— Да, я пользую всех в замке.
— А я думал, что это умеют только святые отцы.
— Как видишь, некоторые из чародеев тоже знают толк во врачевании. До завтра, Николас!
— Что вам угодно? — чародей распахнул дверь и обернулся.
— Спасибо.
Губы Энтони слегка тронула лукавая улыбка. Он понимающе кивнул:
— Рад вам служить.
— У вас с Энтони был сейчас такой вид, точно вы поняли друг друга без слов. А мне вот невдомек, что ты имел в виду, когда благодарил его. — Он вынул из кармана камзола зеленое яблоко, разломил его и протянул половину Николасу.
— Я ему благодарен прежде всего за то, что он подставил мне плечо и не дал Гуде взять меня на руки, точно младенца, на глазах у всех. А кроме того, я признателен Энтони за его сдержанность. Он ведь не стал уговаривать меня пойти с Маркусом на мировую.
— Так насчет этого и я все понял, — нахмурился Гарри. — Ну, что вы с Маркусом выскочили на поле, только чтоб намять друг дружке бока. Послушай, Ники, ты ведь за целый сезон в Крондоре, а это как-никак тринадцать игр, не получал столько ушибов, сколько нынче за какой-нибудь час. У вас обоих был такой вид, будто вы готовы убить один другого.
— А очень даже просто, — усмехнулся Гарри и вонзил зубы в яблоко. — Тебе посчастливилось обратить внимание на ту самую девицу, по которой сохнет наш Маркус. Он сразу же понял, что его карта бита, и решил отомстить тебе как умел. — Прожевав и проглотив. остаток яблока, он вытер руки о рейтузы. — Ты можешь сколько угодно изображать из себя сквайра, но всем ведь известно, кто ты есть на самом деле. А он — всего лишь сын герцога.
— Всего лишь! — фыркнул Николас.
— Вот именно! — с горячностью воскликнул Гарри. — Он ведь был самым знатным из юношей этого захолустья, пока в Крайди не появился ты! В любом городе, кроме, разумеется, Рилланона и Крондора, он считался бы весьма завидным женихом, но по сравнению с тобой он всего лишь отпрыск провинциального герцога, тогда как ты — брат будущего короля и, поскольку Эрланд и Боуррик уже вступили в брак, наивыгоднейшая из всех возможных партий в нашей стране. Ты это понимаешь, Ники? — Принц уныло кивнул. — Прелестная леди Эбигейл, может статься, по уши влюблена в Маркуса, но, стоило тебе приехать в Крайди и проявить к ней интерес, как она наверняка приготовилась обратить свои нежные взоры на тебя. — Он выразительно развел руками. — Да и любая на ее месте поступила бы точно так же.
— Но я могу это выяснить, если хочешь.
— Нет-нет! — испугался Николас. — Ни в коем случае не делай этого! А не то она еще чего доброго узнает, что ты: всех и каждого о ней расспрашиваешь. Это выйдет так неловко!
— А-а-а, так ты боишься, что она проведает о твоем к ней интересе, — расхохотался Гарри.
— Так можешь успокоиться: ей все давно известно.
— Еще бы! Ники, любому достаточно посмотреть на тебя, когда она где-нибудь рядом, чтоб все понять. У тебя, когда ты с ней говоришь, делается такое лицо, будто ты сейчас грохнешься в обморок. А как еще, по-твоему, Маркус прознал обо всем? Ведь никто кроме тебя самого не мог рассказать ему о том, что ты чувствуешь к леди Эбигейл. А ты этого точно не делал. Просто он внимательно на тебя посмотрел и обо всем догадался.
— Уж он-то — крепкий орешек, — с неприязнью и невольным уважением пробурчал принц.
— Это ты верно подметил. Знаешь, вы с ним очень похожи. Но ведь он постарше и потому лучше умеет скрывать, что у него на душе.
Гарри счел за благо не спорить с принцем. Он поднялся с тюфяка и направился к двери.
