XII

АНОНИМНОЕ ПИСЬМО

Ни Полю Лабру, ни мадемуазель де Шанма даже не пришло в голову, что рядом с ними могло совершиться преступление.

Мортефонтэнскую дорогу заслоняли густые заросли каштанов, которые начинались сразу за развилкой. С площадки нельзя было разглядеть ту часть дороги с нависшей над ней каменной глыбой, у подножия которой Луво по прозвищу Трубадур сидел в засаде.

За выстрелом не последовало ни криков, ни стонов, и хорошо знакомый треск, с которым ломится обычно сквозь чащу вспугнутый кабан, наводил лишь на мысль о браконьерах.

– Я видел парня, который пробирался тут в полдень, – прошептал Поль. – Он нездешний, и у него недоброе лицо.

Изоль уже вставила ногу в стремя; она все еще прислушивалась с беспокойным и растерянным видом.

– А не в нас ли он стрелял? – подумала она вслух.

И прежде чем Поль Лабр успел ответить, красавица добавила:

– Месье барон, уже из-за одного того, что нас с вами видели вместе, у вас могут появиться смертельные враги.

– Мадемуазель, – ответил Поль, – не ради моей, а ради вашей безопасности мы должны сейчас расстаться. Вы рассказали мне о человеке, которого боитесь и которому мечтаете отомстить… Из ваших слов ясно, что над вами нависла ужасная угроза. Надеюсь, что ваше доверие позволит мне самому принять меры, чтобы освободить вас от стыда за прошлое и от страха перед будущим.

– Ведите себя осмотрительно и не рискуйте понапрасну, – сказала мадемуазель де Шанма, приложив пальчик к своим смеющимся губкам. – Помните, что больше вы не принадлежите себе!

– Думаю, что нет цены, которую не стоило бы заплатить за единственные мгновения подлинной радости, что я испытал в жизни, – проговорил Поль. – Вы рассказали мне достаточно, и было бы излишним указывать мне путь. Речь идет о человеке, который руководит «заговором», не так ли?

– Верно! Речь идет о хозяине Шато-Неф-Горэ, – кивнула Изоль. – Вы один, а он окружен целой армией сообщников.

– Возвращайтесь к отцу, Изоль, – мягко улыбнулся юноша. – Я мечтаю поверить вам свою тайну, как вы открыли мне свою. Завтра, в этот же час, возвращайтесь сюда, и я скажу вам, что вы отомщены и свободны.

– Что вы собираетесь делать? – спросила мадемуазель де Шанма, уже взлетевшая в седло. – Объясните мне, прошу вас.

– Я не очень важный сеньор, – ответил Поль, – но отец мой был воином и дворянином. Не существует двух способов убить человека.

Он поцеловал Изоль руку и поспешно удалился, пробираясь сквозь лесную чащу.

Изоль некоторое время задумчиво смотрела ему вслед.

– Он красив, он добр, – пробормотала она наконец. – И как он меня любит!

Она коснулась кончиком хлыста загривка своей великолепной лошади, и та стала шагом спускаться по извилистому склону.

– О! – воскликнула прелестная всадница, – я полюблю его… О! Любовь!.. Я хочу любить его! Хочу!

Любовь затанцевала на месте, отказываясь двигаться дальше. Она носила это красивое имя, лошадь мадемуазель де Шанма, покрытая попоной персикового цвета.

«Впрочем, – продолжала раздумывать Изоль, – я искала не странствующего рыцаря, а именно сеида[16]. Я боюсь его совершенства; он безупречен, как благочестивый Эней[17]… Я бы предпочла… О! Тот, другой, заставляет меня трепетать!»

Любовь пошла легким галопом: крутой спуск кончился.

Щеки Изоль вспыхнули.

Она направила лошадь на Мортефонтэнскую дорогу и сказала себе:

– Непозволительно до такой степени быть дочерью Евы. Я хочу любить его, я его полюблю… Мы уедем отсюда далеко-далеко, и я начну новую жизнь…

Эта тирада завершилась легким удивленным вскриком.

По Мортефонтэнской дороге шагал какой-то человек; склонив голову, он внимательно читал какое-то письмо.

Изоль сразу же узнала генерала де Шанма, своего отца.

Не желая встречаться с ним, красавица хлестнула лошадь, и та галопом помчалась по аллее, которая вела к лесу.

