XXIII

ГОСПОЖА ГЕРЦОГИНЯ ДЕ ШАВ

Орлеанских ворот между двумя широкими аллеями берет начало охотничья тропа, пересекающая лес по диагонали, — она ведет в пустынные рощи, совершенно незнакомые большинству парижан, гуляющих возле озера. Ибо многие люди ездят в Булонский лес триста шестьдесят пять раз в году, выбирая все триста шестьдесят пять раз одну и ту же дорогу.

Так уж устроена самая остроумная нация мира. Гектор и его спутница двигались шагом в тени больших деревьев. Они вели беседу именно о той госпоже герцогине де Шав, которая была первой женой герцога де Шав и которую мы упомянули в конце предыдущей главы. Лили невольно понизила голос, рассказывая об этой женщине, и в голосе ее зазвучала откровенная печаль.

— Я была очень одинока на корабле, — начала она, — ваш дядя подкупил всех, кто мог бы открыть мне глаза на происходящее. На палубе я часто видела изумительно красивую, но очень грустную даму, чью бледность только подчеркивали длинные черные волосы. Господин герцог при мне ни разу не заговорил с ней, и только многие годы спустя я узнала ее имя. Она звалась так же, как я сейчас, — госпожа герцогиня де Шав.

— Значит, вы слышали…? — начал было Гектор. Лили властным жестом приказала ему молчать.

— Через год после нашего приезда в Бразилию, — тихо промолвила она, — господин герцог де Шав обвенчался со мной в часовне церкви Сент-Мари-де-Глуар в Рио. Потом я узнала, что к этому моменту его первая жена уже семь месяцев, как умерла. Не расспрашивайте меня. Я знаю лишь то, что собираюсь открыть вам, а это очень немного.

Господин герцог де Шав представил своей первой жене одного из юных кузенов, только что окончившего университет, и попросил госпожу герцогиню оказать мальчику покровительство в свете.

Затем в один прекрасный день он обвинил ее в том, что она с излишним усердием исполняет его волю.

В ночной стычке молодой человек был убит неизвестным злоумышленником. Герцогиня же умерла.

А брата герцогини, весьма влиятельную персону при дворе, отправили в изгнание, поскольку он осмелился заговорить о яде.

— Мадам, — сказал, нахмурившись, Гектор, — вы правы. Мне следует реже бывать у вас.

— О! — сказала герцогиня де Шав с улыбкой. — Не напускайте на себя этот роковой вид, ведь мы не в Бразилии — в Париже яд больше не в моде. К тому же, — добавила она, став серьезной, — это, быть может, клевета.

Наступила долгая пауза. Когда же лошади, выйдя из леса, пошли шагом по лугу в окрестностях Мадридского замка, мадам де Шав вдруг воскликнула наигранно-веселым тоном:

— А что наше восьмое чудо света? Наша красавица из красавиц? Мы совсем забыли о вашей страстной любви, Гектор.

— Дорогая кузина, — ответил молодой граф, — если бы ее не существовало, мой дядя, быть может, имел бы основания для ревности.

Лили рассмеялась от души, что случалось с ней весьма редко.

Однако за эти несколько дней характер ее сильно изменился.

— Кузен, — вскричала она, — это почти признание либо дерзкое, либо коварное.

— Могу ли я быть дерзким с вами, кузина, — с искренним волнением возразил Гектор, — а уж тем более коварным? Вам известно, что я вас люблю, и вы знаете, как я вас люблю. Без сомнения, вы слишком красивы, чтобы пробудить только привязанность, словно к сестре, но равным образом не подлежит сомнению, что в сердце моем безраздельно властвует любовь, устоявшая даже против насмешек — а они способны убить любое чувство — причем, насмешек явных и очевидных. Не следует шутить с любовью, которая уже сделала меня несчастным, а впоследствии, быть может, сломает мне жизнь.

Герцогиня, не останавливая коня, протянула юноше руку.

— Вам уже есть двадцать, Гектор? — спросила она.

— Через одиннадцать месяцев мне исполнится двадцать один год, — ответил Гектор, — я скоро стану совершеннолетним.

— И что же вы намереваетесь делать, став совершеннолетним?

Гектор отозвался не сразу.

— Так что же? — настойчиво повторила мадам де Шав.