— Ладно, я, пожалуй, пойду. Сейчас тебе принесут морскую воду. Когда все отужинают, я попрошу тетушку Магью передать со мной что-нибудь и для тебя.
— Хочу побродить по саду. Может, встречу там Эбигейл.
— Да успокойся, — перебил его Гарри. — Я оговорился. Мне нужна вовсе не она, а другая.
— Маргарет? — удивился принц. — Вот уж никогда бы не подумал.
— И зря, — усмехнулся Гарри. — Я готов любить ее только лишь за то, что ты нипочем не станешь за ней ухаживать и не сделаешься моим соперником. Ведь она — сестра твоего врага Маркуса! А кроме того, она мне и в самом деле нравится.
— Еще как, — убежденно кивнул Гарри. — При одном взгляде на нее у меня внутри все сжимается до боли. Прежде я за собой такого не замечал! — не прибавив к этому больше ни слова, он вышел в коридор и оставил Николаса одного.
Принц привалился к стене с блуждающей, мечтательной улыбкой на губах. Уходя, Гарри дал удивительно точное описание того, что творилось с ними обоими на протяжении последних дней и что сам он тщетно пытался облечь в слова. Ведь и у него тоже при одном лишь взгляде на Эбигейл все внутри сводила судорога боли.
Глава 5. НАСТАВЛЕНИЕ
Николас поморщился от боли и перенес тяжесть тела на здоровую ногу.
Близился рассвет. Весь предыдущий день принц пролежал на тюфяке в своей каморке. Теперь же, хотя каждый шаг давался ему с трудом и боль в ушибленной ноге по временам становилась нестерпимой, он занял свой пост у дверей в покои герцога и ждал его появления.
Из своей спальни вышел Маркус и стремительно зашагал по коридору. На ходу он кивнул Гарри, чтобы тот следовал за ним. Когда шаги их стихли вдали, дверь в опочивальню герцога отворилась, и Мартин, пропустив вперед Бриану, ступил в коридор.
— Как твоя нога, Николас? — участливо спросила герцогиня.
Принц невесело усмехнулся:
— Надеюсь, что останусь жив. Мне еще больно на нее ступать, но со своими обязанностями я уж как-нибудь да справлюсь.
— Я тебе очень сочувствую, сэр Николас, — нахмурившись, сказал Мартин, — но ведь такое со всяким может случиться. Боюсь, однако, что мне от тебя нынче будет мало проку. Ступай-ка к сенешалю и передай, что я велел ему дать тебе на сегодняшний день какую-нибудь работу по силам.
— Слушаюсь, ваша светлость. — Николас поклонился и медленно, прихрамывая побрел вдоль длинного коридора.
Путь до противоположного крыла замка, где помещались слуги и где у Сэмюэла был собственный кабинет, дался ему с большим трудом и отнял едва ли не полчаса. А ведь прежде он его проделывал за считанные минуты! Николас со скоростью улитки продвигался по лестницам и коридорам, терзаемый болью и преисполненный глубочайшего презрения к себе. Рот его был сердито сжат, а брови сдвинулись к самой переносице. Он не мог простить себе того, что так глупо повел себя в минувший шестой день. И зачем только он позволил Маркусу втянуть себя в этот нелепый поединок, который к тому же столь плачевно для него закончился?
Сегодня он как никогда остро, болезненно ощущал свою врожденную ущербность. Разумеется, ему и прежде не раз случалось ушибать увечную ступню в самые неподходящие для этого моменты — накануне государственных праздников или парадных приемов, когда придворный протокол требовал его появления на людях. Но одно дело — выйти с отцом и старшими братьями на балкон и простоять там несколько минут, приветливо помахивая рукой собравшимся внизу горожанам, или неторопливо прошествовать по главному залу к своему столу, и совсем другое — пытаться выполнять обязанности оруженосца, когда каждый шаг сопровождается мучительной болью и хромота усиливается настолько, что становится очевидной для всех и каждого.
