- Я сказал тебе свое имя. Может быть, ты будешь называть им?
      Она прищурилась:
      - Имя слишком длинное, мой господин калиф.
      Он рассмеялся и подошел к ней поближе, в результате чего она изо всех сил вжалась в подушки.
      - Абул - это не длинно, так меня зовут.
      - Я хочу надеть платье и вернуться в башню, - она отвернулась от него, чтобы не видеть его возбуждения: доказательство его состояния находилось теперь на уровне ее глаз.
      - А завтра я уйду отсюда.
      - Мы обсудим завтра тогда, когда оно наступит, - сказал он и в голосе его появилась новая для нее стальная нотка, однако же нисколько ее не удивившая. Она весьма подходила ему, столь естественному в своем высокомерии.
      - Давай устроимся поудобнее, - он взял ее за руки и поднял на ноги. Сарита, казалось, утратила всякую способность к сопротивлению. Он провел ее через занавешенную дверь в спальню, где в нише стоял широкий диван. Он жестом показал, чтобы она легла на него.
      - Я не буду ложиться в вашу постель, - услышала Сарита свой, слегка дрожащий голос. - Вы ведь сказали, что не будете принуждать меня.
      - Я и не собираюсь это делать, - спокойно сказал он, - но нам будет удобнее спать на кровати, чем где-нибудь еще.
      - Но я хочу пойти в свою собственную постель, в башню, - голос ее зазвучал жалобно, как голос ребенка, умоляющего о прощении.
      - Мы будем спать в этой постели, - сказал он твердо и откинул покрывало, - тебе нечего бояться.
      У Сариты не было иного выбора, кроме как поверить ему. Даже если ее вера была напрасной, у нее все равно не было выбора. Она сбросила туфли и залезла под покрывало, натянув его до подбородка. Она смотрела, как он ходит по комнате, гася лампы - все, кроме той, что он принес к дивану и поставил на низкий столик, так что теперь вся постель купалась в мягком потоке света.
      - Я не могу спать со светом, - сказала Сарита, стараясь, чтобы голос ее звучал определенно, как будто она всю жизнь только и делала, что спала рядом с мужчиной на шелковой перине, а вокруг нее при этом витал аромат благовоний и апельсинового цвета.
      - А мы пока и не собираемся спать, - Абул осторожно взял ее пальцы, я хочу выяснить, что доставляет тебе удовольствие. - Он опустился на постель рядом с ней и Сарита вся задрожала. Но боялась она вовсе не Мули Абула Хассана; она боялась, что ее тело предаст память Сандро.
      Он протянул руку, погладил ее с ног до головы, и места, которых касалась его ладонь, казалось, излучали лучезарную теплоту. Глаза его смотрели на нее так, как будто он захотел запечатлеть в своем мозгу каждый изгиб ее тела, и его сосредоточенность нервировала Сариту больше, чем что-либо иное. Он накрыл ее грудь рукой; его рука показалась ей очень большой, так как вся грудь исчезла под его ладонью. Почувствовав движение ее груди под своей рукой, он посмотрел ей в глаза.
      - Тебе нечего бояться, - он увидел панику в ее изумрудных глазах, это же такое наслаждение, - он склонил голову ко второй груди, языком приподняв сосок, отчего она задрожала в немом протесте.
      Абул отодвинулся от нее. Он понял, что она откликнулась на его ласку, хотя и не хочет признать это, но вспомнил о своем обещании не принуждать ее.
      - Возможно, мы слишком спешим, - сказал он.
      - Нет, не надо так делать, - он остановил ее руки, желающие прикрыть грудь, - они такие красивые.
      Такой прекрасной формы: округлые и тугие. - И он снова погладил ее, на этот раз от бедра до лодыжки, - такие красивые ножки, - он поднял одну ступню и охнул от удивления, - что ты с ними сделала?
      - Я не ношу обуви, - сказала Сарита, раз от нее потребовали объяснения, - и не понимаю, какое вам до этого дело. Абул рассмеялся:
      - Какая глупость - вот так портить такое совершенство. Утром, в ванне, мы начнем над ними трудиться.
