзя злоупотреблять!..
      - Нинчнк! (А я терпеть не могу, когда меня так называют!) Что ты, детка, в этом понимаешь?..
      Ах так! Задавака из города Будущего, пусть он не думает, что перед ним Гыр Гырыч. Я изловчилась и цапнула шарик.
      - Отдай! - он стал неожиданно ужасно серьезен, как пожилой тридцатилетний мужчина.
      Теперь я посмеюсь.
      - Попрощайся, - говорю, - со своей забавой. Шпагоглотатель! Йог! Может, ты начнешь по-нахальному забирать?
      Он схватил меня за руку, но я ведь как-никак спортсменка, а Витя на физкультуре, боюсь, грел скамейку запасных. Со мной бороться вздумал! Такую возню затеяли, как маленькие; хорошо, что его молодая мамаша не зашла в комнату. Моя бы обязательно поинтересовалась, и было бы...
      - Нинка, понимаешь, что ты делаешь?
      Нет, кроме этого злополучного шарика, его, кажется, ничего не волновало... А на меня нашло озорство, подняла шар высоко над головой:
      - Хватай!
      И он неловко бросился, шарик выскочил у меня из руки, шлепнулся о пол, хрустнул.
      На Витю жалко было смотреть. Я погладила его по плечу:
      - Ну, Вить, я нечаянно. Разве нельзя сделать другой?
      - Нина, Ниночка, ты знаешь, что в нем было? То самое вещество, которое в тысячу раз активнее царской водки!..
      - И куда же оно подевалось?
      - Дурочка, - сказал, и я даже не обиделась, - вот, гляди...
      В полу зияло небольшое отверстие. Виктор схватил меня за руку:
      - Пойдем, узнаем, что мы натворили.
      Позвонили в квартиру на пятом этаже. Под точкой падения шара в потолке черная отметинка. Ниже зеркальный шкаф - как ни в чем ни бывало. Но мальчишка-пятиклассник вместе с нами зафиксировал, что толстое зеркальное стекло просверлено, пробито вдоль, насквозь:
      - Здорово получилось! Научите меня, а...
      На четвертом этаже за дверью послышался тонкий собачий вой. У меня сжалось сердце. На звонок вышла полная женщина в вишневом халате, растерянная, держащая в руках что-то непонятное. Впрочем, через полминуты молчания под аккомпанемент того же воя мы сообразили, что в руках ее был еще тепленький собачий хвостик, начисто отбитый роковой каплей.
      Я не выдержала и захлопнула дверь.
      - Витя, не надо идти вниз, зачем?
      - Надо. Натворили - и в кусты?
      Обитатель квартиры на третьем этаже, некто Купиш, впустил нас неохотно, только после того, как мы заверили его, что явились по недолгому срочному делу. Он усадил нас в кресла, стоящие в пышно обставленной комнате. На полу лежал красивый ковер, и мы облегченно вздохнули: маленькая дырочка в нем, вероятно, незаметна. Можно было уходить. Витя несвязно стал спрашивать, не беспокоит ли Купиша кто-либо сверху?
      - Что вы имеете в виду? - забеспокоился гражданин. - Ах, в буквальном смысле. Нет. Собачка, что ли? Так она маленькая. Больших собак следует бояться, а маленькая - она для развлечения. Старый человек, если больше ничего не имеет, развлекает себя собачками. А вот молодежь нынче как развлекается? - И он почему-то подмигнул нам. - Какие у вас там развлечения-увлечения?
      - Сейчас химия, - угрюмо сказал Виктор.
      - Химия, - оживился хозяин, - как из ничего делать деньги? Не дошли? То-то!.. - и захихикал.
      Витя встал и, сориентировавшись по потолку, пристально посмотрел на пробитую точку ковра. Купиш перехватил, этот взгляд, вдруг вплотную подошел к Виктору:
      - Без шуток! Что нужно?
      - Не беспокойтесь, - я решила как-то смягчить, - оно ведь там, под ковром, ниже...
      Купиш рывком отшвырнул ковер так, что я чуть не упала, и вперился в дырочку в половице.
      - Откуда? Что? Ну?..
      - Едкое вещество. - Виктор недоуменно смотрел в дико вытаращенные глаза хозяина. - Да я вам заделаю паркет и ковер заштопаем...
      Купиш легко приподнял брусок паркета, мигом извлек крохотную коробочку, раскрыл.
