Джейн ФЭЙЗЕР
      ТЩЕСЛАВИЕ
      ТОМ 1
      Анонс
      Несправедливость и жестокость родных довели до отчаяния юного графа Каллума Уиндхэма, лишили юношу всего - имени, состояния, будущего. Отныне нет благородного Каллума - есть лишь опасный и отважный Лорд Ник, не выбирающий средств отмщения. Но прелестная Октавия Морган, которой надлежало стать оружием Уиндхэма в его тайной войне, неожиданно изменила в его жизни все...
      ПРОЛОГ
      Суссекс, Англия, 1762 год
      Три мальчугана карабкались по крутому травянистому склону к утесу, возвышавшемуся над Бичи-Хэд. Порыв ветра рванул парящего в ослепительно голубом небе змея. Подтянув бечевку, Филипп Уиндхэм намотал ее на руку и упрямо полез вверх.
      Старший из троицы, Джервас, остановился, чтобы отдышаться. Он был астматиком, и дыхание с болезненным хрипом вырывалось из его груди. Каллум подхватил брата и потащил к вершине. Джервас был старше на два года, но для крепыша Каллума легкое тельце брата казалось пушинкой. Когда мальчики догнали Филиппа, оба уже весело хохотали.
      Минуту все трое постояли, вглядываясь в стены утеса, обрывавшиеся далеко внизу, у бившего о зазубренные скалы прибоя.
      Джервас сгорбился, и его худенькие плечи пронзила дрожь. Эта крутизна всегда завораживала мальчика. Казалось, она манила, звала его броситься в неумолимо суживающийся провал и полететь по нему в неистовом, стремительном водовороте ветра туда, на дно, прямо на покрытые пеной каменные зубья.
      Мальчик отступил от края обрыва.
      - Дай змея, теперь моя очередь. - Он схватил Филиппа за руку.
      - А вот и нет. Договаривались на полчаса, - огрызнулся, вырываясь, Филипп.
      - Полчаса уже прошло, - с привычной властностью возразил Джервас, потянувшись к бечевке.
      Стараясь отобрать друг у друга змея, мальчики топтались на краю обрыва, а над ними тенью на фоне белых пушистых облаков парила чайка.
      Поскользнувшись на траве, Каллум упал, а Джервас бросился к бечевке, которую держал насмешливо хихикающий Филипп. Синевато-серые глаза младшего из мальчиков внезапно сузились, и, когда Джервас подпрыгнул, чтобы схватить Филиппа за руку, тот сделал шаг в сторону.
      Крик Джерваса продолжался бесконечно долго, и ему вторили пронзительные голоса чаек. Наконец все смолкло.
      Двое ребят смотрели с утеса на то, что с высоты казалось неподвижно лежащим на плоской скале тряпичным кулем.
      - Ты это сделал, - проговорил Филипп. - Ты подставил ему подножку.
      Каллум взглянул на брата. На его лице отразились потрясение и ужас. Они были близнецами, но от Уиндхэмов унаследовали лишь единственную общую черту необыкновенные серые глаза-. У -Филиппа была внешность ангелочка: его лицо обрамляли золотистые кудри; он был худощав, но не так болезненно хрупок, как Джервас. Каллум же, с копной темно-каштановых волос, был силен и широк в кости.
      - Ты о чем? - затравленно прошептал он.
      - Я все видел, - едва слышно сказал Филипп, глядя на брата по-прежнему суженными глазами. - Ты его сбил.
      - Нет, - снова прошептал Каллум. - Не я. Я сам упал... А вот ты...
      - Нет, ты! - перебил его Филлипп. - Я всем расскажу, что я видел, и мне поверят. Ты это прекрасно знаешь. - Он посмотрел на брата, и Каллум ощутил, как его охватывает леденящее чувство безысходности: в ангельских глазах брата горело злое торжество. Поверят ему. Так было всегда. Все верили Филиппу.
      Он круто повернулся и побежал вдоль обрыва, пытаясь найти путь вниз, к безжизненному телу Джерваса. Филипп остался наверху и наблюдал за братом, пока тот не скрылся из виду. Последнее, что он увидел, были руки Каллума, хватавшиеся за дерн, когда мальчик начал предательски крутой спуск к скале у моря.
      Филипп недобро засмеялся и направился к полого спускающейся вниз тропинке, которая вела к имению Уиндхэмов. С его губ уже готов был сорваться рассказ о гибели старшего сына графа, на глаза послушно навернулись слезы.
      Он по-прежнему сжимал в руке бечеву змея, высоко и весело вившегося над ним.
      Глава 1
      Лондон, февраль 1780 года
      С самого рассвета улицы города заполнили толпы людей. Лондонцы устремились к площади Тайберн, стараясь занять там места получше, но лишь счастливчикам удалось протиснуться к самой виселице. Несмотря на редкий снег и сырой ветер, атмосфера царила праздничная. В предвкушении развлечения со всего графства съехались фермеры с женами и теперь делились с соседями содержимым своих корзин; то и дело из толпы выбегали ребятишки и устраивали шумную возню на мостовой. Находчивые владельцы домов, стоящих вдоль дороги, по которой должна была проехать повозка, называли цены за место у окна или на крыше.
      Зрелище того стоило. Можно было заплатить за то, чтобы увидеть казнь Джеральда Аберкорна и Дерека Гринторна - двух самых известных джентльменов с большой дороги, чуть ли не десятилетие наводивших страх в пригороде Патни.
      - Как думаешь, раз поймали вот этих, может, поймают и других? - спросила розовощекая женщина, жуя пирог со свининой.
      Ее муж вытянул из вместительного кармана просторного пальто бутылку рома.
      - Лорда Ника им не поймать, попомни мои слова, женщина. - Он сделал изрядный глоток и вытер губы тыльной стороной ладони.
      - Что это вы так уверены, сэр? - раздался удивленный голос. - Почему поймать Лорда Ника сложней, чем его невезучих приятелей?
      Человек с бутылкой рома потер нос и многозначительно ответил:
      - Да потому что он очень умен. Хитрей, чем целая стая обезьян. Каждый раз обводит легавых вокруг пальца. Рассказывают, он может исчезать в облаке дыма. Он и его белая лошадь. Прямо как и его тезка Старина Ник <Старина Ник - одно из простонародных названий дьявола н Англии.> - настоящий дьявол, - пояснил фермер.
      Его собеседник улыбнулся слегка насмешливо, но ничего не сказал. Он стоял у самого края толпы, возвышаясь над остальными зрителями почти на голову. Отсюда он мог свободно наблюдать за тем, что происходит у виселицы. Однако улыбка слетела с его лица, как только он расслышал возбужденный гул на дороге: этот гул означал, что приближалась повозка с приговоренными. Не обращая внимания на негодующие возгласы и проклятия, он протолкался сквозь толпу к эшафоту.
      Палач Джон Деннис уже расположился на широком помосте под петлей и, смахивая снег с черного рукава, разглядывал сквозь густо повалившие хлопья подъезжавших подопечных.
      - На пару слов, сэр.
      Деннис посмотрел со своего насеста вниз. Перед ним стоял скромно одетый человек в коричневом камзоле и пронзительными серыми глазами смотрел на него.
      - Сколько причитается за тела? - Человек вытащил из кармана богато звякнувший кожаный кошелек и перекинул с ладони на ладонь. Глаза Денниса загорелись, и он изучающе оглядел незнакомца. Простая одежда того была хорошо сшита и из добротной ткани. Сорочка без единого пятнышка, шляпа щедро украшена серебряным галуном. Острый взгляд палача задержался на мягких кожаных сапогах с пряжками, в которых Деннис безошибочно узнал серебро. У людей с большой дороги - или по крайней мере у господ Аберкорна и Гринторна - приличные друзья.
      - Пять гиней, - не задумываясь ответил он. - И три за одежду.
      Губы незнакомца искривились. На лице промелькнуло отвращение, но, не говоря ни слова, он открыл кошелек.
      Деннис нагнулся, протянул руку, и человек в коричневом камзоле отсчитал золотые монеты в его ладонь. Затем повернулся и, кивком головы подозвав четырех здоровенных возчиков, толкавшихся у своих колымаг поодаль от толпы, дал каждому по гинее, властно сказав:
      - Тела переправите в таверну "Королевский дуб", что в Патни.
      - Не так-то это просто, господин, - заметил один. - Придется подраться с посланными от хирурга.
      - Доставите в порядке в "Королевский дуб", получите еще по гинее, холодно проронил человек в коричневом и, повернувшись на каблуках, стал проталкиваться сквозь толпу. Он выполнил то, зачем пришел: тела его друзей не окажутся на лабораторном столе под ножом хирурга. Но видеть их смерть он не хотел.
      Ему удалось пробраться в самую середину толпы, когда послышался шум, означавший приближение узников. Возбуждение толпы достигло наивысшей точки, люди стали напирать в сторону виселицы, и дальше уже невозможно было сделать ни единого шага. Человек в коричневом прекратил всякие попытки пробиться, а старался лишь устоять на ногах под напором всей этой толкающейся, ругающейся, бьющейся за лучшее место массы. Несмотря на падавший снег и пронизывающий ветер, атмосфера вокруг накалялась.
      - Ну-ка в сторону, женщина! - Грубый окрик сопровождался столь же грубым толчком в немыслимое соединение соломы и бледно-розовых перьев.
      Их хозяйка, краснолицая, благоухающая джином жена возчика, разразилась целым потоком площадной брани. Впрочем, ответ она получила достойный. Человек в коричневом вздохнул и слегка поморщился от резкого запаха спиртного. Вдруг что-то коснулось его камзола, прошлось по поясу. Тут же встревожившись, он пощупал карман и, как и ожидал, не нашел часов.
      В ярости он обернулся. Перед ним - искаженные лица, горящие в предвкушении зрелища глаза, полуоткрытые от острого любопытства рты. Его быстрый взгляд остановился на поднятом к нему лице: девушка стояла так близко, что ее волосы цвета корицы касались его плеча. Безупречный овал бледных щек, широко раскрытые золотисто-карие глаза под трепещущими темными ресницами, красивые, тревожно подрагивающие губы. Лицо Мадонны.
      Внезапно над толпой пронесся крик:
      - Берегите карманы! Кругом полно чертова ворья! Люди возмущенно загудели, захлопали себя по одежде. Увы! Пропажу обнаружили многие.
      Почти тотчас же стоявшая перед уже знакомым нам человеком в коричневом девушка покачнулась, всхлипнула и стала опускаться на землю. Машинально он подхватил ее, уберег от топчущихся на мостовой тяжелых сапог. Девушка безвольно повисла на его руках, лицо побелело и покрылось капельками пота.
      Неожиданно темные ресницы затрепетали, она пробормотала:
      - Прошу прощения, сэр, - и снова обмякла. Поддерживая девушку, он попытался протиснуться сквозь толпу.
      - Дайте пройти. Леди дурно, - то и дело повторял он.
      Его зычный голос сделал свое дело: ему наконец удалось выбраться из человеческой массы, которая теперь целиком и полностью была поглощена зрелищем на эшафоте. Он уже вышел на относительно свободное место, когда рев толпы сказал ему, что из-под Джеральда и Дерека выбили скамью. Человек посуровел лицом и на секунду закрыл глаза, серые и холодные как лед.
      - Спасибо вам, сэр. - Девушка слабо пошевелилась. - В давке я потеряла друзей и испугалась, что меня затопчут. Но теперь все в порядке, я справлюсь сама.
      Голос оказался на удивление низким и сочным. Плащ расстегнулся, когда они продирались сквозь толпу, и обнаружил простое платье из тонкого муслина и белую косынку, говорившую о том, что ее хозяйка происходит из хорошей семьи; руки покоились в бархатной муфте.
      - А как вы намереваетесь искать своих друзей? - Человек в коричневом взглянул на людское море. - Здесь не место для хорошо воспитанной молодой леди.
      - Умоляю, не беспокойтесь больше обо мне, - попросила она. - Я уверена, что смогу их найти... Да они и сами станут меня искать. - Девушка настойчиво попыталась высвободиться из его объятий, и человек в коричневом насторожился.
      Он вспомнил всю последовательность событий, и у него мелькнуло подозрение. Все сходилось.., но, конечно же, он ошибается. Такое прелестное, невинное существо не способно шарить по карманам.
      Неожиданно в памяти всплыло лицо Филиппа - Филиппа, когда он был еще ребенком, мягким и льстивым ангелочком. Никто не верил ни одному дурному слову о нем: ни родители, ни няня, ни учитель - никто в доме, где безраздельно царил юный Филипп.
      - Отпустите меня, сэр! - Возмущенное восклицание толчком вернуло его к действительности.
      - Пожалуй, через минуту, - задумчиво произнес он, - а пока займемся поисками ваших друзей. Где вы их потеряли?
      - Если бы я знала, сэр, мне не составило бы никакого труда их найти. Ответ прозвучал достаточно едко. - Вы были ко мне чрезвычайно добры, можно сказать, спасли меня, и мой дядя будет вам очень благодарен. Сообщите мне ваше имя и где вас искать, и, уверяю вас, вознаграждение будет вам незамедлительно отправлено. - Она снова попыталась освободиться, на этот раз очень решительно.
      Однако человек в коричневом лишь крепче сжал ее в объятиях и самым учтивым тоном возразил:
      - Вы меня обижаете, дорогая мэм. Было бы неблагородно с моей стороны бросить столь юную особу в подобных обстоятельствах. - Он оглянулся вокруг с живым интересом. - Нет, нет, я должен сам доставить вас родным. - И снова взглянул на свою пленницу.
      Лицо девушки выражало необычайное раздражение, куда-то внезапно исчезли все повадки беспомощной мисс, оказавшейся в затруднительном положении.
      - Если бы вы назвали мне свое имя, мы смогли бы навести кое-какие справки, - мягко предложил человек в коричневом.
      - Октавия, - сквозь зубы произнесла девушка, моля про себя, чтобы он поскорее опустил ее на землю. Уж на земле-то она через секунду будет свободна. - Октавия Морган. И уверяю, вам больше нет никакой необходимости опекать меня.
      Мужчина улыбнулся, убедившись, что все-таки был прав.
      - А я думаю по-другому, мисс Морган. Октавия.., какое необычное имя.
      - Мой отец - ученый, - машинально ответила та. Ум Октавии работал очень быстро: он с ней играет. Но зачем? Неужели собирается воспользоваться ее теперешней беспомощностью? Ее "спаситель" не производит впечатления человека, способного обидеть несчастную девушку. Говорит как джентльмен, хотя простая одежда и ненапудренные волосы свидетельствуют о том, что к светскому обществу он не принадлежит. Но отчего же тогда он не дает ей уйти?
      Плоды ее дневных трудов были спрятаны в мешочке, привязанном к поясу под нижней юбкой. К нему можно добраться только сквозь разрез, через который она обычно придерживает обруч кринолина, когда проходит в узкую дверь. Почувствовал ли он ее тайник, когда прижимал к себе? Так или иначе, но пора положить конец их пугающей близости.
      Октавия резко высвободила руку из муфты, уперлась ладонью ему в подбородок и толчком запрокинула назад голову. В тот же самый миг она извернулась и сильно укусила его за руку.
      Мужчина выпустил Октавию из рук, словно это был раскаленный кирпич, и она бросилась бежать, с проворством отчаяния продираясь сквозь толпу и чувствуя, что он преследует ее по пятам. Нырнув в переулок, Октавия судорожно перевела дыхание, надеясь, что ускользнула, но в этот самый миг он с решительным лицом появился из-за угла.
      Кинувшись прочь, она снова оказалась в гудящей толпе, к тому времени уже поредевшей. В воздухе витало раздражение, отовсюду раздавались грубые крики, там и сям возникали стычки. Октавия влилась в людской поток. Оборачиваясь через плечо, она молила Бога, чтобы ее преследователь отстал. Казалось, он не спешил, но, проталкиваясь сквозь толпу, все же нагонял. В его упорстве была какая-то безжалостность, и Октавия почувствовала, что ее начинает охватывать паника: гулко забилось сердце, по спине пробежали мурашки. Его часы у нес. Если он догадался и намерен доставить ее в суд, то встреча с палачом для нее так же неминуема, как для тех двух, чья смерть развлекла народ сегодняшним утром.
      Рука Октавии скользнула в разрез юбки и нащупала тугой мешочек. Одной рукой она никак не смогла бы его отвязать, чтобы тут же и выбросить. К тому же расставаться с ним ей вовсе не хотелось. Так малодушно погубить всю утреннюю работу! За это утро в мешочке набралось довольно ценностей, чтобы заплатить за жилье, выкупить любимые папины книги, купить ему лекарство и целый месяц ставить на стол приличную еду. Она выбросит свой улов, и что ей делать потом? Снова с замирающим от страха сердцем и тошнотворным ощущением в груди лезть в чужие карманы?
      Октавия решительно выдернула руку из разреза юбки и протиснулась сквозь дружно рыдающее семейство, потерявшее в этой толчее ребенка. Громко ругаясь, члены семейства пропустили ее, и Октавия оказалась прямо перед носильщиками портшезов. Один из носильщиков распахнул перед ней дверцу.
      - Шордич, - бросила она, забираясь внутрь.
      - Не спешите, мисс Морган, - раздался спокойный насмешливый голос, и Октавия почувствовала, как ее плечо сжала уже знакомая рука. - Я и в самом деле считаю, что обязан препроводить вас в целости и сохранности в лоно семьи.
      Она попалась! Но не мог же ее преследователь знать наверняка, что его часы у нее. По одежде она вряд ли похожа на обычную воровку, и единственной зацепкой является лишь то, что она стояла рядом, когда раздался предостерегающий крик: "Берегите карманы!" Октавия надменно тряхнула головой:
      - Сэр, ваше внимание начинает мне докучать. Надеюсь, мне не придется прибегать к услугам констебля.
      В серых глазах, обращенных к ней с такой ироничной заботливостью, мелькнуло изумление:
      - Напротив, мэм, думаю, это мне придется звать констебля.
      Октавия не знала, что ей ответить на столь откровенный вызов.
      - Леди, так вы едете в Шордич или нет? - Свирепый вопрос носильщика прервал этот неприятный разговор.
      - Конечно, еду. - Она с облегчением отвернулась от него, намереваясь сесть в портшез.
      - Нет, - произнес несносный спутник тем же приветливым тоном. - Полагаю, что не едете. - И, взяв со значением ее под локоть, отвел от вереницы носильщиков. - Нам нужно немного поговорить, мисс Морган.
      - О чем, сэр?
      . - Думаю, вы понимаете сами. Пару слов по поводу личной собственности и противоправных действий против нее. Но для начала давайте-ка выберемся из давки.
      Выбора у Октавии не было. Может быть, он удовлетворится, получив назад свои часы? Она ничего не ответила и, перестав сопротивляться, позволила увести себя.
      Внезапно толпа заволновалась. Послышались испуганные возгласы; они становились все громче и наконец переросли в панический рев.
      - Черт возьми, - выругался спутник Октавии, когда понял, в чем дело, и крепче сжал пальцы на ее локте. - Призовите отряд вербовщиков, если нужна хорошая давка, чтобы влезть в карман.
      На площади появился отряд солдат с дубинками в руках. Солдаты без разбора хватали мужчин и юношей, почти мальчиков. Женщины рыдали, когда уводили сыновей и мужей, и их плач смешивался с криками протеста и испуганными воплями.
      Началась давка. В поисках спасения мужчины, женщины, дети стремились прорваться к улицам и переулкам, отходившим от площади. Посреди этого людского потока единственным якорем для Октавии стал тот, от "заботы" которого она так упорно стремилась избавиться. Если бы не он, Октавия упала бы на булыжник под ноги обезумевшей толпы и, вероятно, была бы растоптана.
      Крики несчастных, участь которых она чуть не разделила, перешли в бесконечный стон отчаяния и боли, а безжалостные каблуки топтали и топтали упавшие тела. Октавия чувствовала ободряющую, сильную руку своего спутника, и они вместе барахтались в людском море. Перед глазами мелькали чьи-то руки, спины, искаженные страхом глаза. Вдруг боковым зрением она увидела спасительный остров.
      - Сюда! - Пригнув голову, Октавия метнулась в сторону, к дому, стоявшему у дороги. Спутник тоже поднажал, и в конце концов они пробились к краю потока и укрылись в глубоком дверном проеме.
      - Слава Богу! - Октавия прижалась спиной к двери и перевела дыхание. Шпильки выскочили из волос, косынка разорвалась, обнажив молочную белизну груди. Внезапно Октавия плотнее запахнула плащ, прикрывая растерзанную одежду. Она вдруг явственно ощутила пристальный взгляд своего спутника и почувствовала вес мешочка на бедре.
      - У вас острый взгляд, мисс Морган, - бесстрастно заметил мужчина, наблюдая за проносившимся мимо людским ураганом. - Останемся здесь, пока все не кончится.
      - Полагаю, сэр, у вас есть имя. - Октавия попыталась обрести прежнюю уверенность.
      - Вне всяких сомнений, - согласился тот и, достав из кармана лакированную табакерку, взял щепоть табака.
      Больше не последовало ни слова.
      - Я могу его узнать?
      Мужчина насмешливо изогнул бровь:
      - Клянусь, я не придал вашему вопросу никакого значения. Но если угодно... - Он попытался в их тесном прибежище изобразить изящный поклон. - В данный момент Лорд Ник, к вашим услугам, мисс Морган.
      Октавия уставилась на него, стараясь припомнить, где раньше слышала это имя. И что означало его "в данный момент"?
      - Ох! - наконец произнесла она. - Лорд Ник - разбойник с большой дороги?
      Он улыбнулся и пожал плечами:
      - Какая нелепость! Не знаю, откуда берутся все эти рассказы.
      Октавия потрясла головой, словно хотела привести в порядок свои мысли. Так, значит, перед ней грабитель с большой дороги, которого из-за сверхъестественной способности ускользать от закона в народе прозвали Лордом Ником. Но если он действительно тот, за кого себя выдает - а в представлении Октавии разбойники с большой дороги выглядели совсем по-другому, - он вряд ли потащит ее в суд. Тем не менее самым разумным будет незамедлительно вернуть ему часы. Рука Октавии скользнула в разрез платья, но тут же опустилась: Октавия увидела язвительные искорки в его глазах.
      Ей не понравилось выражение этих иссиня-серых глаз. К тому же здесь было слишком людно, чтобы добровольно каяться в грехах даже собрату-грабителю.
      Поток людей постепенно редел, плач и крики замирали вдали.
      - Пошли, - проронил Лорд Ник. - Думаю, можно выходить.
      - Идите своей дорогой, сэр, а я отправлюсь своей-- Октавия вышла из дверного проема. Носильщиков и след простыл: они предпочли убраться подобру-поздорову, как только раздались крики, предупреждающие о появлении вербовщиков. Носильщики были крепкими парнями, а посему превосходными кандидатами в матросы его величества.
      - Для женщины, у которой, я уверен, светлая голова на плечах, вы на редкость несообразительны. - В его тоне почувствовалось легкое раздражение. Разве вы забыли, нам предстоит еще немного потолковать? - Он огляделся вокруг и продолжил в своей прежней манере:
      - Моя лошадь в "Розе и короне"... Кажется, это туда.
      Их "небольшой разговор" казался неизбежным. Октавия сдалась и позволила отвести себя по замусоренным, уже пустым улицам в "Розу и корону".
      Вместо того чтобы войти в таверну, они отправились на конюшенный двор.
      - Как вы предпочитаете ехать: впереди или сзади меня? - с небрежной учтивостью спросил Лорд Ник, подзывая конюха.
      - Никак, - ответила Октавия. Каждый раз, когда она полагала, что начинает что-то понимать, ее спутник снова тасовал карты в колоде.
      Мужчина вздохнул:
      - Раньше меня не упрекали, что я неясно излагаю мысли... Эй, парень, веди сюда лошадь... Нам еще ехать пять миль, мисс Морган. Так что.., решайте быстрее.
      Горячая волна раздражения захлестнула Октавию. Довольно плясать под его дудку! Он и так уже достаточно долго пользуется ее положением. И все из-за этого проклятого кожаного мешочка под юбкой!
      - Я с вами не еду! - Лишь расширенные зрачки и резкая бледность выдавали ее ярость. - Не знаю, что у вас на уме, но если вы попытаетесь взять меня силой, я закричу так громко, что сбегутся все констебли в округе.
      Казалось, он ее не слышал: все его внимание занимал конюх, подводивший к ним коня.
      - Так впереди или сзади, мисс Морган? - снова повернулся к ней Лорд Ник. Уверяю, вам будет удобно и там, и там. Питер надежен, как скала.
      - Вы что, туги на ухо? - Голос Октавии прозвучал низко и зло. Она круто повернулась и бросилась вон со двора.
      Все время, что она шла по двору, девушка ожидала: вот-вот на ее плечо опустится тяжелая рука. Но никто ее не остановил. Она беспрепятственно вышла со двора "Розы и короны" и попала на узенькую, мощенную булыжником улочку.
      От снега дорога была скользкой. Октавия поежилась - скорее от усталости, чем от холода. Часы на соборе пробили девять. Девушка удивилась: еще так рано, а уже произошло столько событий! Отец, наверное, сейчас с головой погружен в свои книги и забыл об окружающем мире. Может быть, даже не знает, что ее нет дома. Если дочь не откликнется на его зов, придет квартирная хозяйка миссис Форстер. Миссис Форстер они должны двухнедельную плату за жилье. Теперь она сможет все уладить. От этой мысли Октавии стало легче.
      Девушка торопливо шагала по середине мостовой, сторонясь грязных луж и сточных канав с отбросами.
      Стук копыт поначалу не прервал ее мечтаний. Она очнулась, лишь когда конь был уже совсем рядом.
      - Чума бы тебя побрала, проходимец, - далеко не женственно выругалась Октавия, когда грязь из сточной канавы заляпала ботинки и подол плаща. - Чтоб тебе... - Проклятие замерло на ее губах: она не успела даже сообразить, что происходит, как оказалась в седле. Крепкие руки обвили девушку и буквально пригвоздили ее к нему.
      Октавия пронзительно закричала. В окнах показались удивленные лица, но никто не спешил ей на помощь.
      - Может быть, вы желаете наведаться в городской магистрат? - промурлыкал ей на ухо Лорд Ник. - Уверен, там проявят интерес к тому, что вы прячете под юбкой.
      Вопли замерли в холодном, мглистом воздухе.
      - А я полагаю, им будет интересно узнать, кто выдвигает обвинение, прошипела девушка. - Двух ваших дружков сегодня уже вздернули и с радостью возьмутся за третьего.
      - А кто может меня опознать, дражайшая мисс Морган?
      Он был прав. У Октавии не было других доказательств, кроме его собственного признания. Зато улику ее преступления он мог представить правосудию, всего лишь приподняв юбку. Октавия безмолвно признала свое поражение.
      Они свернули с улицы. Снег повалил еще сильнее. Октавия не понимала, куда они направляются, ей была незнакома эта часть города.
      - Куда вы меня везете? - пытаясь развеять дурные предчувствия, мрачно спросила она.
      - За город. В одно тихое местечко, где мы сможем спокойно поговорить.
      - Мне нечего вам сказать, - слабо запротестовала девушка.
      - Зато мне есть что сказать вам.
      - Опустите меня на землю и заберите свои проклятые часы!
      - Конечно, конечно, вы мне их вернете, - безмятежно согласился Лорд Ник. Но все в свое время, мисс Морган. В свое время.
      Глава 2
      Дорога в лабиринте улиц стала еще уже и хуже, когда они выехали к реке. По мере того как знакомый Лондон оставался позади, Октавии казалось, что она с фантастической быстротой погружается в кошмарный сон. В один безумный миг она решила спрыгнуть с крупа коня, но размокшая земля казалась такой далекой, а руки спутника держали крепче, чем требовала обычная предосторожность. Женщин часто крали с улиц, иногда даже из собственных домов, но обычно это были состоятельные вдовы или богатые наследницы, которых принуждали к женитьбе. Октавия не относилась ни к тем, ни к другим. Неужели этот бандит просто собирался ее изнасиловать?
      - Что вы от меня хотите? - требовательно спросила она. - Какой вам интерес в обычной воровке?
      - Совсем не в обычной, - поправил он спокойно. - А в красивой, хорошо образованной, изящно одетой и необыкновенно искусной воровке. Притворство с обмороком было придумано очень умно. Вы украли у меня часы и меня же использовали, чтобы скрыться с места преступления. - Лорд Ник рассмеялся. Каким же вы, должно быть, меня сочли простофилей.
      - И вы задумали свести со мной счеты? - Тон ее спутника вовсе не казался мстительным. - И что же вы собираетесь делать? Ограбить меня, изнасиловать, убить?
      - У вас живое воображение, мисс Морган. Насилие мне всегда претило. - Лорд Ник хмыкнул. - Даже рискуя показаться фатом, буду с вами вполне откровенен: чаще всего в насилии не было никакой необходимости.
      Октавия не нашлась что ответить. Ей вдруг показалось, что его слова совершенная правда. Несмотря на гнев и страх, она не могла не признать, что разбойник с большой дороги очень привлекателен.
      - Хотя, - продолжал он, - если эта мысль вам пришлась по нраву, я уверен, мы сможем получить удовольствие и таким образом.
      Октавия вспыхнула от гнева: не столько холодная оскорбительность его слов задела девушку, сколько то, что он словно прочел ее собственные мысли. Рука поднялась, чтобы стереть насмешливую улыбку с губ обидчика.
      Но Лорд Ник успел перехватить ее.
      - Вы так скоры на руку, мисс Морган. - Теперь в его голосе был лед. - Я не забыл Тайберн, и запомните, я не люблю, когда на меня набрасываются.
      - Вы сами меня к этому принудили. - Октавия побелела от ярости. - Не отпускали, а теперь оскорбляете!
      - Никак не думал, что это можно счесть оскорблением. - Лорд Ник легкомысленно пожал плечами, все еще крепко держа ее за запястье. - Мы оба одного поля ягоды, дорогая.
      - Заносчивый, несносный индюк! - прошипела Октавия, понимая, что только словами и может выразить гнев.
      - Мне это как-то уже говорили, - безразлично заметил грабитель. - К тому же метель разыгралась не на шутку, и я не хочу, чтобы вы простудили ваше нежное горлышко, так что придержите язык до тех пор, пока мы не окажемся в тепле.
      Погода окончательно испортилась. Немногочисленные прохожие спешили, опустив головы и плотно запахнув плащи. Показался Вестминстерский мост. Открытое пространство реки встретило их немилосердными порывами ветра и пригоршнями колючих снежинок.
      Вот и Баттерси. Все двери и окна плотно закрыты. Мимо промелькнула таверна, и Октавия завистливо посмотрела на вьющийся из трубы дымок. Но ее похититель, похоже, не собирался останавливаться.
      Дома встречались теперь все реже и реже - маленькие хижины, затерянные в снегу. Пусто. Ни души. Лишь бродят шелудивые дворняги. Беспокоится ли о ней отец? Если вообще вспоминает, то скорее всего думает, что она где-нибудь укрылась от снежной бури... Суждено ли ей увидеть его?
      Надежда на возвращение почти оставила Октавию. Даже если разбойник с большой дороги отпустит ее (после всего, что задумал с ней сделать), то как она найдет дорогу? С тех пор как Октавия приехала в Лондон три года назад, так далеко она еще не выезжала.
      На глаза навернулись непрошеные слезы. Октавия попыталась преодолеть страх и беспомощность, охватившие ее. Она сильно прикусила губу и сосредоточилась на боли, пока минута слабости не прошла. Нельзя, чтобы ее похититель увидел, как она плачет.
      - Не надо бояться, - вдруг заговорил он, словно прочел ее мысли. - Я не причиню вам ала.
      - Я и не боюсь, - запротестовала Октавия. - Просто проголодалась и хочу домой. Мой отец будет обо мне беспокоиться. Нельзя же невинного человека насильно увозить в неизвестном направлении.
      - Строго говоря, мисс Морган, я бы не назвал вас невинным человеком, мягко возразил Лорд Ник. Они проезжали деревню Патни - негостеприимное скопище угнездившихся на вершине холма трущоб, покрытых снегом. - Если некто предпочитает добывать свой хлеб таким сомнительным способом, какой выбрали вы, ему следует готовиться к разным неожиданностям.
      - А как насчет вас, сэр? Какой способ добывать хлеб выбрали вы? парировала Октавия.
      - Я всегда готов к неожиданностям, - серьезно отозвался он и направил коня в боковую улочку. - И что уж неожиданнее, если у тебя крадет часы такая загадочная воровка.
      Октавия не успела ответить, как впереди, в молочно-белой пелене бурана, замигали манящие огни таверны.
      На ветру бешено раскачивалась вывеска "Королевский дуб". Лорд Ник натянул поводья, Питер фыркнул, словно давая понять, как трудно ему дались эти пять миль против ветра и снега, и остановился. Входная дверь распахнулась, и на пороге показался коренастый хозяин в сопровождении долговязого молодца.
      - Эй, Ник, что за гнусная погода! Мы тебя давно ждем! - воскликнул хозяин, пока парень принимал поводья. - Свершилось?
      - Свершилось. Тела привезут сюда. - Мужчины пожали друг другу руки, потом кивнули так, словно покончили с каким-то делом. Разбойник с большой дороги повернулся к Октавии, все еще сидевшей на коне. - Мисс Морган, конец путешествию. Позвольте перенести вас внутрь. - И крепкие руки обхватили ее тонкую талию.
      Они прошли по коридору с каменным полом. Лорд Ник открыл боковую дверь, и тотчас же жар, исходивший от двух огромных каминов, чуть не лишил девушку чувств.
      Столовая была ярко освещена сальными свечами. Октавия, чувствуя на себе множество любопытных взглядов, нерешительно шагнула внутрь. С кухни тянуло таким ароматом, что рот мгновенно наполнился слюной. Только сейчас девушка поняла, как она голодна. Должно быть, перевалило за полдень, а она съела кусок хлеба с маслом еще до рассвета, перед тем как отправиться на площадь Тайберн.
      - Кого это ты привез? - раздался веселый голос.
      - Друзья мои, это мисс Октавия Морган. - Лорд Ник стряхнул с плаща снег и бросил на деревянную скамью перчатки и кнут.
      - Да ну? - На пороге кухни появилась женщина в переднике, густо обсыпанном мукой. Сложив руки на груди, кухарка пристально и недоброжелательно разглядывала стоящую у порога Октавию. От тепла снег на ее плаще быстро растаял и превратился в маленькие лужицы на каменных плитах пола. - И кто же она такая, эта мисс Морган, Ник?
      - Самая искусная юная леди, Бесси. - Разбойник улыбнулся Октавии, но от этой улыбки она почувствовала себя еще неуютнее. - Снимайте плащ, мисс Морган.
      Октавия не знала, что ей делать, и ее похититель решил этот вопрос сам: он снял с девушки мокрый плащ и передал его служанке, с любопытством взиравшей на эту сцену.
      - Высуши, Табита... А теперь ваши перчатки и муфту, мисс Морган.
      Оставшись в простом, кремового цвета муслиновом платье, Октавия почувствовала себя раздетой. Она стояла посреди комнаты, теребя разорванное кружево косынки. Ей было не по себе в этой таверне, полной грубых крестьян, где она была единственной женщиной, кроме, конечно, суровой Бесси и маленькой Табиты.
      - А теперь приступим к нашим первоочередным делам, - весело объявил Лорд Ник. - Пора отдавать долги, мисс Морган. - И, подхватив Октавию, он поставил ее на длинный стол.
      Не в силах вымолвить ни слова, Октавия смотрела на море лиц внизу, с явным интересом ждущих начала какого-то развлечения.
      - Где-то на своей особе мисс Морган прячет плоды утренних трудов на площади Тайберн, - торжественно оповестил собравшихся Лорд Ник. - И среди прочего - часы, самое ценное из моих вещей.
      - Не те ли, что ты свистнул у старины Денбая, Ник?
      - Те самые, Томас, - серьезно подтвердил грабитель. - Мисс Морган, настала пора продемонстрировать нам ваш тайник и предъявить выручку.
      Октавия покраснела. Там, в дверном проеме, когда они пережидали, пока не схлынет толпа, он видел, как ее рука тайно пробиралась к разрезу юбки, и точно знал, где располагается кожаный мешочек. Он догадался, что тайник был привязан к поясу и, чтобы отцепить его, Октавии придется задрать подол.
      - Грязная скотина!
      - Не забывайте о возмездии, мисс Морган. Лорд Ник небрежно потянулся к полке над стойкой, взял одну из глиняных трубок, высек кремнем огонь и закурил. Струйка дыма смешалась с сизым облаком от трубок других курильщиков, уже плавающим под низким потолком.
      - Но если вы сами сделать это почему-либо затрудняетесь, Бесси готова вам помочь. - Он обернулся туда, где на пороге кухни все еще стояла женщина в переднике, "Этому человеку привыкли подчиняться", - тоскливо подумала Октавия, когда кухарка принялась с готовностью вытирать о передник руки.
      Делать было нечего - и Октавия смирилась. Стараясь забыть о радостно ухмылявшихся лицах, она приподняла подол платья и нижнюю юбку. От волнения пальцы плохо слушались. Целую вечность девушка возилась с тесемками, которыми был привязан к поясу кожаный мешочек, но наконец развязала их.
      Лорд Ник стоял во главе стола, одну руку протягивая в ожидании добычи, а другой сжимая трубку. Его лицо не выражало ровным счетом ничего. Изо всех сил швырнув тяжелый мешочек ему в голову, Октавия соскочила со стола и бросилась к двери, где все еще стояла девочка-служанка с ее мокрым плащом. Вырвав плащ, Октавия выскочила в коридор и вон - на слепящий снег, не зная, куда ей бежать и что делать, просто неслась вдоль улицы, а ноги вязли в снежном месиве.
      Метель разыгралась не на шутку. Тонкий плащ не спасал от пронизывающего ветра. Муфта и перчатки остались в таверне, и пальцы Октавии быстро онемели, но она, рыдая от унижения, бежала вперед, не останавливаясь.
      Порывы ветра заглушили быстрые шаги. Кто-то догонял ее.
      - Женщина, да ты с ума сошла! - раздался рядом ненавистный голос.
      - Пустите! - Октавия рванулась прочь. - Мерзавец! Ты получил, что хотел. Теперь оставь меня в покое!
      - Мне вовсе не хочется иметь на своей совести вашу смерть!
      - О какой совести вы говорите? Да вы и слова такого не знаете, кусок дерьма из сточной канавы!
      К ее смущению, грабитель вдруг рассмеялся, и смех его на этот раз прозвучал сочно и весело:
      - Браво! Прощаю вам эти слова! Но вы мне были кое-что должны за Тайберн. Вам ведь не нанесли никакого ущерба, просто пришлось показать нижнюю юбку. Так что мир, и вернемся в тепло, пока вы не замерзли до смерти.
      - Лучше замерзнуть! - Октавия снова рванулась навстречу буре.
      - Вы изъясняетесь невероятным языком и подвержены диким припадкам, мисс Морган. - Лорд Ник сгреб ее на руки.
      Октавия пронзительно закричала, но это была лишь тщетная попытка помешать странному человеку препроводить ее обратно в "Королевский дуб".
      Войдя в таверну, он направился к деревянной лестнице.
      - Пошли Табиту наверх с горячим вином и полотенцами! - крикнул он Бесси. И пожалуйста, мы будем ужинать через полчаса.
      Когда кухарка показалась в дверях. Лорд Ник с легкостью преодолевал уже второй пролет лестницы, как будто ругающаяся и брыкающаяся девица на его руках была невесома. Женщина скрылась на кухне и, неодобрительно поджав губы, сказала:
      - Таб, ты слышала Лорда Ника? Горячее вино в его гостиную.
      - Слушаюсь, хозяйка. - Табита низко поклонилась и бросилась исполнять приказание. Наверху громко стукнула дверь.
      - Черт побери, женщина, а ты не такая уж и легкая. - Лорд Ник со вздохом облегчения поставил свою пленницу на ноги. - А теперь успокойтесь. Вы совершенно свободны и можете уйти в любой момент, а можете принять мое гостеприимство.
      В том, что он говорил, была неотвратимая логика, и Октавия, хотя и испытывала бешеную ярость, не могла не признать этого. По крайней мере теперь, вдали от любопытных глаз, свидетелей ее недавнего унижения.
      Девушка притихла и огляделась вокруг. Комната была ярко освещена восковыми свечами, на полу лежал клетчатый ковер, у окна стоял круглый стол, а по обе стороны камина - два стула с кожаными сиденьями. В очаге жарко пылали поленья, и их дым смешивался с благоуханием лаванды и запахом воска. Все в этой комнате: и начищенные подсвечники, и деревянная мебель - говорило о заботливой хозяйской руке.
      Внезапно Октавия почувствовала невероятную усталость, а от проникавших из кухни ароматов с новой силой вспыхнул голод. Пожав плечами, словно примиряясь с неизбежным, она сбросила промокший плащ, подошла к камину и протянула озябшие руки к огню. Только сейчас, когда с возвращающейся чувствительностью стало покалывать онемевшие кончики пальцев, она поняла, как замерзла. Ноги окоченели в сырых ботинках, и всю ее колотила неприятная дрожь.
      Лорд Ник наблюдал за ней, задумчиво нахмурившись. Наклонившаяся к огню девушка была изящна, и теперь, когда она перестала ругаться и брыкаться, вновь проступила чистая красота ее лица.
      Но нельзя судить по обертке о вещи! Горько усмехнувшись, он терпеливо переждал, пока привычный приступ ярости не сотрет возникший ангельский образ близнеца-братца. Знакомый круг - с этими чувствами он жил восемнадцать лет. Но вскоре он сможет освободиться от гнетущих оков предательства и несправедливости. Филипп вновь узнает о брате-близнеце...
      Стук в дверь прервал его мысли. Вошла Табита с кувшином и двумя стаканами на подносе и полотенцами под мышкой.
      - Вот, сэр. Накрыть вам ужин?
      - Через десять минут. Таб. - Лорд Ник знаком приказал девушке оставить их наедине, и служанка тихо вышла из комнаты.
      - Вытрите волосы, мисс Морган. - Лорд Ник бросил полотенце Октавии.
      Поймав его, она стала вынимать из волос заколки, а Лорд Ник тем временем наполнил стаканы горячим вином. Девушка наклонилась к огню и тщательно вытерла волосы.
      - Выпейте это.
