— Вряд ли они охотились за мной.

— Разве только какой-нибудь любитель музыки… — сухо заметил Арута.

— Простите, если я не смог должным образом проявить себя, — вздохнул Волней. — Я уже не раз пожалел о том, что мне пришлось управлять владениями принца.

— Бросьте, Волней, — сказал Арута. — Вы проделали здесь огромную работу. Когда Лиам настаивал, чтобы я отправился вместе с ним в путешествие по Восточным землям, я возражал, опасаясь, что Западным землям будет тяжело при любом правлении, кроме моего собственного, в основном, изза того наследия, что досталось нам после правления БасТайры. И я рад, что все было не так плохо. Вряд ли кому-либо удалось бы справиться с управлением так успешно, как это сделали вы, граф.

— Благодарю, ваше высочество, — сказал Волней, не очень воодушевленный комплиментом.

— Я хотел просить вас остаться на своем посту. После того, как Дуланик исчез, у нас нет герцога Крондорского, который мог бы действовать от имени города. Лиам не может объявить этот пост вакантным, иначе пришлось бы обесчестить память Дуланика, лишив его титула на два года. Мы предполагаем, что он, скорее всего, стал жертвой Гая или Редберна. Так что на настоящее время, думаю, мы оставим вас на посту канцлера.

Волнею очень мало понравилась такая новость, но он принял назначение подобающим образом и просто сказал в ответ:

— Я благодарю ваше высочество за доверие.

Разговор был прерван появлением Гардана, отца Натана и Джимми. Бычья шея Натана налилась кровью, когда он едва ли не внес Джимми в комнату. Парнишка обливался потом, в лице не было ни кровинки. Арута указал на кресло, и жрец устроил Джимми туда.

— Что случилось? — спросил Арута.

Гардан не то улыбался, не то хмурился неодобрительно:

— Этот юный храбрец бегает с прошлой ночи с глубокой раной в боку. Он сам ее перевязал и решил, что этого достаточно.

— Она начала нарывать, — прибавил Натан, — так что мне пришлось промыть и перевязать ее. Я настоял на том, чтобы обработать рану, прежде чем прийти сюда — мальчика лихорадило. Так что рана теперь болит. — Он глянул на Джимми. — Конечно, он немного бледноват после процедуры, но через несколько часов ему станет легче, если он, разумеется, не сделает ничего, чтобы рана опять открылась Джимми было немного не по себе.

— Извините, что доставил вам неудобства, отец, но при других обстоятельствах о моей ране позаботились бы.

Арута взглянул на мальчишку-вора:

— Что ты разузнал?

— Поймать ястреба может оказаться даже труднее, чем мы думали, ваше высочество. Есть способ связаться с убийцами, но он запутан и ненадежен. — Арута кивнул, ожидая продолжения. — Сегодня мне пришлось обратиться к попрошайкам, и вот что я мало-помалу выяснил. Если вы пожелаете воспользоваться услугами гильдии убийц, вам необходимо отправиться в храм Лимс-Крагмы, — Натан изобразил знак оберега при упоминании имени богини смерти. — Произносится особая клятва, и просьба опускается в специально помеченную урну вместе с золотом, зашитым в пергамент, на котором указано ваше имя. С вами свяжутся, когда им покажется удобным, в течение следующего дня. Вы называете жертву, они называют цену. Вы либо платите, либо нет. Если платите, они говорят вам, когда и где оставить золото. Если не платите, они исчезают и вы больше их не видите.

— Это просто, — сказал Лори. — Они говорят, когда и где, так что будет нелегко расставить ловушку.

— Невозможно, я бы сказал, — заметил Гардан.

— Нет ничего невозможного, — сказал Арута. По его лицу было видно, что он глубоко задумался.

— Придумал! — воскликнул после долгого молчания Лори. Все посмотрели на певца. — Джимми, ты сказал, что с тем, кто оставит золото в урне, они свяжутся в течение дня. — Джимми кивнул. — Тогда все, что нам нужно, — это сделать так, чтобы человек, оставивший золото, все время оставался на одном месте. На том месте, за которым мы будем наблюдать.

