Октавия прижалась к нему спиной, и он радостно рассмеялся ей в волосы.
      - Мне нравится играть с тобой, любимая. Ты так необыкновенно отзывчива.
      - Покоряюсь каждому твоему прикосновению. Точно глина в твоих руках.
      - Покоряешься лишь в любовных утехах. А в других делах - я вовсе не уверен.
      - Что ты хочешь этим сказать? - Октавия постаралась напустить на себя сердитый вид, но это ей не удалось.
      - Сама прекрасно знаешь. - Руперт взял ее на руки и понес к кровати.
      - Я задаю слишком много вопросов, да? Но я не могу слепо подчиняться тебе.
      - Ладно, в данный момент давай определим области, в которых я пользуюсь безусловным авторитетом, - засмеялся Руперт. - Хотя бы вот эта. - Поспешно сорвав одежды, он скользнул в кровать. - Трепещите, мадам, предстоит очередное моральное падение.
      - Уже дрожу, - шепнула Октавия, облизывая губы и стараясь схватить упиравшуюся ей в живот твердую плоть. - Даже голова кружится. - Подушечка большого пальца прикоснулась к влажному кончику. - Что значит в данный момент? - Октавия не прекращала ласку и в ответ услышала лишь стон удовольствия. Он навалился на нее, и под весом мужчины бедра разошлись. - Впрочем, я уже забыла, о чем спрашивала. По крайней мере в данный момент...
      Часы на каминной полке пробили четыре. Дрова в очаге потрескивали. Порывы ветра громыхали оконной рамой. А из-под полога кровати все отчетливее доносились стоны наслаждения - тела Октавии и Руперта двигались в темноте во все возрастающем бешеном ритме.
      - Четыре часа и все спокойно! - раздался голос ночного стражника и замер за углом Кинг-стрит.
      Маргарет Дрейтон покидала Альмак среди последних гостей. Голова ее слегка кружилась от выпитого шампанского, поэтому мадам Дрейтон благодарно опиралась на руку крепко сложенного молодого джентльмена, слишком сосредоточенное выражение лица которого свидетельствовало о том, что он и сам не очень трезв.
      - Где моя карета, Лоутон? - Маргарет оглядела быстро пустеющую улицу. - Я вас посылала за ней.
      - Я ходил, мадам. - Молодой человек уставился в темноту, словно ожидая, что экипаж материализуется прямо из воздуха.
      - Тогда почему ее нет? - В голосе светской дамы появились сварливые нотки.
      - Моя карета к вашим услугам, Маргарет, - раздался рядом ровный голос графа Уиндхэма.
      Леди Дрейтон живо обернулась к нему;
      - Я думала, вы отправились домой еще час назад.
      - Играл у Маунт Эдгекомб. Но партия в конце концов расстроилась - один из сторожей ее светлости вдруг решил, что дом намереваются посетить сыщики. Граф усмехнулся. - Ложная тревога, конечно. Но желания играть у многих поубавилось.
      - Представляю! Лоутон, вы оказались полной никчемностью. Идите-ка спать, обернулась Маргарет к невезучему молодому человеку.
      - Но я звал карету... Уверяю вас... - запротестовал он. - Не представляю, куда она могла запропаститься.
      - Может быть, превратилась в тыкву, - сострил граф. - Мадам, мой экипаж вас ждет. - Он предложил Маргарет Дрейтон руку, и Майклу Лоутону не оставалось ничего другого, как откланяться.
      - Уиндхэм, вы знаете, как создать удобства даме, - одобрительно заметила Маргарет, когда лакей набросил ей на колени плед. - В вашем обществе женщина не останется под дождем без зонта, не станет ждать на ветру экипаж, и ее не усадят в "Пьяцце" за дурной столик. Не то что с этим несчастным болваном Лоутоном.
      - Это что, легкий флирт, Маргарет? - поинтересовался граф легкомысленно. Если так, то малышу стоит посочувствовать.
      Его спутница рассмеялась:
      - Просто развлекаюсь, Филипп. Сама не знаю, зачем я ввязываюсь в эти скучные интрижки. - Она изящным жестом поправила на лице мушку. - Постоянно хочется быть в центре внимания.