      Октавия решила не противиться коротким приказам своего похитителя и покорно приняла из его рук стакан.
      Лорд Ник вышел из комнаты. Держа стакан между ладонями, Октавия с наслаждением вдыхала пьянящий терпкий аромат, потом сделала глоток, еще один и волны тепла разлились по ее телу. Допив вино, она поудобнее устроилась на стуле у камина, сняла промокшие ботинки и чулки и с наслаждением протянула к огню окоченевшие ступни. Когда они стали отходить, всколыхнулась боль, но она показалась девушке почти желанной.
      - Снимите платье и наденьте вот это. Таб высушит вашу одежду. - Лорд Ник протягивал ей бархатный халат.
      Блаженное тепло заставило Октавию забыть о похитителе, и она не услышала, как он вошел.
      - Мое платье прекрасно высохнет и на мне, - отозвалась она ледяным тоном.
      - Не глупите. Если не переоденетесь, то к утру заработаете лихорадку. - Он бросил халат ей на колени.
      Девушка смотрела на него с видом оскорбленной добродетели - невинная красота, олицетворение скромности! - и на секунду сумела даже убедить его.
      Но нельзя судить о вещи по обертке. Она прекрасная актриса: сегодня ей уже удалось надуть его один раз. К тому же взрослая женщина и уличная воровка. И при необходимости воспользуется своим телом как разменной монетой.
      - Не притворяйтесь, что вам впервой снимать платье на глазах у мужчины. Она услышала презрение в его голосе. - Впрочем, я не против игры. Согласен, игра добавляет немного пикантности. - Лорд Ник улыбнулся, но на этот раз улыбка вышла нехорошей. - Мне отвернуться? - Свои слова он подкрепил действием.
      Октавия поискала глазами нож.., что-нибудь.., и нашла кочергу.
      Уловив звяканье железа, он быстро обернулся. Октавия уже подняла оружие зубы оскалены, в глазах светилась готовность убить.
      - Дьявол! - Лорд Ник отпрыгнул в сторону в тот самый миг, когда эта сумасшедшая опустила кочергу с такой силой, что его череп непременно раскололся бы на куски, не отскочи он в сторону.
      Подняв кочергу, Октавия вновь бросилась на своего обидчика. Они закружили в смертельном танце, и Лорд Ник поразился, насколько она оказалась крепкой или, быть может, ярость придала ей силы? Наконец он сумел перехватить ее руку, и кочерга со звоном упала на пол.
      - Какого черта! - Взяв девушку за плечи. Лорд Ник что есть мочи встряхнул ее. - Ты могла меня убить!
      - Я это и собиралась сделать. - В голосе Октавии звучала настоящая злоба. - Вы осмелились разговаривать со мной как с...
      - Подождите, подождите, не хотите же вы сказать, что вы девица?
      - А что дает вам основание полагать, что я ею не являюсь? - Глаза Октавии горели, лицо побелело, и Лорд Ник понял, что это не игра.
      - Черт побери! - Он отпустил ее, грустно усмехнувшись. - А что мне оставалось еще предположить, если я знал о вас то, что я знал.
      - Вы обо мне ничего не знали!
      - Не знал. Конечно же, нет, - примирительно согласился Лорд Ник. - И посему, умоляю, примите извинения за мое невысказанное предположение. И переоденьтесь, а я отвернусь к стене и буду замаливать грех. - Он подошел к окну и стал вглядываться в летящий снег и темнеющий пейзаж за окном.
      Не говоря ни слова, Октавия подобрала халат, который в ярости швырнула на пол, и подошла к камину. Ветер гремел оконной рамой, и в комнату проникали его ледяные иглы. Она понимала, что нельзя оставаться в промокшей одежде. Торопливо сорвав с себя платье и освободив кринолин, Октавия швырнула все это на пол и осталась в нижней юбке и корсете.
      - Проклятие! - У нее сломался ноготь, пока она пыталась развязать тесемки на корсете.
      - Трудности со шнуровкой? - спросил грабитель, не отрывая глаз от окна. Могу я вам чем-нибудь помочь?
      Откуда он узнал? Октавия сжала зубы.
      - Идите к черту!
      - Я немного разбираюсь в одежде, - заметил он, и в его голосе появились прежние смешливые нотки.
      - Тоже мне, удивили! - Октавия снова принялась сражаться с узлом.
      - Идите сюда, и я развяжу его за минуту. Если хотите, закрою глаза.
      - Как же вы собираетесь расшнуровать меня, если у вас будут закрыты глаза? - поинтересовалась Октавия.
      - На ощупь. - Лорд Ник уже не скрывал веселой насмешки.
      Какое-то время Октавия боролась с собой, потом подошла к нему:
      - Закройте глаза!
      Лорд Ник послушно зажмурился, и девушка повернулась спиной. Она почувствовала мягкие прикосновения: пальцы мужчины искали неподдающийся узел.
      Октавия подозрительно посмотрела через плечо: его глаза были честно закрыты, а губы пытались удержать улыбку. Наконец непокорный узел сдался.
      - Спасибо, сэр.
      - К вашим услугам, мэм. Мне кажется, я справляюсь с ролью горничной леди. Не будет ли других приказаний?
      - Отвернитесь! - Октавия не могла понять, почему его не слишком почтительная улыбка казалась ей такой заразительной. Видимо, сказывались все потрясения этого дня.
      Она сняла нижнюю юбку и надела халат, теплый, большой и плотный.
      - Можете поворачиваться. - Октавия нагнулась, чтобы подобрать разбросанную одежду.
      - Мрачноватый вид, - прокомментировал он, подходя к камину. Пригубив вино, он принялся разглядывать девушку. - Кажется, мы и в самом деле встали не с той ноги.
      - Похищение - вряд ли лучший способ, чтобы завязать дружбу, - парировала Октавия. Она аккуратно сложила платье и вдруг почувствовала исходящий от своего нового одеяния тонкий аромат - смесь томной лаванды и запаха разогретой мужской кожи - его запаха, поняла она, того самого, что она вдыхала весь день.
      - Можно накрывать на стол, сэр? - В дверь просунула голову Таб. - Хозяйка говорит, что ужин остынет.
      - Тогда немедленно неси его сюда, - отозвался Лорд Ник. - Не хочу попасться Бесси на язычок.
      - Лучше не надо, сэр. - Служанка принялась ловко расставлять столовые приборы и бокалы. Покончив с этим, она взглянула на Октавию:
      - Мисс, я заберу просушить вашу одежду?
      - Пожалуйста, Табита, - ответила та и быстро добавила, не дав возможности Лорду Нику вставить хоть слово:
      - И как только она высохнет, сразу же принеси обратно.
      - Хорошо, мисс. - Взяв платье, служанка вышла.
      - Одежда вам больше сегодня не понадобится, - заметил Лорд Ник, снова подходя к окну. - На улице почти темно, и буря не думает утихать.
      - Я здесь не останусь, - решительно заявила Октавия.
      Лорд Ник пожал плечами. Не было смысла спорить впустую. Жизнь сама все расставит по своим местам.
      В дверях появилась торжественная процессия: Бесси, Табита и хозяин таверны. Они несли два доверху наполненных подноса и две бутылки бургундского.
      Устроив принесенные явства на столе, Бесси подняла крышку кастрюльки с супом из омаров и, взяв половник, принялась разливать его.
      - Мясо ты сам нарежешь, Ник?
      - Сам. - Лорд Ник подошел к столу, пригубил бургундское, предусмотрительно разлитое Беном, и одобрительно кивнул. - Еще осталось?
      Красное лицо хозяина побагровело еще больше.
      - Всего несколько бутылок. Ник. Между прочим, благодаря тебе.
      - Не преувеличивай, Бен. Мои друзья тоже помогали мне в этом.
      Мужчины вновь многозначительно посмотрели друг на друга, и Бен вышел из комнаты. Бросив последний взгляд на стол, на дымящуюся баранью ногу, Бесси махнула Табите в сторону двери и сама было последовала за ней, но на пороге задержалась.
      - Так она ляжет с тобой? - Кивок головы в сторону Октавии был явно презрительным и враждебным.
      - Да, - коротко отозвался Лорд Ник, и Бесси с громким стуком захлопнула дверь.
      Пораженная собственным бессилием, Октавия застыла на месте. Запертая в таверне, она оказалась во власти грабителя с большой дороги и его друзей.
      - Прежде чем проклятия снова посыпаются на мою голову... - Лорд Ник предостерегающе поднял руку, - хочу вам сказать, что здесь не место, где женщине стоит ложиться одной.
      - До того, как вы меня обворовали, сэр, у меня было достаточно средств, чтобы расплатиться самой. - Октавия с облегчением услышала, что ее голос звучит намного увереннее, чем она себя ощущает.
      - Интересная у нас получается мораль, - заметил ее похититель. - Однако садитесь к столу, а то суп остынет... Сколько можно твердить, что вор виновен и тогда, когда крадет у вора?
      - Вы, без сомнения, ничего не слышали о чести среди воров. Лорд Ник!
      - Напротив... - Вынув из кармана кожаный мешочек, он положил его на стол. - Я вернул лишь свою собственность.
      Из-за бурных приключений Октавия еще не успела оценить добычу. Она взвесила мешочек на руке и на мгновение забыла и о голоде, и о своих опасениях. С деньгами она сможет выбраться из этого места. Наймет экипаж и спокойно доберется до Лондона, а пока не утихнет метель, снимет комнату. Во всяком случае, она не будет зависеть от милости этого грабителя. Она даже заплатит за ужин. Октавия положила мешочек рядом с собой и спокойно принялась за суп. Но Лорд Ник в который раз безошибочно прочитал ее мысли:
      - "Королевский дуб" не принимает постояльцев, и здесь нет комнат, которые можно было бы снять. Октавия вскинула на него глаза:
      - Как это может быть?
      - Здесь промышляют другим ремеслом. - Он отрезал ломоть ячменного хлеба и с ироничной улыбкой подал ей на кончике ножа. - Дело, которым мы занимаемся в "Королевском дубе", кормит нас лучше.
      - Воровской притон, - горько заметила Октавия. - Но зачем... - Она яростно швырнула ложку. - Зачем вы меня сюда привезли?
      - Каприз. - Лорд Ник обмакнул хлеб в суп. - Вы меня заинтриговали. К тому же... - Он лениво улыбнулся. - Раз уж мы уладили все наши дела, не пора ли подумать, как поприятнее провести вечер?
      Пальцы Октавии стиснули ножку бокала.
      - Надеюсь, вы ничего не замыслили?
      - Признаюсь, никак не ожидал, что вы все еще блюдете свою непорочность, пожал плечами Лорд Ник.
      - И что теперь, когда вы об этом узнали? - напряженно спросила она.
      - Думаю, смогу пережить разочарование. Позвольте нарезать вам мяса.
      - Но тогда зачем вы сказали Бесси, что я лягу с вами?
      - Да потому что вы и в течение пяти минут не убережете свою девственность, если поступите иначе. - В его голосе послышались нетерпеливые нотки. Помнится, я вам это уже объяснял, мисс Морган.
      - И я должна вам верить?
      - По-моему, у вас нет другого выбора, дорогая. - Он поставил перед Октавией полную тарелку. - Ешьте, мисс Морган. На полный желудок лучше спится.
      Глава 3
      Лорд Ник с удивлением заметил, что обстоятельства нисколько не уменьшили аппетит мисс Морган. Он отрезал ей новый кусок мяса, положил картошки и полил все это луковым соусом.
      От тепла и еды лицо Октавии порозовело. Чувствовалось, что внутреннее напряжение, в котором она была все это время, начало спадать, словно она примирилась со своим положением.
      Что толкнуло ее на площадь Тайберн? Лорд Ник пригубил вино, пристально разглядывая девушку из-под полуприкрытых век. Быть может, она знакома с голодом и холодом, хотя нет.., изящное платье и нежные белые руки, никогда не знавшие труда, говорят об обратном.
      Поначалу он принял ее за обитательницу одного из тех заведений, так называемых "девичьих обителей", каких много располагалось вокруг Ковент-Гарден. Например, хозяйка одного такого веселого дома, миссис Годби, отбирала клиентуру самым строжайшим образом, а ее девушки были окружены заботой и образованны не хуже обожаемых дочерей благородных семейств. Элегантные женщины из подобных заведений обычно стремились поймать покровителя или даже мужа, и уже не один повес потерял голову от прелестей этих соблазнительниц.
      Разумеется, был бы неслыханный скандал, займи подобная дама место при дворе. Но Лорд Ник знал, что Элизабет Армистед из заведения миссис Годби попала прямо в объятия принца Уэльского и при этом ее прошлое осталось делом ее прошлого. Хотя сам он отнесся бы с великой осторожностью к мысли о женитьбе на подобной даме. Постоянно пришлось бы опасаться, что, не ровен час, тебе наставят рога.
      Лицо сидящей напротив девушки, казалось, дышало невинностью и чистотой. Кто бы мог подумать, что столь совершенный образ скрывает изощренный талант воровки и дьявол разберет, что еще. Он уже видел вспышку неистовой злобы... Ее и Филиппа... Вот была бы славная парочка.
      Кончики его пальцев, бесцельно скользившие по краю бокала, внезапно замерли. Лорд Ник сидел очень тихо, позволяя созреть, обрести крылья только что мелькнувшей мысли. Так с детства его посещали самые замечательные озарения. Следовало дать волю уму, чтобы он просчитал вероятные осложнения, отбросил лишние варианты и все спланировал наилучшим образом.
      Губы его улыбались, но в глазах стояла холодная сосредоточенность. Все должно получиться. Но как заинтересовать женщину, которая, казалось, не желала слушать никаких резонов? Чем ее можно привлечь? До определенной степени она была авантюристкой, а значит, ей не могло быть безразличным прибыльное дело. Но свободна ли она?
      - Скажите... - прервал он молчание так внезапно, что Октавия вздрогнула и пролила на скатерть несколько алых капель вина. - Скажите, как вам случилось оказаться в толпе на площади Тайберн?
      Девушка нахмурилась и промокнула салфеткой пятна. Почему он не задал этот вопрос раньше?
      - Меня не научили зарабатывать на жизнь обычным путем, - неопределенно ответила она и подцепила на вилку очередной кусок.
      - Но разве это вам так необходимо? - Лорд Ник предупредительно пододвинул миску с капустой. Девушка благодарно кивнула и положила себе изрядную порцию.
      - Подозреваю, вы вышли на большую дорогу по тем же причинам, - отозвалась она, ч - Людям нужно есть, иметь крышу над головой. А мне еще к тому же приходится заботиться об отце.
      Лорд Ник откинулся на спинку стула.
      - Извините, но почему отец не заботится о дочери?
      - Мне кажется, это не ваше дело, сэр. - Голос Октавии стал ледяным.
      - Не мое, - согласился он. - Но все же хочется знать. - Его голос внезапно сделался вкрадчивым, а улыбка приветливой, лед в глазах растаял.
      С тех пор как произошло несчастье, Октавии не с кем было поговорить, поделиться своим безысходным отчаянием. Она билась одна, чтобы вытащить себя и отца из работного дома, заставляя себя молчать, когда ею овладевало почти непреодолимое желание наброситься на отца с упреками. Она понимала: говорить что-либо ему бесполезно. Он не понимал их положения, не знал, что они не имеют ни пенни, не ведал, какими способами она спасает их от голода. Желание поговорить о невысказанном вдруг сделалось всепоглощающим. Грабитель с большой дороги поймет ее жизнь, потому что, как он сам сказал, они во многом похожи.
      Октавия отодвинула тарелку.
      - Отец очень умный человек, он талантливый ученый, но в обыденной жизни глупец, - начала она, - и с тех пор.., с тех пор, как на нас обрушилась беда, он еще больше погрузился в книги - не видит и не слышит ничего, кроме своих текстов. Три года назад он имел достаточное состояние, чтобы обеспечить нам нормальную жизнь, но только.., только попал к ворам.
      Девушка невидяще смотрела перед собой.
      - Если бы я была тогда рядом с ним, ничего бы не случилось, но я гостила у тети, когда двое бессовестных людей втерлись к нему в доверие и убедили вложить деньги в серебряные рудники в Перу. Нечего говорить о том, что этих серебряных рудников вовсе не существовало.
      - Понимаю, - бесстрастно отозвался Лорд Ник. Воры и мошенники есть во всех слоях общества, даже при дворе, и, клянясь в дружбе, они проворачивают свои грязные делишки. - И ваш отец потерял все.
      - Да, зато его друзья зажили прекрасно, - горько заметила Октавия. Пользуются уважением при дворе, поселились в моем родовом доме. Под этот дом отцу ссудили деньги, чтобы он мог вложить их в предприятие. Разумеется, его знакомые глубоко сожалели, когда оказалось, что они не могут вернуть залог.
      Губы девушки плотно сжались, а в глазах появилась ненависть:
      - Сукины дети лишь позволили отцу забрать его книги: они им были ни к чему.
      - А где ваша мать?
      - Умерла при моем рождении. Мы с отцом остались вдвоем на свете.
      Наступила тишина, которую нарушало лишь шипение мокрого полена в камине. Лорд Ник встал, чтобы поправить огонь.
      - Но все же почему вы выбрали жизнь преступницы? Вы, вероятно, хорошо образованы и могли бы стать гувернанткой.
      - Или горничной у леди, - насмешливо добавила Октавия. - Да, в услужение я могла бы пойти.., это был бы достойный выход из положения. Но меня учили не так, чтобы я смирилась с ролью прислуги. Лучше умереть.
      Она даже вспыхнула от негодования. Да, Октавия Морган оказалась подходящим союзником. Но Лорд Ник скрыл радость и лишь холодно заметил:
      - Гордыня, мисс Морган?
      - Разве вам она не понятна? - парировала девушка.
      - О да! - Он посмотрел на свою пленницу. - Мне - понятна. Но многие сочли бы воровство более унизительным, чем любое другое честное ремесло.
      Они встретились глазами.
      - Наверное.
      Лорд Ник догадывался, о чем она думает: слуг почти не считают за людей. Пропасть между ними и господами такая же, как между рабом и хозяином в Древнем Риме. Если человек воспитан, чтобы жить в унижении, он, может быть, и проживет свою жизнь счастливо, если же нет - ему уготовано медленное умирание.
      - Вы помышляете о мести?
      - Хотела бы, но я живу в реальном мире и не предаюсь фантазиям. Выкручиваюсь как могу, а когда становится невмоготу.., прибегаю к воровству. Она пожала плечами. - Во всяком случае, я приношу меньше вреда, чем те, что обворовали отца. Я беру немногое у многих, а не все у одного, и мои действия никого не разорили.
      - Думаю, и мои тоже. Попробуйте сыр с яблочным пирогом Бесси.
      Смена темы принесла Октавии облегчение и разрядила напряжение последних десяти минут. Странно было говорить вслух о том, что вызывало всеохватывающую ярость, и выражать словами ненависть, которую она испытывала к людям, безжалостно и равнодушно разрушившим жизнь ее и ее отца. Девушку успокаивало внимание этого странного человека, он ее понимает и не судит.
      - А вы? Что вас привело на большую дорогу, Лорд Ник?
      С минуту он резал пирог, не отвечая, потом небрежно бросил:
      - Одно дельце из прошлого... Недопонимание. Октавия с изумлением уставилась на него:
      - Недопонимание? Как недопонимание могло превратить вас в грабителя?
      - Почти так же, как недопонимание вашего отца превратило вас в карманную воровку. - Он положил кусок пирога на тарелку и передал ей.
      Видимо, это было все, что он собирался сказать. Откровенной оказалась лишь одна сторона. Девушка пожала плечами и погрузила ложку в сыр, возвышающийся белой горкой рядом с пирогом. Нечего пренебрегать ужином только из-за того, что на твою откровенность не ответили тем же.
      - Отец будет о вас беспокоиться?
      - А как вы полагаете? - ответила она вопросом на вопрос. - Обычно родственники волнуются, если крадут их близких.
      - А насколько будет волноваться он? - настаивал Лорд Ник.
      Октавия вздохнула. Положение драматизировать ни к чему: грабитель все равно не испытает чувства вины.
      - Он не всегда сознает, сколько времени. Его восприятие прошлого.., античности очень остро, а в настоящем он фактически не живет. Миссис Форстер приглядит за ним, а сама решит, что я где-нибудь укрылась от бури.
      Лорд Ник кивнул:
      - Утром, если утихнет буря, я верну вас домой.
      - Вы очень добры. - Ответ помимо воли прозвучал иронически.
      Но Лорд Ник не обратил внимания на ее тон - казалось, он был целиком погружен в собственные мысли. Длинные тонкие пальцы поглаживали золоченый ободок бокала, и в отсветах пламени то голубыми, то красными искрами вспыхивал перстень с драгоценным аметистом. Октавия Морган может стать прекрасным союзником: обещание помочь ей отомстить негодяям, разорившим отца, будет лучшим аргументом в пользу их союза.
      Однако Лорд Ник чувствовал, что девушка не готова к подобному предложению. В ней чувствовалась авантюристическая жилка, но темный мир преступлений еще не захлестнул ее полностью. Несмотря на все горести, она не соприкоснулась с тем отчаянием, которое заставляет переступить черту...
      Внезапно Октавии стало не по себе. Ее собеседник, казалось, пристально смотрит на нее и в то же время не видит: глаза его были пусты и безжизненны, как отшлифованный кварц, а лицо напоминало бесстрастную маску. Ей хотелось заговорить, закричать, сделать хоть что-нибудь, чтобы разбить эту безжизненную маску, отвлечь его от созерцания неведомых ей мрачных картин. Но слова не слетали с губ. Наконец лицо напротив ожило, а глаза остро уставились на Октавию.
      Лорд Ник принял решение. Октавия сможет сыграть в смертельную игру с теми, кто оскорбил их обоих, если в ней проснется женщина - притом женщина, способная во имя своей цели отринуть общепринятые нормы морали.
      Существует лишь один путь ввести ее в темный мир - разрушить хрупкие оковы ее девичьего благородства.
      - Я покину вас на минуту, мисс Морган. - Лорд Ник поднялся и, коротко поклонившись, вышел из комнаты.
      Оставшись одна, Октавия бросила яблочный пирог и, облокотившись о стол, уперлась подбородком в ладони. Ей было тревожно. На улице совершенно стемнело, стекло запорошил снег. Снизу доносился нестройный хор грубых голосов, выводящих непристойную песню, и слышался грохот отодвигаемых стульев. В этих звуках ощущалась угроза: хрупкий порядок в любой момент мог смениться разрушительным хаосом. Убежище разбойника с большой дороги явно не подходило для одинокой женщины.
      В дверь кто-то постучал, показалась голова Табиты:
      - Можно убирать, мисс?
      - Конечно. - Октавия поднялась из-за стола и подошла к камину. Крики и шум внизу возобновились с новой силой.
      - Что там такое?
      - То ли ругань, то ли драка.
      - Неужели здесь нет ни одной женщины, кроме тебя и Бесси?
      - Нет, мисс, ни единой, если их сюда не привозят. - Таб направилась к двери с подносом и, остановившись у порога, как бы между прочим добавила:
      - Это часто бывает.
      - А как же с тобой? Где ты спишь?
      - Я? - Вопрос, казалось, удивил Таб. - С Бесси над мойкой, если только Бену не вздумается заявиться к ней. Тогда ухожу на кухню к очагу.
      Выходило, что здесь действительно нет отдельных комнат.
      - В спальне Лорда Ника разожгли огонь. Так что можете отправиться туда, когда вам будет угодно, - продолжала весело щебетать Табита, открывая дверь. В постель положили нагретый кирпич, между простыней засунули сковороду, так что все в порядке. - Она улыбнулась Октавии на прощание и вышла из комнаты.
      - Что вы предпочитаете - ром или пунш? - спросил вернувшийся через несколько минут Лорд Ник. - Бесси все принесет в спальню, чтобы мы могли сделать на сон грядущий по глотку.
      - Не слишком ли рано отправляться ко сну? - поспешно возразила Октавия.
      Лорд Ник удивленно поднял брови:
      - Уже десятый час, а мне придется встать в три, чтобы к рассвету добраться до Тайберна.
      - Так же, как и мне, но я нисколько не устала. Идите, если хотите, а я останусь здесь, у огня.
      - Нет, - возразил он тоном, не терпящим возражений, - дорогая мисс Морган, я отвечаю за вас, поэтому вам придется спать за закрытой дверью в моем обществе. - И словно по мановению дирижерской палочки, снизу раздались грохот и крики вперемежку со звоном бьющегося стекла.
      Октавия поежилась. Выхода не было.
      - Пошли. - Он растворил перед ней дверь, и она скользнула через порог, чувствуя себя маленькой и беспомощной в этом чужом и страшном доме.
      Лорд Ник повел ее по коридору в заднюю часть дома, подальше от шума, доносившегося снизу.
      - Здесь намного тише, - заметил он, отворяя дверь в спальню. - Славная Бесси оставила и ром, и коньяк для пунша! Так что у вас есть выбор. - Он подтолкнул ее в комнату и закрыл дверь.
      - Пунш, - еле шевеля губами, ответила Октавия, с ужасом наблюдая, как ее похититель поворачивает в замке стальной ключ и кладет его в карман. Вряд ли в доме, где он, по всей видимости, друг и желанный гость, кто-нибудь решит ворваться к нему - следовательно, он запирает дверь, чтобы удержать свою строптивую пленницу.
      - Умывальник и горячая вода за перегородкой. Пока вы приводите себя в порядок, я приготовлю пунш, - сказал Лорд Ник и, перестав обращать на нее внимание, занялся пуншем.
      Комната оказалась большой и хорошо обставленной. Ее успели нагреть; повсюду разливался свет от дорогих восковых свечей. Оглядевшись, Октавия заметила у камина глубокое кресло и, решив, что просидит в нем всю ночь, направилась к перегородке. Как хорошо, что здесь есть укромный уголок! Визит во двор неприятен в любое время, а уж во время снежной бури просто немыслим.
      Когда она снова появилась в комнате, Лорд Ник крошил в содержимое серебряной чаши мускатный орех. Приятно пахло подогретым коньяком, апельсинами, лимонами, корицей и мускатным орехом. Октавия непроизвольно зевнула и вдруг поняла, как она бесконечно устала. Взгляд помимо воли обратился к пуховому одеялу на кровати. Может быть, ее похититель окажется настолько учтив, что предложит ей постель, а сам устроится в кресле?
      - Идемте к огню, - приглашающе улыбнулся Лорд Ник. - Попробуйте и скажите, чего не хватает, может быть, еще мускатного ореха?
      Было бессмысленно отказываться от удобств в этой красивой тюрьме. Октавия устроилась в глубоком кресле, вытянула ноги к каминной решетке и взяла бокал.
      - Мускатного ореха достаточно. - Она сделала пробный глоток. - Разве что добавить еще немного гвоздики.
      - Да, я совсем забыл о гвоздике. - Лорд Ник развернул пакетик из вощеной бумаги и насыпал щепотку темной специи в ее бокал. - Так лучше?
      Октавия кивнула.
      - Хотя вкус гвоздики не совсем обычный.
      - Очень редкий сорт из Индии. - Лорд Ник тоже пригубил пунш, а затем уселся на кровать и спокойно принялся раздеваться.
      Октавия онемела: он собирается лечь в постель.., в эту самую, посреди комнаты.., прямо на ее глазах. Он развязал шейный платок, снял рубашку, брюки... От мерцающего света на его широкой груди колебались тени, и взгляд девушки невольно скользнул вниз по дорожке вьющихся на животе темных волос, опустился дальше к облегающим бедра шерстяным кальсонам... Поперхнувшись пуншем, Октавия отвернулась.
      Разбойник с большой дороги словно ничего не замечал. Он пересек комнату и подошел к глубокому шкафу из вишневого дерева. Октавия не удержалась и украдкой взглянула на него; Лорд Ник стоял у шкафа, повернувшись к ней спиной. Достав отороченный мехом халат, он накинул его на плечи и скрылся за перегородкой.
      Дьявол! Октавия прижала ладонь к горящей щеке. Разделся при ней так, словно находится в борделе со шлюхой! Хорошо хоть не снял перед ней кальсоны. Впрочем, это слабое утешение. Она сделала глоток пунша, силясь подавить странный смешок. Говоря откровенно, зрелище доставило ей удовольствие. Завораживало, как кобра кролика. Что же с ней происходит?
      Она чувствовала себя утомленной и до странности чего-то ждущей.
      Из-за перегородки появился Лорд Ник. Задув все свечи, кроме одной, у изголовья кровати, он откинул лоскутное покрывало и вопросительно посмотрел на нее:
      - Мисс Морган?
      - Предпочитаю спать на стуле, - непреклонно ответила та, чувствуя, как предательски горят щеки.
      - Ваше право. Но вы там замерзнете, как только погаснет огонь. Дров недостаточно, чтобы поддерживать его всю ночь.
      - Мне тепло, спасибо, - натянуто поблагодарила Октавия. - Если вы не против, дайте подушку и покрывало, и мне будет очень удобно.
      Пожав плечами. Лорд Ник стащил с постели покрывало и бросил ей. За покрывалом последовала подушка. Потом, не говоря ни слова, он скинул халат. Должно быть, кальсоны он снял за ширмой. На секунду у Октавии перехватило дыхание: так необыкновенно волнующе было его обнаженное тело. Не обращая более на девушку внимания, Лорд Ник задул свечу, и комната погрузилась во мрак, нарушаемый лишь призрачным светом камина.
      Октавия закуталась в покрывало, подложила под голову подушку и постаралась уснуть. Но вдруг поняла, что это невозможно. С ней действительно творилось что-то странное: неясное возбуждение нарастало; казалось, оно разливается от живота по всему телу. Сознание, того, что обнаженное мужское тело, так взволновавшее ее всего несколько минут назад, находится совсем рядом, необъяснимым образом лишало ее покоя. Октавия попыталась отогнать смущавшие душу и тело мысли и принялась глядеть в огонь, на завораживающую пляску красно-желтых, синеватых языков пламени.
      Но успокоение не приходило. По мере того как огонь замирал, в комнате становилось все холоднее и темнее, а она по-прежнему сидела без сна. К тому же Октавия настолько замерзла, что ее колотила дрожь. В притихшей таверне слышалось лишь громыхание плохо пригнанных рам да свист ветра за окнами.
      Октавия посмотрела в сторону кровати. Лорд Ник лежал с одного края и, судя по равномерному дыханию, крепко спал. Если положить подушку посередине и таким образом разделить кровать пополам, можно будет тихонько устроиться с другого края. Ей необходимо согреться. Если даже она не уснет, то хоть не промерзнет к утру до костей.
      Октавия осторожно встала, набросила на плечи покрывало и на цыпочках отправилась к кровати. Затаив дыхание, девушка осторожно подняла одеяло и просунула подушку на середину. Спящий не пошевелился. По-прежнему не дыша, она забралась на высокий матрас, юркнула под одеяло и, свернувшись калачиком, попыталась унять дрожь, от которой, казалось, ходуном ходила кровать.
      Октавия лежала тихо-тихо, боясь скатиться в лунку, разделяющую кровать на две половины. Она согрелась, но странное возбуждение не покидало ее. В голове роились неясные мысли, которые ускользали прежде, чем она успевала их ухватить.
      Тяжелый халат превратился в инструмент пытки, казалось, он так стиснул тело, что невозможно дышать. Ей было жарко, тяжко. Октавия попыталась выпутаться из халата, совершенно забыв, что двигаться следовало только осторожно. Наконец халат упал на пол, и девушка с облегчением вздохнула, почувствовав под тонкой рубашкой собственное тело.
      Неясные мысли сверлили голову все настойчивее, проникали в мозг, как бесцельно ползающие змеи - скорее не мысли, а ощущения; тело охватила дремотная нега, но прежнее возбуждение не ушло. Она чувствовала свое тело, как не чувствовала раньше никогда. Руки пробежались по нему и обнаружили, что соски стали твердыми, ладони скользнули вниз. Ноги разошлись в стороны, и пальцы проникли между ними - Октавия с удивлением поняла, что ее лоно увлажнилось. Необыкновенное, болезненное возбуждение вновь нахлынуло на нее.
      Она погладила себя, все больше поддаваясь дремотной неге. Рой образов в голове потерял всякий смысл, глаза всматривались в размытый, мерцающий пейзаж, который, казалось, возносил ее на вершины соблазнительного сияния.
      Ей грезился собственный рот, поцелуй столь невесомый и легкий, что не потревожил бы даже воздуха. Грезились руки, обвивающие могучее теплое мужское тело. Она вдыхала запах кожи - знакомый, но не ее запах. Ей казалось, что ее кожа соприкасается с кожей лежащего рядом мужчины, а его пальцы ласкают ее поясницу, поглаживают груди, пробегают сверху донизу по всему телу, снимают беспокойство, вызывая отчетливое желание. Она чувствовала, как ее губы раскрываются для совсем другого поцелуя - поцелуя всем ртом, слышала словно кошачьи вскрики в чувственной темноте и понимала, что это ее голос. Мечтала о том, чтобы радостное предназначение проникло в каждую клеточку и заставило душу петь, чтобы тело слилось с другим телом и полностью подчинилось ему. Октавия погружалась в обволакивающую черноту и вновь выныривала на сияющий берег. Она снова и снова испытывала минуты радости и длинный, пологий, дремотный спуск туда, где ее ждало зеленовато-тусклое, сонное забытье.
      Эти чувственные мечты преследовали Октавию всю ночь, а тело существовало в каком-то нереальном пространстве, отдаваясь все более могущественным волнам наслаждения.
      ***
      Октавия проснулась от яркого солнечного света. Она была одна в комнате.
      Но мечта осталась по-прежнему с ней. Ее нити будто опутывали девушку, образы, теперь уже неясные, были живы и тревожили ум. Она лежала, чувствуя странное опустошение, не понимая, что же с ней произошло, и тщетно стараясь восстановить ускользающие картины ночи.
      Руки ощупали тело. Октавия твердо помнила, что вечером в постель ложилась в рубашке, но сейчас она была голой. Действительность обретала конкретные формы, но замешательство только усилилось, когда перед взором предстала комната и вернулась память.
      Октавия как-то совершенно необычно ощущала свою кожу, словно к ней прикасался посторонний. Между ног саднило, но не слишком сильно: скорее ощущалась согревающая, приятная боль. Октавия решилась коснуться больного места и увидела на пальцах следы крови.
      Она откинула покрывало и села... Кровь была на простыне и на внутренней стороне бедер.., немного крови, и она больше ниоткуда не текла.
      До следующих месячных оставалось три недели. Октавия снова легла и уставилась в ситцевый купол балдахина. Разбойник с большой дороги ее изнасиловал.
      Изнасиловал?
      Но не произошло ничего, что бы не доставило ей удовольствия. Просто ее грезы оказались реальностью.
      А реальность означала возможные последствия. Она могла зачать ребенка. Что с ней сталось, что она отдалась сама? Как могло случиться такое?
      Октавия снова села и огляделась. В камине жарко горел огонь, чья-то заботливая рука соскребла иней с внутренней стороны стекол, чтобы слабый зимний солнечный луч мог свободно проникнуть в комнату.
      А где же он? Любовник ее грез? Если бы не чувство горечи, захлестнувшее ее, она, пожалуй, посмеялась бы над собственным безрассудством. Что с ней все-таки приключилось? Что забросило в этот странный, фантастический мир?
      Ее взгляд упал на одежду, аккуратно развешанную на стуле у камина. Башмаки начищены до блеска. А на спинке кровати в ногах - бархатный халат и рубашка.
      - Сукин сын, - пробормотала Октавия. Пробуждение лишило всякой прелести ее сладостный сон.
      Дверь отворилась. Судя по звуку шагов, в комнату вошел обутый в сапоги человек. Шаги звучали неестественно громко, словно разрушая волшебство мечты. Это был он. Но любовник ее ночных грез мало походил на вчерашнего Лорда Ника.
      - Кто вы? - произнесла она шепотом. Лорд Ник был одет в костюм из бирюзового бархата, манжеты рубашки отделаны богатым кружевом, волосы убраны под аккуратно напудренный парик, пряжки сапог украшали драгоценные камни. Но улыбка была той самой, из ночи.
      - Лорд Руперт Уорвик к вашим услугам. - Он церемонно поклонился, и на пальце искрой блеснул аметист.
      Голос Октавии задрожал от гнева, не допуская ни малейшей возможности радостных воспоминаний ночи:
      - Значит, вчера вы были грабителем с большой дороги Лордом Ником, а сегодня вы придворный, лорд Уорвик? Может, у вас есть и другие имена или я познакомилась со всеми?
      В серых глазах Лорда Ника вспыхнули искорки.
      - Не со всеми, а только с теми, какие вам положено знать. По крайней мере сейчас. - Слова прозвучали слегка иронично.
      - Вы дали мне слово и все же соблазнили меня.
      - Я вас не соблазнял. - Он твердо выдержал ее взгляд.
      - Но я могу остаться с ребенком. - Она безоговорочно приняла его отказ.
      - Нет, Октавия, на этот счет не беспокойтесь. - Присев на край кровати, он нежно взял ее за руку. - Не знаю, насколько вы осведомлены о таких вещах, но есть средство, которым всегда может воспользоваться мужчина. Оно известно под названием презерватива.
      - И вы его надевали? - В глазах Октавии промелькнуло недоверие. Неужели посреди их сладкого сна ему могла прийти в голову такая практичная, будничная вещь?
      Лорд Ник кивнул:
      - Поверьте мне, дорогая, я не хочу причинить вам никакого вреда.
      - Но как все случилось? Я не понимаю, как все вышло?
      - Вы сами меня позвали, - просто ответил он.
      Неужели? Это казалось невероятным.., и все же...
      Да, она действительно хотела этого.
      - Ничего не понимаю. - В ее голосе прозвучало отчаяние.
      - А ничего и не надо понимать. Мы ночью насладились друг другом, как это случается между мужчиной и женщиной. А теперь вставайте, одевайтесь, и я отвезу вас к отцу.
      На этом все закончится. Она обо всем забудет, о сплетении рук и ног в преддверии ада. Скорее всего.
      Глава 4
      Кто-то зашил ее разорванную кружевную косынку - наверное, Табита, решила Октавия. Вряд ли о ней вдруг решила позаботиться недружелюбно настроенная, сумрачная Бесси.
      Она одевалась у огня в пустой спальне. Лорд Ник, сказав, что подождет ее в гостиной, где был уже накрыт завтрак, ушел, оставив Октавию наедине с собой. Она была благодарна ему за такую деликатность, прямо скажем, неожиданную после всего происшедшего.
      Кожаный мешочек Октавия привязала на прежнее место на поясе и почувствовала некоторое успокоение. Они была смущена, напутана, но на удивление полна сил, словно пересекла границу и вступила на неисследованную территорию. Все ее тело пело, кожа стала необычайно чувствительной. Без сомнения, после такой ночи она должна и выглядеть по-другому. Октавия взглянула в покрытое пятнами большое зеркало, но увидела в нем лишь свое знакомое лицо. Быть может, только ярче румянец да глаза стали больше.
      Она взяла расческу с туалетного столика и провела ею по спутанным волосам, в беспорядке рассыпавшимся по плечам. Заколки остались в гостиной, где она сушила волосы. Это было только вчера!
      Глядя в огонь, Октавия постаралась соединить себя сегодняшнюю с той, какой она была вчера.., перед тем как украла часы разбойника с большой дороги. Ей казалось, что она вступила в новую жизнь, но.., время развеет воспоминания о фантастическом сне. Она возвратится в Шордич, в мрачные, убогие комнаты над свечной лавкой, к погруженному в собственный мир отцу, к ежедневной борьбе за то, чтобы сохранить собственное достоинство, когда разговариваешь с ростовщиком, бакалейщиком, мясником и булочником; станет штопать носки и зашивать платья, а когда не останется ничего, что можно заложить, пойдет на улицу рисковать головой.
      От скрипа растворяющейся двери Октавия вздрогнула: на пороге появилась Бесси.
      - Между прочим, у меня есть и другие дела, - объявила она. - Нечего, точно дерьмовая леди, целый день валяться в кровати. Будешь завтракать или убирать?
      Октавия холодно ответила:
      - Назови цену, и я тут же тебе заплачу, милейшая. Брови женщины взлетели вверх:
      - Ну уж дудки! Не нужны мне твои деньги. Ник о нас хорошо заботится. А тебе лучше поспешить. Ему есть чем сегодня заняться, кроме тебя.
      - Если он хочет мне что-то сказать, то пусть придет и скажет сам. Присоединюсь к нему через пять минут. Изволь так и передать! - На Бесси взглянула мисс Морган из Хартридж Фолли, и в комнате, казалось, заледенел воздух. Та ответила ей неприязненным взглядом и вышла, с треском захлопнув за собой дверь.
      Октавия усмехнулась и стала не спеша заканчивать туалет. После маленького спектакля, во время которого ей удалось поставить Бесси на место, она почувствовала себя значительно лучше. Наконец Октавия была готова и, взяв плащ, перчатки и муфту, направилась в гостиную.
      В коридоре было промозгло. Снизу, из общего зала, несло пивом и трубочным табаком. Было слышно, как передвигают мебель, как гулко грохочет бочка, которую катят по мощеному двору, как выливают на каменные плиты воду. "Королевский дуб" готовился к предстоящему дню.
      Прежде чем открыть дверь в гостиную, Октавия невольно расправила плечи и подняла голову. Лорд Ник сидел за тем же круглым столом, что и вчера. Октавия против воли загляделась на мужественные черты его лица, широкий разлет бровей; проницательные серые глаза казались сегодня глубже и темнее.
      При ее появлении Лорд Ник с учтивым поклоном поднялся;
      - Дорогая мисс Морган, надеюсь, вы провели приятную ночь?
      От игривой двойственности обычной учтивой фразы у Октавии перехватило дыхание. В его глазах был смех, на губах - отсвет улыбки, а в голосе откровенное удовольствие.
      - Потрясающую, сэр.
      Что-то вроде замешательства мелькнуло в его глазах и тут же исчезло.
      - Прошу к столу, мэм. - Он отодвинул стул, а когда Октавия села, откинул с ее шеи каштановые волосы и поцеловал в затылок.
      От теплого прикосновения губ девушка вздрогнула. Нет, думала она, я совсем не та женщина, что вошла сюда вчера вечером. Она предалась восхитительному ощущению, словно тело отвечало на давно знакомый призыв.., лишь ее ум рассуждал по-другому. Он не присутствовал в теле, пока длились бесконечные радостные часы прошлой ночи, и не познал их счастья.