Минуты через две, за первым поворотом аллеи, Любовь вдруг встала на дыбы, испугавшись человека, который сидел на земле у дороги; он тщательно протирал ружье и чистил ствол.

– Не вы ли здесь стреляли, дружок? – спросила Изоль, когда лошадь успокоилась и замерла на месте.

– Здесь – это где? – осведомился мужчина вместо ответа.

Мадемуазель де Шанма осторожно разглядывала злобное лицо этого человека и его волосатые руки, сплошь покрытые татуировками, ибо это был Луво по прозвищу Трубадур, весь в метках, как платок, – «чтобы его не потеряли в толпе», как выразился наш друг Пистолет.

– Под Бель-Вю-дю-Фу, – объяснила Изоль.

– Нет, – покачал головой человек. – А разве тут стреляли? Я ничего не слышал: я, знаете ли, туговат на ухо.

– И какова же ваша добыча? – улыбнулась Изоль.

– Да вовсе никакой, прекрасная дама, – уныло вздохнул «охотник». – В это время звери опасливые. Напрасно жена и дети будут ждать дома нынче вечером чего-нибудь на ужин…

Изоль бросила мужчине серебряную монету и проехала мимо.

Трубадур спрятал монету в карман и продолжал спокойно чистить ружье, из которого только что убил мать Изоль.

В ста шагах от этого места начинался парк Шато-Неф-Горэ.

Повинуясь хозяйке, лошадь замедлила свой бег. Приблизившись к пролому в ограде, который зиял со стороны деревни, всадница сказала:

– Тише, Любовь!

– Я здесь, малышка, – произнес голос за забором. – Ну, вдохновили ли мы, наконец, нашего рыцаря на борьбу?

– Он вызовет его на дуэль, – ответила Изоль, не останавливая лошадь.

– Дурак! – донеслось из-за забора. – Я видел, как он шел по дороге, ведущей к замку. Мне надо присутствовать при этой сцене… и я должен встретиться с вами сегодня днем, малышка.

– Я вернусь, – бросила мадемуазель де Шанма. – Мне нужно с вами поговорить: я люблю его!

За забором раздался громкий взрыв хохота. Веселье месье Лекока всегда было шумным.

Тереза Сула лежала поперек Мортефонтэнской дороги, как раз под тем камнем, где Луво сидел в засаде. Выстрелив с расстояния, не превышавшего двадцати шагов, Трубадур сразил женщину наповал.

Она рухнула в пыль, не издав не единого звука.

Генералу де Шанма, который медленно поднимался по дороге, направляясь к развилке, нужно было лишь вскинуть голову, чтобы увидеть мертвую Терезу.

Его отделяло от нее не больше тридцати туазов.

Однако генерал был полностью поглощен чтением письма, которое держал в руке.

Он обнаружил это письмо в замке, вернувшись с прогулки.

Оно пришло из Парижа, и на нем была марка почты префектуры.

Подписи под этим посланием не было.

Обычно люди прямодушные и честные, каким был генерал де Шанма, презирают анонимные письма.

Однако с этим посланием все было, видимо, не так просто, поскольку генерал перечитывал его уже в десятый раз.

В первый раз он пробежал письмо глазами в своей спальне.

И вместо того, чтобы снять сапоги, генерал поспешно вышел и направился к комнате Терезы Сула.

Но Терезы Сула там не было.

Генерал захотел видеть мадемуазель де Шанма, однако той тоже не было дома.

Тогда генерал выскочил из замка и зашагал по дороге, распорядившись, чтобы слуги попросили мадам Сула подождать его, если она вернется раньше, чем он.

Продолжая двигаться по дороге, генерал перечитал письмо, где было написано следующее:

«Особа, хорошо знавшая генерала, графа де Шанма, в Париже и прекрасно осведомленная о так называемом республиканском заговоре, спешит предупредить месье де Шанма, что он был в то время подло обманут и стал жертвой происков дерзких мошенников.

Самое любопытное во всей этой истории то, что полиция, как и сам месье де Шанма, была введена в заблуждение шайкой злоумышленников, весьма хорошо известных в столице.

Полиция считала, что действует в интересах нескольких высокопоставленных особ, которым нужен был небольшой политический скандал, но в реальности полицейские таскали каштаны из огня для господ Ч.М., стремившихся завладеть состоянием генерала.