      Сарита одернула ноги.
      - Утром я покину это место.
      Абул ничего не ответил. Вместо этого он двинул палец от ее коленки к тому укромному местечку, где бедра переходили в ягодицы. Сарита слишком поздно поняла, что защищая ноги, обнажила все остальное.
      - У меня такое чувство, что тебе понравится небольшая битва с партнером, - сказал Абул, - должно быть, это очень возбудит тебя.
      Сарита уставилась на него. Неужели это так? С Сандро у них никогда не было времени на любовные игры: в акте, запрещенном самом по себе, было и так достаточно опасности. Но слова Абула отозвались в ней толчком, от которого по членам растеклась теплота.
      - Ну, - холодно продолжал он, - скоро мы узнаем, так это или не так. Возможно, не сегодня.
      - Прошу вас, - сказала она, - пожалуйста, не надо больше. Позвольте мне пойти в башню.
      Вместо ответа он сунул палец в раковину ее пупка и поднес свой рот к ее рту.
      Поцелуй его был исполнен неги, кончик его языка прошелся по губам Сариты, как бы пробуя на вкус каждый уголок ее рта. Она обнаружила, что затаила дыхание, так как ощущение его поцелуя было приятнейшим. Рот ее открылся, языки их соединились, а затем его - отпрянул, заставив ее попытаться снова поймать его и засосать глубоко внутрь.
      Оторвавшись от ее рта, Абул приложил губы к местечку на ее шее, где ощущалось биение пульса.
      Сарита чувствовала себя так, как будто парит где-то в небесах, мысли ее спутались, и душа как бы отлетела, глядя со стороны на ее белое тело, распростертое на белых простынях возле смуглого, мускулистого мужчины. Она почувствовала, как под его руками раздвигаются ее бедра, но в следующее мгновение разум вернулся к ней. Перед ее внутренним взором возник Сандро, лежащий на земле после смертельной схватки.., и она поборола те ощущения, которые возникли в ней; поборола их в зародыше. Она сжалась" как пружина, руки напряглись, кулаки сжались, глаза закрылись. По щеке поползла соленая слеза.
      Абул знал, что, если продолжит, то выиграет, но знал также, что это будет нерадостная победа. Он не мог смотреть на ее слезы и на то, как отчаянно борется она со своим телом. Он сел.
      - Хорошо, милая. Больше не будем.
      Он вытер с ее щек слезы, чувствуя, как ее напряжение сменяется дрожью. Она подняла веки.
      - Вот видишь, я сдержал свое обещание, - сказал он, не сумев скрыть своего разочарования, - и очень зол на себя за то, что сделал это, и еще более сердился бы на себя, если бы не сделал. Но в конце концов, Сарита, ты поддашься мне, и получишь огромное удовольствие.
      Сарита чувствовала себя совершенно опустошенной, поэтому не имела сил на то, чтобы опротестовать это утверждение; более того, она едва поняла, что сегодняшние события будут иметь продолжение. Она попыталась сесть.
      - Я хочу вернуться в свою постель, мне необходимо поспать.
      - Ты и будешь спать, но сейчас уже слишком поздно, чтобы идти обратно в башню, - он накрыл ее покрывалом, - хоть я и очень зол, но хочу лежать возле тебя, так что потерплю до конца ночи.
      Она взглянула на него удивленная:
      - Вы страдаете?
      Абул усмехнулся:
      - А ты как думаешь? Конечно, да. Я мог бы; отослать тебя обратно в башню и вызвать какую-нибудь другую женщину, но настолько расстроен, что хочу провести ночь рядом с тобой. Постарайся не касаться меня. - Он потушил лампу и лег.
      Сарита неподвижно лежала, всматриваясь в темноту. Она делила кровать с матерью, но с муж-. чиной - никогда, никогда такая огромная, теплая глыба не лежала вот так рядом с ней. Ее тело болело и она тоже сознавала, что внутри нее существует пустота, которую необходимо заполнить. Но если даже ее тело откликнулось на резкий обрыв болью, то что же происходило сейчас с Абулом?