      Как же все это случилось? Как она могла и спать, и бодрствовать во время такого решающего для каждой женщины опыта?
      Ответа не было. Но тело сообщало, что все произошло на самом деле, и требовало, чтобы это случилось еще раз.
      Октавия резко тряхнула головой, словно пытаясь сбросить дурман.
      А что вас заставило превратиться в лорда Руперта Уорвика? - подчеркнуто спокойно спросила она, но больше всего ее интересовало, заметил ли он ее реакцию на свой поцелуй. Взглянув в его смеющиеся глаза, она узнала ответ.
      - Дела. - Лорд Ник сел на свое место. - У меня много самых различных дел, поэтому приходится выступать в самых разных ролях. - Он подал ей кусок подогретого хлеба, такого свежего и белого, какой можно найти лишь в самых лучших заведениях. - Кофе?
      - Спасибо. - Октавия смотрела, как он наливает темную жидкость в фарфоровую чашку. - И что это за дело, которое потребует роли и костюма придворного?
      - Нечто связанное с двором. - Он снял крышку с блюда. - Немного копченой грудинки?
      - Извините, я не собираюсь совать нос не в свое дело. - Октавия поняла его явный упрек. - Нет, мяса я не хочу.
      - Тогда грибы. - Он сделал приглашающий жест в сторону другого блюда. Или кусочек ветчины? Если угодно, Бесси сварит яйца.
      - Мне у Бесси и грязи не допроситься, - заметила девушка с живой грубоватостью, погружая ложку в блюдо с грибами.
      Лорд Руперт - а Октавия решила, что должна называть его именно этим именем, - рассмеялся:
      - Уверяю вас, она здесь вовсе не для того, чтобы вести учтивые разговоры.
      - Ее дерзость невыносима, и я предпочла бы ей заплатить.
      Лорд Руперт нахмурился и ответил тоном, который Октавия так часто слышала накануне:
      - Не стоит.
      - Что значит "не стоит"? - раздраженно спросила она. - Я так хочу! Будьте добры, прикажите ей, потому что меня она и слушать не будет.
      - Да, вас она слушать не будет, - согласился лорд Руперт. - Бесси привыкла к тому, что приказываю ей только я. И ей прекрасно известно, что вы - моя гостья. Надеюсь, вы не можете пожаловаться на мое гостеприимство? Мне было бы больно так думать, после того как мы так чудесно провели с вами время.
      Щеки Октавии вспыхнули. Неужели его подчеркнутое радушие - всего лишь плата за ночь? Тогда он видит в ней просто шлюху. А почему бы и нет? Она и вела себя, как обычная шлюха.
      Октавия резко отодвинула стул и встала.
      - Желаю вам приятного дня, сэр. Надеюсь, все дела лорда Руперта Уорвика пройдут успешно. - Она бросилась к двери и, оказавшись в коридоре, не отказала себе в удовольствии с треском захлопнуть ее за собой.
      Выбежав во двор, на морозный солнечный воздух, она с наслаждением полной грудью вдохнула его обжигающую и очищающую свежесть. Обычная грязь и слякоть узких улочек были надежно укрыты выпавшим снегом, и под его покровом все казалось белым и первозданным. Небо сияло голубизной, и когда Октавия завернула за таверну в поисках конюшни, у нее под ногами громко заскрипел снег.
      Должен же быть здесь какой-нибудь экипаж! Но единственным экипажем во дворе оказалась ломовая повозка, запряженная двумя клячами. Бен с уже знакомым Октавии долговязым парнем разгружали бочки. Девушка в замешательстве остановилась и огляделась вокруг. Ворота конюшни были закрыты, но она знала, что по крайней мере одна лошадь - лорда Руперта - стояла внутри. Если у них нет экипажа или пролетки внаем, может быть, за деньги ей оседлают верховую лошадь? У Октавии не было костюма для верховой езды, но это беспокоило ее меньше всего.
      Она подошла к подводе.
      - Прошу прощения, хозяин, нет ли у вас экипажа внаем.., или хотя бы лошади?
      - Здесь не извозчичий двор, мисс, - коротко ответил Бен. - Ничего подобного у нас нет.
      Он был не столь груб, как Бесси, но помогать тоже не собирался.
      Октавия просунула руку в разрез юбки и нащупала мешочек. Может быть, немного золота заставит его изменить мнение? Октавия почувствовала уколы холода и только сейчас поняла, что от обиды забыла в гостиной плащ, перчатки и муфту. Чертовски неприятно. Мало того, что по дороге в Шордич она до костей промерзнет, это была ее единственная приличная верхняя одежда, в которой она выглядела как женщина из порядочной семьи. Однако возвращаться в гостиную было немыслимо.
      - Дьявольщина! - Она расстроенно топнула ногой.
      - Что-нибудь забыли, мисс Морган? - донесся учтивый голос лорда Руперта. Он стоял на пороге таверны в накинутом на плечи темном бархатном плаще, отороченном бирюзовым шелком; в руках лорд Руперт держал ее плащ, перчатки и муфту, - Боюсь, вы в самом деле умрете от простуды, если не перестанете бегать по улице в одном платье. - Он подошел к ней и покачал головой. - Очень неразумно.
      Октавия с трудом сдержалась, когда он подчеркнуто почтительно помог ей надеть плащ.
      - Перчатки. - Он натянул ей одну перчатку, словно она была несмышленой девчонкой и не могла одеться сама.
      - Ради Бога, обойдусь и без вас! - Октавия резко выхватила у него вторую. - Я хотела нанять экипаж, чтобы доехать до дома, но хозяин таверны утверждает, что у него вообще нет экипажей. Может быть, с вашей помощью найдется, - горько добавила она, поднимая капюшон. - Хотя я могу идти и пешком.
      Лорд Руперт вздохнул:
      - Вы самая капризная и испорченная девчонка. Я же сказал, что утром доставлю вас домой.
      - У меня нет ни малейшего желания больше зависеть от вас, сэр. Я не продаюсь! - К собственной ярости, она различила в своем голосе слезы. Но это были слезы гнева, а не обиды. Она резко отвернулась, будто хотела оттолкнуть его.
      - Вы от меня не зависите. Все обстоит иначе. - Лорд Руперт мягко взял ее за руку. - Вчера я сказал, что иногда вы говорите странные вещи и склонны к диким выходкам. Сегодня я еще раз убедился в этом. К тому же сейчас вы нанесли мне обиду. Кто сказал, что я собираюсь вас покупать?
      - Нужен фаэтон. Ник? - Бен вступил в разговор, прежде чем Октавия успела ответить на раздраженный вопрос лорда Руперта. - Фредди запряжет в момент.
      - Спасибо, Бен.
      - Так у них есть экипаж! - воскликнула девушка. - Я это знала!
      - Но он не сдается внаем, а принадлежит мне, - обронил разбойник.
      - Простой грабитель владеет собственным экипажем? - Изумление заставило ее забыть обиды.
      - Видите ли, мисс Морган, я такой же простой грабитель, как вы простая карманная воровка. Я думал, вам это стало уже ясно.
      Он вытащил из кармана сюртука украшенную эмалью табакерку, потом взял Октавию за руку, повернул ладонь вверх, насыпал на голубоватые прожилки аккуратную щепоть и вдохнул. Его глаза улыбались.
      - Женская кожа, как ничто другое, обогащает аромат. Октавия растерялась. Она знала, что нельзя позволять ему такую вольность, но.., не смогла удержаться от улыбки.
      Появился Фредди. Он вел двух гнедых, запряженных в элегантный экипаж.
      - Вот, Лорд Ник. Правда, сверкают? Вечером я их целый час драил. - Парень с гордостью посмотрел на хозяина. - Свеженькие, - добавил он.
      У Октавии не было иного выбора, и, постаравшись подавить обиду, она села в коляску.
      Лорд Руперт проворно вскочил вслед за ней.
      - Отпускай, Фредди!
      Долговязый парень подчинился, и гнедые понеслись к воротам.
      Октавия закуталась в плащ и лишь изредка посматривала на спутника. Она была не склонна разговаривать, и, к счастью, лорд Руперт тоже, казалось, был занят собственными мыслями. Так они и ехали молча, пока не пересекли Лондонский мост и не оказались на знакомых городских улочках.
      Ее похититель заговорил на Грейсчерч-стрит:
      - Мисс Морган, мы переехали Лондонский мост, теперь показывайте дорогу вы.
      - Отвезите меня на Алтгейт, сэр, а дальше я доберусь сама. - Несмотря на их близость безумной ночью, на то, что он, как и она, шел по жизни кривыми дорожками, Октавия не хотела, чтобы ее спутник видел, какое жалкое существование она влачит. Его жизнь все же сильно отличается от ее убогой действительности, ежедневной, тщетной борьбы. Он привык к роскоши и власти, под какими бы личинами ему ни приходилось скрываться.
      - Нет, я довезу вас до самого дома.
      - А если, сэр, я не скажу вам, куда ехать? Он искоса посмотрел на нее, и в его глазах она прочитала изумление.
      - Тогда мне придется предпринять некоторые шаги, чтобы заручиться вашей помощью.
      Октавия смутно догадывалась, что, какими бы ни были эти шаги, они вряд ли принесут ей удовольствие. Твердо сказав себе, что нет причин стесняться своей жизни перед грабителем, обычным проходимцем, она решительно повернулась к Лорду Нику:
      - Хорошо. Но вы не будете возражать, если мы вначале остановимся на Квакер-стрит у ломбарда? Мне нужно кое-что выкупить.
      - Вовсе нет, - учтиво ответил он. - Там и в любом другом месте. Я к вашим услугам, мэм.
      Она показывала дорогу в хитросплетениях улочек Ист-Энда, восхищаясь его умением править лошадьми. Казалось, поглазеть на их шикарный экипаж сбежалась вся округа. Оборванные ребятишки стайками собирались на углах, нищие в надежде получить подачку выставляли напоказ увечья. Когда коляска замедлила ход, чтобы пропустить свору голодных собак, гнавшихся за ободранной кошкой, неожиданно прямо под копыта лошадей, прижимая к груди ребенка, метнулась молодая женщина. В немой мольбе она подняла измученные глаза и протянула высохшие руки.
      Лорд Руперт едва взглянул на нее, но швырнул монету. Женщина бросилась ловить зазвеневший по камням кружочек.
      - Она истратит деньги на джин, - заметил он с холодным безразличием.
      - Может быть, - отозвалась Октавия. - Но с его помощью она станет лучше обращаться с ребенком.
      - А что с ним станется, когда она уморит себя джином? - В его тоне сквозило прежнее отчуждение, но Октавия почувствовала, что это всего лишь маска, скрывающая его истинные чувства. Сама она научилась ладить с ужасом, царившим на этих улочках, и понимала, что, лишь выработав в себе известную отстраненность, можно не сойти с ума при виде душераздирающих картин бедности.
      Октавия ничего не ответила, просто показала дорогу на Квакер-стрит. Лорд Руперт подъехал к вывеске с тремя золотыми шарами.
      - Эй, малец, сможешь подержать лошадей?! - крикнул Руперт мальчишке лет десяти, стоявшему рядом с домом.
      - Я пойду сама, - запротестовала Октавия. - Я привыкла заниматься такими вещами.
      Не обращая ни малейшего внимания на ее слова, лорд Руперт спрыгнул на землю и предложил ей руку. Сорванец перехватил вожжи, и его чумазая мордочка расплылась в улыбке: он предвкушал неплохую "благодарность".
      Пожав плечами, Октавия вышла из коляски. Из всех окон и дверей за ними наблюдали любопытные глаза. Но зрелище того стоило: квартирантка миссис Форстер приехала в элегантном экипаже с роскошно одетым джентльменом. Лорд Руперт отворил дверь, колокольчик весело звякнул, и они вошли в темное, мрачное помещение ломбарда, где все запахи перебивал дух старой одежды, пыли и плесени.
      - Пришли за папиными книгами? - Из сумрака возник старикашка такого маленького роста, что его голова едва виднелась из-за прилавка. - Думал, уж не объявитесь, не принесете взнос за неделю. Срок ведь прошел вчера. Хорошо еще, что я их не продал.
      - Ну будет, будет, Джебедиа. Кому здесь нужна "Республика" Платона и два тома Тацита? - оборвала его Октавия. Она извлекла из кармана несколько монет и бросила на прилавок.
      - И еще два шиллинга процентов, - загнусавил ростовщик, сгребая деньги. Срок ведь истек.
      - Никаких процентов за выкуп, - объявила Октавия. - И не пытайся пудрить мне мозги.
      Джебедиа беззубо улыбнулся и уставился поверх ее плеча на высокую элегантную фигуру ее спутника:
      - Вижу, вы подружились с джентльменом. Какой приятной наружности!
      Октавия сердито вспыхнула:
      - Неси книги, Джебедиа!
      - Сейчас, сейчас. - Ростовщик зашаркал куда-то в темную утробу смрадного помещения и через минуту возвратился с книгами - тремя переплетенными в кожу томами с золотыми обрезами. - А я ведь оказал вам услугу, - зашамкал он. Взял книги под хорошую цену. И теперь мог бы получить с них прибыль, если бы вы их не выкупили.
      - И я тебе то же самое говорила, - серьезно согласилась Октавия, беря тома и складывая их вместе. - Не подумай, что я неблагодарна, старый прохвост. - И она бросила на прилавок еще один шиллинг. - Вот моя благодарность.
      - Получили состояние, да? - Он поймал на лету монету и попробовал на зуб. Острые глаза снова скользнули по молчаливой фигуре лорда Руперта. - Большое состояние? Разве вас кто-нибудь за это осудит: ведь ваше лицо уже целое состояние.
      Октавия круто повернулась и направилась к двери, прижимая к себе книги. Джебедиа ничего не объяснишь: он видел то, что он видел. А то, что он видел, увидят и все другие, подумала Октавия. Вот еще одна причина, почему она не хотела, чтобы ее провожали до самых дверей. Лорд Ник - одно дело, но лорд Руперт Уорвик - совсем другое.
      - И как часто вам приходилось этим заниматься? - спросил лорд Руперт, помогая ей сесть в коляску; - Джентльмен показался мне довольно нахальным.
      - Достаточно часто. А он таков и есть. Проходимец. И я всегда боюсь, что когда-нибудь он решит, что ему могут пригодиться страницы. Папа сходит с ума, когда из его библиотеки исчезает книга. Боюсь даже подумать, что с ним будет, если она возвратится поврежденной.
      - А этот нахал что-нибудь брал еще у вас? - Руперт бросил мальчугану шестипенсовик.
      - Драгоценности.., несколько вещиц, принадлежавших матери. - Октавия пожала плечами. - Пока я аккуратно плачу еженедельные взносы, он их держит. Хотя не представляю, что когда-нибудь смогу их выкупить.
      Это было сказано без жалости к себе, но не без горечи.
      - Когда-нибудь, может быть, выкупите.
      - Когда рак на горе свистнет, - невесело рассмеялась Октавия.
      - Но помечтать ведь можно, - с вежливым равнодушием заметил он.
      - Помечтать можно, - согласилась девушка. - В конце поверните направо.
      Они подъехали к маленькому, убогому домику, стоявшему на кривой и настолько узкой улочке, что карнизы домов на противоположных сторонах почти соприкасались, образуя над мостовой что-то вроде балкона. Это и была свечная лавка.
      - Спасибо, что проводили, - церемонно поблагодарила Октавия и соскочила на землю, прежде чем лорд Руперт успел предложить ей помощь. - Надеюсь, дорогу обратно найдете?
      - Вчера я сказал, что обязан доставить вас в самое лоно семьи. - Руперт улыбнулся и спрыгнул на землю вслед за ней.
      - А ваши лошади? - без особой надежды спросила Октавия. Какого черта он постоянно ее преследует?
      - Уверен, что кто-нибудь их с радостью подержит.
      Он еще не договорил фразы, как на пороге свечной лавки показался старший сын миссис Форстер и широко раскрытыми от удивления глазами уставился на спутника их квартирантки.
      - Уолтер, подержи лошадей его светлости. - Октавия обреченно вздохнула. Пожалуйте в дом, сэр. - Она прошла вперед, по дороге гадая, в каком расположении духа находится ее отец: иногда он бывал удивительно милым, а иногда - таким несносным, что с ним невозможно было находиться в одной комнате.
      - Как я измучилась! Где же вы были, мисс Морган? С ума от беспокойства сошла. - Кругленькая низенькая дама выкатилась из глубины лавки. - Отец тоже беспокоился, все спрашивал, не случилось ли с вами чего. Я ему сказала, что вы где-нибудь укрылись от снега. Но он... - Ее голос оборвался на полуслове, когда она увидела спутника Октавии. - Как я измучилась, - растерянно повторила она.
      - Миссис Форстер, это лорд Руперт Уорвик, - представила своего спутника девушка. - Он приехал повидаться с отцом. Сюда, сэр. - И, не дожидаясь ответа ошарашенной хозяйки, проследовала к лестнице в глубине лавки. Его светлость поспешил за ней.
      Проходя мимо миссис Форстер, он слегка поклонился. Кажется, женщина вовсе не плохо относится к своей квартирантке, а свечная лавка хоть и была неказиста, производила впечатление процветающего предприятия в этих угрюмых закоулках.
      Сердцем здешней бедности свечная лавка, безусловно, не была, но Октавия казалась в ней таким же инородным телом, как бриллиант на угольной шахте.
      Лорд Руперт шагал за хрупкой фигуркой по скрипящей деревянной лестнице. В тусклом свете канделябра, освещавшего их путь, волосы Октавии стали красновато-рыжими. На верхней площадке, перед закрытой дверью, девушка остановилась и обернулась. Золотистые глаза сияли в полумраке, губы слегка раскрылись, словно она собиралась что-то сказать; на щеках выступил теплый румянец.
      Настоящий бриллиант, и если она будет слушаться его, то получит для себя должное обрамление.
      Он улыбнулся и взял Октавию за подбородок, но она резко высвободилась.
      - Вы погубите остатки моей репутации! - прошипела она разгневанно. - И так уже слух о том, что я явилась домой после ночного отсутствия с вами, пойдет по всей округе.
      Руперт отстранился и, как бы признавая свою вину, склонил голову, но в его ироничном тоне не чувствовалось раскаяния:
      - Простите, мисс Морган, мне это не пришло в голову. А теперь позвольте выразить свое почтение вашему отцу.
      Октавия открыла дверь.
      - Папа, к нам гость!
      Комната была небольшой, убого обставленной и скудно освещенной коптящими сальными свечами да масляной лампой; в углу в камине прогорал уголь; вдоль стены стоял узкий топчан с лоскутным покрывалом. У окна за письменным столом сидел сухонький человек с гривой белых волос и такими же, как у дочери, золотистыми глазами. Он был одет в старомодный длиннополый камзол из выцветшего серого бархата, рубашку без воротника; на плечи было наброшено шерстяное одеяло.
      - Октавия, девочка моя, где ты была? Мне показалось, ты отсутствовала всю ночь.
      - Да, папа, меня застала на улице снежная буря. - Девушка поспешно подошла к отцу и нежно поцеловала его. - Лорд Руперт Уорвик был столь добр, что привез меня домой, - представила она своего спутника.
      - Большая честь, сэр.
      Глаза Оливера Моргана вдруг растерянно сощурились.
      - Какое отношение вы имеете к моей дочери, сэр? Извините, у меня нет времени на любезности.
      На лице Руперта вспыхнула обезоруживающая улыбка.
      - Ваша дочь оказалась во время бури в трудном положении, и я счел себя обязанным ей помочь. Вот она, в целости и сохранности. - В глазах, устремленных на Октавию, по-прежнему молча стоявшую подле отца, заплясали искорки.
      - Лорд Руперт был сама любезность, - подтвердила девушка. - Ты видишь, я вернулась и к тому же выкупила твоих Платона и Тацита. - Она положила книги на стол.
      - Ax! - воскликнул Оливер Морган, внимание которого тут же переключилось на принесенные книги, и он немедленно позабыл о только что обуревавших его родительских сомнениях. - Без Тацита я оказался как без рук. Потребовалась ссылка для статьи.
      Его голос стал замирать и превратился в едва различимое бормотание, пальцы перебирали страницы книги.
      - Да, да, вот здесь. Извините, сэр, но это крайне неотложно. Издатели срочно требуют мою статью. Октавия окажет вам гостеприимство в нашем скромном жилище. - Неопределенным жестом он обвел худой, но изящной рукой окружавшие его голые стены и погрузился в свои бумаги.
      Руперт понял, что разговор окончен. Он снова оглядел комнату. От его цепкого взгляда не укрылись ни трещина в стенной панели, ни сломанная ножка одного из двух стульев, приставленных к прямоугольному столу, ни кое-где разбитые стекла оконных рам - ни одно из свидетельств бедности этого убогого пристанища. Жара в камине было явно недостаточно, чтобы прогреть холодную, сырую, неуютную комнату.
      Октавия бесстрашно ответила на взгляд Руперта. Он настоял на том, чтобы прийти сюда, но она не потерпит с его стороны ни малейшей жалости.
      Однако Руперт, не сказав ни слова, направился к выходу:
      - Должен с вами попрощаться, мисс Морган. В полдень у меня назначена встреча.
      Так просто, так походя и так окончательно. Но чего еще она ожидала? Чего хотела?
      - Я провожу вас до экипажа, - вежливо предложила она.
      - В этом нет никакой необходимости. Я прекрасно найду дорогу сам.
      - Я в этом не сомневаюсь, сэр. И тем не менее не хочу пренебрегать своими обязанностями хозяйки, хоть мой дом и столь убог.
      Руперт ничего не ответил, просто направился к лестнице, спустился вниз по узким ступеням и через лавку вышел на улицу.
      - Прощайте, сэр. - Октавия сделала реверанс. - Полагаю, я должна вас благодарить, но никак не соображу, за что. Вам не пришлось бы везти меня домой, если бы накануне вы же не отвезли меня в Патни.
      - Я не требую никакой благодарности, - торжественно произнес он, поднося ее руку к губам и кланяясь. - Напротив, это я должен вас благодарить. - Его улыбка не оставляла ни малейших сомнений в том, за что, собственно, он собирается ее благодарить, но Октавия подчеркнуто холодно отступила на край мостовой и, как вежливая хозяйка, стала дожидаться, пока не уедет гость.
      Экипаж загрохотал по узенькой улочке, и девушке пришла пора возвращаться в дом. До вчерашнего дня, вернее ночи, жизнь казалась ей мрачной, но теперь от ее бесцветности хотелось плакать. Всего несколько прекрасных часов длился волшебный сон, и вот теперь все в прошлом. Осталась лишь память, но Октавия понимала, что счастливые воспоминания принесут ей скорее боль, нежели радость.
      Глава 5
      Граф Уиндхэм не спеша шел по анфиладе Сент-Джеймсского дворца, то и дело останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми или низко поклониться влиятельным персонам - для каждого у него было приготовлено нужное слово. Он направлялся в зал, где король давал дневной прием.
      Первое, что он увидел, войдя туда, было сердитое лицо принца Уэльского. Он ненавидел придворные церемонии, которые его отец в соответствии с этикетом выполнял со строгой скрупулезностью, и теперь, увидев графа, обрадовался.
      - Здравствуй, Филипп. Пришел засвидетельствовать почтение? - Принц предложил ему свою табакерку. - Зря потраченное утро. Ты тоже так думаешь?
      Филипп Уиндхэм принял щепоть из королевской табакерки.
      - Спасибо, сэр. - Он улыбнулся принцу. - Когда ваше высочество достигнет совершеннолетия, вы, без сомнения, установите для себя собственные порядки. Его голос звучал успокаивающе.
      - Да, и уж будь уверен, никто меня больше не увидит на этих проклятых дневных приемах, - угрюмо заметил принц, насмешливо рассматривая собравшееся общество.
      Он перестал обращать внимание на графа Уиндхэма, и тот, расценив это как знак к окончанию беседы, низко поклонился и направился к группе придворных, окружавших короля, в надежде попасться на глаза его величеству.
      Георг слушал герцога Госфордского, тестя Филиппа, чуть наклонив голову набок, чтобы лучше слышать хрипловатый голос престарелого вельможи, и одобряюще кивал:
      - Именно так. Госфорд, именно так.
      Подойдя к королевскому кружку, Филипп встал прямо за старым Госфордом. Теперь, когда король поднимет голову, он непременно его увидит.
      Рассуждения герцога потонули в приступе кашля, он зарылся лицом в платок, и король наконец оторвал от него взгляд. Филипп рассчитал точно: глаза его величества остановились на нем.
      - Прелестное утро, Уиндхэм. Э-э-э?..
      - Именно так, сэр. - Филипп низко поклонился. - Слава Богу, вчерашний буран закончился.
      - А принцессы радуются снегу, - добродушно заметил король. - Хотят покататься на коньках и все упрашивают мать, чтобы она им разрешила. - Любящий отец с удовольствием рассказывал о своих отпрысках. - А как леди Уиндхэм? Оправилась от болезни? Э-э-э?
      - Нынче утром она у королевы. - Граф снова низко поклонился.
      - А потомство? Цветет?
      - Да, сэр, вы слишком добры.
      Король улыбнулся, давая понять, что разговор окончен, и Филипп отступил назад. Проходя мимо тестя, он коротко кивнул и небрежно поздоровался. Старик не заслуживал большего внимания: древний болтун сослужил свою службу, выдав дочь замуж за графа Уиндхэма и открыв ему доступ в самые избранные придворные круги. Больше связи Госфорда были не нужны.
      На душе потеплело от сознания того, что множество завистливых глаз оценивают продолжительность и степень доверительности аудиенции, которой удостоил его король. Разговор показался всем очень личным, а это означало, что король выделяет графа Уиндхэма.
      Филипп укрылся в нише окна и незаметно вытер лоб. В зале было жарко, и под напудренным париком зудела голова. Потом поправил кружевной галстук и посмотрел на принца Уэльского, все еще стоявшего в противоположном конце зала. Ни для кого не было секретом, что принц своим упрямством и дебоширством доставлял родителям постоянную головную боль, но у короля по крайней мере был наследник мужского пола. Плохой наследник все же лучше какой-нибудь хныкающей наследницы.
      Филипп невольно нахмурился, тонкие брови сошлись на переносице, а рука сама потянулась к маленькому жилетному карману. Пальцы нащупали крохотный шелковый кошелек и лежащее в нем кольцо. Одно из трех колец Уиндхэмов. Ему надели это кольцо на палец при рождении с тем, чтобы он передал его своему собственному сыну, В следующий раз Летиция постарается лучше.., если ему удастся заставить себя покрыть се дряблое, увядшее тело. Жена вызывала в нем отвращение, особенно после недавних родов. Стоило ему к ней приблизиться, как она начинала плакать. От докторов он знал, что она не оправилась после родов и периодически страдала кровотечениями. Но сама, конечно, была слишком чувствительна, чтобы сообщать об этом мужу, и ему приходилось только гадать, способна жена принять его или нет.
      Филипп достал понюшку табаку и прикинул, к кому бы подойти еще. Пожалуй, внимания заслуживает герцог Мериветерский. Его называли королевскими ушами.
      Филипп направился было к герцогу, как взгляд его упал на высокого, элегантно одетого мужчину в бархатном бирюзовом костюме, стоявшего у входа в зал.
      В последние несколько месяцев Филипп часто встречался с лордом Рупертом Уорвиком. Руперт Уорвик появился при дворе относительно недавно и был для лондонского света загадкой. Странным и непонятным было прежде всего то, что лорд Уорвик не стремился завоевать расположение короля. Друзей он завел себе бесшабашных и сумасбродных; было известно, что он много пьет, делает высокие ставки за игорными столами и любит женщин. Говорили, что до своего приезда в Лондон несколько месяцев назад он жил на континенте, но ничего более о нем никто не знал. Он был хорошо воспитан и, судя по всему, располагал достаточными средствами, чтобы жить в свое удовольствие. А это единственное, что здесь имело значение.
      Они встретились взглядами. Филипп склонил голову в легком поклоне, означавшем, что он узнал своего визави, и тот ответил ему таким же полупоклоном, сопровождавшимся мимолетной улыбкой. Филипп отвернулся и нахмурился. В этом человеке было что-то, что его беспокоило. Казалось, это что-то соединяет их, словно Руперт Уорвик знает некую тайну.., его и Филиппа. "Господи! Какая нелепость!" - Филипп чуть не рассмеялся. За все время их светского знакомства они не сказали друг другу и нескольких слов!
      Внезапно почувствовав себя нехорошо в этом душном и жарком зале, граф Уиндхэм направился к выходу. К своему неудовольствию, Филипп увидел, что лорд Руперт Уорвик, кажется, собирается вступить с ним в беседу.
      - Приятного дня, лорд Уиндхэм.
      - Желаю и вам того же, Уорвик. - Филипп нетерпеливо шагнул вбок, намереваясь обойти так некстати заговорившего с ним человека, но тот каким-то образом снова оказался перед ним.
      - Надеюсь, леди Уиндхэм в добром здравии? - Лорд Руперт вежливо улыбнулся. - И, конечно же, ваша дочь? - Снова та же улыбка растянула красиво очерченные губы, но серые глаза остались неподвижными. - Дочери тоже обеспечивают продолжение рода.., и надо думать, раз на свет появилась девочка, за ней последуют и сыновья. - Улыбка лорда Руперта стала еще шире, и он откланялся, прежде чем Филиппу в голову пришел подходящий ответ:
      - Извините, мне кажется, Алекс Уинтертон хочет поговорить со мной.
      Граф раздраженно нахмурился: ему все время казалось, что над ним смеются. Неприятно, что последнее слово осталось не за ним.
      Граф наконец вышел из зала. У одного из окон анфилады, в кругу поклонников, стояла Маргарет, леди Дрейтон. Она живо обмахивалась веером, и ее слишком высокий смех разносился над похожим на щебет скворцов гомоном нарядной толпы. В воздухе, нагретом огнем камина и пламенем тысяч свечей, плавал тяжелый аромат духов и помады, который не в силах был заглушить запах потных тел.
      Филипп присоединился к кружку леди Дрейтон. Она улыбнулась ему поверх веера: нарумяненные щеки казались неестественно яркими на фоне белого парика, похожие на голубой китайский фарфор глаза круглились под тонким изгибом выщипанных бровей. Филипп с удовольствием заметил, что она надела бирюзовые серьги, подаренные им во время их последнего свидания, а вот серебряная сетка для волос ему не знакома. Интересно, чей это подарок? Может быть, самого виконта Дрейтона, ее дряхлого мужа?
      Этот древний, отталкивающего вида старик сидел в кресле у огня. Он клевал носом и бормотал что-то нечленораздельное. Всем было известно, что он сознательно не замечает любовных связей жены и бывает щедр с ней лишь потому, что она удовлетворяет его собственные и, поговаривали, не совсем обычные желания. Но Маргарет, воспитанная при королевском дворе, была готова на все, если за это все давали хорошую цену.
      Она еще чертовски привлекательна, думал Филипп. Он почувствовал волнение, когда его взгляд упал на пышную грудь - два белых напудренных полушария, выглядывавших из декольте. Ниже, это он точно знал, покоились карминно-красные соски, и ничего не стоило освободить их пальцем из-под кружева...
      - Милорд! - зазвенела переливчатая трель ее голоса. - Вы сейчас похожи на голодного волка. - Она игриво подняла руку с веером. - Не угодно ли будет его сиятельству откусить кусочек? - Тыльная сторона ладони соблазнительно прошлась по груди, и леди Дрейтон рассмеялась. Вслед за ней рассмеялись и все остальные, готовые принять участие в игре.
      Филипп вспыхнул, но скрыл свое смущение:
      - Миледи, когда предлагают столь спелый фрукт, мужчина был бы не мужчиной, если бы его не сорвал.
      - Браво, милорд. - Смеясь, она взяла его под руку. - Но здесь очень жарко. Проводите меня до кареты, пока я не расплавилась.
      - Или не потекла краска, - добавил тихий насмешливый голос, когда парочка двинулась к выходу.
      - Зол же ты, Карсон! - Замечание сопровождалось сочным смехом.
      - Зато всегда попадаю в яблочко, Руперт, - улыбнулся острослов.
      - Не спорю. - Руперт смотрел, как удаляются Филипп Уиндхэм и леди Дрейтон. - Настоящая пышка.
      - Недурна. Но сам бы я в этот пруд не окунулся. Ходят слухи, что совсем недавно она лечилась ртутью.
      - Клевета! - Руперт, подзадоривая его, ухмыльнулся. - Не может быть!
      - Готов спорить, Дрейтон ее наградил, - с ленивой усмешкой процедил Карсон. - Старая жаба мучилась триппером годами.
      - Суровая цена за титул и состояние даже для такой особы, как Маргарет, заметил Руперт, разглядывая виконта, по-прежнему клевавшего носом у огня.
      - Жизнь коротка, мой друг, - легкомысленно возразил Карсон. - И нужно ее сделать как можно слаще. Вы играете вечером у леди Букингемшир? Говорят, сегодня на столах с фараоном ставка будет стоить десять гиней.
      - Тогда надо пойти. Встретимся вечером. - Руперт раскланялся и вышел следом за графом Уиндхэмом и леди Дрейтон.
      Филипп все еще был похож на того мальчика, каким его помнил Руперт, только ангельские золотые кудряшки теперь скрывал парик. Все так же строен, а глаза сияют чистосердечной прямотой. Эта фальшивая искренность обманывала многих, и только брат знал, что скрывается за мягкой улыбкой, только он мог заметить мимолетные проявления истинной натуры Филиппа. Руперт понимал брата не хуже, чем самого себя, и это знание бежало вместе с кровью по его жилам. Они были как две стороны игральной карты, только одно из изображений было до странности искажено.
      Руперт встал в нише окна, чтобы наблюдать за братом, оставаясь незамеченным. Он часто так делал, даже когда его действия не имели реальной цели. Это стало своего рода навязчивой идеей - подсматривать за братом: видеть, как двигаются его губы, как он улыбается, ходит. Иногда в наклоне головы, в движении век, в серых, так похожих на его собственные глазах он узнавал Джерваса. Но лишь только находил это сходство, чувствовал, как его захлестывает волна дикой ярости, руки начинали дрожать, в глазах темнело.
      Он словно снова слышал крик Джерваса из того давнего безоблачного дня и насмешливый голос Филиппа:
      - Ты это сделал. Я видел. Снова ощущал собственное бессилие, когда брат говорил:
      - Поверят мне. Мне всегда верят.
      И конечно, ему поверили. Как верили всегда самому плохому о юном Каллуме, постоянно попадавшем в неприятности то по своей, то по чужой вине. Он к этому привык и стоически принимал побои отца. Но на этот раз все обстояло иначе. Его ни в чем прямо не обвиняли. Да и как можно было обвинять мальчишку в преднамеренном убийстве брата? Филипп заявил, что это несчастный случай, что Каллум заигрался и в пылу игры сбил Джерваса. Конечно, Каллум не предполагал, что Джервас сорвется со скалы, и ничего бы подобного не сделал, если бы хорошенько подумал. Но в доме стали шептаться, а в глазах близких появился упрек.
      Слухи ползли по округе. Нельзя было выйти в деревню, чтобы не почувствовать на себе осуждающие взгляды, не услышать за спиной явственный шепоток. А дома было еще хуже. Отец бил с такой яростью, что память об этих побоях, казалось, до сих пор хранят все нервные окончания на его спине. Но не это было больнее всего. Мальчика убивало презрительное пренебрежение, с которым на него смотрели в доме - все, без исключения. Оно загоняло его в укромные уголки дома, где он прятался от мира, пока Филипп купался в золотом сиянии всеобщей любви. Тот самый Филипп, который сбросил со скалы Джерваса. Только никто никогда не поверит этому, и сказать правду - значило сделать свою жизнь еще страшнее.
      Филипп был младшим из близнецов, появился на свет позже на две минуты, н со смертью Джерваса права наследника перешли к Каллуму. Отец негодовал, требовал от юристов изменить закон о первородстве, но те отвечали, что не могут переписывать законы Англии. Филипп не мог стать наследником до тех пор, пока был жив его старший брат. И вот старший брат решил устраниться сам.
      Двенадцатилетний Каллум Уиндхэм, доведенный до отчаяния несправедливостью и жестокостью родных и читавший в глазах отца, что он нежеланный сын, почти поверивший сам в то, что именно он был виновником трагедии, в один прекрасный день исчез, а его одежду нашли на берегу. В деревне говорили, что Каллум наложил на себя руки, не в состоянии более выносить муки совести. А граф Уиндхэм порадовался, что обрел того наследника, которого хотел.
      И вот лорд Руперт стоит в Сент-Джеймсском дворце и следит за своим братом-близнецом. Прошло восемнадцать лет с тех пор, как он звался Каллумом Уиндхэмом, и сейчас он нисколько не жалеет, что измучившийся мальчик исчез. Но желание мести, как горячие угли, тлеет в его груди. Он появился, чтобы оспорить свое право первородства, и Октавия Морган поможет ему в этом.
      Внезапно решив, что на сегодня достаточно, Руперт вышел из дворца. Несколько дней он поиграет с мисс Морган в ожидание, даст ей время поразмыслить о радостях, которые она познала и, как он надеялся, по которым успела соскучиться, а потом все обернет к своей пользе.
      ***
      Граф Уиндхэм любезничал с Маргарет Дрейтон.
      - Не выпьете ли вечером со мной чаю, дорогой сэр? - кокетливо пригласила она.
      - Ожидается большое общество, мадам?
      - Один-два человека.
      Граф непринужденно улыбнулся:
      - Не уверен, что располагаю временем, чтобы принять ваше приглашение, мадам.
      Леди Дрейтон не привыкла, чтобы ее обожатели возражали. Она удивленно подняла глаза и изумилась еще больше, различив в улыбке графа холодок, а в серых глазах - тень угрозы. Будь на ее месте графиня Уиндхэм, она тотчас бы узнала этот взгляд, предвестник жестоких побоев и унижений, но у леди Дрейтон не было причин бояться графа. И все же она отступила:
      - Что ж, если вы предпочитаете тет-а-тет, я уверена, это можно устроить.
      - Стоит ли оказывать мне столько чести? - Он улыбнулся, взял руку виконтессы и поднес к губам. - Скажем, в половине шестого?
      Леди Дрейтон согласно склонила голову, в душе удивляясь своей покорности. В последние недели граф начал предъявлять на нее права, и виконтесса решила его немножко помучить, дать понять, что она не его собственность. Но вместо этого согласилась отменить все заранее условленные встречи и принять его наедине, что, несомненно, закончится спальней.
      ***
      Филипп помог ей сесть в карету, на дверце которой красовался герб Дрейтона, и отправился домой. Уиндхэм-Хаус располагался на южной стороне Сент-Джеймсской площади, красивый особняк, неизменно вызывавший у Филиппа приятные уколы гордости. Этот дом он любил больше, чем родовое имение Уиидхэмов, которое втайне считал недостаточно внушительным и удобным настоящий загородный дом со всеми изъянами ранней елизаветинской архитектуры. Он собирался пристроить новое крыло, которое, на его взгляд, придало бы дому более законченный вид.
      Насколько он помнил, оба его брата любили имение и перевернулись бы в гробах, если бы увидели планы архитектора. Эта мысль заставила Филиппа улыбнуться.
      На лестнице его встретила жена:
      - Милорд, надеюсь, вы не забыли, что к обеду мы ждем отца и Вестонов?
      - Нет, не забыл, - ответил Филипп. - Но разве я не просил вас пригласить лорда и леди Алворти? Лицо Летиции побледнело.
      - В самом деле, сэр. Но я полагала неразумным...
      - Продолжим нашу беседу в гостиной, - перебил ее муж, заметив лакея.
      Летиция покорно пошла за ним в гостиную: глаза испуганные, в лице ни кровинки. Это была некрасивая женщина, старше Филиппа на пять лет, грузная, с располневшей талией и двойным подбородком.
      - Ничего не понимаю, дорогая, - едва слышно произнес муж, прикрывая за собой дверь. - Я приказал тебе пригласить супругов Алворти, а ты берешь на себя смелость пренебрегать моими распоряжениями. Разве это правильно?
      - О нет.., нет.., все было не совсем так, сэр, - бормотала Легация.
      - А как же именно? - В глазах Филиппа появилась сталь.
      - Мой отец.., мой отец и лорд Алворти давно в ссоре, - сбивчиво объясняла Летиция. - Я подумала, что можно обидеть обоих, пригласив их вместе.
      - И ты самостоятельно решила отменить мой приказ? - вкрадчиво повторил он. - Иди сюда!
      Резкий окрик согнал остатки краски с лица Летиции. Она испуганно прижалась к двери.
      - Ты что, не слышишь? - Голос Филиппа снова сделался шелковистым.
      В страхе Летиция сделала шаг навстречу мужу и закрылась от удара, который, знала, должен сейчас последовать.
      - Опусти руку! - Голос был мягок, но глаза вспыхнули злобным удовольствием: он любил наблюдать ее ужас и беспомощность.
      Вся дрожа, Летиция опустила руку.
      Филипп замахнулся, но он не собирался бить ее сегодня, когда через час к ним должны были прийти гости. Отец Летиции - безнадежный дурак, но даже он мог возмутиться, увидев синяки на лице дочери.
      Он взял жену за запястье, выкрутил руку и стал ждать, когда в ее глазах забьется боль. Как только она закричала, он ослабил нажим.
      - Запомни на будущее: ты должна в точности выполнять мои распоряжения, холодно произнес он. - Не забудешь?
      Летиция, всхлипывая, растирала запястье.
      - Так как, не забудешь?
      - Нет, милорд, - прошептала она сквозь слезы. Филипп смотрел на жену: по ее мясистым щекам катились слезы, вызывавшие в нем только отвращение; платье из пурпурной тафты не могло скрыть изъяны расплывшейся фигуры; тонкие, мышиного цвета волосы милосердно прятал огромный напудренный парик, но дурной вкус подсказал украсить его красными страусовыми перьями, которые смешно раскачивались, делая фигуру Летиции комической.
      - Уходи, - с отвращением процедил Филипп. - И нарумянь лицо. Оно бледное, как полудохлая лягушка.
      Летиция, рыдая, не в силах взять себя в руки, чтобы скрыть от слуг свой позор, побежала в детскую, где в колыбельке лежало ее единственное утешение.