      - А-а-а... Где? Где алмаз? Кто взял?
      - Должно быть, съело... - пробормотал Печ.
      - Что? Съело?! Три с половиной тысячи! Почти все вложил... Съело...
      Купиш кинулся на Виктора, но я инстинктивно подставила ему ножку; пока хозяин поднимался с пола, мы уже были на лестничной площадке второго этажа.
      И Витя вновь потянулся к звонку. Я чувствовала, что отговаривать его бессмысленно...
      За письменным столом неподвижно сидел седой человек. Под стеклом на столе улыбалась круглолицая девушка с чуть раскосыми глазами, с высокой прической. В центре лица, там, где, по идее, помещается нос, было отверстие, как от пули. Мы с Витей дружно вздохнули.
      - Ей было немногим больше, чем вам, ребята. И я даже не представляю какая она теперь. Это все, что у меня осталось от любви. Разве я не имею права говорить это вслух?.. Я часто целовал ее в носик, а она при этом смеялась. Курносая...
      Мы верили ему на слово. И я думала - каким способом он станет реставрировать свою любовь? Или, в конце концов, неважно, осталась ли от нее попорченная фотография, небрежное письмо или часы, на стрелки которых она глядела когда-то...
      А на первом этаже шел пир горой. И, видно, ничего особенного здесь не произошло. Нас с порога потащили к столу:
      - Пока не выпьете по одной, никаких разговоров не будет! Бутылочка самого лучшего специально вас дожидается...
      Тот, кто приглашал, поднял заветную бутылочку и замер: пуста: в пробке и в донышке аккуратные отверстия, под столом лужица.
      - Твоя работа?
      Виктор сумрачно кивнул головой.
      - Такую штуку вижу впервой. Но в другой раз, малый, придумывай повеселей фокусы...
      Мы спустились еще и в подвал. В цементном полу тоже виднелась дырочка, уходящая невесть куда.
      - Витя, я виновата, но, согласись, зачем тебе было придумывать такое? Изобретать, так что-нибудь полезное, а не разрушительное. Помнишь из истории - Бертольда Шварца, - выдумал порох. Тоже мне... Вот у нас в классе, если ты заметил, есть такой Вася Нежинский, хоть отличник, но, я уверена, пороха он не выдумает...
      Витя как будто бы соглашался со мной. И глядел на меня, словно впервые увидел после разлуки:
      - Возьми-ка этот шарик на память, ладно?..
      Первый подарок. Ладно...
      - Ну, чего бы тебе хотелось, Нина?
      Мне бы, конечно, больше всего хотелось модельные туфли, но разве их можно взять и выдумать из воздуха? И вообще, я же не скажу такое мальчику, вдобавок изобретателю. Подумала вслух:
      - Вот у нас на будущей неделе сочинение, а я, наверное, не успею подготовиться.
      Витя несколько минут смотрел сквозь меня, машинально крутя верхнюю пуговицу куртки:
      - Заказ принят. Пошли-ка теперь в кино...
      МАССОВАЯ РУЧКА
      В понедельник перед началом уроков он вручил мне обещанное, о котором я и думать забыла. Обыкновенную с виду авторучку, разве что несколько толще и тяжелее. Но, оказывается, она была не ручкой, а Ручкой...
      На истории я решила накатать записочку: "Майка, зверски хочу жулик, гони 12 коп." Почерком, похожим на мой, но куда каллиграфичнее, Ручка вывела: "Уважаемая Майя! В виду того, что у меня возникло непреодолимое желание съесть кисло-сладкий хлебец ("жулик" - прост.), стоимостью ноль рублей 12 (двенадцать) копеек, прошу тебя дать мне указанную сумму взаймы. Пожалуйста. Спасибо. С уважением." Майка так посмотрела на меня, потом на Витю, потом снова на меня, что историчка сделала ей замечание.
      В перемену я спросила у Вити - может ли Ручка помочь выпустить стенгазету?
      - Нет еще, - он показал на светлый глазок в корпусе, - она ведь не заряжена. Впрочем, если хочешь, за пять минут.
      Мы пробежались по этажам школы, останавливаясь у каждой классной стенгазеты и попутно наводя микроэкранчик Ручки на статьи и рисунки. Еще через пять минут похожая газета висела в нашем классе. Называлась "Прожектор". В ней была передовая: "В канун решающей четверти". Заметки: "Все в физический кружок", "Наша команда", "Новости науки". Карикатура на нерадивого дежурного, виньетка.
