— Он не скачет, а просто летает! — восторженно сообщил он на ломаном языке Королевства. Касами изучал королевское наречие столь же упорно, как и приемы верховой езды. За те несколько недель, что длились их занятия, он достиг больших успехов в том и другом. При каждом удобном случае он обращался к невольникам на их родном языке. Он задавал им множество вопросов о государственном устройстве Королевства Островов, о различных сторонах жизни его жителей, о климате и о соседних странах. Паг и Лори охотно удовлетворяли его любопытство. Нынче утром они наставляли его, как следует обращаться к вельможам того или иного ранга и каким образом осуществляются в их государстве торговые сделки.

Касами повел коня в выстроенное для него стойло. Невольники последовали за своим господином. Паг тщательно исследовал копыта животного. Подковы из деревянных пластин, скрепленных смолой, держались прочно. За время долгой скачки они почти не истерлись. Касами внезапно взглянул на Пага и сказал:

— И все же я не понимаю, как правит страной ваш монарх. И что это за Совет лордов? Объясни мне, в чем состоит его роль?

Паг переглянулся с Лори, который, хотя и разбирался в политике государства не в пример лучше своего юного товарища, не умел объяснять то, что знал, так толково и обстоятельно, как Паг.

— Совет лордов избирает короля. Хотя, как правило, это всего лишь формальность.

— Формальность?

— Дань традиции. Обычно о том, кто унаследует трон и корону, бывает известно заранее. Но в ситуациях, когда претендентов оказывается несколько. Совет принимает решение, кому из них быть королем. Таким образом устраняется угроза гражданской войны. Ведь решение Совета признается всеми безоговорочно. — Рассказав Касами, как принц Крондора отказался от своих прав на престол в пользу племянника и как Совет одобрил это решение, Паг спросил: — Неужто у вас в Империи все обстоит иначе? Мне трудно себе это представить.

Касами помотал головой.

— Разница не столь уж и велика. Нашего императора тоже избирают, но не люди, как у вас, а боги. И правит он только Священным Городом. Он прежде всего — наш духовный предстоятель. Он защищает нас всех от гнева богов.

Лори удивленно вскинул брови:

— Кто же в таком случае управляет страной?

Касами расседлал коня и стал протирать его спину.

— Наше государство устроено иначе, чем ваше. — Не найдя нужных слов в чужом наречии, он перешел на цуранийский язык: — Глава рода является властителем всех владений семьи, все ее члены безраздельно подчинены ему. Каждый род входит в один из кланов, и самый уважаемый и могущественный властитель в клане становится его военачальником. Ему повинуются все другие властители. Род Шиндзаваи входит в клан Каназаваи. Мы — вторая по влиянию семья этого клана после рода Кеда. В юности мой отец командовал армией клана. У вас его называли бы генералом. Положение, которое занимают в кланах те или иные семьи, часто меняется. Иногда это происходит в течение жизни одного поколения. Я не рассчитываю когда-либо занять пост, который в свое время был доверен моему отцу. Предводители всех кланов являются членами Высшего Совета. Они — доверенные лица Имперского Стратега. Он правит страной от имени императора, хотя тот и обладает наибольшей властью в государстве.

— А случалось ли когда-нибудь императору оспорить решения Стратега? — с любопытством спросил Лори. — Или сместить его с должности?

— Никогда.

— А кто и как выбирает Стратега? — спросил Паг.

— Это трудно объяснить. После смерти Стратега кланы держат совет. В нем участвуют также главы всех родов. Иногда они избирают Стратега вполне мирно, порой же при этом не обходится без кровопролития. Но в итоге один из военачальников становится Имперским Стратегом.

— Почему же тогда эта должность не наследуется членами семьи и клана, к которым принадлежит Стратег? Например, его сыновьями или племянниками. Ведь клан этот — самый могущественный, — полюбопытствовал Паг.

