Но Октавия стояла за невидимой стеной, а Руперт не знал, как разрушить эту стену.
      - Ничего. Не важно.
      Она отвернулась, и Руперт не заметил разочарования, мелькнувшего в ее глазах.
      - Мне нужно обсудить с кухаркой обед на завтрашний день. - Октавия направилась к выходу. - Ты не забыл, что сегодня мы обедаем с Монфортами?
      - Нет. Но прежде мне необходимо съездить в "Королевский дуб", кое-что оговорить с Беном. - Он отворил перед Октавией дверь и, когда она проходила мимо, почувствовал тонкий и такой знакомый аромат духов.
      На него вновь нахлынули воспоминания, и он безотчетно нежно погладил ее обнаженный локоть. На секунду Октавия задержалась, подняла на него глаза - и потемневшие от горя золотистые зрачки разорвали Руперту душу.
      - Дорогая. - Но в ту же секунду между ними снова упала завеса. Октавия отстранилась, проскользнула в дверь, и та тихо за ней закрылась.
      С минуту девушка постояла в коридоре, стараясь прийти в себя. Как она хотела, чтобы он обнял ее, поборол ее упорное нежелание простить. Ей хотелось все объяснить, по-женски пожаловаться. Но она все больше отдалялась от Руперта, а он без борьбы принял ее уход. В отчаянии Октавия направилась к лестнице.
      Руперт выехал в Патни. Теперь он хотел только одного - довершить начатое дело. Когда все будет кончено, они разойдутся, и он перестанет мучиться мыслью, что все могло быть иначе.
      Входная дверь в таверну "Королевский дуб" оказалась открытой. Столовая была заполнена людьми. За стойкой стояла Бесси и с обычной мрачноватой проворностью разливала пиво. Бен сидел у потухшего очага и о чем-то болтал с приятелями. Над ними вились клубы сизого табачного дыма.
      Табита внесла оловянный поднос с кружками и первой заметила Руперта:
      - Ба, да это же Лорд Ник.
      Раздался хор приветственных возгласов:
      - Эй, Ник, присоединяйся к нам!
      От очага поднялся Бен и пододвинул стул.
      - Что будешь пить, Ник? - Бесси сняла с полки оловянную кружку и вытерла ее передником.
      - Будь добра, пинту пива. - И Руперт уселся на стул, зажав между коленей хлыст.
      Он оглянулся вокруг: Морриса среди присутствующих не было. Несмотря на то что Бен ему доверял, Руперт так до конца и не поверил в его надежность. Он знал, как легко купить шпиона.
      - В этот раз вы не привезли с собой мисс, - заметила Бесси.
      - Не привез, - согласился Руперт и, сделав большой глоток, смахнул пену с губ тыльной стороной ладони. - Славно. Я так хочу пить, что проглотил бы целый океан.
      - Да нет, это не здесь, - продолжая прерванный разговор, успокоил собеседников один из курильщиков. - Я слышал, лорд Джордж собирает людей на следующей неделе. Кажется, на поле Святого Георга.
      - А потом они пойдут маршем на парламент, - добавил со знанием дела один из его приятелей. - Присоединишься?
      - Может быть, а может быть, и нет.
      Бен повел головой в сторону двери. Руперт кивнул и осушил кружку. Оба поднялись и вышли из столовой, где все жарче и жарче разгорались споры сторонников и противников лорда Джорджа Гордона.
      Не сговариваясь, они направились в сторону конюшни.
      - У тебя новый конюх? - заметил Руперт, щуря от яркого солнца глаза.
      - Да. Фредди понадобился отцу. Теперь помогает ему в поле. А я на замену взял на лето вот этого Бобби.
      Руперт открыл глаза и принялся меланхолично рассматривать парня, который изо всех сил надраивал тяжеловоза.
      - Пойдем прогуляемся. Бен последовал за ним.
      - Так ты хочешь выйти на дорогу по личному делу?
      - В среду, - подтвердил Руперт. - Но на ту, что ведет к Уайлдкрофту - там не так людно.
      Бен кивнул, сорвал травинку, машинально пожевал стебелек.
      - Есть там один участок - петляет между деревьями. Пожалуй, подойдет.