— Что же? — вскричал Гектор со страстью, заставившей вздрогнуть его прелестную спутницу. — Если она любит меня, я женюсь на ней, если не любит — умру!

Мадам де Шав уже не улыбалась. Оба они отпустили поводья, предоставив лошадей самим себе.

— Вы никогда не рассказывали мне подробно о вашей любви, — промолвила герцогиня серьезным тоном. — Вы больны, а каждая женщина — немножко лекарь. Ну же, я жду исповеди.

Юный граф просиял. Для этих бедных влюбленных нет большего счастья, чем поведать о своих муках.

Он начал с первых движений сердца в ту пору, когда был в семинарии Манса. Он описал — с робостью, явно опасаясь увидеть насмешливую улыбку на губах спутницы — эту девочку, подлинный идеал красоты, целомудренную, как грезы поэта, которой суждено было танцевать на канате среди толпы грубых ярмарочных шутов и паяцев.

Он подчеркнул, что стыд перед низким ремеслом был ей неведом, но и бурные восторги зрителей ее не опьяняли.

Молодой граф Гектор де Сабран сумел увидеть Сапфир такой, как она есть, ибо любовь его была искренней и глубокой.

Он угадал ангельскую безмятежность ее души и дремавшую в ней гордость, которой еще не представилось случая проявить себя.

Мадам де Шав, не сознавая того, с величайшим вниманием следила за этим по-детски наивным рассказом, а интерес, сверкавший в ее глазах, все больше подогревал влюбленного юношу.

Он ничего не утаил: напротив, все сильнее волнуясь, поведал без усмешки о знаменитой сцене, когда попросил руки Сапфир у Эшалота и мадам Канады; он пересказал наизусть заученные письма, посланные девушке, и признался даже в своей дерзости — иными словами, поведал о том, что вложил в конверт свою фотографию.

Но герцогиня де Шав даже не улыбнулась; она слушала с большим вниманием, и лишь изредка у нее вырывались восклицания, поощрявшие рассказчика продолжать.

Гектор, мысленно вознося ей благодарность, все более воодушевлялся и с восторгом открывал свою драгоценную тайну.

В его истории не было никаких драматических поворотов, а Гектор уже достаточно долге жил в Париже, чтобы понять, какую снисходительность проявляет к нему эта светская женщина, одаряя своим вниманием подобные пустяки.

— Я надоел вам, прекрасная кузина. — говорил он, — все это сущая безделица, только вот люблю я ее до безумия. Чтобы вы могли понять силу моей любви к девушке, которая столь ниже меня по происхождению, по крайней мере, внешне, вам нужно было бы увидеть ее.

— Я увижу ее, — сказала мадам де Шав как бы помимо воли.

— Нет, нет, умоляю вас! — вскричал Гектор. — Увидеть ее вы могли бы только на вершине триумфального успеха, иными словами, в самом жалком виде. Я не хочу, чтобы вы увидели се такой!

— Но, стало быть, — задумчиво прошептала Лили, — она красива, очень красива!

Гектор гордо выпрямился, и спутница опустила глаза под его пламенным взором.

— Она красива, как вы, — промолвил он, стараясь сохранить хладнокровие, — а я не встречал никого, кто мог бы сравниться с вами. У вас другие черты лица, вы с ней совсем несхожи, однако каждый раз, когда смотрю на вас, я думаю о ней. В душе моей образовалась какая-то таинственная связь между вами и ею… Как мне это объяснить? В нежном чувстве к вам я вижу отражение любви к ней… Вы плачете! Отчего вы плачете, мадам?

Герцогиня поспешно вытерла глаза и промолвила, стараясь на сей раз быть насмешливой:

— Верно, я плачу… Не знаю, кто из нас больший безумец, я или вы, Гектор, бедный мой племянник! Ибо, — продолжала она, — я, в конце концов, ваша тетка, и мне следует вас образумить. Но прежде я хочу все узнать. Вы не виделись с ней до того, как нашли ее в Париже?

— Я часто искал ее и порой находил, — ответил Гектор, — однако в страсти моей больше горечи, нежели вам кажется. Я пытаюсь сопротивляться этой любви, стыжусь ее. Я предпочел бы не видеть Сапфир никогда, чем смотреть на ее выступление, слушать эти ужасные аплодисменты, разрывающие мне сердце.

— Тем не менее… — начала мадам де Шав.

Гектор прервал ее нежным жестом, а голос его звучал проникновенно.