Касами покачал головой:

— Это трудно объяснить. Для того чтобы понять, почему этого не происходит, надо родиться цурани. Существуют законы, а кроме них, что еще более важно, — традиции. Независимо от того, какого высокого положения достигает клан или род, Стратегом может стать лишь представитель одной из пяти семей: Кеда, Тонмаргу, Минванаби, Оаксатукан и Ксакатекас. Нынешний Стратег происходит из рода Оаксатукан, и потому звезда Каназаваи потускнела. А светило его клана, который носит имя Омекан, сияет ярко и ровно. С ними могут соперничать только Минванаби. А в настоящее время оба этих клана объединились для ведения войны. Вот так обстоят дела.

Лори махнул рукой.

— Все хитросплетения нашей политики кажутся детскими забавами на фоне этой борьбы кланов и родов.

Касами весело засмеялся.

— Но то, о чем я вам рассказал, — вовсе не политика. В нашей стране политика является уделом партий.

— Партий?! — переспросил вконец опешивший Лори. — Так у вас есть еще и партии?

— Их несколько, — с улыбкой кивнул Касами. — Партии Синего Колеса, Золотого Цветка, Изумрудного Глаза, Прогресса, Войны и другие. Порой бывает так, что семьи одного и того же клана по разным соображениям вступают в противоборствующие партии. Иногда они ненадолго объединяются ради каких-то сиюминутных целей. Случается, что семья или целый клан поддерживают сразу несколько партий.

— Такое положение вещей представляется мне весьма шатким и ненадежным, — пробормотал Лори.

— Оно не меняется на протяжении двух тысяч лет! У нас есть даже поговорка: «В Высшем Совете даже братья становятся чужими друг другу». Запомните ее. Вам это может пригодиться.

Собравшись с духом, Паг задал вопрос, который уже давно занимал его мысли:

—Господин, а почему вы ни словом не обмолвились о Всемогущих?

Рука Касами, протиравшего спину лошади, внезапно замерла. Он внимательно взглянул на Пага и вернулся к прерванному занятию.

— Потому что они не имеют никакого отношения к тому, о чем я говорил вам. Всемогущие не вмешиваются в политику. Они не подчиняются законам и не принадлежат к родам и кланам. — Он снова обернулся к Пагу и спросил: — А почему тебя это интересует?

— Только потому, что Всемогущие, как мне показалось, пользуются в вашей стране большим почетом и уважением. Их даже побаиваются. А ведь один из них совсем недавно навещал ваше поместье. Вот я и надеялся, что вы расскажете, кто они такие.

— Их уважают и боятся, потому что им подвластны судьбы мира. На них возложена огромная ответственность. Они порывают все связи с мирской жизнью и со своими близкими. Редко кто из Всемогущих обзаводится женой и детьми. Те же, кто решается на это, поселяются отдельно от своих собратий-магов. И дети их, перестав нуждаться в материнском молоке, передаются на воспитание в те семьи, из которых произошли их отцы. Как видишь, жизнь Всемогущих нелегка и полна всякого рода лишений.

Паг внимательно взглянул в лицо своего господина. Ему показалось, что в голосе Касами прозвучали нотки сожаления и грусти. Словно прочитав его мысли, Касами продолжал:

— Всемогущий, который недавно нанес визит моему отцу, прежде был членом нашей семьи. Он доводился мне дядей. Нам нелегко видеться с ним, ведь мы не смеем проявить к нему родственные чувства. Наше общение с ним должно быть строго формальным. Уж лучше бы он вовсе не приезжал в наш дом! — Последние слова Касами произнес приглушенным голосом, перейдя почти на шепот.

— Но почему, господин? — спросил Лори.

—Потому что Хокану тяжело его видеть. Ведь прежде чем стать моим братом, он был сыном Всемогущего.

Касами похлопал коня по шее и в сопровождении Пага и Лори вышел из конюшни во двор. Бетель бежала впереди них, помахивая хвостом. Близилось время кормежки собак. Рамат кликнул ее, приоткрыв дверцу загородки, и собака помчалась к нему со всех ног.