— Действительно, совсем просто, когда уже придумано, — заметил Арута.

— Где?

Ему ответил Джимми:

— Есть несколько мест, которыми мы могли бы воспользоваться, ваше высочество, но те, кто ими владеет, ненадежны.

— Я знаю одно место, — сказал Лори. — Если наш друг Джимми Рука захочет произнести нужные слова, ночные ястребы не заподозрят ловушки.

— Не знаю, — сказал Джимми. — В Крондоре что-то происходит. Если я под подозрением, удобный случай может нам больше никогда не представиться.

— Он напомнил им про нападение Джека и его неизвестного приспешника с арбалетом. — Может, все это ерунда. Знал я людей, которые приходили в бешенство даже из-за меньших пустяков, чем прозвища, но если это не так… Если Джек был как-то связан с тем убийцей…

— Тогда, — заметил Лори, — это значит, что ночные ястребы купили стражу пересмешников.

Джимми внезапно утратил свой напускной бравый вид.

— Эта мысль тревожила меня так же, как и мысль о том, что кто-то хочет убить его высочество. Я нарушил клятву пересмешника. Мне надо было рассказать все своим еще прошлой ночью, а сейчас я просто обязан это сделать. — Казалось, он собрался встать.

Волней положил на плечо Джимми свою тяжелую руку.

— Самонадеянный мальчишка! Ты говоришь, что какая-то лига головорезов может занимать твои мысли так же, как и опасность, грозящая твоему принцу, а может быть, и твоему королю?

Джимми, похоже, уже был готов ответить, когда вмешался Арута:

— Я думаю, мальчишка прав, Волней. Он же давал клятву.

Лори поспешно шагнул к креслу, где сидел паренек. Отодвинув Волнея в сторону, он склонился так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Джимми.

— Мы, парень, понимаем твои тревоги — все вокруг нас меняется уж слишком быстро. Если среди пересмешников есть предатели, тогда твое поспешное признание заставит их замести следы. Если бы мы поймали одного из ночных ястребов… — Он не закончил свою мысль.

— Если Хозяин будет рассуждать так же, как ты, певец, тогда я могу остаться в живых, — сказал Джимми. — Времени на то, чтобы прикрыть свои дела подходящей историей, у меня осталось совсем мало. Скоро меня хватятся. Хорошо, я отнесу записочку в храм Плетущей Сети. Я постараюсь не свалять дурака и попрошу ее оставить место и для меня, когда придет мое время.

—А я, — сказал Лори, — выйду повидать старого друга.

— Хорошо, — сказал Арута. — А завтра мы расставим силки.

Волней, Натан и Гардан остались, а Лори и Джимми ушли, захваченные разговором, — они строили новые планы. Арута проследил, как они уходили; в его темных глазах проглядывал сдерживаемый гнев. После долгих лет сражений в Войнах Врат он приехал в Крондор, надеясь на мирную жизнь с Анитой. А сейчас кто-то осмелился угрожать ему. И этот ктото поплатится за это.

В таверне

было тихо. С Горького моря дул резкий порывистый ветер, ставни были закрыты, и в воздухе висела пелена синего дыма из камина и трубок десятка посетителей. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что таверна выглядит так же, как и в любую другую дождливую ночь. Лукас, владелец таверны, и два его сына стояли за длинной стойкой: один из них время от времени выходил на кухню, чтобы забрать заказанное посетителем блюдо. В углу, у камина, напротив лестницы на второй этаж, светловолосый менестрель пел тихую песню о моряке, который грустит вдали от дома.

Более внимательный взгляд заметил бы, что сидевшие за столами едва пригубили эль. Хотя их наружность не отличалась изяществом, они не были похожи ни на портовых рабочих, ни на моряков, только что вернувшихся из дальних странствий; их шрамы говорили скорее о военных битвах, чем о кабацких драках. Это были гвардейцы Гардана — заслуженные ветераны Западных армий, сражавшиеся в Войнах Врат. В кухне работали пять новых поваров и поварят. Наверху в комнате, ближе всего расположенной к лестничной площадке, Арута, Гардан и еще пятеро солдат терпеливо ждали развития событий. Всего в таверне Арута разместил двадцать четыре человека. Люди принца были единственными посетителями — последний завсегдатай ушел, когда начался шторм.

