— А время, сэр, это самое главное, когда планируешь такое грандиозное дело.

— Я с вами абсолютно согласен.

Октавия подняла голову и встретилась с Рупертом взглядом: его глаза смеялись, но в глубине их разгорался золотистый огонь.

— Что ж, тогда лучшего места, чем «Королевский дуб», нам не придумать.

Лорд Руперт церемонно поклонился:

— Удачный выбор, мэм.

— И сделала я его сама. — Октавия заскользила за Рупертом к кромке льда. Руперт оглянулся на нее:

— Успокойтесь, мэм, когда речь идет о серьезных решениях, я всегда стремлюсь добиться единодушия.

— Я совершенно спокойна, сэр.

Октавия села у края льда, чтобы отцепить коньки. Она прекрасно понимала, что ее видимое спокойствие не обмануло Руперта. Но это не смущало ее. Сейчас она думала лишь о предстоящем уроке, о том, что вновь обретет радость той ночи, но на этот раз ее ощущения не окажутся сном.

Руперт подал ей руку. Сила затянутых в перчатку мужских пальцев привела девушку в такой трепет, что она даже пошатнулась, точно у нее подкосились ноги.

Но тотчас взяла себя в руки и, кляня себя за слабость и расходившиеся нервы, пошла к коляске. Можно подумать, что она слабонервная девица, которой, чтобы не упасть в обморок, нужны обожженное перышко и нюхательная соль!

Не дожидаясь, пока лорд Руперт предложит ей руку, забралась в экипаж, удобно устроилась на сиденье и, плотно запахнув плащ, принялась с интересом разглядывать катающихся.

Сев рядом, Руперт, не говоря ни слова, искоса посмотрел на нее. Октавия знала, что он прекрасно понимает, что с ней происходит. Ей казалось, что он удивляется ее чувствам, но от этого ее неловкость усиливалась. Странные желания переполняли ее. А он? Он был совершенно спокоен, во всяком случае, внешне. Экипаж тронулся.

Октавия плотно закуталась в плащ и отодвинулась к самому краю сиденья. Было бы не так стыдно, если бы ее спутник испытывал нечто подобное. Однако Руперт Уорвик слишком сдержан и холоден, слишком искушен в любовных делах, чтобы его захлестнуло непрошеное, бесконтрольное чувство. Октавия была в этом убеждена.

— Если отодвинетесь еще на дюйм, то вывалитесь из коляски, — раздался спокойный голос. — Разве я занимаю так много места?

— Нет… конечно, нет, — поспешно ответила Октавия. — Просто не хочу мешать… чтобы вам было легче управлять лошадьми… и вообще. — Она замялась, лицо горело огнем.

— Очень разумно с вашей стороны! — Он перехватил вожжи правой рукой, а левой обнял девушку и подвинул ее к себе так близко, что ее щека коснулась его плеча. — Вот так гораздо лучше.

— Но не очень прилично. — Октавия старалась держаться прямо.

Лорд Руперт усмехнулся:

— Может быть, и так…

Октавия промолчала, решив, что пора переменить тему разговора.

— Когда вы снимете для нашей инсценировки дом?

— Я уже снял удобный меблированный дом на Довер-стрит.

Ответ Руперта настолько поразил Октавию, что все мысли о предстоящих знойных часах сразу исчезли. Она дернулась в сторону, высвобождаясь из его объятий, и чуть не упала с сиденья.

— Уже? Но откуда… как вы могли узнать, что я соглашусь?

Руперт сосредоточился на управлении лошадьми.

— Я оптимист.

— Вы слишком много на себя берете, сэр!

— Разве? — Он посмотрел на нее с откровенным удивлением. — Будет вам, Октавия. Я ведь говорил, мы люди одного сорта. Мне было нетрудно догадаться, как вы ответите на мое предложение, словно его сделали мне самому.

— Из всех зазнаек, из всех наглецов вы самый… — Она замолчала, пытаясь сдержать гнев.

— Слов не хватает?