— Однажды случай помог мне, — сказал он, — и в моем печальном романе все же есть счастливая страница. В прошлом году она заболела, когда труппа проездом оказалась в Мелене. Эти славные люди, которые эксплуатируют ее талант, относятся к ней с подлинно религиозным обожанием. Знаете, есть такие семьи, где мать с отцом ползают перед ребенком на коленях. Полагаю, живут они в относительном достатке; во всяком случае, для своей любимицы не жалеют ничего. На время выздоровления они сняли ей маленькую квартирку в красивом доме у опушки леса Фонтенбло, возле берега Сены.

— Видите ли, — пугливо перебил сам себя Гектор, — она совершенно лишена страхов и предрассудков, свойственных молоденьким девушкам. Каждое утро она в одиночестве отправлялась верхом в лес. У влюбленных есть свой бог-покровитель, прекрасная кузина, — во время первой же прогулки я увидел ее.

— Однако, — продолжал Гектор, — это мне не слишком помогло. Я ведь не был уже семинаристом из Манса, смелым благодаря невинности. Любовь моя возросла, а дерзость исчезла: я прятался за деревьями, провожая ее взглядом, и мне казалось, что я никогда не наберусь мужества выйти к ней навстречу.

— А ведь про вас нельзя сказать, будто вы робки, — прошептала герцогиня.

— Да, — промолвил Гектор, — с женщинами нашего круга я отнюдь не робок. Они счастливы и благородны, их ограждает всеобщее уважение, тогда как эта девушка… Для меня она выше любой принцессы, однако в обществе она стоит на такой низкой ступени, что подойти к ней немыслимо. И о чем говорить с ней в этом лесу? Разве что сразу встать на колени?

Однажды мне пришло в голову также отправиться в лес верхом. Каждое утро она посещала маленькую часовню на берегу реки, словно дала обет или исполняла епитимью. Она набожна, как ангел, и я не знаю, от кого пришла к ней такая вера.

Она увидела меня, выйдя из часовни. Напрасны были все мои опасения, и мало найдется знатных дам, которые повели бы себя с такой непринужденностью. В ней чувствовалась властная решимость тех, кто по рождению имеет право сделать первый шаг.

Она узнала меня прежде, чем я успел поклониться; радостно вскрикнула и произнесла мое имя, затем протянула мне руку, прошептав:

— Сегодня завершился мой девятидневный молитвенный обет, и я просила у Господа вас.

— Увы, прекрасная кузина! — вскричал Гектор в мучительной тоске. — Вы, быть может, плохо о ней подумаете. Она принадлежит к той среде, где подобные слова означают безумство.

Мадам де Шав крепко сжала ему руку.

— Продолжайте, — сказала она, — вам не нужно защищать ее. Раз она дорога вам, то дорога и мне.

Гектор поднес изящную руку герцогини к своим губам.

— Спасибо! — пробормотал он. — Спасибо от всего сердца! Но не спрашивайте, что происходило во время этого необыкновенного и сладостного свидания, которое останется в моей памяти навсегда как лучший день моей юности. Я помню, о чем мы говорили, но когда пытаюсь повторить эти слова, мне кажется, будто они теряют свой истинный смысл. Сам ход мыслей Сапфир отличен от нашего — в ней поражает некая странная наивность вкупе с подлинно святыми прозрениями. Она словно бы явилась к нам из какой-то феерии, и весь мир кажется ей туманной грезой. В ней нет ничего, что имело бы отношение к грубой среде, где она провела детство. Правда, она искренне привязана к людям, воспитавшим ее…

— Значит, она не их дочь? — с живостью спросила мадам де Шав.

— Она не их дочь, — ответил Гектор.

И он еле слышно добавил с меланхолической улыбкой:

— Прекрасная кузина, простите мне мой эгоизм: я не должен был говорить о ней, я забыл, что у вас тоже была обожаемая дочка.

— Это правда, — прошептала герцогиня, и ее щеки вспыхнули лихорадочным огнем, — я думаю о ней всегда, всегда! Но это не мешает мне слушать вас, Гектор. Продолжайте, прошу вас.

