Макс рассмеялся, выскочил из машины и обошел ее, чтобы открыть дверцу для Констанс.

– Я разделяю твои воспоминания, любовь моя. Иногда в тебе появляется нечто от самки леопарда.

– В самом деле? – Она удивленно вскинула брови. – Хотелось бы знать почему.

– Однажды я прочел, как ведут себя леопарды в период спаривания, – торжественно сообщил ей муж, когда она ступила на тротуар. – Ведут они себя бурно, самка рычит и царапает своего партнера, после чего сбрасывает его с себя ударом мощной лапы с выпущенными когтями.

– Неужели я все это проделывала? – спросила Констанс с притворным ужасом. – Что-то не помню. Это вовсе на меня не похоже. Ведь характер у меня мягкий.

– Это тебе просто кажется, моя дорогая жена, – усмехнулся Макс.

Он приподнял ее лицо, взяв указательным пальцем за подбородок, и оно оказалось почти на одном уровне с его лицом. Констанс была почти такой же высокой, как Макс.

– Через два часа я за тобой заеду.

– Не глупи, Макс. Я найму кеб.

– Нет, я приеду и увезу тебя. В обществе сестер ты забудешь, что надо возвратиться домой. Кроме того, я тоже по ним соскучился, а также хочу засвидетельствовать свое почтение твоему отцу.

Констанс с минуту подумала и, кивнула:

– Согласна, только, пожалуйста, не спеши. Занимайся своими делами на Даунинг-стрит.

– Я и не собираюсь спешить. Мне надо только показаться премьер-министру, напомнить о себе на случай, если он забыл о моем существовании за время летних каникул.

– Сомневаюсь, что он о тебе забыл, – возразила Констанс. – Кто хоть раз тебя встретил, никогда не забудет.

– Ты мне льстишь, – ответил он со сдержанной улыбкой. Макс запечатлел на ее губах долгий поцелуй, несмотря на то что они стояли на улице.

– Я вернусь через два часа.

– Не спеши, – напутствовала она мужа, послав ему через плечо воздушный поцелуй, и стремительно шагнула к двери.

Макс вернулся к машине и двинулся к Вестминстеру и резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10.

Не успела Констанс закрыть за собой дверь, как появился Дженкинс.

– О, мисс Кон... – Он кашлянул. – Прошу прощения. Миссис Энсор. Так мне следует вас называть?

– Нет, нет, Дженкинс. Я никогда не привыкну к новому имени. Называй меня как прежде, мисс Кон, – сказала она и, стремительно приблизившись к нему, чмокнула в щеку. – Как у вас дела? Мне кажется, я тут не была целую вечность. Как миссис Хадсон?

– Все здоровы, мисс Кон, – сообщил дворецкий, широко улыбаясь. – Мисс Чес и мисс Пру наверху в гостиной.

– Нет, мы здесь, – раздался звонкий голосок Честити. – Кон, мы не рассчитывали, что ты так скоро вернешься.

Она уже летела вниз по лестнице, за ней спешила Пруденс.

Сестры заключили Констанс в объятия, Дженкинс одобрительно кивал, глядя на три головки всех оттенков рыжего цвета.

– Я принесу кофе в гостиную, – сообщил он.

– И несколько ломтиков миндального кекса, который миссис Хадсон вчера испекла! – крикнула вдогонку Дженкинсу Честити, высвободившись из объятий сестер.

– Признаться, я так и думала, что за шесть недель ты вряд ли перестанешь быть сластеной, Чес.

Младшая сестра вздохнула с притворным раскаянием:

– Пропащий я человек. Скоро стану круглой как шар.

Он скорчила уморительную гримаску, опустив глаза на свой пышный бюст, рельефно выступавший под муслиновой блузкой, и полосатую юбку, обольстительно подчеркивающую линию бедер.

– А ты тщеславна, дорогая сестричка, – шутливо заметила Пруденс. – Ведь хорошо знаешь, что тебе это идет.

– Пока идет, – вздохнула Честити, – но скоро приятные округлости сменит тучность, и что тогда мне, бедной, делать?

– Перестань поглощать кексы, – посоветовала Констанс. Внимательно приглядевшись к Пруденс, она заметила в выражении ее глаз напряженность и перевела взгляд на Честити. Легкомысленный тон не мог скрыть ее озабоченности.

– Поднимемся наверх, – предложила Констанс. – Расскажете мне обо всем, что случилось за время моего отсутствия.