Касами и Паг с Лори вернулись в свои комнаты. В ожидании удара гонга, которым рабов и слуг созывали к обеду, оба невольника растянулись на своих тюфяках. После разговора с молодым хозяином Паг пришел к выводу, что цурани в конечном итоге мало чем отличались от мидкемян. Это обрадовало и одновременно встревожило его.

Двумя неделями позже Паг столкнулся еще с одной проблемой. Кейтала всеми возможными способами давала ему понять, что недовольна его равнодушием к ней. Поначалу она старалась как можно чаще попадаться ему на глаза, то и дело заговаривала с ним, но, видя, что подобные уловки не приводят к желаемому результату, стала все чаще проявлять признаки досады и раздражения. Ситуация вконец обострилась однажды утром, когда Паг встретился с Кейталой во внешнем дворе, позади поварни.

Лори и Касами уже несколько дней были заняты изготовлением небольшой лютни. Старший сын Шиндзаваи с нетерпением ждал возможности послушать песни и баллады менестреля. Он внимательно следил за ожесточенными спорами, которые Лори целыми днями вел с резчиком по дереву в его тесной мастерской. Сначала менестреля не устраивал сорт древесины, из которой столяр намеревался делать лютню, затем он принялся критиковать его чертежи и инструменты и кончил тем, что выразил сомнение в пригодности жил нидра для изготовления звучных струн. Паг, находивший все это чрезвычайно скучным и утомительным, смог высидеть в столярке лишь несколько дней, а затем стал под разными предлогами покидать тесную мастерскую, чтобы побродить по двору или вернуться к себе. К тому же запах свежей древесины слишком живо напоминал ему все ужасы жизни в невольничьем лагере, который до сих пор то и дело виделся ему в ночных кошмарах.

В тот день он, улизнув из пропахшей смолой и стружками мастерской, пробрался во двор и растянулся на траве в тени поварни. Вдруг из-за угла приземистого строения вышла Кейтала. При виде нее у Пага, как всегда, перехватило дыхание. Девушка давно уже нравилась ему. Он считал ее очень красивой и милой. Но любая попытка беззаботно и непринужденно поговорить с ней заканчивалась для него неудачей. Оказавшись с ней наедине, он обыкновенно мямлил что-то невразумительное или же молчал и не решался взглянуть ей в глаза. Зачастую, чтобы не показаться ей вконец неучтивым невежей, он спешил ретироваться, ссылаясь на какое-либо срочное дело. Позднее ему в голову приходили остроумные замечания, шутки и комплименты, которые он обещал себе непременно высказать при следующей встрече с девушкой, но стоило ему в очередной раз увидеть ее, как все повторялось сначала: мысли у него в голове начинали путаться, язык словно прилипал к гортани, им овладевали смущение и страх, и он принужден был спасаться бегством. Увидев ее на этот раз, он молча кивнул ей и принужденно улыбнулся. Кейтала прошла мимо, но внезапно обернулась и с укором взглянула на него. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Скажи, неужто я тебе ни капельки не нравлюсь? — спросила она. — Ты, похоже, считаешь меня уродиной, раз бежишь от меня без оглядки, когда бы я с тобой ни заговорила!

Паг сел на траве и вперил в нее изумленный взор. Слова по-прежнему не шли у него с языка. Кейтала стояла над ним, подбоченясь. Внезапно она изо всех сил пнула его носком сандалии.

— Тупоумный дикарь!

Всхлипнув, девушка убежала прочь. Паг долго смотрел ей вслед, потирая ушибленную ногу.

За обедом Паг едва притронулся к еде, а вернувшись в свою комнату, уселся на тюфяк и понуро уставился в пол. Лори деловито выстругивал колки для своей лютни. Несколько минут прошло в молчании. Наконец, отложив в сторону острый нож и брусок дерева, певец спросил:

— Что с тобой стряслось, Паг? Отчего это ты так невесел? Можно подумать, что тебя собираются назначить надсмотрщиком и отправить назад в лагерь.

Паг растянулся на своем соломенном ложе и со вздохом пробормотал:

— Меня беспокоит Кейтала.

— А-а-а! — с многозначительной усмешкой протянул Лори. — Вот оно что!