      - Знаю. На этот раз времени понадобится больше, чем обычно: жертву придется раздевать до исподнего. - Взгляд Руперта не предвещал ничего хорошего.
      - Тебе понадобится человек, чтобы постоять на стреме, - заявил Бен. Пойду-ка я с тобой, присмотрю за дорогой, пока ты обстряпываешь свои делишки.
      - Нет, Бен, тебя я впутывать не собираюсь. Приготовь домик - это все, что от тебя требуется.
      - Что плохого, если рядом окажется лишняя пара глаз? - не отступал Бен.
      - Я всегда работаю один.
      - А мисс? Ее ты берешь с собой? - проворчал хозяин таверны.
      Руперт немного помолчал.
      - Будь что будет, старый товарищ. Тобой я рисковать не могу. Подумай, сколько людей от тебя зависят. Что станется с "Королевским дубом", если тебя вздернут на площади Тайберн?
      Бен что-то нехотя проворчал, но в знак согласия все же пожал плечами.
      - В среду в какое время?
      - Часа в три. Сперва я заеду сюда.
      - Хорошо. Твои пистолеты я держу в полном порядке. Возьмешь Люцифера?
      - Нет, на этот раз Питера.
      - Значит, намечается что-то в самом деле необычное, - заметил Бен. Руперт только улыбнулся и хлопнул товарища по плечу.
      Они повернули обратно, прошли вдоль стены по лужайке и оказались в конюшенном дворе, где новый конюх, насвистывая сквозь зубы, любовно скоблил могучую холку коня.
      - Пообедаешь? - пригласил Руперта Бен. - Бес-си тебя ждет.
      - Нет, спасибо, нужно возвращаться. Скажи Бесси, если все будет чисто, приеду вечером в среду, тогда и накормит от души.
      Хозяин таверны мрачновато улыбнулся и окликнул конюха:
      - Бобби, приведи джентльмену лошадь.
      Парень оставил тяжеловоза, бросился в конюшню и через несколько минут вывел Люцифера.
      - Пожалуйста, сэр.
      - Спасибо, приятель. - Руперт вскочил в седло и бросил конюху шестипенсовик. Потом наклонился и крепко пожал Бену руку. - До скорого, дружище!
      - До скорого! Будь Осторожен. - Бен подождал, пока конь со всадником не выехали со двора, и вернулся в таверну.
      Парень немного постоял, пробуя шестипенсовик на зуб, потом подбежал к тяжеловозу и отвел его в конюшню. Через пять минут он уже несся по сонным улочкам Патни. Выражение его лица и то, как он спешил, говорили о том, что он выполняет важное поручение.
      Глава 20
      - Ты все хорошо поняла? - Руперт стоял в спальне Октавии, опершись о подоконник руками.
      - Да, мне все абсолютно ясно. - Она поднялась повыше на подушках и отхлебнула горячего шоколаду. Руперт уже две недели не был в ее спальне, и Октавия чувствовала себя неловко, почти смущенно в одном пеньюаре. - Ты собираешься на дневной прием у короля?
      - Надо показаться. Хочу, чтобы все узнали, что я на день или два уезжаю из города.
      - Будешь в "Королевском дубе"? - поинтересовалась Октавия, наливая из серебряного кувшинчика в чашку темную ароматную жидкость. На самом деле ей больше не хотелось шоколада, но нужно было чем-то занять руки.
      - Нет, если добуду кольцо, предстоит кое-что проделать. Повидать кое-каких людей.
      Например, семейных юристов и старого доктора Харгривса, который принял в этом мире и его, и Филиппа. Когда Каллум Уиндхэм объявит брату о своем существовании, нужно, чтобы у того не оставалось ни малейших шансов. Нельзя позволить Филиппу улизнуть.
      - Значит, тебе я здесь больше не нужна? Я имею в виду после того, как добудешь кольцо. Делать мне будет нечего. - Чашка звякнула о блюдце, шоколад перелился через край.
      - Если пожелаешь уехать сегодня вечером - воля твоя, - отозвался Руперт с видимым спокойствием. - Но в любом случае дай мне знать, как тебя найти. Я должен вернуть тебе деньги и дом.
      - Хорошо, - тихо согласилась Октавия. - Мне кажется, свою часть нашего договора ты почти выполнил.