– Сначала мы хотели бы услышать, как прошел твой медовый месяц, – сказала Пруденс, пока они поднимались по лестнице. – Твои телеграммы были такими короткими. Неужели Макс возил тебя на пирамиды?

– Да, но мы ездили туда на лошадях, а не на верблюдах. Можешь себе представить Макса на верблюде? Мы спустились по Нилу на шикарном речном судне и так путешествовали до самой Александрии. – Констанс открыла дверь в гостиную и невольно улыбнулась, увидев привычную обстановку.

– Я так соскучилась по дому.

– А мы по тебе, – сказала Пруденс, обнимая ее. – Почему-то в твоей одежде я не замечаю ничего египетского.

Она придирчиво оглядела костюм сестры.

– Но ведь по пути в Каир мы побывали в Париже и Риме, – напомнила ей Констанс.

– Вот почему ты одета по последней парижской моде. Пруденс закрыла за ними дверь.

– Я читала в одном из журналов мод, что такие прямые юбки – последний крик моды на континенте. У тебя полный гардероб?

– Не совсем, – ответила Констанс. Она сняла перчатки и бросила их на столик у стены. – Я привезла по нескольку платьев для каждой из вас. Мой сундук следует за мной в наемном экипаже. В авто он не поместился. – Она оглядела сестер. – Не думаю, что их придется перешивать. Только Чес немного пополнела.

– О горе! – со смехом воскликнула Честити. – Но я жду не дождусь, когда их увижу. А как насчет шляп, Кон? Это модная шляпа?

Констанс отколола маленькую подушечку из норки, державшуюся у нее на темени с помощью булавок.

– На Рю-де-Риволи это называют шляпой, но мне кажется, это больше похоже на кроличий хвостик. Впрочем, Максу нравится.

– Как Макс? – спросила Пруденс, с трудом сдерживая любопытство.

Констанс улыбнулась и бросила меховую подушечку на столик, рядом с перчатками.

Она примостилась на широком подлокотнике дивана, разгладила складки шелковой юбки красновато-коричневого цвета, плотно облегавшей бедра, и расстегнула черный жакет, подчеркивавший ее осиную талию, из-под которого виднелась шелковая блузка цвета слоновой кости, отделанная кружевами.

Честити запустила в нее диванной подушкой. Констанс увернулась, поймала ее и бросила назад сестре.

– Мы великолепно провели время.

– Значит, можно предположить, что Макс в размягченном состоянии духа? – спросила Пруденс.

Констанс устремила на сестру проницательный взгляд:

– В чем дело? Я поняла, что что-то не так, в ту самую минуту, как вошла.

Она умолкла, услышав стук в дверь. Это явился Дженкинс, неся на подносе кофе.

– Как миссис Билл, Дженкинс? – спросила Констанс и поднялась, чтобы освободить на столе, заваленном бумажным хламом, место для подноса.

– Благодарю вас, мисс Кон.

Дженкинс разлил кофе в три чашки, предусмотрительно добавив сахару в ту, что предназначалась Честити.

– Надеюсь, миссис Бидл получила множество писем для «Леди Мейфэра».

– Пру забрала последнюю пачку писем пару дней назад, – сказала Честити, взяв ломтик миндального кекса с тарелки, как только закрылась дверь за дворецким. Им не терпелось ввести Констанс в курс дела.

– Да, – подтвердила Пруденс. – Среди них были весьма интересные.

Лицо Констанс посерьезнело.

– В чем дело? – повторила она свой вопрос.

Пруденс подошла к секретеру, на котором громоздилась гора бумаг, грозивших свалиться на ковер.

– Помнишь статью о графе Беркли?

Она выудила листок из кучи бумаг. Констанс поднялась.

– Да. Разве могла я забыть? Не сомневалась, что это вызовет бурю. Вы тоже не сомневались.

– Он возбуждает против нас дело, точнее – против «Леди Мейфэра». Дело о клевете, – сказала Честити.

– Ничего у него не выйдет. Это чистая правда. Есть доказательства, – решительно заявила Констанс.

– Вот копия письма его поверенных.

Пруденс передала ей документ, который скопировала, прежде чем вручить оригинал клерку сэра Гидеона.

– У него нет никаких фактов, – сказала Констанс. – А мне известны имена трех женщин, которых он соблазнил и бросил.

– «Пэлл-Мэлл газетт» ухватилась за это, на что, собственно, мы и рассчитывали, – подтвердила Пруденс. – Но их статья опубликована только сейчас. Теперь он будет пригвожден к позорному столбу. Пруденс перегнулась, заглядывая через плечо сестры, и ткнула пальцем в параграф в конце письма: – Думаю, настоящие неприятности кроются в этом.

