– Что же! Это обнадеживает, – заметила Констанс сухо. – Еще чаю?

Пруденс передала ей свою чашку. Констанс сразу заметила, что сестра без всякого энтузиазма отнеслась к предстоящей сделке. Но почему? Ведь это ее идея – найти их адвокату жену. Блестящее решение почти неразрешимой финансовой проблемы. Но ни одна женщина, которую предлагали ее сестры, не казалась ей подходящей. И Пруденс решила, что у нее плохое настроение. Да, она подавлена и угнетена. Чем больше она думала о предстоящем судебном процессе, тем меньше у нее оставалось надежды одолеть их врагов.

Констанс и Честити обменялись взглядами. Происходило нечто странное с их сестрой. Пруденс всегда твердо держала в руках бразды правления, не сбиваясь с курса. Ее сестры были склонны к порывам и фантазиям. У Пруденс здравый смысл всегда брал верх над эмоциями. Но по неизвестной причине сегодня она была сама не своя.

– Простите, мадам. – В дверях появилась горничная: – Фред только что доставил это для мисс Пру. – Она протягивала письмо. – Оно пришло на Манчестер-сквер, и мистер Дженкинс прислал его сюда, подумав, что, возможно, оно важное.

– Благодарю вас, Бренда.

Констанс взяла письмо и посмотрела на конверт.

– От сэра Гидеона Молверна, королевского советника. – Она передала письмо Пруденс. – Он не теряет времени. Верно?

Пруденс вскрыла конверт и развернула письмо.

– Он сообщает, что получил срочное подтверждение от поверенных Беркли о том, что признан официальным защитником в деле Беркли против «Леди Мсйфэра». – Она подняла глаза на сестер: – Гидеон пишет, что отправил им письмо нынче днем. Они ответили моментально. Что бы это могло значить? – Пруденс нахмурилась.

– Хоть бы скорее покончить с этим делом, – сказала Констанс.

– А о чем еще говорится в письме? – спросила Честити.

– Гидеон сообщает, что поверенные Беркли просят провести слушание побыстрее и он не собирается это оспаривать. Назначил мне вечером встречу, чтобы начать подготовку дела. – Она передала письмо Честити. – Ты ведь предполагала, что он постарается затянуть процесс? Пока у нас нет оснований обвинять его в этом.

– Мы еще не просмотрели бумаги отца, – сказала Честити и, стараясь успокоить сестру, положила руку ей на плечо. – Сделаем это при первой же возможности.

Пруденс кивнула:

– Знаю. Но события развиваются слишком быстро.

– Нам потребуется не меньше месяца, чтобы собрать все необходимые бумаги, – сказала Констанс. – За одни сутки этого не сделаешь.

– Разумеется, – согласилась Пруденс, натянуто улыбнувшись. – Поэтому, думаю, лучше послать ему записку и... сообщить, что я буду... Кстати, где он назначил мне встречу?

Она перечитала письмо.

– На Пэлл-Мэлл-плейс, в доме номер семь. Странно, я думала, мы встретимся у него в конторе.

– Возможно, у него есть еще одна контора, – предположила Честити.

Пруденс пожала плечами.

– В семь часов я это узнаю.

– Он ни словом не обмолвился в письме об обеде, – заметила Констанс.

– Значит, встреча чисто деловая, – резко сказала Пруденс. – К тому же он не собирается присылать за мной своего шофера.

– Итак, тебе не придется отражать нежелательные атаки, – пробормотала Честити.

Пруденс промолчала, потом холодно произнесла:

– Если папе не нужен экипаж нынче вечером, я возьму Кобема, чтобы отвез меня в ландо и приехал за мной в восемь. Так что к обеду я буду дома. Для адвоката часа вполне достаточно. А для меня тем более, – добавила она.

– Ты собираешься захватить список? – спросила Честити, указывая на свой блокнот. – Или по крайней мере спросить его, есть ли у него какие-нибудь особые пожелания?

– Я не стану брать список, но о пожеланиях спрошу, – ответила Пруденс, вставая. – Нам пора домой, Чес. Скоро пять. Ты сегодня обедаешь дома, Кон? – обратилась она к сестре.