На одного из агентов месье Видока по имени П.Л., с самого начала выказавшего завидное хладнокровие, была возложена главная роль в этой интриге. (Теперь П.Л. носит титул барона и входит в число знакомых генерала.) Здесь мы опускаем рассказ об аресте месье де Шанма, который был произведен этим самым П.Л., исполнявшим свои обязанности.

Но остановимся на побеге генерала, который устроили Ч.М., чтобы затем убить месье де Шанма; он спасся лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств и преданности некоей Т.С., имевшей свои основания для доброго отношения к генералу.

Трое убийц ждали месье де Шанма за дверью, на которой желтым мелом было начертано имя «Готрон».

Такова эта давняя история, к которой хочется добавить лишь одну деталь. ПЛ. был любовником дочери Т.С.; эта дочь с исчезновением своей юной сестры становилась единственной наследницей генерала.

Месье де Шанма должен понять все с полуслова.

Злодеям удалось осуществить лишь половину своего плана. Генерал избежал западни, но его младшая дочь, его законная дочь, была похищена.

А теперь от истории перейдем к современности.

Т.С. было поручено охранять юную Суавиту, ставшую вследствие испуга, пережитого в ночь похищения, немой и почти безумной. Два этих обстоятельства объяснят генералу, как удалось изолировать это бедное дитя. Никто не удивляется тому, что калек или сумасшедших держат под замком. Девочка же – и увечна, и ненормальна.

Т. С. никогда не обращалась плохо с Суавитой де Шанма, но, ставя превыше всего интересы собственной дочери, была весьма ревностным сторожем.

Ни один посторонний человек не может проникнуть в дом П.Л., который живет теперь в особняке своей покойной тетки в Мортефонтэне.

Знатоки уверяют, что самый надежный способ стеречь украденную драгоценность – это спрятать ее под носом у того, кто ее ищет. Генерал, граф де Шанма, живет всего в одном лье от своей дочери, своей настоящей дочери, своей единственной дочери, ибо, похоже, не испытывает больше никакой привязанности к другой особе, носящей его имя. Эта особа оказалась вполне достойной своей матери и совершенно недостойной месье генерала.

Лицо, которое берет на себя труд послать это письмо месье де Шанма, поступает так, во-первых, из добрых побуждений, а во-вторых, потому, что желает отплатить П.Л. его же монетой. Ч.М. так же далеки от генерала, как близок ПЛ. Теперь дело за генералом.

Точные и полные сведения месье де Шанма может получить у Т.С; та все расскажет генералу, поскольку поняла, что П.Л., как всегда, ведет двойную игру. Вполне резонно полагая, что законная дочь лучше узаконенной, он бросил Изоль ради бедной крошки Суавиты.

Пора действовать, П.Л. уже опасается Т.С. А когда кто-то встает у него на пути – то горе несчастному!»

В письме был и постскриптум:

«Еще раз повторяю, пора действовать. Зная характер П.Л., можно не сомневаться: часы Т. С. сочтены».

Это послание потрясло генерала.

И все же он сомневался…

Он просто не осмеливался поверить своему счастью: Суавита, которую три года считали погибшей, жива!

Аноним не ошибся: вся отеческая любовь генерала безраздельно принадлежала Суавите; Изоль внушала ему трудноопределимое чувство, в котором слабые остатки былой нежности смешивались с гораздо более сильным инстинктивным отвращением.

Не мог граф де Шанма поверить и в серьезные обвинения, выдвинутые против Поля Лабра. С чувством, похожим на восхищение, он вспоминал этого бесстрашного и мужественного юношу, который не пожелал когда-то воспользоваться оружием в доме на улице Прувер.

Все это походило на досужие выдумки или было откровенной ложью, причин которой автор послания даже не потрудился скрыть.

Ведь в письме ясно и недвусмысленно говорилось о Черных Мантиях.

Генерал уже давно знал, что радикалы с улицы Прувер были игрушками в руках Черных Мантий, которые руководили заговором, чтобы предать его и устроить потом знаменитый побег генерала. Все это должно было открыть негодяям дорогу к наследству месье де Шанма.

В общем, в письме было немало достоверных фактов, и та часть послания, которая разоблачала двойную жизнь Терезы Сула, казалась вполне правдоподобной.

Каким бы грязным ни был источник этих сведений и как бы сомнительно они ни выглядели, обо всем этом, безусловно, стоило разузнать поподробнее.

Потому генерал, граф де Шанма, и поспешил к Мортефонтэн, внимательно изучая на ходу каждую строчку анонимного послания.