      Няня взглянула на заплаканное лицо госпожи и тактично опустила глаза, занявшись шитьем.
      - Она вела себя хорошо? - наконец сумела выдавить из себя леди Уиндхэм, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
      - Настоящий ангел, миледи, - улыбнулась няня спящей леди Сюзанне. - Просто золотце.
      Летиция осторожно погладила пухлую гладкую щечку. Граф не занимался Сюзанной, потому что она не родилась мальчиком, а Летиция знала, что происходит с теми, кого невзлюбит ее муж, независимо от того, есть ли в том их вина или нет. Женщина вздрогнула и поклялась себе, что найдет способ защитить девочку от злобных выходок отца.
      Глава 6
      - Папа, я принесла лекарство! - Снимая на ходу плащ, в комнату торопливо вошла Октавия. Отец зашелся кашлем и, казалось, не слышал ее.
      - Как же, поможет оно! - отозвался Оливер Морган, когда затих последний, сотрясающий все тело приступ. - Один перевод денег. Мне нужнее бумага для статьи, а непослушная дочь... - Новый приступ прервал его слова: старик скрючился на узкой кровати, седая голова тряслась.
      Октавия слишком привыкла к упрекам, чтобы обращать на них внимание.
      - Сам знаешь, доктор велел принимать лекарство, - терпеливо ответила она и встряхнула небольшой пузырек, который стоил ей трех из ее драгоценных шиллингов. - Аптекарь на этот раз сделал микстуру специально для нас. - Она аккуратно отмерила оловянной ложечкой дозу.
      - Вот, папа. - Октавия подошла к кровати. Оливер сердито посмотрел на нее, запавшие глаза лихорадочно горели.
      - Все проклятый уголь, - проворчал он. - Если бы у нас были приличные дрова, я бы не кашлял.
      - В Лондоне дров нет ни у кого, - терпеливо объяснила Октавия. - Во всяком случае, у людей с нашими деньгами. - Она наклонилась, чтобы поддержать отца за плечи, и поднесла к его губам ложку.
      Сначала ей показалось, что он сейчас оттолкнет ее руку, но отец внезапно выпрямился, вырвал у нее ложку и проглотил содержимое:
      - Черт побери, я еще не на смертном одре, дочка! "Вот и хорошо", подумала Октавия. Лекарство содержало изрядную дозу опиума и должно принести желанный сон и успокоить кашель. Покой для них обоих наступал лишь тогда, когда старик спал.
      Она положила ложку рядом с пузырьком, взбила подушку и расправила одеяло.
      - Хочешь еще что-нибудь?
      - Пергаментную бумагу. - Он снова лег, не сдержав стона слабости.
      - Чтобы купить бумагу, придется заложить Вергилия. А без него ты работать не можешь. Завтра надо будет найти какую-нибудь работу - у нас осталось всего несколько шиллингов. Вот тогда я куплю тебе пергамент.
      В глазах отца промелькнула растерянность, раздраженное выражение лица исчезло и на секунду сменилось испуганным смущением, но уже в следующее мгновение он закрыл глаза.
      Октавия тихонько отошла от кровати. Огонь в камине едва теплился, и девушка подбросила еще немного угля. Это было роскошью, но день стоял промозглый, и стекла изнутри были покрыты инеем. Отец впал в детство и, похоже, не понимал реального положения вещей, не понимал, что именно его непрактичность, а то и просто глупость привела их в этот убогий дом. В редкие минуты прозрения он сознательно отворачивался от истины, не имея душевных сил посмотреть в глаза лишениям и бедности.
      Конечно, ядовитый угольный дым вреден для его легких, думала Октавия, но по крайней мере у них было тепло в отличие от большинства соседей, которые ютились в ледяных подвалах и чердаках. По их меркам Оливер Морган с дочерью были сказочно богатыми людьми.
      С кровати доносилось хриплое, но равномерное дыхание отца. Октавия успокоилась и стала придумывать, как провести несколько часов блаженного одиночества. В Хартридж Фолли она бы уселась с книгой, или стала бы играть на клавикордах, или отправилась бы гулять в парк.
      Октавия безжалостно оборвала воспоминания: от них становилось еще тяжелее. Нужно принимать реальность такой, какова она есть. Но после встречи с разбойником с большой дороги это стало не так-то просто.
      Октавия посмотрела на огонь. От этой волшебной ночи она сохранила лишь ощущения. Волны удовольствия, воспроизводимые памятью, не имели определенной формы. Октавия не могла их представить, потому что они не были похожи ни на что другое, знакомое ей. Она лишь видела серые глаза, слышала веселый смех, звучавший всю ночь, а просыпаясь по утрам, испытывала острое чувство потери и разочарования. Телу казалось, что оно покинуто и никому не нужно. Бессмысленность нынешнего существования давила на нее, и она с тоской вглядывалась в будущее.
      "Чай с тостом" <Тост - поджаренный хлеб>, - внезапно пришла ей в голову будоражащая мысль. Не слишком необыкновенное желание, можно сказать, детское. Миссис Форстер даст ей немного масла, она заварит чай, поджарит ломтик хлеба, и растаявшее масло просочится сквозь хрустящую корочку.
      От этих мыслей потекли слюнки. Октавия вскочила, схватила чайник и побежала вниз, чтобы набрать воды из бочки, что стояла во дворе свечной лавки.
      Миссис Форстер месила тесто на кухонном столе, и ее крепкие руки были измазаны мукой. Она подняла глаза и кивнула квартирантке.
      - Как папа, дорогуша?
      - Ужасно кашлял всю ночь. Сейчас спит. Аптекарь приготовил ему лекарство. Не дадите мне масла на два пенни?
      Домовладелица стряхнула с рук муку, взяла деревянный поднос с золотистым бруском и отрезала щедрый кусок.
      - Хватит?
      - Спасибо. - Октавия положила на стол две из своих монет. - Так хочется чаю с тостом.
      - Не стоит портить аппетит. На обед будет вкусный пирог с мясом и почками. - Миссис Форстер вернулась к тесту. - Придется расколоть лед в бочке, дорогуша.
      Октавия выскочила во двор, пробила лед в бочке, набрала воды, стараясь делать все это очень быстро, чтобы не окоченеть на ветру, и бегом вернулась в тепло кухни.
      Отец по-прежнему спал. Октавия повесила чайник на крюк в камине и достала из массивного шкафа длинный шерстяной халат. Надев его поверх тонкого платья, она вернулась к камину, нанизала кусочек хлеба на вилку и встала на колени перед огнем. Вскоре комнату наполнил восхитительный запах поджаренного хлеба, и сознание вновь вернулось в прошлое: вспомнились теплая детская и сладкий вкус меда.., а потом жаркое пламя в "Королевском дубе", аромат жареной говядины и супа из омаров.
      В дверь громко постучали. Октавия вздрогнула, внезапно вырванная из волшебного мира грез. Наверное, миссис Форстер. Она крикнула, чтобы входили, и сняла с вилки хлеб, собираясь перевернуть его на другую сторону.
      - Пахнет аппетитно!
      Октавия уронила вилку. Этот голос был нежданным и долгожданным одновременно. Это был голос ее грез.
      - Вы?
      Лорд Ник, он же сэр Руперт Уорвик, был без парика, волосы собраны на затылке и перевязаны черной лентой. Одетый достаточно просто, в их убогой комнате он смотрелся тем не менее столь же экзотично, как тропическая бабочка на английском лугу.
      Руперт поклонился чуть-чуть насмешливо:
      - К вашим услугам, мисс Морган, - и, взглянув на кровать, тихо прикрыл за собой дверь. - Отец спит?
      - Болен. - Октавия все еще стояла на коленях перед камином. Она никак не могла поверить в его приход. - Не проснется несколько часов.
      Вода в чайнике закипела. Октавия машинально протянула руку, чтобы снять чайник с крюка.
      - Хотите тосты с чаем? - Ничего лучшего она придумать не могла, потому что сейчас ее беспокоило только одно: вылезшие из шерстяного халата нитки и потертая меховая оторочка рукавов. Пять лет назад этот домашний наряд был весьма элегантным. Он был теплым и практичным, но с годами от постоянной носки утратил прежний изысканный вид.
      - Если есть вторая вилка, я поджарю себе хлеб. - Руперт сбросил плащ и устроился на деревянной скамье. - Надеюсь, это не весь ваш обед. Кусочка хлеба явно недостаточно.
      Октавия могла не беспокоиться: Руперт, конечно, заметил плачевное состояние одежды, которую она надевала, когда ее никто, кроме отца и хозяйки, не мог увидеть, но его интересовало совсем другое - золотисто-карие глаза и тугие локоны, рассыпавшиеся по плечам.
      - Мы столуемся с миссис Форстер, - несколько надменно ответила она и залила кипящей водой тщательно отмеренную порцию чая.
      Октавия скрыла, что они едят с домовладелицей не всегда - лишь когда есть деньги. Сегодня был как раз такой случай. Но завтра придется пройтись по Вест-Энду и пошарить по карманам богачей. От одной этой мысли ей становилось дурно, и Октавия предпочитала не бередить страхи заранее.
      - Понимаю, - равнодушно проговорил Руперт, нанизывая на вилку кусочек хлеба. - Кстати, вы катаетесь на коньках?
      - На коньках? - Вопрос показался настолько неожиданным и неуместным, что Октавия чуть не рассмеялась. - По льду?
      - А разве существует иная поверхность, пригодная для катания на коньках? Руперт снял с огня свой хлеб и поднял глаза на ее смущенное, недоумевающее лицо.
      - Девочкой я каждую зиму каталась на прудах. - Она подала ему фарфоровую чашку. - Но зачем вы это спрашиваете? - Ей сделалось смешно: стоять на коленях у камина, пить чай и рассуждать о былых детских забавах. Но как ни странно, ей было хорошо.
      - Серпентайн замерз, и все, кто купил или достал коньки, уже там. Я подумал, почему бы нам не присоединиться к ним.
      - К сожалению, я не могу ни купить, ни достать коньки, - сдержанно ответила Октавия. - Коньки нам показались не самой полезной вещью, когда пришлось укладывать пожитки в Хартридж Фолли.
      - Это ваш родовой дом? Где он находится?
      - В Нортумберленде.
      - Тогда вы привыкли к суровым зимам.
      - Там холод совсем не такой, как в Лондоне. Здесь сыро и промозгло, а я привыкла к сухой и солнечной зиме. Руперт намазал маслом кусочек поджаренного хлеба.
      - В моей коляске две пары коньков. Одна, без сомнений, подойдет на ваши ботинки. - Он откусил хлеб н одобрительно кивнул.
      Октавия изо всех сил старалась вернуться к реальности. Приглашение покататься на коньках принадлежало другому миру и ничего не имело общего с промозглой, холодной комнатой, тяжелым сном отца, перспективой пирога с мясом и почками у миссис Форстер, а потом, когда погаснет свет, - холодной кроватью на чердаке. Свечи и огонь в камине после заката - роскошь, которую они себе не могли позволить.
      - Мне нельзя уходить от отца.
      - Глупости. Вы и раньше уходили и будете так делать впредь. Если что, миссис Форстер за ним приглядит. Кроме того, я хочу сделать вам одно предложение. Нечто такое, что принесет пользу нам обоим.
      - Предложение? - Учитывая опыт их прошлой встречи, Октавия могла представить себе лишь одно дело, которое способен предложить ей Руперт. - Что же это за предложение? - В золотистых глазах девушки появился металлический блеск.
      - Я все объясню вам позже.
      - Давайте без церемоний, сэр. - Ее голос угрожающе понизился. - Вы можете высказать все и здесь.
      - Нет, я так не считаю, - ответил Руперт в своей обычной манере. - Все сложнее, чем вы думаете.
      Октавия вспыхнула и вскочила на ноги.
      - Однажды я вам уже сказала, что не продаюсь. Вы, вероятно, полагаете, что мне должно льстить, что я испытываю даже благодарность... - Она презрительно обвела рукой комнату. - Так вот, вынуждена вас разочаровать: никаких ваших предложений мне не нужно!
      - Даже если бы вы продавались, дорогая, я бы не купил, - холодно отозвался Руперт. - Уверяю вас, я не плачу женщинам за благосклонность.
      - Вон! - яростно прошипела Октавия. - Вы считаете, раз между нами что-то случилось той ночью, у вас есть право меня оскорблять? Вы - грязный развратник, негодный сифилитик!
      На минуту в комнате воцарилось молчание, затем Руперт расхохотался, и его сочный смех разогнал тени, прячущиеся по углам, как летучие мыши от света.
      - Что это такое вы говорите? Где вы научились так великолепно ругаться?
      - Уходите! - Девушка окинула своего гостя негодующим взглядом.
      - У меня другие планы. - Руперт обвел глазами комнату и кивнул на шкаф. Вам понадобятся плащ, муфта и ботинки - те, что были на вас на площади Тайберн.
      Он направился к шкафу, намереваясь открыть дверцу, но Октавия бросилась следом и вцепилась в его руку:
      - Вы что, меня не слушаете?
      - Слушаю, и с большим удовольствием, когда вы говорите разумные вещи, ответил он ровным голосом и высвободил руку. - Но до сих пор ничего толкового вы не сказали - лишь несете всякую чушь. Так вот, повторяю.., но не пропускайте ни слова. - Он достал из шкафа ее плащ. - У меня к вам есть предложение, но не из тех, что предполагают куплю и продажу. Зарубите это себе на носу... Как мне кажется, оно выгодно нам обоим. - Руперт наклонился и подхватил ботинки. - Надевайте. Коньки на них легко прикрутить. Теперь, где ваша муфта? Ах, вот она.
      На лице Руперта появилось такое довольное выражение, словно он обнаружил клад, а не меховую муфту и перчатки.
      - А теперь быстрее одевайтесь, а я объясню добрейшей миссис Форстер, что вы вернетесь только после обеда.
      - Нет.., подождите...
      С подчеркнуто терпеливым видом он остановился в дверях:
      - В чем дело?
      Октавия растерянно смотрела на него:
      - Но нельзя же просто забрать меня вот так!
      - Если нельзя вот так, моя милая леди, то мне не удастся осуществить то, что я задумал. Я жду вас внизу.
      Руперт вышел, намеренно оставив дверь приоткрытой. Октавия прикусила губу и посмотрела на спящего отца. Опиум сделал свое дело - девушка по опыту знала, что мистер Оливер Морган будет спать долго. Миссис Форстер присмотрит за ним, а она заплатит за это из тех денег, что завтра "заработает".
      Если лорд Руперт не собирается предлагать ей стать его любовницей, то что же еще он мог иметь в виду? Девушка была в растерянности.
      Слабый солнечный луч проник сквозь тусклое стекло и упал на ее лицо. Октавия вдруг поняла: вовсе не важно, что он имеет в виду. Что бы он ни предложил, это должно изменить ее теперешнюю жизнь. Солнце сияет, Серпентайн замерз, и остаток длинного дня она проведет за стенами своей унылой тюрьмы!
      Октавия сорвала серый халат, набросила на плечи плащ и тихо выскользнула из комнаты. Она бежала вниз по лестнице, не в силах сдержать радости, казалось, захлестнувшей не ее, а какую-то другую девушку из полузабытого прошлого.
      У подножия лестницы Руперт разговаривал с миссис Форстер. Домовладелица выглядела довольной, и Октавия заметила, что в ее руке блеснуло серебро.
      - Сходите поразвлекайтесь, дорогуша, - сладко улыбнулась она своей квартирантке. - А за папой я присмотрю, не бойтесь. Заднюю дверь, на случай если вернетесь поздно, оставлю открытой. - Она заговорщически подмигнула.
      Октавия внутренне сжалась. Пытаться переубедить добрую женщину бессмысленно. Да и что еще она могла подумать! Неудачливая молодая женщина принимает покровительство богатого джентльмена. Что может быть естественнее? В их округе любой так решит.
      Вздохнув, Октавия вышла за лордом Рупертом на улицу, где стоял экипаж, запряженный уже знакомой парой гнедых. Руперт помог ей сесть в коляску, и через десять минут они уже оставили позади унылые улочки Ист-Энда.
      - Я, безусловно, отдам деньги, которые вы заплатили миссис Форстер, проронила Октавия.
      - Безусловно, - вежливо согласился Руперт. - Просто я хотел, чтобы вы знали, что ничем не обязаны этой добрейшей женщине, и чувствовали себя свободно.
      - Завтра я рассчитываю оказаться при деньгах, - немного скованно сообщила девушка.
      - Собираетесь на дело, мисс Морган? - Он натянул вожжи и повернул коляску на Пиккадилли, - Собираюсь, раз это нужно. Вы-то уж лучше других должны меня понять!
      - А кто говорит, что не пойму? Не следует делать поспешные выводы.
      Октавия минуту помолчала.
      - Вас трудно понять. Что у вас за предложение?
      - Всему свое время.
      Подъезжая к Серпентайну, они уже издали заметили оживление: обилие экипажей, верховых, чинных господ, прогуливавшихся по морозцу, - словом, всех тех, кто приехал сюда исполнить главную обязанность члена общества - показать себя и посмотреть на других.
      Если бы ее жизнь сложилась иначе, она бы тоже находилась сейчас в этой красивой толчее, горько подумала Октавия, удачно бы вышла замуж, и этот мир стал бы ее миром.
      - Ваш отец разорился еще до того, как вы начали выезжать? - Руперт словно читал ее мысли.
      - Да, но я не думаю, чтобы светская жизнь доставила мне удовольствие, пожала плечами девушка.
      - Ну и характерец, - хмыкнул Руперт. - А сколько вам лет, Октавия? Двадцать один? Двадцать два?
      - Двадцать два. Старая дева, - невесело рассмеялась она.
      - Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь бездельник устроил вас в качестве мужа. Руперт приподнял шляпу и поклонился проходившей мимо даме. - Вы слишком любите самоутверждаться, чтобы стать послушной женой светского мужа.
      Октавия не могла решить, комплимент это или упрек, но вынуждена была признать, что доля истины в словах Руперта есть.
      - У вас, я вижу, немало знакомых, - едко заметила она вместо ответа. Даже слишком много для разбойника с большой дороги.
      Руперт усмехнулся:
      - Здесь, мисс Морган, я такой же разбойник, как вы карманница.
      Он натянул вожжи у деревянной будочки, в которой продавали горячий шоколад в кружках и жареные каштаны. Рядом нетерпеливо переминались с ноги на ногу мальчишки, готовые заняться лошадьми конькобежцев, выписывавших на льду под музыку маленького цыганского оркестра сложные фигуры.
      Руперт выпрыгнул из коляски.
      - Позвольте, мисс Морган.
      Он ловко прикрепил коньки к подошвам ее ботинок и перенес девушку к самой кромке льда:
      - Скажите, когда будете крепко стоять на ногах. Октавия подождала минуту, привыкая к конькам, затем вместо ответа весело рассмеялась и, высвободившись из его объятий, заскользила на одной ноге к середине озера. Закружилась, помахала ему рукой.
      Девушка напоминала Руперту выпущенную из клетки птичку: она носилась по озеру, и, когда пролетала мимо, он слышал ее переливчатый смех.
      - Как здорово! - Глаза Октавии сияли, а щеки раскраснелись от мороза.
      Прилив желания неожиданно захлестнул Руперта. В этот миг он хотел ее так, как никогда раньше не хотел ни одну женщину, хотел именно такой - смеющейся, радующейся физическим ощущениям.
      Октавия заметила в его лице перемену, и смех моментально замер. Выражение ее лица было все так же открыто, глаза по-прежнему блестели, но блеск стал другим - похожим на блеск его собственных глаз. Почти безнадежно она оглянулась на многолюдный каток, словно внезапно почувствовала приступ голода, который невозможно немедленно утолить.
      - Поехали вперед, подальше от толпы. - Голос Руперта будто оборвал образовавшуюся между ними невидимую связь. - Не хочу, чтобы меня перебивали. Он взял ее за руку и увлек туда, где было меньше катающихся.
      Октавия уже понимала, что согласится на любое предложение - что бы он ей ни сказал. Ее, как обломок кораблекрушения, подхватил мощный прилив, и она, не в силах сама выбирать путь, летела туда, куда несла ее волна. Октавия знала одно: всеми силами нужно оторваться от призрачного настоящего и мрачного будущего, которое это настоящее сулит. Либо ухватиться за предложенную судьбой возможность, либо утонуть в безнадежности.
      - Итак? - Она сделала оборот на три четверти и оказалась с Рупертом лицом к лицу. - Каково ваше предложение?
      - Брак, - просто ответил он. - Небольшой обман, который позволит вам отомстить людям, погубившим вашего отца, а мне разделаться со своим собственным врагом.
      Октавия не поверила своим ушам. Она предполагала все что угодно, но только не это.
      - Что вы подразумеваете под небольшим обманом?
      - Я не предлагаю сочетаться настоящим браком, - ответил он так, будто это само собой разумелось. - Просто в обществе мы будем представляться молодоженами. У меня хватит средств, чтобы оплатить всю затею: приобрести хороший дом, карету, нанять слуг... А потом мы осуществим нашу месть.
      Его лицо изменилось, в глазах появилась уже знакомая холодная отрешенность, словно в один миг он надел маску.
      - А кому.., кому собираетесь мстить вы?
      - Одному человеку... Человеку, повинному в мелком недоразумении, в результате которого я оказался на большой дороге. - Голос Руперта звучал отрывисто. - Больше пока вам знать не требуется. Вам придется очистить его карманы. Но то, что нужно украсть, он хранит очень бережно, и поэтому вы познакомитесь с ним достаточно близко. Если надо, даже соблазните его... Не думаю, что это вызовет какие-то трудности. Он из тех людей, которые не устоят перед возможностью попользоваться тем, что принадлежит другим, а его тщеславие таково, что внимание привлекательной женщины лишит его всякой осторожности.
      В голосе Руперта Октавия различила такую злобу, что у нее застыла кровь в жилах.
      - Я должна его соблазнить? - Она изо всех сил старалась понять, что стоит за его предложением. - Вы уложите меня в постель с этим человеком?
      - Да, если это будет необходимо, - сказал он с холодной убежденностью. Где-то на теле он постоянно носит миниатюрное колечко, настолько маленькое, что подойдет только ребенку. Вот это-то кольцо вы и украдете.
      - Но откуда вы знаете, что он постоянно носит кольцо на себе? - Октавия посмотрела на него в замешательстве.
      Знал, потому что Руперт так носил свое, и был убежден, что Филипп тоже следует традиции Уиндхэмов - суеверию, если угодно, согласно которому с кольцом нельзя расстаться до тех пор, пока не наденешь его на палец сыну или не ляжешь с ним в землю.
      - Уверен, - ровным голосом отозвался он. А потом, когда он получит кольцо, на сцену выступит воскресший Каллум Уиндхэм, законный граф Уиндхэмский. Филипп будет уничтожен.
      - И вы заставите меня лечь в постель с этим человеком? - медленно переспросила Октавия, хватаясь за предмет хоть сколько-нибудь понятный в их странном разговоре.
      Зрачки его глаз сузились.
      - В обмен на это я обязуюсь раздавить тех людей, что обокрали вашего отца, и вернуть вам состояние.
      - Но как вы это сделаете?
      - Объясню позже, когда расставим декорации на сцене. Но будьте уверены, я сдержу свое слово. После того как наш маленький спектакль подойдет к концу, вы с отцом получите обратно и деньги, и дом.
      Октавия решительно ничего не понимала. Как лорд Руперт сможет выполнить свое обещание? А она сама? Сознательно лгать незнакомцу и в конечном счете его соблазнить?
      - А этот.., этот брак? - Октавия безнадежно потянула за другой кончик.
      - Расстанемся, когда в нем отпадет нужда, - просто ответил он. - Вы получите свое, я - свое, а для того чтобы не было пересудов, придумаем какую-нибудь историю.
      - Вы хотите, чтобы в вашей пьесе я сыграла роль шлюхи, - бесцветным голосом заметила Октавия. Внезапно ей стал очевидным хотя бы этот простой факт. Грабитель с большой дороги пытался купить ее как проститутку, но не для собственного развлечения, а хуже - в качестве орудия осуществления своих планов.
      - Знаете, дорогая, в нашем мире любовные связи - обычная вещь, - пожал плечами лорд Руперт. - Я прошу о том, что до вас совершило бессчетное число женщин и столько же совершит после вас. Ваш разум и чувства совершенно здесь ни при чем.
      А что станется с отцом? Есть ли для него место во всем этом плане? Судя по всему, ее будущий компаньон об Оливере Моргане вовсе не думал. Но сейчас это казалось не важным и Октавии.
      Девушка отвернулась, чтобы скрыть противоречивые чувства, отражавшиеся на ее лице.
      - А что будет с нами? С нашим фиктивным браком? Тоже не потребуется ни разума, ни чувств?
      С минуту лорд Руперт молчал, потом сухо произнес:
      - Не знаю.
      Октавия промолчала, и он продолжал спокойным, практичным тоном:
      - Если вы предпочтете лишь играть роль моей жены, я стану уважать ваше желание.
      - А это то, что предпочли бы вы сами? - Она по-прежнему не смотрела на него.
      - Нет.
      Он нежно повернул ее к себе.
      - Вы ведь наслаждались той ночью, любимая, но клянусь: все, что было между нами, - ничто по сравнению с тем, что могло бы быть.
      Краска бросилась ей в лицо. Октавия почувствовала, что помимо собственной воли начинает таять от тепла его голоса и жара глаз.
      - Мы будем вместе и вместе отомстим своим врагам. Одурачим слепых идиотов, которые не видят дальше собственного носа. - Он внезапно рассмеялся. - Дадим им урок, мисс Морган?
      Октавия обернулась на конькобежцев, сытых, довольных, закутанных в меха, и вспомнила босоногих детей на льду замерзших сточных канав, женщин, прижимавших к груди бутылки из-под джина, и позабытых, жалобно плачущих младенцев.
      Да, благодаря Дирку Ригби и Гектору Лакроссу она знает, что такое изнанка роскошной лондонской жизни - страшный мир, в котором они с отцом должны провести всю оставшуюся жизнь.
      Да, это безумие - согласиться на предложение лорда Руперта. Но если бы его планы удались!
      Но сможет ли она хладнокровно соблазнить незнакомого мужчину? Во имя общей цели? Октавия уже давно рассталась с излишней щепетильностью: в последние три года она была для нее непозволительной роскошью. К тому же теперь она была уже не девушка. А для женщины, которая постоянно рискует головой, шаря по карманам, чтобы заработать на жизнь, соблазнить мужчину ради денег - пустяк. Петля не грозит... Если только не поймают, когда станет воровать кольцо... Октавия невольно вздрогнула. В плане лорда Руперта не было толпы, в которой можно укрыться.
      Но ее не застукают - она для этого слишком опытна. Быстрая и ловкая. Нет, не поймают. А когда все останется позади.., позади - тогда будущее станет тем, чем должно было стать для нее.
      Руперт читал отражавшиеся на ее лице мысли так же ясно, как будто смотрел в раскрытую книгу. Ему не нужно было слышать ответ - он его знал.
      - Вы знаете имена тех людей, что обокрали вашего отца? - спросил он через минуту.
      - Людей? - презрительно переспросила Октавия. - Не людей, а свиней.
      Он склонил голову в знак того, что принимает ее поправку.
      - Вы знаете, как зовут тех свиней?
      - Дирк Ригби и Гектор Лакросс. Вы с ними знакомы?
      - Кажется, приближенные принца Уэльского. Мы раскланиваемся, но можно познакомиться покороче. Они вас знают?
      Октавия покачала головой:
      - Меня не было, когда они познакомились с отцом. Он был на водах в Харроугейте, и эти двое показались ему такими приятными. - Девушка пожала плечами.
      - Хорошо. Удачно, что они вас не знают, - отрывисто заключил Руперт. Поехали, вы замерзли. Вернемся к остальным. Я покажу вам вашу жертву.
      - А что станет с отцом, пока мы будем наводить в мире справедливость?
      - Скажите ему все, что хотите, и я поддержу вас, - беззаботно ответил Руперт.
      Октавия знала, что отец не станет задавать бестактных вопросов, потому что не захочет получить на них неловкий ответ, и примет перемены, по крайней мере сделает вид, с обычным безразличием.
      Итак, свершилось. Они заключили контракт, и ее жизнь вот-вот переменится. Эта странная сделка ничем не закреплена - даже торжественным обещанием выполнять все условия, - но Октавию это нисколько не смущало.
      Руперт взял ее за руку, и они покатили в другой конец озера, к нарядной толпе. Октавия исподтишка взглянула на своего спутника. Она почти ожидала увидеть дьявольскую усмешку или что-нибудь в этом роде, но ошиблась: его лицо было по-прежнему холодно и спокойно, лишь насмешливая улыбка вдруг скривила губы.
      - Вон там. Видите худощавого высокого джентльмена с красивыми вьющимися волосами в темно-красном бархатном плаще? Он называет себя графом Уиндхэмскмм.
      - Называет? - Октавия пристально посмотрела на своего кавалера. - Вы хотите сказать, что он им не является?
      - Не является. Но для успеха нашего представления вы будете признавать его титул.
      Какая за всем этим скрывается тайна? Октавия смотрела на человека, которого намеревалась соблазнить и обокрасть. Он скользил на коньках легко и уверенно, с подчеркнутой элегантностью. Из-под шляпы выбивались роскошные, ненапудренные золотистые кудри. Он был слишком далеко, чтобы Октавия смогла его хорошо разглядеть, однако она отметила грацию и уверенное изящество каждого движения.
      - Кто он вам?
      - Враг.
      Такое прямое и честное заявление не оставляло возможности для дальнейших расспросов, но девушка все же продолжала:
      - И вы мне не скажете, чем он вас обидел?
      - Вам нет необходимости это знать.
      Больше Октавия не проронила ни слова. Она смотрела на человека, который называл себя графом Уиндхэмским, и чувствовала странное стеснение в груди.
      Что это? Дурное предчувствие или нечто совсем иное? Сейчас она не смогла бы ответить на этот вопрос.
      Глава 7
      - Пойдемте скрепим наш контракт.
      Спокойный голос Руперта вломился в сумбурную круговерть ее мыслей.
      - Я обещал вам обед. - Блеск его глаз привел Октавию в трепет.
      - Где? - еле слышно спросила девушка. - Где мы будем обедать?
      - Это зависит от вас, мисс Морган. - В глазах напротив появились золотистые искорки. - Мы можем пообедать в "Пьяцце", а потом я отвезу вас в Шордич.
      Но, - продолжил он мягко, - ваше платье вышло из моды. В "Пьяцце" собирается светское общество, а я знаю, как неприятно чувствовать себя плохо одетым. Придется не снимать плащ, а есть в плаще, согласитесь, странно.
      - Наверное, - тихо согласилась Октавия. Что он задумал? Кажется, у лорда Руперта, как всегда, есть план.
      - Нам нужно многое обсудить, - спокойно продолжал он. - Детали и прочие мелочи. Это проще сделать в каком-нибудь укромном уголке, а не в людном ресторане.
      - Думаю, что вы правы. - Октавия поняла, чего он хочет. - Что же вы предлагаете, милорд?
      Руперт задумчиво нахмурился, словно и впрямь перебирал в уме разные возможности.
      - Я бы остановился на "Королевском дубе", - наконец произнес он. - Там нас никто не потревожит.
      - Но оттуда трудно вернуться домой, - рассудительно возразила девушка. Будет поздно ехать из Патни в Шордич, а вам придется еще возвращаться назад.
      - Вы правы. Это обязательно нужно принять во внимание.
      - Конечно, папа, может быть, проспит до самого утра, а если проснется, о нем позаботится миссис Форстер... Если бы я могла переночевать в "Королевском дубе"... - Она тоже говорила, словно размышляя. - Это, вероятно, выход, как вы считаете?
      - Вероятно. Вы этого хотите, мэм?
      - Если такое решение обогатит мой опыт, мы сразу убьем двух зайцев. Скромно потупив глаза, Октавия острием конька выводила узоры на льду.
      - В этом я вам ручаюсь. Время мы проведем с толком.
      - А время, сэр, это самое главное, когда планируешь такое грандиозное дело.
      - Я с вами абсолютно согласен.
      Октавия подняла голову и встретилась с Рупертом взглядом: его глаза смеялись, но в глубине их разгорался золотистый огонь.
      - Что ж, тогда лучшего места, чем "Королевский дуб", нам не придумать.
      Лорд Руперт церемонно поклонился:
      - Удачный выбор, мэм.
      - И сделала я его сама. - Октавия заскользила за Рупертом к кромке льда. Руперт оглянулся на нее:
      - Успокойтесь, мэм, когда речь идет о серьезных решениях, я всегда стремлюсь добиться единодушия.
      - Я совершенно спокойна, сэр.
      Октавия села у края льда, чтобы отцепить коньки. Она прекрасно понимала, что ее видимое спокойствие не обмануло Руперта. Но это не смущало ее. Сейчас она думала лишь о предстоящем уроке, о том, что вновь обретет радость той ночи, но на этот раз ее ощущения не окажутся сном.
      Руперт подал ей руку. Сила затянутых в перчатку мужских пальцев привела девушку в такой трепет, что она даже пошатнулась, точно у нее подкосились ноги.
      Но тотчас взяла себя в руки и, кляня себя за слабость и расходившиеся нервы, пошла к коляске. Можно подумать, что она слабонервная девица, которой, чтобы не упасть в обморок, нужны обожженное перышко и нюхательная соль!
      Не дожидаясь, пока лорд Руперт предложит ей руку, забралась в экипаж, удобно устроилась на сиденье и, плотно запахнув плащ, принялась с интересом разглядывать катающихся.
      Сев рядом, Руперт, не говоря ни слова, искоса посмотрел на нее. Октавия знала, что он прекрасно понимает, что с ней происходит. Ей казалось, что он удивляется ее чувствам, но от этого ее неловкость усиливалась. Странные желания переполняли ее. А он? Он был совершенно спокоен, во всяком случае, внешне. Экипаж тронулся.
      Октавия плотно закуталась в плащ и отодвинулась к самому краю сиденья. Было бы не так стыдно, если бы ее спутник испытывал нечто подобное. Однако Руперт Уорвик слишком сдержан и холоден, слишком искушен в любовных делах, чтобы его захлестнуло непрошеное, бесконтрольное чувство. Октавия была в этом убеждена.
      - Если отодвинетесь еще на дюйм, то вывалитесь из коляски, - раздался спокойный голос. - Разве я занимаю так много места?
      - Нет.., конечно, нет, - поспешно ответила Октавия. - Просто не хочу мешать.., чтобы вам было легче управлять лошадьми.., и вообще. - Она замялась, лицо горело огнем.
      - Очень разумно с вашей стороны! - Он перехватил вожжи правой рукой, а левой обнял девушку и подвинул ее к себе так близко, что ее щека коснулась его плеча. - Вот так гораздо лучше.
      - Но не очень прилично. - Октавия старалась держаться прямо.
      Лорд Руперт усмехнулся:
      - Может быть, и так...
      Октавия промолчала, решив, что пора переменить тему разговора.
      - Когда вы снимете для нашей инсценировки дом?
      - Я уже снял удобный меблированный дом на Довер-стрит.
      Ответ Руперта настолько поразил Октавию, что все мысли о предстоящих знойных часах сразу исчезли. Она дернулась в сторону, высвобождаясь из его объятий, и чуть не упала с сиденья.
      - Уже? Но откуда.., как вы могли узнать, что я соглашусь?
      Руперт сосредоточился на управлении лошадьми.
      - Я оптимист.
      - Вы слишком много на себя берете, сэр!
      - Разве? - Он посмотрел на нее с откровенным удивлением. - Будет вам, Октавия. Я ведь говорил, мы люди одного сорта. Мне было нетрудно догадаться, как вы ответите на мое предложение, словно его сделали мне самому.
      - Из всех зазнаек, из всех наглецов вы самый... - Она замолчала, пытаясь сдержать гнев.
      - Слов не хватает?
      - Безумие! - Взрыв все-таки произошел. - Я вас ненавижу! Что же я здесь делаю?
      - Я думаю, ответ вы знаете сами. - Он хлестнул лошадей, экипаж свернул с Лондонского моста и оказался в тихом районе к югу от реки. - Вы хотите меня, и я, дорогая, вас не разочарую. Вы стремитесь к мести - я тоже. Так что давайте покончим с притворством. По крайней мере между собой.
      - Вы представляетесь аристократом, а откровенны, как извозчик.
      - Мне ближе простая речь, - ответил Руперт, - и если моя прямота вас оскорбляет, мне остается только извиниться, но боюсь, что я уже не в состоянии изменить привычки всей моей жизни.
      - Какой жизни?
      - Может быть, когда-нибудь я вам о ней расскажу.
      - Вам известна моя история, отчего же мне нельзя знать вашу?
      - Потому что я предпочитаю вам о ней не рассказывать.
      - Мы будем жить под одной крышей, делать одно дело, и вы ждете, что я вам подчинюсь, не зная о вас ничего.., даже почему вы оказались на большой дороге? - От негодования ее голос сорвался. - Мне неизвестно даже ваше имя. Лорд Ник, лорд Руперт... Эти имена не настоящие? - Нет.
      От того, как он это сказал - просто и спокойно, - Октавия не нашлась что ответить. Казалось, ничто не может пробить невозмутимое спокойствие ее спутника. Маска уставшего от мира циника и превосходство, которое он источал, приводили девушку в бешенство. Он сделал ее частью каких-то своих планов, даже не заручившись ее согласием! Она для него лишь инструмент, которому еще предстоит придать необходимую форму.
      Между тем зимний день начал меркнуть, и в домах по обе стороны дороги стали зажигаться огни. Спутник Октавии упорно молчал, а сама Октавия никак не могла решить главного - что ей делать. Сказать ли, что она передумала и на таких условиях не собирается принимать участия в его затеях? Может быть, потребовать, чтобы он повернул коляску и отвез ее в город?
      Но ничего такого Октавия не сказала. Наконец в сгущающихся сумерках приветливо замаячили огни "Королевского дуба". Когда коляска подъехала к крыльцу, навстречу путникам, как и в прошлый раз, вышли Бен с долговязым парнем.
      - Не ждали тебя так рано, Ник, - вместо приветствия проворчал Бен. - Снова привез ту же мисс?
      - Да, старина, - весело согласился грабитель, соскакивая на землю. - Нам нужно обсудить кое-какие важные дела, а здесь, кажется, для этого самое спокойное место.
      - Уж конечно. - Бен зашелся от хохота. - Знаем мы, какие важные дела бывают в "Королевском дубе". Октавия одарила хозяина таверны ледяным взглядом:
      - Сомневаюсь, Бен, чтобы вы вообще что-либо знали. Зачем я здесь, вовсе не ваше дело, и я буду вам весьма благодарна, если свои замечания вы оставите при себе. - Она круто повернулась и вошла в таверну. Если нельзя одолеть самого грабителя с большой дороги, то она поставит на место по крайней мере его людей.
      - Ничего не скажешь, остра на язычок. - Судя по всему, Бена нисколько не тронул выговор Октавии. Руперт просто пожал плечами, как бы соглашаясь с хозяином таверны, и последовал за девушкой.
      Из кухни показалась Бесси. Ее лицо горело - она только что переворачивала на очаге оленью ногу. Октавию она словно не заметила, а Нику приветливо кивнула:
      - Идите сразу в столовую, Ник. Ваша гостиная еще не согрелась. Таб только-только разожгла там камин. Мы не ждали вас так рано.
      - Ничего. Принеси мне пива, а мисс Морган выпьет мадеры. - И он провел Октавию в столовую.
      "Господи, неужели там так же много народу, как в прошлый раз", лихорадочно думала Октавия.
      Стоило Октавии и Руперту войти в зал, как поднялся радостный шум. Радушно отвечая на приветствия, Руперт подвел девушку к камину. Словно почувствовав мучительный стыд, охвативший Октавию, он стал обращаться к ней с подчеркнутой почтительностью, что так не походило на его обычную манеру.
      - Позвольте принять у вас плащ, мисс. - Он расстегнул застежку, не дожидаясь, пока она сделает это сама, и помог снять плащ. - Прошу вас, садитесь и грейтесь. Таб сейчас принесет вам бокал мадеры.
      В столовой повисло любопытное молчание, но уже через минуту разговоры вспыхнули вновь, и девушка облегченно вздохнула: она больше не чувствовала на себе насмешливых взглядов.
      Руперт подал ей бокал мадеры и, встав спиной к огню, таким образом прикрыл ее от сидящих в столовой. Она немного успокоилась, расслабилась и, откинувшись на дубовую спинку скамьи, пригубила вино.
      - Ник здесь? - Грубый голос властно нарушил монотонный гомон разговоров.
      Октавия заметила, как внезапно напрягся Руперт.
      - Да, Моррис, я здесь. Что-нибудь есть для меня?
      - Вроде бы нет.
      Октавия посмотрела в сторону двери. Там в черном потрепанном плаще поверх рабочей одежды стоял крестьянского вида человек. На голове у него была соломенная шляпа, в руке он держал трубку из кукурузного стебля.
      - Пинту самого лучшего, Бесси, - заревел вновь пришедший, переступая порог столовой. - И запиши на счет Лорда Ника.
      Руперт подошел к Моррису и спокойно кивнул на дверь:
      - Уходи.
      - Но там чертовски холодно, - проворчал тот, принимая кружку с пивом. Покончив с пивом, он утер усы рваным рукавом. - Хотите знать, что я слышал в "Колоколе и книге"?
      - Вон! - Голос Руперта прозвучал, как удар кнута. Чуть взглянув на Октавию, с нескрываемым интересом наблюдавшую разыгравшуюся перед ней сцену, Руперт резко вышел из столовой. Моррис поплелся за ним.
      - Разрази меня гром, не приложу ума, откуда этот Моррис берет сведения. Бен недоуменно пожал плечами. - Но он всегда что-нибудь приносит. Ник говорит, что он лучший осведомитель... Времени даром не теряет, каждый раз приносит что-нибудь жирненькое.
      О чем это они рассуждают? Октавия тихонько сидела в своем углу, радуясь, что о ней забыли. Шум разговоров в баре нарастал. Какая информация может представлять интерес для Руперта?
      Ее размышления были прерваны возвращением того, о ком она только что думала. Руперт выглядел озабоченным, лоб прорезала складка.
      - Таб уверяет, что гостиная нагрелась, как горячий пирог, - обратился он к Октавии. - Пойдем?
      Девушка поднялась и от радости, что можно наконец уйти из людной столовой, тут же позабыла таинственного Морриса.
