А тем временем Гай де Жерве поднялся по той лестнице, что находилась в дальнем конце коридора, и уже хотел свернуть к своей комнате, когда увидел тоненькую фигурку в сюрко из парчи цвета слоновой кости, поблескивавшей в свете факела: точь-в-точь обмякшая, поломанная и выброшенная за ненадобностью кукла. Гай от неожиданности замер, словно нахлынувшая паника лишила его способности двигаться. Опомнившись, он метнулся к ней, но Магдалена уже оттолкнулась от стены и, спотыкаясь, побрела к лестнице.

— Магдалена! — выдохнул Гай, схватив ее за руку, когда она попыталась пройти мимо с низко опущенной головой, будто не желала его видеть. — Магдалена, что с тобой? Что случилось?!

Но она по-прежнему отказывалась взглянуть ему в глаза.

— Ничего из ряда вон выходящего, господин. Прошу простить меня, я должна уйти к себе.

Она без особого энтузиазма попыталась вырвать руку, но он не разжал пальцев, гадая, что же произошло на самом деле. Но неужели он еще не понял? Все так очевидно: он просто выбросил из головы все мысли о неизбежном исходе встречи молодых супругов.

Он отпустил ее и, глядя вслед, заметил яркое кровавое пятно на подоле сюрко. Значит, все так и есть.

Гай мысленно проклял Эдмунда де Брессе, этого грубого, эгоистичного, бесчувственного болвана! Впрочем… Эдмунд ведь совершенно не искушен в тонкостях ухаживания за женщинами, поскольку до сих пор имел дело исключительно со шлюхами. И никто, а менее всех он, Гай де Жерве, не взял на себя труда просветить его в подобных вещах. Чувствительность воину ни к чему, особенно когда ежеминутно грозит гибель в бою. Нет, муж и жена должны сами прийти к супружескому согласию в постели. Сумели же этого добиться они с Гвендолен.

Гай вошел к себе, а Магдалена тем временем добралась до комнаты на втором этаже, которую по-прежнему делила с Элинор, и позвала Эрин. Она как раз пыталась освободиться от испорченной одежды, когда в комнату вбежала служанка.

— Я хочу искупаться, Эрин, — коротко бросила Магдалена.

— Да, госпожа, — кивнула та, приседая. — Помочь вам раздеться?

— Помоги, — согласилась Магдалена, прекращая борьбу с безнадежно запутавшейся шнуровкой и предоставляя это занятие девушке.

— Ах, госпожа, на вашем сюрко кровь! — воскликнула Эрин. — Но для месячных еще рано!

— Это не месячные, — устало отмахнулась Магдалена. — Унеси и попробуй отчистить. Это слишком дорогой наряд, чтобы выбрасывать его почти неношеным!

Эрин поджала губы, но промолчала. Она сама была не прочь поваляться на сене с распаленным страстью конюхом или слугой и без труда поняла истинную причину появления пятна. Муж госпожи вернулся с войны победителем.

Магдалена искупалась перед огнем. Горячая вода немного успокоила боль саднившей плоти. Кровотечение прекратилось, и она не смогла найти никаких ран на теле. Значит, это естественные последствия потери девственности. Почему же ее не оставляет ощущение учиненного насилия?

Поразмыслив, она решила, что все дело в полнейшем незнании Эдмундом своей жены. В конце концов, они едва знакомы. Может, по прошествии времени он будет относиться к ней иначе?

Магдалена вышла из лохани, позволила Эрин вытереть ее и выбрала котт из золотистого бархата с отделанным соболем парчовым сюрко в тон. Приданое дочери герцога Ланкастерского, как и ожидалось, было на редкость роскошным, но за все годы уединенного существования ей редко выпадал случай надевать красивые наряды.

Одевшись и спрятав волосы под усыпанный драгоценными камнями барбет — широкий венец с головным платком, она вышла и поднялась этажом выше, в комнату Эдмунда. Он все еще спал, но пошевелился, когда стукнула дверь.

— Господин, вам давно пора встать и одеться к ужину, — отчетливо и громко объявила Магдалена, приблизившись к кровати.

Эдмунд застонал, приподняв с подушки тяжелую от похмелья голову, потер глаза и недоуменно моргнул при виде стоявшей у постели-женщины. Правда, уже через несколько минут память к нему вернулась. Он потянулся к жене, намереваясь уложить ее рядом с собой, но та отстранилась.