— Если ты намерен зубоскалить по этому поводу, ты больше слова от меня не услышишь!

— Успокойся, не кипятись, Паг! — примирительно проговорил менестрель. — Знаешь, Алморелла говорила мне, что Кейталу в последние недели точно подменили. Да и ты все это время ходишь мрачнее тучи. В чем же все-таки дело?

— Да я и сам не знаю. Просто она… она… нынче она пнула меня ногой!

Лори оглушительно расхохотался. Паг взглянул на него с укором, и певец тотчас же принял серьезный вид.

— Да за что же, во имя всех богов, она так осерчала на тебя? Чем ты ей не угодил?

— Не знаю. Она ни с того ни с сего подошла и ударила меня ногой!

— Но ведь у нее должна была быть какая-то причина для этого! Признавайся, в чем ты перед ней провинился? Что ты ей сделал?

— Да ничего! Ровным счетом ничего! Я даже не говорил с ней!

— Ну знаешь ли… — Лори развел руками. — В таком случае я, пожалуй, вполне могу понять Кейталу. Женщин ведь ужасно злит, когда за ними увиваются те, кто им не мил, но еще больше они свирепеют, когда те, кто им по сердцу, не обращают на них внимания. Ты еще легко отделался, дружище! — И Лори снова звонко рассмеялся.

Паг уныло кивнул:

— Мне тоже показалось, что дело именно в этом.

Изумлению Лори не было предела.

— Ты что же это, Паг? Неужто она тебе совсем не нравится?

— Да нет же! Совсем наоборот! Она мне очень даже нравится. Просто…

—Что?

Паг бросил на друга быстрый взгляд, проверяя, не насмехается ли он над ним. Лори улыбнулся ему. Улыбка его, как всегда, была обезоруживающе доброй и участливой. Осмелев, Паг признался:

— Дело в том, что я… что я влюблен в другую девушку.

От удивления Лори широко раскрыл рот и вытаращил глаза.

— В кого же, во имя всех богов?! Ведь если не считать Алмореллы, Кейтала — самая симпатичная из здешних девиц. — Вздохнув, он добавил: — Хотя, если судить беспристрастно, она даже красивее Алмореллы. Пусть ненамного, но все же… Нет, постой, кто же это может быть? Ведь я ни разу не видел, чтобы ты говорил с кем-нибудь из девчонок в поместье!

Паг покачал головой:

— Она осталась дома. Лори.

Изумлению Лори не было предела. У него снова отвалилась челюсть, а глаза едва не вылезли из орбит. Он опрокинулся на свой тюфяк и простонал:

— Дома! Нет, я просто не знаю, что мне делать с этим несмышленым младенцем! — Он приподнялся и, опираясь на локоть, с упреком взглянул на своего приунывшего друга. — Не ты ли поучал меня, что к прошлому не должно быть возврата? Не ты ли так убедительно доказывал, что воспоминания о доме и о свободе могут привести невольника к гибели? И что же?! Теперь ты сам не хочешь и не можешь расстаться с мыслями о былом!

Паг упрямо помотал головой:

— Но ведь это совсем другое!

— То есть как — другое?! Клянусь Рутией, которая, когда бывает в духе, покровительствует безумцам, пьяницам и менестрелям, что у нас с тобой нет ни малейшей надежды когда-либо вернуться домой. Значит, тебе не суждено больше увидеть эту девицу.

— Согласен, — с печальным вздохом произнес Паг. — Но воспоминания о Каролине много раз спасали меня от безумия и отчаяния. — Он поднял глаза на Лори и убежденно проговорил: — Понимаешь, жизнь кажется намного легче, когда есть о ком грезить!

Лори некоторое время молча смотрел на Пага. Затем он с улыбкой кивнул.

