Анонс

Серия Раймонда Фейста о Войне Провала начинается с приключений двух мальчиков, Пуга и Томаса, которые мечтали вырасти и вырваться из своей серой, будничной жизни. Пуг мечтал стать магом, а Томас — великим воином. Оба они благодаря своим врожденным способностям, хотя и не без помощи потусторонних сил, добились того, что мечты их стали явью. Во время Войны Провала Пуг был похищен, и у него были выявлены магические силы, которые оставалось лишь развивать. Томас случайно наткнулся на умирающего дракона, который дал ему волшебные доспехи, и превратился в легендарного воина.

Когда Пуг и Томас начинают лучше управлять своими новыми силами, сюжетная линия переключается на противостояние двух миров, между которыми не утихает война, известная как Война Провала. Мидкемия — это молодая планета, на которой все еще очень зыбко и непрочно. Келеван — мир древний, но от этого не менее противоречивый. Воинственные цуранцы вторглись в Островное Королевство на Мидкемии, стремясь расширить свои владения и захватить металлы, распространенные в Мидкемии, но редкие на родине захватчиков. Между двумя мирами открыт магический Провал, и сквозь этот портал захватчики проникают в Королевство. Постепенно Томас узнает, что он наделен силой валхеру, мистических существ, о которых сохранились только легенды в Мидкемии. Повелители Драконов были могущественны, как боги, и даже вступили в войну с самими богами. В третьей книге трилогии наступает кульминационный момент, когда Томасу удается обуздать древнюю магию, которая стремится овладеть им, а Пуг возвращается в дом своей молодости.

«Трилогия об Империи» переносит нас в родной мир цуранцев, где мы имеем возможность узнать, что творится «по ту сторону Провала». Леди Мара, которой в первой книге всего семнадцать лет, оказывается втянута в опаснейшую политическую игру, но ее талант и способность к импровизации помогают ей выходить победительницей в этой игре, отражая все атаки недоброжелателей. При поддержке своих верных друзей, среди которых есть тот, кого она любит больше жизни — раб из Королевства по имени Кевин, — она становится правительницей Империи Цураннуанни.

Последняя серия, «Змеиные войны», это история Эрика, незаконнорожденного сына барона, и его друга Ру — уличного мальчишки. Королевству вновь угрожают захватчики, но на этот раз из-за моря. История жизни двух молодых людей разворачивается на фоне спешных приготовлений Королевства к грядущей войне и противостояния огромной армии завоевателей, ведомых Изумрудной Королевой. Война перерастает в битву между добром и злом, и Пут с Томасом вновь принимают в ней участие.

Фейст воспринимает Мидкемию как объективный виртуальный мир, хотя и вымышленный. Романы о Мидкемии он пишет как исторические. «Дровяной мальчик» — это история из первых дней Войны Провала, когда в Королевство вторглись цуранцы.

Герцог поднял голову.

Командующий Западной Армией Боррик, герцог Крайди, посмотрел на капитана, который стоял на пороге командирской палатки. Капитан спросил:

— Ваша светлость, вы не могли бы выйти на минутку?

Боррик поднялся, в очередной раз позавидовав своему старинному другу Брукалу, который в эту минуту наверняка греется у камина где-нибудь в Ла-Муте, в то время как герцог забрасывает принца Крондорского жалобами на плохое снабжение.

Шла к концу уже вторая военная зима, и лагерь Боррика располагался в десяти милях от линии фронта. Герцог был опытным воином, еще с детства привыкшим к сражениям с гоблинами и Братством Темного Пути — темными эльфами, — и каждой клеточкой тела чувствовал, что эта война будет долгой.

Он закутался в теплый плащ и вышел из палатки. Глазам его предстала странная картина.

В отдалении маячили какие-то фигуры, едва различимые сквозь густые хлопья снега. Они двигались к лагерю, и по мере приближения их силуэты обретали форму. Вскоре в них уже можно было узнать патруль, сопровождающий какого-то незнакомца.

Солдаты шли медленно, потому что человек, которого они вели в лагерь, тащил тяжелые сани, на которых лежала большая кладь. Когда они подошли еще ближе, Боррик увидел, что сани тащит деревенский мальчик. Он тянул их за собой с удивительным упорством, пока наконец не остановился прямо перед командующим Западной Армией Королевства.

Приглядевшись к мальчику, Боррик понял, что тому выпало тяжелое испытание. Голова его была непокрыта, и в белокурых волосах поблескивали снежинки. Шея и нижняя часть лица парнишки были обернуты грубым шарфом. Он был одет в толстую рубаху и штаны, а на ногах у него были тяжелые крепкие башмаки. На куртке темнели пятна крови.

В санях, которые он приволок, лежал необычный груз. На большом мешке лежало два тела. Мертвые глаза мужчины смотрели в небо, и на ресницах застыли слезы. Судя по тому, что на нем были кожаные доспехи, он был воином. На боку у него висели пустые ножны, и одной рукавицы не хватало. Рядом лежала девушка, укрытая одеялом, и казалось, что она просто спит. При жизни она была просто красива, но смерть сделала ее личико почти совершенным в своей фарфоровой белизне и прозрачности.

— Кто ты, малыш?

— Я Дровяной Мальчик, — еле слышно ответил тот. Глаза его ничего не выражали, словно он смотрел внутрь себя, хотя и не отводил взгляда от Боррика.

— Что ты сказал? — переспросил герцог. Мальчик попытался собраться с мыслями.

— Сэр, мое имя Дирк. Я слуга лорда Паула из усадьбы «Белые Холмы». Это в трех днях ходьбы отсюда, на той стороне Долины Какисоу. — Он указал на запад. — Я ношу дрова.

Боррик кивнул:

— Я знаю эту усадьбу. Я много раз приезжал туда к лорду Паулу. До нее тридцать пять миль, двадцать из которых приходятся на оккупированную врагом территорию. — Он показал на сани. — Что здесь?

— Это сокровища моего хозяина, — устало проговорил мальчик. — Это его дочь. Этот мужчина — убийца. Когда-то он был моим другом.

— Пожалуй, лучше нам войти внутрь, и тогда ты мне все расскажешь, — сказал Боррик и сделал солдатам знак взять у мальчика веревки, в которые он впрягался, как в лямку, и оттащить сани с дороги.

Герцог отвел мальчика в свою палатку и распорядился, чтобы тому принесли горячего чаю и чего-нибудь из еды. Когда они остались одни, Боррик сказал:

— Итак, Дирк, рассказывай все по порядку.

С весной пришли цуранцы. В прошлом году они объявились в горах Серые Башни, и правители Королевства вместе с самыми влиятельными нобилями и купцами Вольных Городов предупредили всех о возможном вторжении врага на прилежащие территории. Но сопровождавшие эти сообщения россказни о том, что грозные воины появляются из ниоткуда, были встречены недоверием. И казалось, что бои, идущие высоко в горах между солдатами Боррика, пигмеями и захватчиками, слишком далеко, чтобы как-то повлиять на жизнь мирного населения.

Но вот сразу вслед за предупреждением рейнджеров из Наталя — которые быстро умчались предупредить других — в усадьбу «Белые Холмы» вошла колонна низкорослых людей в ярких цветных доспехах.