Констанс прочла параграф.

– О Боже! – пробормотала она. – Финансовые дела. Мне не следовало о них упоминать. На этот счет у меня нет неопровержимых доказательств, хотя я знаю, что это правда. – Она посмотрела на сестер: – Мне так жаль.

– Это не твоя вина, – промолвила Пруденс. Она сняла очки, протерла их носовым платком. – Чес и я готовы нести ответственность за то, что написали. Мы знали, что он не платит по карточным долгам и что некоторые его финансовые дела вызывают подозрение.

Пруденс снова надела очки.

– Но у нас нет доказательств, – повторила Констанс. – Я слишком увлеклась, когда выяснила обстоятельства, подтверждающие его волокитство. Я решила, что мне удастся уличить его в бесчестном поведении и никто не станет вдаваться в подробности, потому что у меня есть неопровержимые доказательства всего остального.

– Как видишь, он сам решил этим заняться, – промолвила Пруденс, указательным пальцем сдвинув очки на переносицу. – По-видимому, он считает, что если ему удастся вчинить иск о клевете, то это станет автоматическим опровержением и всего остального. И тогда он, возможно, примется за «Пэлл-Мэлл газетт». После одержанной победы никто не посмеет поминать его грешки даже шепотом, не то что вслух.

Констанс с отвращением бросила бумагу на секретер.

– Есть идеи?

– Ну, мы, выражаясь фигурально, ударили по мячу, и он покатился, – ответила Пруденс и рассказала сестре о сэре Гидеоне Молверне.

– Эмилия Франклин принесла от него утром записку. Он сообщает, что готов с нами встретиться в следующий четверг в четыре часа. Я, разумеется, не дала ему наш адрес. Пока не дала. Поэтому дала адрес Эмилии и Генри, чтобы осуществлять контакты через них.

Констанс кивнула:

– Уверена, они не стали возражать.

– Напротив. Эмилия всегда готова помочь, когда речь заходит о «Леди Мейфэра».

Констанс снова кивнула.

– Ну, в таком случае мы мало что можем сделать, пока не повидаемся с ним. Интересно, знает ли его Макс. Он, должно быть, дорогой адвокат, если является королевским советником.

– Мы тоже так думаем, – мрачно заметила Пруденс. – Он уже сообщил нам, что за консультацию ему следует заплатить пятьдесят гиней.

– Но как нам удастся сохранить при этом свою анонимность? Беркли возбуждает дело против «Леди Мейфэра», но кто-нибудь, возможно, захочет узнать, кто именно автор этой так называемой клеветы.

Сестрам нечего было возразить Констанс, они понимали, что она права.

Внизу, в холле, громко хлопнула дверь.

– Это отец, – сказала Честити. – Он будет счастлив видеть тебя, Кон.

– Насколько я понимаю, он целиком и полностью на стороне Беркли? – Это был не вопрос, а скорее констатация факта. – Пойду ему навстречу, – сказала Констанс и направилась к двери.

Она уже была на лестничной площадке, когда лорд Дункан начал подниматься по лестнице.

– Констанс, дорогая! – сказал он, расплывшись в улыбке. – Твои сестры не знали, когда именно ты приедешь. В твоей телеграмме говорилось о том, что парому пришлось задержаться из-за плохой погоды.

– Да, но погода улучшилась и мы отплыли вчера утром во время прилива. До Лондона добрались вчера поздним вечером, но не могла дождаться минуты, когда наконец увижу вас всех. – Констанс обняла и расцеловала отца. – Ты в порядке?

– О да... да.

Он слегка отстранился, не выпуская ее из объятий и внимательно изучая ее лицо.

– Брак пошел тебе на пользу, дорогая. Ты вся светишься от счастья.

Констанс рассмеялась.

– Так оно и есть. Макс приедет примерно через час засвидетельствовать тебе свое почтение.

– С нетерпением жду его. Хочу знать его мнение о положении дел. – Он покачал головой. – Дела плохи, очень плохи.

– Пру и Чес что-то говорили, – начала было Констанс, но лорд Дункан перебил ее.

– Эта мерзкая газетенка «Леди Мейфэра» оклеветала Беркли. Можешь себе представить? Какая наглость! – И без того красное лицо лорда Дункана побагровело. – Это просто чудовищно! А теперь и «Пэлл-Мэлл газетт» повторила эти инсинуации.

