Глава 5

– Мне понравился твой доктор Фаррел, Чес, – одобрила кандидатуру доктора Констанс, когда за последним гостем закрылась дверь и часы пробили пять, возвещая конец приемных часов.

– Он не мой, – возразила. Честити, собирая тарелки со столиков в гостиной. – Скорее, Лауры Делла Лука.

– А он недурен, – заметила Пруденс, вручив поднос с чайными чашками горничной. – Наверное, занимался боксом в университете. У него подходящее телосложение.

– И сломанный нос. В нем чувствуется мощь, – добавила Констанс, наблюдая за Честити, увидев легкий румянец, окрасивший щеки сестры. – Ты согласна, Чес?

Честити пожала плечами:

– Здоровенный детина и ничего больше.

– Здоровенный детина! – воскликнула Пруденс. – Тебя послушать, так он какой-то неуклюжий мужлан, спустившийся с гор, а не высокий, широкоплечий и мускулистый джентльмен.

– Какая разница? – спросила Честити, энергично взбивая диванные подушки. – Мы выполнили свою работу. Вопрос в том, понадобятся ли от нас дополнительные усилия, чтобы подтолкнуть их друг к другу, или можно пустить дело на самотек?

– Мы не имеем права предоставлять их самим себе на такой ранней стадии, – промолвила Пруденс. – Что-нибудь или кто-нибудь может отвлечь доктора. Пожалуй, Констанс следует устроить прием.

– Может быть, отец согласится дать обед с графиней в качестве почетной гостьи? – предложила Констанс. – После того ужасного дня в суде я ни разу не видела его таким оживленным, как сегодня.

– А десять минут растянулись на целый час, – согласилась Честити, почему-то радуясь, что сестры переключились с обсуждения доктора Фаррела на другую тему. – Не понимаю, как вышло, что такая обаятельная и тактичная женщина имеет такую надоедливую дочь.

– Еще мягко сказано! Особа, у которой маловато мозгов и образования, – ядовито произнесла Констанс. – Добавьте ко всему прочему непоколебимую веру в собственную значимость и непогрешимость, и вы получите Лауру Делла Лука.

– Графиня везде бывает с дочерью, так что нам лучше привыкнуть к ней, если мы не намерены отказываться от своих планов, – резонно заметила Пруденс.

– Чем скорее мы сбудем дочку с рук матери, тем лучше. Если отцу придется проводить много времени в обществе Лауры, он потеряет интерес к графине. – Честити покачала головой. – Честно говоря, я не уверена, что смогу выдержать ее в качестве сводной сестры, выйдет она замуж или нет. Вам не кажется, что на сей раз мы откусили больше, чем способны проглотить?

– О, что за малодушие, – пожурила сестру Констанс, взяв с дивана свою сумочку. – Пока еще мы не знали поражений. Как-нибудь справимся и с такой синьориной. В конце концов, нас трое против одной.

Честити все еще сомневалась.

– Да, но мы никогда не втягивали в наши дела отца, – пояснила она. – Отец не просто клиент, которого мы взялись пристроить. Мы не можем допустить, чтобы он пострадал.

– Конечно, нет, – стиснула ее в коротком объятии Пруденс. – Но ведь если помнишь, милая, идея принадлежала тебе? Причем блестящая. Все получится, не беспокойся.

Честити улыбнулась, все еще не до конца убежденная.

– Наверное, ты права. Ладно, попробую заронить мысль об обеде в голову отца и посмотрю, упадет ли она на благодатную почву. Он, конечно, заявит, что мы не можем позволить себе таких расходов.

– А потом начнет беспокоиться, есть ли в его винном погребе что-нибудь стоящее, чтобы предложить гостям, – хмыкнула Пруденс. – Думаю, тебе не обойтись без нашей поддержки, Чес. Как насчет того, чтобы поужинать здесь всем вместе завтра вечером? Ты свободна, Кон?

