XIX

ЯЗЫК НЕМЫХ

Поль любил это бедное дорогое дитя, как отец любит свою единственную дочь. Во всяком случае он сам так считал. Он не знал, что его любовь к Изоль превратилась в болезнь. И он не предполагал, что такую болезнь может излечить только другая любовь. Он, наверное, многое бы дал, чтобы знать об этом. Но пока находил утешение в общении с маленькой немой. Благородное и храброе сердце молодого человека сочувственно отзывалось на удары сердца несчастной Суавиты. Поль так страстно желал сделать ее счастливой!

Он заговорил с ней, когда, наконец, ему удалось найти и зажечь свечу. Суавита была немой только в темноте; при свете же ее глаза чудесным образом оживали и способны были вести удивительные беседы.

Поль изучал теперь эти прекрасные глаза, в которых мог прочесть ответ на любой свой вопрос. Глаза девочки действительно говорили, но на этот раз они сообщали ему о чем-то волнующем и очень странном, так что Поль ничего не мог понять.

Язык глаз Суавиты, обычно столь выразительный и нежный, был понятен только им двоим. Взглядом девочка умела выразить свою безграничную любовь к Полю, она могла ему рассказать, как бывает счастлива, когда он рядом с ней, и как грустит, когда его нет дома. Взглядом она умела выразить свою ревность, взглядом она улыбалась и печалилась. В глазах, как в прекрасном зеркале, отражалась вся ее душа.

Это были поистине прекрасные глаза, однако взглядом невозможно выразить все. Появлялись новые и все более сложные вопросы, и тогда Суавита вновь становилась немой и напрасно пыталась что-то объяснить Полю. Несмотря на огромные усилия, Поль переставал ее понимать. Так бывает, когда, перевернув очередную страницу любимой книги, вдруг натыкаешься на текст на иностранном языке.

На этот раз именно так и произошло. С первого взгляда Поль Лабр понял, что девочка пытается сказать ему что-то новое, и, возможно, весьма важное, однако выходящее за рамки их обычных бесед. Молчаливый словарь не имел знаков для выражения ее мыслей.

А она явно хотела сказать о чем-то важном. Впервые Блондетта в своем стремлении быть понятой, отчаянно пыталась произнести звуки. Горло у нее сжалось, рот искривился, нарушив прекрасные линии маленьких губ. В порыве отчаяния она поднесла руки ко лбу.

– Что с тобой, что же с тобой, девочка моя? – обеспокоенно спросил Поль, прижимая ее к груди. – Ты чем-то сильно огорчена?

Ее глаза говорили: «да», в них появилась радостная надежда.

– Спрашивай меня, – казалось, говорили они, – пытайся понять меня, ищи!

Этот язык глаз был вполне понятен, и Поль сразу же подчинился их просьбе.

– Тебя кто-нибудь обидел, дорогая? – спросил он, внимательно смотря девочке в лицо.

Палец Суавиты прикоснулся к его груди, и Поль нахмурился. Но она тут же отрицательно покачала головой, будто хотела сказать:

– Нет, нет! Речь не о моей ревности!

Ее голубые глаза указали на небо.

– Богом клянусь, не в этом дело! – говорили они.

– Ты кого-нибудь видела? – задал Поль очередной вопрос.

Суавита так сосредоточилась в своих попытках все объяснить, что до сих пор сумела сдержать слезы. Но после этих слов они сами навернулись на глаза и повисли на ресницах.

– Ты убиваешь меня, девочка! – воскликнул Поль, напрасно пытаясь понять ребенка.

Она так сильно сжала его руку на слове «убиваешь», что Поль окончательно потерял остатки хладнокровия и испуганно уставился на нее.

– Кто-то умер?! – его поразила неожиданная догадка. – Да? Я правильно понял? В самом деле кто-то умер? Кто-то, кого ты знала? Да? Кого ты любила?

И опять ее глаза ответили: «да». Поль потянулся к колокольчику.

– Проще всего спросить слуг, – подумал он вслух. Суавита резко запротестовала, качая головой, и перехватила его руку.

– Ты не хочешь? – недоумевая, спросил Поль. – Почему ты не хочешь?

Во второй раз палец девочки коснулся груди Поля, указывая на него.