      - Конечно, - согласился граф. - Ас Рупертом Уорвиком вы тоже развлекались? - Обманчивый ровный тон исчез. Вопрос был поставлен остро, как нож.
      - Вот тебе раз, Филипп! Что это с вами? - деланно рассмеялась Маргарет. Уорвик - самый забавный из всех джентльменов.
      - Мне просто хочется знать, кто еще пасется в этом огороде, - холодно отрезал граф. - В некоторых вопросах я очень щепетилен, хотя вам, конечно, этого не понять.
      Леди Дрейтон побелела от нанесенного оскорбления. Неестественно яркие пятна румян на мучнисто-белом лице делали ее похожей на размалеванного шута.
      - Не думаю, что правильно поняла вас, милорд.
      - Да будет, Маргарет, не ломайте комедию, - хмыкнул граф и, подавшись вперед, резко взял ее за подбородок. - Я требую на ваше тело исключительных прав. Лишь ваш муж может так же требовать от вас все, что ему заблагорассудится, и вы как послушная жена должны во всем ему угождать. Ангельское лицо Филиппа выражало кротость, но пальцы все больнее сжимали подбородок.
      Маргарет всхлипнула и попыталась вырваться. В это время карету качнуло, и женщину швырнуло к ногам графа. Тот схватил ее за запястье и удержал в этом унизительном положении.
      - Давайте закончим этот разговор. Я думаю, мы друг друга поняли. - И граф так же внезапно выпустил руку Маргарет и толкнул ее назад, на сиденье. - И зарубите себе на носу - шлюхи мне не нужны.
      Светская дама смотрела на него потрясенная. Лицо графа неясно бледнело в сумерках кареты. То, как он заявил на нее свои права, привело Маргарет в замешательство. Она привыкла, что ухажеры, настойчиво добиваясь ее благосклонности, в конце концов оказывались в ее полной власти Филипп был не таков - она знала это. Однако Маргарет легкомысленно надеялась, что сумеет поставить его на место. Но то, что происходило сегодня, было невероятно и пугало ее. Она всегда боялась мужчин, еще в бытность свою в заведении у мадам, но там к ее услугам был колокольчик: стоило только позвонить - и появлялся крепкий лакей. А сейчас она одна, в карете Уиндхэма, управляемой его людьми, и помощи ждать неоткуда.
      - Руперт Уорвик для меня ничего не значит. - Маргарет искоса взглянула в окно, пытаясь различить в темноте хоть один знакомый дом. Обычно расстояние от Альмака до ее дома на Маунт-стрит карета преодолевала за пятнадцать минут. А они, казалось, едут уже вечность.
      Спутник Маргарет не отозвался - откинувшись на бархатные подушки, он просто смотрел на нее: глаза - две серые дыры в плоскости лица.
      Маргарет почувствовала настоящий страх, словно она находилась в обществе дьявола.
      - Почему мы так долго едем? - наконец выговорила она, забившись в угол кареты.
      - Вы спешите домой, дорогая? - улыбнулся Филипп. - А я полагал, что вам доставит удовольствие небольшой тет-а-тет.
      В сердце Маргарет закралось подозрение, которое постепенно превратилось в уверенность.
      - Что случилось с моей каретой? Улыбка графа стала еще шире:
      - Я ведь уже сказал: я надеялся, что вам будет приятен небольшой тет-а-тет.
      - Так это вы ее отослали? - От обиды ей захотелось заплакать.
      - Верно. - Он постучал в крышу кареты, и в ответ на его сигнал кучер повернул направо.
      - Отвезите меня домой!
      - Естественно. - Словно удивившись, он пожал плечами. - А куда же еще я вас везу? Минуты через две окажетесь прямо у своих дверей.
      Маргарет молча сидела в углу. Она была слишком напугана, чтобы продолжать разговор. Наконец экипаж остановился. Узнав при свете масляного фонаря собственный дом, она так заспешила, что соскочила на землю, не дожидаясь, пока лакей отбросит лесенку. Граф высунулся из открытой дверцы:
      - Простите, не буду провожать вас до самого порога, дорогая.