— Безумие! — Взрыв все-таки произошел. — Я вас ненавижу! Что же я здесь делаю?

— Я думаю, ответ вы знаете сами. — Он хлестнул лошадей, экипаж свернул с Лондонского моста и оказался в тихом районе к югу от реки. — Вы хотите меня, и я, дорогая, вас не разочарую. Вы стремитесь к мести — я тоже. Так что давайте покончим с притворством. По крайней мере между собой.

— Вы представляетесь аристократом, а откровенны, как извозчик.

— Мне ближе простая речь, — ответил Руперт, — и если моя прямота вас оскорбляет, мне остается только извиниться, но боюсь, что я уже не в состоянии изменить привычки всей моей жизни.

— Какой жизни?

— Может быть, когда-нибудь я вам о ней расскажу.

— Вам известна моя история, отчего же мне нельзя знать вашу?

— Потому что я предпочитаю вам о ней не рассказывать.

— Мы будем жить под одной крышей, делать одно дело, и вы ждете, что я вам подчинюсь, не зная о вас ничего… даже почему вы оказались на большой дороге? — От негодования ее голос сорвался. — Мне неизвестно даже ваше имя. Лорд Ник, лорд Руперт… Эти имена не настоящие? — Нет.

От того, как он это сказал — просто и спокойно, — Октавия не нашлась что ответить. Казалось, ничто не может пробить невозмутимое спокойствие ее спутника. Маска уставшего от мира циника и превосходство, которое он источал, приводили девушку в бешенство. Он сделал ее частью каких-то своих планов, даже не заручившись ее согласием! Она для него лишь инструмент, которому еще предстоит придать необходимую форму.

Между тем зимний день начал меркнуть, и в домах по обе стороны дороги стали зажигаться огни. Спутник Октавии упорно молчал, а сама Октавия никак не могла решить главного — что ей делать. Сказать ли, что она передумала и на таких условиях не собирается принимать участия в его затеях? Может быть, потребовать, чтобы он повернул коляску и отвез ее в город?

Но ничего такого Октавия не сказала. Наконец в сгущающихся сумерках приветливо замаячили огни «Королевского дуба». Когда коляска подъехала к крыльцу, навстречу путникам, как и в прошлый раз, вышли Бен с долговязым парнем.

— Не ждали тебя так рано, Ник, — вместо приветствия проворчал Бен. — Снова привез ту же мисс?

— Да, старина, — весело согласился грабитель, соскакивая на землю. — Нам нужно обсудить кое-какие важные дела, а здесь, кажется, для этого самое спокойное место.

— Уж конечно. — Бен зашелся от хохота. — Знаем мы, какие важные дела бывают в «Королевском дубе». Октавия одарила хозяина таверны ледяным взглядом:

— Сомневаюсь, Бен, чтобы вы вообще что-либо знали. Зачем я здесь, вовсе не ваше дело, и я буду вам весьма благодарна, если свои замечания вы оставите при себе. — Она круто повернулась и вошла в таверну. Если нельзя одолеть самого грабителя с большой дороги, то она поставит на место по крайней мере его людей.

— Ничего не скажешь, остра на язычок. — Судя по всему, Бена нисколько не тронул выговор Октавии. Руперт просто пожал плечами, как бы соглашаясь с хозяином таверны, и последовал за девушкой.

Из кухни показалась Бесси. Ее лицо горело — она только что переворачивала на очаге оленью ногу. Октавию она словно не заметила, а Нику приветливо кивнула:

— Идите сразу в столовую, Ник. Ваша гостиная еще не согрелась. Таб только-только разожгла там камин. Мы не ждали вас так рано.

— Ничего. Принеси мне пива, а мисс Морган выпьет мадеры. — И он провел Октавию в столовую.

"Господи, неужели там так же много народу, как в прошлый раз», — лихорадочно думала Октавия.

Стоило Октавии и Руперту войти в зал, как поднялся радостный шум. Радушно отвечая на приветствия, Руперт подвел девушку к камину. Словно почувствовав мучительный стыд, охвативший Октавию, он стал обращаться к ней с подчеркнутой почтительностью, что так не походило на его обычную манеру.