В самом дальнем углу сидел Джимми Рука. Его целый день беспокоили какие-то смутные опасения, но в чем дело, он не понимал. Одно он знал твердо: если бы ему самому довелось войти в эту таверну сегодня ночью, он постарался бы сразу уйти. Он надеялся, что агент ночных ястребов окажется не столь проницательным.

Прислонившись к стене, Джимми с равнодушным видом пощипывал сыр, размышляя, в чем же дело. Прошел уже час после захода солнца, а никто, похожий на посланника от ночных ястребов, так и не появился. Джимми пришел сюда прямо из храма, убедившись, что несколько нищих, которые хорошо его знали, все заметили. Если бы кто-либо в Крондоре захотел его найти или разузнать, где он находится, это не стоило бы ни большого труда, ни больших денег.

Открылась дверь, и с дождливой улицы вошли двое, отряхивая воду с плащей. Оба казались борцами, может быть, из тех, кто зарабатывает, охраняя караваны купцов. Одеты они были одинаково: кожаные доспехи, высокие сапоги, на боку — широкие мечи, а под плащами на спине — щиты.

Тот, который повыше, с седой прядью в черных волосах, заказал эль. Второй, худой и светловолосый, оглядывал зал. Он прищурил глаза, и это насторожило Джимми — вновь пришедший ощутил: в таверне что-то не так. Он что-то тихо сказал своему спутнику. Человек с седой прядью кивнул и взял две кружки эля. Расплатившись медью, эти двое сели за единственный свободный стол — рядом со столом Джимми.

Человек с седой прядью повернулся к Джимми и спросил:

— Эй, парень, в этой таверне всегда так тихо? — И тогда Джимми понял, что его беспокоило. Ожидая, солдаты по привычке переговаривались вполголоса. В зале не было обычного для таких помещений шума.

Джимми прижал палец к губам и шепотом ответил:

— Это из-за певца. — Человек повернул голову и немного послушал Лори. Лори был талантливым артистом и, несмотря на тяжелый день, находился в хорошей форме. Когда он закончил, Джимми грохнул по столу кружкой с элем и крикнул:

— Эй! Менестрель! Еще! — и кинул монетку туда, где сидел Лори. За его выкриком с небольшим опозданием последовали крики остальных — они тоже поняли, что надо делать. Полетело еще несколько монет. Когда Лори завел новую песню — живую, веселую, — гул, похожий на обычный шум, заполнил зал таверны.

Двое пришедших, откинувшись на спинки стульев, слушали, изредка переговариваясь. Видно было, что они успокоились, когда обстановка в зале стала напоминать привычную. Джимми некоторое время наблюдал за этими двумя. Что-то в них было неправильное, неуместное, и это терзало Джимми, как фальшивая атмосфера, наполнявшая зал таверны совсем недавно.

Дверь снова распахнулась, и вошел еще один человек. Он оглядел комнату, но не стал снимать плащ, покрывавший его с головы до ног, да и капюшон тоже не сдвинул. Он высмотрел Джимми и подошел к его столу, не дожидаясь приглашения, выдвинул стул и сел. Приглушенным голосом он спросил:

— Имя?

Джимми кивнул и потянулся вперед, словно собираясь заговорить. И в этот момент сразу мысли заметались в его голове. Люди за соседним столом, несмотря на нарочитое спокойствие, имели под рукой и щиты, и мечи — нескольких мгновений хватило бы им, чтобы оказаться при полном вооружении. Они не пили, как обычно пьют воины, только что пришедшие с караваном в город, — эль в их кружках остался почти нетронутым. Человек напротив Джимми держал руку под плащом с того самого момента, как вошел в таверну. Наконец, и это было самое важное, у всех троих на левой руке было надето большое черное кольцо с гравированным изображением ястреба, похожего на тот талисман, который Джимми забрал у спутника Веселого Джека. Мысли Джимми заметались — он уже видел такие кольца и знал, для чего они.