      - В жизни больше с вами никогда не заговорю! - Голос Маргарет все еще дрожал, но вид собственного парадного всего в трех шагах придал ей смелости.
      - Вы разбиваете мое сердце, мадам, - учтиво поклонился Филипп, и голова его скрылась в карете, дверца захлопнулась.
      Всю дорогу, пока карета везла его домой, Филипп довольно улыбался. Маргарет ему надоела, но он понял это только сегодня, когда увидел ее вместе с Рупертом Уорвиком. Настала пора для новой интрижки. И для нее никто не подойдет лучше молодой, свежей и очень живой жены человека, которого он внутренне ненавидел.
      Филипп выпрыгнул из кареты и легко взбежал по лестнице к дверям парадного подъезда. Он чувствовал такую бодрость и воодушевление, как будто сейчас был день, а не холодные и темные предрассветные часы. Двери растворились, прежде чем он успел постучать - ночной лакей хорошо понимал, что значит уснуть на посту, и чутко вслушивался в тишину, стараясь еще издали различить громыхание колес. Дверь за хозяином он не запер: с приездом графа жизнь в доме началась.
      Мальчишка - чистильщик сапог, продрав глаза ото сна на холодном полу в судомойне, вышел со стороны кухни и, стараясь окончательно проснуться, тер грязными руками глаза. Вслед за ним вышагивал второй лакей - его непосредственный начальник - в ливрее, накрахмаленном парике и со связкой ключей в руках: нужно было открыть для горничных комнаты для утренней уборки.
      Заметив графа, второй лакей схватил за шиворот мальчишку-чистильщика и сунул его под лестницу. Взгляд графа не следовало оскорблять видом семилетнего парня с всклокоченными волосами, испачканными руками, в переднике на щуплом тельце - даже в пять часов утра ему было не место в жилой части дома.
      Филипп прошел прямо к себе в покои, где его ждал камердинер. Несмотря на бессонную ночь, слуга, казалось, желал лишь одного - немедленно исполнить любое приказание.
      - Хорошо провели вечер, милорд?
      - Спасибо, неплохо. - Граф опустился на стул и вытянул ноги.
      Камердинер снял сапоги, потом осторожно помог избавиться от сюртука. Один взгляд на хозяина подсказал ему, что граф не расположен разговаривать, и он продолжал выполнять свои обязанности молча: облачил его светлость в бархатный халат, отдернул полог кровати, откинул покрывало. Потом застыл в ожидании.
      - На этом все, Фредерике. - Филипп махнул рукой. - В постель я улягусь сам.
      - Хорошо, милорд. - Камердинер с поклоном вышел из комнаты. Оказавшись в коридоре, Фредерике задумался. На его лице читалась неуверенность; никто не мог сказать, сколь долго продлится сон графа - он мог проспать и два, и шесть часов кряду. Сегодня утром господин показался беспокойным, а это означало, что колокольчик может позвонить уже через пару часов, а Фредерике ведь должен предстать перед хозяином свежим и бодрым, как если бы он проспал всю ночь. Значит, можно только немного подремать и тут же начинать готовиться к моменту, когда хозяин изволит его позвать.
      Филипп мерил спальню шагами. Встреча с леди Уорвик и последующая ссора с Маргарет Дрейтон его возбудили, и кровь забурлила. Он вспомнил гибкую фигуру жены лорда Руперта, озорной блеск ее глаз, показавшийся таким многообещающим, изгиб рта, скромно прикрытую грудь. Во всем сквозила свежесть, и это пленяло больше всего. Ей, судя по всему, может скоро надоесть роль строгой пуританки, недавно вышедшей замуж.
      Интересно, пойдут ли Руперту Уорвику рога? Филипп хмыкнул. Взгляд невольно упал на двери, ведущие в спальню жены. Ему рога не грозят.
      Кровь в жилах разогревалась все сильнее, кожу покрыла испарина. Плоть под халатом напряглась.
      В конце концов, у него есть жена. Дурная во всех отношениях, но ее тело было призвано удовлетворять его нужду. Филипп распахнул дверь спальни и ступил в темноту.