– Завтра да, – отозвалась Констанс, натягивая перчатки. – Но сейчас мне пора. Мы договорились пообедать в ресторане со знакомыми и прямо оттуда пойти в театр. Макс терпеть не может, когда мы опаздываем.

– А у тебя какие планы на вечер, Чес? – полюбопытствовала Пруденс, собирая свои вещи.

– Родди Бригем с друзьями собирается в Алберт-Холл, кажется, на концерт итальянского скрипача Энрико Тозелли, – ответила Честити. – А потом вся компания отправится ужинать в «Ковент-Гардене».

– Звучит заманчиво, – одобрила Пруденс.

– Но ты, похоже, так не считаешь, Чес, – догадалась Констанс со свойственной ей проницательностью.

Честити покачала головой:

– Почему же? Просто я немного устала. Полдня вести светские беседы – испытание не для слабонервных. Ничего, приму ванну и буду как новенькая.

– В таком случае не будем тебя задерживать. – Констанс чмокнула ее в щеку. – Значит, завтра ужинаем здесь?

– Да, замечательно.

– Мы заглянем к отцу и предупредим его насчет ужина. – Пруденс направилась в двери. – Повеселись хорошенько, Чес.

– Вы тоже. – Честити подняла руку в прощальном жесте, и сестры вышли из комнаты.

Оставшись одна, она подошла к французским окнам, выходившим в сад позади дома. Снаружи стемнело, и силуэты зимних деревьев стали почти невидимы во мраке. Честити открыла дверь и вышла на террасу. Колючий ветер проникал сквозь тонкий шелк ее блузки, трепал складки поплиновой юбки. Но Честити оставалась на месте, невзирая на холод. Чувства ее пребывали в смятении, она ощущала беспокойство. Обычно она с удовольствием предвкушала вечерние развлечения. Ей нравились Родди и его друзья. Но почему-то сейчас перспектива провести вечер в их обществе казалась ей такой же пресной, как ванильный пудинг.

Резкий порыв ветра заставил ее вернуться в дом. Она закрыла двери и задернула шторы. Мэдж, горничная, зажгла газовые лампы и принялась разводить огонь в камине. На секунду Честити испытала соблазн послать свои извинения Родди и провести вечер в одиночестве, с книгой у камина.

Нет, нельзя поддаваться хандре. Если она чувствует себя подавленной, значит, нужно встряхнуться, и лучше всего в веселой компании. И все-таки странно. У нее нет причин для уныния. Может, все дело в том, что она никак не привыкнет обходиться без постоянного общества сестер? Пожалуй, так оно и есть. Приободрившись, Честити налила бокал хереса и захватила его наверх, чтобы не спеша выпить, лежа в ванне.

Обмотав голову полотенцем, она с наслаждением вытянулась в горячей воде и смежила веки. Внезапно перед ее внутренним взором возник образ Дугласа Фаррела, заставив ее резко открыть глаза. Раздосадованная шуткой, которую сыграло с ней воображение, Честити выбралась из ванны. Распахнув шкаф, она извлекла из его глубин самое дерзкое платье, которое имелось в ее гардеробе, – творение из красного шелка и бархата с пышными рукавами и низким вырезом, открывавшим плечи и подчеркивавшим округлости груди. Безжалостно скрутив волосы в тугой жгут, она закрепила его на макушке и воткнула в узел серебряный гребень с россыпью бриллиантов, затем натянула белые перчатки. Подвергнув себя критическому осмотру в высоком зеркале, она не обнаружила ни единого недостатка.

Честити не удивилась, когда, выходя из спальни, услышала стук дверного молотка. Родди обещал зайти за ней около семи. Предполагалось, что они встретятся с остальной компанией в ресторане, чтобы подкрепиться шампанским и закусками перед концертом. Перекинув через руку шелковый плащ, она двинулась вниз по лестнице, когда из холла донесся звучный голос доктора Фаррела с шотландским акцентом. Он разговаривал с Дженкинсом.