Николас ругал себя не столько за участие в том злополучном футбольном матче, сколько за манеру игры, к которой прибег впервые и которая прежде не была ему свойственна. Он всегда считался блестящим защитником, способным словно бы шутя отнять у противника мяч и с помощью ловкой комбинации передать его одному из своих игроков, который, как правило, забивал гол прежде, чем соперники успевали понять, что же собственно произошло. А нападение всегда оставалось уделом более активных и быстроногих футболистов, таких, как его приятель Гарри. Николас нисколько не льстил себе, полагая, что они с Маркусом все же были достойными друг друга соперниками и играли на равных. Если бы не досадная случайность, из-за которой он не смог продолжать борьбу, ему почти наверняка удалось бы взять верх над кузеном. Но ведь когда страдаешь врожденным недугом, надо всегда помнить о том, что он может дать о себе знать в самый ответственный момент. Принц был слишком сердит на Маркуса, ему не терпелось проучить его за злоречивость, и теперь он горько попрекал себя в том, что позабыл о всякой осторожности. Ему придется дорого заплатить за свою несдержанность, ибо он поддался порыву гнева, не подумав о последствиях.
Еле переставляя ноги, он добрел до двери в кабинет Сэмюэла и негромко постучал:
— Сенешаль!
— Войдите! — раздалось изнутри.
Николас, крепко выругавшись про себя, переступил порог кабинета. Он ведь уже добывал здесь до рассвета, прежде чем идти к герцогу, и узнал от Сэмюэла, что тому не было дано никаких особых распоряжений на его счет. Сенешаль поднял на него глаза, кивнул и красноречиво развел руками.
— Вижу, сэр, что его светлость поручает мне найти для вас какое-нибудь дело. Но мне по-прежнему нечего вам предложить. Идите-ка вы к себе да отдохните еще денек. Вашей больной ноге это пойдет на пользу.
Николас понурил голову и с печальным вздохом побрел прочь. Участливость старика, лишнее напоминание об увечье кольнуло его самолюбие. Добравшись до своей каморки, он растянулся на тюфяке, но заснуть ему не удалось. Воспоминания о футбольном поединке теснились в его сознании, разгоняя сон. Он ворочался на убогом ложе с боку на бок, но лежать было неудобно, к тому же твердые соломинки кололи щеку сквозь грубую мешковину. Внезапно он почувствовал, что зверски проголодался. Принц поднялся с тюфяка, потянулся и хромая вышел из каморки в коридор. Он направлялся теперь к замковой кухне.
Запах свежей, аппетитной стряпни ударил ему в ноздри еще на нижней лестнице. Николас ускорил шаг. В просторной кухне было по обыкновению жарко, дымно и шумно. В недрах огромной плиты и в очаге весело трещали дрова. Повара сновали туда и сюда с большими блюдами, сковородами и противнями. За всеми их действиями зорко следила тетушка Магья — деловитая, распорядительная и чрезвычайно проворная, несмотря на свое дородство и тяжелую поступь. Она была, в эти минуты удивительно похожа на бравого генерала, производящего смотр своих войск. Николас при этой мысли едва не прыснул со смеху. Заметив принца, Магья приветливо улыбнулась и поманила его к себе.
— Надеюсь, вам сегодня уже получше, сэр? — ласково спросила она, когда Николас подошел к ней. — Смотритесь-то вы совсем здоровым, благодарение богам.
— Но по мнению герцога, — с досадой отвечал Николас, — я пока еще не гожусь для несения службы.
— Зато, надеюсь, вам будет по силам разделаться с изрядной порцией нашей стряпни, — усмехнулась Магья.
Николас улыбнулся ей в ответ:
— Вы угадали, я голоден как волк.
Магья потрепала его по плечу.