      ;
      Жертва, которую он принес, странным образом подействовала на нее. Она успокоила, смягчила ее ум, и, вздохнув, она повернулась на бок и заснула.
      Глава 5
      Абул проснулся еще до первых петухов и какой-то момент был удивлен присутствием в своей постели другого человека. Иногда Айка проводила с ним всю ночь, но это была привилегия, редко простиравшаяся на какую-либо другую женщину.
      Он сонно повернулся на подушке, нос его защекотали рыжие волосы. К нему вернулась память о прошедшей ночи. Абул приподнялся на локте, чтобы получше рассмотреть лицо женщины, спящей рядом.
      Было немного странно, что такое хрупкое, почти бестелесное создание причинило ему столько горя. Но чего же другого можно было ожидать, глядя на этот рот, даже во сне сохранивший решительное выражение, и на подбородок, хотя и не квадратный, но достаточно твердый. Он сморщил нос и едва удержался от того, чтобы не поцеловать ее. Сарита отвернулась от него, выставив округлое плечо.
      Он осторожно снял с нее покрывало и теперь с мечтательным видом любовался тем, что предстало перед его взором. Ее колени были слегка согнуты, а изгиб ягодиц заставлял в восторге затаить дыхание. Абул понял, "что на этот раз должен что-нибудь с собой сделать, если не хочет провести день в ужасных мучениях.
      Он коснулся ее плеча.
      - Проснись, Сарита.
      Когда она не ответила, он шлепнул ее по ягодицам.
      - Проснись, Утренняя звезда. Пора тебе перейти в собственную постель.
      Она перевернулась на спину, от удивления широко открыв глаза, хотя было ясно, что она все еще наполовину спит. Потом ее взгляд сфокусировался на его лице и на нее нахлынули воспоминания.
      - Вставай, - приказал он, поднимаясь с постели, - один из стражников проводит тебя обратно в башню.
      Сарита села; настойчивость была чем-то для нее новым.
      Прошлой ночью она буквально молила его о том, чтобы он разрешил ей вернуться в башню, а он настаивал на том, чтобы она осталась, так почему же теперь он едва ли не вышвыривает ее из комнаты? Он поднял платье, и ее глаза против воли уткнулись в его тело. Она покраснела и схватила платье, пока она лихорадочно боролась с застежками, пальцы ее дрожали.
      - Готова? - она кивнула, подойдя к двери. - Надень шлепанцы, напомнил он ей, - мы в Альгамбре не ходим босиком.
      Сарита на кокой-то миг ощутила внутреннюю потребность к неповиновению, но овладела собой и сунула ноги в шлепанцы. Она не собиралась оставаться в Альгамбре дольше, чем до вечера, поэтому не видела смысла в провоцировании стычек.
      Абул открыл дверь и что-то быстро сказал по-арабски мужчинам, стоящим с наружной стороны двери. Один из них немедленно ушел, вероятно, по какому-то поручению, а другой приказал ей жестом следовать за собой. Она взглянула на Абула, который будучи обнаженным, невозмутимо стоял в дверях. Она чувствовала необходимость в каком-то прощании, в чем-то, что объяснило бы и как-то компенсировало бы то, что ее вот так вышвыривают из его покоев, но он резко повернулся и ушел в глубь комнаты.
      Страж остановился и сказал ей что-то, что она опять же не поняла, не восприняла как его недовольство тем, что замешкалась. Что, интересно, он должен о ней думать? Глупый вопрос. Что должны думать о женщине, которая всю ночь провела в постели мужчины? Сарита не могла понять того, что стражник вовсе ничего о ней не думал. Для него она была просто женщиной, принадлежащей калифу. Ни больше ни меньше.
      Путешествие, которое она совершала теперь, в серый предрассветный час, сильно отличалось от того, которое она проделала в свете звезд и факелов. Теперь Альгамбра вовсе не казалась ей каким-то зачарованным миром - это было место сугубо реальное, состоящее из кирпичей и камней, скрепленных известкой, место требующее постоянной заботы для поддержания кажущейся сказочности.