Лорд Паул приказал охране быть наготове, но не оказывать никакого сопротивления, если пришельцы сами не спровоцируют побоище.

Дирк вместе со всей челядью стоял позади хозяина и вооруженной стражи. Он смотрел на своего господина, который стоял на шаг впереди всех. Дочь его осталась в доме, и Дирк удивлялся, неужели хозяин считает, что за стенами дома девушка будет в большей безопасности.

Дирку казалось, что его господин держится великолепно. С самого начала войны ходили слухи о жестокости цуранцев, а Вольные Города целиком зависели от армии Королевства. Все усадьбы вокруг Валинора были предоставлены самим себе. И тем не менее лорд Паул стоял твердо, не проявляя ни малейших признаков страха, в торжественной алой мантии с горностаевой опушкой. С тех пор как Империя Великого Кеша в прошлом веке отказалась от своих северных колоний, никому больше не присваивались титулы, но те семейства, кому они достались по наследству, носили их с гордостью. Подобно другим нобилям Вольных Городов, лорд с презрением относился к тем, кто стремился получить титул, хотя сам весьма дорожил своим.

Когда захватчики спокойно подошли к дому, стало очевидно, что им ничего не стоит подавить любое сопротивление. У Паула был личный телохранитель и несколько наемных солдат, которые обычно сопровождали его в путешествиях, но что могла сделать горстка головорезов против отряда хорошо обученных воинов? На цуранцах были яркие оранжево-черные доспехи, сделанные, очевидно, из дерева и толстой дубленой кожи, совсем непохожие на металлическую броню, которую носили офицеры из Наталя.

Паул повторил приказ не оказывать сопротивления, и когда командир цуранцев представился ему, лорд учтиво отдал ему честь. После этого командир через переводчика, одетого в черный мундир, принялся перечислять свои требования. Вся собственность Белых Холмов, равно как и окрестных деревень, отныне переходит в руки цуранцев, в частности, подразделения, называемого Минванаби. Интересно, подумал Дирк, Минванаби — это имя или название местности? Впрочем, он был слишком напуган, чтобы задать этот вопрос вслух.

Командир цуранцев, которые все как один были невысокими и коренастыми, отличался от своих солдат только украшением на шлеме, сделанным, по всей вероятности, из хвоста какого-то животного. Черный плюмаж свисал до самых плеч.

Дирк пытался угадать, какое положение занимает человек в черном мундире: с ним обходились подчеркнуто вежливо, пока он переводил.

Офицера звали Чапка, а что означал его ранг, Дирк так толком и не понял.

Он отдал приказ, и человек в черном сказал:

— Оружие имеет право носить только господин этого дома и его личный человек. — Дирк понял так, что это означает телохранителя. Тогда это будет Хэмиш. — Остальным положить оружие сюда.

Солдаты лорда посмотрели на своего господина. Лорд Паул кивнул. Тогда они вышли вперед и медленно сложили оружие в кучу.

— У кого еще осталось оружие? — спросил человек в черном.

Один из солдат, переглянувшись с товарищем, достал из-за голенища маленький нож, кинул его в общую кучу и вернулся в строй.

Офицер что-то прокричал своим воинам, и с десяток цуранцев побежали обыскивать разоруженных наемников. Один цуранец поднял над головой нож, который нашел в сапоге у солдата, и офицер велел провинившемуся выйти вперед. Человек в черном, выслушав офицера, перевел:

— Этот человек ослушался. Он спрятал оружие. Он будет наказан.

— Что вы с ним сделаете? — медленно спросил лорд Паул.

— Смерть от меча слишком почетна для непослушного раба. Он будет повешен. Солдат побледнел.

— Но это же совсем маленький ножик! Я просто забыл, что он у меня есть.

В этот момент его сильно ударили сзади, и он потерял сознание. Завороженный страшным зрелищем, Дирк смотрел, как два цуранца волокут солдата, о котором Дирк знал лишь, что его зовут Джексон, к амбару. Там из маленькой дверцы, ведущей на сеновал, свисала веревка, с помощью которой поднимали наверх сено. Оглушенного солдата, накинув ему шею петлю, быстро вздернули. Он даже не успел прийти в сознание. Тело его дважды дернулось, вытянулось и повисло неподвижно.

Дирку приходилось и раньше видеть мертвецов. На городок Валинор, в котором он вырос, порой совершали набеги разбойники или Темные Братья, а однажды он наткнулся на пьяницу, который замерз до смерти на задворках постоялого двора. Но эта казнь заставила его желудок сжаться, и он знал, что это не от жалости к Джексону, а от страха за собственную шкуру.

Человек в черном мундире сказал:

— Любого раба с оружием мы повесим.

Офицер отдал приказ, и цуранцы начали обыск: одни отправились в господский дом, другие — во флигели, а несколько человек — в амбар и кладовые. С проворством, которое поразило Дика, они снова вернулись к командиру с докладом. Дик не понимал ни слова, но по тому, как быстро они тараторили, догадался, что солдаты перечисляют вещи, которые увидели. Из амбара и кладовых цуранцы вернулись нагруженные всякой утварью. Офицер через переводчика принялся расспрашивать лорда Паула о назначении тех или иных предметов, и после того, как хозяин усадьбы объяснял, для чего служат такие обычные вещи, как бурдюк или кастрюля, офицер велел складывать их в ту или иную из двух куч. Если встречалось два одинаковых предмета, один немедленно попадал в одну кучу, а другой, после некоторого размышления, клался отдельно или тоже летел туда же.

Когда два цуранских солдата сгребли большую из образовавшихся куч и унесли ее, старый Вильям, садовник и сторож, сказал:

— Посмотри-ка!

— Что такое? — чуть слышно прошептал Дирк.

— Они не носят железа, — так же тихо ответил старик и многозначительно кивнул на цуранцев:

— Погляди на их латы и оружие.

Дирк пригляделся, и то, что он увидел, его поразило. На цуранцах не было ни одного металлического предмета. Их оружие и доспехи были сделаны из толстой кожи или особым способом обработанного дерева. Ни клинков, ни даже застежек Дирк не увидел. Начиная от плетеных сандалий и кончая деревянными шлемами, на цуранцах не было ничего металлического.

— Что это значит? — прошептал Дирк.

— Не знаю, но скоро мы это выясним, — ответил старик. Цуранцы продолжали обшаривать владения лорда Паула почти до захода солнца, а потом приказали всем собрать вещи и перебираться в амбар или на кухню. Сами они заняли комнаты прислуги. К удивлению Дирка, цуранский офицер поселился вместе со своими солдатами, оставив Паула с дочерью одних в большом доме.

Это был первое, что поразило Дирка, начало длинной череды удивлений, которые ждали его в этом году.

Алекс, скорчившись от боли, лежал на земле, а Хэмиш кричал:

— Только не вставай!

Цуранский солдат, который ударил Алекса в живот, навис над ним, готовый выхватить меч. Алекс застонал, и Хэмиш вновь закричал ему, чтобы он не двигался.