      Полог кровати был задернут, и он резко отбросил его в сторону. Легация проснулась, как только скрипнула дверь. Она понимала, зачем пожаловал муж, и всегда боялась этой минуты. Он брал ее одинаково с тех пор, как зачал Сюзанну. Всегда среди ночи, внезапно, пробуждая ото сна, так что она часто не спала до рассвета, в страхе прислушиваясь, не раздадутся ли шаги супруга.
      Филипп никогда не разговаривал с ней, только грубо ругался, когда проникал в ее тело, и непристойности помогали ему довести свое возбуждение до настоящего исступления. Он даже не делал вида, что Легация что-то значит для него. Он имел нужду, и ее долгом было ее удовлетворить.
      Филипп тяжело опустился на матрас, грубо задрал рубашку и, схватив жену за запястья, завел руки за голову. От нестерпимой боли у женщины брызнули слезы.
      Когда все осталось позади, Филипп ушел, не сказав ни единого слова, даже не задернув полог. Сквозь широкие окна в комнату хлынули первые, еще робкие лучи солнца, обещавшие ясный день. Женщина лежала с широко раскрытыми глазами, не пытаясь сдержать слез. Такова была ее жизнь, и поделать она ничего не могла. Пожаловаться некому. Отец не станет слушать, если она скажет ему хоть слово против мужа. В глазах церкви и закона супруг был ее господином, и то, как он с ней обращался, было лишь делом его совести. Герцог Госфордский за нее не заступится. Не заступится и весь мир.
      Глава 11
      - Никаких приглашений на ужин, Октавия?
      - Нет, хоть раз хочу побаловать себя тишиной и покоем. - Она улыбнулась стоявшему на пороге ванной Руперту. - Входи, а то напустишь холода.
      Руперт закрыл за собой дверь.
      - Нелл, госпожа позвонит, когда ты ей снова понадобишься.
      Служанка, стоявшая наготове с темно-зеленым шелковым халатом, перехватила взгляд лорда Руперта, брошенный им на плещущуюся в ванне леди Уорвик, и ей сразу стало ясно, что ее присутствие здесь излишне. Она повесила халат на вешалку и скромно вышла из комнаты. Руперт придвинул стул к ванне, поближе к огню.
      - Если думаешь позабавиться, учти, испортишь сюртук, - строго заявила Октавия. - Вода и бархат, сэр, как известно, сочетаются плохо.
      - Тоже мне проблема! - Руперт снял сюртук из черного бархата и темный шелковый жилет и аккуратно повесил все это на спинку стула.
      - Намочишь панталоны, - предупредила Октавия все тем же тоном.
      - Придется рискнуть. Что ты сделала с мылом?
      - Намылила его на себя, - в истоме объяснила она.
      - Тогда намылим тебя еще раз. - Руперт взял пахнущее лавандой мыло. Итак, откуда начнем?
      Октавия усмехнулась и сдалась - податливое тело стремилось к новым урокам. Руперт всегда получал большое наслаждение, когда она, подчиняясь его власти, отстранялась от рассудочного и находила удовольствие в чисто чувственных ощущениях.
      Октавия с нетерпением ждала, когда ласки разожгут чувство возбуждения до экстаза. Она знала, что Руперт будет до ночи поглядывать на нее, поглаживать, легко касаясь чувственных мест, шептать на ухо ласковые слова, а когда ее тело уже будет изнывать от желания - отстранится. Зато потом, когда они наконец окажутся вместе, одно лишь легкое прикосновение ввергнет Октавию в оргазм.
      - Где ты сегодня ужинаешь? - Попытки удержаться в рамках повседневного разговора были частью их обычной игры.
      - Виконт Лоутон собирает небольшое общество, - ответил он самым обычным тоном, а рука тем временем продолжала заниматься своим делом. - Обещал какое-то изысканное развлечение.
      - Другими словами - женщин.
      - Может быть, - согласился Руперт. - Вечеринка с раздеванием. Принц Уэльский намекнул, что обожает подобные зрелища, а Малькольм заверил, что три девицы-танцовщицы, которых он нанял, сумеют удовлетворить самый привередливый вкус.