— Господин, я уже вымылась и приготовилась к пиршеству. Позвать вашего оруженосца?

Эдмунд нахмурился, сел и долго разглядывал засохшую на простыне кровь, прежде чем почесать голову и поднять недоумевающий взгляд на Магдалену.

— Такое бывает, — деловито пояснила она, — когда девушка теряет невинность.

— Знаю, — нетерпеливо бросил он, свесив ноги на пол. — Иди сюда, милая, я снова хочу тебя. Но Магдалена поспешно отступила.

— Ты сделал мне больно. Должно пройти некоторое время, прежде чем все заживет.

— Больно? — расстроенно повторил он. — Но до сегодняшнего дня никто не жаловался.

— Наверное, потому, что до сих пор ты ни разу не спал с целомудренными девицами, — ответила Магдалена все тем же деловитым тоном. — Сейчас приведу твоего оруженосца.

— Я хотел бы, чтобы ты спала вместе со мной, в этой комнате, — нерешительно пролепетал он, пораженный ее спокойной уверенностью. — Я не вижу здесь твоих вещей.

— Как пожелает господин, — покорно пробормотала она, скользнув к двери. — Я вернусь, когда ты оденешься, и мы вместе спустимся в зал.

Эту ночь и все последующие она провела рядом с мужем, в супружеской постели…

Магдалена нетерпеливо ерзала на обитой бархатом скамье, все еще гадая, чем вызвано столь непредсказуемое поведение мужа в схватке. С того самого январского дня в Беллере чувства Эдмунда к жене превратились из страсти в сущую одержимость. Казалось, время, близкое знакомство и возможность в любую минуту удовлетворить свое вожделение должны были приглушить его пыл, но исступление Эдмунда росло с каждым днем. Магдалена, однако, не находила такое отношение мужа ни особенно приятным, ни лестным. Да, он, ее супруг, во многом лучше других мужчин, судя по тому, что она наблюдала вокруг. И хотя его ласки давали мало наслаждения, теперь он из кожи вон лез, чтобы больше не причинить ей боли. И каким бы нежным и горячим он ни был в супружеской спальне, на ристалище и в бою, там, где приходилось выполнять рыцарский долг, по-прежнему оставался собранным, беспощадным, сохраняя ясную голову и крайне редко выходя из себя.

Магдалена обвела глазами арену, где шли приготовления к финальной общей схватке. Все рыцари, участвовавшие в этом двухдневном турнире, делились на две команды, и в последнем бою окончательно определялся победитель. Магдалена весь день надеялась, что Гай де Жерве попросит разрешения надеть ее цвета, и даже прятала шелковый платочек в рукаве на этот случаи, но теперь, после столь неприятной истории, была в полной уверенности, что он и близко к ней не подойдет.

Гай вошел в шатер Эдмунда и, задумчиво оглядев молодого человека, спросил:

— Почему ты повел себя так неосмотрительно?

— Это вопрос чести, сэр, — сухо процедил Эдмунд.

Оруженосец принялся растирать резко пахнущим бальзамом ушибленную мечом руку господина. Тот сгибал и разгибал мышцы, опасаясь, что они потеряли подвижность.

— Объясни! — взорвался Гай, изнемогая от дурных предчувствий. Как только что он уведомил Джона Гонта, Жиль де Ламбер состоял в родстве с. Борегарами. Неужели Ламбер намеренно пытался затеять ссору с мужем дочери Гонта?

Эдмунд угрюмо хмурился. Ему был неприятен этот пусть и неизбежный допрос. В конце концов герцог был его сюзереном, а Гай действовал от имени герцога. Эдмунд с гнусными проклятиями, совершенно не характерными для его обычной вежливости, выгнал оруженосца и сухо заявил:

— Сьер де Ламбер уведомил меня, что по вине моей жены имя де Брессе запятнано клеймом незаконного рождения. Подобными обвинениями он пачкает честь не только мою, но и моей супруги.

Гай кивнул. Значит, их подозрения оправдались. Длинная рука Борегаров дотянулась до Магдалены.

— И что ты ему ответил? — тихо спросил он. Эдмунд гневно вспыхнул.

— Назвал лжецом! Теперь спор может быть разрешен только в поединке.