      Вокруг было немного людей, в основном слуги, подметающие выложенные мрамором дворы и галереи, и ухаживающие за цветочными клумбами.
      Но ароматы, которыми был напоен воздух, были столь же опьяняющими, а плеск воды - столь же успокаивающим, сколь и ночью.
      Ласточки то опускались, то взмывали под красные своды башен, поблескивающие в лучах восходящего солнца.
      Сарита бросила взгляд в сторону Сьерры-Невады - от великолепия природы захватывало дух.
      Она задрожала от благоговейного восхищения этой красотой, увидев, как запылал первый восточный пик. По сравнению с красотой природы это место, хоть и великолепное, и в самом деле было золоченой клеткой. Истинная красота была там - за стенами, и она дышала свободой и давала ощущение земли под ногами.
      Кадига и Зулема находились во дворике и радостно приветствовали ее. Все следы ужина и ванны исчезли, комната выглядела чистой и свежей.
      - Вы что, были здесь всю ночь? - спросила Сарита, удивляясь, где же они спали.
      - О нет, - улыбнулась Зулема, - мы только что пришли, чтобы прислуживать вам. - Она пристально рассматривала Сариту:
      - Вы не хотите прилечь ненадолго?
      Сарита открыла было рот, чтобы выразить свое удивление этим вопросом, но потом все поняла.
      Скулы ее порозовели. Они, вероятно, решили, что она провела в постели калифа бессонную ночь.
      Вряд ли они поверили бы ей, если б она рассказала им, что всю ночь крепко спала.
      - Нет, - сказала она, - я хочу погулять.
      - Погулять? - Кадига, казалось, очень удивилась. - Так рано? Хотя.., и вот еще, возьмите, - она протянула Сарите маленькую чашку, и Сарита, понюхав ее содержимое, сморщилась.
      - Что это?
      - Это для того, чтобы в твоем чреве не мог завязаться плод, - просто сказала Кадига, - если только ты сама, конечно, этого не захочешь.
      Она пожала плечами, как будто бы вопрос этот был совершенно неважным и отвернулась к столу, на котором стояли блюда с различной снедью. Кадига сняла салфетку с корзины с хлебом, и комнату наполнил аромат свежей выпечки.
      Сарита растерялась. Конечно, она едва ли может сказать им, что подобные предосторожности совсем необязательны. Они не поверят ей. Она уставилась в чашку и знала о существовании подобных снадобий, слышала как ее мать и другие женщины обсуждали их после смерти одной из соплеменниц, умершей в родах. Женщины были единодушны в осуждении подобных вещей. Дети или приходят, или нет; с собой они приносят счастье или печаль, жизнь или смерть. Такова участь женщины и ей не пристало менять ее.
      - И это вправду помогает?
      - О да, - ответила Кадига, удивленная невинностью вопроса, - все женщины во дворце пользуются им, если не хотят понести.
      - Говорят, даже госпожа Айка пьет его, - вмешалась Зулема, пожалуйста, выберите себе платье, которое наденете сегодня. - Она указала на оттоманку, на которую были навалены горы шелка.
      - А кто это госпожа Айка? - Сарита повернулась спиной к женщинам и вылила содержимое чашки в почву, из которой рос душистый куст. Она надеялась, что снадобье не убьет его.
      - Султанша, конечно, - сказала Зулема, - - жена господина Абула.
      Жена. Конечно, она у него должна быть. Почему она так этому поразилась? Сарита кое-что знала об обычаях его народа - большей частью они были странными и варварскими. Но, несмотря на знание этого, ее охватил гнев.
      - Почему его жена, не желает зачать ребенка?
      - она поставила пустую чашку на стол и отошла к оттоманке, где, стараясь не выдать своего разочарования, стала перебирать шелка.
      - О, говорят, она не хочет соперника для Бобдила, - сказала Кадига. Зулема издала протестующий звук, и Кадига пожала плечами. - О, нас же никто не слышит, Зулема, мы ведь здесь только втроем.