– Мы уже рассказали об этом Кон, отец, – сказала Честити.

– Это позор! Оклеветать честного человека! Анонимные писаки даже не имеют смелости открыто принять бой и ответить за свою ложь. И это в цивилизованном мире! Не знаю, до чего дело дойдет. – Он снова покачал головой, пытаясь взять себя в руки. – Не стоит, однако, портить нашу встречу, дорогая. Уверен, у тебя есть что рассказать сестрам, а когда вдоволь наговоритесь, спускайтесь вниз, в большую гостиную, откроем бутылочку «Вдовы Клико» в честь твоего возвращения. Велю Дженкинсу поставить ее на лед.

Он потрепал старшую дочь по щеке, добродушно кивнул Пруденс и вернулся в холл.

– Интересно, осталась ли хоть одна бутылка выдержанной «Вдовы»? – спросила Констанс.

– Нет, есть только пара бутылок «Тэттингера», которые Дженкинс припрятал. Он подаст их вместо «Вдовы», – произнесла Пруденс.

Среди всех ее финансовых затруднений не последнее место занимало оскудение их винного погреба. С помощью Дженкинса ей приходилось постоянно жонглировать бутылками, причем делать это так, чтобы лорд не заметил подмены. Дворецкий знал содержимое погреба до последней наклейки на последней бутылке, особенно на тех, к которым лорд Дункан питал пристрастие.

Констанс взяла свою чашку с кофе.

– Поговорим о чем-нибудь веселом. Дайте-ка мне последний номер журнала. Много ли клиентов у нашей посреднической конторы?

– Кстати, об оплате посреднических услуг, – вмешалась Честити. – Видела бы ты, сколько усилий приложила Пру, чтобы выжать пятьдесят гиней из мадам Уинттэп. Чтобы утереть ей нос, мадам Лукан отстегнула все семьдесят. Пру проделала все это мастерски.

Констанс рассмеялась:

– А я другого не ожидала. День свадьбы Эстер и Лукана уже назначен?

– Канун Рождества, – ответила Пруденс. – А ты уже выбрала день для предстоящего приема под девизом «Дома»?

Констанс скорчила гримаску и покачала головой.

– Пока еще рано об этом говорить. Впереди визиты к новобрачной. Как только станет известно о моем возвращении, ко мне повалят толпой визитеры. Одни из любопытства, другие – чтобы распустить сплетни. Ты же знаешь, как это бывает. Они будут разглядывать убранство дома, задавать каверзные вопросы, интересоваться, довольна ли я своей судьбой. – Все это Констанс говорила с неприкрытым сарказмом.

– А также попытаются выяснить, собираешься ли ты подарить мужу наследника, – добавила Пруденс, пытливо глядя на сестру.

– Единственные младенцы, которых я собираюсь произвести на свет, – это печатная продукция, – объявила Констанс. – По крайней мере до тех пор, пока «Леди Мейфэра» и наша посредническая контора будут приносить доход.

– О доходе можно забыть, если нам не удастся отразить удар и выиграть возбужденное против нас дело, – заметила Пруденс.

– Буду молить Бога, чтобы этот Молверн не причинил зла трем женщинам, издающим скандальную подпольную газетенку. – Последние три слова Констанс произнесла, подражая манере речи отца, и после паузы продолжила: – Надо спросить у Макса, не знает ли он этого адвоката. Не может ли замолвить за нас словечко. Ты сомневаешься в успехе? Почему?

– Не знаю, захочешь ли ты, чтобы Макс прочел эти бумаги, – ответила Пруденс, пожав плечами. – Конечно, ты знаешь его лучше, но...

– В чем-то ты права, – согласилась Констанс, – однако не вижу смысла скрывать это от него.

– Жена в качестве ответчицы в суде, обвиняемая в клевете, – едва ли это будет способствовать его карьере, – прокомментировала Пруденс. – Вот одна из причин, почему эти сведения не должны просочиться наружу.

Снова наступило молчание. Его нарушила Констанс:

– Давайте не будем пока об этом думать. Вы еще не рассказали о новых клиентах нашего посреднического бюро.

– Намечаются еще двое, – вступила в разговор Честити. Она подошла к секретеру и вернулась с двумя письмами. – Одно от девушки. Она пишет, что очень несчастна, что мачеха над ней издевается, хочет выдать за старика, который годится ей в дедушки. Она собирается бежать из дома со своим избранником. Видимо, начиталась любовных романов и вообразила себя героиней одного из них.

Констанс прочла страстное и очень сумбурное послание со следами слез, и на лице ее появилось саркастическое выражение.