Джимми вытащил из сапога пергамент. Соображая на ходу, он положил сложенную записку на угол стола, справа от человека, сидящего напротив него. Как только тот неловко потянулся к пергаменту, Джимми выхватил кинжал и пригвоздил его руку к столу. Человек замер, и мгновенно изпод плаща появилась его правая рука с кинжалом. Он замахнулся на Джимми — мальчишка едва успел отшатнуться. И только теперь раненый ощутил боль в руке и взвыл, а Джимми, опрокинув стул, вскочил и крикнул:

— Ночные ястребы!

Комната наполнилась порывистым движением. Сыновья Лукаса, оба ветераны Западных армий, перепрыгнули через стойку, приземлившись на плечи воинов с мечами, сидевших за соседним с Джимми столиком: те не успели подняться. Джимми зацепился за спинку перевернувшегося стула и пытался встать. Со своего места он видел, как бармен борется с черноволосым, а его более молодой спутник поднес кольцо к губам.

— Кольца с ядом! У них кольца с ядом! — закричал Джимми.

Другие стражники кинулись к человеку в капюшоне, который отчаянно пытался снять кольцо с пригвожденной к столу руки. Через мгновение он был схвачен тремя солдатами, да так, что не мог пошевелиться.

Человек с седой прядью скинул с себя бармена, откатился в сторону, вскочил и бросился к двери, растолкав двух гвардейцев, ошеломленных его быстротой. На мгновение путь к двери оказался свободен — в комнате раздавались проклятия солдат, пытавшихся преодолеть столы и стулья, отделявшие их от двери. Ночной ястреб уже приближался к двери, когда на поле боя появилось еще одно лицо. С молниеносной скоростью Арута метнулся вперед и нанес убегавшему удар по голове эфесом шпаги. Ястреб покачнулся и без сознания рухнул на пол.

Арута выпрямился и оглядел комнату. Светловолосый убийца лежал, бессмысленно глядя в потолок; не было сомнений в том, что он мертв. Плащ третьего человека был сорван, он побелел от боли, когда из стола вытащили кинжал и освободили его руку. Три солдата удерживали его на стуле, хотя он и так казался слишком слабым, чтобы самому стоять на ногах. Когда один из солдат грубо сдернул кольцо с раненой руки, ястреб вскрикнул и потерял сознание.

Джимми, осторожно обойдя мертвого, подошел к Аруте. Он глянул вниз — Гардан снимал черное кольцо с руки лежавшего без чувств черноволосого и улыбнулся Аруте, показав на пальцах

.

Принц, разгоряченный схваткой, улыбнулся в ответ. Никто из его людей не получил ранений, а у него теперь два пленника. Он сказал Гардану:

— Крепко стерегите их и не позволяйте никому чужому и близко к ним подойти, когда доставите во дворец. Мне не нужны слухи. Лукас и его сыновья тоже могут оказаться в опасности. Когда выяснится, что эти трое пропали, появятся другие из гильдии смерти. Оставь здесь достаточное количество народу, пусть посидят, и оплати Лукасу ущерб в двойном размере, поблагодарив его от нас. — Пока он говорил, солдаты Гардана уже приводили таверну в порядок. Они унесли разбитый стол и передвинули остальные так, чтобы не был заметен некоторый недостаток мебели. — Отнесите этих двоих туда, куда я вам показывал, да побыстрее. Мы сегодня же начнем их допрашивать.

Гвардейцы стояли у входа в дальнее крыло дворца. Эти комнаты время от времени отводились неименитым гостям. Крыло было построено недавно, и из главного здания в него можно было попасть через небольшой холл или через единственную наружную дверь. Дверь сейчас была закрыта на засов изнутри, а со двора охранялась гвардейцами, которым был дан приказ вообще никого — кто бы ни подошел — не впускать и не выпускать.