Честити чуть не повернула назад, но вовремя спохватилась, поражаясь самой себе. Что, черт побери, с ней творится? Она продолжила путь.

– Доктор Фаррел, какой сюрприз, – произнесла она, вопросительно выгнув брови.

– Доктор Фаррел потерял свои визитные карточки, мисс Чес, – сообщил Дженкинс. – Он хотел узнать, не оставил ли он их здесь сегодня днем.

Дуглас ловко обошел Дженкинса и обворожительно улыбнулся.

– Простите за вторжение, мисс Дункан, хотя, похоже, оно вошло у меня в привычку, – извинился он. – Но, как я вижу, вы собираетесь уходить. Не позволяйте мне задерживать вас.

Дуглас даже не пытался скрыть своего восхищения. Она ошеломила его своим великолепием. Он нашел ее привлекательной еще днем, но от ее вечернего вида просто захватывало дух. Волнующее видение, сотканное из оттенков красного.

Честити не могла не заметить восхищения в его выразительных глазах и улыбке, в которой светилось искреннее удовольствие. Чувство чисто женского удовлетворения согрело ее. Как бы она ни порицала этого человека, она в достаточной степени женщина, чтобы наслаждаться произведенным эффектом. Голос ее, однако, остался прохладным. .

– Боюсь, я не видела ваших визитных карточек, – ответила она. – Может, Мэдж что-нибудь нашла, когда прибирала в гостиной, Дженкинс?

– Нет, мисс Чес. Ничего такого не обнаружилось.

– Сожалею, доктор Фаррел. Должно быть, вы оставили их где-нибудь в другом месте.

– Полагаю, так оно и есть, – подтвердил Дуглас в тот самый миг, когда раздался стук дверного молотка.

Дженкинс открыл дверь.

– Добрый вечер, милорд. – Он отступил в сторону, пропустив виконта Бригема.

– Добрый вечер, Дженкинс... Чес. Ты готова? Бог мой, ты потрясающе выглядишь, – жизнерадостно произнес Родди, затем перевел доброжелательный взгляд на Дугласа, одетого в вечерний костюм, видневшийся из-под распахнутой накидки. – Бригем, – представился он, протягивая руку.

– Дуглас Фаррел. – Дуглас пожал руку виконта и объяснил свое присутствие: – Я потерял одну вещицу и решил, что оставил ее здесь, когда наносил визит мисс Дункан. Вот и зашел на всякий случай.

– Понятно, – кивнул Родди. – Признаться, я и сам все время что-нибудь теряю. Половина моих вещей разбросана по всему городу. – Он рассмеялся. – Если ты готова, Чес, нам нужно торопиться. Остальные уже собрались в «Голубой луне».

– Я готова. – Она протянула руку Дугласу. – Всего хорошего, доктор Фаррел. Надеюсь, вы найдете свою пропажу. Не ждите меня, Дженкинс. Я отопру своим ключом. – Она взяла Родди под руку, и они вышли из дома, направившись к ландо, запряженному парой гнедых.

Дуглас проводил их взглядом. Он неплохо разбирался в лошадях и догадывался, что упряжка обошлась ее владельцу в несколько тысяч гиней. Достаточно, чтобы оборудовать небольшую больницу. Сообразив, что Дженкинс терпеливо ждет у двери, он шагнул на улицу.

– Что такое «Голубая луна»? – спросил он у дворецкого.

– Ресторан на Бромптон-роуд, сэр. Для избранной публики. По вечерам там любит собираться молодежь, – пояснил Дженкинс. – Как я понял, после ужина компания виконта Бригема намерена посетить Алберт-Холл.

– Понятно, – пробормотал Дуглас. – Спасибо. – Он повернулся и размашисто зашагал по тротуару.