      - Если бы госпожа Айка могла слышать тебя сейчас, она бы тебя высекла.
      Кадига снова пожала плечами.
      - Но ты знаешь точно так же как и я, что Бобдил - все для нее. Она никогда не согласится иметь еще одного ребенка, потому что тогда ее сыну достанется меньше, чем сейчас.
      - Так ребенок - сын калифа? Сколько ему лет?
      - Десять, - Кадига передала ей корзину с хлебом. Он был теплый и смазанный маслом и Сарита бессознательно взяла кусочек.
      - О нет, - рассмеялась Зулема, - вторые жены тоже одарили калифа детьми. У него три сына и две дочери.
      Сарита поднесла хлеб ко рту. Капля масла упала на ее кисть и она рассеянно облизала ее.
      - И сколько же у него других жен?
      - Четыре.
      Мули Абул Хассан уже имел пять жен и пятеро детей и желал прибавить Сариту к их числу. Нет, не к женам. Об этом он ничего не говорил, речь шла только об удовольствиях. Она вспомнила, что он говорил о своем желании купить ее и что только дурак платит за голубку, которая летит ему в руки.
      Ее снова окатила волна гнева.
      - Я иду на прогулку, - она встала и направилась к двери.
      - О, но вам надо переодеться и покончить с едой. Выпейте жасминового чаю? Есть еще йогурт и мед...
      - Я хочу остаться одна, - Сарита вышла в сад.
      Кадига и Зулема пошли сзади.
      - Одна! - повторила она.
      В нетерпении она сбросила с себя шлепанцы и бросила их на землю.
      - Я иду гулять одна.
      - Очень хорошо, - сказала Кадига, кладя руку на плечо Зулеме. Они смотрели ей вслед, пока Сарита не прошла через сад и не свернула на тропинку, идущую вдоль стены от дворца.
      Тогда они пошли за ней, соблюдая приличное расстояние.
      Сарита шла быстрым шагом, ощущение земли под ногами придало ей уверенности, а прохладный утренний воздух охладил ее разгоряченную голову.
      Она позволила, чтобы ее привезли сюда, чтобы убежать от Тарика.., из соображений целесообразности, не более того. Теперь похоже было на то, что она вызвалась занять место в гареме калифа. Она не подумала сразу о последствиях своей уступчивости из-за того, что после их первой встречи у нее возникло чувство, что ей не стоит бояться Мули Абула Хассана. Но она думала в тот момент только об опасности, непосредственно угрожающей ее жизни. В этом смысле она не беспокоилась. А что касается ее целомудрия, то тут опасность была целиком в ней, и, хотя с его стороны, безусловно, были поползновения нарушить его, но делать это насильно он не собирался. Он не может держать ее здесь против ее воли. Но, как только Сарита сказала это себе, она поняла, что это не соответствует действительности. Он, безусловно, может. Весь вопрос в том - станет ли?
      Тропинка начала круто взбираться вверх и Сарита замедлила шаг. Остановившись, она обернулась назад. В сотне ярдов от нее стояли Зулема и Кадига, смущенные, скорее всего оттого, что не привыкли к подобным утренним прогулкам. Так им дан приказ следовать за ней повсюду? Сарите показалось, что настало, наконец, время для того, чтобы это выяснить.
      Она вернулась назад - туда, где ее ждали женщины.
      - Если желаете, то мы вернемся.
      - Это если вы желаете, - сладким голосом пропела Зулема, - но вы, должно быть, захотите переодеться и выпить жасминового чаю. Он так освежает.
      Сарита улыбнулась тому, с каким облегчением восприняли женщины то, что все наконец-то стало на свои места. Не сказав ни слова, она пошла вперед мимо садов и башен.
      Айка облизала мед с пальцев и потянулась за следующим пирожным. Она обожала мед и миндальные сласти.
      - Ты точно знаешь, что господин Абул держал эту христианку в своей постели всю ночь?