      - Еще пара недель, и все будет кончено. - Руперт оттолкнулся от подоконника. - Куда ты отправишься отсюда?
      - Не знаю. - Девушка откусила заусенец на указательном пальце. - Еще не решила.
      - А что скажешь отцу?
      Она пожала плечами. Волосы Октавии упали на лицо и скрыли его выражение.
      Руперт наклонился и нежно взял девушку за подбородок, откинул в сторону кудри. Она подняла на него удивленный и какой-то беспомощный взгляд. Но ничего не сказала, не сделала ни малейшей попытки ответить на его прикосновение.
      - До свидания, Октавия. - Руперт поцеловал ее в губы. Аромат кожи любимой всколыхнул память, голова пошла кругом. Но девушка осталась недвижимой, губы не ответили на поцелуй.
      Руперт медленно выпрямился.
      - До свидания. - И он отвел взгляд от золотистых глаз, стараясь навсегда позабыть прекрасный облик своей мадонны.
      - Да хранит тебя Бог. - Она произнесла это настолько тихо, что Руперт не услышал слов.
      Слезы капали на поднос, в чашку, соленой влагой разбавляя сладкий шоколад. Октавия сидела не двигаясь, молча отдаваясь своему горю.
      Наконец она откинула одеяло и встала. Все кончено. Осталось сыграть последний акт спектакля.
      ***
      В два часа к дому Уиндхэма подкатил наемный экипаж. Граф быстро сбежал по ступеням, забрался в карету и захлопнул за собой дверцу. Плотные кожаные шторы закрывали окна, и случайным прохожим экипаж представлялся пустым.
      - Добрый день, милорд. - Из темного угла раздался голос Октавии. Не ответив, Филипп дернул ее к себе и поцеловал так, что зубы болезненно вжались в ее губы. - Какая пылкость, сэр! - перевела дыхание Октавия, когда он наконец оторвался от ее рта.
      - Ты меня сводишь с ума. - Филипп откинулся на спинку сиденья. - Черт побери, взял бы тебя прямо сейчас. - Серые прищуренные глаза хищно сверкали в темноте, рот искривился, и весь он напоминал ястреба.
      - Здесь нам могут помешать, хоть мы и укрыты от любопытных глаз. - Она нервно облизала пересохшие губы.
      - Так и быть. Но запомни, сегодня ты наконец узнаешь, что это такое, когда тобой по-настоящему обладают.
      Октавия, сдержала дрожь отвращения, надеясь, что полумрак кареты скроет ее презрительную усмешку.
      - Надеюсь, милорд, вы останетесь довольны.
      - Где находится дом?
      - В маленькой деревушке под названием Уайлдкрофт, на самом краю пустоши Патни. Филипп нахмурился:
      - Путь неблизкий для второй половины дня.
      - Смотря какой день, - многообещающе улыбнулась Октавия. - Думаю, что сегодняшний покажется таким, ради которого стоит совершить путешествие.
      Все время, пока карета ехала по Вестминстерскому мосту, потом через маленькие деревушки на южном берегу, Октавии удавалось поддерживать любовную болтовню. В какой-то момент она отодвинула кожаные занавески и выглянула из окна. Они проезжали Вандсворт. Впереди Патни. Октавия опустила шторы. Неизвестно, что лучше - знать или нет, когда на тебя нападут?
      Сумрак в карете позволял скрывать тревогу на лице. Страх и возбуждение заставляли кровь играть в жилах, и Октавия чувствовала легкое головокружение.
      Внезапно Филипп подался вперед и расшторил окно.
      - Душно, а в этой Богом забытой глуши нас никто не увидит. - Он смахнул пот со лба.
      Ну вот, нет больше полумрака. Октавия отвернулась к окну, надеясь, что легкий ветерок приведет ее в чувство.
      Лошади бежали вверх по холму по направлению к пустоши Патни. Внезапно извозчик наклонился со своего насеста к окну:
      - По дороге на Уайлдкрофт, миледи?
      - Да. Дом покажу, когда въедем в деревню.
      Кучер что-то невнятно пробурчал и щелкнул кнутом. Карета перевалила вершину холма и стала спускаться вниз. В каком месте будет поджидать ее Руперт?