— Позвольте принять у вас плащ, мисс. — Он расстегнул застежку, не дожидаясь, пока она сделает это сама, и помог снять плащ. — Прошу вас, садитесь и грейтесь. Таб сейчас принесет вам бокал мадеры.

В столовой повисло любопытное молчание, но уже через минуту разговоры вспыхнули вновь, и девушка облегченно вздохнула: она больше не чувствовала на себе насмешливых взглядов.

Руперт подал ей бокал мадеры и, встав спиной к огню, таким образом прикрыл ее от сидящих в столовой. Она немного успокоилась, расслабилась и, откинувшись на дубовую спинку скамьи, пригубила вино.

— Ник здесь? — Грубый голос властно нарушил монотонный гомон разговоров.

Октавия заметила, как внезапно напрягся Руперт.

— Да, Моррис, я здесь. Что-нибудь есть для меня?

— Вроде бы нет.

Октавия посмотрела в сторону двери. Там в черном потрепанном плаще поверх рабочей одежды стоял крестьянского вида человек. На голове у него была соломенная шляпа, в руке он держал трубку из кукурузного стебля.

— Пинту самого лучшего, Бесси, — заревел вновь пришедший, переступая порог столовой. — И запиши на счет Лорда Ника.

Руперт подошел к Моррису и спокойно кивнул на дверь:

— Уходи.

— Но там чертовски холодно, — проворчал тот, принимая кружку с пивом. Покончив с пивом, он утер усы рваным рукавом. — Хотите знать, что я слышал в «Колоколе и книге»?

— Вон! — Голос Руперта прозвучал, как удар кнута. Чуть взглянув на Октавию, с нескрываемым интересом наблюдавшую разыгравшуюся перед ней сцену, Руперт резко вышел из столовой. Моррис поплелся за ним.

— Разрази меня гром, не приложу ума, откуда этот Моррис берет сведения. — Бен недоуменно пожал плечами. — Но он всегда что-нибудь приносит. Ник говорит, что он лучший осведомитель… Времени даром не теряет, каждый раз приносит что-нибудь жирненькое.

О чем это они рассуждают? Октавия тихонько сидела в своем углу, радуясь, что о ней забыли. Шум разговоров в баре нарастал. Какая информация может представлять интерес для Руперта?

Ее размышления были прерваны возвращением того, о ком она только что думала. Руперт выглядел озабоченным, лоб прорезала складка.

— Таб уверяет, что гостиная нагрелась, как горячий пирог, — обратился он к Октавии. — Пойдем?

Девушка поднялась и от радости, что можно наконец уйти из людной столовой, тут же позабыла таинственного Морриса.

— Ужин принесут через полчаса, — объявила из-за стойки Бесси, все так же не замечая Октавию. — Есть оленья нога в смородиновом соусе, нежнейший язык и миноги. Что подать?

— Если можно, все, — улыбнулся Руперт. — Мы оба — славные едоки. — Он подмигнул Октавии, и они вышли из зала.

— Бесси так неприветлива со всеми вашими гостями?

— Хотите верьте, хотите нет, дорогая, но здесь вы — моя единственная гостья. — Он разлил мадеру.

— Боже мой, какая честь! — Октавия приняла вино. — А я полагала, что вас осаждают толпы дамочек в надежде добиться благосклонности столь знаменитой персоны.

Руперт задумчиво посмотрел на нее поверх бокала:

— Мы снова идем не в ту сторону. Только что я порадовался, что между нами наступило согласие… И вот опять начинается. По крайней мере начинаете вы. Я теряюсь и не знаю, что делать.

— Не притворяйтесь безмозглым, сэр. — Октавия села в кресло у камина. — Вы прекрасно понимаете, откуда все идет: хотите, чтобы я вам подчинялась, а сами не желаете ничего говорить, даже намекнуть, в чем заключается ваш сумасшедший план. А может, мне не понравится дом на Довер-стрит. Вас ведь это нисколько не волнует!