      Он провел кончиком пальца по ее губам.
      - Мне говорили, что одна очень сильна в бичевании, а этот вид удовольствия его высочество особенно ценит. Октавия усмехнулась и облизала его палец.
      - Любит хлестать других или подставляет себя?
      - И то и другое, а то и оба вместе, - с легкомысленным смешком ответил Руперт. - Придется извиниться перед его высочеством и покинуть избранную компанию, перед тем как великосветские забавы достигнут пика. - Он сел на стул и положил на колени большое полотенце. - Вылезай.
      - На игру приедешь попозже? - Октавия осторожно вышла из ванны и устроилась на колене Руперта.
      - Конечно. - Он завернул ее в полотенце и стал промокать им влагу. - И думаю, с большинством гостей Лоутона. Как только им надоест кривляние трех шлюх.
      - Мне казалось, что девицы подобного рода шлюхами себя не считают. Октавия наклонилась вперед, чтобы Руперт смог вытереть ей спину. - Ведь телами они не торгуют?
      - Нет, но изображают в развратной форме все, что потребует всякий нанявший их идиот. Вставай, надо высушить остальное.
      Октавия повиновалась. Теперь, когда полотенце поглаживало ее ягодицы и бедра, ей с трудом удавалось поддерживать обычный разговор.
      - Нанявший - невежественный, напыщенный идиот. - Она поперхнулась собственными словами. - Мы всех их дурачим, а им это даже не приходит в голову!
      Руперт повернул ее к себе лицом, и Октавия поняла, что это сражение она проиграла.
      Руперт рассмеялся, откинулся назад, оглядел ее тело восхищенными, жаждущими глазами:
      - Сдаешься?
      - Порой ты лучше меня знаешь, чего я хочу. - Голос перестал ей повиноваться, тело требовало обещанной разрядки.
      Она желала одного - чтобы он поскорее довел дело до конца, но понимала, что это прервет долгие часы чувственных ожиданий, которые и делали их игры восхитительными.
      - Что ж, я согласен. Хотя.., я думаю, лучше оставить все как есть.
      Тяжело дышащая Октавия поспешно вырвалась из его рук... Слишком поспешно... И, зацепившись за край ванны и взмахнув руками, она снова плюхнулась в воду. Мыльная пена потоком хлынула через край.
      - Какая неуклюжая! - осуждающе покачал головой Руперт. - Теперь придется начинать все сначала.
      - Нет уж, сэр, уходите! Обо мне позаботится Нелл.
      Руперт рассмеялся ее возмущению, которое лишь наполовину было притворным, поймал за подбородок и поцеловал в губы:
      - Вернусь не позднее одиннадцати. Не думаю, что серьезные дела начнутся раньше.
      ***
      В доме Уорвиков на Довер-стрит были две приманки: прелестная хозяйка и игра по-крупному, которой руководил лорд Руперт.
      Игра была запрещена законом, но оставалась самым популярным развлечением в Лондоне. Руперт оказался искусным картежником. Он с легкостью обыгрывал неопытных богатых сосунков, и это помогало чете Уорвиков оплачивать часть счетов за жилье. Октавия же, которая не умела и не любила играть, выполняла роль приветливой хозяйки, радушно принимавшей гостей своего мужа.
      Занятие было на редкость забавным, хотя цель серьезна. Пустые, напыщенные идиоты заслуживали того, чтобы над ними посмеялись. Мужчины принимали за чистую монету кокетство Октавии, в полном убеждении, что покорили ее сердце. Женщины, за которыми ухаживал Руперт, ни минуты не сомневались в его искренности. Алчность, самомнение и тщеславие двора Георга III разрушали ум и чувство, люди теряли способность оценивать себя трезво. В глазах Руперта и Октавии они были достойны одного - чтобы их дурачили.
      Интересная игра, но изматывающая. После нескольких часов на сцене Октавия обычно чувствовала себя совершенно выжатой. И сейчас она мечтала о тихом вечере, прежде чем поднимется занавес. Она пообедает с отцом, который снова превратился в интересного и доброго спутника ее детства.