– Послушай, Блондетта, – возмутился Поль, – для меня все это, как китайская грамота, я ничего не понимаю.

Она вновь предприняла огромное усилие, чтобы заговорить, щеки ее покраснели. Слова, казалось, вот-вот сорвутся с ее губ. Но и на этот раз у нее не получилось. Слова так и не прозвучали.

– Я никогда не видел тебя такой, – не на шутку обеспокоился Поль Лабр. – Кажется, разум вернулся к тебе!

Она прервала его решительным жестом, означавшем: Разум вернулся ко мне полностью! Я давно не сумасшедшая!

Он захотел обнять ее, но она увернулась и в два прыжка оказалась у стола. Там лежало перо и стояла чернильница.

Суавита взяла в руку перо.

Это было так ново и неожиданно, что Поль Лабр замер.

«Неужели она умеет писать?» – думал он, с надеждой наблюдая за девочкой.

Но перо, решительно окунутое в чернила, задрожало в пальцах Суавиты, и она, уронив голову на руки, заплакала.

– Ты забыла, любовь моя! – с нежностью в голосе произнес Поль Лабр, стараясь улыбнуться и побороть сильнейшее волнение. Поэтому он попытался пошутить: – Тебе рано еще становиться ученой.

Суавита рыдала – она плакала от бессилия, от невозможности сообщить Полю все, что она считала нужным и необходимым.

Вдруг она решительно вскочила и подбежала к нише, где Поль хранил свое охотничье ружье. Она показала рукой на это ружье красноречивым, почти театральным жестом.

– Ну?! О чем ты?! – воскликнул Поль дрогнувшим голосом.

Она поднесла ружье к щеке.

– Кого-то убили?.. – начал было Поль.

Суавита отбросила вдруг ружье и скрестила руки на груди. Потом обреченно повернулась к Полю и дотронулась до руки молодого человека.

– Меня?! Убить собираются меня! – неожиданная догадка молнией вспыхнула в мозгу. – Ты не ослышалась?

И он отшатнулся, пораженный.

– Неужели безумие вернулось? Настоящее безумие? – пробормотал он, пристально глядя на девочку. Его сердце сжималось от боли и жалости.

Она схватила его за руку, и ее чистый взгляд словно прокричал ему прямо в лицо:

– Нет! Я не сумасшедшая!

Но больше ничего она не могла ему поведать и заломила руки в отчаянии.

– Ну хватит, хватит, – говорил Поль, вдруг весь покрываясь холодным потом, – успокойся, пожалуйста. Ты же знаешь, мы все обсудим, во всем разберемся до конца. Если я не убит, значит, кто-то считает, что я кого-то убил? – с трепетом в голосе произнес он страшную фразу.

Прекрасные, влажные от слез глаза Суавиты сказали: «да».

– И ты сама тоже так думаешь?.. – обреченно спросил молодой человек.

Она не дала ему закончить, крепко обвивая руками его шею. Быстрее мысли ее горячие губы прижались к губам Поля. Потом она в смущении отбежала в другой конец комнаты.

Поль весь дрожал, потрясенный этим девственным и жгучим поцелуем. Его первой мыслью было обнять вздрагивающее, хрупкое тело Суавиты, но он сдержался и издали любовался девочкой – такой замечательно грациозной и красивой.

Фантазия художника непременно представила бы ее в облике Юного Целомудрия. Она была гордой и нежной. Она раскаивалась, но лишь инстинктивно. В ней просыпалась женщина. Казалось, за ее смущенной улыбкой скрывалось обещание страстной любви.

Может быть, в этот момент Поль нечаянно заглянул и вглубь собственного сердца.

Но все случившееся промелькнуло, как яркая вспышка.

Суавита одним выразительным и благородным жестом положила конец непредвиденному эпизоду. Поль все еще вопросительно смотрел на нее, когда девочка подошла к нему, держа в руке маленький хрустальный медальон, который обычно висел у нее на шее, спрятанный под платьем.

Мы боимся, что читатель примет этот маленький медальон за важный элемент мелодрамы, тем более, что в нем хранилась прядь волос покойной графини де Шанма.

Не умаляя таланта многих писателей, которые часто используют такие предметы для введения новых сюжетных поворотов, мы постараемся не злоупотреблять «крестом моей матери». Читатель может на нас рассчитывать.