Вместе с другими слугами Дирк стоял у входа в амбар и смотрел, что будет дальше, ожидая самого худшего. За эти два месяца цуранцы проявили себя строгими, но справедливыми хозяевами, но иногда, когда им казалось, что их честь задета кем-то из обитателей Белых Холмов, случались такие расправы. Старый крестьянин по имени Самюэль месяц назад напился пьяным и наткнулся на цуранца, когда возвращался домой. Самюэля избили до бесчувствия и повесили на глазах у испуганных жены и детей.

Алекс продолжал стонать, но не делал попытки подняться, пока цуранский солдат не удалился, удовлетворенный его поведением. Уходя, он пробурчал что-то на своем языке и с презрением плюнул на лежащего юношу.

Хэмиш, немного поколебавшись, подошел к Алексу и с помощью Дирка поднял его.

— Что случилось? — спросил Дирк.

— Не знаю, — сказал Алекс. — Я просто на него посмотрел…

— Все дело в том, как ты на него посмотрел, — сказал Хэмиш. — Ты буравил его взглядом. Если б ты на меня так посмотрел, я бы тебя тоже побил. — Старый солдат оглядел Алекса. — В армии мне приходилось вышибать дурь из таких сопляков. Изображай уважение, когда рядом эти убийцы, парень, а то в один прекрасный день они тебя вздернут просто ради забавы.

Потирая бок, Алекс пробормотал:

— Честное слово, больше так не буду.

— Посмотрим, как ты не будешь, — сказал Хэмиш и подозвал старшего из стражников, Дрогена:

— Скажи всем, что эти ублюдки слишком чувствительны. Может, у них на фронте дела неважные. Одним словом, пусть все держат себя вежливо и делают, что им прикажут.

Дроген кивнул и убежал. Хэмиш снова принялся ощупывать Алекса, а потом сказал:

— Повезло тебе, парень. Еще поживешь. Дирк помог Алексу подняться на крыльцо.

— Похоже, что, как на них ни гляди, любви от них не дождешься.

— Тогда, я думаю, лучше всего вообще на них не смотреть.

Дирк ничего не ответил. Он страшно боялся цуранцев и поэтому и так на них не смотрел. Оказалось, что это самое разумное поведение.

— Не разнесешь дрова? — спросил Алекс.

— Конечно, — кивнул Дирк, и только потом до него дошло, что дрова придется нести туда, где поселились цуранцы. Он поднял большую вязанку и, с усилием закинув ее за спину, понес к дверям. У входа в пристройку он на мгновение замедлил шаг, потом поправил вязанку и решительно толкнул дверь.

Дверь приоткрылась чуть-чуть. Дирк распахнул ее ударом ноги и, войдя внутрь, поморгал, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

Шестеро цуранцев сидели на кроватях. Они тихо переговаривались, занятые чисткой оружия и доспехов. Увидев Дирка, они замолчали. Дирк подошел к камину и опустил рядом с ним свою ношу.

Цуранцы наблюдали за ним без всякого выражения. Дирк поспешно выскочил из комнаты. Закрывая за собой дверь, он с трудом верил, что всего лишь пару недель назад кровать в дальнем углу была его собственной. Теперь он и остальные работники спали в амбаре, кроме тех, кто работал на кухне. Они ночевали там же, устроившись на полу.

Ночи стояли теплые, и поэтому дрова были нужны только для приготовления пищи. Цуранцы готовили на каминном огне свою странную еду, наполняющую окрестности необычным, но аппетитным запахом.

Дирк постоял минутку, глядя по сторонам и вспоминая, какими были Белые Холмы раньше, до прихода цуранцев. Теперь на всем лежала их тень. Двое влюбленных, Микия и Торрен, которые обручились за неделю до праздника середины лета, рука об руку вышли из коровника, и казалось, что для них не существует никаких захватчиков. Из кухни доносились голоса и звон кастрюль, возвещавший о том, что скоро обед, и Дирк вдруг понял, что проголодался. Но прежде чем идти есть, он должен был разнести еще несколько вязанок по разным помещениям и решил не тянуть с этим делом. Поворачивая к дровяному сараю, он краем глаза увидел солдата в черно-оранжевых доспехах, который направлялся к амбару. Дирк лениво подумал, уйдут ли они когда-нибудь из Белых Холмов. Впрочем, надежда на это была слабой. С фронта не поступало никаких известий, и цуранцы так прочно засели в Белых Холмах, словно никогда не собирались уходить отсюда.

Обойдя сарай, Дирк увидел Алекса, который колол дрова.

— Можешь уносить, парень, — сказал ему Алекс. — Я поколю.

Дирк кивнул и наклонился за следующей порцией поленьев. Как самому младшему из слуг ему постоянно давали самую черную работу, и при этом он еще должен был всем помогать.

До того, как он попал в Белые Холмы, Дирк был ничем, младшим сыном каменотеса, у которого уже ходили в подмастерьях два старших сына. Его отец поставлял камень для усадьбы и воспользовался этим, чтобы пристроить Дирка. В будущем Дирк мог бы стать здесь пастухом или стражником, а то и получить клочок земли и отдавать часть урожая в качестве платы за аренду. Он даже мог бы добиться такого положения, как Франклин, у которого была своя земля. Дирк даже осмеливался мечтать, что когда-нибудь встретит девушку, женится на ней, будет растить своих сыновей, дочерей, и, наверное, несмотря на цуранцев, у него оставалась такая возможность.

Напомнив себе, что ему есть за что благодарить судьбу, он подхватил очередную вязанку и понес ее во флигель, где разместились захватчики.

С наступлением осени погода резко изменилась. Дни стояли солнечные, но холодные, и ночью тоже было холодно. В этом году выдался богатый урожай яблок, и давильные прессы работали почти круглые сутки. Цуранцам очень понравился яблочный сок, и они заказали себе большое количество. Сок выставляли на двор, чтобы он перебродил, а из кухни чудесно пахло теплыми пирогами.

Дирк уже привык относить дрова цуранцам, а теперь в его обязанности входило следить за тем, чтобы у каждого камина всегда лежали дрова. Алекс занимался лишь колкой. Все стали называть Дирка «дровяной мальчик», а как его зовут по имени, уже никто и не вспоминал. Чем холоднее становились ночи, тем больше у него прибавлялось работы. К тому же он должен был помогать всем готовить усадьбу к зиме. Надо было подправить загон для овец, которых держали ближе к усадьбе, поскольку зимой с гор спускались голодные волки, и пригнать с высокогорных лугов коров и бычков.

Еще предстояло укрепить погреба и стены в кладовках. В предгорья Джайбона зима приходила быстро, и часто после первого же снегопада все покрывалось сугробами до самой весны.

Дирк много работал и радовался тем нечастым минутам, когда мог отдохнуть, посмеяться со старшими ребятами и молодыми парнями и поговорить с Литией, старухой, которая раньше присматривала за телятами и ягнятами. Она была добра к этому неловкому мальчику и рассказывала Дирку вещи, которые помогали ему понять этот изменчивый мир.

Теперь Дирк понял, что впереди у него не такой уж богатый выбор. До прихода цуранцев еще оставалась надежда выучиться на скотника или стать фермером, встретить девушку и завести семью. Можно было бы попытаться накопить денег и стать торговцем. Дирк имел представление об искусстве каменотеса и мог бы найти работу по этой части.