— Я понимаю тебя, дружище. Грезы, мечты… что ж, они и впрямь украшают нашу жизнь. Но пойми, какими бы сладостными ни были твои воспоминания, их одних тебе недостанет… Когда здесь, рядом, есть смазливая девчонка, которая не прочь познакомиться с тобой поближе… — Паг досадливо махнул рукой, и Лори поспешил перевести разговор на предмет, явно волновавший его друга гораздо больше. — А ты можешь рассказать мне об этой твоей Каролине, Паг? Кто она такая?

— Дочь моего господина, герцога Боуррика Крайдийского.

Глаза Лори снова округлились от удивления.

— Принцесса Каролина?! — усаживаясь на постели, с оттенком недоверия переспросил он. — Самая знатная из наследниц Запада, если не считать малышку Аниту Крондорскую?! Ну ты и даешь! — В голосе его зазвучало неподдельное восхищение. — Ай да малыш Паг! Признаться, я не ожидал от тебя такой прыти! Расскажи мне о ней, сделай одолжение!

Паг сперва заговорил медленно, с запинками, но мало-помалу голос его окреп, речь сделалась более связной. Обретя в лице Лори благодарного, внимательного слушателя, он с воодушевлением пересказал ему все перипетии своих взаимоотношений с Каролиной.

— Понимаешь, Лори, — доверительно добавил он, закончив свой рассказ, — ведь и в Кейтале меня настораживает то, что она, похоже, очень самолюбива, упряма и своевольна. Совсем как Каролина. — Лори молча кивнул. Паг со вздохом признался: — Когда я жил в Крайди, мне одно время казалось, что я люблю Каролину. А потом я стал сомневаться в этом. Скажи, с тобой такое бывало?

Лори добродушно рассмеялся:

— Такое случалось не только со мной, но и почти со всеми. Понимаешь, в ранней юности душа наша так нуждается в любви, так жаждет ее, что мы готовы влюбиться в первую попавшуюся девчонку. Или внушить себе, что влюблены. Собственно, тут и разницы-то никакой нет. Но с годами все меняется. Поверь, ты скоро научишься гораздо лучше понимать самого себя и разбираться в своих чувствах. Признайся-ка, ты теперь испытываешь к Кейтале то же самое, что тогда, в Крайди — к Каролине?

Паг с улыбкой пожал плечами:

— Да нет, пожалуй. Каролина представлялась мне высшим, идеальным существом, к которому я не смел подступиться. Я принужден был все время помнить о той пропасти, что нас разделяла. Ведь я влюбился в нее… — он снова улыбнулся, — или мне показалось, что влюбился, когда был всего лишь кухонным мальчишкой.

Лори вполголоса спросил:

— Ну а что же Кейтала?

Паг развел руками:

— Не знаю, что и сказать. С ней все по-другому. Хотя она и не принцесса, но я робею в ее присутствии, и слова не идут у меня с языка. — Он печально взглянул на Лори. — Отчего бы это, а? Стоит мне подумать о ней, и меня бросает то в жар, то в холод.

Лори лег на спину, подложив руки под голову, и ободряюще произнес:

— Все это в порядке вещей, дружище Паг. Не могу не отметить, что у тебя совсем неплохой вкус по части женщин. Ведь Кейтала, насколько я могу судить, — лакомый кусочек. А принцесса Каролина — и подавно…

— Ты полагаешь? — холодно отозвался Паг. — Что ж, когда мы вернемся домой, я представлю тебя ей, если ты этого пожелаешь.

Сделав вид, что не заметил оттенка язвительности, прозвучавшего в словах Пага, Лори с усмешкой кивнул:

— Я ловлю тебя на слове, Паг! И непременно напомню тебе об

привлекать к себе сердца милых, красивых и достойных женщин. — Он протяжно вздохнул и посетовал: — А мне, боюсь, похвастаться нечем. Я знался только со служанками на постоялых дворах, с дочерьми фермеров да с уличными девками. Ничего интересного. Выходит, мне вовсе не о чем тебе поведать.

Паг сел на постели и с мольбой взглянул на Лори.

— Да нет же, Лори! Тебе есть о чем рассказать мне! Ведь я не знаю… — Щеки его зарделись, и он едва слышно пробормотал:

— Не знаю, как все это бывает…

Лори оторопело взглянул на него и внезапно разразился оглушительным хохотом.