Свой визит на Манчестер-сквер он сделал чисто импульсивно, что само по себе настораживало. Дуглас не принадлежал к числу людей, склонных поддаваться секундным порывам. Но ему вдруг пришло в голову, что неожиданный визит к мисс Дункан может иметь интересные последствия. В глубине души он надеялся, что она согласится пообедать с ним или хотя бы предложит зайти и пропустить стаканчик.

Он подозвал кеб. Кучер склонился с козел:

– Куда прикажете, сэр?

К собственному изумлению, Дуглас сказал:

– В Алберт-Холл.

Забравшись внутрь, он сел, дивясь самому себе, пока экипаж катил по темным улицам. Что, к дьяволу, он делает? Хотя тот факт, что они с мисс Дункан окажутся на одном и том же музыкальном вечере, может сойти за совпадение, ее преследование им, затеянное под влиянием минутной прихоти, казалось ему чистейшим безумием.

Родди откинулся на спинку сиденья ландо и произнес:

– Я не взял автомобиль, побоявшись, что ты замерзнешь. Чертовски холодный ветер.

– Да, – неопределенно отозвалась Честити, спрятав затянутые в перчатки руки под плед, прикрывавший ее колени.

– Говорят, этот парень, скрипач, отлично играет, – сообщил Родди.

– Да, – согласилась Честити. – Мне очень хочется его послушать.

– А мне хочется портера с устрицами, – потер он руки от предстоящего удовольствия. – Что может быть лучше в такую погоду!

Не дождавшись ответа, Родди вгляделся в ее лицо, белевшее в полумраке.

– Что-то ты сегодня задумчивая, Чес.

– Разве? – Она улыбнулась. – Наверное, мои мозги оцепенели от холода.

– Тогда дело поправимое. – Он скользнул рукой под плед и сжал ее ладонь. – Вот отведаешь лукового супа и взбодришься.

Честити не стала убирать руку. Ненавязчивое ухаживание Родди продолжалось так долго, что давно превратилось для них обоих в привычку. Периодически он просил ее выйти за него замуж, но Честити подозревала, что он будет искренне удивлен, если она вдруг согласится. Рядом с Родди она чувствовала себя легко и удобно, как в разношенных домашних тапочках.

Но сегодня ей хотелось не уютных тапочек, а весьма сексуальных туфелек на немыслимо высоких каблуках.

Дуглас вышел из кассы Алберт-Холла обладателем билета без указания места. Перспектива стоять не слишком беспокоила его, тем более что обошлась ему всего лишь в шиллинг. Он любил музыку, в особенности скрипку, и потому, независимо от причин, стоявших за его поступком, собирался наслаждаться вечером.

Он зашел в пивную, где подавали портер с сочным бифштексом, и, перекусив, вернулся в Алберт-Холл к самому началу концерта. Смешавшись с толпой перед входом, что оказалось совсем непросто, учитывая, что он был на голову выше большинства мужчин, Дуглас украдкой огляделся. Сразу же заметив красное платье Честити, входившей вместе с оживленной группой элегантно одетой молодежи в концертный зал впереди него, он двинулся, соблюдая дистанцию, за ними, чтобы занять свое скромное стоячее место за последним рядом кресел.

Оркестр заиграл вступление, и Дуглас прислонился спиной к стене, сложив на груди руки и настроившись на музыку.

Честити, сидевшая в первом ряду партера, откусила кусочек засахаренного миндаля, которым снабдил ее Родди. Согретая тарелкой лукового супа и взбодренная бокалом шампанского, она чувствовала себя намного лучше. К тому времени, когда скрипач в последний раз провел смычком по струнам и в огромном зале затихли звуки оркестра, возвышенная музыка полностью излечила ее от непонятной хандры. Публика разразилась хоть и сдержанными, как всегда, но прочувствованными аплодисментами. Музыканты поклонились и покинули сцену.

– Просто чудесно, – выговорила Честити. – Я так благодарна тебе, Родди.