      Я подумала о том, что вообще такая ручка отлично облегчает труд школьника. И хорошо бы выпустить их побольше, серией "массовая"... Но это уж не моя забота. Главное теперь было подготовиться к сочинению на тему: "Простые люди в романе Льва Толстого "Война и мир".
      Откровенно говоря, ни Витя, ни Ручка романа не читали, он - только смотрел киносерии, а она - учебник. Их сочинение было готово за десять минут - все, что нужно. А затем Витя законно передал Ручку мне. И тут началось...
      "В образе простых людей гениальный художник, - пошла-поехала Ручка, показывает нам величие и силу..." Стоп! Если уж зашла об этом речь, то, по-моему, самый простой у Толстого - Наполеон. В самом деле; он, как машинка, заведенная историей, самодовольно кокетничает перед всевозможными людьми, людишками, стараясь выгадать себе нехитрую тепленькую славу. Точно, как наша Машка Сапрыка - такая простуха, между нами. И Элен кукла, самый простой человек. Николай Ростов - простой парень, тоже герой не моего романа. Наташа немного посложней. А вот Платон Каратаев - это духовная бездна, тут проглядывает - на какую внутреннюю сложность способна душа человеческая...
      "Это они, простые люди, в минуту опасности грудью...", - повела Ручка, виляя у меня между пальцами. Нет, голубушка, не пойдет! Гуляй себе по белому полю, а потом заставлю тебя переписать слово в слово на чистовик то, что я придумаю...
      Но не тут-то было: не пожелала она быть переписчиком, а снова за свои штучки - марать и править по-своему. Сунула я ее в парту, но и там она не могла успокоиться. Изнутри на дереве коряво выводила: "Чем проще - тем значительней, чем хуже - тем лучше..."
      Пропала эта Ручка для нас. Витя ею пару раз пользовался, а потом, перед очередным сочинением, понес к знакомому писателю, в его личную библиотеку - подзарядить критическими статьями. Писатель попросил оставить ему на время Ручку, а потом сказал, что она задевалась куда-то. А куда ей сгинуть?
      Недавно, кстати, вышел большущий, посвященный молодежи, а также старикам, роман этого писателя. Одолела я две главы и подумалось: ой! ее работа...
      Витя отдал мне копию Ручки, я храню и ее для будущего музея. В память о нашем времени, когда мы дружили с Витей...
      СКАЗКА О РЫБАКЕ И ФИШКЕ
      Согласитесь: мужчины в свободное от работы, футбола время, если не философствуют и не играют в карты, увлекаются исключительно рыбалкой. Витя и некоторые другие ребята, разумеется, не в счет. А мы, слабый пол, как правило, предпочитаем более надежное, ощутимое; впрочем, может быть, это нам только кажется...
      Однажды мы поехали с Витей за город. Долго шли по тропинке, на которой похрустывали опавшие листья. Я начала собирать поздние цветы, потом бросила, слишком много их. Тихо в лесу, и по этой тишине, шутя, вышивают птичьи голоса и легкое солнце. Мы молчали: все, что могли сказать и услышать в ответ, понималось и так, даже лучше...
      Шли, шли, да и вышли к речке. Поодаль любители - со спиннингами, удочками. Витя мимоходом заинтересовался техникой дела. Нельзя сказать, чтобы рыболовы отличались особой приветливостью. Но Витя объяснялся с ними кратко и по существу. Махнул рукой: "дикая кустарщина". И пошел крутить в руках пуговицу, - как я заметила, признак зарождения новой идеи...
      На обратном пути в электричке Печ разъяснял мне:
      - Не рыба должна искать насадку, а насадка рыбу. Точнее, финишное устройство, да, пожалуй, ты права, лучше именовать его фишкой. Итак, фишка будет находить и приманивать. Немножко электроники, несложная программа, мобильность - и все. Скажем, фишка отправилась вверх по течению, внезапно электронный глаз фиксирует: рыба! Сверка с моделями, уточнение: щука. Ранняя осень, пасмурно. Замечательно. Насадка сразу же трансформируется в лягушку, - для щуки, как я сегодня выяснил, первейшее лакомство. Дальше все происходит как обычно... Сазан предпочитает плавленый сыр - получай в самом привлекательном виде. Ну, Нинчнк (мне уже даже нравится, когда меня так зовут), идея подходящая?