– Нет, в доме номер десять, – ответила Констанс, имея в виду официальную резиденцию премьер-министра, и театрально вздохнула.

– Но ведь это большая честь, – промолвила Пруденс. – А что, предполагается что-то важное?

Констанс улыбнулась:

– Не знаю. Макс ничего не говорил. Но интуиция мне подсказывает... просто интуиция...

– Неужели речь идет о посте в кабинете министров? – спросила Пруденс.

– Я же сказала, Макс нем как рыба.

– Но он его вполне заслуживает, – заявила Честити, обнимая сестру.

– Будем надеяться, ситуацию не осложнит тот факт, что у него жена-суфражистка, – без обиняков заявила Пруденс в своей обычной манере.

Констанс скорчила гримаску.

– Мы преодолеем это препятствие, когда приблизимся к нему.

– Разумеется. – Пруденс поцеловала ее. – Поговорим завтра. Обменяемся впечатлениями о вечере.

Констанс рассмеялась и проводила их до двери. Макс как раз подъехал к дому, когда сестры прощались, стоя на верхней ступеньке лестницы. Он взбежал наверх.

– Вы обе уходите?

– Ты пришел как раз к чаю, – сообщила Пруденс.

– Задержитесь на минутку, я скажу Фрэнку, чтобы отвез вас, прежде чем поставит машину в гараж.

Он поцеловал жену, поспешил в дом и позвал слугу.

Около семи Пруденс села в ландо, приветливо улыбнувшись пожилому кучеру:

– Как лошади, Кобем?

– Отлично, мисс Пру, – ответил он. – Готовы отправиться на покой на пастбище, как и я.

Он щелкнул кнутом, и две ухоженные гнедые лошадки понеслись резвой рысью по площади.

– Похоже, им еще рано отдыхать и щипать травку, – заметила Пруденс, – как и тебе. Ты выглядишь весьма бодрым.

– Спасибо, мисс Пру, на добром слове. Но что ни говорите, скоро мне стукнет семьдесят. Пора на покой в славный маленький коттедж на лоне природы.

Пруденс почувствовала, что Кобем не шутит. Он имеет полное право уйти на покой и получать пенсию, поселившись в маленьком коттедже за городом. Но в их бюджете не предусмотрена пенсия, и это будет слишком накладно. Ее ум заработал быстро, подсчитывая возможные расходы, складывая и вычитая. Она с трудом могла наскрести денег, чтобы еженедельно выплачивать Кобему его жалованье, хотя теперь, в эпоху моторизованных омнибусов и обилия наемных кебов, они вполне могли обойтись без кучера, не говоря уже о том, что держать лошадей в Лондоне стоило целое состояние. Но было совершенно немыслимо дать отставку славному старику.

Однако если отправить лошадей в Ромзи, в загородные владения Дунканов, это обойдется намного дешевле. Она сможет сдать конюшню на Манчестер-сквер. Конюшни теперь перестраивают и превращают в гаражи для новых моторных экипажей, то есть авто, которые вошли в моду в Лондоне. Это принесет некоторый доход, и тогда можно будет выплачивать Кобему пенсию. А если бы он поселился в их поместье в Ромзи и жил там бесплатно, на его содержание хватило бы и половины его лондонского жалованья – оно, вероятно, равно сумме, которую можно получить за сдачу конюшен в аренду. Кобем жил бы в достатке, а семейные финансы от этого только выиграли бы.

– Ты уже подумал, Кобем, где хотел бы поселиться? – спросила она.

– Жена хотела бы обосноваться в старой деревне, – ответил кучер, придерживая лошадей на скользкой булыжной мостовой. – Мы достаточно пожили в Лондоне. Она скучает по сестре.

Пруденс кивнула. Жена Кобема была родом из Ромзи. Казалось просто невероятным, что Кобем, лондонец до мозга костей, согласился работать в поместье на семейство Дунканов.

– По дороге в Линдхерст пустует коттедж, если тебя это устроит. Платить за аренду не придется. Это будет часть твоей пенсии.

Наступило молчание, кучер покусывал свои усики.

– Решим так, мисс Пру, – сказал он после короткой паузы. – Посоветуюсь с женой и дам ответ.