– Не за что, дорогая, – просиял он. – Хотя, признаться, скрипичные дела не совсем в моем вкусе. Я предпочел бы что-нибудь повеселее, с песнями и плясками, но немного культуры никому не повредит, верно?

– Ты неисправим, Родди, – рассмеялась она. – Но не надейся, что я поверю, будто ты такой невежа, каким хочешь казаться.

Они поднялись со своих мест, обмениваясь репликами с остальной компанией. Оказавшись в фойе, женщины направились в дамскую комнату, чтобы освежиться и забрать свои накидки. Когда они вернулись, Честити чуть не лишилась дара речи при виде Дугласа Фаррела, непринужденно беседовавшего с Родди и другими мужчинами из их компании.

– Замечательный скрипач Тозелли, вы не находите, мисс Дункан? – высказался Дуглас, когда она подошла ближе. – Редкая удача послушать такого артиста.

– Да, – произнесла она слабым голосом. Он что, преследует ее? Абсурдная идея, и Честити тут же отмела ее. – Какое совпадение, – проговорила она. – Я имею в виду ваше появление в Алберт-Холле. Может, вы рассчитывали найти здесь свои пропавшие визитные карточки?

Дуглас сузил глаза, уловив в ее голосе саркастические нотки и откровенную иронию, блеснувшую в ореховых глазах. Впрочем, едва ли он вправе упрекать ее в том, что его появление на концерте сразу же после визита к ней домой кажется подозрительным. Дуглас и сам не вполне понимал свое поведение. Он выдавил улыбку.

– Отнюдь, мисс Дункан. И вряд ли мое появление здесь можно считать совпадением. Тозелли дает только один концерт. Какой любитель скрипичной музыки пропустит такую возможность?

– А вы, разумеется, любитель скрипичной музыки.

– Страстный.

– О! – Она отвернулась, словно отпуская его, и обратилась к одной из своих спутниц, молодой даме с бриллиантовой диадемой на лбу. – Ты заметила платье на Элизабет Армитидж, Элинор? Определенно она шила его в ателье Уорта, как по-твоему?

– Не сомневаюсь.

– Послушайте, Фаррел, почему бы вам не присоединиться к нам? Мы собираемся поужинать в Пьяцце, – предложил Родди со свойственным ему добродушием.

Честити скрипнула зубами, не в силах помешать. Распрямив плечи, она решительно повернулась спиной к Дугласу и услышала, как он принял приглашение:

– Благодарю вас, с удовольствием.

– Вы недавно в Лондоне? – поинтересовался Родди, когда они вышли на улицу. – Кажется, мы не встречались раньше.

Дуглас склонил голову, чтобы лучше слышать своего собеседника. До Честити долетали обрывки их разговора: «Эдинбург... врач... Харли-стрит».

– А он недурен. Приятное дополнение к нашей компании, – вполголоса заметила Полли, когда они садились в ландо виконта. – О, Родди, ты не уместишься, – воскликнула она, когда он попытался последовать за ними. – Элинор едет с нами, правда, дорогая?

– Полагаю, вы хотите посплетничать. – Родди, покорно вздохнув, помог третьей даме сесть в его экипаж. – Мы наймем кеб.

– Ну, Чес, рассказывай. Где ты познакомилась с доктором? – задала вопрос Полли, нетерпеливо подавшись вперед, когда экипаж тронулся с места.

– О, он зашел к нам сегодня днем. Кажется, искал кого-то... даже не помню кого, – неопределенно отозвалась Честити. – Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он недавно в Лондоне и собирается начать здесь медицинскую практику.

– О, я непременно пойду к нему, – пообещала Элинор. – Крупные мужчины внушают доверие. – Она прошлась по щекам напудренной бумажкой. – Не хотите освежиться? – Элинор протянула приятельницам крохотный блокнотик со страницами, пропитанными пудрой персикового цвета.