      Поворот. Октавия снова выглянула из окна. Экипаж катил по грязной дороге, намного уже той, что шла через пустошь. Впереди замаячили деревья. Не там ли?
      Октавия молчала, перебрав все возможные темы для разговора. Филиппа, похоже, это устраивало: он мог без помех рассматривать ее жадными глазами.
      Она закрыла глаза и постаралась расслабиться. Езда укачивала ее, но беспокойные мысли не отступали. Она говорила себе - волноваться не о чем. Все, что от нее требуется, - правдоподобно изображать истерику. Все остальное сделает Руперт.
      Один против двух. Но у извозчика скорее всего нет никакого оружия. Остается Филипп. Он при шпаге, но пистолеты на свидание вряд ли захватил.
      Пистолетный выстрел прозвучал неожиданно. Сердце гулко забилось, дурнота подступила к горлу.
      Кучер выругался и натянул вожжи; лошади встали.
      - Силы небесные, это же он, проклятый грабитель, - выругался сквозь зубы Филипп, вытаскивая шпагу. Он мельком взглянул на Октавию: девушка, зажав руками рот, в ужасе забилась в угол, глаза от страха расширились. Филипп рывком распахнул дверцу и лицом к лицу оказался с Лордом Ником.
      На секунду встретились две пары серых глаз. Филипп почувствовал, какая могучая сила исходит от человека в черной шелковой маске. Преодолев секундное замешательство, он спрыгнул на землю:
      - Готовься к смерти, мерзавец! В руке Лорда Ника блеснула шпага.
      - Что ж, посмотрим, на чьей стороне Бог, - засмеялся он. - Защищайтесь, сэр. - Серые глаза за прорезью маски не обещали пощады.
      Шпаги скрестились. И тут случилось неожиданное. Затрещали ветки, и из леса на дорогу выскочили четверо здоровяков, одетых в короткие куртки и кожаные штаны. У каждого в руках было по пистолету, за поясом - тесаки. Они окружили Лорда Ника, практически не оставив шансов на побег.
      - Взяли! - закричал один из нападавших. - Чуть-чуть опоздали. Но лучше поздно, чем никогда!
      - Поймали с поличным, - проревел его товарищ. - Если не ошибаюсь, Лорд Ник собственной персоной? Филипп помахал шпагой.
      - Рад, что сыщики не так бесполезны, как о них говорят, - сухо заметил он. - Что вас сюда привело?
      - Мы получили некоторые сведения, сэр, - объяснил один из них, разматывая веревку. - Сказать по правде, мы делаем все, что можем, хотя общество, видит Бог, не ценит нас.
      - Может быть, может быть, - согласился Филипп. - Но для начала давайте снимем с негодяя маску.
      Граф шагнул вперед, но в этот миг Лорд Ник сделал выпад, зацепив кончиком шпаги одного из сыщиков. Просвистела палка, и Лорд Ник рухнул на дорогу; из раны на голове брызнула кровь, перед глазами заплясали красные круги. Филипп предпочел не участвовать в свалке. Руперт был доволен: стоило подставить макушку, чтобы сохранить инкогнито - не только ради себя, но ради Октавии.
      И тут Октавия заголосила - именно заголосила, так как те пронзительные, высокие звуки, которые она издавала, назвать по-другому было нельзя. Филипп возвратился к карете, а сыщики тем временем скрутили Руперта.
      - Ради Бога, прекратите выть! - закричал Филипп. - Вам не причинили никакого вреда. Никто не ранен, кроме одного мужлана. А если бы мне дали еще десять минут, мерзавцу не понадобился бы никакой палач. - Последнюю фразу он произнес на редкость кровожадно. - Ну, поехали дальше.
      Руперт стоял на коленях. От удара по голове его мутило, и с каждой минутой дурнота становилась все нестерпимее. Слова графа привели Руперта в отчаяние. Собственная судьба его сейчас не интересовала, но он оставлял Октавию Филиппу... Филиппу, чьи плотские вожделения только подхлестнут острые ощущения, пережитые на дороге.