– Думаю, ей еще рано выходить замуж, – заметила Пруденс. – Надо ей сообщить, что мы принимаем клиентов не моложе двадцати одного года.

– Ну, это не совсем так. Мы ведь нашли мужа Эстер Уинтроп, – заметила Констанс.

– Но лишь для того, чтобы отвадить Лукана от Чес. К тому же мы не сомневались, что из них выйдет отличная пара. Вряд ли стоит заниматься такими юными клиентками, о которых мы к тому же ничего не знаем. Эта так называемая мачеха – возможно, преданная и очень заботливая женщина, а девица просто взбалмошная и капризная.

– Не исключено, – промолвила Констанс, сложив письмо и задумчиво постукивая им по ладони. – Не говоря уже о том, что мы просто не можем в данный момент предложить конкретный вариант. Все наши ресурсы исчерпаны. Вдобавок пришлось бы потратить целый день и взять билеты на поезд до Уимблдона, чтобы встретиться с ней.

Он Констанс не ускользнул взгляд, который Пруденс бросила на Честити. Она догадалась, что сестры уже не раз обсуждали этот вариант. Честити с ее нежным сердцем и отзывчивостью частенько вступала в конфликт с прагматичной и лишенной сентиментальности Пруденс. И решающее слово оставалось за Констанс. Так было и на этот раз.

– Я согласна с Пру, – сказала Констанс. – Прости, Чес, но нам следует проявлять практицизм.

Честити кивнула. Несмотря на чувствительность, она знала, когда следует выдержать бой, а когда капитулировать.

В данном случае девица из Уимблдона должна была сама найти путь к избавлению.

– Итак, этот вопрос решен.

Констанс положила письмо на стол. Пруденс выглядела так, будто избавилась от тяжкой повинности. Она терпеть не могла конфликтовать с сестрами. Она посмотрела на Честити с печальной улыбкой. Та в ответ лишь пожала плечами.

– А что во втором письме? – спросила Констанс.

– Думаю, оно сулит нечто большее. – Честити протянула ей письмо. – Пру и я уверены, что знаем, от кого оно, хотя автор – а это, несомненно, дама – воспользовался вымышленным именем.

Она указала на подпись в конце письма.

– Вряд ли Ифигения – ее настоящее имя.

– Наверное, нет, – согласилась Констанс. – Не Ифигению ли Агамемнон принес в жертву богам, чтобы вымолить благоприятный ветер, который помог бы доплыть до Трои? – Она углубилась в чтение. – Теперь понимаю, – сказала она, дочитав до конца. – Вы полагаете, что письмо написано леди Нортроп. Она всегда уснащает свои высказывания совершенно неуместными классическими аллюзиями.

– А разве это не похоже на нее? Если ее и не принесли в жертву, она все же пострадала – овдовела четыре года назад, а теперь в расцвете лет не согласна на безрадостное будущее без любви.

– При этом любовь для нее – это плотские радости, – перебила сестру Пруденс. – Обрати внимание на то, как она описывает себя: «Богатая. Брюнетка с карими глазами, щедро одаренная женскими прелестями, с прекрасной фигурой, одетая с безупречным вкусом, не обделенная вниманием мужчин». Ну кто еще мог так написать о себе, если не Дотти Нортроп? Кстати, о безупречном вкусе, – добавила она. – С этим я готова поспорить.

– Да, она не из тех, кто прячет свои прелести, – снова согласилась Констанс. – А ими природа ее щедро одарила.

– К тому же всем известно, что она безбожная кокетка, – заметила Честити.

– Почему в таком случае она сама не может найти себе мужа? Ведь на нее любой мужчина польстится.

Констанс поднялась, чтобы налить себе еще кофе.

– Мужчины, которых она привлекает, непригодны для брака, – заявила Пруденс.

– Но есть ли кто-нибудь, неизвестный ей, кого мы могли бы порекомендовать?

– Об этом стоит подумать. Если мы найдем подходящего жениха, пригласим обоих на один из наших еженедельных приемов. Так же как мы поступили с Миллисент и Неизвестным.

– Мы могли бы ей намекнуть, чтобы она носила декольте поскромнее и не злоупотребляла духами и бриллиантами, – размышляла вслух Честити. – Причем сделать в деликатной форме, чтобы это выглядело рекомендацией, которую мы даем всем клиентам.

– Предоставим это тебе, Чес. Тактичный совет – это по твоей части. Одно мы знаем наверное: Дотти вполне способна внести вступительный взнос.