Полли воспользовалась предложением, а Честити покачала головой. Она все еще пребывала в состоянии шока, словно ее подхватил смерч. Неужели только случайность привела Дугласа Фаррела в Алберт-Холл сразу же после того, как он явился к ней домой под явно надуманным предлогом? Почему он не отправился с визитом к Лауре Делла Лука, как предполагалось? И вообще, что происходит? С какой стати он навязался на ужин с людьми, которых впервые видит? Все более чем странно.

Еще больше ее поразило его соседство рядом с собой за круглым столом в шумном, украшенном зеркалами ресторанчике в «Ковент-Гардене». Только что она собиралась сесть между Родди и братом Элинор, а в следующее мгновение Дуглас Фаррел ловко обошел Родди, скользнув на стул слева от нее.

– Любопытное местечко, – заметил он, развернув свою салфетку.

– Да, здесь подают еду, которую предпочитают рыночные торговцы, – объяснила она. – Типично лондонская стряпня.

– Как раз то, что требуется для первого знакомства с ночной жизнью Лондона, – улыбнулся он.

– Полагаю, вы были слишком заняты, обустраивая свою медицинскую практику, чтобы бродить по городу, – любезно произнесла Честити, следуя правилам этикета, предписывающим развлекать соседа по столу светской беседой. – Как вообще делаются такие вещи?

Она сделала глоток воды и пробежала глазами меню, с интересом ожидая ответа. Как представительница брачного агентства, Честити знала о планах доктора гораздо больше, чем он согласился бы признать. Она умирала от любопытства, что за легенду он сочинит, чтобы проникнуть в светское общество.

– У меня остались кое-какие связи от отца, – сообщил он. – И разумеется, кое-какие рекомендации от моих бывших пациентов в Эдинбурге. Для начала вполне достаточно. Что вы собираетесь есть? Может, посоветуете мне что-нибудь особенное?

– Попробуйте жареных цыплят, – порекомендовала Честити, прежде чем повернуться к другому соседу по столу. Слегка привстав и склонившись вперед, она заглянула за него. – Извини, Питер. Родди, кажется, в прошлый раз нам здесь очень понравился тушеный заяц?

Завязалась оживленная дискуссия вокруг сравнительных достоинств тушеного зайца и запеченной в тесте телятины. Никто, как отметил Дуглас, даже не упомянул о жареных цыплятах. Когда Честити снова села, он вкрадчиво спросил:

– Жареные цыплята, кажется, не пользуются особым успехом?

– Как сказать. Мой шурин, который прекрасно готовит и считается истинным гурманом, всегда заказывает цыплят. Он говорит, что здесь это блюдо доведено до совершенства – безупречная птица, безупречно приготовленная.

– Вы имеете в виду мужа леди Молверн или миссис Энсор?

– Мужа Пруденс. Сэра Гидеона Молверна. – Честити разломила рогалик и щедро намазала его маслом.

– А, адвоката.

– Да, – подтвердила она и повернулась к официанту, который, следуя указаниям Родди, предлагал карту вин. – Мне, пожалуйста, красное. Я собираюсь заказать телятину.

Дуглас взял бокал того же вина, пытаясь вспомнить, где он слышал имя адвоката. Наконец его осенило. Он щелкнул пальцами.

– Кажется, сэр Гидеон защищал в суде «Леди Мейфэра». По делу о клевете, если не ошибаюсь?

– О да, – беспечно отозвалась Честити. – И прекрасно справился со своей задачей, надо сказать.

Дуглас пробежался пальцем по кромке своего бокала.

– Прошу простить меня, но, кажется, ваш отец имел к разбирательству какое-то отношение? – Он взглянул на нее с извиняющейся улыбкой. – Я прочитал в газетах.

– Поразительно, что история «Леди Мейфэра» попала в шотландские газеты, – заметила Честити. – Но вы правы. Мой отец действительно выступал свидетелем в защиту газеты, что послужило одной из главных причин участия Гидеона в процессе. Они с Пруденс уже были тайно обручены, и когда выяснилось, что лорд Дункан, возможно, причастен к делу о клевете, будущий зять взял на себя защиту семейных интересов.