      - Сэр, нам нужно задать вам несколько вопросов, - подал голос один из сыщиков, судя по всему, их начальник. - Вам придется выступить свидетелем в Королевском суде, когда нашего приятеля препроводят из Ньюгейтской тюрьмы в Олд Бейли. Будьте добры, запишите свое имя и адрес.
      Он извлек из жилетного кармана листок бумаги и подал графу.
      - Вот и карандаш. Никуда без них не хожу. Чрезвычайно полезная вещь для свидетельских показаний. Филипп нацарапал имя и подал сыщику листок:
      - Вот.
      - Спасибо, сэр... О, спасибо, ваша светлость. - Заглянув в листок, сыщик стал обращаться с графом гораздо почтительнее.
      В окне кареты показалось искаженное горем лицо Октавии. Девушка по-прежнему истерически всхлипывала, не сводя глаз с несчастного Руперта, которого в этот миг двое сыщиков грубо ставили на ноги. Кровь все еще струилась по лбу, заливая глаза. Октавия ничем не могла помочь любимому. Она не могла даже выказать свои чувства к нему. Если Руперта опознают - все пропало.
      Ей оставалось только тонко подвывать, хотя сердце ее разрывалось от боли.
      Сыщик привязал скрученные за спиной руки Лорда Ника к седлу, ноги - к стременам. Ослабевший от удара, Руперт еле держался в седле. Чувствуя на себе взгляд Октавии, он попытался сморгнуть кровь с глаз, чтобы посмотреть на нее, но увидел лишь багровую дымку.
      Мысль о том, что он, самонадеянно отказавшись от помощи Бена, отчасти виноват в случившемся, приводила его в отчаяние. Будь с ним хозяин таверны, может быть, катастрофу удалось бы предотвратить. Теперь же его повезут в Ньюгейтскую тюрьму, а Октавия останется здесь. С Филиппом. Ведь тот ждет, что она исполнит все свои обещания.
      Один из сыщиков вывел Питера на дорогу, могучий конь фыркал и косился на чужую руку. Хозяин сидел в седле как-то необычно, и животному показалось, что всадника нет. Питер взбрыкнул, и Руперт, потеряв равновесие, съехал набок, но пальцами связанных за спиной рук сумел-таки ухватиться за сбрую и подтянулся наверх. От этого усилия снова закружилась голова.
      Путь в Лондон предстоял им неблизкий. Процессия тронулась, Октавия безнадежно смотрела им вслед.
      Ум ее лихорадочно работал. Нужно на время забыть о судьбе Руперта. Стоит поддаться отчаянию - и ум окажется парализованным. Стоит представить, как ему плохо, и сострадание подчинит ее целиком. Сначала избавиться от Филиппа приказала себе Октавия.
      - Кучер, пошел! - Филипп щелкнул пальцами вознице, все это время с разинутым ртом наблюдавшему за происходящим. - В деревню Уайлдкрофт!
      Он захлопнул дверцу.
      - Проклятие! - Октавия лежала на полу, глаза ее были закрыты. - Что с вами? - Он опустился рядом на колени, и в этот миг карета дернулась. Филипп больно ударился плечом о край сиденья. Ругаясь, он снова склонился над девушкой:
      - Что с вами? - Похлопал по щекам и, не добившись результата, взял за плечи и слегка потряс ее.
      .Глаза Октавии раскрылись.
      - Милорд, я, кажется, упала в обморок. Когда я нервничаю в таком положении, со мной это часто бывает, а я не взяла нюхательную соль. Господи, сэр, как мне плохо. - Она снова закрыла глаза.
      Филипп смотрел на нее в изумлении.
      - Что, черт возьми, значит "в таком положении"? Октавия чуть взглянула на него:
      - Я не то хотела сказать, милорд. Такой ужас случается со мной впервые. О, дорогой.., не знаю, как объяснить.
      - Сядьте. - Филипп попытался ее поднять. - Клянусь Богом, а вы не пушинка. - Наконец он усадил ее на подушку. - О чем вы говорите?
      - Должно быть, потрясение, - бормотала она. - Не могу рассказать... Милорд.., женские дела...
      - Что такое? Ничего не понимаю. Какая-то чушь! Ресницы Октавии затрепетали.
      - Месячные, милорд. Задолго до срока... Но от нервов так бывает.