      ***
      Дирк Ригби и Гектор Лакросс не относились к "золотой молодежи", окружавшей принца Уэльского, потому что были уже - увы! - не так молоды. Тем более шутовски выглядели на них яркие жилеты, высокие напудренные парики, вышитые золотом обшлага камзолов, блестящие безвкусные украшения.
      Октавия с трудом отвела взгляд от людей, разоривших отца. Дирк Ригби и Гектор Лакросс должны быть для нее лишь двумя из множества гостей, хлынувших на Довер-стрит, стоило часам пробить десять.
      - Ты сегодня немного рассеянна, Октавия, - прошептал ей на ухо Руперт. Последние четыре минуты принц тебе подмигивает, а ты даже ни разу не посмотрела в его сторону.
      Октавия виновато взглянула туда, где за партией в фараон восседал принц. Улыбнувшись его высочеству, она расстроенно повернулась к Руперту:
      - Прости... Но сегодня я их увидела впервые...
      - Знаю, - решительно перебил он. - Но они - мои голубки, а не твои. А ты если будешь и дальше так на них глазеть, то привлечешь внимание и к ним, и к себе.
      Октавия, покорно склонив голову, направилась к карточному столу принца. Он сказал, что ее враги - это его забота. Но как он собирался вернуть ей дом и деньги? Поначалу Октавия решила, что он попробует вернуть состояние отца за карточным столом. Но лорд Руперт Уорвик - не Лорд Ник. Лорд Ник наслаждается опасностью, делает ставку на случай. Лорд Руперт Уорвик - человек ясного ума, рассчитывающий с холодной трезвостью все детали.
      Руперт незаметно наблюдал за Октавией. Вот она подошла к принцу Уэльскому, рассмеялась очередной грубой королевской остроте. Тело напряглось от воспоминаний об их игре у ванны.
      Сегодня Октавия была особенно хороша: в темно-зеленом шелковом платье с бантами из лент цвета слоновой кости. Волосы ниспадали на белоснежные плечи крупными блестящими локонами. Бриллиантовые серьги и колье настолько искусно сделаны, что никто не мог даже заподозрить, что это - стразы.
      Октавия сразу же вжилась в свою роль, будто была специально для нее рождена - молодая, милая и экстравагантная жена важного вельможи, с радостью готовая принять в своем доме любых гостей. Каждое ее движение, каждый взгляд, казалось, говорили о том, что она рада всем. А Руперт, в свою очередь, разыгрывал партию мужа, обожающего собственную жену, но при этом не пропускающего ни одной другой женщины.
      Руперт и Октавия стали самой популярной парой сезона. Их общества жаждали, о них много судачили.
      Но иногда, когда Руперт замечал, как останавливается на ней чей-нибудь похотливый взгляд, тянется к груди чья-то грязная лапа, ему становилось до тошноты противно от мысли, что надушенная дамасским благовонием кожа будет опоганена, от мысли, какие грязные желания таятся за жадными взорами и дружескими рукопожатиями. Ее великолепное тело принадлежало только ему, и он с отвращением отворачивался, замечая страсть во взглядах других мужчин. И все же это представление было необходимо.
      Холодные глаза Руперта отыскали стоящего у камина Филиппа. Поверх края бокала граф смотрел на Октавию. Уиндхэм отнюдь не слыл заядлым игроком, но это не мешало ему ежедневно появляться на Довер-стрит. А Октавия заманивала его в сети со сноровкой опытного рыбака.
      Руперт приказал себе не думать о том, что руки брата когда-нибудь будут по-хозяйски ласкать золотистое тело Октавии. Он вспомнил об изумрудах Уиндхэмов и решил, что если удастся вернуть законное право первородства, то Октавию больше никогда не будут украшать фальшивые драгоценности. Ладонь сама скользнула в карман, а пальцы нащупали шелковый мешочек с маленьким круглым предметом - его собственным фамильным кольцом Уиндхэмов.