От обиды на глазах Пага выступили слезы, и Лори поспешил загладить свою неловкость. Он поднял обе руки вверх и, резко оборвав смех, примирительно проговорил:

— Прости, Паг! Я вовсе не хотел обидеть тебя! Просто не ожидал услышать от тебя такое.

Паг кивнул и смущенно проговорил:

— Понимаешь, я ведь попал в плен совсем мальчишкой. Мне тогда не было еще и шестнадцати. В отрочестве я был тщедушным и низкорослым, и девчонки, что прислуживали в замке, не обращали на меня ровно никакого внимания. А потом они стали избегать меня по другой причине: я ведь сделался придворным. Вот так и вышло, что кроме нескольких поцелуев Каролины мне абсолютно нечем похвастаться… — Он с грустью взглянул на друга. — Не забывай, что я провел на плантации целых четыре года. Там, как тебе хорошо известно, не особенно-то разживешься опытом по этой части.

На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Затем Лори, тряхнув головой, негромко проговорил:

— Паг, я, признаться, и вообразить себе такого не мог. Но ведь и в самом деле, когда тебе было ухаживать за девчонками?

— Что же мне делать?

— А чего бы ты хотел? — участливо спросил Лори.

— Наверное… Пожалуй, я хотел бы пойти к ней и объясниться. Если у меня достанет на это смелости.

Лори задумчиво потер подбородок и улыбнулся Пагу.

— Вот уж не думал, что мне придется вести с кем-то из молодых ребят такие разговоры. Разве что с сыном, если я когда-нибудь и в самом деле женюсь. Поверь, — поспешно проговорил он, заметив, что Паг сердито нахмурился, — я вовсе не думал насмехаться над тобой. Но то, что ты сказал о себе, явилось для меня полной неожиданностью, и я, признаться, растерялся.

Слушай, мне было двенадцать, когда отец вышвырнул меня из дому. Я не желал становиться фермером подобно ему, а кормить лишний рот отцу было не по силам. Ведь кроме меня, у них с матерью подрастало еще семеро детишек, мал мала меньше. Целый год мы с соседским мальчишкой скитались по улицам Тайр-Сога, перебиваясь случайными заработками, потом он сделался подручным маркитанта, а я попал в труппу бродячих менестрелей. Они научили меня петь баллады и песни и играть на лютне. Мы жили весело и беззаботно, переходя из города в город и развлекая народ. И везде нам были рады.

В труппе была одна женщина, вдова певца. Остальные менестрели доводились ей родней — кто братом, кто дядей или кузеном. Она стирала и стряпала для всех нас. За год с небольшим я сильно вытянулся и раздался в плечах. В свои тринадцать я выглядел шестнадцатилетним. Ей, той женщине, было немногим более двадцати, но она казалась мне чуть ли не старухой. — Лори усмехнулся и тряхнул головой. — Вот она-то и посвятила меня в тайны тех игр, что ведут мужчины с женщинами, когда остаются наедине.

Это было давно, Паг. Около пятнадцати лет тому назад. Но я все еще помню ее лицо и ее тело. Такое не забывается! — Он вздохнул. — Мне и в голову не приходило приволокнуться за ней. Да и она не обращала на меня внимания. Все произошло случайно жарким летним днем на пыльной дороге. Она была добра ко мне, Паг, — Лори внимательно взглянул на своего юного друга, ловившего каждое его слово. — Она понимала, что перед ней всего лишь одинокий, никому не нужный мальчишка, пытавшийся спрятать свои страхи и горести под напускной бравадой. — Лори прикрыл глаза и мечтательно пробормотал: — Знаешь, я до сих пор вижу кружевной полог листвы над ее головой. Запах ее тела смешался с ароматом луговых цветов, а ее руки… — Он тряхнул головой и открыл глаза. — Мы провели вместе два года. Все это время я учился своему ремеслу. А потом… Потом я ушел из их труппы.