В самом же здании двери во все угловые комнаты были наглухо закрыты. В большой центральной комнате Арута разглядывал пленников. Оба были накрепко привязаны толстыми веревками к деревянным топчанам. Арута хотел полностью лишить их возможности покончить жизнь самоубийством. Отец Натан наблюдал за двумя своими прислужниками, которые обрабатывали раны пленников.

Вдруг один из прислужников поспешно отошел от кровати, к которой был привязан человек с седой прядью. Он глянул на отца Натана, на его лице явно читалось смущение.

— Отец, посмотрите-ка сюда.

Джимми и Лори подошли следом за жрецом и Арутой. Натан встал возле прислужника, и все услышали, как он громко ахнул:

— Санг, оборони нас!

Кожаные доспехи черноволосого были срезаны, и под ними виднелась черная туника, на которой в области сердца серебром была вышита рыбацкая сеть. Натан стянул одежду с другого пленника. Под ней тоже оказалась туника цвета ночной тьмы с серебряной сетью у сердца. Руку пленника перевязали, и он уже пришел в сознание. Его взгляд, обращенный на жреца Санг, был полон ненависти.

Натан жестом отозвал принца в сторону.

— Эти люди носят знак Лимс-Крагмы в ее ипостаси Плетущей Сети, той, которая в конце концов улавливает всех.

Арута сказал:

— Все сходится. Мы знаем, что с ночными ястребами связываются через храм. Даже если старшее духовенство храма ничего об этих делах не знает, кто-то в храме должен быть на службе у ястребов. Давай, Натан, надо допросить его.

Они вернулись к кровати, где лежал человек, пришедший в себя. Глядя на него сверху вниз, Арута спросил:

— Кто назначил цену за мою голову?

Натана позвали, чтобы помочь другому пленнику, лежащему без сознания.

— Кто ты? — требовательно спросил принц у черноволосого. — Отвечай, не то боль, которую ты испытал, покажется тебе только намеком на то, что тебя ждет впереди. — Аруте вовсе не нравилась перспектива пыток, но он ни перед чем бы не остановился, чтобы узнать, кто устроил нападение на него. И вопрос, и угроза были встречены молчанием.

Скоро к Аруте снова подошел Натан.

— Второй мертв, -тихо сказал он. -Мы должны очень осторожно обращаться с этим. Тот не должен был умереть от вашего удара по голове. Должно быть, они знают, как приказать своему телу не бороться со смертью, а стремиться к ней. Говорят, даже полный сил человек может умереть, если очень пожелает.

Арута заметил, что на лбу раненого, когда его осматривал Натан, выступил пот. Жрец озабоченно сказал:

— У него лихорадка, и нам следует поторопиться. Надо заняться им, пока он не стал следующим. — Жрец принес свои принадлежности и вылил какую-то жидкость прямо в рот пленнику, пока солдаты силком держали его челюсти разжатыми. Потом жрец начал произносить заклинания. Человек на кровати начал дико извиваться, его лицо выражало отвращение, на руках проступили жилы, шея побагровела — он изо всех сил противился заклинанию. Наконец, издав гулкий смешок, он откинулся на подушку, и глаза его закрылись.

Натан осмотрел его.

— Он без сознания, ваше высочество. Я замедлил течение лихорадки, но, боюсь, совсем остановить ее мне не удастся. Здесь замешана какая-то магия. Он слабеет прямо на глазах. Потребуется время, чтобы узнать, что это за сила присутствует рядом с ним… если только мне хватит времени, — в голосе Натана слышалось сомнение. — И если мое искусство сможет справиться с этой задачей.

Арута повернулся к Гардану:

— Капитан, выбери десять человек из тех, кому ты больше всего доверяешь, и отправляйся прямо в храм Лимс-Крагмы. Сообщи верховной жрице, что я требую встречи с ней. Приведите ее силой, если понадобится, но чтобы она была здесь.