Казалось, последняя фраза Октавии поставила Руперта в тупик:

— А какое значение имеет то, как выглядит дом? Это же временное жилище. Комнаты просторные, мебель сносная. Найдется место для вашего отца, — торопливо добавил он. — А по сравнению с тем, где он сейчас живет, любой переезд покажется ему значительным улучшением.

С этим Октавия не могла не согласиться, но тут же предприняла новую атаку:

— Вы считаете, что он не захочет присутствовать на свадьбе своей единственной дочери?

— Это, конечно, проблема, — кивнул Руперт, — но я уверен, мы ее как-нибудь решим. — Он пристально посмотрел на девушку. — Не надо создавать трудности ради самих трудностей. Согласимся следовать моему сценарию или окончим пьесу, даже не начав. У нас ничего не выйдет, если вы будете постоянно мне сопротивляться. Октавия нехотя призналась себе в том, что он прав: раз этот план его, то и руководить должен он. Но обижала его манера.

— Посмотрите на это по-другому. — Руперт ласково повернул ее лицо к себе. — Если бы брак не был фиктивным, закон и церковь обязали бы вас во всем подчиняться мужу. Наша ситуация очень похожа, только причины несколько иные.

В его голосе звучала ирония, но глаза… глаза его потемнели. Они словно звали ее, обещали наслаждение.

Октавия представила, как тонет в их бездне, растворяясь в приливе страсти.

— Вы самая красивая женщина, Октавия Морган. — Он дотронулся пальцем до ее губ, лицо посерьезнело. — Не думаю, что вы понимаете, насколько красивы.

Октавия поежилась, ее начинала захлестывать теплая волна. Прикосновения его пальцев казались необходимыми. Ее рука перехватила запястье Руперта, и девушка почувствовала сильный, ритмичный пульс.

— Ну что, Октавия, мир? — едва слышно спросил он.

— Мир.

Руперт дотронулся губами до ее губ, и на нее нахлынула волна воспоминаний, тело влекло к уже испытанным ощущениям. Она вдохнула аромат его кожи, снова отведала сладость его губ, соски ее стали тверже, а чресла опалило огнем.

И в этот самый неподходящий момент раздался стук в дверь. Октавия отпрянула.

— Все в свое время, дорогая. — Руперт отошел в сторону. В дверном проеме появилась Табита.

— Буду накрывать на стол, — улыбнулась она Октавии.

«Хоть один человек в этом воровском притоне обращается со мной любезно», — подумала Октавия, отвечая Табите улыбкой. Она то и дело глядела на часы, испытывая то же чувство, что и малый ребенок, которому обещали забаву, и теперь каждые пять минут он нетерпеливо спрашивает: «Еще не время?»

Пока накрывали на стол, Руперт, прислонившись к каминной полке, обменивался ничего не значащими фразами с Бесси и Беном.

— Ну вот. — Бесси окинула взглядом накрытый стол и удовлетворенно кивнула. — Я сейчас же прикажу разжечь камин в вашей спальне. Мне отчего-то кажется, что вам захочется скоро туда перебраться. — Она ехидно посмотрела на по-прежнему молчащую Октавию.

Руперт ничего не ответил, только едва заметно наклонил голову — хозяин таверны и Бесси вышли из комнаты.

— Прошу к столу, мисс Морган. Осмелюсь предположить, что ужин Бесси превзойдет любую стряпню миссис Форстер.

— Миссис Форстер готовит замечательный пирог с мясом и почками, — важно заметила Октавия, усаживаясь за стол и улыбаясь Руперту.

Он погладил ее по голове:

— Если не возражаете, я выну заколки из ваших волос.

— Сейчас? — Она испуганно потрогала тяжелую косу на плече.

— Именно сейчас, — утвердительно кивнул он и принялся ловко высвобождать заколки. — Вот так намного лучше. — Пальцы расплели темно-каштановую гриву, и он, удовлетворенно вздохнув, уселся наконец за стол.