Все так и было. Подобные поединки неизбежно кончались либо гибелью, либо тяжелым ранением одного из участников. Сегодня Эдмунд превосходил Ламбера силой и умением, хоть и ненамного. Если такое сражение разрешат, то, кто бы ни пострадал, последствия окажутся достаточно тяжелыми как для Англии, так и для Франции. Старые раны вновь откроются, и кровь зальет обе страны.

В этот момент в шатре появился паж в ливрее Ланкастеров.

— Сьер де Брессе, — начал он с поклоном.

— Что тебе? — грубо спросил Эдмунд, возмущенный столь бесцеремонным вмешательством.

— Я пришел с поручением его светлости герцога Ланкастерского, — пробормотал паж.

Гай сразу догадался о характере этого поручения, которому предстояло еще больше обозлить Эдмунда, но посчитал, что герцог сделал верный ход.

— Его светлость запрещает сьеру де Брессе участвовать в финальной схватке, — известил паж, — и кроме того, требует, чтобы сьер де Брессе три дня не появлялся в Савойском дворце.

Эдмунд побелел. Паж, выполнив свою обязанность, поспешно удалился.

— Я не позволю! — вспылил Эдмунд.

— Ты уже наделал глупостей. Пора остановиться, — посоветовал Гай. — Это довольно легкое наказание за такую непокорность! Смирись и прими его с достоинством. — С этими словами он покинул шатер и его разгневанного обитателя.

Эдмунд громовым голосом призвал оруженосца.

— Помоги мне выбраться из этого! — скомандовал он, показывая на панцирь.

— Но… но… схватка, господин, — пролепетал изумленный парнишка. — Она вот-вот начнется.

— Не для меня! — рявкнул Эдмунд, все еще не отойдя от нового унижения. Как объяснить Магдалене свое отсутствие на ристалище? Ведь она сейчас сидит в ложе, ожидая его победы и законного повода гордиться отвагой и храбростью мужа! Но она и без того все скоро узнает… Всем станет известно о его наказании, и бедняжка тоже будет опозорена.

Пылая гневом и стыдом, он медленно освобождался от тяжелых доспехов.

— Приведи коня, — коротко приказал он, застегивая пояс сюрко. Если он не может драться, значит, самое время покинуть турнир.

— Мне сопровождать вас, господин? — осмелился спросить оруженосец, держа узду, пока де Брессе садился на коня.

— Нет, я поеду один.

Он коснулся шпорами боков жеребца и умчался прочь. Звон стали и рев толпы только подогревали желание оказаться как можно дальше от места своего несчастья.

Двое мужчин в коричневых кожаных безрукавках, с кинжалами у поясов и тяжелыми палками в руках медленно отошли от толстого бука, растущего за шатром де Брессе. Их лошади, уже оседланные, были привязаны неподалеку. Не прошло и нескольких минут, как они уже неслись следом за де Брессе.

Эдмунд, отъехав от реки, направился к лесу. Сейчас у него не было настроения размышлять об опасностях, подстерегавших одинокого всадника в чаще, так и кишевшей разбойниками, беглыми сервами, (Крепостные в средневековой Англии.) мелкими воришками и просто кровожадными убийцами. Сначала он ехал по широкой тропе, освещенной солнцем, пробивавшимся сквозь густой лиственный полог, но, заслышав сзади треск сучьев, свернул в зеленую сырость зарослей.

Однако какое-то шестое чувство предупредило его об опасности. Эдмунд повернулся и выхватил меч как раз в тот момент, когда первый из преследователей выскочил из-за деревьев справа от него. Кинжал нападавшего описал широкую смертоносную дугу, вонзившись в плечо Эдмунда сквозь кожаную куртку, и тот проклял свое легкомыслие, побудившее снять кольчугу. Меч уже был в его руке, и он отбил следующий удар с такой силой, что сбросил противника с коня. Но тут появился второй, с поднятым кинжалом. Завязался молчаливый поединок. Конь с подрезанным сухожилием свалился на землю, и Эдмунд едва успел спрыгнуть и удержаться на ногах. Теперь пришлось драться сразу с двумя, один из которых по-прежнему оставался в седле и со смертоносной точностью действовал палкой. Голова Эдмунда шла кругом от жестокого удара; кровь затекала в глаза и струилась из раны на плече. Дыхание со свистом вырывалось из груди, сердце сжималось холодной уверенностью неминуемого поражения. Прижатый к стволу дерева, он парировал выпад за выпадом до тех пор, пока глаза не застлало тьмой.

