ГЛАВА 11

Прошло еще полчаса, после чего модистка последовала за Кристофом.

– Слава Богу, это кончилось, – сказала Арабелла.

Джек смотрел на нее и слегка хмурился:

– Тебя действительно все это так мало интересует, Арабелла?

Она пожала плечами:

– Да не особенно. А это имеет значение?

Он не ответил, только продолжал задумчиво созерцать ее, чуть постукивая по губам двумя пальцами. Потом тряхнул головой, будто стараясь отбросить какие-то мысли.

Она подошла к нему, обвила руками его шею.

– Может, мы теперь продолжим то, что начали раньше?

Она провела рукой по его седой пряди, мыском ниспадавшей на лоб. Эта прядь ее зачаровывала.

Он обнял ее за талию и поцеловал в губы, потом неохотно взял ее за руки, заставил их опустить так, что они оказались по обе стороны ее тела, и удержал в этом положении.

– Не сейчас, Арабелла, мне надо уйти.

Выражение его глаз изменилось. Они утратили теплоту и юмор. Теперь в их холодной серой глубине не было и признаков желания.

– Уйти? – В этом вопросе прозвучало удивление и недовольство, и она тотчас же осознала свою ошибку. – Но ведь тебя не было все утро.

Его взгляд стал непроницаемым, он выпустил ее руки и отстранился от нее.

– Мне надо повидаться с друзьями, – сказал он спокойным невыразительным тоном. – Кроме того, у меня есть дела. Меня слишком долго не было в городе.

– Да, конечно, – согласилась она, и теперь ее голос звучал так же ровно и спокойно, как его: – Ты придешь к обеду?

– Едва ли, – ответил он, направляясь к двери, соединявшей их спальни. – Вероятно, я буду у «Брукса» и засижусь за игрой допоздна.

– Возможно, это к лучшему, потому что я собиралась провести вечер в оранжерее со своими орхидеями, – сказала Арабелла, прилагая усилия к тому, чтобы ее голос звучал бодро и спокойно.

– Если ты еще не будешь спать, я приду к тебе, когда вернусь домой. – У двери он обернулся, улыбнулся и пожелал ей приятно провести вечер. Арабелла осталась стоять посреди комнаты. Он собрался к своей любовнице. Она знала это так же верно, как если бы он сам рассказал ей об этом. И не было ничего, что она могла бы сделать. Она даже не имела права возражать, потому что согласилась, чтобы его связь продолжалась, и обещала не вмешиваться.

Но это произошло слишком скоро. В Лондоне они пробыли едва ли полные сутки. Теперь она осознала, что в глубине души лелеяла надежду на то, что их взаимная страсть удовлетворит его.

Арабелла покачала головой. Ну и дура же она была! Наивная дура! Но больше эта глупость не повторится. И никогда впредь она ничем не покажет ему своей заинтересованности в его личных делах.

На углу Кэвендиш-сквер Джек окликнул наемный экипаж и, усевшись, приказал:

– На Маунт-стрит.

Он откинулся на спинку сиденья, теребя эфес своей рапиры. Лицо его было сумрачным. Было чертовски неприятно, что сегодня он должен был повидать Лили. Но простая учтивость, не говоря уже о его обязательствах, требовала, чтобы он не оставлял ее в тщетном ожидании. Он написал ей и сообщил о своем браке, но не счел нужным вдаваться в подробности. После его визита в клуб «Брукс» она не могла не узнать о том, что он вернулся в Лондон. Всем было об этом известно, и Лили, должно быть, ожидала его.

Экипаж остановился перед высоким домом с двумя подъездами. Черные железные перила ограждали с обеих сторон невысокое крыльцо с широкими ступенями, ведущими к входу. Джек расплатился с владельцем экипажа, и на мгновение его взгляд задержался на фасаде дома, потом он поднялся по ступенькам. Тяжелые занавеси на окнах гостиной слегка дрогнули, и в окне промелькнула неясная фигура. Лили была дома.

Он взял тяжелый медный дверной молоток. Лакей, открывший ему дверь, отдал поклон привычному гостю.

– Ее милость дома, ваша светлость.

Дворецкий приблизился приветствовать его, но Джек отмахнулся от него и прошел через холл к лестнице на второй этаж.

– Я сам о себе доложу.