— У нас с Мегаром всегда найдется чем вас попотчевать. Возьмите-ка вот это. — Она указала принцу на небольшой поднос, стоявший на низком столике. Николас, проворно его подхватил. Магья положила в объемистую миску щедрую порцию густой овсянки, приправила ее корицей и медом и полила сверху сливками. Миска была водружена на поднос, а вскоре рядом с ней очутился большой ломоть свежевыпеченного, еще теплого хлеба с едва ли не превосходившим его по размерам куском розовой ветчины. Магья кивнула в сторону маленького столика в углу кухни. Николас поставил на него поднос и уселся на деревянный стул. Магья присела рядом с ним.
Дверь во двор распахнулась, и в кухню вошел Мегар. Его сопровождали два поваренка, тащившие по большой корзине с яйцами. Мастер повар отрывисто отдал им распоряжения и подошел к столу, за которым сидели Николас и Магья.
— С добрым утром, сэр!
Мегар полюбился принцу с первой же их встречи. Мало кто в Крайди относился к нему и Гарри с такой искренней теплотой, как главный повар и его жена. Юные крондорцы не раз признавались друг другу, что их здешняя жизнь стала бы совсем уж несносной, если бы не возможность изредка забежать на кухню и перекинуться парой слов с Мегаром и Магьей.
Ответив на улыбку и приветствие мастера повара, Николас спросил его:
— Дядюшка Мегар, давно ли вы видели Гуду и Накора? После футбольного матча я их ни разу не встречал, и меня это начинает тревожить.
Мегар и Магья недоуменно переглянулись.
— А какие они из себя? — спросил повар.
Николас подробно описал обоих.
— Ах, эти двое, — улыбнулась Магья. — Кривоногого коротышку я много раз видала во дворе и в Принцессином саду. Он, похоже, подружился с нашим Энтони. Они часто бывали вместе и все о чем-то рассуждали. А другой, высокий ветеран, увязался в караул с дозорным отрядом. Сказал, что желает немного поразмяться. Они выехали из крепости минувшим утром.
Николас кивком поблагодарил старушку за эти сведения и грустно вздохнул. Он не был особенно дружен с Гудой и Накором, но питал к обоим приязнь и чувствовал себя в их обществе гораздо свободнее, чем в компании всех прочих обитателей замка, разумеется, за исключением Гарри и Мегара с Магьей. Но участливые старики не могли надолго оставлять свои обязанности, чтобы развлекать его беседой, а кроме того, он ведь был с ними едва знаком. Как только он закончит завтрак, они вернутся к своим заботам. Гарри был еще менее свободен, чем они. Он-то уж наверняка день деньской будет занят несением службы при Маркусе. Похоже было, что принцу придется скучать в одиночестве до самого ужина.
Стариков живо интересовало решительно все, касавшееся Николаса. Они расспрашивали его о жизни в Крондоре, о его впечатлениях от Крайди, о родных и знакомых, о морском путешествии на «Орле». Принц охотно и обстоятельно отвечал на все их вопросы. Когда он упомянул имя Пага, Мегар и Магья снова переглянулись. На лицах их появились грустные улыбки, и Николасу даже показалось, что в глазах у Магьи блеснули слезы.
— Как, разве вы его знаете? — удивился он.
— Еще бы! — ответил за обоих Мегар. — Ведь он был нам почти как сын. Он и вырос-то здесь, на этой кухне.
Настал черед Николаса задавать вопросы. Мегар многое ему поведал о детстве и отроческих годах Пага, а заодно и о собственном их с Магьей сыне Томасе, ровеснике и самом близком друге чародея. Магья часто вмешивалась в рассказ мужа, поправляя его, если ей казалось, что он передает события тех давних дней недостаточно точно, и прибавляя кое-какие подробности и пояснения к сказанному им. Николас слушал их словно завороженный.