– Ладно. Тогда и обсудим все более подробно.

Пруденс откинулась на сиденье с чувством выполненного долга. Ландо свернуло с широкой магистрали Пэлл-Мэлл в тихий тупичок, по обе стороны которого стояли высокие узкие дома.

– Номер семь, мисс Пру.

Кобем осадил лошадей и оглянулся на Пруденс.

– Да, похоже на то, – согласилась Пруденс, оглядывая дом в георгианском стиле с пресловутым веерообразным окном над черной парадной дверью, к которой вело крыльцо с белыми ступеньками и черными перильцами. Дверь была двустворчатой, по обе ее стороны фасад украшали окна-эркеры. Это не могло быть модным клубом для избранных. Это, несомненно, была резиденция сэра Гидеона Молверна, королевского советника. Он снова приготовил для нее сюрприз, застав врасплох и сбив с толку.

Кобем опустил подножку и открыл дверцу.

– Благодарю тебя, Кобем. Заедешь за мной к восьми?

– Конечно, мисс Пру. – Он закрыл дверцу и поднял подножку. – Раз вы всего на час, пропущу кружку пива в «Черном псе», в том пабе, что на Джермин-стрит, если вы не против.

– Конечно, не против, – сказала она, направляясь к двери. – Через час.

Она подняла сверкающий дверной молоток в форме головы льва и громко постучала.

Дверь тотчас открыл сам сэр Гидеон, еще не сменивший свой утренний костюм на другой, как будто он только что вернулся из конторы. И Пруденс порадовалась, что на ней был тот же туалет, что и утром.

– Экипаж? – удивился он, глядя на отъезжающего Кобема. – Держать лошадей в Лондоне дорого.

Он отступил, пропуская ее в дверь.

– Да, – согласилась Пруденс, проходя внутрь. – Но ничто не сравнится с автомобилем. Поверьте, я думала об этом. Мой отец очень хотел приобрести автомобиль, пока не понял, насколько это ненадежно.

Она стягивала перчатки, одновременно оглядывая обстановку. Неброско и элегантно, подумала Пруденс.

– Да, автомобиль непредсказуем, – согласился сэр Гидеон, приветливо улыбаясь. – Могу я взять ваше пальто?

– Благодарю вас.

Она сунула перчатки в карманы и движением плеч сбросила пальто.

– Вы даже дома занимаетесь делами, сэр Гидеон?

– Только в нерабочее время, – сказал он, жестом указав на открытую дверь в глубине холла. – Из-за недостатка времени, мисс Дункан, приходится жертвовать досугом, а гораздо удобнее заниматься делами дома.

Пруденс направилась к указанной двери и оказалась в уютной библиотеке. Здесь пахло сигарами, кожей и дубовой мебелью. На отполированном до блеска дубовом полу лежал обюссонский ковер, на высоких окнах висели темные бархатные портьеры, еще не задернутые, несмотря на то что уже смеркалось. Три из четырех стен занимали книжные шкафы, плотно набитые книгами.

– Выпьете? – спросил Гидеон, закрывая дверь.

– Нет, благодарю вас, – ответила Пруденс. – У нас сугубо деловая встреча.

– Я частенько обсуждаю дела за выпивкой, – непринужденно заметил он, наливая себе виски. – Садитесь, пожалуйста.

На столе вишневого дерева лежала аккуратно уложенная стопка бумаг и ничего больше. Пруденс села.

– Почему поверенный графа отозвался на ваше письмо так поспешно? Это хороший знак?

Поразмыслив, Гидеон ответил:

– Ни хороший, ни плохой. – Он отпил из рюмки немного виски. – Они либо считают наше дело плевым и торопятся сбросить его со счетов, либо у них возникли некоторые сомнения и они желают узнать, какие козыри у нас на руках.

– Как только нам удастся порыться в бумагах нашего отца, мы получим все необходимые свидетельства, – заявила Пруденс.

Он оперся руками о стол и впился в нее пронзительным взглядом. Голос его стал резким:

– Я уже говорил вам нынче утром, что не стану высказывать свое мнение по этому поводу, пока не увижу их собственными глазами. А пока будем оперировать тем, что у нас есть.