В этот момент в дверь постучали и Пруденс повернулась:

– Войдите.

Дженкинс открыл дверь.

– Мистер Энсор, леди, с лордом Дунканом. Хотят, чтобы вы спустились в большую гостиную и присоединились к ним. Они собираются выпить шампанского.

– Спасибо, мы тотчас же спустимся.

Констанс взглянула в зеркало над камином и заправила выбившуюся прядь.

– Не в твоих привычках вертеться перед зеркалом, Кон, – заметила Пруденс с лукавой улыбкой. – Замужество изменило тебя.

– Ветер растрепал волосы, – ответила Констанс, – когда я выходила из машины.

Сестры, смеясь, спустились вниз. Когда они направлялись в гостиную через холл, то услышали возбужденный голос лорда Дункана и переглянулись. Его лордство с жаром выражал свое негодование по поводу клеветы, порочащей его друга. Судя по стремительности его монолога, зять ни слова не мог вставить.

– Черт возьми! – пробормотала Констанс. – Он собирается показать Максу статью, а у меня даже не было возможности подготовить его.

Она судорожно сглотнула, распрямила плечи и открыла дверь гостиной.

– Ты ведь сказал, что приедешь через два часа, Макс. Тебе удалось повидать премьер-министра?

Ее взгляд метнулся к столу, разделявшему мужчин. На нем лежали обе газеты – «Пэлл-Мэлл газетт» и «Леди Мейфэра». Обе были раскрыты на страницах, обличавших ее и ее сестер.

Макс проследил за ее взглядом и строго посмотрел на нее.

– Я его видел, – ответил он лаконично.

Молодых своячениц он приветствовал с большей теплотой, хотя более сдержанно, чем обычно.

– Я рассказывал Энсору об этом позоре, – загремел лорд Дункан, указывая на газету. – Если мне удастся найти автора этой грязной статейки, я отхлестаю его кнутом. Изобью до полусмерти.

– И правильно сделаете, – сухо откликнулся Макс, бросив взгляд на жену. Та не отвела глаз.

– Ладно, хватит об этом! Дженкинс, ты принес шампанское? Почему «Тэттингер»? Я ведь сказал, что нужна «Вдова Клико».

Лорд Дункан свирепо ощетинился, глядя на наклейку на бутылке.

– «Вдовы Клико» больше нет, сэр, – спокойно ответил Дженкинс. – Харперы больше не поставляют этот сорт вина.

Лорд Дункан вскипел от ярости.

– У них почему-то иссякают запасы в торжественный момент. Я пожалуюсь самому Харперу.

– Да, сэр.

Дженкинс откупорил бутылку и разлил влагу цвета соломы в пять хрустальных бокалов. Он вручил по бокалу всем собравшимся и, сделав вид, будто не заметил, как напряжены сестры, поклонился и вышел.

Следующие полчаса стали для сестер сущей пыткой из-за подчеркнутой любезности их отца и сдержанного раздражения Макса Энсора. Наконец, после того как путешествие по Нилу было обсуждено с лордом Дунканом в мельчайших подробностях, Макс Энсор поставил свой бокал.

– Констанс, – сказал он, – нам не следует забывать о визите к моей сестре. Она обидится, если мы не навестим ее в день прибытия домой.

– Конечно, – с готовностью согласилась Констанс. – Отец, надеюсь, ты скоро пообедаешь с нами?

Он с улыбкой принял ее поцелуй.

– Ты восхитительна, моя дорогая. Я с нетерпением жду возможности увидеть тебя в твоем новом доме. Может быть, ты пригласишь Беркли?

Улыбка Констанс была столь же безмятежна, как поверхность Мертвого моря.

– Да, конечно. А также кое-кого из твоих партнеров по бриджу. Мы смогли бы после обеда сыграть роббер-другой.

– Прелестно, моя дорогая. – Он похлопал дочь по плечу и повернулся к своему зятю; – Как хорошо, что вы вернулись в Лондон, Энсор. Я жду не дождусь момента, когда мы с вами сможем обсудить новый состав парламента.

– Для меня это будет большим удовольствием, лорд Дункан, – сказал Макс, позволяя жене и ее сестрам увлечь себя в холл. – Кажется, ваша гостиная наверху?

– Да, – ответила Констанс, направляясь к лестнице. – Нам нужна кое-какая информация, Макс.

– Сомневаюсь в том, что это единственное, что вам нужно, – пробормотал ее муж, пропуская вперед Пруденс и Честити.