Этот медальон, простой и деликатный, был всего лишь подарком несчастной Терезы Сула – всего лишь подарком, и ничем больше.

Тереза, хранившая светлую память о покойнице, лично повесила на шею девочки этот медальон, не сказав, однако, что отрезанные ею самой волосы принадлежали мадам де Шанма. Таким медальоном нельзя растрогать, скажем, Клампена по прозвищу Пистолет и ему подобных.

Суавита повторяла свою пантомиму до тех пор, пока не достигла желаемого результата. Ей удалось, наконец, обратить внимание Поля на медальон с одной единственной целью: вынудить его произнести имя Терезы Сула. Суавита только этого и ждала: она показала рукой сперва на ружье, а затем на Поля. Этот двойной жест оказался настолько красноречивым, что Поль сразу все понял и в недоумении воскликнул:

– Терезу убили, а меня подозревают в этом преступлении!? Кто такое придумал?

Суавита скрестила руки и прижала их к сердцу.

– Только не я! – означал этот жест, полный доверия и безграничного обожания.

Глаза ее умоляли, рукой она указывала на дверь.

– Ты предлагаешь мне бежать?! – с возмущением крикнул Поль.

Девочка опустилась на колени и прижала к губам его руку. Поль задумался. В памяти всплыло собрание, на которое он попал в Шато-Неф-Горэ. Внезапно, без всякого на то основания, без каких бы то ни было доказательств, он понял, что эти люди неизвестно каким образом связаны и причастны к убийству Терезы Сула и что именно от них исходит смертельная угроза его собственной жизни.

Разум не хотел подчиняться иррациональным чувствам, не хотел воспринимать необоснованных подозрений. Люди, собравшиеся в Шато-Неф-Горэ, никогда раньше не встречали Поля. Так почему же они должны желать его смерти? И что плохого сделала им Тереза Сула? Чтобы убить, надо ненавидеть или бояться.

– Я любил Терезу, – прошептал Поль. – Я всегда былей благодарен за доброту и участие, которое она принимала в моей судьбе. Моя мать умерла у нее на руках. Тереза была также очень добра к тебе, девочка, когда я не мог ухаживать за тобой.

Суавита ответила печальным взглядом.

– Я тоже ее любила, мне очень жаль и я оплакиваю ее, – говорили эти грустные глаза.

– Так неужели все это правда? – в недоумении говорил Поль. – Кто тебе сказал об этом? Кого ты видела?

Пытаясь остановить поток вопросов, Суавита сжала его руку. Таким образом девочка всегда давала понять, что хочет ему ответить. И на этот раз он обратил внимание на этот жест – один из самых выразительных и понятных, но мысли его все еще витали вокруг событий сегодняшнего дня, и ему вдруг вспомнились странные слова, которые шептали за его спиной:

– Ружье все еще у него!

Только теперь Поль вспомнил, каким странным тоном слуга нормандец спросил, не ходил ли он сегодня на перекресток Бель-Вю-дю-Фу.

На перекресток Бель-Вю-дю-Фу! Перед его взглядом вдруг возникло дикое лицо браконьера, мелькнувшее среди густой листвы. А выстрел, который они слышали с Изоль?

Теперь и неуместный упрек горничной становился понятным:

– Я так и думала, что у вас не будет аппетита…

В то время как Поль, занятый собственными мыслями, казалось, позабыл о девочке, Суавита высвободила руку, вернулась к столу, села и снова взялась за перо. Поль не обращал на нее внимания, он был весь в плену собственных раздумий и догадок.

Суавита, дрожа от волнения, вновь обмакнула перо в чернила. Ее слабая и нерешительная рука замерла над бумагой. Несколько раз она начинала писать и тут же рвала листочки, недовольная результатом своего труда. Наконец она встала и протянула Полю бумагу.

Поль взял листок и с трудом разобрал корявые буквы, составляющие в конечном итоге всего два слова. Суавита написала: «моего отца».

Поль так ничего и не понял. Он давно забыл свой последний вопрос, ответ на которой держал сейчас в руке. Он решил, что девочка назвала отцом его самого, и это пробудило в нем смешанное чувство радости и сожаления. Он протянул руки к Суавите, но она с гневом оттолкнула его. Взгляд девочки предостерегал об ошибке, все существо возмущалось и кричало, лицо кривила судорога.