      - Ужин принесут через полчаса, - объявила из-за стойки Бесси, все так же не замечая Октавию. - Есть оленья нога в смородиновом соусе, нежнейший язык и миноги. Что подать?
      - Если можно, все, - улыбнулся Руперт. - Мы оба - славные едоки. - Он подмигнул Октавии, и они вышли из зала.
      ***
      - Бесси так неприветлива со всеми вашими гостями?
      - Хотите верьте, хотите нет, дорогая, но здесь вы - моя единственная гостья. - Он разлил мадеру.
      - Боже мой, какая честь! - Октавия приняла вино. - А я полагала, что вас осаждают толпы дамочек в надежде добиться благосклонности столь знаменитой персоны.
      Руперт задумчиво посмотрел на нее поверх бокала:
      - Мы снова идем не в ту сторону. Только что я порадовался, что между нами наступило согласие... И вот опять начинается. По крайней мере начинаете вы. Я теряюсь и не знаю, что делать.
      - Не притворяйтесь безмозглым, сэр. - Октавия села в кресло у камина. - Вы прекрасно понимаете, откуда все идет: хотите, чтобы я вам подчинялась, а сами не желаете ничего говорить, даже намекнуть, в чем заключается ваш сумасшедший план. А может, мне не понравится дом на Довер-стрит. Вас ведь это нисколько не волнует!
      Казалось, последняя фраза Октавии поставила Руперта в тупик:
      - А какое значение имеет то, как выглядит дом? Это же временное жилище. Комнаты просторные, мебель сносная. Найдется место для вашего отца, торопливо добавил он. - А по сравнению с тем, где он сейчас живет, любой переезд покажется ему значительным улучшением.
      С этим Октавия не могла не согласиться, но тут же предприняла новую атаку:
      - Вы считаете, что он не захочет присутствовать на свадьбе своей единственной дочери?
      - Это, конечно, проблема, - кивнул Руперт, - но я уверен, мы ее как-нибудь решим. - Он пристально посмотрел на девушку. - Не надо создавать трудности ради самих трудностей. Согласимся следовать моему сценарию или окончим пьесу, даже не начав. У нас ничего не выйдет, если вы будете постоянно мне сопротивляться. Октавия нехотя призналась себе в том, что он прав: раз этот план его, то и руководить должен он. Но обижала его манера.
      - Посмотрите на это по-другому. - Руперт ласково повернул ее лицо к себе. - Если бы брак не был фиктивным, закон и церковь обязали бы вас во всем подчиняться мужу. Наша ситуация очень похожа, только причины несколько иные.
      В его голосе звучала ирония, но глаза.., глаза его потемнели. Они словно звали ее, обещали наслаждение.
      Октавия представила, как тонет в их бездне, растворяясь в приливе страсти.
      - Вы самая красивая женщина, Октавия Морган. - Он дотронулся пальцем до ее губ, лицо посерьезнело. - Не думаю, что вы понимаете, насколько красивы.
      Октавия поежилась, ее начинала захлестывать теплая волна. Прикосновения его пальцев казались необходимыми. Ее рука перехватила запястье Руперта, и девушка почувствовала сильный, ритмичный пульс.
      - Ну что, Октавия, мир? - едва слышно спросил он.
      - Мир.
      Руперт дотронулся губами до ее губ, и на нее нахлынула волна воспоминаний, тело влекло к уже испытанным ощущениям. Она вдохнула аромат его кожи, снова отведала сладость его губ, соски ее стали тверже, а чресла опалило огнем.
      И в этот самый неподходящий момент раздался стук в дверь. Октавия отпрянула.
      - Все в свое время, дорогая. - Руперт отошел в сторону. В дверном проеме появилась Табита.
      - Буду накрывать на стол, - улыбнулась она Октавии.
      "Хоть один человек в этом воровском притоне обращается со мной любезно", подумала Октавия, отвечая Табите улыбкой. Она то и дело глядела на часы, испытывая то же чувство, что и малый ребенок, которому обещали забаву, и теперь каждые пять минут он нетерпеливо спрашивает: "Еще не время?"
      Пока накрывали на стол, Руперт, прислонившись к каминной полке, обменивался ничего не значащими фразами с Бесси и Беном.
      - Ну вот. - Бесси окинула взглядом накрытый стол и удовлетворенно кивнула. - Я сейчас же прикажу разжечь камин в вашей спальне. Мне отчего-то кажется, что вам захочется скоро туда перебраться. - Она ехидно посмотрела на по-прежнему молчащую Октавию.
      Руперт ничего не ответил, только едва заметно наклонил голову - хозяин таверны и Бесси вышли из комнаты.
      - Прошу к столу, мисс Морган. Осмелюсь предположить, что ужин Бесси превзойдет любую стряпню миссис Форстер.
      - Миссис Форстер готовит замечательный пирог с мясом и почками, - важно заметила Октавия, усаживаясь за стол и улыбаясь Руперту.
      Он погладил ее по голове:
      - Если не возражаете, я выну заколки из ваших волос.
      - Сейчас? - Она испуганно потрогала тяжелую косу на плече.
      - Именно сейчас, - утвердительно кивнул он и принялся ловко высвобождать заколки. - Вот так намного лучше. - Пальцы расплели темно-каштановую гриву, и он, удовлетворенно вздохнув, уселся наконец за стол.
      - Не желаете ли чего-нибудь еще? - Девушка пыталась иронией отгородиться от снова нахлынувшей на нее застенчивости. - Расстегнуть платье, снять чулки или...
      - Не спешите, вскоре так и будет. Только я еще не решил, что мне приятнее - чтобы вы все сняли с себя сами или предоставили это мне.
      - Черт побери, - пробормотала Октавия, не зная, что сказать еще.
      - Как вы думаете, снег пойдет? - вежливо осведомился лорд Руперт.
      - Надеюсь, что нет. - Ее голос задрожал от смеха. - Передать вам устриц?
      - Если не трудно. - Он положил себе на тарелку устриц. - Полагаю, мы могли бы торжественно отпраздновать наш брак в субботу, если только на это время у вас не назначено более важных дел.
      Октавия проглотила устрицу целиком.
      - Ох!.. Кажется, нет, сэр.
      - Вот и прекрасно. И в тот же вечер счастливые молодожены переедут на Довер-стрит.
      Так скоро! Совсем не остается времени, чтобы подготовить отца. Но тревожиться о таких мелочах сейчас уже не было сил. Она расплатится по счетам с миссис Форстер, выкупит все, что еще осталось в залоге у Джебедиа, - но думать об этом сейчас она не могла.
      - Я дам вам денег, чтобы вы отдали все ваши великие долги, - спокойно произнес Руперт, нарезая говяжий язык.
      Как ему удавалось каждый раз читать ее мысли? Октавия отмахнулась от этого вопроса так же легко, как и от предыдущих. Только захотелось узнать: из каких средств? Но она тут же выкинула все из головы. Корабль вел Руперт, и она станет следовать проложенным им курсом.
      - Вам нравится опера? - вежливо поинтересовался ее кавалер.
      - Если это только не Глюк, - не сбиваясь с такта, ответила она. - Ненавижу Глюка.
      - Вероятно, он кажется вам тяжеловатым, - серьезно согласился Руперт и принялся разделывать оленью ногу. - Но нас должны видеть в опере. Придется снять ложу на сезон.
      - Конечно. Но я предпочла бы драму. Однажды мне пришлось видеть Гаррика в "Гамлете".
      - Да, его смерть в прошлом году стала настоящей утратой для сцены. Руперт положил ей кусок оленины.
      В течение всего ужина он поддерживал непринужденный, ни к чему не обязывающий разговор. Сначала Октавии показалось, что это своеобразная игра, но потом девушка поняла, что Руперт испытывает ее: сможет ли она достойно вести себя при дворе.
      - Ну как, прошла? - спросила Октавия, когда Табита убрала тарелки и поставила на стол десерт - творожный пудинг и блюдо с яблоками.
      Руперт улыбнулся:
      - Что прошли?
      - Сами прекрасно знаете.
      - Нортумберленд и Шордич не самые известные места, где воспитывают придворных дам.
      - Нортумберлендское общество весьма утонченное, - заметила Октавия, откусывая яблоко.
      - А вам, как я вижу, дважды одного и того же повторять не приходится, похвалил он ее. - Вы легко себя чувствуете в свете?
      - Вполне.
      Руперт кивнул и откинулся на спинку стула.
      - Хорошо, покончим с этим и перейдем к самым важным урокам нынешнего вечера. Не возражаете, мисс Морган?
      По спине пробежал холодок.
      - Собираетесь обучать меня искусству совращения, чтобы я могла применить его против вашего врага?
      - Нет, - поправил он, - скорее искусству получать удовольствие, даже если вы даете его другим.
      Он взял ее за плечи. В потемневших глазах вспыхнула страсть. Октавия почувствовала, как напряглось его тело.
      - Я хочу тебя, - шепнул он. - И только тебя. Октавия облизала пересохшие губы, она пылала, будто в лихорадке.
      - Научи меня всему. В этот раз я буду знать, что происходит.
      Что-то мелькнуло в его глазах, как будто тень сожаления, но уже в следующее мгновение все исчезло.
      - Идем.
      Руперт взял ее за руку и повел по темному холодному коридору в спальню.
      Закрыл за собой дверь, задвинул тяжелый засов. Смущенная Октавия нерешительно стояла посередине комнаты - стыдливая, как девственница в первую брачную ночь. Она была уже женщиной, но та пригрезившаяся ей страсть не дала чувства освобождения. Она не решалась ответить на призыв, засветившийся в его глазах, когда он сделал к ней шаг.
      - Замерзла? - Он взял ее руки и начал их растирать.
      Октавия беспомощно пожала плечами.
      - И замерзла.., и вся горю. - Внезапно она вырвала руки. - Я смущаюсь и чувствую себя глупой, потому что не знаю, что делать. Снять платье?
      Руперт улыбнулся.
      - Мне было бы это приятно. - Он отошел, и, не отрывая от нее глаз, прислонился к каминной полке.
      Чувствуя на себе его взгляд, Октавия нерешительно присела на краешек кровати, чтобы снять башмаки, но потом быстро встала, расстегнула платье, и оно соскользнуло к ногам. Под ним была лишь полотняная нижняя юбка, рубашка и шерстяные чулки. Корсет, кринолин и множество нижних юбок в Шордиче не требовались. Октавия сорвала с себя юбку, спустила чулки, потом, поколебавшись с минуту, с решительным видом сняла через голову рубашку и бросила ее на пол.
      - Что дальше? - Октавия подняла голову и с вызовом встретила его взгляд.
      - Дальше? - Руперт подошел к ней. - Дальше, мисс Морган, вот что. - Он легко положил ладони ей на плечи, и Октавия почувствовала, как крошечные язычки пламени обожгли ее кожу.
      - Хочешь, я сделаю то же, что только что сделала ты для меня? - Он улыбнулся, и его взгляд скользнул по ее телу.
      - Это хоть как-то уравняет наши права. - Октавия хотела ответить небрежно, но сама не узнала свой голос.
      - Пойдем к огню. - Руперт потянул ее к камину, подальше от пронизывающих сквозняков.
      Теперь спине стало жарко, а груди по-прежнему зябко. Она чувствовала, как затвердели соски - то ли от холода, то ли от наготы, то ли от того, что она видела.
      Руперт раздевался подчеркнуто аккуратно, и Октавия вспомнила, как в прошлый раз он вот так же принялся снимать перед ней одежду. Но сегодня он делал это ради нее.
      Сбрасывая рубашку, он отвернулся, и Октавия заметила, как бугрились мускулами его плечи и могучая спина. Едва дыша, Октавия услышала, как щелкнула пряжка ремня, руки Руперта задержались у пояса, затем одним движением он спустил и брюки, и кальсоны.
      Октавия не спеша изучала его обнаженное тело и чувствовала, что ее захлестывает горячая волна желания.
      Руперт дал ей достаточно времени насмотреться и на маленькую родинку на пояснице, и на дымку темных волос на спине, а потом повернулся лицом. Глаза Октавии скользнули по крепкой груди, плоскому животу Руперта и остановились на пришедшей в возбуждение плоти. Ничего подобного она раньше не видела, но тело помнило, как эта плоть болезненно проникала в нее, двигалась в ней и отняла какую-то частицу, принадлежавшую слиянию двух начал.
      Октавия робко двинулась к нему, но Руперт опередил, подхватил ее, увлек к огню, прижался так, словно хотел почувствовать каждую клеточку ее тела. Октавия чувствовала, как бьется его сердце, и слышала свое - трепещущее, как устремившаяся в неведомый полет, потерявшая рассудок птица.
      Руперт обвил ее руками, ладони ласково прошлись по ягодицам; до муки мимолетно он целовал ее губы.
      - Я хочу на тебя посмотреть, - шепнул он.
      - Но ты только что это делал.
      - А я хочу по-другому.
      Улыбаясь, Руперт отступил на шаг, взял ее руки, отвел их от тела. Его глаза впились в нее так, словно намеревались прожечь. Наконец он отпустил ее кисти, и руки Октавии безвольно упали. Между тем его пальцы закружили вокруг сосков.
      - Это тебе понравится. - Указательным пальцем Руперт провел по глубокой ложбинке между грудей. Октавия едва дышала; реальность начала рассыпаться, а четкие очертания предметов все больше и больше размывались по мере того, как ее тело погружалось в горячие волны желания.
      Палец обозначил дорожку на животе и робко подобрался к треугольнику между бедер. Дыхание Октавии участилось, тело горело от восхитительных прикосновений. Теплой ладонью Руперт накрыл треугольник, пальцы плясали у самой чувствительной точки, и Октавия услышала стоны. Это был ее голос, но звучал он так, словно не имел к ней никакого отношения. Реальность вовсе исчезла, и Октавия упала бы, если бы не сильная рука Руперта.
      - Черт возьми, - пробормотала она, крепко прижимаясь к нему, но глаза снова начали различать предметы в комнате. - Что со мной происходит?
      - Ты невероятно чувствительна, - усмехнулся Руперт, - я только прикоснулся к тебе. Она подняла на него глаза:
      - А я могу сделать для тебя нечто подобное?
      - Да.
      Октавия взглянула на его напряженную плоть, потом робко, осторожно обвила ее пальцами и почувствовала, как пульсирует кровь.
      - Так?
      - Да, вот так.
      Он говорил, что научит не только получать, но и дарить другим чувственное удовольствие. Октавия поняла, что ей нравится, как от ее прикосновений у него участилось дыхание. Она снова прижалась щекой к его груди, а в ее руке плоть Руперта жила своей собственной жизнью.
      - Перестань! - поспешно попросил он каким-то чужим, хриплым голосом и сам отвел ее руки; потом поднял, понес к кровати.
      Осторожно уложил в постель, а сам, приподнявшись на локте, вытянулся рядом.
      - Какое у тебя красивое тело! Пышное и в то же время изящное.
      Руперт поцеловал пульсирующую жилку у нее на шее, потом губы скользнули к соску и охватили алую розочку, вызвав неистовое, непреодолимое желание. Октавия притянула его к себе, каменные мускулы бедер вдавились в ее мягкое тело.
      - Так рано? - протестующе прошептал Руперт.
      - Нет.., нет... - забормотала Октавия. - Совсем не рано! Хочу сейчас!
      Руперт рассмеялся, но в глазах вспыхнул огонь, а лицо исказило отчаянное желание. А в следующую секунду он был уже в ней. И все повторилось, как в том сказочном сне, и в то же время было совсем по-другому. Октавия видела, как смягчалось выражение его лица по мере того, как нарастало наслаждение, как исказился рот от усилий сдержаться, вздулись на шее вены. Ее ладони ласкали его руки, спину.
      Когда волна наслаждения взметнулась вверх, Октавия ощутила его каждой клеточкой, каждым биением пульса. С каждым новым проникновением эта волна становилась все мощнее, пока не рассыпалась снопом ослепительных золотистых искр, и Октавия как бы со стороны услышала собственный стон, но уже в следующую минуту его губы прижались к ее губам. Она смутно понимала, что он уже не в ней, но по-прежнему страстно сжимала его в объятиях, пока не улеглись искры и тело не обрело прежние формы.
      Теперь она ощутила под собой матрас, свой собственный пот, который смешался с его, вдавливающий в пуховую постель вес мужчины. Ее охватила всепоглощающая нега, объятия разомкнулись, напряжение в чреслах внезапно схлынуло, сердце забилось спокойнее и глаза закрылись. Руперт поцеловал ее в веки, в кончик носа, в уголки губ, потом со стоном откатился на край кровати.
      - В последний миг ты из меня вышел, - с усилием сказала Октавия.
      - Ты была так нетерпелива, любимая, что я не успел надеть кольчугу.
      Конечно, подумала про себя Октавия, беременность непременно нарушит их планы. По крайней мере она уже не сможет сыграть свою роль.
      Но это была мелочь, которой не было места во всепоглощающей неге, поэтому Октавия легко отбросила неприятную мысль. Она уютно устроилась на плече у Руперта и быстро заснула.
      Глава 8
      Было еще темно, когда Руперт очнулся ото сна и неслышно, не шелохнув даже одеяла, выбрался из кровати. В мерцающем свете камина он на цыпочках прошел к шкафу, прислушиваясь к глубокому и ровному дыханию Октавии.
      Через десять минут он был уже одет - в тяжелом черном плаще, темной треугольной шляпе и перчатках - и неслышно направился к двери. Изо всех сил стараясь не шуметь, он отодвинул засов и поднял щеколду. Приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы можно было протиснуться боком, он осторожно вышел из комнаты.
      Октавия открыла глаза в тот самый миг, когда звякнула щеколда. Где она? Что она здесь делает?
      Девушка выскользнула из постели и, завернувшись в одеяло, побежала к двери, но по дороге в темноте зацепилась за ножку стула и больно ударила ногу. Выругавшись про себя, она открыла дверь и выглянула в коридор. Сальная свеча в подсвечнике на стене отбрасывала призрачный свет. Тихонько ступая, Октавия направилась к лестнице. На верхней площадке она остановилась.
      Внизу кто-то разговаривал. Вот голос Руперта, ему что-то отвечает Бен, но так тихо, что слов невозможно разобрать. Оба уходят.
      Октавия бросилась в спальню и, прижавшись лицом к окну, выглянула во двор. Внизу тускло мерцал фонарь - пятно света среди окружающей черноты. Тяжелые облака затянули небо, скрывая звезды и луну, но в неверном свете фонаря Октавия все же разглядела Руперта и Бена. Они о чем-то серьезно разговаривали. Наконец хозяин таверны, прихватив фонарь, направился к конюшне.
      Ничего не понимая, Октавия бессмысленно разглядывала темный двор. Потом снова появился Бен, ведя под уздцы белого коня. В руке он держал седло и уздечку.
      Ни секунды больше не размышляя, Октавия подлетела к шкафу и стала лихорадочно рыться в вещах. Наконец она нашла то, что искала: шерстяные брюки и рубашку. Снова кинулась к окну. Натянула брюки, накинула рубашку, осмотрелась в поисках пояса. Нашла ремень, который не так давно снял с себя Руперт - как будто бы целую вечность назад, - и подпоясалась. Застегнуть на последнюю дырочку не удалось: ремень оказался слишком свободным, и она просто связала кожаные концы.
      Между тем внизу Бен закончил седлать отливавшего серебром коня. Руперт вскочил в седло. Натягивая сапоги, Октавия сумела разглядеть рукоятки пары пистолетов в седельных сумках и длинный кнут, обмотанный вокруг луки седла.
      Руперт коротко пожал Бену руку, и конь с всадником скрылись в темноте. Бен направился в таверну.
      Теперь Октавия знала, что происходит: Лорд Ник отправился на дело. Схватив перчатки и плащ, девушка выбежала из комнаты. На верхней площадке лестницы она остановилась и прислушалась, но, похоже, все спали, лишь под закрытой дверью столовой золотилась узкая полоска света.
      Хлопнула входная дверь - это Бен вернулся. Он тяжело прошагал в столовую. Дверь за ним закрылась.
      Октавия сбежала по ступеням. Пустая кухня была освещена лишь пылающими в очаге поленьями. Девушка нащупала засов, открыла дверь и выскользнула на улицу. Прошмыгнула к конюшне - призрачная тень в кромешной темноте.
      Руперт уехал на лошади, которую она раньше никогда не видела. Скорее всего Питер, на котором они в первый раз сюда приехали, стоит в "Королевском дубе".
      Там, где располагались стойла, была кромешная темнота, и лишь время от времени раздающееся фырканье подсказывало, что в конюшне находится не одна лошадь. Фонарь будет виден из таверны, но придется рискнуть!
      Октавия не без труда подожгла пропитанный маслом фитиль, длинные тени легли на деревянные стены. Животные забеспокоились. Сердце Октавии отчаянно колотилось - страшные картины представились ей. Да, она находится под покровительством Руперта даже в его отсутствие, но это пока остается в комнате. Но коль скоро она осмелилась оттуда выйти...
      Жеребец Руперта оказался в последнем стойле, сбруя висела рядом.
      Задув фонарь, Октавия вывела Питера наружу. В тишине двора цоканье копыт раздавалось, как барабанная дробь. Сердце Октавии билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Но, очутившись в седле, она почувствовала, что страх прошел. Пусть теперь вся компания, собравшаяся в таверне, выскочит ее догонять - пешему не настигнуть конного.
      Октавия догадалась, по какой дороге поехал Руперт, и, потянув уздечку, направила жеребца на холм, к вересковой пустоши. По прошлой поездке она знала, что Питер слишком вымуштрован, чтобы воспользоваться неопытностью наездницы.
      На широкой спине Питера она держалась относительно свободно и на вершине холма решилась пустить его в галоп. Узкая петляющая лента дороги едва виднелась впереди. По обеим ее сторонам мелькали корявые стволы с искривленными ветвями. Порывистый ветер немилосердно бил в лицо. Пустошь Патни была мрачным, неприветливым местом, к тому же в эту ночь не было видно ни звезд, ни луны, небо казалось угрожающе черным, будто само поглотило весь свет. Октавия пустила жеребца по поросшей утесником торфяной обочине, которая приглушала топот копыт.
      Она все время прислушивалась, но различала лишь поскрипывание деревьев, завывание ветра да крик одинокой совы. Лорд Ник должен ждать где-то поблизости от дороги, чтобы вовремя оказаться рядом с ничего не подозревающей жертвой. Октавия осторожно направляла Питера, и жеребец повиновался почти идеально, только постоянно втягивал воздух ноздрями, принюхиваясь к неведомой опасности.
      Внезапно тишину разорвал такой страшный крик ужаса и боли, что сердце Октавии замерло, а жеребец попятился. Октавия вцепилась в уздечку; несмотря на пронизывающий ветер, лоб покрылся испариной. Вопль достиг крещендо и замер. К Октавии вернулось дыхание: она поняла, что кричал какой-то зверек, ставший добычей лисицы или совы. Но от этого пустошь не показалась ей приветливее.
      Питер осторожно двинулся вперед, держась торфяной обочины. Впереди вырисовывалась рощица серебристых берез - светлое облако в непроглядной темноте. Лошадь и наездница поравнялись с деревьями.
      Октавия не видела, как позади нее появилась тень, лишь почувствовала, что кнут дважды обвился вокруг ее тела. Боли не было - защитил плотный плащ, - но от страха и неожиданности она чуть не закричала.
      - Ни звука! - раздался тихий голос.
      Октавия подавила крик. Зато тишину нарушил Питер: он узнал встречных и радостно заржал.
      Октавия обернулась. Закутанный в черное всадник на серебристом коне молча смотрел на нее: глаза - лишь серые щелочки на черной шелковой маске. Рука его шевельнулась, и кнут сам собой размотался. Длинная змея мелькнула в воздухе, черный всадник одним едва различимым движением перехватил ее и намотал на луку седла.
      Внезапно конь Лорда Ника поднял голову и тихонько заржал. Ник весь напрягся, насторожившись. Октавия замерла.
      В следующую секунду она услышала доносящийся из-за темного поворота стук колес.
      - Ступай под деревья. - Голос Ника прозвучал спокойно, но Октавии даже не пришло в голову ослушаться приказа. Девушка повернула Питера, и они скрылись в березовой роще.
      Лорд Ник занял позицию на обочине. И всадник, и конь застыли. Грохот колес и стук копыт становились все громче. Карета прямиком направлялась в ловушку. До слуха Октавии уже доносились удары кнута и голос кучера, понукавшего лошадей. Путники приближались к повороту, около которого в роще берез пряталась Октавия.
      По лихорадочной поспешности кучера было очевидно, что ему известен этот печально знаменитый, удобный для засады лесок. Волосы зашевелились у Октавии на голове, а по спине пробежал холодок.
      Карета показалась из-за поворота: кучер что есть мочи нахлестывал кнутом, шестерка лошадей выбивала гальку из разбитой дороги - мелкие и крупные камни веером разлетались во все стороны.
      Черный всадник не спеша выехал на дорогу, поднял пистолет и выстрелил поверх упряжки. Кучер выругался, внутри кареты раздался пронзительный крик. Лошади понесли, баулы на крыше съехали в сторону и повисли на веревках.
      Лорд Ник остался там, где стоял - посередине дороги, - а кучер изо всех сил пытался справиться с лошадьми. Наконец экипаж со скрипом и скрежетом остановился...
      - Я задержу вас ненадолго, джентльмены, - небрежно произнес грабитель. В голосе чувствовалось спокойствие, но он не походил на тот голос, что знала Октавия. Лорд Ник говорил с легким, но вполне различимым иностранным акцентом, тембр казался выше. Октавии было страшно, но оторвать завороженного взгляда от дороги она не могла.
      - Вы не подадите мне ваше короткоствольное ружье, сэр? - вежливо обратился Лорд Ник к кучеру. - И вы, джентльмены, бросьте свои пистолеты.
      Оружие упало на землю.
      - Спасибо.
      - Роберт... Роберт, сделай же что-нибудь, - донесся из кареты пронзительный женский вопль. - Такой здоровый, а сидишь, как мокрая курица. Нас поймали! Это грабитель!
      - Да, дорогая, знаю, - отвечал печальный голос.
      - Тогда делай что-то! Ты мужчина или слюнтяй? Защищай мою честь!
      - Сомневаюсь, дорогая, чтобы твоей чести угрожала опасность. - Послышался приглушенный шлепок, тяжелый вздох, и дверца кареты открылась.
      На землю спрыгнул тощий господин в парике и принялся суетливо вытаскивать шпагу. На грабителя, невозмутимо восседающего верхом, он смотрел довольно безнадежно.
      - Ты.., проходимец! Прежде чем ты получишь от меня хоть пенни, тебя закуют в кандалы, - произнес он явно неуверенно.
      - Дорогой сэр, уверяю вас, меня нисколько не интересуют ваши деньги, спокойно возразил Лорд Ник. - И прошу вас, не мучайтесь со своим оружием, это только приведет к неприятностям.
      Мужчина замер, откровенно изумленный, рука застыла на рукояти наполовину вытащенной шпаги.
      - Не интересуют?
      - Нет, - учтиво ответил Лорд Ник. - И ничто другое из ваших пожитков. Так что, повторяю, оставьте в покое оружие.
      - Эй, Роберт, что ты там делаешь? Ты его уже проткнул? - В окне кареты показался высоченный парик - Эх ты, что с тебя толку? - продолжала женщина, оценив ситуацию. - Теперь меня ограбят и изнасилуют. Ну же, убей его! Говорю тебе, убей!
      - Хорошо, дорогая... Но видишь, это не так-то просто. - Тощий человечек, по-прежнему сжимая шпагу, беспомощно смотрел на грабителя. - Он ведь на лошади. - Он наконец нашел удобное извинение.
      - Вижу, ты, пустомеля. - Дверца карсты с треском распахнулась, и из нее вышла закутанная в меха толстуха. - Дай мне шпагу. - Она протянула руку. - Я буду защищаться сама!
      - Извините, мэм, но вам нечего защищать. - Глаза Лорда Ника смеялись, но голос был по-прежнему тверд. - Прошу вас, возвращайтесь в карету.
      - Не смей так со мной разговаривать, ты, грязный вор! Она вырвала шпагу из ножен, при этом рукоять клинка врезалась в подбородок несчастного джентльмена. Не удержавшись на ногах, он отлетел в сторону.
      - Ну, негодяй! Нападай на беззащитную женщину! Сможешь? - Грузная фигура направилась к Лорду Нику, бешено вращая шпагой. Все это очень напоминало танец слона.
      Раздался легкий свист, и длинный кнут, обвившись округ рукояти шпаги, без видимых усилий вырвал орудие из рук женщины. Клинок со звоном упал на дорогу.
      Свесившись с седла. Лорд Ник подобрал шпагу и чтиво осведомился:
      - Надеюсь, я не поранил вас, мадам? А теперь, может быть, вы все-таки вернетесь в карету? - В его голосе послышался металл. Ошарашенная женщина смотрела на него с ужасом, а ее лицо сделалось белым, как простокваша.
      Несчастный муж наконец сумел подняться на ноги.
      - Дорогая, делай лучше, как он говорит. - Он успокаивающе дотронулся до руки жены.
      - Трус! - закричала та на беднягу, отдернула руку и, шелестя юбками, забралась в экипаж.
      - Сэр! - Лорд Ник жестом предложил ему последовать за женой. - Понимаю, что сейчас вам кажется безопаснее оставаться на дороге, но все же вынужден настаивать.
      Джентльмен безнадежно пожал плечами и покорно забрался в карету. Грабитель спешился и, все еще держа в руке шпагу, заглянул в окно. В углу кареты, стараясь остаться незамеченным, трясся коротышка в коричневом костюме. Женщина, устроившись на сиденье, слава Богу, молчала, обмахиваясь перчаткой. Однако, увидев в окне грабителя, она зашипела, как змея, и погрозила ему мясистым пальцем. Сверкнул изумруд.
      - Скорее отдам свое тело, чем кольца.., негодяй!
      - К счастью для нас обоих, мне не нужно ни то, ни другое, - ответил Лорд Ник сухим, как сама Сахара, голосом.
      - Мерзавец, - не унималась та. - Делай же что-нибудь, Роберт!
      - Придержи язык, Корнелия, - взмолился многострадальный Роберт, теряя осторожность.
      - Браво, сэр! - Бандит захлопал в ладоши, а разъяренная Корнелия злобно надулась, как индюк. Лорд Ник вежливо обратился к съежившемуся в углу человеку:
      - Будьте столь любезны, передайте мне кожаную сумку, что лежит у вас под сиденьем.
      Коротышка уставился на Лорда Ника так, словно перед ним оказалась кобра:
      - Что?.. Как?..
      - Не важно как, дорогой мой сэр, - ответил грабитель. - Просто дайте ее мне. И тогда вы и ваши попутчики можете продолжить путь. Не очень подходящая ночь для путешествий, не правда ли? И о чем вы только раньше думали?
      - Говорила же, что на ночь надо остаться в "Колоколе и книге". - Корнелия снова обрела дар речи. - Никто не послушал!
      - Но, мадам, это вы настаивали на том, чтобы приехать в город сегодня же, - возразил ее муж. - А я старался доказать, что ехать через пустошь ночью просто безумие...
      - Придержи язык! - Корнелия замахнулась на мужа сумочкой. - Ты что, собираешься со мною спорить? Память как у цыпленка, а сам утверждает, что я не права!
      Лорд Ник перестал слушать их все усиливающуюся ругань, взял сумку у трясущегося пассажира и собрался отойти от кареты.
      - Слева! - Крик Октавии прорезал ночь. Лорд Ник резко обернулся: один из форейторов подбирал оставленный на дороге пистолет. Грабитель проворно прыгнул вперед, в темноте сверкнул клинок. Застонав, форейтор выронил оружие и схватился за кисть.
      - Дурак! - грубовато сказал Лорд Ник, отбрасывая ногой оба пистолета и ружье в придорожные кусты. - Эй ты, - кивнул он второму форейтору, перевяжи-ка своего приятеля и смотри - чтобы больше не делать глупостей.
      Лорд Ник вскочил в седло. Он подождал, пока оба они не оказались на лошадях, а кучер не взялся за вожжи, и только тогда отъехал в сторону.
      - Кучер, вперед!
      Второго приглашения не потребовалось. Щелкнул кнут, и упряжка рванула вперед. Лорд Ник приподнял шляпу и учтиво поклонился, когда в окне проносившейся мимо кареты показалось красное от ярости лицо Корнелии.
      Когда экипаж скрылся из виду, показалась Октавия. Она тряслась от беззвучного хохота, тыльной стороной ладони утирая мокрые от слез глаза.
      - Несчастный! - только и сумела выговорить она.
      - Да, глядя на него, сердце исходит кровью, - сухо согласился Руперт, стаскивая с лица маску. Он внимательно посмотрел на Октавию:
      - Скажи на милость, чем это ты тут занимаешься?
      - Откровенно говоря, я не думала, что дело обернется так круто.
      - Да? А поразмыслила бы раньше, может быть, и не оказалась здесь...
      - Но тогда ты бы сейчас лежал с пулей в голове.
      - Возможно. Постараюсь принять это в расчет. Но запомни: я не терплю, когда вмешиваются в мои дела.
      Прежде чем Октавия успела ответить, Руперт направил коня в сторону вересковой пустоши.
      - Следуй за мной. Питер сам побежит за Люцифером. - Он пришпорил коня, и тот с места рванул в галоп - светлый силуэт начал быстро растворяться в темноте.
      Без всякой команды Питер поскакал следом. Он уверенно и без разбору несся по неровной, замерзшей земле: видимо, местность была ему хорошо знакома.
      В просвете бешено несущихся облаков засеребрилась луна. Холодный, призрачный свет озарил черную фигуру на белом коне. Вокруг ни души, лишь кусты и кривые деревья - такие фантастические на этой плоской равнине.
      Октавия не знала, куда конкретно они направляются, но понимала, что они все дальше и дальше углубляются в пустошь, оставляя позади себя дорогу, тепло очага и согретые постели. Пропало чувство времени, только в разрыве облаков она иногда видела луну, которая стояла теперь высоко. Сколько часов назад она была пленницей сладострастного сплетения рук и ног в объятиях мужчины, который скакал впереди? Теперь он казался совсем чужим, даже пугал ее, уводил в неведомые края, известные лишь ему одному. Это с ним она заключила дьявольское соглашение, по которому должна обмануть и ограбить неизвестного ей человека. В холодный ночной час их сговор показался Октавии совершенным безумием.
      Люцифер повернул вправо и спустился с небольшого холма. Питер последовал за ним, и они оказались на грязной деревенской улочке. Мысль о возвращении хоть в какое-то подобие обычного мира вызвала у Октавии вздох облегчения, но Люцифер не замедлил бега, и Питер не отставал от него. Всадники миновали спящую деревню и подъехали к небольшому каменному домику, стоявшему особняком, в полумиле от других. В нижнем окне мелькнул свет.
      Люцифер перешел на шаг и, уверенно обогнув дом, приблизился к длинному строению. Питер держался сзади, и вскоре Октавия оказалась в темной конюшне, прохладный воздух которой был пропитан запахом душистого сена.
      - Все в порядке, Ник? - раздался из темноты голос Бена, и Октавия от неожиданности вздрогнула. Куда, черт возьми, они попали?
      - Силы небесные! - в свою очередь, воскликнул хозяин таверны, разглядев второго всадника. - Откуда она взялась?
      - Интересный вопрос. - Руперт спешился. - На него-то я вскоре намерен получить ответ. - Он снял с Люцифера кожаную сумку, и в темноте сверкнули его белоснежные зубы. - Моррис тянет на столько золота, сколько весит сам.
      - Славная пожива? - Бен принял поводья лошади.
      - Вроде недурная. - Руперт перебросил сумку через плечо и подошел к Октавии. - Мисс Морган, оставляю вас здесь и прошу обустроить Питера. Бен приготовил стойло только для одной лошади, а Питер заслужил уход не меньше Люцифера. Вилы и сено в углу. Коня надо как следует вытереть и накрыть попоной, чтобы не простудился. - И Руперт пошел из конюшни, насвистывая какую-то песенку.
      Октавия молча выслушала приказ. Если Лорд Ник ждет, что она взорвется, так пусть испытает разочарование. Она умеет подавлять раздражение.
      - Можно зажечь фонарь? - смиренно обратилась она к Бену.
      - Нет, - последовал категорический ответ. Хозяин таверны явно не хотел вступать с ней в дружеский разговор. Октавия оглянулась; глаза постепенно привыкали к полумраку.
      - Пошли, Питер. - Конь послушно пошел за ней.
      В стойле Питер был явно у себя дома. Октавия набросала сена в кормушку и поискала глазами, чем бы вытереть лошадь.
      - Бен, какая-нибудь тряпка или щетка есть?
      - Там.
      Где там? Октавия осмотрелась и, увидев висящее на крюку драное одеяло, принялась вытирать им Питера, пока тот довольно пережевывал сено. Он был крупным конем, и девушке приходилось вставать на цыпочки, чтобы вытереть ему спину. К концу работы начали болеть руки и, несмотря на холод, пот заливал лицо. Бен давно кончил возиться с Люцифером и оставил в конюшне ее одну, коротко заметив, чтобы она не забыла закрыть дверь, когда станет уходить. Октавия подавила желание послать грубияна к черту.
      Попона нашлась на воротах стойла, и девушка набросила ее на коня. Питер негромко фыркнул и ткнулся мордой в плечо.
      - Хоть ты, приятель, хорошо ко мне относишься. - пробормотала Октавия в его бархатный нос и пошла навстречу тому, что ждало ее в каменном домике.
      В единственном окошке внизу теплилась свеча. Октавия отворила дверь и оказалась в квадратной комнате, занимавшей весь первый этаж.
      Перед пылающим очагом в деревянном кресле-качалке сидел Руперт. Напротив в таком же кресле-качалке устроился Бен. Мужчины держали оловянные кружки, из которых поднимался ароматный пар. На каминной полке поблескивала медная миска.
      - Закрывайте дверь, мисс Морган, сейчас не лето!
      Октавия обиженно поджала губы и с треском захлопнула дверь. Ей было сейчас так же холодно, как недавно жарко от работы в конюшне. Два кресла, два стула и стол - другой мебели в комнате не было, но Октавии все же показалось, что в доме очень уютно - от золотистого света масляной лампы и от багряных отблесков из очага.
      Она решительно прошла через комнату и наклонилась к огню, чтобы погреть руки.
      - Лорд Ник и Люцифер - отличная парочка. - Ее замечание прозвучало почти небрежно.
      - Полагаете? - Руперт безразлично пожал плечами.
      - Дуэт существ, объединившихся, чтобы бросить вызов судьбе. Вор с большой дороги на белом коне.
      - Хочется сделать жизнь поострее. - Руперт не отрывал взгляда от огня. Ведь вы, мисс Морган, понимаете толк в удовольствии, которое доставляет опасность.
      - Напротив, сэр, терпеть не могу напрасно рисковать головой.
      Он поднял на нее смеющиеся глаза:
      - Ах вот как? А тем вечером нашей первой встречи, как вы думаете, чем вы рисковали?
      - Только уж не головой! Руперт усмехнулся:
      - Вы правы. Чему-чему, а уж вашей голове с моей стороны ничего не грозило.
      Бен поперхнулся, и Октавия посмотрела на него с неприкрытой неприязнью:
      - Нам обязательно продолжать разговор в таком обществе?
      - О, Бен - это не общество... Общество - это вы, - заявил грабитель. Бену здесь быть положено, а вот вам - нет.
      - Но не Бен спас вас сегодня от пули.
      - Не буду отрицать, резон в ваших словах есть. - Руперт, казалось, о чем-то задумался.
      - Гляди-ка, да она не иначе в твоем наряде разъезжает. - Бен снова хмыкнул и уткнулся носом в кружку.
      - Боже правый! - Руперт впервые обратил внимание на то, что было на Октавии под плащом. - Вы носите мои панталоны?! Если только слово "носите" подходит к тому, что вы с ними сделали!
      - Не могла же я скакать верхом в платье! С удовольствием бы спросила вашего разрешения, но вы ускользнули, как змея.
      - Как змея! Хорошенькое сравнение! А я тем временем уезжал по делам, возмутился Руперт. - Да в отличие от вашего мое поведение просто ангельское!
      Октавия сменила тему разговора:
      - А вы ведь знали, что в карете окажется та кожаная сумка. Что в ней?
      - Доход от аренды, - с готовностью ответил Руперт. - Деньги графа Гиффорда. Негодяй богат как крез и вряд ли ощутит потерю, разве что разозлится.
      - А тот человек, что приходил к вам в "Королевский дуб"... Моррис... Он и сообщил о том, что сумка будет в карете?
      - Совершенно верно, - лениво потянулся Руперт. - Большую часть своего времени Моррис болтается по окрестным тавернам и ко всеобщей пользе держит уши торчком. И вот сегодня услышал, как управляющий графа уговаривал попутчиков переночевать в "Колоколе и книге", потому что не хотел рисковать своим драгоценным грузом. Но мадам Корнелию разве в чем-нибудь убедишь? Ей никак не терпелось в город. - Руперт пожал плечами. - Что оставалось бедняге? Милейшая леди оказалась на редкость настойчивой.
      Октавия даже не улыбнулась - так ей хотелось хоть что-нибудь еще разузнать о Лорде Нике.
      - А почему вы ничего не взяли у этой противной женщины и ее мужа?
      Руперт укоризненно покачал головой:
      - Нельзя жадничать. В этой кожаной сумочке достанет денег, чтобы приодеть вас ко двору. Останется даже на туфельки с изумрудными каблуками и бриллиантовыми застежками.
      - Э.., что я слышу? - очнулся от дремоты Бен. - Она на твоем содержании, Ник?
      - Нет! - Октавия гневно вспыхнула. - Мы будем участвовать в общем деле. Подтвердите это, сэр!
      - Да, да, моя дорогая Октавия, - рассмеялся Руперт. - Нечего пронзать меня взглядом. В вашем участии никто не сомневается. Но позвольте дать вам совет. Бен - лучший друг, какого только может пожелать мужчина, и в нашем совместном деле пригодится вам так же, как и мне. Будет лучше, если вы это запомните.
      - Тогда и ему лучше понять, как обстоят дела, - твердо сказала Октавия. Я вам ничего не должна, лорд Руперт.