— Не желаете ли чего-нибудь еще? — Девушка пыталась иронией отгородиться от снова нахлынувшей на нее застенчивости. — Расстегнуть платье, снять чулки или…

— Не спешите, вскоре так и будет. Только я еще не решил, что мне приятнее — чтобы вы все сняли с себя сами или предоставили это мне.

— Черт побери, — пробормотала Октавия, не зная, что сказать еще.

— Как вы думаете, снег пойдет? — вежливо осведомился лорд Руперт.

— Надеюсь, что нет. — Ее голос задрожал от смеха. — Передать вам устриц?

— Если не трудно. — Он положил себе на тарелку устриц. — Полагаю, мы могли бы торжественно отпраздновать наш брак в субботу, если только на это время у вас не назначено более важных дел.

Октавия проглотила устрицу целиком.

— Ох!.. Кажется, нет, сэр.

— Вот и прекрасно. И в тот же вечер счастливые молодожены переедут на Довер-стрит.

Так скоро! Совсем не остается времени, чтобы подготовить отца. Но тревожиться о таких мелочах сейчас уже не было сил. Она расплатится по счетам с миссис Форстер, выкупит все, что еще осталось в залоге у Джебедиа, — но думать об этом сейчас она не могла.

— Я дам вам денег, чтобы вы отдали все ваши великие долги, — спокойно произнес Руперт, нарезая говяжий язык.

Как ему удавалось каждый раз читать ее мысли? Октавия отмахнулась от этого вопроса так же легко, как и от предыдущих. Только захотелось узнать: из каких средств? Но она тут же выкинула все из головы. Корабль вел Руперт, и она станет следовать проложенным им курсом.

— Вам нравится опера? — вежливо поинтересовался ее кавалер.

— Если это только не Глюк, — не сбиваясь с такта, ответила она. — Ненавижу Глюка.

— Вероятно, он кажется вам тяжеловатым, — серьезно согласился Руперт и принялся разделывать оленью ногу. — Но нас должны видеть в опере. Придется снять ложу на сезон.

— Конечно. Но я предпочла бы драму. Однажды мне пришлось видеть Гаррика в «Гамлете».

— Да, его смерть в прошлом году стала настоящей утратой для сцены. — Руперт положил ей кусок оленины.

В течение всего ужина он поддерживал непринужденный, ни к чему не обязывающий разговор. Сначала Октавии показалось, что это своеобразная игра, но потом девушка поняла, что Руперт испытывает ее: сможет ли она достойно вести себя при дворе.

— Ну как, прошла? — спросила Октавия, когда Табита убрала тарелки и поставила на стол десерт — творожный пудинг и блюдо с яблоками.

Руперт улыбнулся:

— Что прошли?

— Сами прекрасно знаете.

— Нортумберленд и Шордич не самые известные места, где воспитывают придворных дам.

— Нортумберлендское общество весьма утонченное, — заметила Октавия, откусывая яблоко.

— А вам, как я вижу, дважды одного и того же повторять не приходится, — похвалил он ее. — Вы легко себя чувствуете в свете?

— Вполне.

Руперт кивнул и откинулся на спинку стула.

— Хорошо, покончим с этим и перейдем к самым важным урокам нынешнего вечера. Не возражаете, мисс Морган?

По спине пробежал холодок.

— Собираетесь обучать меня искусству совращения, чтобы я могла применить его против вашего врага?

— Нет, — поправил он, — скорее искусству получать удовольствие, даже если вы даете его другим.

Он взял ее за плечи. В потемневших глазах вспыхнула страсть. Октавия почувствовала, как напряглось его тело.

— Я хочу тебя, — шепнул он. — И только тебя. Октавия облизала пересохшие губы, она пылала, будто в лихорадке.

— Научи меня всему. В этот раз я буду знать, что происходит.

Что-то мелькнуло в его глазах, как будто тень сожаления, но уже в следующее мгновение все исчезло.

— Идем.

Руперт взял ее за руку и повел по темному холодному коридору в спальню.