– Это не вы! Не вы! – хотела она сообщить Полю.

– Успокойся, дорогая, постарайся объяснить, я тебя не понимаю, – проговорил Поль спокойно и тихо.

Но Суавита не знала, как поведать Полю о событиях, невольным свидетелем которых она оказалась. Никакие знаки здесь не помогали, требовались обычные слова, поэтому она и начертала их на клочке бумаги. Однако она тщетно старалась уведомить молодого человека о приходе незнакомца в их дом, о своем удивлении и радости при виде отца, о ужасной боли, ранившей ее душу, когда она узнала, что Поля обвиняют в убийстве Терезы Сула…

Девочка понимала, что ставит перед собой невыполнимую задачу, однако прилагала неимоверные усилия, чтобы своим необычным поведением возбудить хотя бы любопытство Поля, тем самым предостеречь его, заострить его внимание и заставить сосредоточить мысли на последних событиях. Ее глаза горели, все существо бунтовалось против сковывающего ее недуга, лицо напрягалось, а губы шевелились в попытке произнести хоть слово. Но она по-прежнему лишена была дара речи, и ни одно слово так и не слетело с ее губ.

С тех пор, как Поль принес полумертвую Суавиту в свое бедное холостяцкое жилище на Иерусалимской улице, девочка никогда не пыталась заговорить. Сейчас же от нетерпения и обиды, что ее не могут понять, она в отчаянии показывала на свой рот…

В дверь постучали и в комнату вошел слуга.

– Вас спрашивает дама. Она прискакала на лошади, – заявил он.

Поль внезапно потерял всякий интерес к разговору с девочкой. Он вздрогнул, вскочил на ноги и поспешил к двери, совершенно забыв о малышке.

Суавита схватила его за руку, развернула лицом к себе и умоляюще посмотрела ему в глаза.

– Не уходи! Не уходи! Прошу тебя! – взывала ее душа. Он мягко высвободился из ее объятий и вышел, бросив от порога:

– Жди меня, я скоро вернусь.

Сердце бешено колотилось у него в груди, а губы шептали имя Изоль.

XX

«BROKEN HEART»

Англичане говорят: «Умер от разбитого сердца», «broken heart», заявляя об этом таким образом, словно речь идет о чахотке или тифе. Они ничего не смыслят в любви, эти настоящие безбожники в области чувств, и готовы любовные несчастья объяснять разрывом аневризмы.

Суавита без сил опустилась на стул. Она так страшно побледнела, что вполне можно было подумать, что она вот-вот умрет, и умрет-то как раз «от разбитого сердца».

Она не знала имени своей соперницы. Она никогда не видела ее, но точно знала, что соперница существует. К тому же – соперница счастливая. И еще Суавита знала, что сейчас к Полю пришла именно она.

Суавита часто представляла ее себе: блистательную и красивую, необыкновенно красивую, потому что Поль ее любил. Иногда она спрашивала себя: «Сможет ли та женщина любить его так, как люблю его я?»

Душа Суавиты была любящей и нежной. И эта любовь напоминала своей преданностью набожность. Девочка жила своей любовью, как живут цветы, – благодаря солнечным лучам и росе.

То перевоплощение, которое только что видел Поль, исходило из самой глубины ее сердца. Единственным ее желанием было любить его, иметь возможность сказать ему об этом! Один только Поль мог порвать те путы, которые сковывали Суавиту. Она принадлежала к числу тех, кто оживает от первой же ласки.

Девочка долго оставалась неподвижной, словно раздавленная непомерной тяжестью своего горя. Она не плакала. В ее потухших, широко раскрытых глазах зияла пустота.

Но любые звуки тем четче доходили до нее, и она, сама того не сознавая, прислушивалась, страшась одновременно услышать нечто ужасное, что навсегда разрушит ее покой.

Снизу долетел скрипучий звук открываемой и сразу же закрываемой двери. Суавита слабо вздрогнула. Ее взгляд упал на то место, где еще так недавно рядом с ней сидел Поль. Всю боль и глубокую тоску, которые могут наполнить сердце ребенка, выразил этот взгляд. Ее маленькие изящные белые руки скрестились на коленях, голова склонилась, и прекрасные светлые волосы упали вниз, закрывая лицо.