      - Да, госпожа, - Нафисса налила воды в хрустальный кувшин и приблизилась к постели. - Страж вернул ее в башню на рассвете. Ей прислуживали Зулема и Кадига, - она поставила кувшин и протянула своей госпоже полотенце.
      - А откуда она? - Айка рассеянно окунула пальцы в кувшин - в нем на поверхности воды плавали розовые лепестки.
      - Неизвестно, моя госпожа, - нехотя призналась Нафисса в своем неведении. - С господином был только Юсуф, а Юсуф...
      - Держит рот на замке, - нетерпеливо бросила Айка. Она отбросила покрывало, не обращая внимания на то, что вода из кувшина хлынула на диван, - я оденусь и пошлю за этими женщинами.
      Может, она разговаривала с ними.
      - Насколько я знаю, господин Абул послал за Фатимой, той, которую купил на базаре в Марракеше, - в глазах Нафиссы появилось лукавое выражение.
      Айка оторвалась от зеркала:
      - Когда?
      - После того, как от него ушла женщина-христианка.
      - Фатима провела у него час. Двадцать минут назад она покинула его покои.
      Айка подошла к окну.
      - Если он был недоволен той женщиной, то почему держал ее у себя до рассвета?
      Это был вопрос, на который Нафисса не была уполномочена отвечать, и, взяв пустое блюдо, она сказала:
      - Принести вам еще фиников, моя госпожа?
      - Нет, - Айка махнула рукой, - я выпью жасминовой настойки. А потом пошли за Зулемой и Калигой.., впрочем, нет, не стоит.
      Она отвернулась от служанки, ее темные глаза заблестели.
      - Я сама нанесу визит мужу. А ты поговори с теми женщинами. Мне не следует показывать, что я заинтересована вновь прибывшей. Выясни, что случилось с господином Абулом. Ведь они прислуживали ей и, следовательно, должны знать, разделила ли она с моим мужем удовольствие прошлой ночью... О, и еще поговори с Фатимой. Узнай, что моему мужу было от нее нужно.., степень его нужды, - добавила она, - а теперь принеси мне воды умыться. Я надену наряд из золотой ткани с поясом и янтарными запонками.
      Пока Нафисса помогала ей одеваться, она молчала.
      Абул имеет привычку не выходить из своих покоев до тех пор, пока солнце не займет на небе высокого положения. Он в одиночестве завтракал и готовился к новому дню, обсуждая со своим визирем и кади дела, требующие его вмешательства.
      Когда Айка заходила к нему в этот час, чтобы поделиться какой-нибудь домашней новостью, то всегда находила в нем отклик. Сегодня у нее будет безупречное оправдание для своего визита. И хотя для нее эта аудиенция не будет очень приятной, мудрая женщина всегда знает, когда наступает момент приклонить голову. Она затемнила глаза и коснулась румянами губ и скул. Но сегодня для нее было важно явиться перед ним скромной и полной собственного достоинства. И если все пойдет хорошо, то ей, может быть, удастся затронуть тему о вновь прибывшей.
      Айка вышла из своих покоев и пошла через внутренние залы во владении калифа. На пороге приемной она поколебалась - там ожидали аудиенции несколько членов личной свиты Абула.
      Айка подошла к стражнику, стоящему у двери.
      - Узнай, сможет ли господин Абул уделить своей жене несколько минут? сказала она тихим, но уверенным тоном. Если стражник откажет ей, то для этого, несомненно, должна будет найтись очень веская причина.
      Абул оторвался от пергамента, который читал.
      - Проведи госпожу Айку внутрь, - сказал он, скатывая пергамент в трубочку. После общения с Фатимой он был в хорошем настроении и теперь мог с чистым сердцем предвкушать свою следующую атаку на цитадель Сариты. Однако настроение его при виде жены несколько ухудшилось.
      Она открыла лицо и с улыбкой поклонилась.
      - Добрый день, Абул.
      Он одарил ее ответной улыбкой.
      - Добрый день, Айка, - она прекрасно выглядит, - отметил он про себя.