— Из-за чего? — спросил Паг. Он слушал менестреля, затаив дыхание. Лори никогда прежде не говорил с ним о годах своей юности.

— Она снова вышла замуж. За почтенного хозяина гостиницы, стоявшей при дороге из Малак-Кросса в долину Даррони. За несколько лет перед тем он овдовел, оставшись с двумя сынишками на руках. Она пыталась убедить меня не бросать труппу, она всеми силами старалась умерить мои гнев и горе, но я не желал ее слушать. Мне ведь было всего около шестнадцати. Весь мир казался мне тогда раскрашенным только в черный и белый цвета.

— Я понимаю, о чем ты.

Лори грустно улыбнулся:

— Послушай, я могу подробно рассказать тебе, как это делается.

Паг густо покраснел:

— Да это-то я знаю. Ведь меня как-никак не в монастыре воспитывали. А на болотах такого наслушаешься…

— Понятно. По части теории ты подкован лучше некуда. Теперь дело за практикой.

Паг кивнул, и друзья весело, беззаботно рассмеялись.

— Мне думается, Паг, — сказал Лори, — что тебе надо пойти к ней прямо сейчас и рассказать о своих чувствах. Послушай моего совета, не тяни с этим!

— Но что же я ей скажу?

— Что хочешь. Поверь, твой приход сам по себе будет означать очень многое. Кейтала — шустрая девчонка. Я уверен, она поможет тебе подыскать недостающие слова. — Лори прыснул со смеху. — Идя же, не мешкай!

— Прямо теперь?! — с ужасом спросил Паг.

— Тебе следовало это сделать еще пару недель назад! — усмехнулся менестрель.

Паг вздохнул, встал со своего тюфяка и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.

Рабы в поместье Шиндзаваи были устроены несравненно лучше, чем те, что влачили жалкое существование на плантации. Кейтала делила небольшую комнатку с Алмореллой. Чтобы добраться туда. Пагу пришлось миновать несколько коридоров и пройти через двор, к просторному бараку. Оказавшись у заветной двери, он поднял было руку, чтобы постучаться, но решимость внезапно покинула его. Еще мгновение, и он заспешил бы прочь по коридору, но тут дверь раскрылась, и на пороге появилась Алморелла, поспешно запахивавшая на себе тускло-коричневый балахон. Волосы ее рассыпались по плечам. Зевнув, она пробормотала:

— А я-то думала, что это Лори. Погоди минутку!

Паг остался у порога. Через несколько секунд Алморелла выскользнула из комнаты с охапкой белья в руках. Она похлопала Пага по руке и, заговорщически подмигнув ему, быстро исчезла за поворотом коридора. Паг догадался, что кухарка спешила к Лори.

Он вошел в комнату и остановился у постели Кейталы. Девушка спала, укрывшись простыней до самого подбородка. Пряди ее черных волос разметались по подушке. Паг осторожно тронул ее за плечо и шепотом произнес:

— Кейтала…

Она проснулась и резко села на постели.

— Что… Что ты здесь делаешь?

— Ничего. Я просто хотел поговорить с тобой. — Произнеся эти несколько слов, Паг почувствовал, что к нему вернулась былая решимость. Он присел на край тюфяка и торопливо проговорил: — Прости, если я чем-нибудь обидел тебя. Лори объяснил мне, что иногда можно задеть девушку невниманием даже сильнее, чем когда не даешь ей проходу. То есть, я хотел сказать… — Кейтала усмехнулась, прикрыв рот ладонью. — В общем, я виноват перед тобой. Я давно уже хотел поговорить с тобой, но никак не мог решиться. Ты простишь меня за это? Она заставила его замолчать, приложив тонкие пальцы к его губам. Рука ее обвилась вокруг его шеи, и нежные теплые губы на миг прильнули к его губам.

— Глупый! — прошептала она, глядя на него сиявшими от счастья глазами. — Запри-ка дверь!

Они лежали рядом. Рука Кейталы покоилась на груди Пага. Он прислушивался к ее едва слышному дыханию, перебирая пальцами пряди густых темных волос.