Гардан отсалютовал принцу, но взгляд его был мрачным. Лори и Джимми поняли — ему не понравился приказ арестовать жрицу в ее собственном храме. Все же капитан ушел, без слов подчиняясь приказу принца.

Арута вернулся к раненому, которого сейчас мучила лихорадка. Натан сказал:

— Ваше высочество, лихорадка усиливается, хоть и медленно, но неотвратимо.

— Как долго он проживет?

— Если мы ничего не сделаем, то до рассвета, вряд ли дольше.

Арута в отчаянии ударил в ладонь кулаком. До восхода солнца оставалось менее шести часов. Менее шести часов, чтобы узнать, кому надо было убить его. А если умрет и этот человек, они снова окажутся там, откуда начали, а то и хуже, потому что неизвестный враг во второй раз в ту же ловушку не попадется.

— Что ты еще можешь сделать? — тихо спросил Лори.

Натан подумал.

— Возможно… -Он отошел от кровати больного и отозвал своих прислужников. Он приказал одному из них принести большую книгу жреческих заклинаний.

Натан объяснил прислужникам, что им делать, и те быстро встали по местам, зная ритуал и свои роли в нем. На полу мелом нарисовали пентаграмму, внутри которой написали множество рунических символов. Когда подготовка закончилась, все, кто был в комнате, оказались разделены меловыми метками на полу. В каждом углу чертежа поставили по зажженной свече, шестую дали Натану. Священник стал чертить свечой в воздухе сложные фигуры, читая заклинания из книги на языке, который был неизвестен непосвященным. Его прислужники в нужных местах хором повторяли слова заклинаний. Остальные ощутили, как воздух словно застыл, а когда были произнесены последние слова, умирающий тихо, жалобно застонал.

Натан захлопнул книгу:

— Никто, кроме самого посланника богов, да не смеет пересечь границы пентаграммы без моего позволения. Ни дух, ни демон, ни существо, посланное темными силами, не будет нас теперь тревожить.

Потом Натан жестом показал всем, чтобы они встали за пределами пентаграммы, снова открыл книгу и начал читать другое заклинание. Слова он произносил очень быстро. Закончив читать, священник указал на кровать. Арута глянул на раненого, но ничего нового не увидел, и только поворачиваясь к Лори, заметил перемену. Боковым зрением Арута различил вокруг пленника нимб бледного света; при прямом взгляде его не было видно.

— Что это? — спросил Арута.

— Я замедлил его продвижение во времени, ваше высочество. Теперь ему час кажется мигом. Заклятие продержится до рассвета, но для него пройдет меньше четверти часа. Таким образом мы сбережем время. Если повезет, мы можем теперь продержать его живым до полудня.

— Можем ли мы поговорить с ним?

— Нет, наши слова покажутся ему пчелиным жужжанием. Но если надо, я могу снять заклятие.

Арута разглядывал медленно извивающегося пленника.

— Тогда, — нетерпеливо сказал принц, — будем дожидаться встречи с верховной жрицей Лимс-Крагмы.

Ожидание оказалось недолгим. Снаружи раздался шум, и Арута поспешил к двери. Ему навстречу шел Гардан, сопровождавший женщину в черном одеянии. Ее лицо скрывало плотное черное покрывало, но она сразу повернулась к принцу. На Аруту был наставлен палец, и глубокий, приятный женский голос произнес:

— Зачем мне приказано явиться сюда, принц Королевства?

Арута не ответил. Он окинул взором всю сцену: за спиной Гардана стояли четверо солдат с копьями, преграждая путь решительно настроенным стражникам храма в черных с серебряным плащах Лимс-Крагмы.

— Что происходит, капитан?

— Госпожа пожелала, чтобы ее гвардейцы вошли с ней, а я запретил, — ответил Гардан.

Жрица заговорила с холодной яростью в голосе:

— Я пришла, как ты просил, хотя никогда жрецы не признавали над собой временную власть. Но я не буду пленницей даже ради тебя, принц Крондора.