А Магдалена напрасно искала глазами черный с золотом юпон, украшенный соколом де Брессе, но, узнав голубую с серебром одежду де Жерве, почти мгновенно забыла обо всем остальном. Несмотря на свою откровенную нелюбовь к подобного рода развлечениям, она была необычайно довольна и горда, когда в конце схватки Гай оставался одним из немногих, удержавшихся в седле.

Она перегнулась через перила ложи, аплодируя вместе со всей публикой и стараясь поймать его взгляд. Он подъехал ближе, чтобы выразить почтение герцогу, и Магдалена торопливо сорвала еще одну розу, намереваясь бросить ее победителю, но в спешке занозила палец. Шип воткнулся под ноготь. Тихо вскрикнув, Магдалена сунула палец в рот, а когда боль немного утихла, было уже поздно. Гай с достоинством принял поздравления сюзерена и сидевших в ложе женщин, большинство из которых осыпало его цветистыми комплиментами. Магдалена, увидев, что его взгляд устремлен на одну из придворных дам герцогини, с упавшим сердцем уронила розу на пол ложи. Как ни грустно, но ей пришлось стать свидетельницей галантного флирта между леди Мод Уайзфорд и Гаем де Жерве. Леди была немногим старше Магдалены, недавно овдовела и считалась завидной невестой и будущей наградой герцогини Констанцы самому блестящему жениху. Однако Магдалена с величайшим неудовольствием взирала на хорошенькую вдовушку.

Гай заметил ее надутые губки, но посчитал это следствием необъяснимого отсутствия мужа. И что тут удивительного: любой даме не доставит радости смотреть на сражение, в котором не участвует ее рыцарь. Но не его дело доводить до сведения Магдалены приказ герцога, по крайней мере на публике. Это долг супруга, если только сам Джон Гонт не предпочтет просветить ее на этот счет.

Поэтому Гай погнал коня к своему шатру, намереваясь избавиться от бремени доспехов.

Муж предупредил Магдалену, что проводит ее в Савойский дворец, поэтому она осталась в ложе. Турнир проходил на вестминстерском ристалище, и зрители быстро расходились, стараясь добраться до дома, пока не стемнело. Герцогиня, зная, что муж велел Магдалене никуда не уходить, удалилась вместе с герцогом и теми дамами, которых не сопровождали их рыцари.

Время шло, но Эдмунд не появлялся. Два пажа тоскливо переминались поодаль. По земле протянулись длинные тени, слуги, старательно подметавшие ристалище, закончили работу и удалились. Наконец Магдалена вышла из себя и послала пажа в шатер Эдмунда, а сама продолжала сидеть, кипя от возмущения, слишком рассерженная, чтобы осознать странность подобного поведения мужа. Такая неучтивость была совершенно не в характере Эдмунда, но эта мысль не приходила в голову его супруге.

Паж нашел шатер сьера де Брессе опустевшим. Вокруг царила суматоха: челядь и оруженосцы складывали и убирали шатры и вещи господ, но сами рыцари уже разъехались. Паж не знал, что делать. Он получил строгий приказ не покидать леди, пока не появится сьер де Брессе, а его хозяин был короток на расправу с непослушными, но в то же время следовало как можно скорее проводить ее домой, пока солнце не скрылось за горизонтом. Но тут паж с облегчением увидел лорда де Жерве, выходившего из своего шатра с усыпанным драгоценными камнями кубком в руке. Лорд обладал несомненной властью над Эдмундом де Брессе и мог дать дельный совет.

Де Жерве выслушал взволнованный рассказ мальчика, кивнул и отослал его к леди Магдалене, наказав ждать его прихода, а сам допил вино, швырнул кубок своему пажу и зашагал к ложе герцога. Он предположил, что Эдмунд в порыве оскорбленной гордости, изнемогая от причиненной несправедливой обиды, ускакал, совершенно забыв о жене. Вполне понятный проступок в подобных обстоятельствах, но тем не менее непростительный и красноречиво говоривший о том, что Гай плохо воспитывал племянника.

Де Жерве нашел Магдалену в крайнем расстройстве. Она немедленно накинулась на него, как на главного виновника унизительного пренебрежения мужа супружескими обязанностями.

Гай терпеливо выждал, пока гневные речи иссякнут, а ярость Магдалены немного уймется, и только тогда спокойно заявил:

— Если вы уже высказались, мадам, тогда пора в дорогу. Скоро стемнеет, а со мной нет отряда воинов.