Но сейчас он боялся, что его удел — до конца жизни остаться слугой. Ему давно никто не платил за работу. Цуранцы забрали все сокровища лорда Паула, хотя ходили слухи, что около двух третей он сумел спрятать. Но даже если эти слухи были правдивы, лорд Паул не собирался платить какому-то слуге, рискуя быть повешенным.

И в имении не было ни одной ровесницы Дирка, если не считать дочери лорда.

Раньше на праздник середины зимы можно было встретиться с девушками из города или ближайших усадеб, но цуранцы запретили всем покидать Белые Холмы на праздник середины лета, и Дирк сомневался, что на сей раз они отменят этот запрет.

Домочадцы лорда Паула отмечали Банапис в своем кругу, без особого веселья, поскольку еда и напитки оставляли желать лучшего, и одиночество тоже не могло согреть их сердца.

Но похоже, думал Дирк, зимой праздник пройдет веселее, поскольку осенью заготовлено много сидра. Потом он вспомнил, каким страшным становился его отец, когда напивался; он усомнился в том, что это украсит праздник. Хэмиш славился своим умением допиваться до темной слепой ярости, и, как правило, это случалось зимой.

Дирк отбросил грустные мысли и занялся своими делами. Он считался в усадьбе самым работящим, хотя и самым непримечательным мальчиком из всех младших слуг.

Праздник был бледной тенью прежних торжеств.

Обычно в этот день все переворачивалось вверх дном и все, кто жил в усадьбах неподалеку от города, отправлялись на праздник туда. Из горожан выбирался человек, который играл роль старика Зимы и въезжал в город на санях, запряженных волками — как правило, их изображала пестрая свора собак, и все помирали со смеху. Он раздавал детишкам сладости, а взрослые обменивались подарками. Потом наедались до отвала, а вино и эль просто лились рекой.

И много свадеб играли после этого праздника.

В этом году цуранцы запретили гуляния, и Дирк стоял во дворе среди кучки слуг, глядя, как Микия и Торрен вступают в брак в присутствии лорда Паула и его дочери. Цуранцы позволили Дирку сходить в храм Дайлы за жрецом, чтобы венчание прошло по всем правилам. «Несмотря на присутствие нежеланных гостей, молодые выглядели счастливыми, и большой костер, который Дирк вместе с остальными слугами сложил во дворе, тоже внес некоторое оживление в праздник. Пламя ревело, и стоящим рядом было тепло, но в остальном это был холодный и унылый денек для свадьбы. С гор задувал резкий ветер, и низкое небо было свинцового цвета.

К столу было подано все самое лучшее, что можно было придумать в таких обстоятельствах. Дирк впервые в жизни напился, но вскоре обнаружил, что его желудок не может вместить столько, сколько желудки его друзей. Остальные парни с изумлением смотрели на Дирка, который стоял, привалившись к стене амбара. Его тошнило, в голове у него все плыло, и кровь тяжело стучала в висках.

Каким-то чудом он забрался на сеновал, где теперь ночевали слуги. Как самому младшему ему досталось худшее место, рядом с люком для поднимания сена, и поэтому ночью он ужасно мерз. Если бы Дирк спал здесь один, то замерз бы до смерти. Среди ночи его разбудил крик, донесшийся снаружи из темноты. Дирк заворочался, а его сосед, Хэмми, полусонно пробормотал:

— Что это?

Дирк открыл люк нараспашку и в лунном свете увидел пьяного Хэмиша, который размахивал мечом, держа в другой руке кувшин с сидром.

Он выкрикивал какие-то слова, которых Дирк не мог разобрать, а Хэмми сказал:

— Наверное, он вспоминает какую-то старую битву. Вдруг Алекс воскликнул:

— Цуранцы! Если Хэмиш разбудит их своими воплями, они его убьют. Надо увести его и постараться заткнуть ему рот.

— Если не боишься разговаривать с ним, когда у него в руках меч, валяй, — сказал Хэмми. — Я уж лучше останусь здесь. Я его уже видел пьяным. Он становится сумасшедшим.

— Надо же что-то делать, — сказал Дирк.

— Что? — спросил Хэмми.

— Не знаю, — признался Дирк. Из флигеля выбежали два цуранца и остановились, увидев в лунном свете пьяного старого вояку.

— Вы, вонючие ублюдки! — орал Хэмиш. — Идите сюда, и я покажу вам, как надо пользоваться мечом.

Цуранцы медленно вытащили оружие и о чем-то зашептались. Один из них кивнул другому и отошел назад, убрав меч. Потом он повернулся к флигелю и убежал.

— Пошел за подмогой, — прошептал Дирк, боясь, что второй цуранец его услышит.

— Может, они просто заставят его отдать меч и отправят спать? — предположил Хэмми.

— Может, — эхом отозвался Дирк.

Потом они увидели шестерых цуранцев. Впереди шел их офицер. Офицер заорал на Хэмиша, а тот по-волчьи оскалился и крикнул в ответ:

— Идите сюда! Спойте мне песенку, собачьи дети! Казалось, цуранского офицера раздражает то, что его вытащили на улицу в такой поздний час. Он что-то быстро сказал своим людям, после чего развернулся и, не оглядываясь, ушел.

— Может, они оставят его в покое, — сказал Хэмми. Вдруг из темноты вылетела стрела и вонзилась в грудь старому Хэмишу. Он изумленно посмотрел на нее, упал на колени, а потом завалился на бок, так и не выпустив ни меча, ни кувшина с сидром.

— Боги! — прошептал Дирк.

Цуранцы как по команде повернулись и пошли прочь, оставив мертвого телохранителя валяться в снегу.

— Что будем делать? — прошептал Дирк старшим мальчикам.

— Ничего, — ответил Алекс. — Пока цуранцы не прикажут нам его похоронить, ничего нельзя делать.

— Но это же не правильно, — сказал Дирк, изо всех сил пытаясь удержаться от слез.

— В наши дни все не правильно, — произнес Хэмми, закрывая люк.

Дирк лежал на чердаке, ежась от холода, который был гораздо страшнее зимней стужи.

— Давай я тебе помогу, — сказал Дроген, видя, как Дирк пытается ногой захлопнуть дверь кухни. Снаружи завывал ветер, и Дирк уже в пятый раз ходил за дровами.

— Закрой, пожалуйста, дверь, — сказал Дирк. Новый телохранитель лорда Паула выполнил его просьбу, и Дирк поблагодарил:

— Спасибо. Я должен отнести дрова в большой зал.

Сгибаясь под тяжестью вязанки, он вошел в зал, где обедали лорд Паул и его дочь Аника.

Дирк был очень рад необходимости принести им дрова, поскольку это давало ему возможность украдкой взглянуть на Анику. Она была на год младше Дирка. На прошлый Банапис ей исполнилось пятнадцать, и для юного слуги она была воплощением совершенства. У нее были тонкие черты лица, губы сердечком, широко расставленные голубые глаза и волосы цвета бледного золота. Ее кожа летом покрывалась легким загаром, а зимой щечки ее пылали цветущим румянцем. Фигура ее только-только оформилась, и хотя она была не такой пышной, как у кухарок, грация Аники заставляла сердце Дирка биться быстрее.