      - Боже праведный! - воскликнул Филипп, отшатываясь от нее. - Так вы нечисты? Октавия всхлипнула.
      - Мне так больно. Живот просто разрывает. Отвезите меня домой.
      Филипп с трудом справился с яростью, охватившей его, и постучал в крышу рукоятью шпаги.
      - Слушаю, господин? - Перевернутое лицо появилось в окне кареты.
      - Поворачивай обратно. Мы возвращаемся в Лондон.
      - Леди дурно? - глубокомысленно спросил возница, но в ответ услышал лишь ругань.
      - Поворачивай свою чертову колымагу! Лицо кучера исчезло. Экипаж развернулся на узкой дороге и загрохотал железными ободьями по камням и гальке. Лошади побежали быстрее, стремясь, как и их хозяин, поскорее выехать на широкий, удобный и людный путь.
      Филипп смотрел на женщину, которую хотел сделать своей любовницей. Похоже, сам дьявол противится этому.
      Но она будет его!
      Руки Филиппа сжались в кулаки. Он почувствовал, что раздваивается. Одна его часть хотела все бросить и позабыть Октавию с ее женскими жалобами. Но другая требовала довести дело до конца. Он хотел ее даже сейчас, когда сильная, с характером женщина внезапно превратилась в слабое, ноющее существо, так похожее на своих сестер по племени.
      И все же она будет его. Он наставит рога Руперту Уорвику!
      Они проехали Вестминстерский мост, и Филипп постучал в крышу:
      - Завези меня сначала на Сент-Джеймсскую площадь! Не возражаете, дорогая, если я вас покину? - В заботливой интонации явно чувствовалась издевка.
      - Нисколько, Филипп, - кротко ответила Октавия. К его облегчению, она, казалось, несколько пришла в себя. На лице не было следов бурных рыданий и страхов. Напротив, оно стало еще прекраснее: бледное в тени кареты, с глазами, как два золотистых озерца, полных невыплаканных слез.
      - Извини, - смущенно оправдывалась она, когда экипаж остановился у дома Уиндхэма. - Не знаю, как еще мне просить прощения... Такие неприятности...
      - Не важно, - нетерпеливо перебил ее граф. - Сказать по правде, меня не очень интересуют интимные подробности функционирования женского организма. В следующий раз устройством нашего свидания займусь я. И тогда, мадам, не будет ни срывов, ни отсрочек.
      Он выпрыгнул из кареты с таким видом, словно находился рядом с прокаженным.
      Октавия вздохнула свободнее. Дорожное приключение, несомненно, только подхлестнуло бы Филиппа, и тогда Октавия оказалась бы в весьма щекотливом положении - хотя бы потому, что в деревне Уайлдкрофт их не ждало уютное любовное гнездышко. Теперь она свободна и первым делом отправится к Бену.
      Хозяин таверны должен знать, каков порядок посещения узников в тюрьме и что нужно сделать, чтобы облегчить положение Руперта. Видимо, за все нужно платить - за то, чтобы сняли кандалы, за лекарства. А голова Руперта явно требовала лечения.
      На какой-то миг перед глазами возникла картина, увиденная ею в тот день, когда она познакомилась с Рупертом Уорвиком. На перекладине болтаются два тела, черные застывшие фигуры на фоне зари. Октавия тряхнула головой, словно отгоняя видение прочь. Об этом думать нельзя. Сосредоточься на том, как облегчить условия заключения Руперта, а потом - как организовать побег.
      Должен же быть какой-нибудь выход. Хотя.., еще ни одному человеку не удалось сбежать из Ньюгейтской тюрьмы - Октавия это знала. А нельзя ли свободу Руперта купить? Охранники - люди обычно продажные. Деньги же у них есть.
      Наконец карета остановилась у дома на Довер-стрит. Филипп, конечно, не заплатил извозчику, что было недостойно джентльмена. Девушка бросила кучеру соверен и побежала к дверям.
      - Гриффин, прикажи оседлать мою лошадь! Сегодня я дома не обедаю!
      Дворецкий уже знал, что Руперт на несколько дней уехал из Лондона, поэтому причину отсутствия мужа Октавии объяснять не пришлось. Ни слугам, ни кому-либо другому. Но лишь до тех пор, пока это отсутствие не будет выглядеть странным.