Сколько генерал ни ломал голову над письмом, он постоянно приходил к тому же выводу:

«Надо спросить у Терезы; только Тереза поможет мне разгадать эту тайну. Я всегда считал мадам Сула честной и доброй женщиной, но пусть она даже обладает всем коварством, свойственным ее полу, я все равно сумею вырвать у нее правду!»

И генерал вновь принялся перечитывать письмо.

Тяжелая капля, предвестница грозы, звучно упала на лист бумаги, и усилившийся ветер тут же засыпал его дорожной пылью.

Генерал поднял глаза, но взор его не задержался на мрачных тучах, уже нависших над лесом.

Граф де Шанма неотрывно смотрел на дорогу; там, в нескольких шагах от генерала, лежало нечто, заставившее его окаменеть.

– Тереза! – хрипло произнес граф.

И сразу подумал, что произошло убийство.

Перед мысленным взором генерала тут же возникла картина: Поль Лабр, стоящий с ружьем в руках на горной площадке.

Месье де Шанма видел молодого человека.

И это было меньше часа назад.

Генерал скомкал письмо.

– Это невозможно! – прохрипел он, пытаясь отогнать подозрение, невольно зародившееся в его душе. – Это невозможно, глупо и бессмысленно!

– Тереза! – еще раз позвал генерал. Он подошел поближе.

Сраженная пулей, мать Изоль упала навзничь; голова ее лежала на песке.

Ливень, хлынувший из грозовых туч, намочил седые волосы женщины, и они прилипли к бледному лицу.

Месье де Шанма положил ладонь на грудь несчастной, чтобы проверить, бьется ли сердце, но рука генерала сильно дрожала.

Вдруг он нащупал комочек почерневшей, обугленной бумаги. Это был пыж. Стреляли почти в упор.

Слева, рядом с пыжом, на груди темнело пулевое отверстие.

Кровь из него не текла.

Генерал поднял женщину на руки и понес ее под проливным дождем к хижине дровосека, стоявшей на краю леса, в четверти мили от Мортефонтэна.

Когда граф де Шанма опустил Терезу на жалкую кровать, ему показалось, что он услышал вздох.

Из-за грозы на улице потемнело, и в хижине царил почти полный мрак.

Какой-то мужчина сидел у очага, повернувшись спиной к крохотному оконцу.

– Тереза! – проговорил генерал, – вы меня слышите?

Человек разжигал угольком свою трубку.

Уголек упал.

В темноте холодные пальцы слабо прикоснулись к руке генерала.

– Имя вашего убийцы, Тереза! – вскричал граф де Шанма.

– Поди узнай! – проворчал мужчина, спокойно подняв уголек.

Ледяной рукой Тереза притянула к себе месье де Шанма; тот приложил ухо к губам умирающей женщины.

Она сделала неимоверное усилие, пытаясь что-то сказать. Генерал разобрал лишь одно слово и одно имя:

– Простите… Суавита!..

Затем, вместе с душераздирающим стоном с бледных губ сорвалось другое имя, прозвучавшее, как мольба:

– Изоль!

– Поль Лабр! – прервал несчастную женщину генерал. – Ради Бога, скажите мне правду. Это Поль Лабр?

Человек, сидящий у очага, с любопытством прислушивался.

Рука Терезы судорожно сжалась, а затем безжизненно упала.

Мадам Сула была мертва.

Стоя на коленях, генерал откинул назад ее седые волосы и поцеловал в лоб, проговорив:

– Что бы вы ни сделали, я вас прощаю.

Затем граф де Шанма вскочил на ноги и выбежал из хижины.

Человек отошел от очага.

Это был Луво по прозвищу Трубадур, который, ворча, двинулся к двери.

– Кажется, все свалят на месье Поля Лабра, – пробормотал он. – Что касается меня, то я не имел ничего против этой женщины… И теперь я уж лучше промокну до нитки, чем останусь тут с ней один на один. Я в этом доме не хозяин…

За несколько минут генерал дошел до особняка месье барона д'Арси и позвонил в дверь. Появившийся на пороге слуга сообщил гостю, что барона нет дома.

Промокший генерал попросил пристанища; в этом невозможно отказать.

Слуга, стыдясь и чувствуя необходимость объясниться, заявил:

– Месье барон очень добр, да! Но он управляет своим домом, как хочет. Когда людям есть что охранять, они запираются на все замки.

И он захлопнул дверь.