Он весь в делах, подумала Пруденс. В его манерах и поведении ни малейшего намека на личные отношения. Ее это должно было бы успокоить, но произошло обратное. Она покачала головой, стараясь отогнать собственные несвоевременные мысли.

– Очень хорошо, – сказала она отрывисто, положив руки на колени. – У вас есть ко мне вопросы?

Он придвинул к себе лист бумаги и взял перо.

– Мне необходимы неопровержимые факты. Хотя бы несколько. Когда газета начала издаваться?

Пруденс задумалась.

– Точно не помню. Ее первым издателем была моя мать. А мы помогали. Кон тогда было лет пятнадцать. Значит, мне – четырнадцать.

– Не думаю, что стоит вмешивать в это вашу мать, – возразил он, хмурясь. – Это еще больше осложнит дело. Когда вы и ваши сестры взяли дело в свои руки?

– Четыре года назад, после смерти матери.

– Отлично. Вас никогда не привлекали к суду?

– Разумеется, нет.

– В этом деле не может быть никаких «разумеется». Сколько раз ваши публикации вызывали нарекания? Жалобы читателей, например?

– Нечасто.

– Точнее. Более десяти раз или менее пяти?

– Более десяти.

– Значит, вы согласны, что это издание вызывает разные реакции? – Он что-то записывал и не смотрел на нее.

– Да.

– Ваша цель – оскорблять людей?

– Боже упаси! Что это за вопросы?

– Именно такие вопросы вам будут задавать в суде. И если вы дадите волю своим эмоциям, проявите озлобление или возмущение, то настроите против себя присяжных и дадите оружие в руки обвинения. Если вы не сумеете сохранить спокойствие, вы проиграете.

Он поднял стакан и подошел с ним к этажерке, на которой стояли графины с напитками.

– Уверены, что не хотите хереса?

– Нет, благодарю вас. Мне надо сохранить ясность ума, чтобы выдержать столь мучительное испытание.

– В мои намерения не входит подвергать вас пыткам. Он наполнил свой стакан.

– Намеревались, – упрямо возразила Пруденс.

– Только для вашего блага. Гидеон снова сел за стол.

– Однако это уязвляет меня значительно больше, чем вас. Не так ли? – фыркнула она.

Он досадливо покачал головой.

– Нет. – И потянулся за сигаретой к серебряной шкатулке.

– Сигарета – совершенный вид изысканного наслаждения. Она великолепна и оставляет вас неудовлетворенным, – процитировала Пруденс.

– Оскар Уайльд? – спросил сэр Гидеон.

– Да. «Портрет Дориана Грея».

Он улыбнулся.

– Я курю только за работой. Продолжим?

Пруденс со вздохом кивнула:

– Продолжим во что бы то ни стало. Ровно в восемь я должна вас покинуть.

Его лицо приняло смущенное и обескураженное выражение, но он тотчас же совладал с собой.

– Вы и ваши сестры обычно согласны с...

Он не договорил. В дверь постучали.

– Да? – Голос его звучал не слишком приветливо. Дверь открылась, и появилась девичья головка.

– Я не хотела тебе мешать, папочка, но у Мэри сегодня выходной, а мне надо проверить целую кучу цитат.

Серые глаза, такие же, как у отца, остановились на Пруденс, которая откинулась в кресле, внимательно наблюдая за адвокатом и его дочерью.

– Почему ты оставила большую часть себя за дверью? – спросил Гидеон. – Я не привык беседовать с головами без тела.

– Все равно что с улыбкой Чеширского Кота, – сказала девочка, сияя улыбкой. Она вошла, но осталась стоять у двери. – У меня всего две цитаты, но я не могу определить, откуда они, папочка. Пожалуйста! Можешь мне помочь?

Тон у нее был умоляющий, и Пруденс не смогла удержаться от улыбки.

Девочка умела манипулировать своим покладистым родителем.

– У меня клиент, Сара, – ответил отец. – А если судить по ежемесячным отчетам Хатчердса и Блэкуэлла, у тебя вполне достаточно справочников по литературе. Спрошу у Мэри, почему в твоей комнате для занятий нет «Словаря цитат».