      Не надо думать об этом!
      Десять минут спустя Октавия уже была на дороге, ведущей к Вестминстерскому мосту. Жаль, что сейчас под ней не Питер. Что станется с конем в Ньюгейте? Смогут ли они с Беном увести его из тюрьмы? К будущему Руперта это совсем не относилось, но отвлекало Октавию от мрачных мыслей.
      Кобыла старалась изо всех сил, но до Питера ей было далеко. Пробило уже шесть, когда Октавия добралась наконец до "Королевского дуба".
      Долговязый Фредди не вышел при ее появлении. Она спешилась без посторонней помощи и вошла в таверну.
      - Бен! Бесси!
      Руперт как-то сказал, что эти два человека - его друзья и, если понадобится, станут и ее друзьями. Поэтому, когда из кухни с как всегда недовольным лицом и с половником в руке появилась Бесси, Октавия просто сказала:
      - Ника схватили. Где Бен?
      Скуластое лицо кухарки дрогнуло, и Октавии показалось, что женщина вот-вот заплачет. Но Бесси лишь отрывисто сказала:
      - В домике. Поджидает Ника. Заходи, расскажи, что случилось. За Беном я отправлю Табиту.
      - Нет, поеду сама. Только скажи, как мне найти дорогу. Моя лошадь на улице.
      - Где Ник?
      - В Ньюгейте. Как мне найти Бена? На Бесси подействовала спокойная настойчивость Октавии. Кухарка коротко кивнула и вышла на улицу.
      - Поезжай до конца по этой дороге, потом по тропинке через поля. Когда переберешься через ручей, держи правее. За живой изгородью увидишь поле. Опять поверни направо, и прямо перед тобой будет домик.
      - Я его узнаю, - проронила Октавия. - Хотя приезжала туда в темноте.
      - Возвращайтесь сюда. За Беном нужен глаз да глаз. Да и за тобой тоже.
      Слова кухарки прозвучали грубовато, но Октавия научилась пропускать грубости мимо ушей и слышать только то, что было ей необходимо. Она вскочила на лошадь и в сгущающихся сумерках отправилась туда, куда указала ей Бесси. К домику она подъехала, когда на небе зажигались первые звезды. Строение выглядело пустым, двери и окна были плотно закрыты.
      По каменным плитам процокали подковы мужских сапог, и дверь открылась.
      - Где Ник?
      - В Ньюгейте.
      - Так и знал! - пробормотал хозяин таверны. - Знал, что не мог он так задержаться без причины.
      - Бесси велела возвращаться в "Королевский дуб". Ты сможешь ехать позади меня?
      - Да. - Бен неуклюже устроился позади седла. - Расскажите, что случилось. Я ему говорил, нельзя решать на дороге личные дела.
      "Он поступил так из-за меня. Потому что я не смогла выполнить свою часть соглашения".
      Но вслух Октавия этого не сказала. Спокойно, как только могла, она рассказала о том, что случилось.
      - Его поджидали, Бен. Сыщики обмолвились, что им донесли, где можно встретить Лорда Ника.
      Хозяин таверны чертыхнулся:
      - Разрази меня гром, ведь это я ему говорил, что за ним никто не шпионит. Ну погоди, Моррис. Подвешу за ноги, и пусть висит, пока не расскажет правды.
      - Не теперь. Сейчас у нас много других забот.
      Бен кивнул:
      - Нужны деньги, чтобы добиться для Ника послаблений и все такое прочее. Потом надо найти адвоката.
      - Адвоката?! - воскликнула Октавия. - Адвокат не спасет его от петли. Ника поймали с поличным. Из Ньюгейта его придется вытаскивать нам.
      - Это правда, - снова согласился хозяин таверны, но на этот раз его голос прозвучал намного тише и не так уверенно.
      - Только не говори мне, что это невозможно, - рассердилась Октавия. - Не говори мне этого, Бен! Рука успокаивающе погладила ее по спине. - Посмотрим, мисс, что удастся сделать.
      Глава 21
      При каждом шаге, дававшемся Руперту с неимоверным трудом, звенели кандалы. Его глаза еще не вполне привыкли к темноте, но он слышал такое же лязганье рядом - это стонало железо в такт движениям его товарищей по несчастью, заключенных в подземелье глубоко под улицами Лондона.