Он знал о Войне Врат преимущественно от Амоса Траска. Порой адмиралу удавалось втянуть в разговоры об осаде Крайди даже Аруту, не любившего возвращаться памятью к тем кровавым событиям. Но ни хвастливое многословие Амоса, ни сдержанные замечания отца не смогли создать в воображении Николаса достаточно живой И яркой картины войны, в которой сражались они оба, в которой погибли его дед, и король Родрик, и множество доблестных воинов Королевства. Теперь же, слушая Мегара и Магью, он с удивительной ясностью представил себе, как все это было на самом деле. Старики спокойно, не повышая голоса, не одушевляясь и ничего не преувеличивая, вспоминали, сколько ведер воды приходилось ежедневно относить на стены крепости им самим и их подчиненным, сколько муки, эля и солонины издерживалось за неделю осады, какие тяготы приходилось претерпевать всем поварам и кухаркам из-за невозможности пополнить запасы тех или иных продуктов и как они здесь управлялись, когда всем младшим поварам и кухонным служанкам поручалось ходить за ранеными.
Но мало-помалу разговор вновь вернулся к детству Пага. Николас задавал вопросы, Мегар и Магья ему отвечали. Принц не мог сдержать усмешки, когда Мегар с сочувственной улыбкой поведал ему, что Пагу приходилось нелегко в компании сверстников из-за его чересчур малого роста, и потому их Томас взялся опекать друга и защищать его от драчливых мальчишек. За разговорами Николас и не заметил, как опустела его тарелка. Магья вспомнила, каким красивым и гордым был их Томас в День Выбора старинного обряда, когда тринадцатилетние мальчишки поступают в распоряжение мастеров, избравших их своими учениками. Именно в тот давний день летнего солнцеворота Томас начал постигать основы воинского искусства под руководством мастера клинка Фэннона, а Пага вытребовал себе в ученики придворный чародей Кулган.
Николас в который уже раз за время этого разговора поймал себя на том, что имя Томас ему знакомо, но все никак не Мог припомнить, где и когда он его слышал.
— А где теперь ваш сын? — спросил он, не дожидаясь, пока старики сами ему об этом скажут, и тут же пожалел, что задал вопрос. Мегар понурился и тяжело вздохнул, а Магья стала вытирать глаза подолом своего белоснежного фартука. Николас почти уверился в том, что сына их давно уж нет в живых. Вероятно, бедняга погиб в той самой войне. Принц стал подыскивать слова для тактичного извинения, но к немалому его удивлению Мегар вдруг скорбно произнес:
— Он живет у эльфов.
Принц с улыбкой закивал головой. Он разом вспомнил все, что слыхал когда-то о Томасе.
— Так значит, это именно ваш сын — принц-консорт королевы эльфов Агларанны?
— Да, это он, — с грустью в голосе подтвердила Магья и прибавила:
— Мы с ним так редко видимся! В последний раз он у нас побывал вскоре после рождения ребенка. Правду сказать, порой он посылает нам весточку-другую о себе и своей семье. Но это все, чем нам приходится довольствоваться.
— Ребенок? Какой еще ребенок? — изумился Николас.
— Наш внук, — вздохнул Мегар. — Калис. Сын Томаса и Агларанны.
Лицо Магьи просветлело:
— Он очень славный мальчуган. Он у нас бывает часто — раз в год, а то и в полгода. Калис гораздо больше похож на своего отца, чем на всех этих эльфов, среди которых он вынужден жить, — убежденно добавила она. — И я все время ему говорю, что его место здесь, с нами, а не в этом их Эльвандаре!
Мегар собрался было возразить ей, но отчего-то передумал и украдкой взглянул в сторону плиты, возле которой по-прежнему суетились повара и поварята. Николас понял его безмолвный намек и, поблагодарив стариков за сытное угощение и приятную беседу, поспешил откланяться.