Слуга отступил и стушевался. Его светлость Сент-Джулз был частым гостем в доме графа Уорта, что избавляло от формальностей.

Графиня Уорт сидела на диване, обитом парчой, когда визитер вошел в гостиную. Она была одета по-домашнему, как обычно, когда проводила вечер в неформальной обстановке, – в свободное шелковое неглиже. На голове ее был крошечный кружевной чепчик, едва прикрывавший напудренные локоны. Она делала вид, что читает, но ни ее туалет, ни занятие не могли обмануть Джека. Лили проводила долгие часы за туалетом, чтобы обрести свой восхитительный облик.

Она подняла глаза от книги, закрыла ее, придерживая пальцем место, где прервала чтение, чтобы позже найти его, и улыбнулась Джеку:

– О, Джек, как мило! Это сюрприз.

– Чепуха, – ответил он с едва заметной улыбкой, приближаясь к ее дивану по турецкому ковру. – Ты знала, что я сегодня приеду.

Она протянула ему руку, он принял ее и чуть коснулся губами кончиков ее пальцев. Она сжала его руку и потянула его к себе. Он поцеловал ее в губы, но поцелуй был легким, скорее дружеским и вовсе не страстным, к которому она приглашала его всем своим видом и которого ожидала.

Он выпрямился, но продолжал держать ее за руку и, хотя улыбался, глаза его заволокло легкой тенью.

– Ты совершенна, как всегда, моя дорогая Лили. Новая прическа тебе к лицу.

– Но ведь ты пришел не для того, чтобы говорить мне комплименты, Джек, – сказала она, и ее тонкие выщипанные брови сошлись над переносицей.

– Невозможно не сказать тебе комплимента, Лили, – галантно заявил он, выпуская ее руку.

Он наклонился и разгладил указательным пальцем морщинки у нее на лбу, стирая мрачность.

– Не хмурься, моя дорогая. Ты ведь не хочешь, чтобы у тебя появились морщины. Они так старят.

Несмотря на свой испуг при виде его холодности, она слегка расслабилась и попыталась стереть со лба признаки беспокойства.

– Итак, ты теперь женатый мужчина, – сказала она, – делая усилие, чтобы голос ее звучал непринужденно. – Право же, я не ожидала, что ты падешь жертвой брачных уз, Джек, и, думаю, все в этом сомневались.

Он вынул из кармана табакерку, продолжая нежно смотреть на Лили.

– В конце концов, все мужчины женятся.

Он взял щепотку смеси свободной рукой, повернул ее руку запястьем к себе и высыпал табак на нежную кожу с проступавшими под ней голубыми жилками. Потом поднес ее запястье к носу и вдохнул ароматный порошок. Этот жест говорил об интимности любовников и успокоил Лили. Она испытывала слабое, едва ощутимое опасение, что он пришел сказать ей о том, что порывает их связь.

Она спросила, стараясь говорить непринужденно и буднично:

– Ты привез в Лондон жену?

– Да, она в доме на Кэвендиш-сквер.

Он подошел к камину и стоял теперь спиной к нему:

– Так как дела у тебя, Лили? Как Уорт?

– О, такой же нудный, как всегда, – ответила она со вздохом, бросая книгу на пол, будто отторгая злополучного графа. – С ним так трудно, когда речь заходит о моих долгах. Я недавно проиграла всего тысячу гиней в Девоншир-Хаусе, сущий пустяк, Джек, и можешь ли поверить, он отказался заплатить мой долг!

Она развернула веер и принялась томно обмахиваться им, пристально глядя на герцога поверх него.

– О, это легко поправить, – сказал Джек. – Я немедленно выпишу тебе чек.

Он подошел к наборному инкрустированному письменному столу и принялся быстро писать, потом посыпал написанное песком, прежде чем сложить и вручить ей листок.

– Ты так добр ко мне, – сказала Лили нежно, протягивая руку к столику возле дивана, чтобы взять шкатулку с драгоценностями, с изящно расписанными вставками севрского фарфора на крышке.

Она положила чек в нее. Разумеется, она не хотела оставлять эту бумажку на глазах у мужа.

– Иди и сядь возле меня, Джек. – Она похлопала рукой по обивке дивана. – Я хочу все узнать о твоей жене. Сплетники утверждают, что она скучная личность, настоящая полевая мышь.