      - Вполне. Но, чтобы ее воплотить...
      - Нужно мне у мамы выпросить трешку на детали.
      Честное слово, я бы сама пожертвовала на это даже пять рублей, если бы только могла обойтись без новой сумочки. Сами посудите: разве можно ходить с таким выдающимся мальчиком, держа в руках какое-то уродство...
      В следующее воскресенье мы обосновались на той же речке. Накрапывал мелкий дождик, но я героически участвовала в эксперименте. Витя забросил фишку и включил кнопку. Через полминуты все увидели, что на крючке трепыхается малюсенькая плотвичка, польстившаяся на хлебную крошку. Не успел Витя опустить удочку вторично, как, соблазнившись червем, на поверхность выскочил жалкий пескарик.
      - Везет вам на мелюзгу, - подмигнул сосед-рыбак, - хозяйка, небось, станет кильки солить?
      Это было сказано так громко, что, казалось, рыба в реке беззвучно смеется. Но я не терплю, когда надо мной потешаются. Независимым тоном попросила Витю:
      - Что-нибудь покрупнее, пожалуйста...
      Через две минуты, увлекшись невзрачным пескариком, поневоле очутился на берегу приличный сом. За ним другой, потом очень скоро в присутствии всех сбежавшихся окрестных аматоров рыбной ловли осторожно была выброшена на траву такая матерая щука, о которой иным хватило бы воспоминаний на всю жизнь... Когда человеку вдруг слишком повезет, он моментально ужасно наглеет. Это я в порядке самокритики.
      - Витенька, - попросила я достаточно отчетливо, - зачем нам эта мелюзга? Настрой-ка фишку на что-либо стоящее, покрупнее...
      Витя нажимал на кнопки управления, леска начала бешено разматываться, на счетчике удаления замелькали километры, десятки...
      Рыбаки стояли возле нас и ждали, как завороженные. Дождь прошел, выглянуло солнце, я думала, что неплохо бы теперь просто побродить по лесу, но всем было не до этого. Внезапно река забурлила, волны, как от моторки, плеснули на берег, и прямо против нас из воды показалась страшная зубастая морда примотавшей откуда-то из моря, обезумевшей от погони за добычей акулы...
      По пути домой мы ни разу не взглянули друг другу в глаза. Но я успела заметить, что Витя изредка подкручивает верхнюю пуговицу курточки...
      ГРАВИЧЕМ
      Я заметила: чем старше человек, тем больше набирает он вещей, отправляясь куда-либо из дому. Дай ему волю и возможность, он заберет с собой все костюмы, книги, лекарства, фотоальбом и самих родных в оригинале, заберет вазон с цветком и магазин на углу, любимый сквер, привычную улицу и даже Луну, если он не уверен, что на новом месте она не будет иной... Наверное, в космические полеты, в дальние рейсы нужно будет посылать очень молодых, чтобы не перегружать корабля...
      Витиной тете Гуме 73 года, она утверждает, что видела в жизни все, во всяком случае страшно много. Но ни разу не довелось побывать, например, на Байкале. А теперь, когда это так просто... Не понимаю: зачем ей еще и зимний Байкал? А если уж настолько невтерпеж, то почему нужно тащить за собой полдома?
      В седьмом классе Витя, между прочим, писал стихи. И с тех пор дошла знаменитая фраза тети Гумы, сказанная по случаю плохо выполненного поручения: "Поэт! А написать заявление в милицию не умеешь!" Теперь Гума повторилась: "Изобретатель, а хорошенько уложить тетины вещи не в состоянии..."
      Мы явились к тете Гуме за три часа до отхода самолета, когда все чемоданы были раскрыты и не могли быть закрыты, когда кошелки, сумки и авоськи запрудили все свободные пространства, когда сама тетя сидела в кресле и спокойно рыдала. При виде Вити она выпустила многозначительную фразу: "Ты пришел", - и сквозь слезы принялась разглядывать меня. Затем не то констатировала, не то спросила: "Я не еду..."
      Неуместны слова, если пришли мы далеко не с пустыми руками. Я расчистила небольшое пространство на полу. Витя установил свой новый гравитационный чемодан, гравичем.
      - Можно? - спросил он у тети, поднимая ее домашние шлепанцы.