Медленно бредя по двору, он старался подробно и последовательно припомнить все, что слыхал когда-то о Томасе от Лори, мужа своей тетки Каролины, и от Амоса Траска. Николас тогда не очень-то вслушивался в их слова и теперь весьма об атом сожалел. Но и тех отрывочных сведений о сыне Магьи и Мегара, что удержала его память, было достаточно, чтобы прийти к ошеломляющему выводу: Томас не имел почти ничего общего с человеческими существами! Он походил на эльфов, но не настолько, чтобы с полным на то правом считаться одним из них, и во многом отличался от лесного народа столь же разительно, как сами эльфы отличаются от людей. При мысли обо всем этом у Николаса едва не помутилось в голове. Самым же странным и необъяснимым представлялось ему то, что все эти невероятные превращения произошли не с кем иным как с сыном простодушных, недалеких и совершенно чуждых всему волшебному и таинственному родителей. Если верить их рассказам, — а у Николаса не возникало и тени сомнения в правдивости повара и его жены, — то в детстве и отрочестве Томас был самым обыкновенным юнцом. Что же такое с ним сделалось в годы Великой войны? Отчего он так переменился?
Размышляя об этом, Николас приблизился к ограде Принцессиного сада и решил туда подняться. Он рассчитывал встретить там Эбигейл и Маргарет. Час был ранний, и он не исключал того, что девушки еще спят или завтракают в главном зале с герцогом, герцогиней и Маркусом. Но попытаться разыскать их в саду все же стоило. Что, если они уже покончили с утренней трапезой и прогуливаются по дорожкам или сидят на скамье?
Однако встретил он в саду вовсе не принцессу с компаньонкой, а Накора с Энтони. Они находились примерно там, где Николас рассчитывал увидеть Маргарет и Эбигейл, а именно у каменной скамьи неподалеку от входа. Чародеи распластались на животах и внимательно вглядывались в сумрачное пространство под сиденьем скамьи.
— Вон там. Видишь? — спросил Накор.
— Этот?
— Да, это он.
Оба одновременно поднялись на ноги, и Накор назидательно проговорил:
— Ты всегда прежде удостоверься, что пятна на нем именно оранжевого цвета, а не какого-то другого. Красных остерегайся, они делают его ядовитым. А с любыми другими он становится просто бесполезным.
Энтони первым заметил подошедшего Николаса и поклонился ему:
— Ваше высочество.
— Сквайр! — поправил его принц, усаживаясь на скамью, возле которой волшебники только что ползали на животах.
Накор улыбнулся ему своей насмешливо-вызывающей улыбкой:
— Энтони нисколько не ошибся. Ведь сквайр вы лишь на время, а принцем будете всегда.
Николас оставил это замечание без ответа.
— Чем это вы сейчас занимались?
Энтони смущенно пояснил:
— Да знаете ли, есть такие растения сродни грибам, которые можно встретить только лишь в сырых, затененных местах…
— Под скамьями, например, — невозмутимо вставил исалани.
— …И Накор мне объяснял, как их следует распознавать.
— Они вам нужны для изготовления магических зелий? — полюбопытствовал принц.
— Скорее лекарств, — веско поправил его Накор. — Отвар этого гриба, если его приготовить надлежащим образом, наводит сон и снимает боль. Он незаменим, когда приходится извлекать стрелы из тел раненых воинов или же выдергивать гнилые зубы.
Николаса его слова явно разочаровали.
— А я-то думал, что вам, волшебникам, достаточно взмахнуть рукой, чтобы погрузить кого угодно в глубокий транс.
Энтони пожал плечами, словно давая этим понять, что уж себя-то он никак не относит к числу одаренных волшебников. Накор же шутливо погрозил Николасу пальцем.
— Вот в такие именно заблуждения и впадают все те, в чьем образовании есть немало изъянов. — Он сунул руку в свой заплечный мешок, стоявший у скамьи, и вытащил оттуда крупный апельсин.
— Желаете?
Николас кивнул. Накор оделил апельсинами его и Энтони, а затем протянул принцу свой мешок.
— Загляните-ка внутрь.