– Один из тех случаев, когда семья может оказаться полезной, – улыбнулся Дуглас не без иронии.

– Пожалуй. Вы сказали, что ваш отец имел большие связи в Лондоне? – задала вопрос Честити, озадаченная его иронической улыбкой.

– Да, он слыл весьма известным врачом в Эдинбурге. Я пошел по его стопам, хотя, когда он умер, я был совсем юным. Но его партнеры по практике взяли меня под свое крыло, – рассказывал он все с той же улыбкой. – Довольно скоро я обнаружил, что имя сэра Малкольма Фаррела способно открыть немало дверей для его сына.

– Похоже, вы не одобряете подобной помощи. Он пожал плечами:

– Я считаю, что человек должен добиваться успеха собственными силами, а не делать карьеру на репутации отца. К сожалению, иногда приходится отступать от принципов. Нужда заставляет. – Он вернулся к изучению меню с сосредоточенным видом, не оставлявшим сомнений, что тема закрыта.

Интересно, а как сочетаются его принципы с выгодной женитьбой? Воистину здесь есть над чем иронизировать.

– С чего посоветуете начать... или, точнее, что порекомендовал бы ваш шурин? – нарушил ход ее мыслей Дуглас.

– Суп из бычьих хвостов, – ответила Честити не задумываясь. – Вам не нравятся бычьи хвосты? – вскинула она брови на его удивленный взгляд.

Дуглас живо представил себе вкус тушеных бычьих хвостов, поданных ему на ужин в пансионе несколько дней назад. В лучшем случае он назвал бы их съедобными.

– Не особенно, – покачал он головой.

– Тогда, может, заливных угрей? – предложила она. – Здесь это коронное блюдо.

– Вы шутите? – Он повернулся к ней лицом и увидел ямочку, проступившую в уголке ее рта. – Конечно, – констатировал он.

– Но заливные угри и в самом деле весьма популярное блюдо, – возразила Честити. – Его делают из свежих угрей, которых доставляют сюда прямо из Биллингсгейта. У коренных лондонцев они считаются деликатесом.

– Я не коренной лондонец. – Дуглас сделал глоток вина. – Думаю, мне лучше взять паштет из лосося. По крайней мере я знаю, что это такое.

– Кажется, его привозят с Оркнейских островов?

– В том числе.

– По-моему, скучно всегда есть только то, что хорошо знаешь, – зевнула она, прикрывая рот. – Я думала, вы хотите приспособиться к новому окружению.

– Ладно. – Дуглас закрыл меню. – Пусть будет заливной угорь, мисс Дункан, при условии, что вы будете есть то же самое.

Попалась в собственные силки, удрученно признала Честити. Но в его тоне содержалось нечто, что исключало всякую возможность уклониться от вызова.

– По рукам, доктор Фаррел.

– По рукам. – Он протянул ей руку, и она пожала ее, снова завороженная тем, как ее рука исчезла в его огромной ладони.

– О чем вы там договариваетесь? – окликнул их Родди со своего места.

– О заливном угре, – ответил Дуглас. – Мисс Дункан бросила мне вызов, предложив попробовать местный деликатес. А я предложил ей составить мне компанию.

Раздались смех и аплодисменты. Вино лилось рекой, в шумной атмосфере ресторана строгие правила обеденного этикета оказались за бортом.

– Ставлю пять гиней на Честити, – выкрикнул кто-то. – Она слопает все до последней крошки.

– О, вряд ли, – возразил другой, смерив оценивающим взглядом крупную фигуру Дугласа. – Наш славный доктор даже не заметит, как сметет тарелку. Шесть гиней на Фаррела.