— Где Эдмунд? — глухо спросила она уже без всякого запала. — Не понимаю, почему он так поступил?..

Гай, выводя ее из ложи, наскоро рассказал о приказе Ланкастера.

— Он был вне себя и поэтому совершенно потерял голову.

— Ничего, я приведу его в чувство, — мрачно пообещала Магдалена, когда Гай усадил ее в седло. — И если ему запрещено ужинать во дворце, то меня это не касается. Я пойду в большой зал, а он пусть ест где заблагорассудится.

— Это не дело. Жена должна сострадать мужу, — пожурил Гай, правда, без особой убежденности. Эдмунд в самом деле заслуживал упрека.

— Но почему он решил биться насмерть со сьером де Ламбером? — неожиданно спросила она, едва они выехали на дорогу в сопровождении двух ее пажей и оруженосца де Жерве. Гай пожал плечами:

— Какая-то размолвка, которую не следовало решать на турнире. Они оба должны были лучше усвоить правила рыцарского поведения!

— Но де Ламберу разрешили участвовать в финальной схватке, — возразила Магдалена. Ее ярость немного улеглась, и, выслушав Гая, она немедленно приняла сторону мужа, считая, что с ним поступили нечестно.

— Верно, — согласился Гай, — но я в отличие от тебя не смею обсуждать решения его светлости.

Удалось ли ему пригасить ее любопытство? Оставалось надеяться, что Эдмунд сумеет найти правдоподобное объяснение. Правда, к этому времени оба знали, что вопрос о законном происхождении Магдалены решался в Риме, но она будет глубоко ранена сознанием того, что ее муж считает себя обесчещенным.

Нападение произошло, когда они добрались до отрезка дороги, вьющегося между зарослями ежевики и лавра. Воздух был напоен ароматом лавровых листьев, смешанным с густым запахом суглинка и трав. Разбойников было шестеро: все одеты в безрукавки, шоссы и крестьянские башмаки, но вооружены палками и ножами, как истые грабители. Они сразу же набросились на коней, пытаясь перерезать им сухожилия. У Гая и оруженосца имелись мечи и ножи, а у пажей — только кинжалы, которыми они пытались отразить атаку убийц, ловко увертывавшихся от всех попыток растоптать их конями. Гай с убийственным спокойствием действовал мечом, краем глаза подметив одну странность: эти люди скорее стремились уничтожить коней, чем самих всадников. Что ж, в этом есть некоторый смысл. Если Гай и его люди останутся пешими, их будет четверо против шести. Но вся эта шваль не выстоит против его смертоносного меча, не говоря уже о том, что и оруженосец, и пажи прошли воинскую тренировку и успели побывать в бою. Такая беспорядочная атака — просто безумие.

Одна из лошадей упала, но паж успел спрыгнуть, размахивая ножом. Тяжелая палка опустилась на запястье мальчика. Послышались хруст сломанной кости и крик, но в следующую секунду голова негодяя разлетелась надвое под мечом де Жерве.

Магдалена продолжала сидеть на дрожавшей кобылке, отчаянно пытаясь придумать, как помочь обороняющимся. С ней был только маленький усыпанный драгоценными камнями клинок, но что им можно сделать?

Пока что грабители игнорировали ее. Но это продолжалось недолго. Один из них с ошеломляющей быстротой ринулся к Магдалене, ловким, каким-то изломанным движением прыгнул в седло позади нее и, бешено пришпорив кобылку, одновременно ударил колючей веткой ежевики. Перепуганное животное рванулось по дороге, прочь от кровавой битвы.

Так им нужна Магдалена! Поэтому они и старались перебить коней, чтобы люди Гая не могли их преследовать! Должно быть, разбойникам хорошо заплатили за столь рискованное предприятие: ведь они наверняка знали, что гибель кого-то из шайки неизбежна.

Гнев и стыд охватили Гая. Ему следовало бы предвидеть нечто подобное. Борегары уже сделали первый шаг и не колеблясь пойдут дальше!

Он ринулся следом, но один из разбойников успел схватиться за узду и замахнулся ножом. Лошадь взвилась на дыбы, заржав от страха и боли, едва не сбросив седока, который был вынужден потратить драгоценные мгновения, чтобы расправиться с бандитом.