      Семейное предание гласило, что традиция колец восходит еще ко временам крестоносцев, но память о ее происхождении терялась в глубине веков. Как только мальчику перерезали пуповину, на палец ему надевали кольцо, как бы налагая обязательство во всех поступках хранить честь семьи. А когда рождался его собственный сын, этот долг вместе с кольцом передавался по наследству. Заподозрив, что леди Уиндхэм вынашивает близнецов, их бабушка, дама причудливого характера, заказала два одинаковых особым образом сделанных кольца, которые, по ее убеждению, должны были привязать мальчиков не только к семье, но и друг к другу. Однако ее мечта была обречена на неудачу с самого первого крика новорожденных.
      Джервас, как старший, носил кольцо отца и, поскольку умер бездетным, был похоронен вместе с ним. Теперь кольцо, символизирующее графский титул Уиндхэмов, находится у Филиппа.
      Руперт недобро улыбнулся. Октавия украдет его. Только близнецы знали тайну колец, и когда Филипп увидит, что оба кольца у Уорвика, он наконец узнает брата. Это его уничтожит. Руперт мечтал увидеть лицо Филиппа, когда тот поймет, что его брат жив. Тогда и настанет миг сладостной мести, который позволит забыть все горести и невзгоды детства. И Октавия ему поможет.
      Убежденность в успехе дела помогла обрести ему душевное равновесие, и он переключил внимание на Ригби и Лакросса. Они разыгрывали партию в фараон. С ними за столом сидели двое юнцов, и Руперт был убежден, что мечущий банк Ригби играет нечисто.
      Руперт не был против крупных выигрышей. Более того, чтобы раздуть шумиху вокруг своего дома, он даже приветствовал игру по-крупному. Но он возражал против нечестной игры. Однако сейчас ему было невыгодно разоблачать Дирка Ригби. Алчность этого человека и станет тем оружием, которое Руперт использует против него, а потому эту алчность всячески следовало разжигать.
      Он подошел к столу и остановился между двумя молодыми людьми, которые с отчаянным безрассудством только-только принялись выписывать долговые расписки.
      - Джентльмены, в своем доме я не признаю расписок. Здесь играют только на золото.
      Юноши растерянно посмотрели на него снизу вверх.
      - В чем дело, Уорвик? - забеспокоился Лакросс. - Почему бы не принять и расписки?
      - Я нахожу их слишком утомительными, - терпеливо объяснил Руперт. - Такая скука - гоняться за должниками. - Он снова посмотрел на молодых людей, и на его губах мелькнуло подобие улыбки. - Так что, джентльмены, если располагаете деньгами, мы всегда вам рады. Если же нет... - Он развел руками. - Если же нет, прошу вас покинуть мой дом.
      - Вы.., вы полагаете, что я не отдаю долги? - вспыхнул один из юнцов. - Вы меня оскорбили, сэр, и я требую удовлетворения.
      - Не глупите, Маркхэм, - негромко возразил Руперт. - Никто вас не хотел оскорбить. Я лишь сказал, что в своем доме могу устанавливать собственные правила. Поэтому выбор за вами: в состоянии заплатить за игру, пожалуйста, продолжайте. Если же нет, боюсь, мне придется пожелать вам доброй ночи.
      Красные от смущения, юнцы, неловко раскланявшись с окружающими, покинули дом.
      - Очень уж вы жестоки, Руперт, - проговорил Питер Карсон, наблюдая, как позорно ретируются молодые картежники.
      - Несмышленыши, - пожал тот плечами. - Куда им со взрослыми играть! Как-нибудь перенесут. Лучше уж раз пережить позор, чем потом долго-долго сидеть в тюрьме.
      Он снова повернулся к явно раздосадованным Ригби и Лакроссу.
      - Откроем банк на две сотни гиней, джентльмены? Прошу вас, наполняйте бокалы. - Он подал знак стоявшему за его спиной лакею. - Начнем по новой. Вы играете, Лакросс? Питер, ты к нам не присоединишься?
      Ригби собрал раскиданные по столу расписки и положил в карман сюртука.
      - За вашими столами странные правила, Уорвик! Руперт рассмеялся:
      - Юные щенята превратятся в настоящих игроков, Ригби, если с самого начала их не раздавить. - Он высыпал на стол пригоршню гиней. Монеты раскатились по сукну. Перед глазами Ригби и Лакросса на кон швырнули целое состояние.