Сара смутилась.

– Уверена, что он у нас есть, но я не смогла его найти, а мне так много надо сделать к завтрашнему дню. Еще латынь и французский. И я подумала, что, может быть... – Она бросила на отца быстрый оценивающий взгляд. – «Красота – это правда...»

– «Красота истины. Это все, что мы знаем на этой земле, и все, что нам требуется знать», – сказала Пруденс. – Джон Китс. «Ода греческой вазе», 1820 год.

– О, благодарю вас! – воскликнула Сара Молверн. – Но есть еще одна. «Любовь, основанная на...

– «Любовь, основанная на красоте, умирает так же скоро, как умирает красота», – процитировала Пруденс. – Джон Донн. Насколько я помню, элегия. – Она нахмурилась. – По-моему, это 1595 год.

Сара просияла:

– Благодарю вас, мисс...

– Дункан, – подсказала Пруденс, поднимаясь с места и протягивая ей руку. – Я клиентка вашего отца.

Девочка тепло пожала ей руку.

– Я не хотела вам мешать.

– Конечно, не хотела, – пробормотал отец. – Если твое любопытство удовлетворено, Сара...

– Это не любопытство, – возмутилась девочка. – Это любовь к изысканиям...

Гидеон кивнул:

– О да, конечно. К изысканиям.

В уголках его рта зазмеилась улыбка.

– Благодарю за помощь, мисс Дункан, – сказала Сара. Она попятилась, выходя из двери, и спросила, прежде чем закрыть ее: – Ты не будешь обедать дома, папочка?

Он оторвал взгляд от Пруденс. Сидя в кресле, она смотрела в окно, где уже сгустилась темнота.

– По-видимому, нет, – ответил он. – Через час я приду пожелать тебе спокойной ночи.

Сара присела в реверансе:

– Доброй ночи, мисс Дункан. Еще раз благодарю вас.

Пруденс улыбнулась:

– Я сделала это с удовольствием. Доброй ночи, Сара.

После того как дверь за девочкой закрылась, сэр Гидеон заметил:

– Похоже, вы эксперт в области английской литературы.

– Да, и сестры тоже, – сказала Пруденс. – Это увлечение перешло к нам по наследству от матери.

Он кивнул, поднимаясь с места, чтобы задернуть тяжелые бархатные портьеры.

– У Сары хорошие способности к математике. Кроме того, она играет на флейте.

– Музыка и математика дополняют друг друга, – заметила Пруденс. – Кажется, она жаждет знаний. И это напомнило мне о вопросах, которые я должна вам задать. – Она открыла сумочку и извлекла из нее записную книжку. – Мы начали составлять список перспективных невест, и есть один-два пункта, которые следует прояснить.

Гидеон вернулся на свое место. Он откинулся на стуле, сложил руки на груди, поднял брови и скривил губы, что не вдохновляло.

– Хочу предупредить вас, что я занят сверх меры, мисс Дункан. Если вы готовы пожертвовать частью времени, отведенного мною для решения ваших дел, тогда пожалуйста.

– Думаю, мы должны работать в тандеме, – ответила Пруденс. – Вы будете выполнять свою работу, а я свою. Мы полагали, что вы будете рассматривать только тех невест, которые могут понравиться Саре, которым она сможет доверять и с кем будет чувствовать себя легко и свободно.

– Если вы хотите спросить, предполагаю ли я жениться снова, чтобы дать Саре мать, то я отвечу «нет». – Он замотал головой. – Не представляю себе достойную женщину, способную на такую сделку. Возможно, я и женюсь вторично, но лишь в том случае, если встречу подходящую женщину. Мне хотелось бы думать, что Сара найдет эту женщину милой и симпатичной. – Он облокотился о стол. – А теперь ответьте на мой вопрос.

– И все-таки вам едва ли подойдет женщина, не любящая детей, – не отступала Пруденс. – Есть только одна кандидатура, которая могла бы вам подойти. Это вдова по имени Агнес Харгейт. Очаровательная женщина. У нее пятилетний сын. Вас это не отпугнет?

Она подняла глаза от своей записной книжки, поправила очки и тут заметила выражение его лица.