В первую минуту Магдалена, потрясенная случившимся, словно окаменела, ощущая горячую потную тяжесть человеческого тела. Прижав ее к себе, разбойник протянул руку, чтобы вырвать поводья. Ее лошадь, куда более сильная, чем Малаперт, словно пожирала милю за милей, и Магдалена с неожиданным ужасом поняла, что происходит. Этот злодей похищает ее, и никто не торопится пуститься в погоню!

Страх и отчаяние привели ее в чувство. Она ударила локтем в ребра незнакомца и с мрачным удовлетворением услышала тихий стон боли. Его хватка мгновенно ослабла, и Магдалена повторила прием, на этот раз целясь ниже, ему в живот. Потом, почти не сознавая, что делает, высвободила ноги из стремян, вывалилась из седла и успела вцепиться в толстую ветку. Лошадь ускакала. Горе-наездник судорожно цеплялся за поводья. В любую минуту он может остановить кобылу и вернуться за своей добычей!

Магдалена упала на землю, готовая бежать в заросли, но тут на дороге показался Гай де Жерве. Жеребец его был в ужасном состоянии: из раны на шее лилась кровь, с губ летели клочья пены, глаза дико закатывались. Гай промчался мимо, намереваясь уничтожить ее неудачливого похитителя, который едва держался в седле, сражаясь с обезумевшей кобылой. У разбойника даже не осталось времени помолиться. Вероятно, ему удалось только поймать безжалостный взгляд сузившихся синих глаз — предвестник гибели. Разъяренный гигант приподнялся в седле, нависая над ним и сжимая обеими руками рукоять меча. Отрубленная голова чудовищным мячом покатилась на землю. Магдалена оцепенело стояла у обочины дороги, наблюдая за бойней. Ее потрясенному взору открылась жуткая сцена. Казалось, повсюду валяются мертвые люди и кони. Только спустя несколько мгновений она поняла, что все люди Гая живы, а одна из упавших лошадей старается подняться. Паж со сломанной рукой привалился к дереву, едва дыша.

Гай повернул коня и спрятал в ножны окровавленный меч. Доскакав до Магдалены, он спешился и, увидев белое как снег лицо и пустые от страха глаза, ободряюще заметил:

— Ах, крошка, вижу, ты не только ловка, но и сообразительна. Однако успокойся. Все кончено.

Магдалена, прерывисто всхлипнув, бросилась ему на грудь. Гай невольно напрягся, ощущая ее мягкое, податливое тело, запах кожи с легким оттенком свежего пота, густой аромат волос. Но она дрожала, как напуганный котенок, и Гай не смог лишить ее того утешения, которое часто давал в детстве. Он обнял ее, и всхлип превратился в довольный вздох. Его мужская плоть дрогнула, отвечая на близость, и Гай резко отстранил Магдалену.

— Ну же, милая, у нас нет для этого времени. Ты просто молодец и очень мне помогла, но теперь следует поспешить в Савойский дворец. Дик нуждается в срочной помощи.

Отвернувшись от нее, он повел своего скакуна к маленькому отряду, ожидавшему его с двумя относительно здоровыми лошадьми, что-то мягко сказал Дику, обернул его руку платком и помог сесть на коня оруженосца. Оруженосец сел сзади. Второй паж вскочил на своего жеребца. Магдалене, очевидно, следовало подойти к кобылке, по-прежнему стоявшей на дороге с опущенной головой. Но путь преграждал обезглавленный труп, и Магдалену затошнило. К счастью, Гай понял, что она испытывает, и сам привел животное.

— Ты можешь ехать верхом, Магдалена? — осведомился он так мягко, словно кровавого кошмара последних минут вовсе не существовало.

Магдалена поколебалась. Если она скажет, что не в силах держаться в седле, он посадит ее перед собой. Но она отчего-то чувствовала, что он не хочет этого и всему причиной ее поведение. Поэтому она нерешительно улыбнулась.

— Да, господин мой, могу.

При виде этого жалкого, но храбро улыбавшегося личика Гай едва не поддался искушению презреть голос осторожности и подхватить ее на руки, как в прежние времена. Но эти времена давно остались позади, а Магдалена де Брессе стала олицетворением опасного соблазна. Он понятия не имел, как и когда это случилось, и знал только, что ничего нельзя поделать.

— Ты наделена отвагой истинных Плантагенетов, — со спокойным одобрением заметил он, подсаживая ее в седло.

Магдалена посчитала это одобрение недостойной заменой тому счастью физической близости, которого жаждала, но смирилась с тем, что имела.