      - Что ты хочешь с ними делать?
      - Упаковать. - Витя небрежно бросил их на дно гравитационного. Гума издали взглянула на чемоданчик, подошла вплотную, нацепила очки:
      - Что ты с ними сделал?
      - Ничего страшного. - Витя опустил в чемодан большой пинцет, извлек туфли, которые при пересечении плоскости крышки внезапно из крохотных выросли в обычные.
      - Это любопытно, - пробасила тетя. - Теперь я вижу, что ты недаром учишься в школе и что ты любишь свою дорогую тетю.
      В гравичем сперва нырнули те платья, которые тетя Гума издавна считала модными, затем такие, которые, с ее точки зрения, были вполне приличными, и, наконец, прочие "на каждый день". Сумки, шубы, шарф, бинокль. Туфли, шляпы, зонт, пинг-понг. Руководство для вязанья. Банка айвового варенья. Маникюрные принадлежности... Может быть, туда же любимого кота?..
      - Кота? - увлеченный Виктор не сразу воспринял тетино предложение. Нет, кота лучше не надо. Пусть поскучает без вас.
      - Единственный, - всхлипнула тетя, - кто понимает...
      У меня тоже возникают идеи, порой не хуже Витиных. Я моментально связалась по телефону с некоторыми нашими школьными силачами. Объявила на спор, что они все вместе не поднимут одного небольшого чемоданчика. Сбежались, поднапряглись, дотащили чемодан до аэродрома, всадили вместе с тетей в самолет. И лишь потом, уминая в трудном споре конфеты, стали допытываться: что было в чемодане? Свинец? Платина? - и то бы столько не завесили. Витя, как обычно, отмалчивался - он знает, что тайны можно доверять только мне.
      Кто скажет, какие перспективы открывает перед человечеством такая гравитационная камера?.. Думаю, никто толком не скажет. По этому вопросу авторитетно высказаться может разве что тетя Гума. Голос ее мы услыхали назавтра после отлета. Я была у Вити, когда позвонил телефон. Разговор запомнился.
      - Слушаю, - сказала я весело.
      - Кто это?
      - Я, Нина.
      - Ах, сумасбродная, дикая, невоспитанная компаньонка этого невежды, нахала, негодяя?! Але!..
      - Да, но почему...
      - Потому. Не позже, чем через четверть часа, когда я увижу вас обоих, я покажу, почему...
      - А вы разве не на Байкале?
      - Я уже дома, голубчики, и если немедленно...
      В трубке что-то затарахтело, завыло, и Витя, который невольно прислушивался к нашей беседе, быстро надел пиджак:
      - Бежим...
      Тетя при виде нас демонстративно извлекла из гравичема пинцетом какую-то, как мне показалось, тряпочку, а затем театральным жестом вывернула на пол все содержимое.
      - Вот с чем, дорогой изобретатель, я очутилась на краю света... Обратный рейс стоил мне полжизни! Сейчас же приводи мое имущество в нормальное состояние!..
      В этот момент я не могла не восхищаться Витей: он что-то прикидывал, он проникал в самую суть происшедшего. И в то время, как мысли молниями сверкали у неги в голове, изредка отражаясь в невидящих глазах, руки машинально перебирали тетино добро.
      Аккуратнейшие кукольные платьица; игрушечные туфельки; миниатюрный бинокль; книжечку, которая по мелкости не годилась даже в шпаргалки; яблочки с горошинки, будто налитые свинцом; лилипутские ножнички; шляпки эльфов; поясочки гномов...
      - Магнитная буря... Не повезло нам, тетя... Возврата нет...
      Он грустно посмотрел на нее, так грустно, что она молчала ровно минуту, пока мы покидали ее скромную обитель...
      ВОРОТА ИЗ СЛОНОВОЙ КОСТИ
      Я не раз допытывалась у Вити:
      - Скажи честно, ты можешь придумать все, что угодно?
      - Кому это угодно?
      - Ну, человечеству.
      - Всему? Может, точнее?
      - Мне, хотя бы.
      - Ах, тебе... - Витя задумывался. - А ты точно знаешь, что тебе угодно?
      - Конечно. Сейчас перечислю... Машинку, такую, чтоб за минутку делала любую прическу... Глаза? Они у меня и так неплохие... Антиволнительное средство для мамы... Еще - искусственного англичанина, чтобы он подготовил меня к экзамену в иняз... Билет проездной на все виды транспорта, включая океанский лайнер и космолет... Что еще? Подумаю.