В спор вступили другие голоса, ставки росли, пока перед участниками состязания не появилось блюдо, о котором шла речь. Честити с содроганием уставилась на бледную дрожащую массу на своей тарелке. Она покосилась на Дугласа, который смотрел на свою тарелку с решимостью Цезаря, собирающегося перейти Рубикон. Все взгляды устремились на них, даже публика, сидевшая за другими столиками, с интересом наблюдала за происходящим. Словно ниоткуда появились официанты в белых фартуках, обмахивая салфетками и без того чистые столики поблизости, переставляя тарелки и приборы.

– Ладно, – пожала плечами Честити. – В конце концов, для людей, которые не могут позволить себе запеченную телятину, такая еда – деликатес. Кто мы такие, чтобы презирать то, чем другие наслаждаются? – Она решительно воткнула вилку в трепещущую массу.

Дуглас, пораженный деловым замечанием, которого он никак не ожидал от такой утонченной особы, как достопочтенная Честити Дункан, помедлил в нерешительности, затем взялся за собственную вилку. Они принялись методично есть. Честити сосредоточилась на глотании. Она даже не пыталась жевать, просто совала в рот очередную порцию и глотала. Время от времени она бросала взгляд на тарелку своего соседа. Он, похоже, следовал той же технике, но рот у него был больше, и содержимое тарелки убывало быстрее. Когда он торжествующе положил вилку, у нее на тарелке еще оставалась рыба.

Честити продолжала есть, не поднимая глаз. Она отрезала, накалывала на вилку и глотала, пока последний кусочек не исчез у нее во рту. Затем потянулась к бокалу с вином и выпила его залпом под смех и аплодисменты зрителей.

– Ничья, – объявил Родди, взявший на себя роль судьи. – Ставок, кто закончит первым, не было.

– Учитывая, что Чес намного меньше, надо присудить ей победу, – рассудил кто-то.

– Такие вещи нужно оговаривать заранее, – возвестил Родди. – Я объявляю ничью.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил Дуглас, увидев, что глаза Честити закрыты.

– Что бы вы прописали от тошноты, доктор? – вымолвила она, слепо потянувшись к бокалу, который снова наполнили вином.

– Вино, – бодро отозвался он, отпив из собственного бокала. – Честно говоря, все не так уж плохо. Отталкивает скорее вид, чем вкус.

– Как сказал бы мой шурин, эти две вещи неразделимы, – возразила Честити с притворным стоном. – Передайте мне, пожалуйста, рогалик.

Дуглас взял рогалик из стоявшей перед ним корзинки, разломил его, намазал маслом и положил на ее тарелку.

– Он снимет привкус. – Доктор принялся намазывать остаток рогалика с ловкостью и изяществом, которые произвели на нее впечатление еще днем.

Честити моргнула, уставившись на подношение, лежавшее на ее тарелке. Такого интимного жеста можно ожидать от друга, Родди, например, но не от Дугласа Фаррела, в сущности, незнакомца. Но он проделал все так деловито, явно не задумываясь о своих действиях, как доктор, выписывающий лекарство. Она мысленно пожала плечами и съела рогалик.

Они сидели очень близко, чуть ли не касаясь друг друга локтями. Жуя хлеб, полученный из рук Дугласа, она остро ощущала его присутствие. Ей вспомнилось замечание Констанс о физической мощи доктора.

Его рука покоилась на столе, и, когда он потянулся за своим бокалом, Честити заметила игру мускулов под шелковистой тканью фрака. Она украдкой взглянула на его профиль. Твердый подбородок, впалые щеки и огромный нос с горбинкой придавали чертам Дугласа почти скульптурную выразительность. Густые, зачесанные назад волосы обрамляли широкий лоб, который они с сестрами всегда считали признаком ума. В облике доктора чувствовался аскетизм, как-то не вязавшийся с мускулатурой спортсмена.

Честити поспешно опустила глаза, когда он внезапно повернулся к ней с вопросительным выражением во взгляде. Появление официанта, явившегося за пустыми тарелками, оказалось как нельзя кстати.