— Почему ты не спишь? — сонным голосом спросила Кейтала.

— Знаешь, я, пожалуй, никогда еще не был так счастлив. Разве что в тот день, когда меня сделали придворным герцога.

— А кто такой герцог? — спросила она и открыла глаза. Любопытство развеяло ее сонливость.

Паг не сразу подыскал слова для ответа.

— Ну, герцог — вельможа высокого ранга. Пожалуй, его можно сравнить по знатности с одним из предводителей цуранийских кланов. Но он был третьим по значению лицом в нашем Королевстве и доводился кузеном самому монарху.

Кейтала обняла его и теснее прижалась к его обнаженному телу.

— Ты, наверное, тоже занимал высокий пост в своей стране, раз тебя приблизили ко двору такого знатного господина.

— Да нет, я был всего лишь ничтожным мальчишкой. Просто мне посчастливилось оказать герцогу большую услугу. — Паг почувствовал, что ему не следовало упоминать здесь имя Каролины. Теперь, познав любовь женщины, он еще яснее осознал, какими наивно-детскими были все его мечты и фантазии о принцессе. Но они стали неотъемлемой принадлежностью его существа, его тревожной, полной лишений юности, и он не хотел делить их ни с кем, даже с Кейталой.

Она перевернулась на живот и приподняла голову, опираясь подбородком на согнутую руку.

— Как мне хотелось бы, чтобы все у нас сложилось по-другому.

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— У моего отца ферма в Туриле. Мы — одни из немногих, кто оставался свободным на Келеване. Если бы нам с тобой удалось добраться до тех мест, ты смог бы стать членом Коалдры — Совета Воинов. Им всегда были нужны смелые и умные мужчины. И тогда никто не смог бы нас разлучить.

— Но разве теперь мы не вместе?

Кейтала нежно поцеловала его в щеку.

— Конечно, вместе, дорогой Паг. И самое лучшее, что мы можем сделать — это прогнать от себя мысли о будущем, о том, что нас могут разлучить. Но мы ведь все равно никогда не забудем, что значит быть свободными!

— Я стараюсь об этом не думать.

Она обняла его за плечи и заглянула в глаза.

— На твою долю выпало так много страданий! Мы здесь слыхали жуткие истории о том, что происходит на болотах. Не знаю, можно ли им верить…

— Лучше не надо, — с горькой усмешкой сказал Паг.

Они снова заключили друг друга в объятия. Весь мир перестал существовать для них обоих. До самого рассвета Паг наслаждался страстными, нежными ласками Кейталы. Ее близость рождала в его душе новые, дотоле неведомые ему чувства. Он не знал, делила ли она когда-нибудь ложе с другими мужчинами, и не стал спрашивать об этом. Ему не было никакого дела до того, принадлежала ли она прежде кому-либо другому. Ведь сейчас она находилась здесь, рядом, она разделяла его страсть, и он всем своим существом чувствовал, что не только тела, но и души их в эти мгновения стали едины.

Образ Каролины, который Паг все эти годы лелеял в своей душе, потускнел, окутанный призрачной дымкой, а затем и вовсе померк. Время мечтаний миновало. Паг оказался всецело во власти волшебной, упоительно неправдоподобной реальности.

Прошло несколько недель. Жизнь в поместье текла ровно и неторопливо. Паг находил ее почти сносной, то и дело с содроганием вспоминая ужасы невольничьего лагеря, которые ему довелось повидать и пережить.

Иногда по вечерам старый Камацу вызывал его к себе для игры в шахматы. Порой он удостаивал невольника беседы. Во время этих разговоров Паг постигал все новые и новые стороны жизни империи Цурануани, обычаи и традиции ее народа. Цурани больше не казались ему дикарями, странными и враждебными чужаками, которых отделяла от жителей Королевства пропасть вражды и непонимания. В их правилах, понятиях, законах и образе жизни обнаружилось много общего с тем, к чему он привык у себя в Королевстве. Различия между ними и мидкемянами оказались не такими уж разительными, как представлялось ему на первых порах.