      - Это все можно. Только не нужно.
      - А если я хочу?
      - Именно поэтому. А то быстро никаких хотений не останется.
      - Вредный ты, и больше ничего... Тебе просто слабо!
      - Так же сам дьявол поддразнивал бога до тех пор, пока бог не сотворил дьявола.
      - Что ты мелешь чушь несусветную? Как же дьявол дразнил до того, как сам появился на свет?
      - Ты права, Нинчик. Я нарочно. Вот это - из того немногого, чего ни я, ни бог не можем сделать. А насчет остального...
      - Что насчет остального?
      - Понимаешь, у нас, в городе Будущего, есть такая школа изобретателей. Можешь не улыбаться. Человек еще ничего не умеет, а его учат придумывать новое. Верней, он сам учится. Так же, как трехлетний выдумывает отдельные слова. Например, каждый соображает себе парту, чтоб было поудобнее. У всех разные, но мы все по ходу дела осознавали - чего добиваемся. Мы учились не каллиграфии, а совершенствованию пишущих диктофонов, не таблице умножения, которую каждый знал уже в двухлетнем возрасте, а поискам наилучших контактов со счетно-решающими.
      Нам задавали на дом: синтезировать наилучшую ткань для своего костюма, ловить метеориты целыми и невредимыми... Я считался там одним из первых, но почти не бывал дома, не тянуло ни капельки. Стал одержимым, еще не ведая, чему главному посвящу свою душу. И до этого главного не дошел... Мама не могла вынести, что я с детства ухожу от всего домашнего, родители посовещались, решили воспользоваться приглашением родственников переехать сюда, в ваш город, где нет таких школ и вообще...
      - Ты жалеешь, Витя?
      - Сначала жалел. А теперь...
      - Что теперь?
      - Чего ты добиваешься? Разве не понимаешь?
      Я понимала, но мне очень хотелось услышать это от него, услышать слова, которые можно повторять вслух и потихоньку, на все лады...
      На улице трескучий мороз.
      - Витя, ты мог бы завтра привести к нам лето?
      - Отчего же нет.
      Не интересно. Сперва, может, позабавились бы, а после надоест. Так же, наверно, как миллионерам становится муторно от безумной роскоши, как султан бежит от постылых жен, как всезнающему хочется чего-то не знать...
      Нет, лично мне не нужно никаких его изобретений, я мечтаю только, чтоб он 24 часа в сутки не уходил от меня, а остальное время, пожалуйста, пускай зарабатывает международную славу, премии, бессмертие...
      Моя подруга Майя болтает о том, что на Земле может оказаться какой-то залетный гость из иной, необыкновенной цивилизации. Что она этим хотела сказать? Неужели намекала на Витю? Рассуждала: это высшее существо играет с нами, как с маленькими детьми, подсовывая занятные игрушечки, показывая чудеса в решете... Но Витя-то сам отчасти дитя: он умеет очень многое, а для чего? Для чего? Разве для развлечения...
      Но мне-то что? Повторяю: с тех пор, как появился он, жить стало интереснее... У Франсуа Рабле я вычитала такое: "А вот, кстати, что пишут Гомер и Виргилий о двух вратах к сновидениям... Одни врата из слоновой кости, и через них входят сны смутные, неверные и обманчивые..." Я хочу, чтобы мои сны входили через другие, прозрачные, ворота, хочу видеть все, что пожелаю. Витя воплощает в гипнометре и эту мою просьбу.
      На ночь я мысленно перечисляю - что бы желала повидать во сне: картины Рембрандта, пережитые нами Витины выдумки, берега Бии, модную шубку, артиста Лапова, море...
      Все просто сбывается, сны помнятся. Но в каких странных сочетаниях оказывается прожитое!.. Я - Саския, я - счастлива, я умру очень скоро, я совсем не умру... Мне ужасно смешно: из гравичема я достаю живую фигурку красавца Лапова, его маленькое личико приобретает почему-то огромное сходство с Гыр Гырычем... А вот передо мной маячит нечто смутное, от чего я не в силах оторваться, и я, как та обезумевшая акула, самозабвенно плыву к истокам...
      А завтра - еще достижимее новая жизнь, еще удивительней сны...