      Но за ее красотой что-то крылось, что-то, к чему он не привык. Абул получше рассмотрел ее и решил, что она нервничает. Руки ее теребили складки платья, а глаза избегали смотреть на него.
      - Давненько мы уже не разговаривали наедине, - сказал она с принужденной улыбкой. - Боюсь, что я оскорбила тебя.
      Абул встал:
      - Ты знаешь, что это так.
      - Я была дурой, - поспешно сказала Айка. - Я не имела права подвергать сомнению твои суждения касательно нашего сына. Ты не можешь простить меня?
      Все внутри нее сопротивлялось, когда она это сказала. Никто, только она, мать Бобдила, имеет право решать, как ему жить, но в интересах высшего порядка она должна сделать вид, что повинуется приказам мужа.
      - Я простил тебя, - сказал он. Это было правдой. Ее капризный отказ даровать ему свое тело не причинил ему боли, а вызвал только легкую досаду. Он уже наказал ее за это, но теперешнее отсутствие желания с его стороны обусловлено совсем другими причинами, которые было невозможно искоренить, поскольку они, как он теперь понял, были свойствами ее натуры.
      Айка подошла к нему ближе и положила руку ему на плечо.
      - Я скучала по тебе, муж мой. Уж и не знала, как просить у тебя прощения, - она опустила глаза, чтобы не выдать своего возмущения тем, что ей приходится так униженно молить его о прощении. Но Абула было не так-то легко провести. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы поверить в то, что не отчаяние заставило ее прибегнуть к этому маневру.
      - Давай не будем больше об этом говорить. У тебя есть ко мне еще какое-нибудь дело?
      Айка заскрежетала зубами. Она понимала, что не достигла ничего, кроме поверхностного улучшения их отношений, но если он простил ее, то что же является причиной его теперешнего недовольства.
      - Нет, - тихо сказала она, - я пришла только, чтобы уладить наши отношения. Благодарю тебя, муж мой, за твое великодушие и всепрощение. Не буду больше задерживать тебя. - И она скользнула к двери, затем остановилась. - Ты не хочешь, чтобы я как-нибудь позаботилась о женщине, которую ты привез во дворец вчера вечером? Она будет размещена в гареме?
      Абул позволил себе слегка улыбнуться. Так вот зачем она все это затеяла. Ну что ж, это неудивительно. Айка держала себя в курсе дел Альгамбры и, вероятно в данном случае, просто умирала от любопытства.
      - Ты такая заботливая и предусмотрительная, Айка, - сказал он серьезно, - но тебе нет никакой нужды тревожиться об этой женщине. Она испанка и в женских покоях ей будет не по себе.
      Айка подождала еще немного, надеясь на то, что он скажет что-то еще, но так как он молчал, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть разочарование.
      - Как пожелаешь, господин мой. Если понадобится, только скажи, и я устрою все наилучшим образом.
      - Да, конечно, - торжественно ответил он, сознавая, что она раздосадована донельзя. - Благодарю тебя.
      Айка удалилась, предварительно закрыв лицо.
      По ее поведению нельзя было определить, какой сумбур был у нее в голове. Она не добилась ровным счетом ничего, только напрасно унизилась. У нее было такое чувство, что она так и не сумела снова впасть в милость к мужу, и не получила никаких сведений о загадочной гостье. Кругом были одни загадки - зачем вообще понадобилось Абулу посылать за Фатимой после ночи, проведенной с новой женщиной? Но, может быть, теперь Нафиссе уже удалось добыть кое-какие сведения. По крайней мере, от Фатимы она может узнать степень нужды Абула.
      Абул вышел на галерею. В клетке, свисающей с колоннады, заливалась трелями парочка певчих птичек. Он просвистел им что-то и они уставились на него бусинками своих глаз. Улыбка играла на губах Абула. Айка была видна ему насквозь. Интересно, знает ли она о визите Фатимы? Вероятно, знает. Теперь, наверное, весь гарем уже бурлит.