Джек не двинулся с места, не сделал ни шагу от камина, возле которого стоял. Он улыбнулся, но эта улыбка не вселила в Лили уверенности.

– Моя дорогая, я не стану обсуждать свою жену ни с тобой… и ни с кем другим.

– О, как ты щепетилен! – фыркнула она. – Ведь ты с удовольствием рассуждал о том, какая жена тебе подойдет.

– Верно. Но есть разница между абстрактными рассуждениями на эту тему и болтовней о самой леди. Я уверен, что ты поймешь меня.

Улыбка все еще не покидала его лица, но серые глаза стали непроницаемыми и смотрели на нее бесстрастно.

– Думаю, ты не будешь возражать против моего визита к ней? – спросила Лили с лукавой улыбкой. – Если, конечно, не собираешься держать ее как узницу в доме на Кэвендиш-сквер. Она появится в обществе?

– Моя жена уже появлялась как дебютантка в обществе десять лет назад, – сказал Джек, беря с каминной полки нефритовую шкатулку для визитных карточек. – Не сомневаюсь, что она будет принимать визитеров, как только обживется здесь. Какая прелестная вещица! – Он поднес шкатулку к свету. – Я не видел ее прежде.

– Я ее приобрела по случаю. Она была выставлена в качестве выигрыша на пари, и я ее выиграла, – ответила Лили нетерпеливо. – А когда твоя жена…

– Мои поздравления, дорогая, – сказал Джек, ставя шкатулку на место. – Это ценная вещица.

Он сел, опираясь рукой о подлокотник стула и непринужденно скрестив ноги. Улыбка все еще не сходила с его уст.

Лили раздраженно думала, что эта встреча оборачивалась для нее вовсе не так, как она ожидала. Она надеялась на уютную беседу, рассчитывала посплетничать о его молодой жене в таком же духе, как они болтали раньше о его возможной женитьбе. Разумеется, несмотря на ее протест, Лили знала, что в конце концов Джек женится. Он нуждался в наследниках, а она не могла ему их дать.

– Не дуйся, Лили, тебе это не идет, – сказал герцог, и улыбка едва тронула его глаза. – В этом нет ни малейшей нужды. Я не стану обсуждать свою жену с тобой. И покончим с этой темой. Итак, расскажи мне, что новенького в городе.

– Насколько я знаю, только ты, – ответила графиня.

Она поднялась с дивана, окутанная прелестным облаком бледного шелка и кружев, и поплыла к нему, протягивая руки.

– Иди сюда, Джек, я не видела тебя несколько недель, а ты нелюбезен со мной.

Она опустилась ему на колени с легкостью бабочки, положила руки ему на плечи и поцеловала его.

– Разве так не лучше?

Лили потерлась щекой о его щеку.

Джек вдыхал ее аромат. Он был вовсе не похож на легкий запах розовой воды и лаванды, исходивший от Арабеллы, обычно смешанный с изрядной дозой здорового духа свежей плодородной земли. Это сравнение его обескуражило. Нежное тело и соблазнительный аромат Лили прежде всегда возбуждали его.

Он поцеловал ее в шею, потом нежно, но твердо отстранил и сказал с улыбкой:

– Прости, любовь моя, у меня мало времени.

Она смотрела на него с изумлением и некоторым испугом.

– Но, Джек, время есть всегда, и нас никто не потревожит. Можешь не сомневаться, что лакей скажет Уорту, что у меня гость, если он вернется раньше времени, и ты же знаешь, он ни за что не войдет сюда.

Джек покачал головой и поднялся на ноги:

– Прошу прощения, моя дорогая, но я должен идти.

– Вероятно, тебя ждет твоя полевая мышь, – сказала Лили, на мгновение показав свои коготки.

Он ответил хмурым взглядом и с легким упреком покачал головой:

– Полегче, Лили.

Лили разгневалась. Ее синие глаза загорелись мрачным огнем, уголки красивого рта опустились, и гримаса эта была отнюдь не привлекательна. Но она была слишком умна, чтобы расстаться с ним на этой угрюмой ноте.

Она печально улыбнулась и сказала:

– О, прости меня, дорогой, пожалуйста, прости, Джек.

Ее изящная белая рука легла на его руку. Ногти были длинными и безупречной формы.

Джек положил свою руку поверх ее и тотчас же вспомнил неровные ногти своей жены с землей под ними.