Арута распорядился:

— Двое стражников могут войти, но пусть встанут подальше от пленника. Госпожа, вам придется подчиниться мне и войти. — Тон Аруты не оставлял сомнений в его намерениях. Может быть, жрица и была главой могущественного ордена, но перед ней стоял второй после короля правитель Королевства, человек, который не потерпит стороннего вмешательства в дела высшей важности. Жрица кивнула двум стоявшим впереди стражникам, и все вошли в комнату. Дверь за ними закрылась, и Гардан отвел в сторону стражников, вошедших со жрицей. Оставшаяся за дверью дворцовая стража не спускала глаз со стражников храма и их зловещих кривых сабель в ножнах.

Отец Натан приветствовал верховную жрицу сухим официальным поклоном — их ордена не испытывали друг к другу теплых чувство. Жрица же решила вообще не замечать отца Натана.

Увидев пентаграмму, начертанную мелом на полу, она спросила:

— Вы боитесь вмешательства потусторонних сил? — Голос ее прозвучал неожиданно спокойно и рассудительно.

Ей ответил Натан:

— Госпожа, мы во многом не уверены, но делаем все, что в наших силах, чтобы избежать угрозы из различных источников — и материальных, и нематериальных.

Она ничего не сказала и подошла к двум людям, лежавшим на кроватях, — мертвому и раненому. Увидев черные туники, она споткнулась и повернулась к Аруте. Даже сквозь покрывало он почти осязал ее неприязненный взгляд.

— Эти люди принадлежат к моему ордену. Как случилось, что они оказались здесь?

Лицо Аруты застыло от сдерживаемого гнева.

— Госпожа моя, именно для того, чтобы получить ответ на этот вопрос, вас и привезли сюда. Вы знаете этих людей?

Она внимательно вгляделась в лица обоих мужчин.

— Этого я не знаю, — сказала он, указывая на тело человека с седой прядью. — А другой — жрец моего храма по имени Морган, он недавно приехал к нам из храма в Вабоне. — Она помолчала, словно обдумывая что-то. — Он носит знак Братства Серебряной Сети. — Она повернула голову, чтобы еще раз взглянуть на Аруту. — Это вооруженный кулак нашего ордена. Братство подчиняется старшему мастеру в Рилланоне, а он отвечает лишь перед нашей МатерьюМатриархом. — Помолчав, она добавила: — Да и то не всегда. — Ей никто не ответил, и она продолжала: — Но я не могу понять, почему один из жрецов моего храма носит этот знак. Кто он? Член братства, выдающий себя за священника? Или жрец, прикидывающийся воином? Или же он не жрец и не член братства, а самозванец? Любое из предположений невероятно. Кто посмел бы не устрашиться гнева ЛимсКрагмы? Почему он здесь?

— Госпожа, — сказал Арута, — если все, что вы говорите, — правда, тогда то, что здесь происходит, касается вашего храма не меньше, чем меня. Джимми, расскажи, что ты знаешь о ночных ястребах.

Джимми, которому явно было не по себе под пристальным взглядом верховной жрицы богини смерти, заговорил быстро, опуская столь любимые им подробности. Когда он закончил, жрица сказала:

— Ваше высочество, эти слова свидетельствуют о мерзком деянии перед лицом нашей богини. — В ее голосе звучала ледяная ярость. — В давно ушедшие времена некоторые адепты приносили ей жертвы, но это давно запрещено. Богиня смерти терпелива: все рано или поздно приходят к ней. Черные убийцы нам не нужны. Я поговорю с этим человеком. — Она указала на пленника.

Арута не знал, что делать. Отец Натан едва заметно покачал головой:

— Он близок к смерти. Если допрос окажется для него тяжелым, он может умереть, прежде чем мы погрузимся в глубину темных вод.

— Не беспокойся, жрец, — уверенно заявила жрица. — Даже мертвый, он все равно мой. Я рука Лимс-Крагмы. В ее владениях я могу отыскать правду даже там, где ни один живущий ее не найдет.

