X

БЕЛЬ-ВЮ-ДЮ-ФУ

Леса, леса, повсюду леса – на юге и на западе Мортефонтэна. Леса Ля Ферте-Mace смыкаются с Анденскими лесами в местечке, которое называется Бель-Вю-дю-Фу. Тут сходятся три проселочные дороги, давно облюбованные дикими животными – особенно кабанами. Часто по утрам я замечал в пыли следы лошадей и экипажей, но звери вскоре затаптывали эти отпечатки.

Во время жатвы местные жители проводят ночи на полях; вооружившись барабанами и чугунами, крестьяне шумом отгоняют стада молодых кабанов, а неподалеку дежурит сторож охотничьих угодий, который охраняет не урожай, а его похитителей.

Закон – на стороне кабана.

Миновав перекресток в Фу, вы видите, что один отрезок дороги резко идет вниз, а другой взбегает на песчаное плато, поросшее лесом, который тянется на десять лье.

Над этим плато возвышается скала, окруженная прекрасными буковыми деревьями, вечная зелень которых резко контрастирует с бесплодными песками близлежащих равнин; ибо лес здесь – это лишь ланды, где к небу тянется одна только жалкая поросль чахлых берез.

На вершине скалы есть источник; впрочем, я никогда не видел там воды, а жаль, потому что вода эта, говорят, излечивает от множества болезней.

Источник защищен небольшой нишей, выдолбленной в камне, и украшен изображением Богоматери из Фу, статуя которой сделана из расписанного фаянса.

На самом верху расположена площадка в двадцать квадратных футов, возвышающаяся над самыми могучими деревьями.

Именно здесь и находится Бель-Вю-дю-Фу, которому обязана своим названием вся эта местность.

С площадки можно разглядеть несколько городков, по меньшей мере двадцать колоколен и неисчислимое множество деревень; видны шесть рек, три пруда и три леса; в Нормандии не найти более живописной и более широкой панорамы.

Поль Лабр приходил сюда почти каждый день, не для того, чтобы любоваться пейзажем, но чтобы знать, куда двигаться дальше. Изоль де Шанма выбирала для своих прогулок разные направления; в Бель-Вю-дю-Фу Поль Лабр был уверен, что, подождав несколько минут, он увидит на извилистых горных тропинках или на мягко изгибающихся дорогах долины зеленую вуаль Изоль, развевающуюся на ветру, и попону персикового цвета, покрывающую прекрасную лошадь девушки.

Когда Поль замечал мадемуазель де Шанма, то спешил вниз, рассчитывая время и расстояние; он всегда находил ее, пусть для этого надо было прошагать несколько лье под палящими лучами солнца; молодому человеку каждый раз удавалось выбрать для встречи с Изоль тенистое место, тихое и укромное, откуда, не показываясь красавице на глаза, он мог несколько секунд любоваться ею.

Жалкая радость, подумают некоторые. Но Полю это казалось верхом блаженства.

Он ведь не знал настоящей жизни.

За три прошедших года он ничуть не изменился, оставаясь все тем же очень робким молодым человеком.

Нищенская юность давала о себе знать и сейчас, когда Поль обрел титул и богатство.

Мы уж не говорим о том, что Поль Лабр был одержим одной мыслью: отомстить убийцам своего брата.

Поль считал это своим святым долгом и, разумеется, пожертвовал бы жизнью, чтобы исполнить ту клятву, которую он когда-то дал.

Но мы прежде всего стремимся к правде и потому должны заметить, что энергия Поля Лабра была особого рода.

Он бы пошел на все, лишь бы оказаться в опасности.

Каждый из вас знает таких мужчин, смелых до безрассудства, но лишенных, однако, потребности действовать. Они наделены наиболее поэтичной частью отваги – абсолютным презрением к смерти; но иногда они засыпают по дороге к полю боя.