Дирк понимал, что она даже не знает его имени, но мечтал, что когда-нибудь он добьется славы и высокого положения и завоюет ее любовь. Образ ее дни напролет стоял у него перед глазами.

— Что-то не так, Дровяной Мальчик? — спросил лорд Паул.

— Нет, сэр, — ответил Дирк и, выпрямляясь, ударился головой о каминную полку. Аника засмеялась и изящно прикрыла ладошкой рот, а Дирк отчаянно покраснел. — Я просто принес дрова, сэр.

— Тогда ступай обратно на кухню, — сказал лорд. До прихода захватчиков лорд Паул был представителем города. Он принимал участие в голосовании по важным вопросам и однажды входил в совет представителей Вольных Городов Наталя. Как ни крути, он был самым богатым человеком в округе. Его корабли бороздили Горькое Море, и по всему Западному Княжеству были разбросаны его фермы и земельные владения. К тому же у него была собственность в Островном Королевстве и в Империи Великого Кеша. И теперь Дирк безнадежно влюбился в его дочь. Не важно, что она не знала имени Дирка и даже не замечала его присутствия, — он все равно продолжал думать о ней. В последние две недели после смерти Хэмиша он ловил себя на том, что только и делает, что вспоминает Анику — ее улыбку, то, как она двигается, ямочку у нее на подбородке и взгляд, когда она слушает своего отца.

Она носила только самые лучшие платья, и ее волосы неизменно были скреплены гребнем из светлой кости или из раковин Горького Моря. Она всегда была вежлива, даже со слугами, и такого нежного голоса, как у нее, Дирк никогда не слышал.

Когда он вернулся на кухню, старая дородная кухарка, которую звали Дженна, сказала:

— Ну что, мы опять пялились на девушку, а? Дроген засмеялся, и Дирк снова покраснел. Его влюбленность в дочку лорда была постоянным предметом шуток на кухне. Дирк молил богов, чтобы Дженна ничего не рассказала другим мальчишкам, потому что тогда его и без того нелегкая жизнь превратилась бы в настоящий ад.

— Красивая девушка, — сказал Дроген, улыбнувшись Дирку. — Многие мужчины не отказались бы на нее посмотреть.

Дирку нравился Дроген. Пока цуранцы не убили старого Хэмиша, он был просто одним из стражников лорда Паула. После этого он был переведен в дом, и Дирку несколько раз удавалось с ним поговорить. В отличие от Хэмиша, который был подвержен приступам дурного настроения, Дроген был спокойным парнем, который говорил мало, если его не спрашивали о чем-то прямо. Он легко сходился с людьми и имел репутацию одного из лучших фехтовальщиков в Вольных Городах. Его красота была мрачноватой, но Дирк слышал, что не одна служаночка мечтала бы сойтись с ним поближе, а девушки в тавернах с нетерпением ждали его следующего визита. Дирк считал его славным малым, хотя Дженна не раз отпускала в его адрес едкие замечания, считая, что на уме у него одни бабы.

Дирк поднялся и сказал:

— Я должен отнести цуранцам еще дровишек.

Выйдя из теплой кухни на холод, он сильно пожалел, что пришлось это сделать, и побежал к дровяному сараю.

Дирк закинул за спину большую вязанку и поспешил к первому из трех флигелей. Цуранцы занимались тем же, чем и обычно: молча сидели, отдыхая между караулами или после каких-то дежурств, на которые иногда отправлялось сразу полгарнизона. Случалось, что они приходили израненные. Отдыхали они так: спали, чинили свои странные оранжево-черные доспехи и тихо переговаривались. Иногда они играли в игру, напоминающую обычные кости, а некоторые даже в подобие шахмат.

В тот день в Белых Холмах их было меньше дюжины, остальные были в походе вместе с командиром. Когда Дирк вошел, они взглянули на него с безразличием. Он вышел и отправился таскать другие вязанки. Закончив, он с облегчением вздохнул. Сколько бы раз он ни заходил во флигель цуранцев, воспоминания об их жестокости приводили его в такое состояние, что он был готов сломя голову бежать оттуда. Теперь до следующего вечера ему не нужно было здесь появляться, и Дирк на некоторое время почувствовал себя в безопасности.

Покончив со всеми делами на этот вечер, Дирк вернулся на кухню и съел скудный ужин — жесткое мясо и кусок черствого хлеба. Все лучшее из того, что оставалось после того, как захватчики забирали еду себе, подавалось лорду Паулу и его дочери. Дирк как-то раз услышал, как Аника жаловалась отцу на плохую пищу, а тот ответил ей, что могло быть и хуже. А по сравнению с тем, чем приходилось довольствоваться Дирку, это был просто пир. Дроген и домашняя прислуга получали целую кучу объедков, но никто не делился с Дровяным Мальчиком.

Дирк вернулся в амбар и постарался не замечать стонов, доносящихся из-под одеяла в углу. Микия с Торреном не обращали внимания на то, что они тут не одни. Дирк решил, что это потому, что Торрен скотник, а она — молочница. Он давно заметил, что деревенские жители ближе к природе и у них иные представления о скромности, нежели у городских.

В другом углу сидела Лития, дрожа от холода. Дирк помахал ей, и она ответила беззубой улыбкой. Он наклонился к ней и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Сносно, — ответила она слабым голосом. Дирк был уверен, что старуха не переживет зиму, но всем было на нее наплевать. Старики всегда умирают, повторяли они.

— О чем нынче сплетничают? — спросила Лития. Единственное, что составляло радость ее жизни, были слухи и новости. Дирк всегда старался услышать побольше, чтобы хоть чем-то порадовать свою приятельницу.

— К сожалению, сегодня никаких новостей, — ответил он. Неожиданно она спросила его с усмешкой:

— Ну что, хозяйская дочь уже удостоила тебя хотя бы взглядом, мой юный повеса? Дирк вспыхнул:

— Не знаю, о чем ты говоришь, Лития!

— Еще как знаешь, — хихикнула она и шутливо его ущипнула. — Так и должно быть, парень. Она здесь единственная твоя ровесница, и было бы странно, если бы ты на нее не поглядывал. Если эти мерзавцы, которые спят сейчас на наших кроватях, разрешат нам весной навестить соседей, первая же девчонка, которую ты встретишь на ферме, выбьет у тебя из головы это порочное чадо нашего лорда.

— Порочное? — переспросил Дирк. — Что ты имеешь в виду?

— Ничего, милый мальчик, — ответила Лития. — Она — своенравная девчонка, которая всегда получала то, что хотела, а тебе нужна хорошая сильная девушка с широкими бедрами, которая нарожает тебе детей, чтобы, когда ты состаришься, они о тебе заботились.

Хоть Дирк и был еще совсем юн, от него не ускользнула горечь, прозвучавшая в этих словах. Он знал, что единственный сын Литии несколько лет назад погиб и теперь не осталось никого, кто бы о ней позаботился.