Закрыл за собой дверь, задвинул тяжелый засов. Смущенная Октавия нерешительно стояла посередине комнаты — стыдливая, как девственница в первую брачную ночь. Она была уже женщиной, но та пригрезившаяся ей страсть не дала чувства освобождения. Она не решалась ответить на призыв, засветившийся в его глазах, когда он сделал к ней шаг.

— Замерзла? — Он взял ее руки и начал их растирать.

Октавия беспомощно пожала плечами.

— И замерзла… и вся горю. — Внезапно она вырвала руки. — Я смущаюсь и чувствую себя глупой, потому что не знаю, что делать. Снять платье?

Руперт улыбнулся.

— Мне было бы это приятно. — Он отошел, и, не отрывая от нее глаз, прислонился к каминной полке.

Чувствуя на себе его взгляд, Октавия нерешительно присела на краешек кровати, чтобы снять башмаки, но потом быстро встала, расстегнула платье, и оно соскользнуло к ногам. Под ним была лишь полотняная нижняя юбка, рубашка и шерстяные чулки. Корсет, кринолин и множество нижних юбок в Шордиче не требовались. Октавия сорвала с себя юбку, спустила чулки, потом, поколебавшись с минуту, с решительным видом сняла через голову рубашку и бросила ее на пол.

— Что дальше? — Октавия подняла голову и с вызовом встретила его взгляд.

— Дальше? — Руперт подошел к ней. — Дальше, мисс Морган, вот что. — Он легко положил ладони ей на плечи, и Октавия почувствовала, как крошечные язычки пламени обожгли ее кожу.

— Хочешь, я сделаю то же, что только что сделала ты для меня? — Он улыбнулся, и его взгляд скользнул по ее телу.

— Это хоть как-то уравняет наши права. — Октавия хотела ответить небрежно, но сама не узнала свой голос.

— Пойдем к огню. — Руперт потянул ее к камину, подальше от пронизывающих сквозняков.

Теперь спине стало жарко, а груди по-прежнему зябко. Она чувствовала, как затвердели соски — то ли от холода, то ли от наготы, то ли от того, что она видела.

Руперт раздевался подчеркнуто аккуратно, и Октавия вспомнила, как в прошлый раз он вот так же принялся снимать перед ней одежду. Но сегодня он делал это ради нее.

Сбрасывая рубашку, он отвернулся, и Октавия заметила, как бугрились мускулами его плечи и могучая спина. Едва дыша, Октавия услышала, как щелкнула пряжка ремня, руки Руперта задержались у пояса, затем одним движением он спустил и брюки, и кальсоны.

Октавия не спеша изучала его обнаженное тело и чувствовала, что ее захлестывает горячая волна желания.

Руперт дал ей достаточно времени насмотреться и на маленькую родинку на пояснице, и на дымку темных волос на спине, а потом повернулся лицом. Глаза Октавии скользнули по крепкой груди, плоскому животу Руперта и остановились на пришедшей в возбуждение плоти. Ничего подобного она раньше не видела, но тело помнило, как эта плоть болезненно проникала в нее, двигалась в ней и отняла какую-то частицу, принадлежавшую слиянию двух начал.

Октавия робко двинулась к нему, но Руперт опередил, подхватил ее, увлек к огню, прижался так, словно хотел почувствовать каждую клеточку ее тела. Октавия чувствовала, как бьется его сердце, и слышала свое — трепещущее, как устремившаяся в неведомый полет, потерявшая рассудок птица.

Руперт обвил ее руками, ладони ласково прошлись по ягодицам; до муки мимолетно он целовал ее губы.

— Я хочу на тебя посмотреть, — шепнул он.

— Но ты только что это делал.

— А я хочу по-другому.

Улыбаясь, Руперт отступил на шаг, взял ее руки, отвел их от тела. Его глаза впились в нее так, словно намеревались прожечь. Наконец он отпустил ее кисти, и руки Октавии безвольно упали. Между тем его пальцы закружили вокруг сосков.