      Холод пронизывал до костей, и когда рука Руперта натыкалась на стену, он чувствовал толстый слой отвратительной липкой грязи, которой был покрыт камень. Он решил пройти вдоль стены, хотя все тело невероятно ломило, а в голове звучал настоящий оркестр. Тюремщики не думали проявлять к нему милосердие, а наоборот - прежде чем бросить в подземелье, не отказали себе в удовольствии хорошенько отделать его еще раз.
      Очень хотелось сесть, но Руперт понимал, что при его нынешней слабости в железе весом в шестнадцать фунтов встать он уже не сможет. Лодыжки натерло до крови, и когда он поднимал закованную руку, чтобы стереть запекшуюся кровь со лба, от невероятного усилия пот заливал глаза, и он начинал задыхаться.
      Кто-то рядом закашлялся - болезненно, хрипло, отрывисто, - ему стал вторить другой, третий. Глаза Руперта постепенно привыкали к темноте, и он различил на полу не людей - скелеты в грудах лохмотьев. Они смотрели на него, но никто не проронил ни слова - в спертом воздухе раздавался лишь один кашель.
      Тюремная лихорадка, подумал Руперт. С каждым вдохом он впитывал заразу этого гнилостного, насквозь провонявшего человеческими экскрементами подземелья. Но, быть может, смерть от тюремной лихорадки легче, чем на плахе.
      От усилия удержаться на ногах дрожали колени, цепи на запястьях, как пушечные ядра, тянули руки. Но, видимо, его не станут держать слишком долго в этой дыре.
      В Ньюгейте новых узников обычно на некоторое время помещали в самое ужасное Подземелье, чтобы они могли прочувствовать весь ужас своего положения и с готовностью отдать тюремщикам все содержимое кошельков - плату за улучшение условий.
      Как же долго его будут держать в этом аду? Руперта мучила жажда, но в темноте он не видел ни одной бочки с водой. Не в силах больше терпеть, он привалился к грязной стене, чтобы облегчить тяжесть кандалов. Кто-то у его ног застонал, и Руперт шарахнулся в сторону, чтобы не задеть его ненароком.
      Он старался не думать об Октавии, но не мог отогнать мучительное видение: карета, дорога, сыщики - и он сам отдает любимую в руки брата. Потом вспоминал сегодняшнее утро: Октавия в постели, блестящие кудри рассыпались по плечам, а в глазах - боль от предательства.
      Нужно было что-то сделать, чтобы смягчить ее обиду. С тех пор как отчаявшимся ребенком Руперт убежал из-под родительского крова, он привык преодолевать любые препятствия, встававшие на его пути. Но когда Октавия воздвигла между ними стену, смирился и склонил голову. Принял, потому что сказал себе, что это не имеет большого значения. Так говорил рассудок, но израненное сердце не верило в ложь. Он принял ее уход," потому что знал: его поступок не имеет оправданий.
      С пронзительным скрипом, разнесшимся в темноте, в двери открылось зарешеченное окошко, потом захлопнулось снова. Повернулся в замке ключ, и сердце Руперта екнуло: он услышал, как отодвигают засов.
      Он распрямился - когда за ним придут, то не увидят его жалким и побежденным. Но пришли не за ним. Петли стонали, и что-то полетело в открывшуюся дверь, прокатилось по каменным ступеням. Лохмотья ожили. Поползли, стали хватать, вырывать друг у друга хлеб, как голодные собаки, жадно запихивать в рот.
      Руперт закрыл глаза. Боже, не дай ему так опуститься. Нет, этого не может произойти. Сыщики обобрали его до последнего су, забрали даже часы, но Бен принесет деньги. Октавия уже наверняка рассказала ему о катастрофе. Если только смогла избавиться от Филиппа...
      Из груди вырвался болезненный стон, очень похожий на те, что раздавались со всех концов подземелья, и Руперт почувствовал себя ближе к товарищам по несчастью, которые все еще возились на полу и бессильно дрались за жалкие крохи хлеба. Его голова бессильно упала на грудь. Он уже готов был сесть, но упрямая гордость заставила остаться на ногах.