      - Кроме штанов, рубашки и лошади, - едва слышно пробормотал тот. Выпейте-ка лучше молочного пунша, - резко переменил он тему разговора, указывая на кувшин, стоящий на каминной решетке. - Берите сами. Кружки в шкафу у камина.
      Октавия не стала заставлять себя уговаривать. Если этот странный человек больше не намерен говорить о событиях нынешней ночи, то так тому и быть. Она налила себе пуншу и уселась у камина. От первого глотка она почувствовала приятную слабость. Тот, кто готовил пунш, знал, как уложить здоровенного мужчину. От второго - пошла кругом голова.
      Мужчины за ее спиной о чем-то мирно разговаривали, но она не слушала их. Предметы в комнате самым восхитительным образом стали расплываться; Октавия почувствовала, как приятная истома охватывает ее тело. Она улыбнулась огню и в полудреме откинулась на спинку стула. Сделала еще глоток и почувствовала, что мужская рука поглаживает ее волосы. Последним усилием она осушила кружку до дна.
      - Недурная получилась ночка у надоедливой маленькой девчонки. - Грабитель рассмеялся.
      Октавия смутно понимала, что хорошо бы возразить, но не было ни слов, ни сил, ни желания. Она почувствовала, как сильные руки подхватили ее и куда-то понесли.
      Стало холодно, и Октавия что-то протестующе забормотала, но уже в следующий миг оказалась в постели. Те же уверенные руки раздели ее, но так ловко, что не впустили под одеяло холод.
      Сквозь дрему Октавия почувствовала, как Руперт улегся рядом, ощутила его прохладное тело и, свернувшись калачиком, заснула, уткнувшись носом в уже согревшуюся спину, вдыхая запах мужчины, о котором грезила со дня их первой встречи.
      Глава 9
      - Она хороша, эта леди Уорвик, - заметил герцог Госфордский, подходя к зятю. Он взял понюшку табака и воспитанно чихнул в платок. - Остается только надеяться, что за подобную внешность комитет не даст ей отставку. Надо иметь крепкие нервы, чтобы вот так появиться на людях.
      - Альмак - это еще не двор. - Филипп разглядывал молодую женщину, только что вошедшую в бальный зал под руку с мужем.
      Комнаты были до отказа заполнены счастливчиками, принадлежавшими к Высшим Десяти Тысячам, где членство определял Комитет четырнадцати. Драконовские правила для участниц избранных балов привели к тому, что половина лондонской знати так и не смогла попасть в заветные десять тысяч. Среди толпы накрашенных, напудренных, тщательно причесанных записных участниц бала появление леди Уорвик произвело впечатление, близкое к шоку.
      Ее волосы не были напудрены, на лице ни следа румян, губ не коснулась помада. По залу пробежал шепот, и все глаза устремились к этой необычной женщине.
      Желание Октавии в свой первый выход пренебречь светскими условностями сначала удивило Руперта. Он понял ее замысел позже, когда увидел, как она сходит по парадной лестнице их дома. Изумительная природная красота не требовала никаких прикрас. Ей не нужно было скрывать щербины от оспы под толстым слоем пудры, румянить бледную от недосыпания и излишеств кожу, портить жирной краской густые ресницы.
      Волосы ниспадали на плечи, сияя в отблеске свечей первозданной красотой, подчеркивая белоснежную кожу и глубину золотистых карих глаз. Платье настоящее произведение искусства из белого и красного муслина поверх яблочно-зеленой нижней юбки; рукава отделаны шелком того же цвета, запястье прикрывает изящное кружево. Кружевная косынка в низком вырезе платья вырисовывала округлость груди, хотя и предполагалось, что должна ее скрывать. Наряд подчеркивал чистоту лица, изящные линии фигуры и в то же время будто намекал на некую тайну в характере.
      Через минуту все мужчины будут у ее ног - так он решил в тот момент. И теперь понял, что недооценил Октавию. Через всю залу к ним приближался принц Уэльский. Капельки пота выступили на красном лице, в глазах - похотливый отблеск, на губах - сладострастная улыбка.
      - Мадам, вы восхитительны, - поклонился он. - Какой свежий, необычный облик! Уорвик, скорее представьте меня вашей жене.
      Руперт учтиво представил Октавию, и принц тут же схватил ее за руку:
      - Откуда вы, прелестная леди? Подумать только, сколько времени мы здесь томились, не видя вас! И как вам удавалось от нас скрываться? Почему вы позволили этому несчастному псу, - он погрозил жирным пальцем в сторону лорда Руперта, - украсть вас у нас?
      - Вы слишком добры ко мне, ваше высочество. - Октавия присела в глубоком реверансе.
      - Нет, нет, поверьте мне, нет! - с жаром воскликнул принц Уэльский. - Я нисколько не преувеличиваю... Такое милое создание! А ты, Уорвик, и в самом деле премерзкий пес. Всех обошел. Где ты ее раздобыл?
      "Разглядывают, как редкое насекомое", - подумала Октавия.
      - В провинции, сэр, - все так же учтиво ответил Руперт. - В Нортумберленде.
      - В Нортумберленде! - В крошечных глазках засквозило удивление. - Вот те на! Никогда бы не подумал, что это возможно. Так далеко на севере. - Он оглянулся на свиту, ожидая подтверждения своих слов.
      - Совершенно справедливо, сэр, - тут же согласился один из придворных. Очень далеко от Лондона.
      - Ну и ну, - снова заохал принц, не сводя с Октавии жадного взгляда. Если у них там все такие красотки, стоит нанести туда визит. - И он от всей души рассмеялся собственной остроте. - Пойдем потанцуем, прелестное создание.
      - Но у меня пока нет разрешения ни одной из патронесс, - скромно ответила Октавия. - Не хотелось бы нарушать правила, ваше высочество.
      Принц разразился хохотом:
      - Как будто они и так не нарушены, мадам. Долли... Долли, подойди сюда и разреши этому удивительному созданию потанцевать со мной. - Он махнул даме в платье из сиреневого муара, огромный парик которой украшали нелепые меховые зверюшки.
      С застывшей улыбкой, враждебно разглядывая Октавию, к ним подошла герцогиня Дирвотерская.
      - Леди Уорвик. - Октавия сделала почтительный реверанс.
      - Если вам нужен искусный парикмахер, буду рада вам его предложить.
      - Вы очень добры ко мне, мадам.
      - Я слышала, что в провинции все по-другому. - Герцогиня скривила губы. Но в Лондоне деревенские обычаи не нужны. Им здесь не место.
      - О, мадам, полагаю, совершенствоваться можно везде, - мягко ответила Октавия. - Даже Лондон не закрыт для новых веяний.
      Герцогиня не верила своим ушам: правильно ли она поняла эту нахалку? Неужели эта выскочка осмеливается говорить, что лондонская мода устарела?
      Руперт удивленно поднял бровь. Может быть, Октавия не понимает, какую роль при дворе играет эта дама? Он подыскивал слова, чтобы замять неловкость, но в это время принц Уэльский разразился громогласным хохотом:
      - Совершенно справедливо, леди Уорвик. Мы тут вовсе закоснели в наших обычаях. Правила, протокол, Бог знает что еще... Все вина нашего двора. Чертовски старомоден. Подождите, придет мое время.., и вы увидите, какие наступят перемены, - помяните мое слово.
      Эта потрясающая бестактность, ясно показывающая, что принц ждет не дождется смерти отца, была встречена с таким молчаливым неодобрением, что маленький вызов Октавии остался незамеченным.
      Схватив Октавию за руку, принц увлек ее на середину зала, где формировались пары для контрданса.
      - Его высочество - еще мальчишка.., такой упрямый, - спокойно заметил Руперт и с улыбкой поклонился герцогине. - Юность есть юность.
      - Конечно, - согласилась дама, прикладывая к верхней губе надушенный платок. Она окинула оценивающим взглядом статную фигуру лорда Уорвика и как будто бы смягчилась от того, что увидела.
      Его светлость был одет в черный шелк, волосы, как и положено, напудрены и стянуты на затылке. Золотом сверкали карманные часы, а на белоснежной рубашке ослепительным голубым огнем сияла булавка с бриллиантом. На лице внимательное выражение, на губах участливая улыбка - он, казалось, извинялся за бестактность жены и принца Уэльского.
      - Молодежь должны наставлять старшие, лорд Уорвик. - Глаза придворной дамы были прикованы к танцующим. - Ваша жена, сэр, еще не приобрела городского лоска.
      - О, я думаю, дело не в этом, - раздался голос графа Уиндхэма. Представляется мне, что леди Уорвик имеет смелость вести себя так, чтобы отличаться от всех остальных. Разве я не прав, Уорвик?
      Руперт поклонился Филиппу, в глазах мелькнула насмешливая искорка:
      - Разумное предположение, Уиндхэм. Граф довольно улыбнулся, и серые глаза вновь обратились к залу, где в такт музыке двигались танцующие. Он с интересом разглядывал леди Уорвик.
      Неужели Филипп ничего не чувствует? Каждый раз, когда они говорили или обменивались взглядами, Руперт чувствовал, что кровь начинает быстрее бежать по жилам, а пульс - биться чаще. Филипп в его присутствии, похоже, не испытывал ни малейшего стеснения или неловкости, у него не было даже тени предчувствия. Может быть, это оттого, что он считал брата мертвым?
      - Так вы познакомились с леди Уорвик в Нортумберленде? - Филипп небрежно отвернулся от танцующих и предложил Руперту табакерку.
      Лорд Уорвик покачал головой:
      - Не люблю нюхательный табак. Да, когда ездил навестить друзей.
      - И конечно, это ее первый сезон в Лондоне? Руперт кивнул:
      - Мы решили отложить свадебное путешествие до дня рождения короля.
      Монарх родился в июне, и день его рождения означал закрытие сезона.
      - Медовый месяц в разгар сезона в Лондоне для новичков имеет свою прелесть. - Филипп вежливо поклонился и отошел.
      Графиня Уиндхэмская сидела между двумя чопорными матронами и при приближении мужа нервно улыбнулась. Она пригладила парик, поправила кружева на шее: несчастная женщина ожидала, что муж на людях примется критиковать ее внешность, и ее глаза молили о пощаде. Но тот прошел мимо, взглянув на жену так, словно та была садовым слизняком. Бедная женщина расстроилась еще больше.
      Имя леди Уорвик было у всех на устах. На балу весь вечер только о ней и говорили. После первого танца принц Уэльский не отпустил свою даму, и Руперту оставалось только издалека наблюдать, каким успехом пользовалась Октавия у подхалимов и распутников из окружения принца.
      Октавия была уверена, что, пока она будет рядом с принцем Уэльским, общество может ее осуждать, но никогда не отвергнет. Для выполнения плана ей необходимо было прослыть женщиной с авантюристической жилкой, пренебрегающей общепринятыми правилами поведения. Окружение принца очень подходило для этих целей. Уже к концу вечера Октавия отклонила несколько туманных намеков и четыре прямых предложения, одно из которых исходило от его высочества.
      - Как не стыдно, ваше высочество, я замужняя женщина, - мягко упрекала она, а принц Уэльский меж тем, удерживая ее руку, не мог оторвать от Октавии взгляда.
      Он громко расхохотался, но по всему было заметно, что он разочарован:
      - Любезная мадам, я вам бы ничего и не предлагал, если бы вы не были замужем. Мужчине не пристало развлекаться с незамужней девчонкой. Только не говорите, что лорд Руперт будет вас ревновать.
      - Не знаю, сэр, он муж мне совсем недавно, - скромно ответила Октавия. Но я думаю, мне рановато бежать от брачной постели. Мы поженились только две недели назад.
      Принц усмехнулся и потрепал ее по щеке.
      - Люблю откровенных женщин. Но ничего, моя дорогая леди, посмотрим, через сколько времени загуляет ваш муж. Вот тогда и вы взглянете на вещи по-другому.
      - Может быть, и нет, сэр.
      Но где же Руперт? Было уже два часа ночи, и Октавия заглянула в роскошную столовую, где собралась большая часть общества, чтобы отведать пирожков с устрицами, хлеба с маслом и запить все это шампанским.
      Руперт, стоя в оконной нише, разговаривал с накрашенной дамой в платье из темно-красной тафты. Лиф ее платья был так низок, что, когда дама протянула руку за кусочком хлеба, из выреза показался сосок. Дама ни в малой степени не смутилась, когда Руперт длинным указательным пальцем ловко вернул беглеца на место, - лишь рассмеялась и шутливо ударила Руперта по щеке веером.
      - Вот видите! - послышался рядом голос принца. - Он не из тех мужчин, кто тратит время даром. Уорвика знают как большого повесу. Неужели вы полагаете, что брачные клятвы изменят характер человека?
      Октавия улыбнулась и пожала плечами.
      Принц усмехнулся и обнял ее; его пальцы поглаживали шею под кружевным платком.
      - Сама скромность, - бормотал он. - Неужели нельзя открыть на наше обозрение что-нибудь побольше. Вот хотя бы как у леди Дрейтон? А?
      - Леди Дрейтон имеет передо мной большое преимущество, - возразила Октавия.
      - Ив чем же? - Мутные глаза принца уставились ей в лицо. - Уж не в том ли, что у нее здесь побольше? - И он с ухмылкой показал на зад.
      - Нет, сэр. Ее преимущество в годах. - Октавия сделала шаг в сторону, освобождаясь от монарших объятий.
      - Злючка! Кошечка показывает коготки! - грохнул принц своей собственной шутке. - Предупреждаю, мадам. - Он погрозил ей пальцем. - Если бы Маргарет Дрейтон вас слышала, она выцарапала бы вам глаза.
      - Я трепещу, сэр.
      Октавия чувствовала явное раздражение. Мадам Дрейтон для него ничего не значит. Руперт просто играет свою роль, как она свою. Но как естественно выглядело его удовольствие, когда он трогал ее грудь. И что из того? Какое дело до этого Октавии? И все же из самых глубин ее души поднималось возмущение.
      Они продолжали смотреть на воркующую парочку. Руперт наклонился к самому уху женщины, и пронзительный смех леди Дрейтон перекрыл монотонный шум голосов.
      - Недурно развлекаются. - Суховатый голос рядом высказал вслух то, что Октавия думала про себя. Она обернулась: за спектаклем у противоположной стены наблюдал Филипп Уиндхэм. На его губах играла улыбка, от которой по спине Октавии пробежал холодок.
      Они встретились взглядами, и Октавию неожиданно поразила странная двойственность его лица - словно это красивое лицо было совсем не тем, чем казалось. Будто за гладким широким лбом, ясными серыми глазами и почти идеальными чертами таилось нечто злобное.
      - Да, - холодно ответила она, разворачивая веер. - Развлекаются, как и все здесь. Уверяю вас, сэр, с тех пор как я приехала в Лондон, у меня не было вечера интереснее.
      - Самая главная достопримечательность в этом городе, мадам, - вступил в разговор принц. - Подписываетесь на десять гиней, и пожалуйста - еженедельный развеселый бал в течение всего сезона.., да еще с таким изысканным ужином! Окружение его высочества принужденно рассмеялось неуклюжему сарказму. Октавия улыбнулась.
      - Мне здесь все в новинку, сэр, и мои вкусы еще не сформированы.
      - Бьюсь об заклад, что это ненадолго, - вмешался в разговор какой-то молодой щеголь. - Надеюсь, мы можем вас навестить на Довер-стрит?
      - Почту за честь. - Октавия повернулась к принцу. - Прошу прощения, сэр, уже поздно, и я должна возвращаться к мужу.
      - Позвольте мне вас проводить. - Филипп Уиндхэм с поклоном предложил ей руку.
      - Спасибо, милорд. - Октавия положила ладонь на его расшитый кружевами рукав, и они покинули кружок его высочества.
      - Кажется, вы покорили принца. Поздравляю вас, мадам.
      - Стоит ли это поздравлений? - вкрадчиво ответила Октавия. - Скорее наоборот. Мне сдается, что его высочество не слишком разборчив в своих симпатиях.
      В серых глазах графа мелькнуло удивление и появились ростки интереса. Он улыбнулся с такой теплотой, что, казалось, затопил Октавию одобрением. Она заставила себя вспомнить, что перед ней враг Руперта.
      - Рад, что вы так проницательны. Принц - глупец, но может быть полезен, если им правильно управлять.
      - Я так и поняла, сэр.
      Смех графа резко оборвался, когда они приблизились к нише, где оживленно болтали, стоя слишком близко друг к другу, Руперт и леди Дрейтон.
      - У вас, сэр, несносный язык, - визгливо упрекала лорда Руперта дама, игриво похлопывая веером по руке. Она повернулась к вновь подошедшим, и стало заметно, как блестят ее глаза и под румянами раскраснелись щеки.
      - Граф Уиндхэм, а я и не заметила, что вы сегодня здесь. С лордом Рупертом было так интересно, что я не видела никого вокруг.
      Филипп поклонился.
      - Значит, среди ваших поклонников раздастся плач и зубовный скрежет. - Он сказал это таким тоном, что стало ясно: себя он к их числу не относит. Фарфоровые голубые глаза леди Дрейтон сверкнули.
      - Вы ведь не знакомы с моей женой, мадам? - Руперт словно нехотя вышел из ниши. - Октавия, познакомься с леди Дрейтон.
      - Твоя старинная знакомая? - Октавия слегка наклонила голову.
      - Нет, совсем недавняя.
      - А мне показалось, что вы знаете друг друга с пеленок. Надеюсь, леди Дрейтон из хорошего отношения к тебе поможет мне войти в общество. Опыта у нес намного больше, чем у меня.
      Руперт подавил одобрительный смешок, а Маргарет пронзила взглядом хорошенькую молодую женщину, которая так невинно ей улыбалась.
      - У вашего мужа, милая, достаточно опыта, чтобы оказать вам эту услугу. Удивляюсь, почему он вам не объяснил, как принято одеваться в свете. Позволить жене появиться в обществе в таком наряде.., знаете, это уж слишком жестоко. Она стрельнула глазами в сторону Руперта.
      - Так-таки уж и жестоко... - пробормотал тот. - Просто я считаю, что каждый должен учиться на ошибках. Как вы думаете, граф Уиндхэм?
      Вопрос был поставлен в обычной манере Руперта - с некоторой ленцой в голосе, но очень неожиданно, и Октавия, подавив раздражение, с нетерпением ждала ответа. В душе она рассчитывала, что Руперт станет ее защищать, а не согласится с леди Дрейтон.
      - Полагаю, леди Уорвик прекрасно знает, что ей идет, - отозвался Филипп. Оригинально мыслящая женщина всегда вносит свежую струю. И так при дворе нас окружает какое-то стадо баранов. - Он выдержал паузу, продлившуюся несколько дольше, чем того требовали приличия, и добавил:
      - Присутствующие, конечно, не в счет.
      - Конечно, - согласился Руперт и повернулся к Октавии. - Дорогая, если ты готова покинуть эту арену развлечений, я к твоим услугам.
      Леди Уорвик устало оперлась на его руку и, прощаясь, обратилась к Филиппу:
      - Вы были очень любезны, сэр.
      - Я говорил лишь правду. - Он поднес ее руку к губам. - Надеюсь, вы позволите мне посетить вас?
      - Почту за честь... Леди Дрейтон. - Церемонный полупоклон в сторону Маргарет Дрейтон, и Октавия под руку с мужем покинула гостиную.
      Спустившись по парадной лестнице в вестибюль, супруги остановились в ожидании кареты. Повисло неловкое молчание. Октавия чувствовала необъяснимое раздражение. Что-то не давало ей покоя - она сама не знала что. Руперт же, как всегда, был спокоен. Постукивая по мраморному полу ногой в такт музыке, доносившейся из бального зала, он лениво разглядывал толпу отъезжающих гостей.
      - О, милейшая леди Уорвик покидает нас так рано! - Пошатываясь, по лестнице тяжело спускался принц Уэльский. - Поедемте играть в карты, мадам. Сегодняшней ночью обещаю вам отличную игру у леди Эдтекомб. - Он заговорщически подмигнул Руперту. - Готов поспорить, ваш муж не откажется перекинуться в очко. Как, Уорвик?
      - Как-нибудь в другой раз, сэр. Я бы с радостью, но моя жена устала.
      - О конечно, конечно... - кивнул понимающе принц. - Вы ведь недавно в брачной постели. Что... что? - Он шутовски изобразил отца и сам покатился со смеху, вслед за ним грохнуло и все его окружение.
      - Надеюсь, мы сумеем убедить ваше высочество как-нибудь поиграть на Довер-стрит, - предложил Руперт, когда пароксизм всеобщего смеха прошел.
      - Хотите основать собственный игорный дом? - Глаза принца округлились. Станем играть в фараон, и леди Уорвик войдет в сонм его дочерей?
      - По крайней мере обещаю вам интересный вечер, - вступила в разговор Октавия. - Не смею и думать соревноваться с леди Букингемшир или виконтессой Эдгекомб, но думаю, ваше высочество не будет скучать и в нашем доме.
      - О столица.., столица. - Принц захлопал в ладоши. - Слышали, ребята, леди Уорвик вступает в ряды дочерей фараона. - Он нежно поцеловал ее в щеку. Пришлите карточку, дорогая, когда застелете столы сукном.
      - Карета лорда Руперта Уорвика! - Руперт повел Октавию к экипажу, а компания принца Уэльского шумно направилась прочь.
      На Кинг-стрит было множество карет и портшезов, ожидающих своих хозяев. Туда и сюда сновали мальчишки, подняв высоко над головой масляные лампы. На аллее, ведущей к королевскому дворцу, появились две женщины - платья в беспорядке, волосы растрепаны.
      Принц Уэльский, вывалившийся в это время вместе со своей шумной компанией на улицу, с воем побежал к этим дамам.
      - После всего этого респектабельного безобразия у меня появилось настроение посетить ваш монастырь! - что есть мочи заорал он. - Так что отведите меня к аббатисе, дорогуши. - И под руки с проститутками удалился по улице. Свита охотно последовала вслед за ними.
      - Мерзкий сифилитик? - с чувством воскликнула Октавия.
      - Вероятно, им станет, если спутается с этими шлюхами, - ответил Руперт. В районе Королевской площади и на Ковент-Гарден есть чистые, пристойные дома, но по необъяснимой причине наш уважаемый наследник предпочитает развлекаться в притонах. - Он отступил в сторону, помогая Октавии подняться в карету.
      В это время в дверях бального собрания показалась дородная дама. Неловко ступив на мостовую, она упала. Выпустив руку Октавии, Руперт бросился на помощь.
      - Вы не ушиблись, мадам? - помогая ей подняться, заботливо спросил Руперт.
      - Нет, сэр, спасибо... Как я по-глупому неуклюжа!
      - Как обычно, - раздался позади ледяной голос. Филипп Уиндхэм презрительно смотрел на жену. Глупа и неуклюжа, как корова. - Вы хотите что-то возразить мне, мадам?
      Легация опустила глаза и мечтала только об одном: чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Вокруг стояли люди, которые видели и слышали, с каким холодным презрением обращается с ней муж.
      - Так как же, мадам? - с упорной жестокостью настаивал граф Уиндхэм.
      - Да, да, Филипп, - пробормотала Летиция, - прости. - Из глаз закапали слезы.
      - Портшез давно к твоим услугам, - холодно обронил граф.
      - Прошу прощения, - снова извинилась Летиция и направилась к портшезу. Свободные юбки лишь подчеркивали ее неловкость.
      Руперт ждал, что брат предложит руку жене, но тот неподвижно стоял на месте, и лишь презрительная улыбка кривила его губы. Дверца за Летицией захлопнулась, носильщики подняли на плечи портшез и, уворачиваясь от экипажей, затрусили по Кинг-стрит.
      Филипп круто повернулся и направился в противоположную сторону. Когда он проходил мимо Руперта, свет масляной лампы озарил его лицо, и граф Уиндхэм предстал таким, каким Руперт знал его только в детстве. Истинное лицо больше не скрывала красивая маска - на нем отразились порывы извращенной души: глаза сузились, губы злобно усмехались. Он только что причинил другому боль и от этого испытывал удовольствие.
      Руперт направился к застывшей Октавии. Она не слышала, что сказали друг другу граф Уиндхэм и его жена, но по тому, что видела, поняла смысл происходившего. И теперь выражение лица Руперта поразило ее до глубины души: каждая черточка была пронизана болью; но не это заставило заледенеть в ее жилах кровь - дикий гнев затмевал призрак муки.
      - Что он тебе сделал? - сама того не ожидая, тихо спросила она.
      Руперт взял себя в руки.
      - Этого тебе знать не нужно, - сухо ответил он, подсаживая ее в экипаж.
      - В нем есть зло, - упрямо продолжала Октавия, усаживаясь на кожаных подушках. - Я это чувствую. Ты ничего мне не говоришь, а между тем хочешь. чтобы я этого человека соблазнила. Разве это справедливо, Руперт?
      Он нахмурился:
      - Справедливость к этому не имеет никакого отношения. Да, Филипп Уиндхэм человек злой. Но я не позволю, чтобы он тебе навредил. Тебе вовсе не обязательно знать то, что знаю я. И нечего бояться. Филипп опасен лишь для тех, кто оказывается в его власти, а ты в его власти не будешь.
      - Откуда ты знаешь?! - воскликнула Октавия. - Я же должна соблазнить его? Какую силу имеет женщина в подобных обстоятельствах?
      - О, ты сама поразишься, узнав, какую. - Теперь его голос звучал легкомысленно.
      - Не понимаю, почему это тебя так веселит, - посерьезнела Октавия. - Ведь ты отлично знаешь, что я имею в виду... Я буду очень уязвима, а ты сам сказал, что этот человек привык играть слабыми.
      - Дорогая, ты не будешь уязвимой тем единственным образом, который так устраивает Филиппа. - Руперт откинулся назад. - Ему нравится ранить души, а не тела. А твоя душа не будет в его власти. К тому же вовсе не обязательно, - он запнулся, подбирая слова, - вовсе не обязательно жертвовать собой до конца.
      Как он мог над этим шутить? Неужели ему в самом деле безразлично, будет она близка с Филиппом Уиндхэмом или нет? Вероятно, он просто смотрит на вещи по-другому. Как и все в этом испорченном обществе, где каждый играет свою маленькую игру.
      Руперт закрыл глаза, как бы давая Октавии понять, что разговор окончен. На перекрестках карета замедляла ход и в окошко проникал свет от масляных фонарей: всполохи и тени пробегали по его вдруг ставшему отчужденным лицу волевому рту, сжатым губам.
      Руперт выглядел таким непреклонным, что Октавия поняла; этого человека, человека, с кем она делит ложе и чье тело познала почти так же хорошо, как и свое, убеждать бесполезно. В мгновение ока он переходит от теплого дружелюбия к ледяной властности и становится чужим. Она не умеет противостоять его воле, когда он направляет ее по выбранному им пути, не принимая при этом во внимание ее чувства. Она не в силах бороться с магнетизмом его личности, не может оттолкнуть его, когда серые глаза загораются страстью.
      - Похоже, недурное начало. - Ее голос прозвучал бесстрастно.
      Глаза Руперта раскрылись. Теперь они светились теплотой, а в самой глубине угадывалось восхищенное изумление. Он принялся подсчитывать ее победы.
      - Ты пробудила интерес в Уиндхэме - раз, разожгла необузданное желание принца Уэльского - два, продемонстрировала себя женщиной, которой нравится пренебрегать Приличиями, - три и, наконец, пригласила к себе в дом сыграть по-крупному. - Руперт довольно улыбнулся. - Естественно, противозаконно. Судья Кеньон пригрозил леди Букингамшир, что протащит ее за повозкой и накажет плетьми за то, что она содержит игорный дом.
      - Не может быть! - Глаза Октавии расширились, когда она представила, как тучная леди Букингэмшир плетется по улицам Лондона за телегой, а ее хлещут кнутом.
      - Конечно. Не думаю, что даже Кеньон осмелится подобным образом наказать аристократку, - согласился с усмешкой Руперт. - Но угроза наделала переполоху.
      - А каких успехов за этот вечер достиг ты? - Октавия вспомнила, как его палец заправлял в декольте непослушный сосок леди Дрейтон. - Удалось рассмотреть добычу?
      - Ее там не было. По крайней мере я не видел.
      - Ясно. А леди Дрейтон? Ее участие входит в твои планы?
      Руперт пристально посмотрел на нее:
      - К чему этот едкий тон, Октавия? Девушка откинулась на подушку и, отвернувшись к окну, стала вглядываться в темноту.
      - Хотелось бы только знать, зачем я так старалась привлечь к себе сомнительное внимание принца, пока ты развлекался с дамой? Я считала, что у нас общее дело.
      - Хорошо, я объясню тебе. - В голосе Руперта слышалось удивление, и девушке внезапно захотелось чем-нибудь в него запустить. - Маргарет Дрейтон любовница Филиппа Уиндхэма. Я рассчитывал его немного к тебе подтолкнуть... Дать повод обозлиться на меня.
      - Сомневаюсь, что ему требуется толчок. Он мной заинтересовался еще до того, как ты начал шалить с грудью леди Дрейтон.
      Руперт рассмеялся:
      - Все это игры, моя милейшая невинность. Развлечения такого рода ничего не значат, особенно со шлюхами вроде Маргарет Дрейтон.
      - Так она тебе не нравится?
      - О, эта леди бывает забавна, тем более если ее разозлить. Но я предпочитаю женщин посвежее.
      - Неужели? - Октавия всмотрелась в белеющее напротив лицо. - Как мясо в лавке торговца - нележалых?
      От изумления Руперт ответил не сразу:
      - Постой-ка, Октавия. Чего ты на меня напустилась? Вечер прошел успешно. Добыча никуда не денется. Они все проторят дорожку на Довер-стрит, как только разнесется слух, что там затевается крупная игра, а об этом уж позаботятся королевские уста.
      Октавия промолчала. Руперт мягко дотронулся до ее руки.
      - Что тебя тревожит, дорогая? Ей не хотелось признавать правду: ревность казалась унизительной.
      - Наверное, устала, - рассмеялась она, но смех прозвучал неубедительно. Слишком много волнений. Все время бок о бок с членом королевской семьи...
      Руперт не поверил в ее веселость, но сделал вид, что его устроило объяснение.
      - У тебя хватит духу и дальше пренебрегать велениями моды? - спросил он, выпуская руку Октавии.
      - Для этого не требуется никакой смелости. - Девушка приняла смену темы с облегчением. - Было бы страшно, если бы я была чучелом, а поскольку я знаю, что я де такова... - Она красноречиво пожала плечами.
      Руперт обрадовался: уверенность Октавии доставила ему удовольствие. И была она вовсе не безосновательной: девушка весь вечер приковывала к себе всеобщее внимание. Не всем, естественно, нравилась, но разве можно, находясь в свете, не вызвать и чьего-то раздражения?
      В целом начало показалось ему успешным. Только бы после сегодняшнего бала Октавия отбросила опасения и нерешительность. Они, безусловно, пройдут, когда она свыкнется с новой ролью, а пьеса обретет сюжет.
      Глава 10
      Экипаж подкатил к расположенному на Довер-стрит высокому дому. У парадного крыльца горел масляный фонарь, а в окнах нижнего этажа горел свет.
      - Неужели папа еще не спит?
      - Если так, то стоит пожелать ему спокойной ночи. - Руперт открыл дверцу кареты и спрыгнул на землю. - Не знаю почему, но я твердо уверен, что твой отец относится к нашему браку с недоверием. - Он подал руку, чтобы помочь Октавии сойти. - Ты так не думаешь?
      - Наверное. - Октавия вышла из кареты. - Разве поймешь, что он думает, но в некоторых вещах папа невероятно прозорлив.
      Стоило им подойти к двери, как она сама растворилась.
      - Добрый вечер, Гриффин. Мистер Морган спит?
      - Не думаю, миледи, - поклонился дворецкий. - Он только недавно вызвал меня и приказал принести новые свечи.
      - Тогда мы поднимемся к нему пожелать доброго сна. - Руперт сбросил плащ. - Запирай, Гриффин. Вслед за Октавией он направился к лестнице.
      - Не хочешь отправить горничную спать? - прошептал он Октавии на ухо. Она не сделает больше того, с чем и я сумею справиться.
      Октавия почувствовала его жаркий взгляд, от которого сладостно заныло в груди.
      - Вы сделаете все гораздо лучше, сэр. - Она приоткрыла дверь в спальню. Можешь отправляться к себе, Нелл.
      Дремлющая в кресле у камина горничная вскочила.
      - Мадам, я вовсе не сплю, - принялась она виновато оправдываться.
      - Вижу, вижу... И все же ты мне больше сегодня не нужна, - улыбнулась Октавия горничной, понимая, как та боится потерять из-за какого-нибудь проступка место. - Ступай в кровать, Нелл. Увидимся утром.
      - Хорошо, мадам. Только приготовлю свечи и разожгу огонь. Можно?
      - Будь добра. - Октавия тихонько прикрыла за собой дверь.
      Иногда ей казалось, что они живут на сцене, ограниченные рамками сюжета пьесы. Все домашние были членами труппы, хотя знали об этом только она и Руперт. Стоит только занавесу опуститься, и актеры потеряют места.
      Совсем не обязательно, убеждала она себя. Если все пойдет как надо, они с отцом заведут хозяйство. К тому же человеческими жизнями здесь никто не склонен играть. И пока продолжается пьеса, у людей есть крыша и еда, а это лучше, чем положение большинства лондонцев.
      Сама она познала, что такое бедность. Руперт это тоже знает, но беспокойства проявляет меньше. Или, может быть, скрывает.., как скрывает очень многое.
      Но сейчас, одернула себя Октавия, не время горевать о жалкой судьбе бедняков и ломать голову над тем, почему так безразличен к ним Руперт. Она поспешила в заднюю часть дома и уже в коридоре услышала в комнате отца голос Руперта.
      - Добрый вечер, папа. - Оказавшись в светлой и теплой комнате, девушка радостно улыбнулась. - Ты что-то засиделся. Поздно не спишь.
      - То же самое я могу сказать о тебе, - заявил Оливер, разглядывая дочь.
      Он выглядел хорошо: пытливые карие глаза стали ясными, кожа на лице разгладилась и порозовела, пышная грива седых волос аккуратно причесана. На нем был отороченный мехом халат и отделанные мехом же тапочки. Повсюду в комнате лежали книги: грудились рядом с креслом на полу, высились стопками на столе, одна, раскрытая, лежала на ручке кресла. На коленях он держал грифельную доску, в пальцах - грифель, страница пергамента уже была покрыта паутиной его мелкого почерка.
      - Мы веселились. Это совсем не то, что работать. Кстати, как движется твое дело?
      - Хорошо, дочка. Уорвик, помните наш спор о Платоне? О влиянии пифагористов на его философию? Так вот, я нашел ссылку, которую искал.., у Сократа.., где-то здесь. - Он начал рыться в книгах, из которых, как из ежа иголки, во все стороны торчали закладки.
      Руперт присел рядом со стариком, а Октавия устроилась на ручке дивана напротив. Кашель отца почти прошел, и сейчас, глядя на него, трудно было поверить, что благополучное течение жизни этого человека когда-нибудь прерывалось. Он вел себя так, словно и не было тех трех лет в Ист-Энде, дней голода и холода. Казалось, он даже не задумывался над тем, как удалось дочери сотворить маленькое чудо: он не помнил о прошлой жизни, не интересовался переменой их теперешних обстоятельств.
      Когда Октавия объяснила, что они с Рупертом поженились без его согласия только потому, что он сильно болел и находился в бреду, Оливер не проронил ни слова. Октавия, приняв молчание за неодобрение, сочла нужным продолжить объяснения: стала тараторить, как отец был нездоров и как она подумала, что его состояние важнее приличий, и согласилась на скоропалительный брак, чтобы как можно быстрее перевезти его в теплое и удобное место.
      Оливер только улыбался и говорил, что уверен: дочь знает, что делает. Она всегда понимала, что для нее лучше, и если теперь счастлива, то счастлив и он. Он обжился на Довер-стрит так, словно находился здесь с самого детства.
      Руперт относился к старику на редкость внимательно - внимательнее, чем того требовали обстоятельства. Этого Октавия не могла не признать. И проявил такое знание древности, что Оливер Морган пришел в восторг. Не просто знания, заключила девушка, слушая их спор. Энтузиазм. Находил путешествия в малопонятный мир классики такими же увлекательными, как и отец.
      Сама она давно уже потеряла интерес к научным изысканиям Оливера. Он учил ее строго в классических традициях, и для женщины Октавия с необычайной легкостью разбиралась в греках и римлянах. Судя по всему, Руперт, сложись его жизнь по-другому, стал бы заниматься наукой. Но, как догадывалась Октавия, он не мог получить образование. И все же чувствовал себя вполне свободно в древнем мире Греции и Рима. Где он учился, какие книги читал - этого он никогда не рассказывал.
      - Я так продвинулся с этой статьей, что пора написать издателю. - Оливер со счастливым видом взмахнул гусиным пером.
      Октавия вспомнила, что переписка отца с Алдербери, его издателем, прекратилась три года назад, но посчитала, что упоминать об этом не имело никакого смысла. Это только обидело бы его. Да и можно ли с уверенностью утверждать, что мистер Алдербери не ждет затаив дыхание сообщений об очередных успехах отца? Октавия поднялась.
      - Пожалуй, пойду спать. Вечер был очень длинным. Тебе что-нибудь нужно, папа?
      - Спасибо, дорогая, - улыбнулся Оливер и поцеловал дочь. - Я еще посижу. Может быть, и твой муж составит мне компанию. - Он повернулся к Руперту, и в глазах мелькнуло озорство. - Хотя скорее всего - нет.
      - Прошу прощения, сэр. - Даже Руперт немного растерялся, увидев смешливые огоньки в глазах мистера Моргана. - Но я немного устал.
      - Конечно, конечно. Молодые люди теперь уж не те. Ступайте спать, Уорвик. - Старик великодушно махнул рукой, а глаза все так же озорно светились. - А я буду философствовать один.
      - Доброй ночи, сэр.
      Когда дверь за ним закрылась, Оливер Морган улыбнулся. Неужели они полагают, что отец не догадывается, что происходит? Неужели Октавия считает его таким тупым идиотом, который даже не в состоянии заподозрить, что история с их браком - сплошной обман? Но обман, который вернул дочери законное место в обществе. Оливер не задавался вопросом, что делала Октавия, когда надолго исчезала во время их существования в Шордиче. А когда возвращалась, приносила заложенные ранее книги, потом они обедали за хозяйским столом, а в камине разжигали огонь. Эти маленькие чудеса требовали от нее огромного напряжения.
      Теперь лицо дочери было всегда спокойным, глаза заблестели, а ее влечение к Руперту было так же очевидно, как радуга во время грибного дождя.
      Оливер выпустил из рук книгу, прикрыл веки и откинулся на спинку кресла. Быть может, следовало поинтересоваться, чем занимается дочь, позаботиться о ее репутации и чести? Но после Харроугейта эти понятия потеряли для старика всякий смысл. И если он не задавал никаких вопросов в Шордиче, какое право имеет это делать сейчас?
      Чернота захлестнула разум. Так случалось всегда, когда он задумывался о собственной беспомощности. Какой смысл во все это вникать? Только бередить покой своего духа!
      Октавия счастлива - это самое главное. Отгоняя сон, Оливер тряхнул головой и снова взялся за книгу.
      - Ты так и не сказал, что намереваешься предпринять, чтобы вернуть мне состояние, - проговорила Октавия, вынимая перед зеркалом заколки из волос. Девушка была обнажена, и от этого движения грудь приподнялась.
      Еще одетый, Руперт лежал на кровати, заложив руки за голову, и с удовольствием наблюдал, как Октавия готовится ко сну.
      - План еще не совсем готов.
      - А он вообще-то есть? - Октавия вынула специальные прокладки, на которых держалась ее высокая прическа, и каштановые кудри упали на плечи.
      - Безусловно.
      - И ты не расскажешь, в чем он состоит? - Она взяла расческу.
      Руперт соскочил с кровати:
      - Дай-ка я тебя сам расчешу.
      Руперт отобрал у нее расческу и принялся расчесывать длинные кудри.
      - Ну, так и не скажешь?
      - Рассказывать пока еще не о чем. А теперь не сбивай - я хочу досчитать до ста.
      Наслаждение, которое доставляли Октавии движения расчески, заставило ее забыть о планах на будущее и предаться настоящему: глаза закрылись, она погрузилась в чувственную дрему.
      Но стоило Руперту остановиться, как она открыла глаза. Из зеркала на нее смотрел Руперт. Его лицо было торжественно и серьезно. Он даже как-то торжественно положил расческу на туалетный столик, забрал волосы Октавии наверх, а потом резко отпустил, позволив каштановым кудрям рассыпаться по плечам.
      На фоне черного шелка его одежд тело девушки казалось белым, как алебастр. Податливым и уязвимым в своей наготе. Ласковые руки обвились вокруг талии, ладони зажали груди, потом скользнули вниз, стали ласкать живот. Сердце забилось быстрее, когда она ягодицами ощутила его бедра. Колено мужчины проникло меж ног - шелк панталон холодил их нежную кожу. Колено двинулось вверх, и от восхитительной ласки Октавия прикусила губу. В зеркале она видела свое отражение: по мере того, как росло возбуждение, затуманивались и становились больше ее глаза, розовела кожа.
      Руперт улыбнулся, довольный тем, что тело Октавии с такой готовностью откликается на его прикосновения.
      Октавия прижалась к нему спиной, и он радостно рассмеялся ей в волосы.
      - Мне нравится играть с тобой, любимая. Ты так необыкновенно отзывчива.
      - Покоряюсь каждому твоему прикосновению. Точно глина в твоих руках.
      - Покоряешься лишь в любовных утехах. А в других делах - я вовсе не уверен.
      - Что ты хочешь этим сказать? - Октавия постаралась напустить на себя сердитый вид, но это ей не удалось.
      - Сама прекрасно знаешь. - Руперт взял ее на руки и понес к кровати.
      - Я задаю слишком много вопросов, да? Но я не могу слепо подчиняться тебе.
      - Ладно, в данный момент давай определим области, в которых я пользуюсь безусловным авторитетом, - засмеялся Руперт. - Хотя бы вот эта. - Поспешно сорвав одежды, он скользнул в кровать. - Трепещите, мадам, предстоит очередное моральное падение.