      Улыбка его потухла. Ему придется сделать что-то, чтобы показать, что его жена по-прежнему у него в милости - даже если для этого придется разок-другой позвать ее к себе в постель в ближайшие дни. Это он должен позаботиться о том, чтобы во дворце царили мир и гармония, а подрыв авторитета Айки среди женщин не будет этому способствовать. Охваченный внезапным нетерпением, он вернулся в свои покои. Чем скорее он покончит с делами, тем скорее сможет перейти к осаде непреклонной крепости, предоставив тем самым своим женам думать, что им заблагорассудится. Несомненно, все это несколько оживит пресноватую жизнь гарема. И он позвонил в колокольчик, призывая своего визиря.
      Утро было уже в разгаре, когда Юсуф постучал в дверь башни Сариты. Кадига открыла ее.
      - Я пришел, чтобы проводить женщину в бани, - заявил он, - она должна прийти туда немедля.
      Вернувшись с прогулки, Сарита занималась изучением своего нового гардероба. Зулема и Кадига сказали ей, что калиф лично приказал, чтобы ее снабдили дорогой парчовой одеждой, и с энтузиазмом принялись за ее осмотр. Для Сариты же все это было просто игрой. У нее были простые рабочие платья, в которых можно было лазать по скалам и ходить по проселочным дорогам. Одежда же, которую прислал калиф, насколько Сарита могла заметить, практически не имела ценности: она была из тончайшего шелка, богато расшита, а от мерцания драгоценных каменьев, щедро разбросанных по ее поверхности, у нее захватило бы дух, если бы она всерьез восприняла эту одежду.
      Конечно, она была создана для томных блужданий по стране грез. Но этим нарядам было свойственно еще одно, беспокоившее Сариту качество - примеряя их, она увидела, как тесно облегает ткань ее налитую грудь и округлые бедра, как материал, хотя и далеко не прозрачный, оставляет впечатление наличия под собой голой плоти. Сарита решила, что в этих одеждах было нечто более чем нескромное; до нее дошло, что они были задуманы исключительно для того, чтобы доставить мужчине удовольствие.
      Она все же настояла на том, чтобы ее оранжевое платье было выстирано, так что теперь оно сушилось около окна. Когда оно высохнет, Сарита сможет покинуть это место.
      Сначала она не обратила внимания на приход Юсуфа, так как все равно не могла понять ни слова, однако проигнорировать перевод Кадиги она, увы, не могла.
      - Он пришел, чтобы отвести вас в бани к господину Абулу.
      Сарита выбрала абрикос и лениво надкусила его.
      - Я останусь здесь, Кадига. Скажи Юсуфу, чтобы он передал калифу, что я не имею никакого желания прислуживать ему ни в банях, ни где-либо еще.
      Зулема охнула, а Кадига медленно подошла к ней. Черты ее лица заострились.
      - Вы сами не знаете, что говорите, Сарита.
      - О, я знаю, - Сарита выплюнула в ладонь абрикосовую косточку и бросила ее на пол. - Если я нужна господину Абулу, пусть он сам за мной придет.
      - Но мы не можем сказать это Юсуфу.
      Юсуф повернулся, что-то резко проговорив, видимо, он ожидал, что Сарита, как послушный щенок, последует за ним. Она взяла другой абрикос. Кадига быстро что-то сказала. Сарита понятия не имела о том, что она сказала ему, но речь ее произвела на Юсуфа ошеломляющий эффект. Лицо его потемнело и он отступил во дворик, грубо прервав Кадигу.
      - Он говорит, что вы должны пойти с ним, сказала Кадига, беспомощно пожав плечами. - Я объяснила ему, что вы плохо себя чувствуете, но он настаивает.
      - Тогда скажи ему правду, - сказала Сарита, - скажи ему, что я не желаю идти с ним.
      - Вы с ума сошли, - прошептала Кадига, но в глазах ее появился оттенок восхищения. - Почему вы не желаете идти с ним?
      - Потому что я не собственность вашего господина Абула и не обязана ему повиноваться.
      Я пленница, которую держат здесь против ее воли.