Дирк сказал:

— Завтра постараюсь принести тебе из усадьбы еще одно одеяло.

— Не стоит ради меня наживать себе неприятности, — сказала Лития, но по ее лицу было видно, что она ему благодарна.

Дирк забрался по лестнице на чердак, где ночевали парни помоложе. Среди них он был самым младшим, поскольку дети слуг жили со своими родителями. Алекс, Ханс и Леонард уже спали. Хэмми и Петер еще не вернулись. Дирку самому не помешало еще одно одеяло, но он полностью зависел от тех, кто был старше него. Только прижавшись к Хэмми, можно было греться то одним, то другим боком, поэтому всю ночь Дик вертелся.

А до весны еще оставалось целых два месяца. Хэмми и Петер вскарабкались на чердак, и Дирк, завернувшись в свое единственное одеяло, провалился в сон.

Его разбудил непонятный звук. Только потом Дирк сообразил, что кто-то кричал. Звук был приглушенный, но это явно был крик. С минуту Дирк прислушивался, но было тихо, и он попытался снова уснуть.

Только он задремал, как внизу послышался какой-то скрип и звук шагов. Странное бульканье заставило Дирка приподняться на локте и вслушаться в темноту. Он напряг слух, но вновь стало тихо. Решив, что это опять Микия с Торреном, Дирк улегся назад и опять попытался заснуть. Им уже овладела дремота, когда он почуял неладное. Он поднял голову и увидел, что на него быстро надвигается что-то большое и темное. Дирк сел и невольно отпрянул в сторону.

В одно мгновение произошло сразу две вещи. Кто-то ударил его мечом, разрезав рубашку прямо под воротником, и Дирк, отшатнувшись, ударился спиной о люк сеновала. Он закричал, от ужаса не в силах произнести что-то внятное. Раздался вопль, на него рухнуло чье-то тело, и Дирк почувствовал, что летит. Он упал в сугроб, а сверху на него свалился еще кто-то, и Дирк потерял сознание.

Когда он очнулся, на востоке небо уже светлело. Дирк замерз и едва мог дышать. У него заплыл левый глаз, и какая-то тяжесть придавливала Дирка к земле.

Он попробовал пошевелиться и обнаружил, что на нем лежит Хэмми.

— Эй, слезай, — хотел сказать Дирк, но голос не слушался, а горло пронзила такая боль, что он застонал.

Ноги у него занемели от холода: он пролежал в сугробе несколько часов. Дирк поерзал, уселся и только тогда понял, что Хэмми мертв. У него было перерезано горло и лицо было совсем белым. Ужас так подстегнул Дирка, что он сумел спихнуть с себя труп и даже встать на непослушных ногах.

Он стал стряхивать с себя снег, и все его мышцы заныли от боли. Выбравшись из сугроба, Дирк увидел, что он весь в крови, и это кровь Хэмми.

— Что случилось? — потрясенно прошептал Дирк.

Он побрел к амбару. Через час должно было взойти солнце. Ноги у него подкосились; он прислонился к стене амбара и, подняв голову, увидел, что люк, через который поднимают сено, открыт. На негнущихся ногах Дирк обошел амбар и увидел, что дверь распахнута настежь. Посмотрев на снег перед дверью, он заметил странную вещь. Там, где обычно никто не ходил, можно было различить цепочку следов, а рядом — борозды от полозьев. Кто-то тащил отсюда тяжело груженные сани. Лошадей в усадьбе давно не было — цуранцы съели их еще прошлой зимой.

Дирк вошел внутрь и увидел Микию и Торрена, которые лежали в объятиях друг друга с перерезанными глотками. Старая Лития валялась в луже собственной крови, и глаза ее были широко открыты. Повсюду, куда бы ни посмотрел Дирк, он видел смерть.

«Кто это сделал? — в панике спрашивал себя Дирк, — Неужели цуранцы вдруг помешались и всех перебили? Но если это они, должны быть и обратные следы, а след только один». К тому же он знал, что почти все они были где-то в походе и в усадьбе их оставалось всего несколько человек.

Потом Дирк взглянул на господский дом — Аника! — хрипло прошептал он. В предрассветной мгле он вбежал на кухню и увидел, что дверь открыта. Онемев от ужаса, Дирк смотрел на следы резни, учиненной в комнате, где спала прислуга. Все до одного были убиты, как и те, кто ночевал в амбаре.

Дирк взбежал по лестнице наверх и без стука ворвался в комнату Аники. Ее постель была пуста. Дирк заглянул под кровать, подумав, что она могла заползти туда и умереть, но потом вдруг понял, что в комнате нет следов крови.

Вскочив, Дирк бросился в комнату ее отца. Лорд Паул лежал на залитой кровью кровати, и Дирк даже не стал проверять, жив он или мертв. Потайная дверь за кроватью, замаскированная под кусок стены, была распахнута настежь. Дирк заглянул в тайник и, понял, что именно здесь его хозяин прятал свое сокровище. Захватчики потребовали сдать им все золото, все серебро и даже медь, хотя всем было известно, что у них нет даже представления о том, что такое богатство. Дирк вспомнил о слухах, что лорд Паул утаил две трети своего состояния. Может быть, цуранцы узнали, что он их провел, и решили наказать за это всех? Когда цуранцы приходят в ярость…

Нет, сам себе возразил Дирк. Цуранцы повесили бы всех, не удостоив ударом меча. Тот, кто устроил эту резню, действовал тайно и наверняка опасался поднять тревогу. Убийца был вооружен…

Дроген!

Только у Дрогена и у самого лорда Паула было оружие. Дирк закрыл потайную дверь. Он был слишком потрясен, чтобы оценить, как хитро она сделана. Когда дверь была закрыта, ее невозможно было отличить от стены.

Дирк сбежал вниз, в столовую, и увидел над камином два меча. Он уже хотел взять один, но вспомнил, что если цуранцы поймают его с мечом, то повесят без долгих слов. Тогда Дирк вернулся на кухню и взял с разделочного стола большой нож. Ему не раз доводилось держать его в руках, и сейчас знакомая рукоятка придала Дирку уверенности.

Надо было как-то найти Анику, но Дирк понятия не имел, как это сделать. Дроген, должно быть, прихватил ее вместе с золотом. Дирк снова побежал в амбар, посмотреть, не остался ли все-таки кто-то еще в живых, но уже через минуту ему стало ясно, что, кроме него самого и Аники, никто не спасся.

Ну и конечно, цуранцев.

Дирка охватила паника. Он понимал, что, стоит кому-нибудь из них увидеть его, он будет немедленно повешен за то, что взял нож, и никаких объяснений слушать никто не станет.

Дирк сунул нож за пазуху и забрался на сеновал. Там он нашел свой холщовый мешок, который служил ему кладовкой. Скинув с себя свою единственную куртку, он увидел, что она распорота под воротником. Дроген ударил его первым, заметив, что он не спит, и, видимо, не сомневался в верности своего удара. Дирк понимал, что лишь темнота и падение с чердака спасли ему жизнь. Если бы он не упал, Дроген наверняка захотел бы удостовериться, что Дирк мертв.