      - Уже дрожу, - шепнула Октавия, облизывая губы и стараясь схватить упиравшуюся ей в живот твердую плоть. - Даже голова кружится. - Подушечка большого пальца прикоснулась к влажному кончику. - Что значит в данный момент? - Октавия не прекращала ласку и в ответ услышала лишь стон удовольствия. Он навалился на нее, и под весом мужчины бедра разошлись. - Впрочем, я уже забыла, о чем спрашивала. По крайней мере в данный момент...
      Часы на каминной полке пробили четыре. Дрова в очаге потрескивали. Порывы ветра громыхали оконной рамой. А из-под полога кровати все отчетливее доносились стоны наслаждения - тела Октавии и Руперта двигались в темноте во все возрастающем бешеном ритме.
      - Четыре часа и все спокойно! - раздался голос ночного стражника и замер за углом Кинг-стрит.
      Маргарет Дрейтон покидала Альмак среди последних гостей. Голова ее слегка кружилась от выпитого шампанского, поэтому мадам Дрейтон благодарно опиралась на руку крепко сложенного молодого джентльмена, слишком сосредоточенное выражение лица которого свидетельствовало о том, что он и сам не очень трезв.
      - Где моя карета, Лоутон? - Маргарет оглядела быстро пустеющую улицу. - Я вас посылала за ней.
      - Я ходил, мадам. - Молодой человек уставился в темноту, словно ожидая, что экипаж материализуется прямо из воздуха.
      - Тогда почему ее нет? - В голосе светской дамы появились сварливые нотки.
      - Моя карета к вашим услугам, Маргарет, - раздался рядом ровный голос графа Уиндхэма.
      Леди Дрейтон живо обернулась к нему;
      - Я думала, вы отправились домой еще час назад.
      - Играл у Маунт Эдгекомб. Но партия в конце концов расстроилась - один из сторожей ее светлости вдруг решил, что дом намереваются посетить сыщики. Граф усмехнулся. - Ложная тревога, конечно. Но желания играть у многих поубавилось.
      - Представляю! Лоутон, вы оказались полной никчемностью. Идите-ка спать, обернулась Маргарет к невезучему молодому человеку.
      - Но я звал карету... Уверяю вас... - запротестовал он. - Не представляю, куда она могла запропаститься.
      - Может быть, превратилась в тыкву, - сострил граф. - Мадам, мой экипаж вас ждет. - Он предложил Маргарет Дрейтон руку, и Майклу Лоутону не оставалось ничего другого, как откланяться.
      - Уиндхэм, вы знаете, как создать удобства даме, - одобрительно заметила Маргарет, когда лакей набросил ей на колени плед. - В вашем обществе женщина не останется под дождем без зонта, не станет ждать на ветру экипаж, и ее не усадят в "Пьяцце" за дурной столик. Не то что с этим несчастным болваном Лоутоном.
      - Это что, легкий флирт, Маргарет? - поинтересовался граф легкомысленно. Если так, то малышу стоит посочувствовать.
      Его спутница рассмеялась:
      - Просто развлекаюсь, Филипп. Сама не знаю, зачем я ввязываюсь в эти скучные интрижки. - Она изящным жестом поправила на лице мушку. - Постоянно хочется быть в центре внимания.
      - Конечно, - согласился граф. - Ас Рупертом Уорвиком вы тоже развлекались? - Обманчивый ровный тон исчез. Вопрос был поставлен остро, как нож.
      - Вот тебе раз, Филипп! Что это с вами? - деланно рассмеялась Маргарет. Уорвик - самый забавный из всех джентльменов.
      - Мне просто хочется знать, кто еще пасется в этом огороде, - холодно отрезал граф. - В некоторых вопросах я очень щепетилен, хотя вам, конечно, этого не понять.
      Леди Дрейтон побелела от нанесенного оскорбления. Неестественно яркие пятна румян на мучнисто-белом лице делали ее похожей на размалеванного шута.
      - Не думаю, что правильно поняла вас, милорд.
      - Да будет, Маргарет, не ломайте комедию, - хмыкнул граф и, подавшись вперед, резко взял ее за подбородок. - Я требую на ваше тело исключительных прав. Лишь ваш муж может так же требовать от вас все, что ему заблагорассудится, и вы как послушная жена должны во всем ему угождать. Ангельское лицо Филиппа выражало кротость, но пальцы все больнее сжимали подбородок.
      Маргарет всхлипнула и попыталась вырваться. В это время карету качнуло, и женщину швырнуло к ногам графа. Тот схватил ее за запястье и удержал в этом унизительном положении.
      - Давайте закончим этот разговор. Я думаю, мы друг друга поняли. - И граф так же внезапно выпустил руку Маргарет и толкнул ее назад, на сиденье. - И зарубите себе на носу - шлюхи мне не нужны.
      Светская дама смотрела на него потрясенная. Лицо графа неясно бледнело в сумерках кареты. То, как он заявил на нее свои права, привело Маргарет в замешательство. Она привыкла, что ухажеры, настойчиво добиваясь ее благосклонности, в конце концов оказывались в ее полной власти Филипп был не таков - она знала это. Однако Маргарет легкомысленно надеялась, что сумеет поставить его на место. Но то, что происходило сегодня, было невероятно и пугало ее. Она всегда боялась мужчин, еще в бытность свою в заведении у мадам, но там к ее услугам был колокольчик: стоило только позвонить - и появлялся крепкий лакей. А сейчас она одна, в карете Уиндхэма, управляемой его людьми, и помощи ждать неоткуда.
      - Руперт Уорвик для меня ничего не значит. - Маргарет искоса взглянула в окно, пытаясь различить в темноте хоть один знакомый дом. Обычно расстояние от Альмака до ее дома на Маунт-стрит карета преодолевала за пятнадцать минут. А они, казалось, едут уже вечность.
      Спутник Маргарет не отозвался - откинувшись на бархатные подушки, он просто смотрел на нее: глаза - две серые дыры в плоскости лица.
      Маргарет почувствовала настоящий страх, словно она находилась в обществе дьявола.
      - Почему мы так долго едем? - наконец выговорила она, забившись в угол кареты.
      - Вы спешите домой, дорогая? - улыбнулся Филипп. - А я полагал, что вам доставит удовольствие небольшой тет-а-тет.
      В сердце Маргарет закралось подозрение, которое постепенно превратилось в уверенность.
      - Что случилось с моей каретой? Улыбка графа стала еще шире:
      - Я ведь уже сказал: я надеялся, что вам будет приятен небольшой тет-а-тет.
      - Так это вы ее отослали? - От обиды ей захотелось заплакать.
      - Верно. - Он постучал в крышу кареты, и в ответ на его сигнал кучер повернул направо.
      - Отвезите меня домой!
      - Естественно. - Словно удивившись, он пожал плечами. - А куда же еще я вас везу? Минуты через две окажетесь прямо у своих дверей.
      Маргарет молча сидела в углу. Она была слишком напугана, чтобы продолжать разговор. Наконец экипаж остановился. Узнав при свете масляного фонаря собственный дом, она так заспешила, что соскочила на землю, не дожидаясь, пока лакей отбросит лесенку. Граф высунулся из открытой дверцы:
      - Простите, не буду провожать вас до самого порога, дорогая.
      - В жизни больше с вами никогда не заговорю! - Голос Маргарет все еще дрожал, но вид собственного парадного всего в трех шагах придал ей смелости.
      - Вы разбиваете мое сердце, мадам, - учтиво поклонился Филипп, и голова его скрылась в карете, дверца захлопнулась.
      Всю дорогу, пока карета везла его домой, Филипп довольно улыбался. Маргарет ему надоела, но он понял это только сегодня, когда увидел ее вместе с Рупертом Уорвиком. Настала пора для новой интрижки. И для нее никто не подойдет лучше молодой, свежей и очень живой жены человека, которого он внутренне ненавидел.
      Филипп выпрыгнул из кареты и легко взбежал по лестнице к дверям парадного подъезда. Он чувствовал такую бодрость и воодушевление, как будто сейчас был день, а не холодные и темные предрассветные часы. Двери растворились, прежде чем он успел постучать - ночной лакей хорошо понимал, что значит уснуть на посту, и чутко вслушивался в тишину, стараясь еще издали различить громыхание колес. Дверь за хозяином он не запер: с приездом графа жизнь в доме началась.
      Мальчишка - чистильщик сапог, продрав глаза ото сна на холодном полу в судомойне, вышел со стороны кухни и, стараясь окончательно проснуться, тер грязными руками глаза. Вслед за ним вышагивал второй лакей - его непосредственный начальник - в ливрее, накрахмаленном парике и со связкой ключей в руках: нужно было открыть для горничных комнаты для утренней уборки.
      Заметив графа, второй лакей схватил за шиворот мальчишку-чистильщика и сунул его под лестницу. Взгляд графа не следовало оскорблять видом семилетнего парня с всклокоченными волосами, испачканными руками, в переднике на щуплом тельце - даже в пять часов утра ему было не место в жилой части дома.
      Филипп прошел прямо к себе в покои, где его ждал камердинер. Несмотря на бессонную ночь, слуга, казалось, желал лишь одного - немедленно исполнить любое приказание.
      - Хорошо провели вечер, милорд?
      - Спасибо, неплохо. - Граф опустился на стул и вытянул ноги.
      Камердинер снял сапоги, потом осторожно помог избавиться от сюртука. Один взгляд на хозяина подсказал ему, что граф не расположен разговаривать, и он продолжал выполнять свои обязанности молча: облачил его светлость в бархатный халат, отдернул полог кровати, откинул покрывало. Потом застыл в ожидании.
      - На этом все, Фредерике. - Филипп махнул рукой. - В постель я улягусь сам.
      - Хорошо, милорд. - Камердинер с поклоном вышел из комнаты. Оказавшись в коридоре, Фредерике задумался. На его лице читалась неуверенность; никто не мог сказать, сколь долго продлится сон графа - он мог проспать и два, и шесть часов кряду. Сегодня утром господин показался беспокойным, а это означало, что колокольчик может позвонить уже через пару часов, а Фредерике ведь должен предстать перед хозяином свежим и бодрым, как если бы он проспал всю ночь. Значит, можно только немного подремать и тут же начинать готовиться к моменту, когда хозяин изволит его позвать.
      Филипп мерил спальню шагами. Встреча с леди Уорвик и последующая ссора с Маргарет Дрейтон его возбудили, и кровь забурлила. Он вспомнил гибкую фигуру жены лорда Руперта, озорной блеск ее глаз, показавшийся таким многообещающим, изгиб рта, скромно прикрытую грудь. Во всем сквозила свежесть, и это пленяло больше всего. Ей, судя по всему, может скоро надоесть роль строгой пуританки, недавно вышедшей замуж.
      Интересно, пойдут ли Руперту Уорвику рога? Филипп хмыкнул. Взгляд невольно упал на двери, ведущие в спальню жены. Ему рога не грозят.
      Кровь в жилах разогревалась все сильнее, кожу покрыла испарина. Плоть под халатом напряглась.
      В конце концов, у него есть жена. Дурная во всех отношениях, но ее тело было призвано удовлетворять его нужду. Филипп распахнул дверь спальни и ступил в темноту.
      Полог кровати был задернут, и он резко отбросил его в сторону. Легация проснулась, как только скрипнула дверь. Она понимала, зачем пожаловал муж, и всегда боялась этой минуты. Он брал ее одинаково с тех пор, как зачал Сюзанну. Всегда среди ночи, внезапно, пробуждая ото сна, так что она часто не спала до рассвета, в страхе прислушиваясь, не раздадутся ли шаги супруга.
      Филипп никогда не разговаривал с ней, только грубо ругался, когда проникал в ее тело, и непристойности помогали ему довести свое возбуждение до настоящего исступления. Он даже не делал вида, что Легация что-то значит для него. Он имел нужду, и ее долгом было ее удовлетворить.
      Филипп тяжело опустился на матрас, грубо задрал рубашку и, схватив жену за запястья, завел руки за голову. От нестерпимой боли у женщины брызнули слезы.
      Когда все осталось позади, Филипп ушел, не сказав ни единого слова, даже не задернув полог. Сквозь широкие окна в комнату хлынули первые, еще робкие лучи солнца, обещавшие ясный день. Женщина лежала с широко раскрытыми глазами, не пытаясь сдержать слез. Такова была ее жизнь, и поделать она ничего не могла. Пожаловаться некому. Отец не станет слушать, если она скажет ему хоть слово против мужа. В глазах церкви и закона супруг был ее господином, и то, как он с ней обращался, было лишь делом его совести. Герцог Госфордский за нее не заступится. Не заступится и весь мир.
      Глава 11
      - Никаких приглашений на ужин, Октавия?
      - Нет, хоть раз хочу побаловать себя тишиной и покоем. - Она улыбнулась стоявшему на пороге ванной Руперту. - Входи, а то напустишь холода.
      Руперт закрыл за собой дверь.
      - Нелл, госпожа позвонит, когда ты ей снова понадобишься.
      Служанка, стоявшая наготове с темно-зеленым шелковым халатом, перехватила взгляд лорда Руперта, брошенный им на плещущуюся в ванне леди Уорвик, и ей сразу стало ясно, что ее присутствие здесь излишне. Она повесила халат на вешалку и скромно вышла из комнаты. Руперт придвинул стул к ванне, поближе к огню.
      - Если думаешь позабавиться, учти, испортишь сюртук, - строго заявила Октавия. - Вода и бархат, сэр, как известно, сочетаются плохо.
      - Тоже мне проблема! - Руперт снял сюртук из черного бархата и темный шелковый жилет и аккуратно повесил все это на спинку стула.
      - Намочишь панталоны, - предупредила Октавия все тем же тоном.
      - Придется рискнуть. Что ты сделала с мылом?
      - Намылила его на себя, - в истоме объяснила она.
      - Тогда намылим тебя еще раз. - Руперт взял пахнущее лавандой мыло. Итак, откуда начнем?
      Октавия усмехнулась и сдалась - податливое тело стремилось к новым урокам. Руперт всегда получал большое наслаждение, когда она, подчиняясь его власти, отстранялась от рассудочного и находила удовольствие в чисто чувственных ощущениях.
      Октавия с нетерпением ждала, когда ласки разожгут чувство возбуждения до экстаза. Она знала, что Руперт будет до ночи поглядывать на нее, поглаживать, легко касаясь чувственных мест, шептать на ухо ласковые слова, а когда ее тело уже будет изнывать от желания - отстранится. Зато потом, когда они наконец окажутся вместе, одно лишь легкое прикосновение ввергнет Октавию в оргазм.
      - Где ты сегодня ужинаешь? - Попытки удержаться в рамках повседневного разговора были частью их обычной игры.
      - Виконт Лоутон собирает небольшое общество, - ответил он самым обычным тоном, а рука тем временем продолжала заниматься своим делом. - Обещал какое-то изысканное развлечение.
      - Другими словами - женщин.
      - Может быть, - согласился Руперт. - Вечеринка с раздеванием. Принц Уэльский намекнул, что обожает подобные зрелища, а Малькольм заверил, что три девицы-танцовщицы, которых он нанял, сумеют удовлетворить самый привередливый вкус.
      Он провел кончиком пальца по ее губам.
      - Мне говорили, что одна очень сильна в бичевании, а этот вид удовольствия его высочество особенно ценит. Октавия усмехнулась и облизала его палец.
      - Любит хлестать других или подставляет себя?
      - И то и другое, а то и оба вместе, - с легкомысленным смешком ответил Руперт. - Придется извиниться перед его высочеством и покинуть избранную компанию, перед тем как великосветские забавы достигнут пика. - Он сел на стул и положил на колени большое полотенце. - Вылезай.
      - На игру приедешь попозже? - Октавия осторожно вышла из ванны и устроилась на колене Руперта.
      - Конечно. - Он завернул ее в полотенце и стал промокать им влагу. - И думаю, с большинством гостей Лоутона. Как только им надоест кривляние трех шлюх.
      - Мне казалось, что девицы подобного рода шлюхами себя не считают. Октавия наклонилась вперед, чтобы Руперт смог вытереть ей спину. - Ведь телами они не торгуют?
      - Нет, но изображают в развратной форме все, что потребует всякий нанявший их идиот. Вставай, надо высушить остальное.
      Октавия повиновалась. Теперь, когда полотенце поглаживало ее ягодицы и бедра, ей с трудом удавалось поддерживать обычный разговор.
      - Нанявший - невежественный, напыщенный идиот. - Она поперхнулась собственными словами. - Мы всех их дурачим, а им это даже не приходит в голову!
      Руперт повернул ее к себе лицом, и Октавия поняла, что это сражение она проиграла.
      Руперт рассмеялся, откинулся назад, оглядел ее тело восхищенными, жаждущими глазами:
      - Сдаешься?
      - Порой ты лучше меня знаешь, чего я хочу. - Голос перестал ей повиноваться, тело требовало обещанной разрядки.
      Она желала одного - чтобы он поскорее довел дело до конца, но понимала, что это прервет долгие часы чувственных ожиданий, которые и делали их игры восхитительными.
      - Что ж, я согласен. Хотя.., я думаю, лучше оставить все как есть.
      Тяжело дышащая Октавия поспешно вырвалась из его рук... Слишком поспешно... И, зацепившись за край ванны и взмахнув руками, она снова плюхнулась в воду. Мыльная пена потоком хлынула через край.
      - Какая неуклюжая! - осуждающе покачал головой Руперт. - Теперь придется начинать все сначала.
      - Нет уж, сэр, уходите! Обо мне позаботится Нелл.
      Руперт рассмеялся ее возмущению, которое лишь наполовину было притворным, поймал за подбородок и поцеловал в губы:
      - Вернусь не позднее одиннадцати. Не думаю, что серьезные дела начнутся раньше.
      ***
      В доме Уорвиков на Довер-стрит были две приманки: прелестная хозяйка и игра по-крупному, которой руководил лорд Руперт.
      Игра была запрещена законом, но оставалась самым популярным развлечением в Лондоне. Руперт оказался искусным картежником. Он с легкостью обыгрывал неопытных богатых сосунков, и это помогало чете Уорвиков оплачивать часть счетов за жилье. Октавия же, которая не умела и не любила играть, выполняла роль приветливой хозяйки, радушно принимавшей гостей своего мужа.
      Занятие было на редкость забавным, хотя цель серьезна. Пустые, напыщенные идиоты заслуживали того, чтобы над ними посмеялись. Мужчины принимали за чистую монету кокетство Октавии, в полном убеждении, что покорили ее сердце. Женщины, за которыми ухаживал Руперт, ни минуты не сомневались в его искренности. Алчность, самомнение и тщеславие двора Георга III разрушали ум и чувство, люди теряли способность оценивать себя трезво. В глазах Руперта и Октавии они были достойны одного - чтобы их дурачили.
      Интересная игра, но изматывающая. После нескольких часов на сцене Октавия обычно чувствовала себя совершенно выжатой. И сейчас она мечтала о тихом вечере, прежде чем поднимется занавес. Она пообедает с отцом, который снова превратился в интересного и доброго спутника ее детства.
      ***
      Дирк Ригби и Гектор Лакросс не относились к "золотой молодежи", окружавшей принца Уэльского, потому что были уже - увы! - не так молоды. Тем более шутовски выглядели на них яркие жилеты, высокие напудренные парики, вышитые золотом обшлага камзолов, блестящие безвкусные украшения.
      Октавия с трудом отвела взгляд от людей, разоривших отца. Дирк Ригби и Гектор Лакросс должны быть для нее лишь двумя из множества гостей, хлынувших на Довер-стрит, стоило часам пробить десять.
      - Ты сегодня немного рассеянна, Октавия, - прошептал ей на ухо Руперт. Последние четыре минуты принц тебе подмигивает, а ты даже ни разу не посмотрела в его сторону.
      Октавия виновато взглянула туда, где за партией в фараон восседал принц. Улыбнувшись его высочеству, она расстроенно повернулась к Руперту:
      - Прости... Но сегодня я их увидела впервые...
      - Знаю, - решительно перебил он. - Но они - мои голубки, а не твои. А ты если будешь и дальше так на них глазеть, то привлечешь внимание и к ним, и к себе.
      Октавия, покорно склонив голову, направилась к карточному столу принца. Он сказал, что ее враги - это его забота. Но как он собирался вернуть ей дом и деньги? Поначалу Октавия решила, что он попробует вернуть состояние отца за карточным столом. Но лорд Руперт Уорвик - не Лорд Ник. Лорд Ник наслаждается опасностью, делает ставку на случай. Лорд Руперт Уорвик - человек ясного ума, рассчитывающий с холодной трезвостью все детали.
      Руперт незаметно наблюдал за Октавией. Вот она подошла к принцу Уэльскому, рассмеялась очередной грубой королевской остроте. Тело напряглось от воспоминаний об их игре у ванны.
      Сегодня Октавия была особенно хороша: в темно-зеленом шелковом платье с бантами из лент цвета слоновой кости. Волосы ниспадали на белоснежные плечи крупными блестящими локонами. Бриллиантовые серьги и колье настолько искусно сделаны, что никто не мог даже заподозрить, что это - стразы.
      Октавия сразу же вжилась в свою роль, будто была специально для нее рождена - молодая, милая и экстравагантная жена важного вельможи, с радостью готовая принять в своем доме любых гостей. Каждое ее движение, каждый взгляд, казалось, говорили о том, что она рада всем. А Руперт, в свою очередь, разыгрывал партию мужа, обожающего собственную жену, но при этом не пропускающего ни одной другой женщины.
      Руперт и Октавия стали самой популярной парой сезона. Их общества жаждали, о них много судачили.
      Но иногда, когда Руперт замечал, как останавливается на ней чей-нибудь похотливый взгляд, тянется к груди чья-то грязная лапа, ему становилось до тошноты противно от мысли, что надушенная дамасским благовонием кожа будет опоганена, от мысли, какие грязные желания таятся за жадными взорами и дружескими рукопожатиями. Ее великолепное тело принадлежало только ему, и он с отвращением отворачивался, замечая страсть во взглядах других мужчин. И все же это представление было необходимо.
      Холодные глаза Руперта отыскали стоящего у камина Филиппа. Поверх края бокала граф смотрел на Октавию. Уиндхэм отнюдь не слыл заядлым игроком, но это не мешало ему ежедневно появляться на Довер-стрит. А Октавия заманивала его в сети со сноровкой опытного рыбака.
      Руперт приказал себе не думать о том, что руки брата когда-нибудь будут по-хозяйски ласкать золотистое тело Октавии. Он вспомнил об изумрудах Уиндхэмов и решил, что если удастся вернуть законное право первородства, то Октавию больше никогда не будут украшать фальшивые драгоценности. Ладонь сама скользнула в карман, а пальцы нащупали шелковый мешочек с маленьким круглым предметом - его собственным фамильным кольцом Уиндхэмов.
      Семейное предание гласило, что традиция колец восходит еще ко временам крестоносцев, но память о ее происхождении терялась в глубине веков. Как только мальчику перерезали пуповину, на палец ему надевали кольцо, как бы налагая обязательство во всех поступках хранить честь семьи. А когда рождался его собственный сын, этот долг вместе с кольцом передавался по наследству. Заподозрив, что леди Уиндхэм вынашивает близнецов, их бабушка, дама причудливого характера, заказала два одинаковых особым образом сделанных кольца, которые, по ее убеждению, должны были привязать мальчиков не только к семье, но и друг к другу. Однако ее мечта была обречена на неудачу с самого первого крика новорожденных.
      Джервас, как старший, носил кольцо отца и, поскольку умер бездетным, был похоронен вместе с ним. Теперь кольцо, символизирующее графский титул Уиндхэмов, находится у Филиппа.
      Руперт недобро улыбнулся. Октавия украдет его. Только близнецы знали тайну колец, и когда Филипп увидит, что оба кольца у Уорвика, он наконец узнает брата. Это его уничтожит. Руперт мечтал увидеть лицо Филиппа, когда тот поймет, что его брат жив. Тогда и настанет миг сладостной мести, который позволит забыть все горести и невзгоды детства. И Октавия ему поможет.
      Убежденность в успехе дела помогла обрести ему душевное равновесие, и он переключил внимание на Ригби и Лакросса. Они разыгрывали партию в фараон. С ними за столом сидели двое юнцов, и Руперт был убежден, что мечущий банк Ригби играет нечисто.
      Руперт не был против крупных выигрышей. Более того, чтобы раздуть шумиху вокруг своего дома, он даже приветствовал игру по-крупному. Но он возражал против нечестной игры. Однако сейчас ему было невыгодно разоблачать Дирка Ригби. Алчность этого человека и станет тем оружием, которое Руперт использует против него, а потому эту алчность всячески следовало разжигать.
      Он подошел к столу и остановился между двумя молодыми людьми, которые с отчаянным безрассудством только-только принялись выписывать долговые расписки.
      - Джентльмены, в своем доме я не признаю расписок. Здесь играют только на золото.
      Юноши растерянно посмотрели на него снизу вверх.
      - В чем дело, Уорвик? - забеспокоился Лакросс. - Почему бы не принять и расписки?
      - Я нахожу их слишком утомительными, - терпеливо объяснил Руперт. - Такая скука - гоняться за должниками. - Он снова посмотрел на молодых людей, и на его губах мелькнуло подобие улыбки. - Так что, джентльмены, если располагаете деньгами, мы всегда вам рады. Если же нет... - Он развел руками. - Если же нет, прошу вас покинуть мой дом.
      - Вы.., вы полагаете, что я не отдаю долги? - вспыхнул один из юнцов. - Вы меня оскорбили, сэр, и я требую удовлетворения.
      - Не глупите, Маркхэм, - негромко возразил Руперт. - Никто вас не хотел оскорбить. Я лишь сказал, что в своем доме могу устанавливать собственные правила. Поэтому выбор за вами: в состоянии заплатить за игру, пожалуйста, продолжайте. Если же нет, боюсь, мне придется пожелать вам доброй ночи.
      Красные от смущения, юнцы, неловко раскланявшись с окружающими, покинули дом.
      - Очень уж вы жестоки, Руперт, - проговорил Питер Карсон, наблюдая, как позорно ретируются молодые картежники.
      - Несмышленыши, - пожал тот плечами. - Куда им со взрослыми играть! Как-нибудь перенесут. Лучше уж раз пережить позор, чем потом долго-долго сидеть в тюрьме.
      Он снова повернулся к явно раздосадованным Ригби и Лакроссу.
      - Откроем банк на две сотни гиней, джентльмены? Прошу вас, наполняйте бокалы. - Он подал знак стоявшему за его спиной лакею. - Начнем по новой. Вы играете, Лакросс? Питер, ты к нам не присоединишься?
      Ригби собрал раскиданные по столу расписки и положил в карман сюртука.
      - За вашими столами странные правила, Уорвик! Руперт рассмеялся:
      - Юные щенята превратятся в настоящих игроков, Ригби, если с самого начала их не раздавить. - Он высыпал на стол пригоршню гиней. Монеты раскатились по сукну. Перед глазами Ригби и Лакросса на кон швырнули целое состояние.
      От возбуждения Гектор Лакросс опрокинул полный бокал кларета. Красное вино растеклось по столу, несколько капель упало на натертый пол. Лакей мигом ринулся приводить все в порядок, а другой - чтобы наполнить опустевший бокал.
      Руперт невозмутимым взглядом обвел собравшееся за столиком общество и разорвал колоду карт.
      - Должен заметить, что знаю более надежный способ набить карманы, чем полагаться на неопытность сосунков.
      - И каков же он? - Лакросс облокотился на стол. - Что это за способ, Уорвик? - Маленькие бесцветные глазки сверлили сидящего напротив человека.
      - Возможностей много, их нужно только найти, - улыбнулся Руперт. - Так мы играем, джентльмены?
      Октавия издалека видела всю эту сцену, но постаралась не проявить любопытства. Спиной она чувствовала взгляд Филиппа Уиндхэма, и ей было не по себе от его холодного спокойствия и решительности. Граф не заигрывал с ней, но всегда оказывался рядом. Может быть, он хочет, чтобы она сделала первый шаг? Однако инстинкт подсказывал, что делать этого не стоит. Она чувствовала, что спокойное равнодушие привяжет его сильнее, чем явно выказанная симпатия. К тому же она была слегка напугана Филиппом Уиндхэмом, но не хотела себе в этом признаваться.
      - Леди Маргарет Дрейтон! - объявил нового гостя управляющий. Не многие женщины решались посещать игорные комнаты Уорвиков, а Маргарет Дрейтон здесь еще ни разу не появлялась.
      Бросив игру, Руперт устремился к леди Дрейтон.
      - Мадам, вы, как всегда, восхитительны! - Он прикоснулся губами к ее руке. - Такая честь для нашего скромного дома!
      - Ну-ну, сэр Руперт, вы очень любезны. Мне говорили, что здесь очень большие ставки, - проговорила Маргарет, с любопытством оглядывая присутствующих.
      - Надеюсь, вы не будете разочарованы, - пообещал Руперт, увлекая ее в комнату. - Садитесь со мной, сыграйте в фараон. Правда, сначала я закончу партию.
      Октавия незаметно взглянула на Филиппа. Каменное лицо, глаза - словно серые булавочные головки.
      - Вашему мужу нравится общество леди Дрейтон, - заметил граф, перехватив ее взгляд.
      - Не ему одному, - легкомысленно пожала плечами Октавия.
      - Истинная правда, мадам! - вмешался в разговор принц. - Маргарет известная в городе красавица. Но вот что я должен сказать. - Он понизил голос до нарочитого шепота, глаза блестели в складках потного жирного лица. - До вас ей очень далеко. Очень. Недостойна даже свечу перед вами нести, моя дражайшая леди! - И, довольный собой, принц раскатисто расхохотался, целуя ее руку.
      - Вы слишком добры ко мне, сэр. - Октавия терпеливо ждала, когда можно будет наконец отнять руку.
      Октавия смотрела в сторону Маргарет и Руперта. Уорвик что-то шептал ей на ухо. Он необыкновенно естественно изображает интерес! Намного естественнее, чем ей бы того хотелось. Он убеждал ее, что это всего лишь игра, которая подталкивает Филиппа к ней. Но цель уже достигнута. Так к чему кокетство и тайный шепот?
      А может быть... Почему бы и нет? Что может удержать Руперта от связи с Маргарет Дрейтон? Уж конечно, не соображения морали. Их ведь ничто не связывает - они только партнеры в опасной игре. Во всяком случае (Октавия была в этом уверена), Руперт так считает.
      Мысль эта была так неприятна, что Октавия прогнала ее прочь.
      - Муж ваш следует проторенной дорожкой, - тихо заметил позади нее Филипп. - Но могу поделиться собственным опытом: она очень быстро надоедает.
      - Совершенно с вами согласна, сэр. - Голос Октавии сорвался. Сочувствие Филиппа почему-то больно уязвило ее.
      Усилием воли Октавия заставила себя вспомнить о своей роли в этом спектакле.
      - А вы не картежник, граф Уиндхэм? - Она обольстительно улыбнулась. Сегодня вечером я принесу вам удачу. Во что вы хотите сыграть?
      - Меня ни к чему не тянет, но сегодня, пожалуй, сыграю партию в пикет.
      - Может быть, лучше в триктрак? - Октавия бросила из-под ресниц виноватый взгляд. - Стыдно признаваться, но карточный игрок я никудышный. Уорвик от меня просто в отчаянии. Однако партию в триктрак я сыграть сумею.
      Филипп искренне рассмеялся. Она и раньше несколько раз ощущала его нежность и сочувствие. И каждый раз ее против воли и здравого смысла тянуло к нему. В такие мгновения он о чем-то или о ком-то ей напоминал; память навевала доброе, приятное чувство, но какое именно, она сказать не могла.
      - Хорошо, мадам, сыграем в триктрак. Но я не играл в него с детских лет, так что боюсь, вы останетесь мной недовольны, Я обязательно продую.
      - Не будем ставить по-крупному, - успокоила его Октавия и увлекла к окну, где в нише был установлен столик для игры в триктрак.
      - Сыграем на что-нибудь, что стоит проигрывать, - предложил Филипп.
      - Вы хотели сказать, выигрывать? - поправила его Октавия, встряхивая в руке кости. - Так что же вы хотели бы выиграть, граф?
      - Думаю, вы это знаете сами, - мягко произнес Филипп. - Не начать ли нам с поцелуя?
      Наконец игра пошла в открытую. Теперь, если он обнимет ее достаточно крепко, она, быть может, сумеет узнать, где он держит кольцо. И тогда попытается вынуть, не продолжая спектакля.
      Октавия опустила взгляд на собственные пальцы. Не потеряли ли они сноровки? Конечно, ей нужно тренироваться. В людных бальных залах это достаточно просто. Свой "улов" она положит на видное место - чтобы хозяева думали, что сами туда положили.
      Девушка подняла глаза на лорда Уиндхэма.
      - Солидная ставка, милорд.
      - А что, мадам, хотели бы выиграть вы? - Его глаза были прикованы к губам Октавии.
      - Ну, скажем, сэр, я хочу, чтобы вы сводили меня в театр. Я слышала, "Школа злословия" господина Шеридана - весьма приятное зрелище, но у мужа на подобные глупости не хватает времени. - Она бросила взгляд через плечо на столик, где играли в фараон. - Он любит другие развлечения.
      - Что ж, мадам, выиграю я или проиграю, все равно получу удовольствие, заметил Филипп. - Итак, начнем?
      Между тем за партией в фараон обстановка была нервной. Груда золотых монет у локтя Руперта неуклонно росла.
      - Так что вы имели в виду, Уорвик, когда говорили, что знаете способы, как поправить свои обстоятельства? - Гектор Лакросс осушил бокал.
      - Есть кое-какие планы строительства в городе, - беззаботно ответил Руперт. - Похоже, принесут изрядный куш. Конечно, потребуются вложения, но отдача будет уже через несколько месяцев.
      - И что это за планы? - Дирк Ригби не выдерживал ясного взгляда Руперта.
      - Дома, - отвечал тот. - Большие дома на южном берегу реки. Лучшие земельные участки - такие любят бюргеры из среднего класса и готовы за недвижимость выложить солидные капиталы. - Руперт усмехнулся и положил три сотни гиней против валета червей. - Конечно, подрядчик кое-где подэкономит так чтобы покупатель ничего не заметил, и это принесет изрядный доход и ему, и вкладчику.
      - Нехорошо, лорд Руперт! - воскликнула Маргарет Дрейтон. - Зарабатывать на этих беднягах! - Но в ее голосе чувствовался явный сарказм.
      - Они того стоят - алчные, заносчивые. - Руперт наблюдал, как банкомет открывает валета червей. - Сегодня мне чертовски не везет. - Он пододвинул монеты к Лакроссу.
      - Я бы не прочь сделать небольшое вложение, - заметил тот. - А как ты, Ригби?
      - Что ж, пожалуй, - с готовностью ответил компаньон. - Как войти в дело?
      Руперт стал задумчиво постукивать пальцами по столу.
      - В этом-то вся трудность, джентльмены. Дело, как вы понимаете, деликатное, детали не должны всплыть наружу. - Он замялся. - Я не могу назвать имени своего друга, прежде чем с ним не посоветуюсь. А он, я уверен, захочет убедиться в серьезности ваших намерений.
      - Ясно, ясно, - быстро согласились друзья. - Но давайте продолжим этот разговор завтра.
      Руперт склонил голову в знак одобрения.
      - Не хотите испытать счастье в очко? - обратился он к Маргарет Дрейтон.
      - Нет. Я и так проиграла много в фараон. Сегодня больше рисковать не могу.
      - Тогда позвольте мне быть вашим банкиром. - Руперт галантно поклонился, взял ее ридикюль и высыпал в него те несколько гиней, которые выиграл до этого.
      Маргарет рассмеялась, ее глаза распахнулись от удивления:
      - Милорд, вы необыкновенно щедры!
      - Но я претендую на половину выигрыша. - Он взял ее под руку и повел к другому столу.
      За шумом в комнате Октавия не расслышала, о чем они говорили, но от нее не ускользнул блеск золота, пересыпаемого в сумочку Маргарет Дрейтон. Сначала она не поверила собственным глазам, но тут же возмутилась: неужели Руперт разбазаривает их драгоценные средства на шлюху? Что это - плата за обещанную услугу? Деньги вперед?
      С трудом, но все же ей удалось скрыть ярость, и она продолжила вести игру с Филиппом, демонстрируя философское равнодушие к поведению мужа. Но когда она услышала смех за спиной, ярость снова затопила ее.
      - Триктрак в моем доме! Мне следовало бы его запретить!
      - Не сыграете ли с нами, сэр? - заговорила Октавия сахарным голосом. Ставки необременительны. Ведь правда, граф Уиндхэм?
      - Совершенно необременительны, - кивнул Филипп и достал табакерку. - Вы позволите? - Он взял ее руку, положил понюшку на запястье и поднес к лицу.
      Октавия вспомнила, как то же самое сделал когда-то Руперт, и она еще тогда подумала, что ни одна леди не позволила бы джентльмену так фамильярно с ней обращаться. Но здесь не играли в джентльменов и леди.., по крайней мере в ту благородную породу, которую она знала в Нортумберленде.
      В следующую секунду Руперт положил ей руку на плечо - мимолетный жест, подчеркивающий его право собственности на Октавию. По тому, как у Филиппа сузились глаза, Октавия поняла, что этот жест задел его за живое. Руперт, видно, не зря говорил, что Филиппа больше всего привлекает то, что ему не принадлежит, а не то, что можно взять свободно, просто попросив. Воистину запретный плод сладок.
      Она радовалась этой теплой и сильной ладони, и в другое время это прикосновение было бы прелюдией того, что произойдет, когда закончится скучный вечер. Но сегодня Октавия не хотела думать о том, как они останутся наедине слишком живо она помнила сцену с леди Дрейтон.
      В некотором недоумении Руперт вернулся к игорным столам: ярость, которую он заметил в глазах Октавии, поставила его в тупик.
      ***
      Почти рассвело, когда последний гость покинул дом. Октавия смотрела на комнату, карточные столы с явным отвращением. Руперт разлил в два бокала коньяк.
      - Держи. Заслужила, - подал он ей бокал.
      - Не хочу, - покачала она головой. - Лучше пойду спать.
      - Присядь, Октавия. - Голос Руперта звучал спокойно и ровно.
      Октавия бросила на него хмурый взгляд:
      - Уже пять часов утра. Я хочу спать.
      - Посиди.
      Что-то было в нем такое.., в его тоне, что заставило ее повиноваться.
      - В чем дело?
      - Это ты должна мне сказать. Тебе что-то не понравилось в сегодняшнем вечере. Филипп Уиндхэм? - Руперт спокойно смотрел на нее, его глаза лучились теплотой и озабоченностью.
      - Нет.
      Он пригубил коньяк.
      - Так отчего же ты так разозлилась?
      - А ты подумай сам! - Октавия сердито вскинула голову. - Какие еще я могу испытывать чувства, когда вижу, как ты ссыпаешь в ридикюль Маргарет Дрейтон целое состояние? За что ты ей платишь?
      Заботливое выражение словно испарилось из глаз Руперта, и его сменило раздражение:
      - Неужели ты настолько глупа? Если чего-то не понимаешь, сначала спроси, а потом делай выводы.
      - Не смей так разговаривать со мной! - Октавия побелела, глаза метали золотистые молнии. - Я не делаю никаких выводов. Я видела, как ты давал этой женщине кучу золота! И все это видели!
      - Именно, - заметил он холодно. - Видели все. Октавия уставилась на него в недоумении:
      - Так ты хотел.., чтобы это видели?
      - Именно, - снова повторил он. Потом заговорил с резкостью мужчины, который не переносит чужую глупость:
      - Если бы ты взяла на себя труд хоть немного подумать, то поняла бы: именно присутствие Дирка Ригби и Гектора Лакросса было причиной моей щедрости с мадам Дрейтон. Мне было нужно, чтобы они заметили, как я сорю деньгами.
      Октавия почувствовала себя неловко. Ревность привела ее в такую ярость, а отнюдь не деньги. Догадывался ли Руперт об этом? Октавия предпочла бы, чтобы ее обвинили в глупости, но только не в ревности. Но в следующую минуту она уже поняла, как отвести от себя подозрение.
      - Как я могу что-либо понять, если ты ничего мне не говоришь?
      Руперт помолчал.
      - Мне казалось, ты уже знаешь - я люблю играть с закрытыми картами.
      - Тогда нечего пенять, что я делаю глупые выводы. В его глазах появилась изумленная догадка:
      - То, о чем ты думаешь, не правда.
      Октавия с минуту молчала, разглядывая собственную туфельку, наконец сказала:
      - Почему же? Я заметила, как она получила цену, и знаю, что в свое время с ней переспали все придворные мужского пола.
      - И ты полагаешь, что я настолько неразборчив, что готов наброситься на лежалый товар? - Руперт пожал плечами. - Ты меня обижаешь, Октавия! И я думаю.., да, я считаю, ты должна за это заплатить. - И злость Октавии куда-то ушла. Она стояла, не зная, что сказать и что сделать.
      - Вопрос состоит лишь в том, какую плату я сочту приемлемой? - продолжал поддразнивать ее Руперт, глядя на угли в камине. - Что бы это могло быть? - Он поднял глаза и так посмотрел на нее, что Октавия засомневалась, сумеет ли она выйти из комнаты на собственных ногах.
      - Хочешь, чтобы я выбирала сама? - От нахлынувшего желания ее голос прозвучал очень низко.
      - Готов выслушать любые предложения, хотя окончательный выбор оставляю за собой.
      Октавия облизала губы: мозг бурлил чувственными фантазиями, затмевавшими усталость дня, опасения, недобрые предчувствия и страхи. Больше не имело значения, почему они играют в эту игру, важно было лишь то, что они в нее играют.
      - Не подняться ли нам в спальню, сэр?
      - Непременно. Мне почему-то кажется, что в спальне тебе будет проще расплатиться.
      - Мне тоже так кажется, сэр. - Октавия присела в реверансе, глядя на Руперта снизу вверх из-за развернутого веера. От предвкушения наслаждения глаза ее увлажнились, в каждом изгибе тела - страстное обещание.
      Руперт торжественно взял ее за руку:
      - Идемте, мадам.
      Глава 12
      - Граф Уиндхэм, миледи! - донесся как всегда назидательный голос Гриффина. - Вы дома?
      - Да, Гриффин, проведи его в зал. Я сейчас выйду. - Октавия отложила газету, которую читала отцу. - Извини, папа.
      - Конечно, конечно, - ответил он ласково. - Иди, делай что следует. Я вижу, дверной звонок просто не замолкает. Мне кажется, вы стали очень популярной парой.