— Я уже все рассказал, — промолвил молодой граф. — Мы долго ехали рядом, как едем сейчас с вами, прекрасная кузина; над нашими головами колыхались зеленые ветви деревьев, и ни одна живая душа не нарушила нашего уединения. Мы говорили о любви, вернее, о чем бы мы ни говорили, все имело отношение к нашей любви. Уверяю вас, ей нечего утаивать, и сердце ее раскрылось мне в своей горделивой чистоте. Через час мы уже были женихом и невестой, которые не сомневаются в верности друг другу, поэтому им не нужно клясться в нежных чувствах. Какие слова мы произнесли? Самые пустяковые — из тех, что лишь сердце может оценить, но стоят они гораздо больше, чем банальные уверения в вечной любви.

Она была восхитительно красива в блеске охватившей ее радости; душевный восторг озарял ее лицо: в будущем у нас не было препятствий, и Господь должен был даровать нам счастье!

Прежде чем расстаться со мной, она склонила ко мне свой очаровательный лоб, и я запечатлел на нем первый поцелуй.

За деревьями уже виднелась опушка и дорога на Мелен.

— До завтра! — сказала она мне. И я остался один.

На следующий день она не появилась. Я узнал, что она выехала из маленькой квартирки, где поправлялась после болезни. Сам же я отправился в Париж, куда призвал меня опекун.

В Париже на все начинаешь смотреть иначе. Я познакомился с юношами моего возраста и стал стыдиться своей любви, о которой не посмел рассказать никому.

Смотря на своих новых друзей, я думал: кому из них можно признаться в том, что я без памяти влюблен и хочу сделать своей женой бедную девушку, сироту без роду и без племени, которая зарабатывает на хлеб, танцуя на канате?

Склонив голову на грудь, Гектор умолк.

— Но ведь мне вы в этом признались, — мягко промолвила мадам де Шав.

— Это правда, — ответил Гектор так тихо, что его с трудом можно было расслышать. — Не знаю почему, но мне казалось, что вам надо узнать мою историю.

Они обменялись долгим взглядом, а затем оба опустили глаза.

Лошади их перешли на крупную рысь.

Переехав через весь Булонский лес, Гектор и его спутница оказались в квартале Мюэт.

— Вы больше ничего не хотите мне сказать? — прошептала мадам де Шав.

— Нет, хочу, — произнес Гектор с усилием, — я должен повиниться перед вами… Прекрасная кузина, однажды я испугался вас так же, как своих друзей.

— Когда же? — с напряжением в голосе осведомилась герцогиня.

— Совсем недавно, во время прогулки с господином герцогом в Ментенон. Вы сидели в кабриолете, я ехал верхом. Надо вам сказать, я упорно боролся с этой любовью, и порой мне казалось, что я выйду победителем в схватке.

— Бедная красавица Сапфир! — вздохнула мадам де Шав.

Гектор, повернувшись к ней, еще раз поцеловал ее руку.

— Вы — святая, — произнес он, — и Бог воздаст вам. Вы будете счастливы. В тот день, когда мы выехали из Ментенонского леса и повернули на парижскую дорогу, нам встретился жалкий дом на колесах, в котором Сапфир живет вместе со своими приемными родителями-шутами.

— Я его видела! — вскричала мадам де Шав. — И помню, как сказала вам: «Настоящий Ноев ковчег!»

— Да, — произнес Гектор, покраснев, — вн пошутили, а я боюсь шуток над теми, кто мне дорог. Окошко комнаты Сапфир было открыто, но я не придержал коня… и даже не обернулся.

— По рыцарским законам, — весело промолвила герцогиня, — это страшный грех, дорогой племянник, и вам придется ею искупить. Вы испросили прощения у дамы сердца?

— Я видел ее, — ответил Гектор де Сабран, — но не говорил с ней.

— Где же вы видели ее? — герцогине были интересны все подробности истории Гектора.

— В том месте, — ответил он печально, — где и должен был ее найти. Ярмарочные балаганы стоят на площади Инвалидов в ожидании празднества 15 августа. Разумеется, там оказался и бродячий театр родителей Сапфир.

Они выехали на широкую аллею, которая ведет от квартала Мюэт к воротам Дофин. Гектор хотел повернуть в ту сторону, но герщииня остановила его со словами:

— Мы поедем другой дорогой.

Гектор взглянул на свою кузину вопросительно, и та пояснила:

— Мы отправляемся на площадь Инвалидов. Я хочу ее видеть!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

МАДЕМУАЗЕЛЬ САПФИР