Дирк натянул на себя еще одну рубашку, чтобы было теплее, не обращая внимания на кровь, сочащуюся из подбородка. Теперь для него было самое главное не замерзнуть. Он даже хотел снять куртку с одного из мертвецов, но не осмелился.

Дирк вновь натянул свою куртку и достал из мешка рукавицы и большой шерстяной шарф, который ему связала Лития. Надев и то, и другое, он заглянул в мешок, но больше там не было ничего, что могло бы ему пригодиться.

Теперь у него было только одно желание: догнать убийцу. Дроген. Надо найти Дрогена, спасти Анику и вернуть ей золото ее отца. Дирк понимал, что без этого золота девушка станет нищей и будет зависеть от щедрости родственников или друзей. Но он был так перепуган, что не мог двинуться с места.

Вдруг Дирк услышал крик со двора. Проснулись цуранцы, и один из них что-то заметил. Голоса приближались. Дирк понял, что они вот-вот войдут в амбар.

Он едва успел забиться в самый темный и самый дальний от двери угол, как почти сразу появились солдаты. Они быстро переговаривались на своем странном наречии. Один прошел мимо Дирка и даже бросил на него взгляд, но, видимо, принял его за мертвеца, потому что ничего не сказал своим товарищам. Другой полез на чердак, что-то крикнул оттуда. Потом он спустился, и все вышли. Дирк дождался, пока их шаги затихнут, подкрался к двери и выглянул наружу. Со своего наблюдательного пункта он увидел, как один из цуранцев отдает остальным приказ прочесать округу.

Не зная, что делать дальше, Дирк выжидал. Цуранцы рассматривали следы полозьев. Было видно, что их одолевают сомнения. Они заспорили. Тот человек, который отправлял остальных на поиски, видимо, хотел пустить за убийцей погоню. Другой, который был, очевидно, выше его по рангу, что-то произнес начальственным тоном, и первый, слегка поклонившись, ушел. Дирк догадался, что преследовать Дрогена никто не собирается. Он может так и уйти безнаказанным, перебив два десятка человек, забрав Анику и украв все золото лорда Паула. Да, цуранским солдатам явно не было дела до тех, кого они считали ниже себя.

Дирк понял, что если кто-то еще может спасти Анику, то только он. Выскользнув из амбара, Дирк убедился в том, что его никто не заметил, спустился с холма и углубился в лес. Он долго петлял между березами и соснами, пока не наткнулся на санный след.

Дирк пробирался по лесу, утопая в снегу. Ноги у него заледенели, он устал и проголодался, но не утратил решимости настигнуть Дрогена. Вокруг царили два цвета: зеленый и белый. Ветви сосен и елей были густо усыпаны снегом. Позади осталась березовая роща, и Дирк понял, что он уже вышел за границу владений лорда Паула.

Убийца двигался с хорошей скоростью, несмотря на то что ему приходилось волочить тяжелые сани. Поднимаясь на холм, Дирк выигрывал время, но, спускаясь с него, снова терял.

Дирк остановился, чтобы передохнуть, и задумался. Наконец он пришел к выводу, что выследить убийцу проще всего будет ночью, когда Дроген разожжет костер. Он понятия не имел, сколько прошло времени, но видел, что серое небо начинает темнеть и скоро опустятся сумерки.

Над одним из сугробов высунулся кролик и принюхался. Дирк пожалел, что у нет лука и нет времени ставить силки, а то бы он с удовольствием съел жареной крольчатины. Постаравшись забыть о мясе, он пошел дальше.

Повалил снег, и тут же стало темно. Вместе со следом саней пропали все планы Дирка продолжать преследование ночью. Это была самая темная ночь в его жизни, и Дирк дрожал не только от холода, но и от страха.

Отыскав несколько деревьев, чьи ветви образовали шатер, он забрался туда и, слепив из снега стену, чтобы защититься от ветра, задремал.

Его разбудил какой-то тихий звук. Высунув голову из-под веток, Дирк увидел, что снег за ночь возвел над ним купол. Выбравшись из укрытия, он отыскал следы там, где снегу помешали ветви деревьев, и снова устремился в погоню.

На закате он увидел огонь костра. Дроген направлялся в Наталь. Там не было цуранцев, и оттуда он мог преспокойно добраться до Илита, а из Илита — куда угодно: в Королевство, в Кеш или даже в Квег. Как он надеялся пересечь границу, Дирк не знал, но не сомневался, что у Дрогена уже готов план. Может быть, он просто считал, что цуранцы зимой не выставляют больших дозоров, а держатся возле костров. Насколько Дирк слышал, сейчас, из-за снегопадов, почти не велись бои между захватчиками и Вольными Городами.

Дирк поплелся на свет костра.

На минутку он остановился там, откуда можно было как следует осмотреть окрестности, а потом, стараясь двигаться бесшумно, начал все ближе подбираться к костру, возле которого сидел человек. Судя по тому, что он не принял никаких мер предосторожности, Дроген не подозревал о погоне. В ногах у него, на куче мехов, лежала Аника. Эти меха Дирк выколачивал каждую осень, после того как доставал их из сундуков, и знал, что они очень теплые. Аника спала — наверное, устала от страха, подумал Дирк.

Ему стало не по себе, и он остановился. Он никак не мог придумать, что делать дальше. В голове у него один за другим возникали планы, которые он тут же отбрасывал. Дирк не представлял себе, как напасть на опытного воина, закаленного в сражениях.

Он увидел, что костер потихоньку гаснет. Дроген начал есть, а Дирк все стоял без движения. От холода, голода и страха на глаза у него наворачивались слезы.

Потом Дроген подбросил в огонь хворосту и закутался в одеяло. Он лег на снег между санями и Аникой. Девушка пошевелилась во сне, но не проснулась. Он собирается спать!

Дирк понял, что единственная возможность спасти Анику — это напасть на Дрогена, когда он заснет, и убить его во сне. По этому поводу у него не возникло никаких угрызений совести: Дроген сам убил таким образом всех, кого Дирк знал с тех пор, как покинул родительский дом, и заслужил эту смерть. Дирк лишь боялся случайно его разбудить.

Дирк заставил себя пойти вперед и внезапно понял, как безопаснее всего подойти к костру. На негнущихся ногах он делал шаг за шагом, а руки у него так тряслись, что он едва не выронил нож, доставая его из-под куртки.

Знакомая рукоятка внезапно показалась Дирку совершенно чужой, она словно сопротивлялась усилиям его замерзших пальцев, и он никак не мог ухватить ее поудобнее.

Дирк зашел с другой стороны саней, чтобы напасть на Дрогена с головы.

Он высоко поднял нож и, пригнувшись, медленно обошел сани, стараясь производить как можно меньше шума. Когда до Дрогена оставалось всего несколько футов, тот вдруг пошевелился, плотнее закутываясь в одеяло. Аника спала крепко.

Страх охватил Дирка. Он знал, что если сейчас не двинется с места, то не сделает этого уже никогда. Дирк направил лезвие вниз и изо всех сил вонзил его в плечо Дрогена.

Дроген закричал от боли и дернулся, едва не вырвав нож из руки Дирка. Дирк вытащил свое оружие и снова ударил Дрогена, когда тот попытался встать. Удар опять пришелся в плечо, и Дроген взвыл.