– Мне нечего тебе прощать, Лили.

– О, я же вижу, что ты недоволен.

Она улыбнулась через силу трепетной неуверенной улыбкой.

– Я так ждала нашей встречи. Прошло столько недель и… ладно…

Она приподняла свои безупречно округлые плечи жестом, в котором сочетались смирение и чувственность, и при этом движении на мгновение в украшенном кружевами вырезе неглиже показались ее груди.

И на миг Джек испытал искушение, но оно было мимолетным и тотчас же прошло – скорее это было краткое воспоминание о прошлом, и он понял, что не стоит продолжать это свидание. Он взял ее руки в свои и поцеловал их.

– Мы еще наговоримся, Лили.

Он сжал ее руки на прощание и вышел. Она слышала, как затихают его быстрые шаги, удаляясь от нее по коридору.

Лили скрестила руки на груди и стала рассеянно смотреть на огонь. Она никогда не верила, что брак по расчету может отнять у нее любовника. Когда они обсуждали такую возможность, всегда было ясно, что это ничего не изменит в их отношениях. Она должна была увидеть эту женщину собственными глазами. Насколько опасной соперницей она была? Эта полевая мышь.

Лили оглядела себя в зеркале в золоченой раме, висевшем над камином. Ее кожа была безупречна, губы красные, а глаза чистой небесной синевы. Нет, решила она. Она не потерпит соперницы. Нынче она совершила несколько промахов. С Джеком следовало вести себя осторожнее. Она всегда это знала. А сегодня она показала ему свою потребность в нем. И нужда в Джеке основывалась не только на удовольствии, которое он доставлял ей, но и на глубине его карманов и присущей ему щедрости.

Джек остановился возле ее дома в сгущающихся сумерках раннего вечера, вдыхая свежий, чуть морозный воздух. Чувствовался едва заметный запах угля и конского навоза, когда лошади, запряженные в проезжавшие мимо экипажи, поднимали хвосты на узкой улице перед домом и оставляли на булыжной мостовой дымящиеся кучи. Крики уличных торговцев смешивались с громыханием колес и воплями мальчишек, слоняющихся по аллеям. Город был шумным и сочился испарениями, но не кровавыми. Его шум не был похож на крики парижской толпы, призывающей к мщению, на громкие возгласы торжества по поводу еще одной павшей на плахе головы аристократа. Ноздри его расширились при этих воспоминаниях, и он подумал, сможет ли когда-нибудь отделить в своей памяти Шарлотту от этих кровавых образов. Наступит ли день, когда он сможет думать об Арабелле, не связывая ее с тенью Фредерика Лэйси?

Он поднял глаза на фасад ухоженного дома Уорта. Оконные стекла сияли, краска была свежей. Почти такой же, как краска на щеках Лили.

Черт возьми! Ему казалось, что его сорвало с якоря. Лили околдовала его. Он всегда наслаждался ее обществом и считал цену за него, когда он оплачивал ее карточные долги, вполне оправданной, вплоть до каждого истраченного на нее пенни. Но не сегодня. Она, это хрупкое произведение искусства, столь украшавшее их связь, нынче потеряла для него всю свою привлекательность.

– Сент-Джулз, я слышал, что вы в городе.

Это веселое приветствие вывело его из задумчивости, и он с трудом выдавил из себя учтивую улыбку, одарив ею графа Уорта, как раз подходившего к дому с тыла, со стороны конюшен.

– Ездил верхом в Ричмонд, – сообщил ему граф. – Прекрасный денек выдался для такой прогулки. Почувствовал себя рыцарем.

– Да, погода славная, – согласился Джек, отвечая графу поклоном на поклон. – Все хорошо, Уорт? Вы благополучны?

– О да, как огурчик, – ответил граф, взмахивая хлыстом для верховой езды. – Видели миледи?

Ничто в выражении его лица не обнаруживало, что он знает, что происходит под его кровом.

– Да, – просто ответил Джек. – Я нашел леди Уорт в добром здравии.

Тут он вспомнил о потомстве Уорта и спросил о его детях. Лили он не задал ни единого вопроса о молодом поколении. Материнские чувства Лили проявлялись от случая к случаю, если на нее находил такой стих.

Но граф был преданным родителем и никогда не скрывал своей любви к детям. Лицо Уорта просветлело.