— Это тебе понравится. — Указательным пальцем Руперт провел по глубокой ложбинке между грудей. Октавия едва дышала; реальность начала рассыпаться, а четкие очертания предметов все больше и больше размывались по мере того, как ее тело погружалось в горячие волны желания.

Палец обозначил дорожку на животе и робко подобрался к треугольнику между бедер. Дыхание Октавии участилось, тело горело от восхитительных прикосновений. Теплой ладонью Руперт накрыл треугольник, пальцы плясали у самой чувствительной точки, и Октавия услышала стоны. Это был ее голос, но звучал он так, словно не имел к ней никакого отношения. Реальность вовсе исчезла, и Октавия упала бы, если бы не сильная рука Руперта.

— Черт возьми, — пробормотала она, крепко прижимаясь к нему, но глаза снова начали различать предметы в комнате. — Что со мной происходит?

— Ты невероятно чувствительна, — усмехнулся Руперт, — я только прикоснулся к тебе. Она подняла на него глаза:

— А я могу сделать для тебя нечто подобное?

— Да.

Октавия взглянула на его напряженную плоть, потом робко, осторожно обвила ее пальцами и почувствовала, как пульсирует кровь.

— Так?

— Да, вот так.

Он говорил, что научит не только получать, но и дарить другим чувственное удовольствие. Октавия поняла, что ей нравится, как от ее прикосновений у него участилось дыхание. Она снова прижалась щекой к его груди, а в ее руке плоть Руперта жила своей собственной жизнью.

— Перестань! — поспешно попросил он каким-то чужим, хриплым голосом и сам отвел ее руки; потом поднял, понес к кровати.

Осторожно уложил в постель, а сам, приподнявшись на локте, вытянулся рядом.

— Какое у тебя красивое тело! Пышное и в то же время изящное.

Руперт поцеловал пульсирующую жилку у нее на шее, потом губы скользнули к соску и охватили алую розочку, вызвав неистовое, непреодолимое желание. Октавия притянула его к себе, каменные мускулы бедер вдавились в ее мягкое тело.

— Так рано? — протестующе прошептал Руперт.

— Нет… нет… — забормотала Октавия. — Совсем не рано! Хочу сейчас!

Руперт рассмеялся, но в глазах вспыхнул огонь, а лицо исказило отчаянное желание. А в следующую секунду он был уже в ней. И все повторилось, как в том сказочном сне, и в то же время было совсем по-другому. Октавия видела, как смягчалось выражение его лица по мере того, как нарастало наслаждение, как исказился рот от усилий сдержаться, вздулись на шее вены. Ее ладони ласкали его руки, спину.

Когда волна наслаждения взметнулась вверх, Октавия ощутила его каждой клеточкой, каждым биением пульса. С каждым новым проникновением эта волна становилась все мощнее, пока не рассыпалась снопом ослепительных золотистых искр, и Октавия как бы со стороны услышала собственный стон, но уже в следующую минуту его губы прижались к ее губам. Она смутно понимала, что он уже не в ней, но по-прежнему страстно сжимала его в объятиях, пока не улеглись искры и тело не обрело прежние формы.

Теперь она ощутила под собой матрас, свой собственный пот, который смешался с его, вдавливающий в пуховую постель вес мужчины. Ее охватила всепоглощающая нега, объятия разомкнулись, напряжение в чреслах внезапно схлынуло, сердце забилось спокойнее и глаза закрылись. Руперт поцеловал ее в веки, в кончик носа, в уголки губ, потом со стоном откатился на край кровати.

— В последний миг ты из меня вышел, — с усилием сказала Октавия.

— Ты была так нетерпелива, любимая, что я не успел надеть кольчугу.

Конечно, подумала про себя Октавия, беременность непременно нарушит их планы. По крайней мере она уже не сможет сыграть свою роль.

Но это была мелочь, которой не было места во всепоглощающей неге, поэтому Октавия легко отбросила неприятную мысль. Она уютно устроилась на плече у Руперта и быстро заснула.