Проснувшаяся Аника завопила и, раскидав меха, вскочила, пытаясь понять, что происходит. Дирк приготовился к третьему удару, но Дроган сшиб его с ног.

Дирк покатился по снегу, а Дроген прыгнул на него и придавил всей тяжестью.

— Ты? — вскричал он, узнав Дирка при свете костра. Он на мгновение замешкался, и Дирк потянулся к нему ножом и ударил в лицо. Дроген качнулся назад, закрывая рукой порез на щеке, и закричал от боли. Дирк действовал не раздумывая. Он тяжело размахнулся и всадил нож Дрогену прямо под ребра. Дроген повалился на Дирка, и в глазах его застыло безграничное изумление. Правой рукой он вцепился в куртку Дирка, словно хотел о чем-то его спросить, а потом медленно упал на спину.

Под тяжестью Дрогена Дирк не мог встать. Он начал яростно выдирать куртку из его пальцев. Бок у него болел от удара. Он увидел окровавленную рукоятку, и в голове у него помутилось. Упираясь руками в снег, Дирк выполз из-под Дрогена и в полубреду услышал рыдающий голос:

— Нет!

Словно в тумане, Дирк нагнулся и вытащил нож из тела Дрогена. Он снова услышал возглас Аники:

— Нет! — и обернулся. — Ты убил его! — вскричала Аника и бросилась на Дирка. Он растерялся, не понимая, что происходит. Перед глазами у него все плыло, в голове гудело.

— Я… — начал он, но в это мгновение Аника налетела на него.

— Ты убил его! — снова закричала она. Дирк отступил, споткнулся о тело Дрогена и упал. Аника, внезапно потеряв равновесие, рухнула на него.

Дирк увидел, как глаза ее на мгновение расширились. Она оттолкнулась от него и посмотрела вниз.

Дирк проследил ее взгляд и увидел, что по-прежнему держит в руке нож. Аника упала прямо на лезвие. Теряя сознание, она поглядела ему в лицо и прошептала:

— Дровяной Мальчик?

Дирк отстранил ее, но продолжал ее обнимать. Она смотрела в небо остекленевшим взглядом, а Дирк нежно прижимал ее к себе. Потом он почувствовал обжигающую боль в боку и понял, что нож каким-то образом вонзился ему в бок. Он коснулся раны, и боль пронзила все его тело. Понимая, что не сможет идти с ножом, застрявшим в боку, Дирк снова ухватился за рукоятку. Собрав последние силы, он вытащил нож из раны. Через некоторое время боль утихла и стала не острой, а ноющей. Дирк понял, что ему не суждено умереть. Он медленно встал и посмотрел на девушку.

Потом он пошел прочь.

Боррик сказал:

— Она помогла ему убить собственного отца и всех остальных?

— Я так не думаю, сэр, — печально сказал Дирк. — Мне кажется, он обманом уговорил ее бежать с ним и открыть секрет тайника. Она была невинной девушкой, а он — опытный сердцеед. Если он убил всех, не разбудив ее, а потом отнес сразу в сани, она могла ничего не увидеть. А после того, как они уехали бы из Вольных Городов, она бы уже никогда ничего не узнала. — Казалось, Дирк сейчас заплачет, но он удержался от слез. — Она наткнулась на мой нож, так и не узнав, что случилось дома. Иначе бы она не горевала так о смерти Дрогена, я в этом уверен. Она погибла случайно, но все-таки я виноват в этом.

— В этом нет твоей вины, парень. Ты же сам сказал, что это произошло случайно. — Боррик помолчал и кивнул. — Да, будем считать, что так все и было. Малыш, почему ты пришел сюда?

— Я не знал, куда мне еще пойти, и решил, что, если Дроген шел сюда, мне тоже нужно идти этой дорогой. Цуранцы отняли бы у меня золото, а потом бы повесили.

— Ты правильно поступил, — тихо произнес Боррик. Дирк поставил чашку на стол и сказал:

— Как хорошо. Спасибо вам, сэр, — Он неловко шевельнул рукой и поморщился.

— Тебе больно?

— Я перевязал раны, как сумел, сэр. Боррик вызвал адъютанта и велел ему отвести мальчика к лекарю. Когда Дирк вышел, капитан сказал:

— Ничего себе история, ваша светлость. Боррик кивнул:

— Да, мальчику не занимать отваги.

— Как вы думаете, девушка знала? — спросил капитан.

— Конечно, знала, — ответил Боррик. — Я знавал этого Паула из Белых Холмов. Бывал у него в имении, и он бывал у меня в Крайди. Я знаю его дочь.

— Боррик вздохнул, словно очень устал. — Она ровесница моей Карлины, но они всегда были такими разными… Аника была прирожденной интриганкой. — Он снова вздохнул. — Я не сомневаюсь, что это она все придумала, хотя мы никогда не узнаем, с ее ли согласия были совершены все эти убийства. Может быть, она просто предложила телохранителю украсть золото и сбежать. Если ее отец остался бы в тылу цуранцев, то с этим золотом она могла бы стать весьма значительной фигурой в Крондоре или даже в Рилланоне. Она легко могла рассчитывать на помощь телохранителя — кто бы на его месте стал отказываться. А если бы до нас дошли слухи об убийстве, мы бы решили, что цуранцы перерезали челядь в знак предупреждения. — Боррик помолчал и добавил:

— Нутром чую, что за всем этим стояла девчонка. Но ведь мы никогда не узнаем наверняка.

— Никогда, ваша светлость, — согласился капитан. — Что делать с трупами?

— Похоронить их. Мы же не можем отвезти девушку в Элинор.

— Я велю солдатам копать могилу. На таком морозе это займет много времени. — Потом он спросил:

— А как быть с золотом?

— Мы его конфискуем, — сказал Боррик. — Цуранцы все равно бы забрали его себе, а мне нужно кормить армию. Пошлите его под охраной к Брукалу в Ла-Мут.

— Он помолчал немного, а потом добавил:

— И пошлите туда же парня. Я напишу Брукалу записку, чтобы он пристроил его на службу при казармах. Из него выйдет толк. И к тому же ему больше некуда идти.

— Будет исполнено, ваша светлость.

Капитан хотел уже уйти, но Боррик его остановил:

— И еще.

— Да, ваша светлость?

— Все, что я сказал, держите при себе. Мальчику ни к чему об этом знать.

— Как скажете, ваша светлость, — кивнул капитан и вышел.

Боррик сел и постарался снова сосредоточиться на делах, но из головы не выходила эта история. Он попытался представить себе, что испытывал Дирк, один, вооруженный только кухонным ножом, — и испугался. Боррик был опытным воином, но помнил, как тяжело избавиться от неуверенности в себе. То, что сделал этот мальчик, было настоящим подвигом. Образ влюбленного мальчика, испуганного, пробирающегося ночью сквозь заснеженный лес, чтобы напасть на убийцу и вырвать у него из рук возлюбленную, стоял у герцога перед глазами, и Боррик решил, что лучше оставить мальчику его иллюзии насчет этой девушки: по крайней мере это он заслужил.