Однако подлинной навязчивой идеей стала для Поля любовь к Изоль де Шанма. Молодого человека полностью поглотила эта страсть, рассудочная и возвышенная, пылкая и холодная одновременно; в основе этого романтического обожания лежала прежде всего кажущаяся недоступность Изоль.

Это чувство по-прежнему было мечтой подростка, созерцавшего из окна мансарды свой идеал и грезившего о невозможном счастье.

Поль Лабр так и не повзрослел.

Странное дело: он настолько любил свою мечту, что испытывал что-то вроде страха при мысли о том, чтобы обменяться несколькими словами с Изоль.

Он обожал ее такой, какой видел издали, какой придумал, если можно так выразиться.

И с недавних – совсем недавних – пор он начал испытывать угрызения совести из-за того, что поклоняется прекрасной незнакомке, словно божеству.

Дитя, оставшееся дома, бедная маленькая Блондетта, все больше завладевала его сердцем.

Он признавал, что у нее есть определенные права; он защищал ее от самого себя.

Как и у все сумасшедших – ибо любовь к Изоль была безумием Поля – у него бывали и минуты просветления.

В такие минуты в полной мере раскрывались острый ум и золотое сердце этого человека.

Благодеяние обязывает. Поль очень привязался к малышке, которой заменил семью. Ни разу не пришло ему в голову уклониться от принятых на себя обязательств; наоборот, он преувеличивал их со всем пылом своей великодушной натуры.

Его лень проявлялась лишь в нежелании справиться с собой; вернее, целиком заключалась в этой злосчастной любви, в которой Поль упорно находил наслаждение.

Он бы отдал несколько жизней, чтобы полюбить Блондетту так, как он любил Изоль. Какое это было бы счастье! Ведь Поль ясно видел, что творится с малышкой. В ней ничто не умерло; все лишь дремало. Она любила его, он это знал. Какое воздействие оказала бы огромная радость на эту нежную, чувствительную душу?

Когда этим утром Поль Лабр покинул Блондетту, угрызения совести терзали его сильнее, чем обычно.

Живой ум девушки, которому требовался лишь толчок, чтобы проявиться в полном блеске, глубоко поразил сегодня Поля. Молодой человек был печален. Он упрекал себя, что никак не может взяться за благородное и увлекательное дело – излечение Блондетты.

Хуже того: он, возможно, мешает выздоровлению девушки.

Ведь Поль отчетливо сознавал, какую власть имеет над малышкой.

Он не спеша пересек пашню, отделявшую его от опушки леса.

Было душно, солнце припекало. Десять раз Поль готов был вернуться обратно.

Какая-то сила тянула его назад, и сердце говорило ему:

– Настал решающий час. Ты должен исполнить свой долг.

Однако Поль Лабр продолжал идти вперед. Вскоре его окутала тень деревьев.

Он ускорил шаг.

Молодого человека не покидала тревога, становившаяся с каждой минутой все сильнее.

Зачем он послушался советов Терезы Сула? Не была ли чистым вздором ее боязнь таинственных злоумышленников, заинтересованных в исчезновении Блондетты? Надо было искать родителей девушки, а не прятать ее; раз Поль не мог сделать малышку счастливой, надо было, по крайней мере, вернуть ей ее семью.

Угрызения совести с новой силой охватили молодого человека. Он подумал о своем брате.

По отношению к несчастному Жану Поль сделал все, что мог. Но было ли этого достаточно?

Осознал ли Поль спокойно и трезво, раз и навсегда, свою великую миссию мстителя?

Разумеется, он вел розыски убийц, не жалея ни денег, ни времени, ни сил, но он полагался при этом на других людей.

И вот прошло три года, а убийцы его брата до сих пор остаются безнаказанными!

О! Эта любовь, этот восторг, это безумие!

Изоль, его навязчивая идея, его счастье и его беда!

От Мортефонтэна до перекрестка Фу было примерно полмили.