— В царстве смерти ты правительница. — Отец Натан поклонился и обратился к Аруте: — Позволено ли будет мне и моим братьям удалиться, ваше высочество? Мой орден считает обряды поклонников богини смерти святотатственными.

Принц кивнул, а жрица сказала:

— Прежде чем уйти, сними замедляющее заклятие. Мне будет труднее это сделать.

Натан быстро совершил необходимое, и человек на кровати мучительно застонал. Жрец и прислужники богини Санг поспешно покинули комнату. Когда они вышли, жрица сказала:

— Пентаграмма поможет удерживать внешние силы, не позволяя им вмешиваться. Я бы попросила всех оставаться за пределами фигуры, потому что внутри нее каждый человек воздействует на магическую ткань. Это — самый справедливый обряд, потому что независимо от исхода госпожа моя потребует себе этого человека.

Все встали за пределами пентаграммы, а жрица сказала:

— Говорите, только когда я дам позволение, и следите, чтобы свечи не погасли, иначе силы могут иссякнуть и восстановить их будет трудно. — Она откинула покрывало с лица, и Аруту поразила ее внешность. Жрица выглядела, как девочка, — голубые глаза, нежная, как ранняя заря, кожа. Судя по бровям, волосы ее могли быть цвета бледного золота. Жрица подняла руки над головой и начала молитву. Ее голос был тихим и мелодичным, но слова звучали странно-пугающе.

Она продолжала чтение, и человек на кровати задергался. Вдруг он открыл глаза — его взгляд был направлен в потолок. Он забился, натягивая державшие его веревки. Потом успокоился и повернул голову к жрице. Судя по его лицу, чтото отдаленное завладело его вниманием — он никак не мог сосредоточить взгляд. Через мгновение его губы сложились в окованную улыбку, выражавшую какую-то болезненную жестокость, рот раскрылся, и раздался глубокий, гулкий голос:

— Что это за обряд, госпожа?

Жрица слегка нахмурилась — что-то в его поведении показалось ей странным, но, сохраняя прежний вид, она властным тоном сказала:

— На тебе знак Братства Серебряной Сети, и в то же время ты служишь в храме. Объясни, что это значит.

Человек рассмеялся высоким, визгливым смехом, который постепенно затих.

— Я тот, кто служит.

Жрице такой ответ не понравился.

— Отвечай же, кому ты служишь?

Опять раздался смех, и тело человека опять напряглось, натягивая веревки, на лбу выступили капли пота, на руках вздулись вены. Потом он успокоился и снова рассмеялся.

— Я тот, кого поймали.

— Кому ты служишь?

— Я тот, кто стал рыбой. Я — в сетях. — И снова безумный смех и конвульсивные содрогания. Человек напрягался, по его лицу потоками струился пот. Закричав, он снова забился в веревках. Когда казалось, что он переломает себе кости, пленник вдруг завизжал:

— Мурмандрамас! Помоги слуге своему!

Внезапно одна из свечей погасла, словно ее задул неизвестно откуда пахнувший ветер. Человек на кровати еще раз сильно дернулся, выгнулся дугой — только ступни и голова касались ложа, — так натянув веревки, что они врезались в кожу до крови, и рухнул на спину. Жрица отступила на шаг, затем снова подошла и взглянула на пленника.

— Он мертв. Зажгите свечу, — тихо сказала она.

Арута махнул рукой, и один из стражников, запалив лучину от горящей свечи, зажег погасшую. Жрица начала читать очередное заклинание. Если при первом всем стало просто неуютно, то это заклинание вызывало чувство страха, на присутствующих повеяло холодом из какого-то дальнего края затерянной, морозной обители. В нем слышались отзвуки криков тех, кто утратил покой и надежду. И в то же время было в нем и властное, притягивающее, утешающее чувство; должно быть не так уж плохо — оставить земное бремя и отдохнуть. Заклинание продолжало звучать, и дурные предчувствия все больше одолевали тех, кто слушал его. Некоторые с трудом подавляли желание бежать прочь от верховной жрицы, монотонно произносившей слова.