      - Да, - скромно согласилась дочь, расправляя складки на юбке розового муслинового платья. - Но это потому, что мы новые люди на сцене, а общество обожает новизну. - Она оглядела себя в зеркало.
      - У Уорвика большие доходы, - заметил Оливер. - Это видно по его гостеприимству.
      Октавия взглянула в зеркало на отца. Закидывает удочку? Вряд ли. Это не в его характере.
      - Он богатый человек, папа. Не хочешь прокатиться? Сегодня превосходный день.
      - Спасибо. Я, как обычно, прогуляюсь. Иди, твой гость заждался.
      Октавия поцеловала отца и выпорхнула из комнаты. В повседневной жизни Оливер всегда разбирался плохо, а после несчастья и вовсе перестал замечать окружающую действительность. Однако в последнее время отец вернулся к реальности. Что будет, если он начнет интересоваться хитросплетениями их домашней жизни? Как придумать хоть сколько-нибудь удовлетворительное объяснение скоропалительному браку, неожиданному возврату богатства и возвращению в Хартридж Фолли? Октавия могла только надеяться на то, что отец поверит любому ее объяснению, как это было раньше.
      Но все это пока еще в будущем, говорила себе Октавия, сбегая по лестнице вниз. А настоящее требовало напряжения всех сил.
      На нижней ступеньке она перевела дыхание. Если Филипп Уиндхэм пришел один, а Октавия подозревала, что это именно так, то сегодня состоится их первое свидание.
      Слуга растворил двери, и Октавия, приняв соответствующее выражение лица, вошла в зал.
      - Граф Уиндхэм! Какой неожиданный сюрприз? Филипп оторвался от созерцания улицы за окном и, приставив лорнет к глазам, принялся изучать хозяйку. Наконец граф поклонился:
      - Я в восхищении, мадам. Вы одеваетесь с безукоризненным вкусом.
      - А вы знаток дамских нарядов? - колко поинтересовалась Октавия.
      - Я разбираюсь в том, что мне нравится. - Он тепло пожал ее руку. Извините, если моя бесцеремонность вас обижает, но при виде вас сразу забываешь об условностях.
      - О, сэр, а я думала, что вы выше банальных комплиментов, - игриво упрекнула графа Октавия. - Мы оба знаем, какова их настоящая цена.
      - Уверяю вас, то, что я говорю, не пустые комплименты. - Он пристально смотрел на нее, и снова возникло неловкое чувство, что есть в нем что-то знакомое.., знакомое, но в то же время злое.
      - Тогда я их принимаю с той же доброжелательностью, с какой они были сказаны. - Октавия обворожительно улыбнулась. - Хотите шерри?
      - Благодарю вас. - Октавия дернула за шнурок колокольчика. - Я пришел за долгом... Могу я у вас его потребовать?
      - Конечно. - И, обратившись к вошедшему дворецкому:
      - Гриффин, пожалуйста, шерри. Его светлость дома?
      - Нет, миледи, лорд Руперт уехал к портному. - Дворецкий поклонился и вышел.
      Знал ли об этом граф Уиндхэм заранее?
      - Итак? - повернулась к нему Октавия. - Я ваша должница? Я запамятовала, кто проиграл партию.
      - Вы, мадам. Две. - Она не могла разобрать выражение его глаз. - Две из трех.
      - У меня никудышная память. Поставь на стол, - обратилась она к дворецкому. - Я сама налью графу. - Как только дверь за слугой закрылась, Октавия разлила вино по бокалам. - Так за что мы выпьем?
      - За выигрыш и за проигрыш. - Филипп поднял бокал. - И за будущие игры.
      Октавия улыбнулась и пригубила шерри.
      - Вы оспариваете свой долг, леди Уорвик?
      - Ни в коем случае. - Октавия покачала головой. Господи, как же можно целовать мужчину одними губами? Как пережить эти неприятные минуты?
      Она этого не знала. В своей жизни она целовала лишь одного мужчину, и душа и разум неизменно сливались с телом, когда она прижималась к Уорвику.
      Филипп притянул ее к себе, взял пальцами за подбородок, приблизил губы к ее губам.
      Октавия говорила себе, что следует ответить на поцелуй. Она ничего не добьется, если станет ждать, как истукан, пока все кончится. Вздохнув, она закрыла глаза и ответила на поцелуй. Язык Филиппа тут же отозвался на приглашение, и она ощутила во рту привкус вина и присутствие чего-то мускулистого. Он крепко прижал ее к себе.
      Касайся его! Шарь руками по телу! Может быть, нащупаешь то, что ты ищешь!
      Октавия, словно в ответном порыве желания, провела рукой по груди в поисках кармашка, обследовала бедра. Филипп застонал и внезапно впился зубами в ее нижнюю губу. Октавия, ощутив вкус крови, инстинктивно попыталась освободиться из его объятий, но граф стискивал ее с такой силой, что Октавии никак не удавалось упереться ему рукой в грудь. По всхлипываниям, раздававшимся совсем рядом с ее лицом, она поняла, как велика его страсть.
      Она задыхалась в огне его нетерпения, билась, точно птица в силке. Но вдруг краем уха различила, как хлопнула входная дверь. Прошло совсем немного времени, и дверь хлопнула снова.
      Нутром Октавия почувствовала, что это Руперт - все успел сделать и теперь вернулся. Но увидел, что происходит в доме, и потихоньку ушел, потому что понял, что она делает свое дело - то самое, на которое так опрометчиво согласилась. Соблазняет его врага. А Руперту было не важно, что губы, недавно отвечавшие ему с таким жаром, теперь целует другой мужчина - человек, которого он ненавидел.
      Для него это не имело никакого значения. Ведь если бы было по-другому, он не стал бы терпеть.
      Октавия боролась из последних сил, и Филипп Уиндхэм наконец отстранился.
      - Вы сопротивляетесь? Но секунду назад были пылки, как и я!
      Лицо графа горело, глаза сверкали, зубы и подбородок алели от крови. Октавия невольно отшатнулась: в этот миг он напоминал ей зверя.
      - Вы меня пугаете, милорд. Такая страсть! - кротко проговорила она и отвернулась, чтобы глаза не выдали ее отвращения. - Я не привыкла к такому. Она потрогала нижнюю губу.
      - Значит, ваш муж не так страстен! - В смехе Филиппа слышались презрение и похвальба. - Вот я, дорогая, покажу вам, на что способен мужчина. В вас есть страсть, я это чувствую. И вам нужен мужчина, способный ответить на нее.
      - А вы такой мужчина и есть?
      - Конечно!
      Глупый, надутый индюк! Несмотря на отвращение, Октавия чуть не рассмеялась. Тщеславный человек! Неужели он считает, что способен заткнуть за пояс Руперта Уорвика во всем?
      - Имейте ко мне снисхождение, милорд, - взмолилась Октавия. - И простите сейчас мне нужно прийти в себя, перед тем как вернется муж.
      - Ради Бога! - с готовностью согласился Филипп, как будто само собой разумелось, что после сногсшибательного поцелуя Филиппа Уиндхэма женщине требовалось время прийти в себя. - Вскоре увидимся. - Он погладил ее по спине, рука задержалась на ягодицах.
      Октавия наконец осталась одна. Взглянув в зеркало, она увидела, что губа распухла. Тело ломило, словно своими кольцами ее обвивал питон. Внешняя хрупкость Филиппа Уиндхэма оказалась обманчивой - теперь она знала, что на самом деле граф был сильным мужчиной.
      Скрип двери заставил ее обернуться - на пороге стоял Руперт. С непроницаемым выражением лица он помедлил у порога и наконец произнес:
      - Значит, ты начала.
      - Как видишь, - ответила она спокойно, даже равнодушно и пригубила шерри. Вино обожгло израненную губу.
      . - Это хорошо. - Он потянулся к бокалу.
      - Ты приходил и раньше? - Голос Октавии чуть дрогнул. Она сделала еще глоток, надеясь, что вино поможет ей справиться с водоворотом страхов, отчаяния и разочарования, вынесет наконец в спокойную воду холодного расчета.
      - Да, и почел за лучшее удалиться, - ответил Руперт, не оборачиваясь.
      Когда он увидел Октавию в объятиях брата, кровь ударила ему в голову. Он и сейчас никак не мог справиться с собой. А при виде ее распухшей губы и растрепанных волос испытал такой гнев, что только долгие годы мучительных тренировок позволили сохранить самообладание. Октавии незачем знать, что он чувствует на самом деле.
      - Новое свидание назначили? - спросил он небрежно.
      - Конкретно нет. Но готова спорить, что Уиндхэм долго не утерпит и придумает что-нибудь сам. - Октавия чувствовала себя так, точно была на экзамене, а строгий наставник проверял ее знания. - Я пыталась его ощупать, но ничего не нашла. Мне было бы легче, если бы ты сказал, что я ищу. - Она снова наполнила свой бокал.
      Руперт достал из кармана маленький шелковый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на стол:
      - Вот это.
      Октавия впилась глазами в предмет - маленькое, искусно сделанное серебряное колечко сверкнуло в солнечном луче.
      - Какое крошечное! - Она сжала кольцо между пальцами. - У Уиндхэма такое же?
      - Их два. Вот тут есть устройство.., с помощью которого его можно открыть.., спрятано в глазу птицы. - Он показал мастерски выгравированного орла. - Слишком миниатюрно для человеческих пальцев. Нужна булавка.
      - Ножницы подойдут? - Октавия порылась в корзинке с работой для вышивания и достала небольшие ножницы.
      Руперт осторожно вставил острый кончик в глаз. Колечко раскрылось.
      - То, что у Уиндхэма, соединяется с этим, и получается кольцо, которое можно надеть на палец взрослого мужчины, - объяснил он и зачем-то прибавил:
      - Нетолстый палец.
      - И что это означает? - Октавия взглянула Руперту в лицо, но, только что открытое и дружелюбное, при ее вопросе оно померкло. Дверца захлопнулась.
      - Этого тебе не нужно знать. - Он закрыл кольцо и спрятал его в мешочек.
      - Разве я не имею права?
      - Будешь иметь, если заслужишь.
      В его словах прозвучало такое холодное пренебрежение, что Октавия осеклась. Она ни на что не имела права, кроме того, что он ей обещал.
      - Послушай, Октавия. - Тон Руперта изменился, стал почти мягким. Он взял ее за руку. - Я не могу рассказать тебе больше, чтобы окончательно не смутить твои мысли. Если ты узнаешь, что лежит между мной и Уиндхэмом, то можешь нечаянно выдать тайну. И тогда он догадается о правде - настолько невероятной, что поначалу даже не поверит. В этом случае весь наш план пропадет. Сейчас тебе надо знать лишь то, что ты должна знать. Верь мне, Октавия, когда все окажется позади, ты узнаешь все. Это я тебе обещаю.
      Тогда узнает и Октавия, и целый мир. Он зажал ее лицо меж ладонями и улыбнулся, словно его улыбка могла развеять ее разочарование и обиду, стереть следы поцелуев Филиппа.
      - Доверься мне.
      - Хорошо, - нехотя согласилась Октавия. - Хотя работать впотьмах очень трудно. Почему ты считаешь, что я могу проговориться, если узнаю правду?
      Руперт вздохнул:
      - Кроме себя, я этот секрет не доверяю никому. Но если ты хочешь расторгнуть наше соглашение, я согласен.
      - Разве я могу? Мы зашли слишком далеко.
      - Я тоже так думаю, - серьезно согласился Руперт. - Но пойми, Октавия, я тебя ни к чему не принуждаю.
      Конечно, нет, горько думала она. Не принуждает. Но если она не выполнит свою часть сделки, он не выполнит свою. И тогда придется забирать отца и снова перебираться на грязную, убогую улицу в Шордиче. Вернется прежний ужас от сознания того, что надо лазить в толпе по карманам. И раньше это было непереносимо, а теперь - просто невозможно.
      В ответ она лишь посмотрела на него, и сердце Руперта сжалось от той правды, которую он увидел в ее глазах. Он мог бы ее освободить. Одним словом. И сам расправиться с Гектором Лакроссом и Дирком Ригби. Те уже сейчас на коленях умоляют, чтобы он захлопнул за ними дверцу ловушки. Ему это ничего не будет стоить. Более того, принесет известное удовлетворение: он рассчитается с бесчестными и жадными проходимцами.
      Но уже в следующее мгновение он вспомнил годы скитаний, нищету, человека, имя которого он теперь носил. Настоящий Руперт Уорвик был истинным мошенником, непокорным закону вероотступником. Он пользовался алчностью и тщеславием людей - но никогда их беззащитностью, - чтобы достать денег для себя и своего молодого спутника.
      Руперт Уорвик спас Каллума Уиндхэма от позорной смерти в лачуге в Кале. Спас от отчаяния и научил всему, что знал. Но погиб в пьяной ссоре в таверне в Мадриде. Умирая, он завещал молодому другу вернуться домой и забрать все, что по праву принадлежало ему. Потому что жизнь, которую вел сам Руперт Уорвик, нельзя было назвать жизнью.
      И вот Каллум, взяв себе имя наставника, вернулся на родину. И теперь ему необходима помощь Октавии, чтобы отомстить за Джерваса.., и годы своего нелегкого бродяжничества.
      Не в состоянии видеть мольбу в ее глазах, Руперт отвернулся. Он знал, что Октавия сделает все, что нужно. Она обладает смелостью и решительностью.
      - Держи меня в курсе своих дел с Уиндхэмом, - произнес он с обычной прохладцей. - Я желаю знать, где и когда вы намерены встречаться.
      - Зачем?
      - Затем, что хочу за тобой присматривать.
      - Ты думаешь, он опасен для меня?
      Руперт почувствовал язвительные нотки в ее голосе, но спокойно ответил:
      - Нет, если бы я так считал, мы бы действовали по-другому.
      - А если он меня поймает, когда я буду чистить его карманы?
      Руперт нахмурился:
      - Нужно, чтобы этого не произошло. Ведь раньше тебя не поймали ни разу. Почему это должно случиться сейчас?
      Октавия пожала плечами:
      - Риск всегда существует, а я давно не практиковалась.
      - Ну так начни сейчас, - коротко заметил он, - прежде чем идти на серьезное дело.
      - И как ты это себе представляешь? - насмешливо спросила Октавия.
      - Можешь немного пошерстить гостей. А добычу где-нибудь оставишь, чтобы они подумали, что сами обронили пропажу.
      - О! - Октавию поразило, как точно он воспроизвел ее собственный план.
      - Неплохая идея?
      Раз мысль была ее собственной, не согласиться с ней было глупо.
      - Что ж, думаю, подойдет. Хотя красть у собственных гостей как-то не очень красиво.
      - Не красть, а брать лишь на время, - поправил ее Руперт. Он взял в ладони ее лицо, указательным пальцем погладил губы. - Иди умойся и причешись. Сразу почувствуешь себя лучше.
      - Стоит после того, как тебя тискали отвратительные руки, - не выдержала она. Глаза Руперта потухли.
      - Тебя никто не принуждает, - снова повторил он. - Раньше тебя эта перспектива нисколько не беспокоила. Так отчего же так тревожит сейчас?
      Тревожит, потому что тебе нет, кажется, дела до того, что я должна совершить. Тревожит оттого, что я не шлюха. А когда хладнокровно соглашалась соблазнить Филиппа Уиндхэма, еще не знала, что значит сливаться в одно целое, когда ты становишься мной, а я тобой. Вот почему меня это тревожит.
      Но ничего подобного Октавия вслух не сказала.
      - Ладно, все в порядке. Просто немного испугалась. Руперт постарался скрыть облегчение.
      - Раньше начнется, раньше и кончится. Пойду зайду к твоему отцу. У букиниста на Чаринг-Кросс отыскался древний томик "Достопамятных мыслей" Ксенофонта. Он его, наверное, заинтересует.
      - Ты слишком заботишься об отце.
      - А разве не следует? - озадаченно спросил Руперт.
      - Просто это меня удивляет, - пожала плечами Октавия.
      - Ты считаешь меня невнимательным? - Он казался раздосадованным.
      - Нет, просто способным заниматься только одним делом. - Октавия вышла из комнаты.
      Руперт неподвижно глядел на дверь, которую она оставила слегка приоткрытой, а в воздухе еще витал тонкий запах духов.
      Октавия считала, что ему безразличны ее чувства и переживания, и была так далека от правды! Она не подозревала, насколько его мучила мысль о том, что ей предстояло сделать. Не могла знать, каких усилий ему стоило делать вид, что ему на все наплевать. Когда-то так оно и было. Но после того как он узнал Октавию, все, что касалось ее, стало для него близким.
      Широкими, сердитыми шагами Руперт ходил по гостиной, убеждая себя в том, что не просто использует девушку. Октавия знала, на что идет. И согласилась по собственной воле.
      Но так ли это на самом деле?
      Как быть с тем первым разом? С зельем с гвоздичным ароматом, подмешанным в коньячный пунш? Тогда он ее еще не знал. А если бы знал, смог бы совершить такое?
      - Черт побери! - Руки вцепились в каминную полку, так что побелели костяшки.
      Он изо всех сил пытался вернуть душевное равновесие, обрести ясность цели. Что сделано, то сделано. Камень покатился и набирает скорость, но никого не заденет.
      Октавии ничто не повредит. В память покойного Руперта Уорвика он дал себе молчаливую клятву, что по его вине Октавия Морган больше никогда не пострадает.
      Наконец успокоившись, он вышел из гостиной и направился к Оливеру Моргану.
      Глава 13
      В воздухе пахло весной. Октавия немного помедлила и сорвала ветку форзиции с цветущего куста. Она находилась в странном настроении: волнение и недобрые предчувствия быстрее гнали по жилам кровь.
      Она ощущала себя как обычно после проведенных с графом Уиндхэмом часов. Все это время она словно шла по острию ножа: оттачивая ум, вступала в словесный поединок; целовала так, чтобы он почувствовал неподдельную страсть; обещала большее, но продолжала медлить. Граф был нетерпелив, но игру не бросал. А Октавия так и не смогла обнаружить что-нибудь хоть отдаленно напоминающее шелковый мешочек, который показывал ей Руперт. Он был настолько мал, что пальцы не могли его нащупать, а между тем приближался момент, когда следовало, зажав себя до предела, сделать наконец следующий шаг.
      Октавия слабо надеялась, что окончательной капитуляции все же удастся избежать.
      - Спасибо, Гриффин. Какой сегодня чудный день, - поздоровалась она с дворецким, встретившим ее в дверях.
      - В самом деле, миледи.
      - Попроси кого-нибудь из слуг срезать цветы и поставить в гостиную. - Она сняла перчатки. - Цветы прелестны, но скоро увянут.
      - Хорошо, миледи.
      - В медных вазах, - добавила Октавия уже на лестнице. - Его светлость дома?
      - Нет, миледи. Лорд Руперт уехал около часа назад и просил к обеду его не ждать.
      - Да? - Октавия задержалась на нижней ступеньке. Руперт ведь собирался обедать дома и даже просил приготовить свой любимый десерт.
      - Он не сказал, куда едет? Не оставлял мне записки?
      - Не думаю, мадам. У него был гость, и вскоре после его ухода его светлость уехал.
      В голосе Гриффина промелькнуло нечто напоминающее неодобрение.
      - Что это был за человек?
      - Точно, миледи, не знаю. Я бы сказал, не джентльмен. Да, явно не джентльмен.
      - Понятно. Спасибо, Гриффин. - Нахмурившись, Октавия стала подниматься по лестнице. Бен. Вероятно, Бен.
      Что привело Бена на Довер-стрит? Не иначе сведения, способные заинтересовать Лорда Ника. Несколько дней назад Руперт вскользь упомянул, что у них кончаются деньги, но не сказал, как собирается выкручиваться, и Октавия решила, что он намерен больше играть. Но может быть. Лорд Ник хочет снова выйти на дорогу?
      В спальне она мрачно посмотрела в окно. Нервное возбуждение по-прежнему будоражило кровь. Ей вовсе не хотелось сидеть на Довер-стрит, пока Руперт мчится через пустошь Патни. У него оставалось множество тайн, но эту опасность они должны делить пополам. Опасность и восторг...
      Она улыбнулась, вспомнив ведьму Корнелию. Вероятно, у Бена есть сведения о новых богатых путешественниках, собирающихся пересечь пустошь.
      Больше не раздумывая ни минуты, Октавия подбежала к шкафу, вытащила дорожный костюм, сапоги, плащ и через пять минут была уже одета.
      В дверях она задержалась. Разбойники обычно носили маски.
      Мысль эта ее развеселила, и она, усмехнувшись, отыскала в гардеробе черную шелковую маску и сунула в карман плаща. Потом сбежала по лестнице.
      - Гриффин, я обедать не буду. Мистер Морган сейчас в библиотеке. Извинись за меня, когда он вернется, и передай, что лорду Руперту и мне пришлось срочно уехать.
      - Хорошо, миледи. Вызвать для вас портшез?
      - Не надо. - И, не давая больше никаких объяснений, Октавия легко спустилась по ступеням и направилась в конюшню.
      Ее серая в яблоках кобыла была хороша для прогулок в парке, но вряд ли подходила для разбоя на большой дороге. Поэтому Октавия выбрала Питера. Ведь сам Руперт, конечно, снова взял Люцифера.
      Она подождала, пока конюх оседлает могучего жеребца. Руперт ездил по городу на приметном серебристом коне так же часто, как и на Питере, и это казалось Октавии верхом безрассудства, которого она никак не ожидала от человека, так расчетливо строившего все свои планы. И не переставала опасаться, что очередная жертва Лорда Ника закричит на улице, узнав его необычную лошадь.
      Руперт смеялся над ее страхами. Если не хочешь проспать всю жизнь, следует рисковать, говаривал он в ответ. Октавия возражала, что жизнь разбойника с большой дороги и так полна опасностей и нечего понапрасну испытывать счастье. Такой же безрассудный вызов судьбе теперь бросала она сама.
      Пять миль до "Королевского дуба" заняли не больше часа. Уже спускался апрельский вечер, когда Октавия остановилась на углу улочки, ведущей к таверне. Питер втянул ноздрями воздух и, никем не направляемый, повернул к знакомой конюшне.
      - Подожди-ка минутку. - Октавия натянула поводья.
      Конь остановился - в каждой его мышце ощущалось покорное недоумение. Девушка понимала, как ее встретят в таверне. А если там еще и Руперт, то он, конечно, оставит ее в "Королевском дубе". Да и без него встреча с Бесси и Беном доставит мало радости. Хотя скорее всего, размышляла Октавия, Руперта в таверне уже нет.
      Октавия надела маску и почувствовала себя очень необычно, словно перестала быть сама собой.
      - Туда, Питер. - Она направила коня в сторону пустоши.
      ***
      Руперт укрылся с Люцифером в тени березы. Мимо уже проехали фаэтон, легкая двуколка и неповоротливая подвода. Но он дожидался не их. Его интересовала выбившаяся из расписания почтовая карета. Моррис сообщил Бену, что в Фархэме у нее сломалось колесо и через пустошь она поедет, когда на небе появятся вечерние звезды.
      Руперт терпеливо ждал, и знавший свое дело Люцифер тоже стоял как вкопанный. Наконец вдали послышался звук почтового рожка. Люцифер насторожил уши, Руперт повязал на рот шелковый шарф. Он оставался в укрытии, пока стук лошадиных копыт и грохот колес не приблизились. Тогда, вытащив пистолет, он выехал на узкую ленту дороги, вившуюся через безлюдную пустошь.
      Вдруг сзади послышался стук копыт. Руперт быстро обернулся, готовый скрыться, прежде чем непрошеный всадник мог его увидеть. Но в следующую секунду узнал Питера.
      Октавия подскакала в тот самый миг, когда снова раздался почтовый рожок. Он звучал почти вызывающе, ободряя сердца пассажиров, подъезжавших к печально известной рощице.
      - Приехала на помощь, - возбужденно рассмеялась Октавия, и сквозь прорези маски блеснули ее глаза. - У меня нет оружия, но я могу собирать добычу, пока ты держишь их под прицелом.
      - Прочь с дороги! - потребовал Руперт таким голосом, что Октавия не посмела ослушаться и направила Питера в рощицу.
      Рожок вновь пропел, и из-за поворота, кренясь на ухабах, выкатился со своей обычной скоростью пять миль в час ярко-желтый экипаж.
      Руперт, заставив себя забыть об Октавии, выстрелил поверх голов лошадей. Однако при виде зловещей фигуры на серебристом коне кучер и сам натянул поводья. Лошади остановились как вкопанные. Наступившее молчание насторожило Руперта. В таких случаях всегда кто-то плачет, умоляет, ругается. Но сегодня кучер спокойно восседал на своем месте, форейторы - на передних лошадях. Устроившиеся наверху вместе с багажом пассажиры тоже словно чего-то ожидали.
      В следующую секунду Руперт понял, чего они ждут. Откуда-то сзади на землю незаметно спрыгнули вооруженные люди и теперь направили пистолеты прямо ему в голову.
      Октавия не раздумывала ни мгновения. С устрашающим криком девушка направила Питера прямо на них. Огромный конь встал на дыбы, сыщики попятились. Руперт выстрелил из второго пистолета.
      Это дало всего секундную передышку, но и ее оказалось достаточно. Люцифер исчез в придорожном леске. Питер не стал дожидаться команды и помчался за серебристым конем. Сзади слышались растерянные крики, пистолетный залп видимо, курки нажали одновременно. Октавия инстинктивно пригнула голову, хотя они уже были достаточно далеко, чтобы их достала пуля.
      Сердце Октавии бешено стучало в такт топоту копыт. Вдруг Люцифер исчез. Только что был впереди и пропал, растворился в темноте. Вокруг остались лишь ночь и искривленные стволы деревьев. От ужаса сердце, казалось, перестало биться - она осталась одна. Лорд Ник и Люцифер провалились под землю, чернота поглотила их.
      Но Питер уверенно стремился вперед, вот он обогнул кустарники, и перед ними призрачно забелела скала. Конь нырнул в темную расщелину.
      - Вот это сюрприз, - раздался из темноты спокойный голос Руперта.
      - Они тебя поджидали. Знали, что ты там окажешься.
      - Может быть. Но я говорю о другом сюрпризе. Его голос звучал насмешливо. Холодно и иронично, словно они сидели у себя в гостиной.
      Октавия решила, что сейчас не время упражняться в язвительных спорах, и просто спросила:
      - Где мы?
      - В пещере.
      - В пещере? Неужели в пустоши есть пещеры?
      - - Пещера - слишком громкое название. Здесь просто полость внутри скалы.
      - Вот как? - Глаза Октавии стали привыкать к темноте, и она различила белого коня и темную фигуру всадника. Люцифер стоял так близко, что ее нога почти касалась его бока. - Мы долго здесь будем ждать?
      - Пока я не сочту, что можно выходить.
      - Но ведь они не станут нас преследовать пешими.
      - А ты, я вижу, считаешь себя знатоком методов сыска. Или ясновидящей. Октавия промолчала.
      - А пока мы ждем, может быть, ты ответишь на несколько вопросов? поинтересовался Руперт. - Например, на этот: что погнало тебя сюда? Какая мысль втемяшилась в голову?
      - Ну, это уж слишком...
      - Постой. Я вижу, ты меня не поняла. Сейчас я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Итак, повторяю: за коим чертом тебя сюда понесло?
      - Думала, что сумею помочь, - запинаясь, проговорила она. Ее колотила дрожь. В пещере было холодно и сыро.
      - Ответ неудовлетворительный, - оборвал ее Руперт. - Попытайся еще.
      - Но я и в самом деле так думала.
      - Нет. Это называется по-другому. В темноте Октавия не видела выражения его лица, но такого холодного голоса она еще ни разу не слышала.
      - Не понимаю, что ты хочешь сказать. - У нее не попадал зуб на зуб. - Я считала, что раз мы играем в одну игру, то я должна участвовать в этом, как и во всем остальном.
      - Вмешательство в чужие дела - вот слово, которое ты так упорно ищешь и которое я жажду услышать. А теперь скажи мне точно, что ты здесь делаешь и как это называется? Но на этот раз говори правильно.
      - Черт возьми, - пробормотала Октавия. - Ладно. Вмешиваюсь в твои дела. Удовлетворен?
      - Сам не могу понять, почему я не сумел объяснить тебе все как следует, когда то же самое произошло в прошлый раз. Мне казалось, что я выразился ясно. Но оказывается, некоторые вещи в тебя надо вбивать кувалдой.
      Октавия не потрудилась ответить. Руперт упорно хотел следовать только собственной логике, и любые возражения были бесполезны.
      - Теперь очевидно, что на увещевания я понадеялся зря, - продолжал он все тем же как будто удивленным тоном.
      Люцифер шевельнулся, и Руперт потрепал его по шее. - Ты полагаешь, старина, что мы пробыли здесь достаточно? - Он повернул коня в сторону, где едва заметно брезжил сероватый свет.
      Наклонив голову и раздувая ноздри, Люцифер двинулся вперед, и вскоре лошадь и всадник оказались на свободе, а Октавия и Питер остались в пещере. К удивлению девушки, жеребец не последовал за вожаком, и она не знала, стоит ли его понукать. Настроение Руперта было таково, что лучше оставаться на месте, пока он сам не скажет, что делать дальше.
      Наконец после двух бесконечных минут раздался короткий шепот:
      - Пошли.
      Других команд Питеру не потребовалось. Ночь в пустоши наполняли привычные звуки: прошелестел травою зверек, где-то заухала сова, в только-только зарождающихся листьях вздохнул ветер.
      - Нас больше не ищут?
      - Ищут. Но вряд ли им придет в голову рыскать в этой части пустоши. Руперт пришпорил коня, и тот перешел на рысь. Питер последовал за ним без всякой команды.
      - Поедем в "Королевский дуб"? - Октавия нерешительно прервала молчание.
      - Ну уж нет! Я не собираюсь приводить на хвосте ищеек к друзьям!
      Глупый вопрос. Октавия прикусила губу.
      - Тогда в тот домик?
      - Нет, мы едем к себе, но только кружным путем. Готов поспорить, ты забыла, что у нас гости.
      - Господи, действительно. А ты об этом помнил, когда, не сказав ни единого слова, исчез из дома?
      - Прекрасно помнил. Только я рассчитывал, что ты останешься там и будешь держать оборону, пока я не вернусь.
      - Ну и ну!
      - Конечно, если безрассудно вмешиваться в чужие дела, думать уже некогда.
      Это уже слишком, решила Октавия.
      - Послушай, ты и дома будешь так грубить?
      - Вероятно.
      - И что собираешься делать?
      - Раздену догола, до полусмерти выпорю, а потом на неделю закрою на чердаке с краюхой черствого хлеба и кувшином стоялой воды.
      Октавия улыбнулась.
      - А ты не считаешь, что двое против пяти - это гораздо лучше, чем один?
      Руперт ничего не ответил.
      - Мы с Питером повели себя вовсе недурно. Хотя было бы куда больше пользы, если бы и у меня был пистолет. В следующий раз надо позаботиться о снаряжении.
      Снова ни слова в ответ.
      - Из пистолета я стрелять, конечно, не умею. Но могу и научиться... Как ты думаешь, Питер, научусь? Спасибо, что ты согласен со мной... К таким поездкам нужно лучше готовиться. К тому же ты считаешь, что план надо разрабатывать вместе? Чтобы не действовать импульсивно. Ведь импульсивные поступки нам не нравятся... Да, вполне тебя поддерживаю... А как ты думаешь, Питер, можем мы его рассмешить? Уж не улыбается ли он?
      - Октавия, я понял: во всем виноват твой отец. Я и раньше подозревал, что он плохо тебя воспитывал, а теперь вижу, что совсем распустил.
      - Взгляды отца на воспитание детей весьма оригинальны, - усмехнулась Октавия.
      - Я бы сказал, безответственны.
      - Нечего смеяться над ним.
      - А кто смеется?
      - Ну ладно, давай сменим тему. Как ты думаешь, тебе специально устроили ловушку? Не сопровождают же сыщики каждую почтовую карету.
      - Насколько я знаю, нет.
      Они проезжали по южному берегу Темзы по совершенно незнакомым Октавии улицам. Впереди замаячил огонек - должно быть. Вестминстерский мост.
      - Так ты все-таки думаешь, они тебя поджидали?
      - Они или кто-нибудь другой, - согласился Руперт. - Невероятно. Сыщики сэра Джона Филдинга не мастера устраивать хитрые засады.
      - Это Бен тебе сказал, что карета задерживается? Они повернули на мост, и только тогда Руперт решился ответить:
      - Но ведь ты же не думаешь?..
      - Конечно, нет. А кто рассказал о карете Бену?
      - Наверное, Моррис.
      - А он?..
      - Возможно.
      Октавия замолчала. Если Руперт подозревал Морриса, нечего было больше обсуждать. Они ехали к Довер-стрит незнакомой дорогой - узенькими улочками, безлюдными площадями.
      - У нас совсем не осталось денег?
      - Совсем. Мне нечего швырнуть на карточный стол.
      - Но теперь тебе нельзя выходить на большую дорогу, пока точно не выяснишь, нет ли шпиона в "Королевском дубе". - В голосе прозвучало беспокойство.
      Руперт остановился, и в серых глазах появилось удивление.
      - Поверь, Октавия, когда я соберусь это сделать, ты узнаешь первой.
      - Ну, ты, кажется, понял, что я хотела сказать, - обрадовалась девушка.
      - А вот ты - сомневаюсь, - сухо заметил Руперт, когда они уже въезжали во двор их дома на Довер-стрит.
      - Наконец-то мы в безопасности! - воскликнула Октавия.
      Дом был ярко освещен.
      - Вечеринка идет вовсю, а хозяина и хозяйки нет, - вздохнул Руперт.
      В дом они вошли через боковой вход и тут же наткнулись на Гриффина.
      - Милорд... Леди Уорвик... - поклонился дворецкий. - Мистер Морган в гостиной развлекает гостей.
      - Отец?! - Октавия в ужасе посмотрела на Руперта. - А что, если здесь Ригби и Лакросс?
      Взяв под руку, Руперт увлек ее к лестнице, подальше от Гриффина:
      - Ступай наверх, переоденься. Тебе нельзя появляться на людях в дорожном платье.
      - Хорошо... Но что, если они...
      - Ступай переоденься, - повторил он властно. Октавия секунду колебалась, потом побежала переодеваться. Из гостиной доносились голоса и смех. Если Дирк Ригби и Гектор Лакросс среди гостей, они поняли, кто она такая, и больше не будут доверять Руперту.
      А отец? Как, в свою очередь, повел себя он, если узнал этих проходимцев? А он не мог их не узнать.
      Дернув шнурок колокольчика, Октавия вызвала Нелл. Что заставило отца выступить в роли хозяина? Он никогда не интересовался жизнью дома, разве что обедал с Рупертом и дочерью, когда те оставались одни. Даже в Хартридж Фолли держал себя замкнуто, избегал всех, кроме нескольких самых близких друзей. А Октавия входила в местное общество, где предводительствовала жена эсквайра.
      - Нелл, достань лиловое шелковое платье, - распорядилась она, когда служанка почти вбежала в комнату с кувшином горячей воды.
      Октавия умылась. В животе заурчало. И она вспомнила, что с завтрака у нее крошки во рту не было. Однако времени нет. Нужно выйти к гостям. Что ждет ее там? Если бы она не увязалась за Рупертом, ничего бы подобного не произошло. Да, но останься она дома, может быть, Руперта уже бы бросили в Ньюгейтскую тюрьму.
      Нелл застегивала крючки лилового платья, отделанного темно-зелеными бархатными лентами.
      - Нет, укладывать волосы сегодня не надо, - предупредила она служанку, когда та взялась за прокладки для высокой прически. - Пусть останутся распущенными, я перевяжу их лентой.
      Лишь несколько минут потребовалось, чтобы укрепить на лбу серебряную ленту и расчесать рассыпавшиеся по плечам локоны. Необычная прическа напоминала о средних веках - времени рыцарей и прекрасных дам. Но сегодня Октавию почти не занимала собственная внешность.
      - Спасибо, Нелл, довольно. - Она взяла веер и поспешила из комнаты.
      Шум веселья по-прежнему доносился из гостиной, но теперь в нем можно было различить беззаботный голос Руперта. Сменить одежду он скорее всего не потрудился. Но дорожный костюм на мужчине не вызовет сильного удивления.
      Октавия с замирающим сердцем вошла в гостиную. Дирка Ригби и Гектора Лакросса не было. Она было почувствовала облегчение. Но уже в следующее мгновение ей пришла в голову еще одна ужасная мысль. А что, если они уже ушли?
      Оливер Морган, казалось, был увлечен разговором с графом Уиндхэмским. Отец был одет в бордовый бархатный костюм, у ворота и на обшлагах рукавов тончайшее брабантское кружево. Костюм очень шел к благородным чертам его лица и седым волосам.
      - А вот и моя дочь! Знаешь, милая; граф Уиндхэмский так же неплохо разбирается в теориях Пифагора, как и твой муж.
      Октавия подошла к ним, надеясь, что ее улыбка не покажется неестественной.
      - Папа, ты развлекаешь гостей? На тебя это не похоже.
      - Когда настоящих хозяев нет, приходится исполнять их обязанности. - Губы Оливера Моргана сложились в ироничную улыбку. - Вот я и решил занять твое место, дочка. О вашем приключении твой муж нам уже рассказал.
      - Да? - Октавия бросила на Руперта удивленный взгляд.
      - О грабителях, мадам, - отрывисто пояснил он. - О том, как нас остановили в Хэмпстедской пустоши, куда мы поехали на прогулку.
      - Ах да, Хэмпстедская пустошь... - едва слышно повторила она. - Я ужасно испугалась. Хорошо еще, что у Руперта оказались пистолеты и он их сумел выхватить. Их было пятеро, не меньше.
      - Дорогая, ты преувеличиваешь, - вновь вступил в разговор Руперт. Уверен, не больше трех.
      - Вас можно поздравить со счастливым избавлением, мадам, - раздался голос от карточных столов. - Разбойники и грабители стали просто наказанием Божьим для этих мест.
      - Пока их всех не перевешают в Тайберне, - добавил другой, - по дорогам просто не проедешь.
      - Леди Уорвик следует похвалить за мужество, - тихо заметил граф Уиндхэмский. - Большинство дам после такого приключения неделю бы провели в постели, а она с нами и как всегда ослепительна.
      - Ну, я, сэр, устроена покрепче. Но должна признаться, что ужасно проголодалась. Из-за этих ужасов пропустила обед.
      Она позвонила дворецкому:
      - Прикажи накрывать. Мы не будем дожидаться одиннадцати часов.
      - А я, если позволите, вас оставлю, - обрадовался Оливер Морган и, поклонившись гостям, направился к двери. - Мне надо еще много прочитать.
      Октавия проводила его до дверей:
      - Спасибо, папа, что принял на себя удар.
      - Не за что, дочка. По правде сказать, мне все это даже понравилось. Как ни странно. - И, усмехнувшись, добавил:
      - Но вам с Уорвиком надо быть осторожнее.
      Октавия пристально посмотрела на отца. Имел ли он в виду историю с грабителями? Или все же Ригби и Лакросс были здесь?
      - Папа, а другие гости до нас приезжали?
      - Вроде бы нет. - Оливер покачал головой. - Разве что увидели, что хозяйки нет дома, и ушли еще до того, как я спустился вниз.
      Октавии не приходило в голову, что отец может ей лгать, и она успокоилась:
      - Спокойной ночи, папа.
      Она поцеловала его, и старый ученый вышел. Октавия быстро перевела взгляд на мужа. Может быть, он выяснил, приходили ли Ригби и Лакросс. Руперт едва заметно покачал головой и тут же углубился в игру.
      Октавия направилась к графу Уиндхэму. Проходя мимо Лоутона, она задержалась. Виконт так увлеченно спорил, какой язычок появится у пламени раньше - оранжевый или голубой, - и так пристально смотрел на огонь, что не заметил хозяйку. Когда Октавия двинулась дальше, в ее кулаке был зажат лорнет виконта.
      - Граф Уиндхэм, а вы не хотели бы поспорить, как поведет себя пламя? - Она оперлась о мраморную крышку столика. Потом еще ближе подошла к Филиппу. Лорнет остался лежать на мраморе.
      - Лоутон готов держать пари на что угодно. Вот хотя бы с какой скоростью сбежит с оконного стекла дождевая капля, - покачал головой Филипп.
      - Он такой не один, - возразила Октавия. - О мужчине, если он не кидается в спор по всякому пустяку, часто говорят, что он нерешителен. - Октавия заговорщицки улыбнулась. - Так славно, что по крайней мере хоть вы не следуете любой принятой в обществе глупости.
      Рука Октавии коснулась его руки, а лицо оказалось так близко, что граф мог вдыхать аромат ее волос и тела.
      - Так вести себя может лишь очень мудрый и храбрый человек.
      Поистине она ни на кого не похожа, думал граф. Даже с таким изящным кокетством мне никогда не приходилось сталкиваться. Естественна в непосредственности, обещаниями не торопит желание. К своему удивлению, Филипп обнаружил, что готов играть по ее правилам. Если бы любая другая женщина оттягивала решительную развязку так, как Октавия Уорвик, он взял бы ее силой или отказался от нее. Но она обворожила его, окутала пленительными нитями улыбок и поцелуев, тая при этом страсть глубоко внутри.
      Филипп посмотрел в другой конец гостиной на мужа Октавии - выражение его лица показалось ему непроницаемым. От этого человека веяло холодом, а странная улыбка, с которой он часто обращался к Филиппу, вызывала отвращение, смешанное со страхом: казалось, в ней был яд. Граф Уиндхэм приезжал в этот дом только ради Октавии. Мысль о грядущем наслаждении примиряла его с необходимостью быть в обществе человека, которого он ненавидел и даже боялся.
      Октавия улыбалась, а рука се слегка поглаживала полу сюртука. Филипп почувствовал волнение. Он посмотрел на нее сверху вниз: на красивом лице лучились золотистые, как у тигра, глаза.
      - Прошу на ужин. - Октавия заметила, что в дверях выжидательно застыл Гриффин. - Я проголодалась, милорд. Не соблаговолите ли меня проводить?
      - С радостью, мадам. - Филипп с поклоном предложил ей руку.
      Они тронулись к дверям, а на полу остался лежать расшитый шелковый носовой платок графа. Когда они проходили мимо столика, о мраморную крышку негромко звякнул золотой соверен.