Когда Поль дошел до развилки, небо, еще недавно такое ясное, начало затягиваться облаками; нежные и легкие, они, однако, сгущались на глазах. Эти облака, как авангард, предшествуют появлению тяжелых наэлектризованных туч.

Поль подумал:

«Зачем подниматься наверх? Я не буду этого делать».

И он зашагал в гору.

Добравшись до вершины Бель-Вю, он, вместо того, чтобы пристально осмотреть окрестности, как делал это каждый день, сел на камень, прислонил ружье к стволу дерева и обхватил голову руками.

«Я не стану смотреть!» – решил Поль, пытаясь в последний раз по-детски взбунтоваться против собственной натуры.

Но он посмотрел.

И из тысячи деталей пейзажа, из множества холмов и долин, лесов и лужаек его взгляд сразу же выхватил розовые заросли вереска, выделявшиеся на фоне темной зелени: истинный рай Антуаньи.

В зарослях что-то двигалось; этого не заметили бы ни вы, ни я.

Был ли это цветок, качавшийся под ветром, птица или женщина?

Поль прижал руки к сердцу, и из груди его вырвался стон.

Это была она, Изоль де Шанма, и ветер развевал ее зеленую вуаль.

Поль вскочил на ноги, словно какая-то могучая рука, гораздо более сильная, чем его собственная воля, подбросила его вверх.

Затем он снова сел на камень, повторяя:

– Нет, я не пойду! Я не хочу идти!

И в самом деле, он остался на месте.

Но знаете почему?

Потому что прекрасная лошадь под попоной цвета персика скакала вовсе не к ущелью Антуаньи.

Значит, Изоль направлялась к Бель-Вю-дю-Фу.

Поль не двинулся ей навстречу, поскольку она сама летела к нему.

Конечно, она была еще очень далеко, и нельзя было угадать, куда красавица свернет в следующую минуту.

Но Изоль приближалась к Полю.

Он снова обхватил голову руками.

Невольно ожила его память; образы, которые он не хотел воскрешать, вереницей проносились перед его закрытыми глазами.

В его жизни, казавшейся ему самому долгой, потому что она была очень печальной, после смерти матери был лишь один счастливый день, нет, час, час бесконечно дорогой и добрый, восполнивший целые годы уныния и тоски.

Это были те минуты, когда Поль увидел, как вновь открываются глаза бедной маленькой Блондетты, которую уже сочли умершей.

Будь благословенна мысль о нагретой простыне, которая окутала хрупкое замерзшее тельце ребенка!

Какими нежными и прекрасными были голубые глаза девочки!

Но затем на Поля обрушилось ужасное горе: он узнал о смерти своего брата, убитого в двух шагах от него, в проклятой комнате № 9.

Эти зловещие звуки, нарушившие сосредоточенное уединение Поля, когда он, собираясь свести счеты с жизнью, писал своему брату, выводя на бумаге «Я умираю…» Этот странный шум, этот глухой удар, от которого рухнул кусок каменного карниза башни… Упав в сад Префектуры, этот кусок разбил раму парника… Казалось, Поль еще слышит этот гул и треск…

Он вздрогнул, и на его ладонях выступил холодный пот.

Знал ли Поль, где покоится тело его брата?..

Молодой человек взмахнул руками, точно отгоняя призрак. И снова взглянул вниз.

Изоль ехала верхом по долине.

Поль постарался думать о красавице, чтобы утопить свою тревогу в восторгах любви.

Однако сегодня от мысли об Изоль сердце юноши болезненно сжалось.

В этой грациозной фигурке, двигавшейся внизу под ослепительными лучами полуденного солнца, таилась неведомая угроза.

Изоль тем временем доехала до опушки леса.

В последний раз складки зеленой вуали заблестели под солнцем, а затем исчезли за листвой деревьев.

Поль почувствовал, как на глаза ему набежали слезы.

– Я не пойду! Не пойду! – прошептал он. – Нет, больше никогда!