      От возбуждения Гектор Лакросс опрокинул полный бокал кларета. Красное вино растеклось по столу, несколько капель упало на натертый пол. Лакей мигом ринулся приводить все в порядок, а другой - чтобы наполнить опустевший бокал.
      Руперт невозмутимым взглядом обвел собравшееся за столиком общество и разорвал колоду карт.
      - Должен заметить, что знаю более надежный способ набить карманы, чем полагаться на неопытность сосунков.
      - И каков же он? - Лакросс облокотился на стол. - Что это за способ, Уорвик? - Маленькие бесцветные глазки сверлили сидящего напротив человека.
      - Возможностей много, их нужно только найти, - улыбнулся Руперт. - Так мы играем, джентльмены?
      Октавия издалека видела всю эту сцену, но постаралась не проявить любопытства. Спиной она чувствовала взгляд Филиппа Уиндхэма, и ей было не по себе от его холодного спокойствия и решительности. Граф не заигрывал с ней, но всегда оказывался рядом. Может быть, он хочет, чтобы она сделала первый шаг? Однако инстинкт подсказывал, что делать этого не стоит. Она чувствовала, что спокойное равнодушие привяжет его сильнее, чем явно выказанная симпатия. К тому же она была слегка напугана Филиппом Уиндхэмом, но не хотела себе в этом признаваться.
      - Леди Маргарет Дрейтон! - объявил нового гостя управляющий. Не многие женщины решались посещать игорные комнаты Уорвиков, а Маргарет Дрейтон здесь еще ни разу не появлялась.
      Бросив игру, Руперт устремился к леди Дрейтон.
      - Мадам, вы, как всегда, восхитительны! - Он прикоснулся губами к ее руке. - Такая честь для нашего скромного дома!
      - Ну-ну, сэр Руперт, вы очень любезны. Мне говорили, что здесь очень большие ставки, - проговорила Маргарет, с любопытством оглядывая присутствующих.
      - Надеюсь, вы не будете разочарованы, - пообещал Руперт, увлекая ее в комнату. - Садитесь со мной, сыграйте в фараон. Правда, сначала я закончу партию.
      Октавия незаметно взглянула на Филиппа. Каменное лицо, глаза - словно серые булавочные головки.
      - Вашему мужу нравится общество леди Дрейтон, - заметил граф, перехватив ее взгляд.
      - Не ему одному, - легкомысленно пожала плечами Октавия.
      - Истинная правда, мадам! - вмешался в разговор принц. - Маргарет известная в городе красавица. Но вот что я должен сказать. - Он понизил голос до нарочитого шепота, глаза блестели в складках потного жирного лица. - До вас ей очень далеко. Очень. Недостойна даже свечу перед вами нести, моя дражайшая леди! - И, довольный собой, принц раскатисто расхохотался, целуя ее руку.
      - Вы слишком добры ко мне, сэр. - Октавия терпеливо ждала, когда можно будет наконец отнять руку.
      Октавия смотрела в сторону Маргарет и Руперта. Уорвик что-то шептал ей на ухо. Он необыкновенно естественно изображает интерес! Намного естественнее, чем ей бы того хотелось. Он убеждал ее, что это всего лишь игра, которая подталкивает Филиппа к ней. Но цель уже достигнута. Так к чему кокетство и тайный шепот?
      А может быть... Почему бы и нет? Что может удержать Руперта от связи с Маргарет Дрейтон? Уж конечно, не соображения морали. Их ведь ничто не связывает - они только партнеры в опасной игре. Во всяком случае (Октавия была в этом уверена), Руперт так считает.
      Мысль эта была так неприятна, что Октавия прогнала ее прочь.
      - Муж ваш следует проторенной дорожкой, - тихо заметил позади нее Филипп. - Но могу поделиться собственным опытом: она очень быстро надоедает.
      - Совершенно с вами согласна, сэр. - Голос Октавии сорвался. Сочувствие Филиппа почему-то больно уязвило ее.
      Усилием воли Октавия заставила себя вспомнить о своей роли в этом спектакле.