– Эта перспектива меня вовсе не воодушевляет, – заявил он. – Послушайте! У вас и ваших сестер вошло в привычку общаться с падшими женщинами?

– Не понимаю, что вы имеете в виду, говоря «падшие женщины». Уверена, среди ваших знакомых много женщин, не говоря о знакомых лорда Беркли, кто позволяет себе весьма свободный образ жизни. И в этой связи я хочу задать вам еще один вопрос. Вас в качестве возможной жены может заинтересовать только женщина с незапятнанной репутацией?

Он вздохнул.

– Я пытаюсь втолковать вам, Пруденс, что сейчас меня вообще не интересует эта проблема. – Он бросил нетерпеливый взгляд на часы. – Мы не затронули многого из того, что я собирался обсудить сегодня вечером. Я надеялся, что нам с вами предстоит скромный обед, на котором мы могли бы поработать неофициально, но раз вам надо уйти, то...

– В своем письме, больше похожем на повестку в суд, вы ни словом не обмолвились об обеде. И я вынуждена отклонить ваше приглашение, – принялась бессовестно сочинять Пруденс. – У меня другие планы. Я занята нынче вечером.

– Мое письмо нисколько не похоже на повестку в суд, – возразил сэр Гидеон. – Скорее на просьбу.

– Оно показалось мне похожим на повестку.

– В таком случае прошу меня простить.

В его голосе она не услышала ни единой нотки раскаяния. Он резким движением поднялся на ноги и ткнул в нее пальцем.

– Вы и ваши сестры привыкли общаться с падшими женщинами, Мадам Мейфэра?

Пруденс хотела возмутиться, но тут поняла, что он имел в виду.

– В суде не должны знать, что мы втроем издаем газету, – запротестовала она. – Мы же договорились! «Леди Мейфэра» будет представлена только одной из нас. Поэтому они не смогут задать такого вопроса.

Он покачал головой:

– Напрасно вы так уверены в этом. Они перевернут небо и землю, чтобы выследить вас. Могут даже прибегнуть к помощи частного детективного агентства. Уверяю вас, им будет не более приятно, чем мне, видеть в качестве ответчика на свидетельском месте вашу газету.

Он вышел из-за стола, как только напольные часы пробили восемь.

– Детективное агентство? – Пруденс была в шоке. – Конечно же, нет.

Она просунула руки в рукава пальто, которое он ей подал.

– Будьте начеку, – сказал сэр Гидеон, прежде чем открыть ей дверь.

– Как вы полагаете, сколько времени осталось до начала процесса?

Он пожал плечами:

– Три, возможно, четыре недели. Сэм Ричардсон имеет в суде некоторое влияние, а его клерки чрезвычайно шустры. Они разузнают, кто будет председательствовать в суде, Сэм поговорит с ним за обедом в клубе, и процесс начнется, когда он пожелает.

– А вы таким влиянием не располагаете?

– Разумеется, располагаю, однако не собираюсь им воспользоваться, как уже сказал вам.

– Но мы еще не готовы к процессу.

– Принесите мне необходимые документы, мисс Дункан, и... Если не ошибаюсь, вы сказали, что у нас будет все, что требуется, чтобы выиграть процесс.

Он открыл парадную дверь. Уличные фонари уже были зажжены, и Кобем сидел, покуривая трубку, на козлах ландо; лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу – видимо, озябли: осенние ночи были холодными.

Гидеон проводил ее и усадил в экипаж.

– Но вы-то в это верите? – спросила Пруденс, уязвленная его сарказмом.

Он рассмеялся в ответ, и его смех показался Пруденс неприятным.

– Мне ничего другого не остается, моя дорогая. Уверенность в успехе – половина победы. Я не могу идти в суд, ожидая провала.

– И все-таки ожидаете?

Пруденс сняла очки и устремила на него встревоженный взгляд.

Свет уличного фонаря придал ее зеленым глазам золотистый оттенок, а красновато-рыжие волосы сделал совсем золотыми.

На мгновение этот золотистый блеск отразился и в его серых глазах. Он хотел что-то сказать, но, видимо, передумал, усмехнулся и помахал ей рукой.