Николас тщательно осмотрел мешок. Тот представлял собой два прямоугольника мягкой и потертой черной кожи, сшитых между собой, с притороченными к ним лямками для плеч и клапаном сверху. Под самым клапаном зияло с десяток небольших отверстий, сквозь которые был продернут черный кожаный шнурок. Застежкой служили кожаная петля и деревянная пуговица в форме лягушки. Мешок был совершенно пуст. Возвращая его владельцу, Николас не без некоторой досады пожал плечами:
— Но ведь там же ничего нет.
Накор лукаво усмехнулся и вынул из мешка змею с блестящей желто-зеленой чешуей. Энтони невольно отшатнулся от него, Николас же быстро переместился на самый край скамьи и свистящим шепотом спросил:
— А она не ядовитая?
Накор взмахнул рукой, в которой была зажата извивавшаяся змея, и с притворным удивлением взглянул поочередно на принца и Энтони.
— Кто? Эта коряга?
Принц изумленно вытаращился на скрюченную сухую ветку какого-то дерева, которую Накор ему протянул. За все сокровища мира он не решился бы к ней прикоснуться. Чародей понимающе кивнул и спрятал ветку в мешок, который тотчас же снова передал Николасу. Принц заглянул внутрь и растерянно пробормотал:
— Пусто…
— Еще бы! — ухмыльнулся Накор.
— А как это у тебя получается?
Исалани развел руками.
— Сам не знаю. Но уверяю вас, ничего сложного в этом нет. Обыкновенные фокусы.
— Он умеет проделывать просто умопомрачительные вещи, — горячо заверил принца Энтони, — но при этом всякий раз утверждает, что магии не существует.
— Вот именно! — подхватил Накор. -Может, и ты когда-нибудь это поймешь, чародей. Паг, так тот полностью со мной согласен.
Николас прищурившись взглянул на одну из башен замка, возвышавшуюся над Принцессиным садом, и вполголоса пробормотал:
— Сегодня только и разговоров, что о Паге.
— Пусть вас это не удивляет, — улыбнулся Энтони. — Паг — личность легендарная. О нем всяк здесь говорит много и охотно. Да и в Звездной Пристани тоже. Но к моему глубокому сожалению, он ее покинул еще до того, как я туда попал.
Николас задумчиво покачал головой:
— Значит, ты пробыл там совсем недолго. Ведь Паг ушел из Звездной Пристани лет восемь тому назад.
Энтони кивнул, и на лице его появилась беспомощная, виноватая улыбка:
— Я никогда и не скрывал, что мои волшебные познания скудны и разрозненны, а магический опыт весьма небогат. Мастера из Академии полагали…
— Мастера! — фыркнул Накор. — Скажите на милость! Эти надутые индюки Керш и Уэйтум! — Он с негодованием потряс головой, и светлый пух, обрамлявший его лысую макушку, заколыхался в такт этим движениям. — Ведь именно из-за них мне пришлось покинуть Звездную Пристань! — Он подсел на скамью рядом с Энтони и указал на него пальцем, кивнув при этом Николасу. — Мальчик весьма щедро одарен от природы, но эти тупицы объявили, что он способен постичь лишь азы низшей магии! Останься я там еще хоть ненадолго, и Энтони наверняка стал бы одним из Синих наездников! — Он оскалил в усмешке свои мелкие острые зубы и обратился к Энтони; — Скажи, ведь я не зря хвалюсь, что понаделал там шума?
Юный чародей весело рассмеялся и с готовностью подтвердил:
— Это воистину так, сэр Накор! Синие наездники — весьма многочисленная и влиятельная группировка среди молодых учеников Звездной Пристани. У них часто происходят битвы с…
— Битвы? — перебил его Николас. — Неужто и чародеи сражаются меж собой?