– О, они в порядке, Фортескью. Розовые, как яблочки, и игривые, как щенята. Благодарю вас, что спросили. Юный Джорджи доводит свою гувернантку до отчаяния… Он полон задора. Такой забияка!..

– Рад это слышать, – сказал Джек.

Он поклонился, показывая, что собирается уйти, но граф не был к этому готов.

– Я слышал, вы приехали в Лондон с женой, – сказал граф, сияя улыбкой. – Примите мои поздравления. Кажется, она сестра Данстона?

– Да, леди Арабелла – его сестра, – ответил Джек.

В теплоте графа он не усмотрел ничего, кроме добродушного юмора. Граф не был и вполовину так умен, как его жена, но и он мог связать самоубийство Данстона и брак его сводной сестры с человеком, который довел несчастного до этого.

– Да, да, я забыл ее имя. Помню, встречал ее, когда она приезжала на один сезон в Лондон… Славная девушка. Конечно, вы правильно поступили, Фортескью.

И все еще сияя улыбкой, граф отвесил Джеку поклон и направился к двери дома.

Помахивая тростью, Джек двинулся дальше. Он подумал, что приветливость графа как-то связана с его мыслью о том, что любовник его жены теперь обзавелся собственной и, возможно, оставит в покое Лили. Эта мысль была здравой и, пожалуй, для такого предположения были все основания.

К своему изумлению, он очутился возле своего дома на Кэвендиш-сквер. Джек так глубоко задумался, что не заметил, куда идет. Он полагал, что собирается провести вечер в клубе «Брукс», но, похоже, ошибся.

Покачав головой с озадаченным видом и насмешливой улыбкой, относящейся к себе самому, он поднялся по ступенькам к парадной двери, открывшейся ему навстречу.

– Ее светлость в оранжерее, Тидмаус? – спросил он, освободившись от трости, шляпы и перчаток.

– Нет, ваша светлость. Она провела там два часа со своими цветами, а потом повела собак на прогулку, – сообщил ему дворецкий, сумев выразить неодобрение, не меняя бесстрастного выражения лица.

Джек нахмурился:

– Куда она пошла?

– Ее светлость упомянула Гайд-парк.

Тидмаус почтительно положил перчатки герцога на серебряный поднос на пристенном столике.

– Кто ее сопровождает?

– Ее светлость пошла одна… если, конечно, не считать собак. – Нотка неодобрения в его голосе прозвучала более отчетливо.

– Понимаю. Дай мне перчатки и шляпу.

– Да, ваша светлость.

С полной серьезностью Тидмаус передал хозяину эти предметы туалета.

– Когда ушла герцогиня? – спросил Джек, натягивая перчатки.

– Около часа назад, ваша светлость.

Тидмаус направился к входной двери, открыл ее и с поклонами проводил герцога на улицу.

Джек обошел площадь, пытаясь угадать, по какой дороге отправилась в парк его жена. К этому времени уже стемнело, и постовые с факелами начинали патрулировать улицы. Ночью парк был опасным местом, как, впрочем, и днем некоторые его затененные уголки, и Джек вовсе не был уверен, что Бориса и Оскара можно было считать надежными защитниками. Выглядели они довольно свирепыми и могли убедительно зарычать, но у него было подозрение, что внутри эти собаки были нежными, как масло.

Ведь ночью опасен не только парк, размышлял Джек со все возрастающим беспокойством. Для одинокой и по всем признакам богатой женщины рискованно было появляться и на вечерних улицах. О чем она думала, если в Лондоне вела себя, как в своей родной деревне? Невольно шаги его ускорились, а раздражение переросло в гнев, когда он свернул на Генриетта-плейс и там в полумраке заметил ее, а точнее сказать, собаки увидели его. Они побежали ему навстречу, возбужденно лая и виляя пушистыми хвостами.

– Место, – сурово приструнил он их, когда они попытались прыгнуть на него. – Арабелла, что ты делаешь и о чем думаешь?

Арабелла, поравнявшись с ним, остановилась, слегка запыхавшаяся, оттого что пыталась догнать возбужденных собак. Холодный воздух разрумянил ее щеки, волосы разметал ветер. От творения месье Кристофа остались одни воспоминания.

– Я пошла прогуляться, – ответила она. – Собакам требуется разминаться дважды в день, а выпустить их одних невозможно. Мы ходили в парк.