Время летело, и Поль, который хотел отогнать от себя мысли об Изоль, постоянно видел ее и только ее одну. Он твердил себе:

– Она здесь; а теперь – там; она пересекает склон, на котором я так часто наблюдал за ней, спрятавшись за большим дубом… Она заходит в жилище бедного дровосека, который, когда она исчезает, встает на колени у своего порога, поклоняясь ей, как божеству.

«Какое мне до этого дело? – в отчаянии думал Поль. – Я больше не хочу любить ее… О! Я ее обожаю! Никогда еще я не любил ее так сильно! Лучше бы я умер! И на небесах меня встретил бы ангел с лицом Блондетты!»

В тот миг, когда происходившая в душе Поля борьба стала невыносимой, превратившись в чудовищную пытку, он обернулся, так как из-под буков донесся звук шагов.

Молодой человек ничего не увидел, но услышал, как шуршат сухие листья.

Инстинктивно он схватил ружье и поднялся, вглядываясь в лес. Небо на западе потемнело. Над головой Поля плыли тяжелые свинцово-серые облака, края которых были подсвечены солнцем.

Не ощущалось ни малейшего дуновения ветра.

Поль тщетно высматривал под деревьями человека или зверя, потревожившего листву; тут внимание юноши вдруг привлек шум экипажа, выезжавшего из-за поворота Мортефонтэнской дороги.

Это была коляска месье де Шанма.

Так как Поль стоял во весь рост, генерал, проезжая мимо, заметил его и поприветствовал, как обычно.

Поль покраснел, словно его застали за каким-то постыдным делом, и почтительно и смущенно поклонился генералу.

Тот проехал дальше.

Поль обернулся, и ему показалось, что он заметил в чаще буковых зарослей, там, где недавно шуршали сухие листья, какого-то высокого человека со злым лицом.

Этот человек, как и Поль, держал в руках охотничье ружье, ствол которого блеснул на солнце.

Браконьеры встречаются в этих краях довольно часто. Поль едва ли заметил бы его, если бы не вглядывался в чащу так пристально.

Впрочем, видение мгновенно исчезло. Снова посмотрев на это место, Поль увидел под буками лишь причудливые тени.

Юноша крикнул, но никто не отозвался.

Однако в следующий миг по гравию дороги, спускавшейся вниз, застучали лошадиные подковы.

Сердце Поля отчаянно заколотилось. Человек с ружьем, призрак или реальность, был немедленно забыт.

На том самом месте, где Поль только что видел коляску генерала, показалась Изоль де Шанма с растрепавшимися от бешеной скачки волосами; девушку ярко освещали последние лучи солнца, которое должно было вот-вот скрыться за облаками.

Она трепетала от возбуждения, ее глаза сверкали, щеки были странно бледны под зеленью вуали, а великолепные волосы блестели под ласковыми лучами солнца.

Изоль была прекрасна, как богиня.

Поль нырнул за выступ скалы и замер, задыхаясь от восхищения.

Изоль резко остановила лошадь на перекрестке дорог.

Ее холодные и решительные глаза внимательно изучали площадку наверху.

Поль, дрожа, как ребенок, спрашивал себя:

– Заметила ли она меня?

Он боялся – причем настолько, что готов был убежать.

Но юноша ошибался: Изоль де Шанма не видела его.

И все же она искала кого-то на маленькой площадке; никого там не обнаружив, Изоль раздосадованно нахмурилась.

Несколько секунд она колебалась; затем подняла свой изящный хлыст, словно решила снова пуститься в путь.

Однако, неожиданно передумав, Изоль спрыгнула на землю и, повернувшись к площадке, громко крикнула:

– Разве вы не там, месье барон д'Арси?

Поль, который был бы не так потрясен, если бы заговорили камни, не смог произнести в ответ ни слова.

Лишь осознав комизм ситуации – а робкие влюбленные всегда боятся выставить себя на посмешище – юноша собрал все свое мужество и шагнул вперед.