— Еще как! — усмехнулся Энтони. — Некоторые из старших учеников, именующие себя Гвардией Керша, часто затевают стычки с Синими наездниками в тавернах и трактирах Звездной Пристани. Как правило, битвы эти не приводят к жертвам или серьезным увечьям. Ну, разве что проломят кому-нибудь голову, выбьют зуб да разукрасят друг друга синяками. — Он вздохнул, вспомнив о чем-то невеселом. — Я пробыл там совсем недолго и потому не вступил ни в одну из враждовавших партий. Мне и без того хватало огорчений, ведь, как я вам уже говорил, мои успехи в овладении ремеслом оказались более чем скромными. Потому-то меня сюда и прислали, когда герцог Мартин пожелал иметь при своем дворе чародея. Мастера в Академии отчаялись добиться от меня толку.
Накор покачал головой и скорчил презрительную гримасу:
— Ежели у тебя с ними мало общего, то тем лучше для тебя, уж ты мне поверь! — Он поднялся на ноги и приладил за плечами свой мешок. — Я иду в лес. Мне надо поискать там кое-каких трав и кореньев. Встретимся за ужином.
— Ткнув пальцем в сторону Энтони, он отрывисто бросил:
— Смажь пареньку ступню целебным притираньем, и к завтрашнему утру он будет почти здоров.
— Охотно, — кивнул чародей. — У меня есть много подходящих снадобий.
Накор, не прибавив больше ни слова, повернулся и быстро зашагал по дорожке к выходу из сада. Принц и чародей остались одни.
Николас первым нарушил воцарившееся молчание:
— Никогда прежде я не встречал такого странного человека, как этот исалани Накор!
— В Академии было немало чудаков, — сказал Энтони, — но он их всех перещеголял, это уж точно!
— Он был одним из твоих наставников, прежде чем покинул Пристань?
Энтони помотал головой и передвинулся на то место на скамье, которое прежде занимал исалани.
— К сожалению, нет. Я даже не знаю толком, чем он там занимался. Кроме постоянных стычек с Уэйтумом и Кершем. Говорили, что в один прекрасный день он появился в Звездной Пристани с рекомендательным письмом от принца Боуррика и устным утверждением о том, что Паг посоветовал ему туда направиться. Ну, его вынуждены были принять. Он там провел три или четыре года и творил все это время такие диковинные чудеса, что у всех буквально дух захватывало. Он к тому же сумел убедить почти всех учеников, что искусством магии может овладеть любой. Правда, сам Накор называл это просто фокусами и уверял, что мастера из Звездной Пристани с ним спорят единственно из тупоумия и в силу ограниченности своих понятий. — Он нахмурился и прерывисто вздохнул. — Видите ли, я был тогда слишком занят собой, своими проблемами и почти не обращал на все это внимания. Как всякий новичок, я редко выходил из своей комнаты, и с Накором видался всего несколько раз, да и то мельком.
— Неужто мастера и вправду тебя сюда послали только потому, что ты был слабым учеником?
— Боюсь, что это именно так, — нехотя ответил Энтони и развел руками. — Ведь в Академии всегда было довольно не только одаренных учеников, но и опытных мастеров, настоящих волшебников. Они могли отправить сюда любого из них безо всякого ущерба для заведения. Во всяком случае, мне так кажется.
Николас помрачнел и глухо проговорил:
— А ведь это сильно смахивает на заведомое, намеренное оскорбление его светлости.
Энтони густо покраснел:
— Мне такое и в голову не приходило.
— Я вовсе не хотел тебя унизить, Энтони, — поспешно произнес Николас. — Ты наверняка гораздо способнее многих из тех, кого считают таковыми Керш и Уэйтум. Ведь и Накор тебе говорил то же самое. — Однако слова эти не могли утешить Энтони, который был до глубины души уязвлен предыдущим высказыванием принца. — Но ведь герцог Мартин — родной брат короля! — продолжал Николас. — И он просил их прислать в Крайди чародея, который заступил бы место самого Кулгана, учителя Пага! Мастерам следовало отправить сюда того из волшебников, кого сами они считают наиболее искусным и опытным в вашем ремесле.