– Разве тебе неизвестно, что нельзя гулять без провожатого? – спросил он, и его гнев еще усугубился, несмотря на облегчение.

– При мне собаки, – сказала она, озадаченная его очевидным раздражением. – Они никому не позволят приблизиться ко мне.

– А тебе не приходило в голову, что человек с ножом может расправиться с ними без труда? – спросил он с нескрываемым сарказмом.

Арабелла нахмурилась:

– Я думала, ты проведешь весь вечер в клубе.

– Не пытайся сменить тему, – парировал он. – Не говоря об опасности, которую представляют такие прогулки в парке без провожатых, так поступать не принято. Женщины в твоем положении не бродят по улицам Лондона, как цыганки.

– О, Джек, даже если бы я согласилась с такой чепухой, меня бы никто не узнал. Ведь в Лондоне я ни с кем не знакома. – Она рассмеялась. – Будет тебе. Не стоит так уж строго придерживаться этикета. Ведь именно ты настаивал на том, чтобы мы делили кров, а я, если помнишь, была тогда беззащитной незамужней женщиной.

Теперь наступила очередь Джека хмуриться при этом неприятном для него напоминании. Ему вовсе не хотелось, чтобы весть об этом его поступке распространилась всюду, какими бы причинами это ни было вызвано. Теперь у него были основания не желать относиться к своему прошлому легкомыслию с юмором, как теперь Арабелла. Она была права: вдруг он стал ревностным поборником правил хорошего тона.

– Но дело не только в этом, – сказал он, пытаясь удержать беседу в нужном для него русле, не отвлекаясь на другое. – Теперь все изменилось, и ты должна это понимать.

Арабелла взяла его под руку.

– Очень хорошо, – сказала она миролюбиво, побуждая его повернуть назад, к дому. – Обещаю, что, как только войду в этот мир высшего общества и моды со всеми своими туалетами в стиле Директории и прическами а-ля грек, я стану воплощением добропорядочности и хороших манер. Но пока я здесь инкогнито и буду гулять где захочу, ограничиваясь только обществом собак и своим собственным.

– После наступления темноты ты никуда не будешь выходить без провожатых, – заявил он. – Поймите это, мадам.

– Да, ваша светлость. Нет, ваша светлость, – поддразнила она со смехом.

Похоже было, что, несмотря на досаду, он становился самим собой. Глаза его потеплели и обрели прежнее выражение.

– Почему ты отказался от мысли проиграть нынче вечером свое состояние?

Джеке изумлением осознал, что проявил всю возможную покладистость, на какую был способен.

– Я передумал, – сказал он. – Решил пообедать со своей женой, которая, как я ожидал, возится с орхидеями, а не бродит ночью по улицам. Кстати, как они себя чувствуют? Выживут?

Внезапно Арабелла стала воплощением серьезности.

– Не могу быть уверена, – ответила она, и ее непокорные брови сошлись над переносицей. – В следующие два дня они могут погибнуть. Поэтому буду неусыпно наблюдать за ними.

– Разумеется, – согласился он с не меньшей серьезностью. – Будем надеяться на благополучный исход.

– Да и в самом деле будем, – ответила Арабелла в счастливом неведении того, что его внимание к ее любимым орхидеям не было вызвано искренним беспокойством о них. – Почему ты передумал? – спросила она, возвращаясь к затронутой теме.

Джек и сам не знал почему.

– Я вспомнил, что у нас осталось незаконченное дело, – ответил он небрежно.

– Да, так и есть, – согласилась Арабелла.

ГЛАВА 12

– Добрый вечер, ваша светлость, – сказал Тидмаус, придерживая створки открытой двери и кланяясь, пока Арабелла входила в холл.

Он выпрямился и обратился к герцогу:

– Ваша светлость, будете обедать дома?

– Да, благодарю вас, Тидмаус.

Джек бросил взгляд на Арабеллу, и в глазах его она заметила искорки веселья. Она в этот момент старательно изучала портрет давно почившего герцога Фортескью, кавалера шестнадцатого века, храня серьезную и торжественную мину.

– Думаю, мы пообедаем наверху, в будуаре ее светлости. Ее светлость немного утомлена после долгой прогулки.

Арабелла открыла было рот, чтобы опровергнуть эту клевету, но тотчас же заметила лукавый блеск в серых глазах Джека и только скромно улыбнулась.