При этом он машинально приподнял шляпу.

Изоль улыбнулась и поприветствовала его грациозным кивком.

– Оставайтесь там, – сказала она, – я сейчас к вам поднимусь. Мне надо с вами поговорить.

Поль действительно стоял как вкопанный. Вы бы подумали, что бедняга превратился в каменную статую.

XI

ПОЛУДЕННАЯ ЗАСАДА

Человек с ружьем не был призраком и, безусловно, заслуживал самого пристального внимания Поля Лабра; но юноша, к сожалению, утратил всякую способность соображать в тот миг, когда появление Изоль обожгло ему сердце. Человек с ружьем был крепким парнем с приплюснутой, как у ящерицы, головой и чрезмерно удлиненным затылком.

По словам Галля[15] и его учеников, которые сходятся хотя бы в этом, такая форма черепа говорит об абсолютном преобладании в человеке дурных наклонностей и инстинктов.

Луво, прозванный Трубадуром и Любимцем красоток, вряд ли смог бы притязать на звание благодетеля человечества; это был дикий зверь парижских дебрей, свирепый хищник самого отвратительного вида, бешеный пес, каких еще находят иногда в Парижском лесу и на лондонских болотах.

Черные Мантии активно охотились на этих животных; они отлавливали их живьем и дрессировали.

Опытные укротители надевали на таких псов железные ошейники.

Попавшись однажды в расставленные сети, эти зверушки, чтобы избежать гильотины, тянули лямку, как волы – свой воз.

Одним из верных псов Черных Мантий и был Луво по прозвищу Трубадур.

Его привели сюда, чтобы он притаился в засаде, дождался, кого нужно, и выстрелил из ружья.

Добыча должна была проследовать мимо Бель-Вю-дю-Фу, по пути, ведущему из Мортефонтэна в замок де Шанма.

Но это было еще не все. В задачу Луво входило также удостовериться, что молодой человек, которого ему описали – а это был Поль Лабр, – появлялся в этот день возле Бель-Вю.

Кроме того, Луво надо было узнать, не мог ли бы какой-нибудь крестьянин или кто-нибудь другой засвидетельствовать присутствие Поля Лабра в указанном месте.

За все это Луво должны были поить водкой в течение недели.

Скверное положение! Но люди, бросавшие Луво эти нищенские крохи, не оставляли ему выбора.

Железный ошейник раба крепко сдавил горло Трубадура.

Что же касается дичи, которую надо было подстрелить, то Луво отлично знал, как она выглядит. Его специально послали в сад, там, в Мортефонтэне, чтобы Трубадур все хорошенько рассмотрел.

Луво и был одним из двух убегавших людей, спины которых Тереза Сула увидела в тот миг, когда Пистолет спрыгнул с дерева в саду Поля Лабра.

Трубадур должен был сесть в засаду ровно в поддень.

Каждый день между полуднем и двумя часами жертва, которой предстояло пасть от пуль Луво, проделывала один и тот же путь от дома барона д'Арси до замка генерала.

Луво по прозвищу Трубадур легко узнал Поля Лабра по описанию, которое слышал и запомнил.

Это был первый пункт.

Более того, в течение пяти минут Луво мог убедиться, что по меньшей мере два человека видели Поля Лабра на площадке Бель-Вю-дю-Фу. Это были господин в коляске и красивая девушка на лошади под попоной персикового цвета.

Луво не собирался проявлять излишнего рвения. Вполне удовлетворившись тем, что видел, Трубадур вернулся под сень леса и принялся искать удобное место для засады, откуда можно было бы легко выстрелить и незаметно скрыться.

Это было не самой трудной частью его задания. Тот уголок леса, в котором оказался Луво, идеально подходил для засады. Склон, спускавшийся от верхней площадки к Мортефонтэнской дороге, становился по мере удаления от перекрестка все более крутым. Он густо порос развесистыми каштанами, за стволами которых не видно было усеянной большими волунами земли.